Ты моя нежность

Где-то ближе к полудню Ибо подъехал к больнице, сразу направившись ко второму корпусу. — Ван Ибо? — вскинула голову пожилая женщина на стойке администрации. — Что? Вы запомнили меня? — на самом деле, в какой-то мере для Ибо это было вовсе не выгодно. Когда угодно у него могут начаться проблемы с полицией, и нежелательно, чтобы его запоминали здесь все подряд. — Конечно, запомнила. Такого невоспитанного хочешь не хочешь, да запомнишь. Ибо фыркнул и махнул рукой. — Всё ясно. Чао. — Эй, стой! — повысила она голос, и ему всё же пришлось остановиться, дабы не навлекать на себя лишний гнев персонала. Побыстрее бы навеки вечные смыться отсюда. — Ну, что ещё? — Куда это ты собрался? Ибо это всё уже порядком надоело. Его день не задался ещё с самого утра, так видимо, его собираются портить до самого вечера. — Кхм, я… К Сяо Чжаню… — А тебя там ожидают? — старушка с подозрением сощурила глаза. Парень тяжело вздохнул. — Да. Конечно, ждут. Спросите у мадам Чунь. — и лениво потопал к лестнице. «Конечно же не ждут. Никто меня тут не ждёт… Хотя, нет… Меня ждёт фактически весь персонал, обслуживающий Чжаня. Кроме него самого. Наверняка сейчас его самое сильное и заветное желание — заживо стереть меня в порошок и сжечь прах в огне.» Когда юноша поднялся на третий этаж, облитый солнцем коридор пустовал. Ни врачей, ни пациентов. Но тот не придал этому совершенно никакого значения, а подошёл к палате под номером 38 и застыл у двери. «Может, его перевели в другое место?..» Он задумчиво смотрел на белую деревянную дверь. Сначала неуверенно поднял кулак, чтобы постучаться, но опустил, опасаясь чего-то непредсказуемого. Мадам Чунь сказала ему вчера, что Чжаня освободят от ИВЛ и подключат назальные канюли. Что тот сможет есть, пить и разговаривать. И этого разговора Ибо не хотел сильнее всего. Он боялся его, как ничего и никогда раньше. Даже тогда, на крыше, видя это мокрое от слёз и перекошенное страхом лицо Чжаня, он не так боялся последствий, как сейчас именно этого разговора. Решив положиться на судьбу, Ибо кашлянул и робко постучал три раза. Когда это сам Ван Ибо вдруг стал таким робким и пугливым?.. На стук никто не ответил, и тогда он постучал ещё. Всё равно никто не ответил. Он закусил губу и дёрнул за ручку. И почему-то удивился, когда дверь поддалась и свободно открылась. Ибо тяжело вдохнул воздуха и вошёл внутрь, а настрой его был такой мрачный и обречённый, будто его отправили под расстрел. Закрыл за собой дверь и обернулся, застыв на месте с расширенными глазами. На том же месте и в том же положении лежал Сяо Чжань, совсем немного, буквально на пару миллиметров повернув голову в его сторону. Её верхняя часть всё ещё была в бинтах, только новых и чистых, а шею стягивал жёсткий лонгет. Перевязанное туловище утягивал тугой ортопедический корсет, левые лодыжка и плечо были всунуты в кольца аппарата Илизарова, а правая нога полностью загипсована. Не поменялось ничего, кроме того, что теперь лицо юноши было почти полностью открыто, начиная с глаз. Большую маску с лица убрали, заменив её, как и было обещано, назальными канюлями. Вообще-то Ибо не знал, что это такое и как они выглядят, поскольку вчера не особо соображал от всего случившегося и даже не удосужился спросить у медсестры или посмотреть в Интернете. Сейчас же он увидел всего лишь тонкую прозрачную трубочку, обмотанную вокруг ушей и закрепленную на подбородке Чжаня, подававшей кислород в ноздри. Длинная трубка тянулась к тумбе и подключалась к стоявшему на ней громоздкому кислородному концентратору. Тот прошлый громадный аппарат искусственной вентиляции лёгких уже успели убрать. Ибо, всё ещё стоя у закрытой двери, недвижно смотрел на Сяо Чжаня. И тот тоже смотрел на него. Прямо в глаза. Взоры обоих мальчиков были совершенно одинаковыми: потупленными, испуганными, незнающими, что делать дальше с осознанием того, что произошло. Ибо простоял так, кажется, целую вечность, боясь начать разговор первым. Нервно хрустя пальцами и время от времени комкая толстую ткань фиолетовой худи, он смотрел на… На мягкие губы Чжаня. Так жаждал вновь испариться в этой его солнечной улыбке. Смотрел на маленькую родинку под ними. Только они не шевелились, точно замороженные. Иссохшие и бледные, они почти сливались своим невзрачным цветом со всем мёртвым тоном кожи лица больного парня. Глаза Чжаня потускнели. В них больше не виделась та прежняя чёрная ночь и мерцающие звёзды. Глубокие и большие от природы, сейчас они округлились чуть ли не до размера монет. Так он был напуган. Была — не была. Ибо, тяжело выдыхая воздух через ноздри, засунул сжатые и чуть трясущиеся кулаки в карманы толстовки, так и не сняв с головы капюшон. И первым один раз шагнул навстречу другому. У Чжаня ноль реакции. Только те же самые вытаращенные глаза, будто сверлящие и без того больную душу Ибо. Второй шаг. Чуть пошире, но такой же медленный и осторожный. Чжань зашевелил зрачками и заморгал. Последний шаг. Третий. И Ибо оказался аккурат у узкой кровати Сяо Чжаня, неуверенно смотря на него сверху вниз. Руки тряслись даже в карманах, а вместе с ними подкашивались и колени. Сяо Чжань смотрел на него глупо и выжидающе, как маленький ребёнок. Не в силах выносить на себе этого напрягающего взгляда, Ибо подвинул к кровати стул и уселся на него, облокотившись спиной о спинку и осматривая лежащего парня. Он с досадой заметил, что тонкие, бледные пальцы Чжаня немного дрожат. Со следующей секунды Ибо до костей прошиб леденящий холод. — Зачем ты пришёл? Чжань… Первый заговорил с ним. Конечно, не поздоровался, а сразу перешёл к делу. Хриплым полушёпотом задал главный вопрос, уже долгое время терзающий разум Ибо. Ибо нервно сглотнул и стиснул челюсти. Его обуревали странные чувства. Тревожная паника, досадное изумление, удручающий ужас. Да, Чжань действительно умеет разговаривать. Не зная, с чего начать, Ибо начал высовывать руку из кармана. И от этого резкого движения Чжань жадно заглотнул ртом воздух и что есть силы вцепился в белую простыню. Рука Ибо сама собой зависла в воздухе. «Что?.. Сяо Чжань… Настолько боится меня? Что даже думает, что я вытащу нож из кармана?..» Чжань с мнительным смятением во все глаза наблюдал за нависшей рукой Ибо. Сам не понял, как, но с уст Ибо самовольно сорвалось: — Не бойся, я не собираюсь ничего делать… — и медленно поднёс руку к голове, скинув капюшон. Потом как в замедленной съёмке положил её на раздвинутые колени и разжал кулак. И сердце его остановилось словно на целое столетие, когда он увидел, как с уголков больших глаз Чжаня побежала прозрачная слезинка. Такая маленькая, такая хрупкая. Даже его слёзы были какими-то особенными. Чжань, тихонько и неслышно дыша, немного прикрыл глаза, скрыв их под густой завесой чёрных ресниц, и севшим голосом пролепетал: — В тот раз… Ты говорил точно так же. Говорил, что ничего не сделаешь… Что всё будет хорошо… Теперь я не верю тебе. У Ибо внутри что-то больно защемило. Кадык дрожал вверх и вниз, а нога малость дёргалась. Он отвёл глаза от Чжаня и уставился в пол. [Flashback] На лице Сяо Чжаня не было и тени доверия. Ибо чуть склонился к нему: — Эй, да не переживай ты так. Ведь молодость пролетит — и не заметишь. Наслаждайся, пока есть возможность. С нами ты можешь не бояться. Ты в надёжных руках. Пан Цзу подхватил: — Поедим чего-нибудь, выпьем. На гитаре поиграем, споём. Не волнуйся, вернёшься домой целым и невредимым. [End of flashback] Ведь и правда. Теперь Ибо не заслуживает и не достоин его доверия. И никогда не получит его. Поэтому… Лучше всего будет смириться и принять это сейчас, чем потом мучиться с угрызениями совести долгое время. … Хах, да ладно, Ибо перетерпит. Ещё не было ничего, чего бы он смог не вынести. Незавидный отец. Пропадающая мать. Лживые друзья. Он всё мог перенести. — Я не нуждаюсь в твоём доверии, — равнодушно ухмыльнулся он и сильно закусил губу, — мне всё равно. Чжань молчал, смотря на него чуть прикрытыми глазами. Ибо продолжал колко бросать: — Мне всё равно, веришь ты мне или нет. Верно, на что Чжань только мог рассчитывать?.. В тот день Ибо плюнул ему под ноги и сказал: «Я ненавижу таких людишек, как ты.» Сяо Чжань только прикрыл глаза, попутно слушая ровный голос Ибо. — Я притащился сюда уж точно не за твоим прощением. Никто и никогда в жизни не заставит меня извиняться. Ты понял?! Ибо удивился, но последнюю фразу он сказал так грубо и дерзко, что даже восхитился собственной гениальности. Никто и никогда не заставит его извиняться. Это уж точно. Чжань слабо свёл брови и чуть поджал губы, когда из глаз потекла ещё одна жемчужная слеза. — Уходи, — бессильно просипел он, тихонько всхлипнув и уставившись в потолок, — уходи. И не приходи больше. Сам не понял, отчего, но Ибо вдруг откуда-то набрал целую гору смелости. — Что?! — он оторвал спину от стула и пригнулся к Чжаню, и тот тут же выпучил покрасневшие глаза и затрясся. Но Ибо это несколько пришлось по душе. — Ты, жалкий выродок, приказываешь мне убраться, когда я в любой момент могу сделать с тобой всё, что захочу?! Сяо Чжань — всего лишь убогий, неприкосновенный и нежный мальчишка, сыночек какого-то там богатенького папаши. И последнее ясно говорит о его явных голубых кровях и благородном роде. И сейчас возвышаться над ним и закидывать ядовитыми словечками… Чёрт, что же может быть льстивее и превосходнее?!.. — Да ты только посмотри на себя, помойное ничтожество! Кого же вырастил твой богатенький папочка?! Тряпку, неудачника, грязного гомосека! И как только земля таких носит?! Ибо говорил сквозь смех. Но… Не просто смех. Горький, отчаявшийся смех. — Замолчи. — сквозь слёзы прошептал в ответ Чжань, — я знаю, чего тебе нужно. На миг в животе Ибо что-то туго потянуло вниз, а глотку больно сдавило. — Ты… Ты с… Ты слышал, что я говорил?!.. Чжань почти незаметно кивнул, и у Ибо потемнел разум. [Flashback] Сквозь боль, сквозь адскую боль Ибо втянул лёгкими воздух. — Сяо Чжань. Я требую, чтобы ты не писал заявления. «Я схожу с ума, да?! Я разговариваю с трупаком!» — Я не прошу тебя, потому что знаю, что ты откажешь мне. Или же твой богатенький папочка. Поэтому я не прошу тебя, я требую. Иначе просто заставлю. [End of flashback] Но помимо этого Ибо наговорил ещё столько всего… Столько всего ненужного, непозволительного, ужасного… Тогда Ибо был уверен, что Чжань без сознания или хотя бы крепко спит. Поэтому и позволял говорить себе подобные вещи, выкладывая весь крик души воздушной пустоте. Хотелось срочно выбить себе все мозги и убежать из этой проклятой больницы как можно быстрее. Сяо Чжань состроил внушительно-собственнический хладнокровный взгляд и сумбурно махнул: — Ничего серьёзного, ты перенервничал тогда. Или бредил. Не воспринимай всерьёз. Бредил… Бредил… У Ибо затряслись запястья, и он пронзительно-злобными глазами сверлил жалобное лицо бледного Чжаня. Он нагнулся настолько низко, что ощущал на себе его тёплое, неровное дыхание. Слышал громкий стук его сердца. «Я… Бредил?! Этот подонок и впрямь считает меня сумасшедшим?!» — Да ты… Ты… Сяо Чжань вздохнул, посмотрев тому в пылающие яростью глаза. — Но ты не остановишь меня. Я восстановлю справедливость. Я напишу заявление, и ты ничего мне не сделаешь. Он сказал это так спокойно и легко, и прозвучало так уверенно и внушительно, что даже пугающе. Ибо вскинул брови и оскалил зубы, собираясь что-то ответить. Как в этот момент вздрогнул от неожиданного: — Ого, Ибо, да ты как раз к обеду! Слова принадлежали весёлой мадам Чунь. Которая была, пожалуй, единственной во всей этой чёртовой кодле, кто так сердечно ждала его здесь. Ибо отпрянул от Чжаня, но кинул на него злобный взгляд и сжал кулаки. Чжань отвёл от него глаза, предпочитая смотреть на белый потолок. «Так ты, блять, ещё и не желаешь смотреть на меня?! Ну, ничего, я приструню тебя!!!» И повернулся к врачу с чрезвычайно милой и жизнерадостной улыбочкой, сузив глазки: — Нет-нет, мадам Чунь, я уже ухожу. Так уж получилось, что я зашёл без спроса, вы уж не взыщите. Сейчас он уже даже не заметил, как теоретически косвенно попросил прощения… Слишком уж обыденной эта недо-вежливость стала для Ибо в последние дни. Направился к двери и максимально приторным голосом чуть ли не пропищал: — До свидания, мадам Чунь!.. До свидания, а-Чжань!!! И, под удивлённый взор мадам Чунь, хлопнул дверью. Наконец-то он смотается из этого тошнотворного места. Хотя… Дом ему был не менее противен. Ибо просто некуда было деться. Его будто преследовали. От одного своего страха теперь он вынужден мотаться к другому. От устрашающего, заведённого отца с характером посаженного на цепь пса к… Никчёмному, ничего не стоящему мальчишке, прикованному к больничной койке. Надо же, как забавно. Какая досадная разносторонность. Взбешенный и агрессивный, Ибо стремглав сбежал по лестнице, не замечая и почти снося со своего пути проходящих врачей и пациентов. Запыхавшись, выбежал на улицу. От отчаянного бега он покрылся жарким потом, а на улице солнце норовило вот-вот испепелить живьём. Цель Ибо на сегодня с крахом провалена. Он так и не уговорил этого мерзавца отказаться писать заявление. Точнее сказать, не успел уговорить. Его прервали. Так бесит!!! Но у Сяо Чжаня было такое отстранённое и бесчувственное к Ибо лицо. Будто он и впрямь ни в жизнь не пойдёт ему навстречу. И только угольные глаза трусили и плакали. Это его холодное лицо… «Да как ты смеешь, ничтожная мразь!!!» Ибо схватился за голову, стоя посреди залитого солнечными лучами пустующего двора больницы. Он не привык, что что-то в этом мире идёт не по его плану. Он не привык, что кто-то может не бояться его и даже отвернуться. «Как ты, блять, смеешь смотреть на меня так равнодушно?! Как ты смеешь отводить глаза и смотреть на потолок вместо меня?!!! Сука! Я ещё прочищу тебе мозги, псина! Ты только дождись меня!»