Ты моя нежность

Ван Ибо метался по ночному Лояну, осматривая то затянутое чернильными пятнами беспросветное небо, то пустующие дорожные трассы. И никаких людей вокруг. Не к кому было обратиться, некого было попросить о помощи. Вот он, запыхаясь и трясясь, забегает за угол какого-то высотного дома и наконец замечает беснующуся толпу людей, сновавших у какой-то чертовски знакомой четырёхэтажной заброшки. Наконец появляется возрастающая надежда, что хоть здесь ему выкажут капельку внимания и помогут. На ватных ногах он с верой в глазах плетётся к толпе. Только она его не замечает. Никак. И в следующий миг издалека эхом раздаются оглушительные визги многочисленных сирен. Толпа начинает чему-то радоваться и ликовать. Но Ибо не понимает, что это за сирены. Он, тяжело вздыхая, подходит к первому попавшемуся человеку и жалобно пищит: — Прошу Вас, помогите мне! Помогите! Я совсем один, мне некуда идти! Что мне делать теперь?.. Но повёрнутый к нему спиной широкоплечий господин не реагирует ни на малейшие его мольбы. Тогда, опустив плечи, Ибо шагнул к какой-то молодой женщине и так же печально простонал: — А Вы? Пожалуйста, помогите мне. Прошу Вас, пожалуйста! Помогите… Мне так страшно, я совершенно один… Когда и она оставила его незамеченным, он решил коснуться её, чтобы хоть как-то привлечь внимание. Всё-таки в таком смешанном шуме его могли и не услышать. Он протянул к ней руку, но… Так и не смог дотронуться. Вместо этого пальцы просто прошли утонули в теле женщины, ни единым миллиметром кожи так и не ощутив плоть. Он словно провёл рукой по невесомому воздуху. — Что… Ибо прошёл сквозь женщину. Просто взял и прошёл сквозь неё. Словно призрак. Словно невидимый для чужих глаз, забытый всеми призрак. — Что это… Страх. Страх. Это страх. Несоизмеримый страх овладевал всей его сущностью. Страх остаться в одиночестве. Страх слиться в толпе или вовсе вылететь из неё. Тошнотворная тяжесть подступила к горлу, а глаза больно защипало. — Помогите! — взмолился он и упал на колени прямо посреди кучи людей. Этот вопль был настолько громким и пронзительным, что сам Ибо содрогнулся от этой своей высоты голоса. Только он один. Больше никто не услышал его, а только продолжал молча проходить через него. Тем временем пищащие сирены приближались и приближались, заполняя звук оглушительным трезвоном. Хоть в этом и не было ни капли смысла, но вконец отчаявшийся Ибо с трудом поднялся с колен, чтобы посмотреть в направлении, куда спешно зашагали и люди. Теперь спереди стоял фургон «скорой помощи», а рядом — две полицейские машины. Красно-синий яркий свет от сирен цветной рябью вертелся и дрожал на тёмном асфальте. Что же там такое?.. Ибо приблизился и сразу покачнулся от увиденного. Чтобы лучше разглядеть, он не стал протискиваться сквозь человеческую гурьбу, а лишь беспрепятственно проскользил сквозь тела, как привидение. И в ужасе выдохнул. Полицейские, криминалисты, следователи, врачи — множество важных персон беспокойно столпились около страшно помятого сверху серого автомобиля, по чьим стёклам откуда-то с крыши стекали тонкие тёмные струи. И наверху машины клубочком свернулось совершенно беспомощное, бедное разбитое тельце. Мёртвая белизна кожи контрастно, но с тем же жутчайше граничила с алой чернотой заливавшей её крови. Слезливые глаза этого человека плотно смежены, а губы сомкнуты. Ни малейшего признака на жизнь. Будто стрелу вонзили Ибо в самое сердце, когда он безоговорочно распознал это до боли знакомое лицо. Раньше при виде этого лица его живот скручивало от тошнотворной, но одновременно сладостной и желанной жажды. Ибо не знает, жажды чего. Скорее всего, жажды созерцания ослепительной улыбки на этом лице. Но никак не гробового молчания. — А-ЧЖААААНЬ!!! — заорал он, срывая голос и сдирая глотку. *** — ААА! — он вскочил, усаживаясь на чём-то мягком и выпучив бешеные, заплаканные глаза. Свет ударил в лицо, но зрение было всё ещё замутнено слезами, так что организм не остро среагировал на него. Кто-то аккуратно приобнял Ибо за плечи, мягко приговаривая: — Тише, тише, Ибо, спокойнее, — и его уложили обратно. До сих пор вода застилала глаза, так что он не распознал своего собеседника. Однако по ласковому голосу он узнал… ВАН МИНЧЖУ?! КАКОГО ЧЁРТА ОНА ТУТ ДЕЛАЕТ?!.. — М… Мама? — Да, да, Ибо, я здесь, так что успокойся, пожалуйста. Я здесь, никуда я не уйду… «Нет. Умоляю, что угодно. Только уходи отсюда…» Сделав глубокий вдох, парень кое-как поднял отёкшую руку и протёр мокрые глаза. Мать ни разу не видела, как он плачет. А нынешняя обстановка может выдать это в ещё более глупом свете. Минчжу приложила тыльную сторону ладони к его лбу. В этот момент Ибо и сам мерзотно ощутил, как весь обливается потом. — Ибо, ты… Ты так кричал. Так плакал. Наверное, всю больницу на уши поднял… Этого только не хватало. Теперь увернуться вряд ли удастся и придётся отвечать на всевозможные вопросы мамы. — Что… Что именно?.. Что я кричал? Прояснив поле зрение, он увидел, как женщина с искренним удивлением отпрянула, отняв свою руку от его головы. Её голос казался очень озадаченным и непонимающим: — Ибо, у тебя ужасное состояние. А ты беспокоишься о таких мелочах? Наверное, кошмар привиделся… — Нет, мама. — отрубил тот, сделав как можно более серьёзное лицо, — Что. Я. Кричал? Минчжу не удержалась от такого неистового напора и вздохнула, повернувшись к нему в профиль и изучая глазами пол. Когда же она всё же начала выдавливать слова, было слышно и видно, что даётся ей это нелегко. — Ты кричал «помогите», звал на помощь… Ибо напрягся. Надо же, вот это позор… — Кричал, что не хочешь остаться один или что-то в этом роде… — сделала глубокий вдох и закончила, — но самым громким и пронзительным воплем было имя, Ибо. Это имя — Сяо Чжань. Теперь будто бы горячий пот, беспрестанно обливавший тело юноши, сменился на холодный и жуткий. Минчжу когда-то рассказывала сыну, что тот ни разу не плакал и не орал во сне. Даже не разговаривал. Ван Ибо, что же с тобой творится?.. Что за демоны вселяются в тебя с самой твоей первой встречи с тем солнечным ангелочком?!.. Ван Минчжу повернулась к нему и состроила неудобно требовательное и решительное лицо, слегка выгнув бровь. Интонация её тоже была твёрдой и чёткой: — Ибо, скажи на милость, на тебя ведь напали, да? Ибо нахмурился, едва не покатившись со смеху: — Ну конечно, нет. С чего ты это взяла? Та помолчала, а потом трудно выговорила: — Ты… Звал на помощь. Кричал, что не хочешь остаться в одиночестве. Ибо, ты плакал. Почти рыдал. Кричал, надрывая горло. Это явно не показатель нормального внутреннего состояния. Что случилось? Ибо, скажи мне. Ты сам обещал, что будешь рассказывать мне обо всех своих трудностях и неприятностях. «Что она имеет ввиду под «нормальным внутренним состоянием»? Она считает родного сына психом? Или шизофреником? Или наркоманом?..» Ибо припомнил тот день, когда мама нежно обняла его за плечи, и тогда же он поклялся ей, что будет рассказывать обо всех тревожащих его происшествиях. Но то, что случилось с ним недавно… Не то, что нельзя было рассказать — об этом почти невозможно было и думать без слёз. И он уж точно не планировал делиться с пожирающими его изнутри мучительными страданиями. Во всяком случае, это только его рук дело. Только его вина. Значит, ему и расхлёбывать эту кашу. И он справится самостоятельно, не тревожа и не заставляя переживать мать. Которой и без того почти ежедневно достаётся по полной программе от пьяного папаши. Ибо так долго молчал, что, кажется, даже ушёл в свои мысли. Отрезвили его повторяющиеся слова Минчжу: — Ибо, я не отстану. Что с тобой происходит? Я не поверю, что так тебя приукрасили какие-то малявки… — взяла его челюсть и повернула голову, осматривая побитую скулу и заклеенный лоб. Видимо, и впрямь придётся придумать что-то более менее реалистичное. О, слава Богам, в этот момент вошла мадам Чунь, смеряя обеспокоенным взглядом лежащего Ибо. Тот тихо, но свободно выдохнул. И только сейчас заметил, что находится в её кабинете на кушетке. Чунь приблизилась и приложила ладонь к его лбу. Потом взяла запястье и некоторое время измеряла пульс. — Госпожа Чунь? — глаза мамы были несколько даже детскими и умоляющими. Доктор наклонила голову на плечо, оповестив: — Пульс выше нормы, слегка температура поднялась. Но не всё так страшно, всего лишь перенапряжение и переутомление. — потом повернулась к Ибо и малость строго вопросила, — Ибо, ты вообще спал эти двое суток? Только давай честно. Ибо недоумённо хлопал глазами, взирая на тучную даму в очках. И молчал. В любом случае, синяки под глазами и внезапный обморок ясно подтверждали догадки мадам Чунь. Так и не дождавшись ответа, она вздохнула: — В общем, госпожа Ван, Ибо действительно не спал всё это время. Думаю, по нему видно… И снова одарила Ибо пристальным взором. — Ван Ибо, своими визгами ты переполошил весь корпус. Некоторые подумали, что тебя тут пытают. Госпожа Ван… — она осеклась, но как-то по-доброму улыбнулась, — давайте оставим формальности и будем на «ты». Всё-таки не впервой. Ибо приподнял голову с ошеломлёнными глазищами. Минчжу нервно хохотнула и махнула рукой: — Ибо, я не говорила тебе, что я и мадам Чунь давно знакомы. Это прекрасный человек и превосходный врач, так что тебе повезло оказаться у неё. Да, давай на «ты», Юйлань. Ибо потерял дар речи. «Так значит… Они знакомы?!» Это явно играло не на руку и ещё больше осложняло ситуацию… Теперь если не он, то именно мадам Чунь может рассказать маме о якобы лучшем друге Ибо — Сяо Чжане. Тогда назойливых вопросов и впрямь не избежать. Также Ван Ибо допускал леденящую кровь мысль, что рано или поздно вся правда всплывёт наружу… Мадам Чунь, она же Чунь Юйлань, изогнула рот в лёгкой улыбке и кивнула. — Минчжу, только не задавай сейчас вопросов Ибо. Ему нужно отдохнуть. Держи вот, — и протянула Ибо взятый с тумбы очередной стакан воды. — Опять? — возмутился Ибо и закатил глаза. — Это снотворное. Тебе нужно как следует отоспаться. Вариантов не осталось, так что парень послушно принял стакан и выпил содержимое. — Закрывай глаза, — заботливо уложила Минчжу его голову на подушку и погладила по макушке. Так невесомо, так нежно. Ему так не хватало этих её прикосновений. Женщины вышли из кабинета, но, кажется, Ибо услышал, как мама воскликнула напоследок: — Ибо, ты не один. И Ибо провалился в глубокий, безмятежный сон.