***
Его и без того чуткий сон покинул генерала, как только Дин покинул общую постель, что, впрочем, было обычным поведением родительских инстинктов Джона. Привычка призывала собираться на работу, как он поступал обычно, в столь ранний утренний час. Но такую привычку Джон игнорирует вот уже несколько дней… Дин вышел из ванной побледневший и с испуганным видом. Он оперся о дверной косяк локтем и посмотрел в глаза отца, не зная, как сказать о случившемся. — Маленький… Что такое? — тревожно спросил отец и, быстро встав, подошёл к сыну. — Папа… Дин выглядел растерянно. Он обнял отца, прижался к его груди и тихо замер. — Сын, что такое? Говори. — У меня… — Дин поднял измождённо лицо и шёпотом озвучил: — у меня кровь… Кровь, там… Без слов взяв на руки сына, Джон положил его на кровать лицом вниз. Затем стянул резко пижамные штаны и развёл бледные ягодицы… Тонкой красной нитью кровь заструилась из неплотно сжатого сфинктера вниз по шву к яичкам, перемешиваясь с естественной смазкой. — Тебе больно? — тихо спросил отец. — Живот… — слабо кивнул Дин. — Вставай, — поступил приказ, но всё же мягко. Когда Дин поднялся на ноги, генерал одел сына в серый костюм щелчком пальцев, а себя, так же одел в чёрное. Джон взял сына за руку и, через секунд, они оказались прямо в кабинете знакомого доктора. Кабинет Двэнтона теперь не был обшарпанным офисом в китайском районе. Теперь это был просторный и светлый кабинет заведующего, в собственной клинике в том же Линкольне. Оторвав взгляд от бумаг на столе перед собой, Роберт едва не выпал из своего кресла, от неожиданности! — Джон!.. — Двэнтон встал и подошёл к другу. — Если ты позволил себе «войти» прямо так… Случилось что-то серьезное? — осматривая придирчивым взглядом обоих посетителей. — Здравствуй, Роберт, — отвечая на рукопожатие, Винчестер кивнул. — Да. Роберт… Дин… Беременный. — В очередной раз? — уточнил доктор. Джон кивнул. — Та-ак… — Что-то не так. У него кровотечение… Ты… Можешь помочь? — Посмотрим… — успокаивающим тоном сказал Роберт и ободряюще хлопнул друга по плечу. Он давно знает Джона и, видеть его таким обеспокоенным, означает, что происходит что-то и вправду масштабное. Хотя, у Винчестеров редко бывает по-другому, это Двэнтон уяснил давно. — Есть, что-то ещё, Дин? — обратился доктор к Винчестеру. — Боли?.. — Да-а… Живот очень болит, по несколько раз в день. — указывая рукой на это место. — Проходи в смотровую, — жестом указав на белую дверь рядом со своим столом. Оказавшись в немного меньшем кабинета помещении, Дин напрягся слегка, увидев кресло, схожее с тем, что есть у них дома, в той самой «комнате»… — Я полагаю… Срок небольшой?.. — предположил Роберт, заметив, что живот Дина пока не изменил свою форму. — Роберт… — после нескольких секунд молчания, озвучил Джон. — Думаю, срок всего несколько суток… Ты сможешь, что-то определить, при таком сроке? — Что ж… — сохраняя спокойствие, док несколько секунд подумал, потерев ладонью седую бороду. — Могу, конечно. Но нужно будет смотреть изнутри, — с сожалением взглянув на Дина, вспомнив его реакцию в прошлый раз. — Не-ет… — едва слышно протянул Дин, закатив глаза и взял за руку отца. — Так нужно, Дин, — строго, но тихо, озвучил генерал. — Ситуация серьёзная. Не время для капризов. Сын кивнул кротко, повинуясь. — Хорошо, — с готовностью сказал Двэнтон. — Я попрошу тебя снять одежду ниже пояса и занять это кресло. Думаю, твой отец знает, как с ним обращаться. Рубашку и пиджак можешь просто расстегнуть. Пока доктор Роберт готовил аппаратуру, Дин, при мощи отца, занял нужное положение в кресле… Он вздрагивал, от схожих моментов в своей памяти, когда Джон раскладывал его ноги на специальных подставках. Генерал, понимая чувства ребёнка успокаивающе поглаживал, незаметно для посторонних глаз. Приведя сына в нужное положение, Винчестер заботливо убрал салфеткой новый поток крови на расселинке меж ягодицами. — Мы готовы, — негромко оповестил доктора Джон. — Хорошо… Двэнтон подошёл и опустил спинку кресла так, чтобы Дин лежал. При этом ноги парня оказались немного выше головы. Надев перчатки, Роберт достал уже знакомый Дину датчик, толщиной с палец. Перед тем, как приступить, доктор дал Дину коагулянт в таблетке, зная его отношение к уколам. И, когда Дин послушно принял лекарство, Двэнтон проделал с датчиком всё то же самое, что в прошлый раз, введя штуковину в тело парня. Док следил за происходящим пристально вглядываясь в изображение на экране компьютера… — Я вижу… — Двэнтон немного удивился и ввёл датчик глубже в анальный проход Дина, для более точного результата. — Я вижу две яйцеклетки… И обе оплодотворены… — Это точно? — удивлённо спросил старший Винчестер, обращая внимание, как широко распахнулись глаза сына. — Точно, — уверенно ответил доктор. — Твой зять предоставил мне новейшее оборудование… — Ясно, — кивнул Джон. — А… Причина, Роберт? Почему?.. — Причина кровотечения, — понимающе кивнул Двэнтон. — Видишь ли… Один зародыш уже заметно больше другого. Так бывает, при данных обстоятельствах… Когда один плод, высасывает жизненные силы с другого. Думаю, причина в этом. Других патологий я не вижу… — Что?! — неприятно удивившись, захлопал ресницами Дин. — Вы говорите, что один мой ребёнок убивает другого?! — он уже явно паниковал. — Сожалею, — сочувственно произнёс доктор. Он, наконец, достал из парня ненавистную штуковину и разрешил одеться ниже пояса. — Роберт… — даже голос Джона выдал на миг беспокойство. — Что можно сделать? Можно же?.. — К сожалению, на этом сроке медицина бессильна, — сопереживая, пожал плечами Двэнтон. — Ясно. — Джон кивнул. Генерал подумал о том, что если медицина бессильна, значит стоит искать другие методы восстановления баланса жизни, между нерождёнными ещё детьми… Иначе, они рискуют навредить Дину. Что-то подсказывало отцу, что причина совсем не обычная человеческая, как и сама беременность. — Я дам вам эти таблетки с собой, — предусмотрительно сказал Роберт, после того, как осмотрел Дина на предмет стандартных изменений в организме. И вручил другу пузырёк с коагулянтами, что Дин недавно принял. — Если снова обнаружите кровь… — Мы поняли, — сосредоточенно кивнул отец. — Роберт… Задумчиво посмотрев на друга, Джон кивнул выйти с ним за дверь, чтобы не тревожить сына тем, что собирался спросить. Пока отец отсутствовал, Дин привёл в порядок свою одежду и начал нервно расхаживать по смотровой… — Пойдём, Дин, — кивнул отец, приоткрыв дверь. Сын с удовольствием покинул жуткую комнату с медицинскими приборами и шагнул в кабинет. Попрощавшись с доктором, Винчестеры вышли из клиники через дверь. Перед тем, как выйти на улицу, Джон щёлкнул пальцами и дал сыну светло-серое пальто, а себе взял чёрное. Нужно было обдумать ситуацию, и поэтому они решили погулять здесь недолго. — Их двое!.. — всё ещё изумлённо повторил Дин в который раз, шагая по шумной улице в ногу с отцом. — Двое, пап. Ты… Ты рад?.. Сын посмотрел на Джона с тревогой, беспокоясь о том, что новость могла ему не понравиться. Отец задумчиво кивнул, что привело Дина в истерику. — Нет… — Дин облизал задрожавшую нижнюю губу и приостановился. — Нет, ты не рад, — крайне расстроенно догадался он. — Тебе это не нравится! Что мне делать?.. Ты не… Не желал, сразу так… Двоих. — Дин… — Джон вздохнул, сделал шаг к сыну и обнял его. — Я же просил тебя, не придумывать проблему там, где её нет. Успокойся, сын. Я рад. Конечно, рад. Я просто думал о другом… С этим всё хорошо. Даже не думай, что я могу быть против. Ты услышал? — Тепло поглаживая спину ребёнка. Дин медленно кивнул, расслабляясь. — Ты думаешь о том, как?.. — возобновив движение. — Да. Нужно подумать, что можно сделать, чтобы… Договорить страшно даже бесстрашному Джону. Дети убивают друг друга, ещё не родившись, это самое страшное для отца. Неспешно гуляя по улице, они свернули в сквер неподалёку, ступив на узкую тропу, с зелёной травой по сторонам. На земле вторник, поэтому людей не много гуляет и дышится свежо и свободно, потому что октябрь. Дин ненадолго отвлёкся от мрачных мыслей, радуясь красному листопаду, что сыпался прямо в лицо, от дуновения лёгкого ветра… Повернув голову, он восторженно посмотрел на отца, не припоминая, когда они гуляли вот так, только вдвоём. Сын подумал, что этот момент, рядом с любимым человеком, он запомнит на все оставшиеся века… Будет хранить в сердце, как своё самое счастливое ощущение. Дин прикусил нижнюю губу, с жадностью посмотрев на губы родителя и смущённо опустил голову… Даже не надеясь, осуществить то, о чём подумал. Джон улыбнулся с пониманием, кивнул слегка, сам себе… А затем резко притянул сына в свои объятия, крепко прижал к себе. Отец прошёлся пальцами, едва касаясь, по нежно-розовым губам Дина, и медленно, наклонился вперёд, соединяясь с ним в трепетном поцелуе… Дин удивлённо распахнул глаза, когда папа отстранился… В голове крутилась куча вопросов, по поводу того, почему Джон сломал своё железное правило «не проявлять чувства на людях». — Я обещал подумать… — с улыбкой сказал Джон, на немой вопрос в глазах сына. — Я подумал, и… — Ты… Помнишь это? — восторженно спросил сын, едва припомнив ту поездку в магазин, при первой его беременности. Тогда, на его просьбу погулять там, где их не знают, отец ответил «я обещаю подумать… До следующего раза». — Помню, конечно, — Джон кивнул, радуясь счастью в глазах ребёнка. — Разве я забыл, хоть раз, о данном тебе обещании? — Да… То есть, нет. Нет, конечно. А… А можешь?.. Ты можешь?.. — Дин смотрел умоляюще, словно хотел убедиться, что ему это не почудилось. — Ещё? Отец вновь обнял сына вокруг талии и вторгнулся меж его губ глубоким, требовательно-страстным поцелуем… Плавно переместив руку сыну на затылок, он хаотично, в рваном ритме то вылизывал сладкий рот ребёнка, то совершал поступательные движения более личного плана, заставляя сына плавиться и разгораться в его руках. — Боже!.. — выдохнул Дин, своими зацелованными губами, когда поцелуй прервался. — Голова кругом… — шёпотом, счастливо озвучил он. Отец не менее счастливо улыбнулся в ответ. Джон понимал, что куча неразрешённых проблем, вскоре навеет на них совсем другое настроение… Поэтому он решил оставить эту «кучу» на завтра, а сегодня, пока ещё не портить волшебство момента, хоть эта прогулка и выпала им в связи с не очень приятным обстоятельством. Погуляв ещё пару часов, Винчестер с сыном подошли к местному отелю в пять звёзд, с ностальгией вспоминая время, когда могли позволить себе только пыльный мотель… Сняв номер на двоих они пообедали и расположились на большой кровати в золотисто-коричневых тонах, чуть темнее общего интерьера комнаты. Лёжа на подушке, с залоложенной под голову рукой и поставив ноги на пол со своей стороны, Джон казался расслабленным… — Пап… — Бросив взгляд в его сторону, Дин медленно подтянулся на руках и оказался рядом, закинул одну ногу отцу на пояс, — Хочу тебя… — Дин… — отец посмотрел пристально в лицо сына и, о чём-то подумав, сказал: — Я хочу не тебя. — Не меня? Дин, привыкший к тому, что все вокруг отдают предпочтение всегда ему, даже не знал, как на это реагировать. — Нет, не тебя, — покачал головой отец. — Я хочу… Дианочку. В глазах сына проскользнуло опасение… Джон почувствовал, как напряглось всё его тело. Дин пристально всмотрелся в лицо родителя, словно распознавая. Он искал на его лице привычную издёвку или животную хищность… Но там была только осмысленная ласка. Отец нежно убрал с его лба нависшую над правым глазом чёлку… — Э-эй… Не бойся. Всё хорошо. — М-м… — Дин колебался. Он не знал, как стоит поступить сейчас и чего хочет добиться папа. Помня отношение Джона к себе, тогда давно, он не может предположить, чего ожидать, если «Дианочка» останется на едине с отцом… Ведь рядом нет Сэма, который смягчал бы его строгость. — Покажешь папочке то, что на самом деле предназначалось мне? М? Отец нежно погладил лицо Дина. В его глазах не было ни намёка на какой-то негативный настрой. — Почему ты… Зачем? — настороженно спросил Дин. — Ну… Я хочу знать, что произошло… Что включило Дианочку. Но если ты против… Тогда не сто́ит. Ты больше не хочешь гулять? — перевёл тему отец. — Нет. Хочу быть здесь, с тобой. Джон поднялся с кровати: — Тогда я осмотрю этаж. Дин закатил глаза и театрально упал на подушки, с мыслями вроде «да кто может навредить правительству Ада?!» — Я скоро, — отвечает отец на этот выпад, перед тем, как выйти за дверь.…
Джон проходит от двери их номера в противоположный конец коридора, чутко вслушиваясь в звуки, на предмет неуместных здесь… Осматривает лестницы и закоулки, и, на всякий случай, своей демонической стороной сканирует пространство, чтобы убедиться, что вокруг только люди. Посчитав, что сын в безопасности, он возвращается и прикладывает к сканеру на двери карту-ключ… В номере отца ждёт «доченька»… Дианочка сидит на полу, спиной к двери, положив боком согнутые в коленях ноги… Услышав тихий щелчок закрывшейся двери, «девушка» машинальным движением рук поправляет расклешённую вокруг себя юбочку из ярко-розового плюша, одёргивает такой же розовый топ маечкой и замирает. Джон делает шаг вперёд и застывает на несколько секунд. Он словно выпал из реальности… Волосы Дина лежат красивой волной на макушке и достают середины шеи ниже затылка. Стройная спина, открытая наполовину, заканчивается нежной тканью юбочки и от него веет тем трепетным, благоговейным страхом, которого, отец думал, больше не существует… Приблизившись неслышно, отец кладёт руку на голову ребёнка, поглаживая слегка, от чего сын едва заметно вздрагивает. — Ждала папочку, малютка? — ласково спрашивает Джон. — Ждала… — Дианочка поднимает голову и смотрит вверх наивным детским взглядом, стеснительно закусив губу. — Ты устал, папочка? — невинно хлопая пушистыми ресницами. — Совсем чуть-чуть… Джон заходит наперёд и присаживается на корточки, обнимая ладонью лицо доченьки. — А ты устала, моя девочка? — Нет, что ты, папочка… Совсем нет. Но тяжкий вздох Дианочки, при этих словах, говорит совсем об обратном. И отец догадывается, что в сознании «Дианочки» отец-тиран не потерпит другого ответа. Джон догадывается, как появилась «Дианочка»: видимо, не справляясь сознанием с поведением отца по отношению к нему, какая-то часть сына решила, что нежную девочку папа любил бы больше… Но примера того, как бы это выглядело с Джоном, у Дина в тот период времени не было. И поэтому, у «Дианочки» тоже очень строгий и суровый отец. Джон вздыхает тяжело и решает, что если показать, что «дочь» ошибается, то, возможно, «Дианочка» снова растворится в Дине. — Совсем-совсем не устала? — переспрашивает отец, таким тоном, будто поймал доченьку на лжи. — Нет. — Дианочка застывает недвижимо, очевидно боясь удара. — Милая… Всё хорошо. Я не накажу тебя за правду. Все люди устают… — Ну… — Дианочка немного расслабляется. — Немного. Я… Устала ждать тебя́, папочка. — Боже… Моя девочка так сильно соскучилась? — Сильно. Очень. — доченька обречённо вздыхает, но испуг пропадает из глаз. Отец улыбается такому ответу. Он поднимается и тянет девочку вверх за запястье. Джон обнимет своё дитя, крепко прижимая к груди. Гладит тёплой ладонью обнажённую спину, проникая слегка пальцами под пояс юбочки. Дианочка обнимает папу вокруг шеи, пытается прижаться сильнее, хотя сильнее некуда… Ласкается нежной щекой о его щетинистую. — Чем ты сегодня занималась? — негромко спрашивает отец, желая выяснить сценарий в голове сына. — Училась. — Прозвучало слегка виновато. — Училась? — Да. Как ты просил «старайся на учёбе, моя девочка». — Дин попытался сымитировать тот самый, опасно-строгий голос отца, от которого впадал в ступор раньше. Джон это понял. И решил немного подменить эти образы в сознании сына: — И ты старалась? М? — Я старалась. Но… Но… — И тут Дианочка всхлыпнула, шмыгнув носом и сильнее обхватила шею отца. Джону открылся ещё один мотив: Дианочка, как девочка — могла запросто расплакаться, вызывая у папы сопереживание, в то время как Дина отец унижал за подобное поведение, упрекая, что взрослые парни не плачут. Джон в который раз уколол себя за слишком жестокий план полученной победы. — Но?.. Что случилось, девочка, скажи мне. — Ты рассердишься, — снова со страхом сказала доченька. Теперь картинка сошлась полностью: похоже, у Дианочки, отец тот же, что был раньше у Дина. И Дианочка надеется на его снисходительность только в связи с тем, что она девочка. — Но ты ведь всё равно признаешься папочке, в чём провинилась, правда? — отец осторожно прощупывал почву, пока не обещая не серчать. «Дианочка» отступила на шаг и кивнула обиженно. На её лице заблестели слёзы… «Девочка» прошагала босыми ногами к столу, достала из шуфляды какую-то тетрадку и, виновато закусив губу, повернулась, скрестив в коленях ноги. Отец подошёл… «Винчестер Диана» был подписан школьный дневник Дина. Видимо, сын переиначил его только что, пользуясь сверхсилой. — Там?.. — отец посмотрел строго, но не слишком. Доченька открыла дневник посредине, где красным красовалась оценка «F». — За что? — вкрадчиво спросил отец над самым ухом, многозначительно погладив округлую попу дочки. — За… — Дианочка вздрогнула, прикрыв глаза. — Не сделала домашнее… Ты о́чень сердишься? — с трепетом замирая. — Не-ет. Не сержусь. Но наказать тебя придётся… — проговорил отец мягким полутоном. Несмотря на то, что голос отца не звучал угрожающе, слово «наказать» вызвало ожидаемую реакцию: Дианочка всхлыпнула и застыла, едва слышно попросив «пожалуйста, не надо». — Папочка просил ведь, учиться хорошо?.. — приобняв слегка за талию и пробежавшись пальцами по животу. Джон подумал, что он сможет развернуть ситуацию в голове сына так, чтобы заглушить такие реакции. Те, которые выглядели серьёзно, а совсем не играючи. — Просил. Да. Прости, пожалуйста, папочка. Можно… Можно, ты не будешь наказывать? Простишь меня, один раз. Можно? По тому, как «дочка» упёрлась руками в стол, склонив голову, отец понял, что Дианочка плачет… — Нет. Но я разрешу тебе выбрать, каким будет твоё наказание, — погладив пальцами шею у кромки волос. — Ты хочешь, забраться к папочке в постель, моя девочка?.. — Хочу, — несмело переступив с ноги на ногу. — Хочешь… Тогда выбирай: спишь совсем одна, без папочки… Или оголяешь для меня свою маленькую попку и я наказываю только её. — Очень больно?.. — дрожащим голосом спросила девочка. — Как я решу, — уклонился от прямого ответа отец. — Хорошо… Дианочка берётся руками за подол короткой юбки и задирает её на спину, затем упирается на локти, склоняясь ниже над столом и прогибает спину. — Ты помнишь, что папочка очень любит тебя, Дианочка? — спрашивает Джон, начав поглаживать бледные ягодицы, открытые специально для него… — Да, — учащая постепенно дыхание, отвечает ребёнок. — Что ты дорогой ребёнок для папочки, помнишь? — приостановив движения рукой и лаская одну половинку только большим пальцем. — Да. Дианочка кивает быстро, но отец подспудно чувствует, что ребёнок внутренне не согласен с ответом. — Хорошо, что ты это знаешь. Отец отводит руку и шлёпает по правой ягодице… Слегка, но так, чтобы чувствовалось. Джон знает, что это не больно. И знает, что вызовет таким способом другую реакцию… Дианочка вздрагивает вновь, прислушиваясь. Отец шлёпает несильно по другой половинке, затем снова… Ещё несколько раз и прекращает. Убирает руки совсем. — Папочка?.. — его девочка оборачивается через плечо, не понимая, почему нет ожидаемых слёз и боли. Попа только слегка порозовела и горит больше стыдом, чем настоящей болью. — Достаточно, — говорит отец и прижимается сзади, кладёт руку на бедро и заводит чуть выше юбочки, приподнимая ткань. — Достаточно? — Дианочка поворачивает голову и смотрит растерянно, недоверчиво. — Да. Я же люблю свою доченьку и не хочу причинять моей малышке много боли. Но ты слушайся, моя девочка. Дианочка благодарно и нежно целует щёку отца, не в состоянии поверить, что представление Дина о том, как бы это было, не совпадает с реальностью. В районе солнышка зудит мысль, что это только пока и Дин решает проверить по полной… — Папочка… — Дианочка снова отворачивается, пряча лицо. — Я слушаю. — Я… Должна признаться в чём-то… Но мне страшно. — Чего ты боишься, солнышко? — отец поглаживает слегка ногу дочки под юбочкой. — Ты очень рассердишься. Это серьёзно. — Говори. Ты же знаешь, я не могу злиться на тебя больше, чем люблю. — Я… Я беременна. — Ты права… Это серьёзно. Потому что это легкомысленно. Я не думал, что… Отец отходит, прерывая всякий контакт, и садится на кровать. — Что?.. — Дианочка поворачивается, чтобы понять, что случилось. Отец задумчиво смотрит в виноватое лицо своей «девочки». — Как ты могла, действовать так опрометчиво, — со звоном строгости в голосе, говорит отец. Качает головой с осуждением. — Дианочка… Я больше не могу называть тебя своей хорошей девочкой. Ты поступила очень плохо. — Что?.. — глаза Дианочки моментально наполняются слезами. — Папочка… — подбрасывая бёдрами лёгкий плюш юбочки, дочка подходит и опускается на колени между ног отца, заглядывает в глаза. — Больше не любишь меня? — Люблю всё равно. Но… — Я не хотела, прости, пожалуйста. — Не могу, простить тебе это, Дианочка. Приличной девочке не подобает… Ты опозорила своего папочку. — А?.. В глазах ребёнка мелькает догадка и отец надеется, что навёл дитя на правильную мысль. Джон приподнимает лицо дочки за подбородок и разрешает: — Говори. — А Дину простил бы? — Дину простил бы, — серьёзно отвечает отец. — Значит… — в глазах Дина на секунду мелькает счастливое понимае, но он тут же возвращается в роль, изображая вселенскую печаль. — Значит, Дина ты любишь больше?.. Джон благородно молчит, не выходя из игры. Дианочка ахнула, открыв для себя горькую правду. Только отец заметил за всем притворством, радостный вздох сына. — Ты… Молчишь. Значит, это правда? Всё таки Ди́н любимый ребёнок? Не обманывай меня, папочка, скажи. — Я не хотел отвечать тебе на такой вопрос, Дианочка… — с сожалением сказал отец. — Но ты хочешь знать правду, так что… Да. Конечно, Дин мой самый любимый мальчик. Дин послушный, хороший сын… Мне жаль, что ты это услышала. Сбросив маску, Дин тут же сверкнул счастливо глазами и смело забрался на колени к отцу, уперевшись коленями в кровать по сторонам от его бёдер. — Зачем же ты хотел Дианочку? — спросил он, пристально вглядываясь в родное лицо. — Я должен был объяснить ей это, — с тёплой улыбкой сказал Джон. — Как думаешь, она не очень расстроилась? — ложась на спину и опрокидывая сына на себя. — Ну… — немного подумав, — она всё равно тебя любит. Но я больше. Дину, казалось, стало легче дышать, когда он понял, что папа всегда его любил и любит, и ему не нужно притворяться не собой, чтобы это оставалось таковым. Джон сломал понимание сына о том, что отец хочет его видеть каким-то другим. Показал, что любит Дина любым, просто потому, что это Дин, за то, что он такой как есть, каким бы он ни был. Отец помнил про «Дианочку», с тех пор как узнал это. И знал, что это сидит в сознании сына и не даёт покоя Дину, который лучше всех умеет раздуть проблему из ничего, хоть сын никак это не демонстрировал. Но Джон Винчестер не был бы собой, если бы не видел своего ребёнка насквозь. И вот сейчас, Джон поймал момент, чтобы решить эту проблему вот таким способом. Чтобы любимого сына не расстраивало даже то, что он придумал себе сам. — Правда? Мой любимый мальчик любит папочку больше всех? — Ты сомневаешься? — почти обиженно. — Нет, что ты. — Так… Кого ты больше хочешь? — коварно ухмыляясь, спросил сын. — А Дин расстроится, если?.. — Нет. Я понял, что меня ты любишь, а её просто хочешь. — Как ты проницателен. Такое заявление сына, вызвало смех у Джона. И Дину это очень понравилось, ведь это такая редкость. Дин спустился вновь на пол и сел на пятки, вернув на лицо выражение глубокого несчастья. Он шмыгнул носом и сложил руки меж сведённых бёдер одну на другую… — Папочка… Что мне делать? Я не хотела расстроить тебя. Отец сел на край кровати, возвращаясь в сюжет и недовольно покачал головой. — Я знаю, Дианочка, но у тебя это получилось… Скажи мне, кто?.. От кого ты беременна? Дочка покачала головой, не решаясь сказать такое. — Говори, — пригрозил папа. Джон встал и склонился над ребёнком, подняв лицо несчастной «доченьки» за подбородок. — Кто посмел забраться меж красивых ножек моей девочки? — строго. — Это… Это тот, кто приходил в твоё отсутствие, — пряча глаза. Джон понимает, что сыну нужно пережить это, наконец. Понимает, что Дин всё ещё ищет в нём другую реакцию на беременность не от него… Не такую, как показывал отец тогда. Дину это нужно. Очевидно, Дин сам себя винит и, чтобы избавиться от этого, нужно, чтобы отец тоже обвинил его. Джон, конечно, не имеет внутри себя ни единого укора на этот счёт… Но он решает, что, если теперь «Дианочка» останется просто интересной игрой, укорить её — не то же самое, что задеть чувства Дина. — Сосед? Наглый дядя, который знает, как ты любишь папочку? Дианочка кивает слегка, и замирает со страхом… — Ты расстроила меня, Дианочка. — Мне очень стыдно… Прости меня, папочка, прошу. — Вставай. — Джон небрежно тянет девочку вверх за руку. — Как ты могла, показать какому-то дяде то, что пренадлежит мне. Тихий рокот его завораживающего голоса звучит сейчас угрожающе и в глазах нежной доченьки появляются слёзы. Отец на мгновение отворачивается, словно ему и вправду больно сейчас и Дин окончательно понимает, что всё, что демонстрировал отец тогда давно, всё это презрение, отвращение… Было мастерской игрой, как теперь. — Он… — Джон подступает и обманчиво ласково приспускает одну бретельку розового топа с плеча трепещущего ребёнка. — Он трогал тебя, Дианочка? Ответь папочке. — Да, — едва слышно шепчет девочка и смаргивает слёзы со страхом. — Мои маленькие… — папа тянет маечку ещё ниже и облизывает коротко открывшийся сосок. — Мои маленькие сосочки… Он тоже ласкал?.. Как папочка? Девочка молчит… Не смея сказать такое. Неожиданно щёку обжигает несильный удар ладонью. Больше унизительно, чем больно. — Говори. Маленькая шлюшка. Я спросил. — Да… Да, он… — Забирался рукой?.. — раздвинув ладонью бёдра и погладив промежность под юбочкой. — Вот так?.. Для него ты тоже поднимала свою красивую юбочку? — Прости!.. — прозвучало совсем пискляво, горестно, безысходно. Но ноющее возбуждение Дина уже поднимает вверх розовый плюш юбочки Дианы. — Хорошо… — прозвучало лукаво, опасно. — хочешь, попросить прощения?.. Поцелуй папочку. Девочка целует отца в щёку, касаясь мокрой от слёз своей. — Да-а… А теперь вниз. Когда Дианочка опускается на колени, отец расстёгивает брюки и вытаскивает уже твёрдый фаллос поверх резинки трусов… — Ещё поцелуй… Девочка склоняется и обхватывает губами вершину, целуя нежно, гладит языком. Смотрит вверх, одобрит ли папа. — Какая ласковая девочка… — согласно прикрывая веки, говорит отец. — Ещё, доченька… Да. Ты молодец. — Ты… Больше не злишься? — со страхом спрашивает дочь. — Ты очень меня расстроила, девочка. Так что, придётся постараться. Отец отстраняется, чтобы раздеться… А затем вновь садится на кровать и проходится кулаком по объёмному, сочащемуся стволу. — Иди сюда… Когда доченька подходит, отец поворачивает ребёнка спиной к себе и, приподняв юбочку медленно опускает сочащейся дырочкой на свой член, придерживая руками за талию. — Ай-й! — Вс-с!.. Больно, папочка. — Конечно, больно… — приподняв и вновь насаживая до конца. — У плохого дяди не такой большой, как у папочки? М? Скажи мне. — М-м! Нет. Вс-с! Ай!.. — Он не так хорошо ласкал твою маленькую дырочку? — М-м-м!.. — стоная от болезненной заполненности, с горящими стыдом щеками, «Дианочка» хватается за запястья отца, в попытке замедлить темп. — Папочка… Ох! А-а-а!.. А-а! Не… Не заставляй меня отвечать, прошу! О-у-у! А! А! — Давай сама… Ты знаешь, как нужно, правда? Уперевшись руками в колени, девочка начала самостоятельно насаживаться попой на огромный, распирающий нутро фаллос, посекундно всхлипывая и стоная… Отец приподнимал подол одежды, наблюдая с вожделением, как исчезает его член между бледных, округлых ягодиц, распяливая бледно-розовый анус до предела… — Папочка-а!.. Мне сложно! Ау-у… Сложно! Пожалуйста. — Устали колени напряжённых ног. — Продолжай… Я знаю, сложно. Но ты же хочешь, заслужить моё прощение, — целуя напряжённую, вспотевшую спину ребёнка. — Хочу! Очень. М-м-м!.. Уже больно! Ай! — Дианочка уже откровенно ноет, то ли от уставших колен, то ли от нетронутого возбуждения Дина!.. Зная, что после будут болеть колени беременного Дина, а вовсе не Дианы, отец упирается на руки сзади и, подтянувшись дальше к изголовью, переворочивает их так, что ребёнок падает на живот, а он оказывается сверху. «Девочка» хочет приподнять попу и развести ноги. Отец догадывается, кто научил этому. — Не-ет, — говорит он и прижимает ровные сведённые вместе ноги к постели. — Лежи так, милая. Джон зажимает меж своих коленей ноги доченьки и, упираясь на руки поверх её плеч, продолжает вторгаться в уже разработанную попку… Когда нет возможности развести ноги, при размерах отца всё ощущается в разы острее и Дианочка натурально воет от удовольствия, тонко граничащего с болью!.. — Папочка, папа! А-ах-ха! А-а! Боже-е!.. Боже! М-м!.. — Что? Этому он не научил тебя? М? — продолжая быстро, с силой пронизывать своим членом сжатые ягодицы. — Папочка!.. А-ах! Ты всё равно самый лучший! А! А… Да!.. — Да. Но ты всё равно трахалась с соседом, моя девочка… — над самым ухом, задевая мочку своими горячими губами. Отец безошибочно знает, где Дин выдаёт игру за реальность и наоборот. И его глаза, загораются медным оттого, что Озвучил сын… А то, что это сказал Дин, и, что сказал по-настоящему, сомнений не вызывало. — Прости меня… О! Боже, ещё!.. Папочка, всё равно он не сравнится с тобой. Боже, прошу-у!.. Кончи… В меня, умоляю! — Хорошо-о… Маленькая развратница. — В голосе отца, слышится любящая улыбка. — Хорошо, как скажешь… Ещё несколько сильных толчков и, въехав до основания в распалённую попку, отец наполняет её живым потоком семени… От этого заоблачно-сладкого ощущения, ребёнок под ним дёргается вперёд и, на миг замерев, падает расслабленно… растекаясь белесой лужицей на короткой юбке… Джон осторожно переворачивает ребёнка на спину, нежно целует всё его лицо, массируя слегка воспалённую грудь… Затем раздевается полностью и избавляет от одежды сына. Дин расслабленно наблюдает, как отец расставляет широко его ноги и размещается между… Дин слабо вскрикивает от проникновения горячего языка в неостывшую ещё дырочку. Джон входит языком глубоко насколько это возможно, вылизывает свою же сперму вперемешку со сладкими выделениями сына. Хаотично проходится языком по шву до яичек… Дальше. Целует жадно плоский живот, выше к солнышку… Когда папа обнимает губами и посасывает зудящий сосок, Дин стонет сладко и зарывается пальцами в его густые волосы, обнимает ногами за пояс. Джон накрывает его своим горячим телом и ласково целует губы, осторожно и нежно. Любуется им, зацелованным и счастливым, с пьяным от происходящего взглядом. Джону нравится, какие реакции он вызывает у ребёнка. Нравится, как бесконечно любяще и благодарно Дин смотрит на него… Всё ещё стыдится смотреть прямо в глаза, но смотрит на лицо папы так, словно в нём весь мир и вся жизнь. У отца то же самое: Дин — вся его жизнь. Конечно, Джон не забыл про другого сына, не мог. Но… Когда на лице любимого сына такое чистое удовольствие, у отца внутри почти успокаиваются все бури, что живут там всегда. — Нужно поспать, — говорит отец, укрывая обоих покрывалом. — Ты… Со мной? — слегка обеспокоенно спросил Дин. — Да. Конечно, я с тобой. Джон ложится рядом и, обнимая своё дитя, вслушивается, как успокаивается его дыхание.