Ты моя нежность

Уму непостижимо, но когда Ван Ибо уткнулся глазами в нужную дверь, он вновь поднял кулак и постучал костяшками. Но сейчас это действие не имело для него никакого значения, потому что мысли шли кругом, а тело взмокло от холодного пота. — Да-да? — окликнул из палаты тоненький голос Айминь. — Ээ… Можно? — да, Ибо ещё не совсем соображал после происшедшего. Его мучал один-единственный вопрос: почему Сяо Чжань защитил его и своих демоноподобных насильников?.. Ибо бы на его месте не простил такого унижения и такой боли. Сдал бы без раздумий всех их с потрохами. Айминь изнутри сказала: — Ибо, это ты? Подожди минутку, сейчас я… Но Ибо уже беспардонно вошёл внутрь. Однако, вроде бы, Айминь не сильно рассердилась на это, потому что его бледное и пугливое лицо внушало только доверчивое сострадание. Ибо сделал шаг и окаменел, взирая на развернувшуюся картину своими настрадавшимися и покрасневшими от слёз глазами. Чжань снова смотрел на него. Только не так трусливо и загнанно, как раньше. Наоборот, холодно и отстранённо. Но привлекло внимание Ибо не столько это абсолютно безразличное к нему выражение лица, сколько… Само его состояние. От левого края до середины лба тянулся уродливый красный шрам, затянутый медицинскими светлыми нитями. Этот шрам чудом не касался виска. Ещё один шрам, только более изогнутый, как дракон, расползался от левой скулы и до самой челюсти. То невинное и совершенное личико Сяо Чжаня превратилось в кошмарную и гротескную маску Квазимодо. Было противно и страшно смотреть. Однако Ибо не отрывал глаз. Это сделал он. Теперь это — его творение. Будто Сяо Чжань — милый мальчишка, смешно изуродованный коварным компрачикосом, надевшим на него чудовищную маску Гуинплена. И компрачикосу этому имя — Ван Ибо. Только теперь оторопевший Ван Ибо среагировал на этот прежде чуждый ему морозный взор. Особенно от солнечного Сяо Чжаня. И душа болезненно сжалась в комок. — Ван Ибо… — голос медсестры был виноватым и робким, она выбросила в пакет старые бинты и сейчас нарезала полоски новых. — Простите, простите, пожалуйста, я позже зайду… — принялся отчаянно оправдываться Ибо, при этом как на автомате не переставая чуть приклоняться. Он поспешно покинул палату. «Чёрт!» — он рухнул на ту самую скамейку под окном в коридоре. Что ему теперь делать со всем этим?! Как теперь спокойно жить дальше с тёмным осознанием, что ты сломал чужую жизнь?! *** Прошло примерно семь минут, когда Айминь позволила войти ему к Чжаню. Хотя для него они пролетели так мимолётно, будто пара секунд. Ведь он так и не состроил в голове чёткий план грядущего разговора. — Сяо Чжань, не забывай, через час принесу тебе обед, — улыбнулась напоследок Айминь и оставила их наедине. Ибо всего сотрясал страшный тремор. Руки, ноги, лицо. Он стоял в полуметре от койки измученного Чжаня и смотрел в это измождённое, совершенно лишённое прежнего оптимизма лицо. Такое мрачное. Такое холодное. От прежнего солнечного мальчика не осталось и следа. Сяо Чжань задумчиво изучал стену перед собой, не замечая ничего, кроме неё. Но Ибо-то ясно заметил стоявшие слёзы в этих знакомых ночных глазах. Напряжённую тишину прервал хриплый голос юноши на кровати: — Чего стоишь, садись, раз пришёл. Пока он произносил это, так и не взглянул на другого. И Ибо готов был метать громы и молнии от такой нанесённой ему обиды. Но странной вещью было то, что он ожидал, что Чжань прогонит его взашей. Однако тот уже позволил ему остаться. Видимо, им и впрямь есть о чём поговорить. Трясущимися руками он еле-еле придвинул к кровати стул. Но практически упал на него, не чувствуя ног. И пригнулся ближе к Чжаню, рассматривая это до невозможности прекрасное, но испорченное им самим перебинтованное лицо. А глаза Чжаня блестят. Нет, не от счастья, конечно. От слёз. От сдавливаемых горьких слёз. И это удушало Ибо. У него самого дрожали губы и будто исчез язык, так что он не мог подобрать слов, чтобы первым начать разговор. Но Чжань опередил его, всё ещё не переставая смотреть на стену. — Ну и зачем? Зачем ты пришёл? Теперь можешь жить свободно, никакая полиция докучать тебе не будет, можешь не беспокоиться. Отец ничего не узнает, так что живи себе счастливо. Ибо с тоской слышал всю ту тяжесть, с какой жалостливый парень выдавливал эти слова. В целом, слова были на удивление утешающими. Но не в случае Ибо. В его случае они были не то что непонятными и неуместными… Он просто пропустил их мимо ушей. Отверг и проигнорировал. Всё должно быть по-другому. Сжав кулаки и поджав пальцы на ногах, Ибо, наконец, решился заговорить: — Зачем… Сяо Чжань, зачем?!.. И тут Чжань наконец удостоил его взглядом. Который быстро из беспристрастного и неучастного переменился на слегка удивлённый и даже насмешливый. — Ты плачешь? — издевательским голоском бросил он, — Ван Ибо плачет? Ван Ибо умеет плакать? И вправду, Ван Ибо совсем не заметил, как потерял парня напротив из видимости из-за заполонивших поле зрения мутных слёз, щекочущих щёки и тихо ронявшихся на колени. Теперь он окончательно утратил лицо перед этим богатеньким сыночком. Так что отныне можно не сильно беспокоиться о будущих последствиях или скрытных и скованных отношений между ними. Ван Ибо быстро выпрямил спину и принялся утирать ладонями воду с лица. Чжань едко усмехнулся: — Так боишься поплакать при мне? Хаха, не волнуйся, ты видел мои слёзы, теперь и я увидел твои. Мы квиты. Один: один. Чжань опять улыбался. Чёрт побери, он снова улыбался. Улыбка была будто выпилена на нём с самого рождения. Только вот… Теперь она была такой больной, такой печальной, такой разбитой. «Разбитая улыбка.» — промелькнуло в голове Ван Ибо. — Ты мне не ответил. — ровно продолжил он, вновь принимая прежнюю позу и остановив тёкшие без устали капельки, — Зачем. Ты. Сделал. Это? Ответь мне. Сяо Чжань смотрел будто сквозь него. Стеклянным, мёртвым взором. Голос его сделался каким-то жутковатым и высоким, чем-то напоминавшим свихнувшегося психопата: — Что сделал, Бо-ди? Что именно? И снова… Снова это обращение. Почему Чжань так поступает с Ибо?! Зачем издевается?! Чего хочет добиться? Ведь Ван Ибо так нравится, когда милый Чжань-гэ зовёт его Бо-ди. Но он не в праве говорить это. Он вообще не в праве сейчас делать ничего. Только сидеть в сторонке и тихонько молчать. — А-Чжань, не корчи из себя дурака. Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Почему… Почему ты не сдал меня? И Пан Цзу, и Чжимина, и Цзиньяна… К концу фразы голос всё оседал и оседал, а порции новых солёных слёз опять беспрестанно сочились из глаз. Ибо сорвался чуть ли не на крик, выдавая: — Зачем, Сяо Чжань?! Зачем ты сделал это?! Почему?! — всхлипнул и как ошпаренный вскочил с места, возвысившись над нешевелившимся парнем. Такое состояние… Как успокоительное. Когда возвышаешься над человеком, гораздо выше тебя по статусу и возможностям. — Сядь. Не ори. — пусть голос Ибо то садился до полушёпота, то подскакивал на несколько децибелов, то тон Чжаня как был прозрачным и неощутимым, так и оставался до сих пор. Ибо громко выдохнул, стиснув челюсти, и снова сел на место, нервно сцепив конвульсивно дрожащие руки. И в ожидании сверлил взглядом Чжаня, улыбка на лице которого хотя бы сейчас стала чуть блёклее и мрачнее. — Сел. Теперь отвечай мне. И тут Сяо Чжань окончательно посерьезнел. Но Ибо видел его от волнения высоко вздымающуюся под одеялом грудь и шумное шипение. Они смотрели друг на друга, не моргая и не отрываясь. Только каждый по-разному. Ван Ибо смотрел нетерпеливо и горько. Сяо Чжань смотрел пусто и кротко. Так странно для жертвы и охотника. И снова эта оглушающая тишина, заполняющая собой кислород. Снова бешеное сердцебиение Ибо и затруднённое дыхание Чжаня. Ибо с каждой секундой накрывало всё новой волной страха от возможных последующих ответов Чжаня. Но у того дрожали губы. И Ибо не понимал, это от боязни вымолвить хоть что-то или же от боязни присутствия рядом такого грязного человека, как он. Это выматывало. Спустя чуть ли не десять минут Чжань просипел: — Ты спросил, почему я не выдал тебя. Почему прикрыл. Почему скрыл от отца правду. Ибо наконец оживился, когда тот подал голос. Но от сказанных речей опять стало не по себе. -… Я скажу тебе, почему. Потому что я устал. Ибо непонимающе свёл брови и поджал губы. Однако вместо того, чтобы пояснить смысл своих слов, Чжань… Пустил слезу. Тонкую, хрупкую. Как будто хрустальную. Она побежала с кончика глаза и запозла на тот самый бинт, скрывающий под собой ужасающий драконообразный шрам, растянувшийся от скулы до челюсти. Ван Ибо застыл от шока. Он… Не мог вытерпеть этих слёз. Если они принадлежат совершенно любому другому, то Ибо покачает головой. Но они принадлежат именно Сяо Чжаню. И он как будто не мог вынести их. Сяо Чжань заговорил чётче и чище, но интонация полностью перемешалась со скорбной горечью. Не только в голосе, но и в лице. — Я устал, понимаешь? Ван Ибо, я устал. Мне так больно… Так больно. Больно снаружи. И невыносимо омерзительно внутри. И дело касается не только моей сломанной души и вместе с этим и жизни. Дело идёт о том, как эти отморозки… Он чуть не задохнулся в собственных слезах, они затопили ему глаза и половину лица и намочили чистый бинт. Поэтому кровь смешалась с водой и проступила сквозь перевязки. От этого зрелища Ибо ещё сильнее затрясло. -… Эти отморозки лапали меня, били и… И… Ван Ибо, они взяли и изнасиловали чужого человека. Все вместе. Не задумываясь о его состоянии и не взирая на все его страдания и попытки защититься. Просто взяли его и всё. А потом… Так легко и бездумно скинули с крыши, не обращая внимания на то, что стали фактическими убийцами. Дрожь до костей продрала Ван Ибо. А вода всё новым фонтаном хлестала из шоколадно-медовых глаз, свисая на длинных ресницах хрупкими жемчужинами. Чжань чуть понизил голос: — Эти снимки из Интернета, сделанные журналистами, и статьи со мной мгновенно разлетятся по всему Китаю. Журналы, телевидение, газеты, радио. Всё будет пестреть новостями о том, как знаменитого Сяо Чжаня оттрахали и почти убили какие-то ненормальные психи. Вы же мне жизнь сломали. Да ещё и опозорили не только меня на несколько поколений вперёд, но ещё и всю мою семью. Сломали меня… Не только меня, но и мою жизнь. Ибо хотел провалиться прямо сейчас. Срочно, незамедлительно. Пока не умер от нахлынувшей жалости к этому беспомощному существу. А вот теперь юноша уже почти надрывался: — Ван Ибо, вы просто нелюди! Конченные выбляди, каких свет не видал!.. — Так почему!!! — не выдержал другой и сорвался на крик, — почему? Почему ты не рассказал всю правду?! Разве не легче тебе бы было, если бы мы понесли достойное наказание?!.. — Нет! Сказал, как отрезал. У Ибо дыхание перехватило. «Что ты сказал?..» Сяо Чжань вернулся к нормальному тону, боясь, что переполошит всю больницу. — Нет, Ван Ибо. Не легче. А знаешь, мразь, почему нет?.. Впервые Ибо слышал бранное слово от этого солнечного создания. Насколько сильно он травмировал ему душу, он и представить не мог. — Не легче, потому что кем бы ни являлся человек, у меня никогда не хватит мужества испортить ему всю жизнь. Сказал, что яснее и не может быть. Снова тяжёлый ком подкатил к горлу Ибо, а колени затряслись пуще прежнего. — Каково это, Ван Ибо, осознавать, что где-то там существует человек, рыдающий и не находящий себе места от досады? Осознавать, что всё это — ты. Ван Ибо… Я парализован. Я просто мёртвый. Теперь я не смогу танцевать. Не смогу петь. Не смогу… Играть на гитаре. Последнее слово ему далось с таким трудом, что он зажмурился и всплакнул. — Не смогу никогда, Ван Ибо, ты слышишь?! Никогда! Из-за вас не смогу воплотить в реальность свои мечты! А теперь скажи мне, Ван Ибо, ты доволен? Ибо покачнулся на месте, едва не грохнувшись на пол. Нет… Нет… Не может быть… Он и впрямь сломал ему жизнь. Но он… Не доволен. Совершенно. Раскаяние. Всё, чем жил он сейчас, в данный момент. — Ван Ибо, я не подал заявление в полицию, потому что теперь, когда буду влачить абсолютно бессмысленное и жалкое существование, буду хотя бы тепло вспоминать о том, что в своё время сделал счастливым хоть кого-то. Как ножом в самое сердце. Даже в такой отстойной ситуации этот светлый мальчик заботится о счастливой судьбе окружающих. Даже если эти самые окружающие разломили его напополам и сравняли с землёй… Зачем, Сяо Чжань?! За что, Сяо Чжань?!.. Настолько ранящими были слова Чжаня, что Ибо готов был лезть на стену и разрывать себя в клочья. Только бы тот не плакал. Только бы улыбался искренне. Только бы… Простил его. Глотнув воздуха, сквозь острую боль внутри, Ибо процедил: -… Прости меня. Нет, он не оговорился. Именно это он хотел сказать. Захлёбывающийся в собственном плаче Чжань резко смолкнул, таращась на Ибо как истукан. — Прости меня. — тихо кивнул Ибо, смотря тому в самые глаза. У бледного юноши затряслись руки. Ибо был готов к любому ответу от этого ясного создания. Потому что был уверен, что такие набожные ангелы, как Чжань, умеют прощать. Но ответ Чжаня окончательно добил его. — Ван Ибо, ты хоть представляешь, как я смогу такое простить?!.. Ван Ибо больше не выдерживал этой адской нагрузки. В глазах начало мутнеть, а образ исхудавшего Чжаня перед собой стал расползаться. — Ван Ибо? — единственное, что смог он сумбурным эхом разобрать в этот момент, пока голова не закружилась, как в водовороте, и он больно не ударился её задней частью о пол.