Ты моя нежность

Тёмным вечером машины с ветром проносились по широким трассам, небо было беззвёздным, а музыка красивой и лиричной. Сяо Чжань сидел в позе лотоса на черепичной крыше пошарпанной заброшки в окружении каких-то неприятных глазу четверых пацанов и спокойно перебирал тонкими пальцами звонкие струны гитары. Ван Ибо подошёл и сел с ним рядом, только вот наткнулся на… Очередного себя. Себя, с таким едва ли не хищным лицом, одетого в броскую одежду проходных дворов. Песня Сяо Чжаня была на английском языке, но он неизвестно откуда понемногу понимал её. Кажется, что-то про небо, про печаль разлуки. Вроде как слащаво, но в то же время душевно. А потом глаза застил неизвестно откуда появившийся белый свет. Ибо на секунду ослеп, но когда свет так же быстро рассеялся, он увидел в метре от себя Ван Ибо, с телефонной камерой в руке и нечитаемым выражением лица. И где-то впереди него — троих страшных парней, которые насмехались и издевались над прежде улыбающимся светлым мальчиком. У Ибо перехватило дыхание, и он кинулся к ним в попытке разогнать и оттащить, однако руки неощущаемо проникли сквозь них, будто призрачные. Ибо не слышали, не видели, не чувствовали. — Нет, нет, нет! Отойдите, не трогайте его, уроды!!! Его не слышали, словно он орал это в пустоту. А потом он чуть ли не в слезах обернулся на самого себя. И до похолоднения ужаснулся этой своей безразличной гримасе. — Ван Ибо! — злобно окликнул он юношу, однако снова остался незамеченным. На негнущихся ногах приблизился к нему и что есть мочи заорал в лицо: — Ван Ибо, останови их!!! Но тот и ухом не повёл, перескакивая глазами то на это отвратное зрелище, то на экран телефона. У Ибо разрывалось сердце. От этих жалобных криков Чжаня о помощи, от этих режущих слух хохотаний, от этого бездействия самого себя и проходящих внизу людей. Как в забытье, он взвыл как волк, рухнул на колени и начал сильно стучать об острую черепицу кулаками, но как таковой боли не почувствовал. Конечно, он — всего лишь жалкий призрак в этом тревожном сне. Но вдруг кто-то сверху похлопал его по спине. Как оживлённый, он в надежде поднял округлённые слезливые глаза наверх, но встретился с ужасным полыхающим взглядом Ван Ибо. — Ван Ибо! , — умоляюще вцепился руками Ибо в низы худи прежнего себя, — сделай же что-нибудь! Пожалуйста, я умоляю тебя! Останови их!.. Сделай хоть что-нибудь! Каждое слово давалось с трудом, ведь он задыхался от надрывных плачей. Он сказал это в надежде на то, что он изменился. Стоящий напротив пацан изогнул бровь и указал в сторону. Ибо последовал глазами в указанном направлении и вновь узрел стонущего от отвращения Сяо Чжаня и довольные рыла трёх извращенцев. — Ты был здесь, Ван Ибо. — ровно, но зло произнёс тот, — и ты боялся даже подойти. И ты боялся уйти. У Ибо мороз пробежал по коже, но он не успел осознать происходящего, потому что тот прежний Ван Ибо неожиданно двинулся к нему и схватил за грудки больничной одежды. Их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, и Ибо с горечью и мерзостью замечал вспышки удовлетворения в собственных глазах перед собой. — Пожалуйста, останови это… — тихо молил плачущий Ибо. Парень напротив зловеще оскалился и выгнул бровь: —  А что сделал ты? — напоследок прорычал он и отшвырнул Ибо от себя. Душа ушла в самые пятки и чуть не покинула тело, когда Ибо стрелой свободно полетел вниз. *** Широко распахнув напуганные глаза, первое, что ударило в лицо Ибо — слепящий свет. Он хотел поднять руку и заслонить голову, но тут же громко ахнул от омертвившей всё тело жгучей боли. Он ясно ощутил, что её эпицентр находился где-то под левым ребром, и эта боль была такой сильной и колющей, что отрезвила почти всё затёкшее тело. Он ещё раз крепко зажмурился и прошипел сквозь зубы, а когда слабо откинул голову, она опустилась на что-то мягкое. Он разлепил в интересе глаза и сквозь тонкую пелену рассмотрел место, где находится. И только обречённо, но не удивлённо вздохнул. Точнее, попытался сделать это, потому что дышать было тяжело и очень больно. Он лежал, хотя, судя по установочному положению кровати, скорее полусидел. Опять этот белый потолок, опять запах стерильных принадлежностей и спирта, опять узкая кровать. Он был заточён в эту больницу словно в плен, да пропади она пропадом. — Мадам Чунь! — он вздрогнул от звонкого женского голоска, постепенно удалявшегося, — мадам Чунь, он очнулся, идите сюда, скорее!.. Ибо тряхнул головой, приводя мысли в порядок и быстро моргая, проясняя взгляд. Попытался снова поднять правую руку, но её сковала лёгкая, но пронизывающая острота. И точно. Из неё торчала заклеенная пластырем игла от капельницы. — Ох, Ибо, — протянула почти вбежавшая мадам Чунь, — Господи, Ибо, ну и напугал же ты меня… Как ты себя чувствуешь? Слева больно? Усталость? Пить хочется?.. Она присела на стул перед ним и выжидающе уставилась. Он смотрел на неё устало, но с едва читаемым одобрением. Как-никак, её видеть и терпеть её присутствие было гораздо приятнее и легче, чем ту ненавистную Цзинь Сюмин. — Всё нормально, — нехотя кивнул он, — что произошло? Она тяжело выдохнула, отведя глаза: -… Всё случилось слишком стремительно, у тебя помимо внешнего открылось и внутреннее кровотечение. Пришлось действовать быстро, мы подготовили операционную. Он смотрел отстранённо и безразлично. -… У тебя были болевой шок, страшная тахикардия… А ещё пришлось делать переливание крови. Разрыв селезёнки, немного заделся желудок, в общем, зашили органы и рану. Ибо, это те подонки, которые тогда, с Сяо Чжанем… — Мгм, — лаконично завершил он. Точно. Сяо Чжань. Ибо с точностью запомнил то яростное лицо Пан Цзу, когда он едва не пронзил своим ножом этого беззащитного мальчика. Так подло. И ещё помнил эти удивлённые рожи всех троих, когда они смотрели на истекающего кровью Ван Ибо. Будто никак не ожидали, что он кинется на защиту Чжаню. Так глупо. — Как а-Чж… Как Чжань? , — он смущённо осёкся, ведь он не смеет называть его а-Чжанем. А вдруг эти подонки… А вдруг… Тогда… Ведь он ничего не помнил… Самые жуткие картинки лезли в голову. Ведь он потерял сознание почти сразу, ничего не мог сделать тогда. Он даже боялся любого возможного ответа. Мадам Чунь саркастично отмахнулась: — Да при чём тут Чжань? Не переживай, он орал так, что полбольницы примчалось сразу же. Она удивлённо застыла, когда Ибо удалось глубоко выдохнуть и, прикрыв глаза, расслабить напряжённые мышцы. Слава Небесам. — Где они? — Кто? , — недоумевала она. — Те трое. — А, тоже ничего страшного. Их сразу отвели от вас, тут же вызвали полицию. Их скрутили и забрали, уж не знаю, что там с ними сталось. Он кивнул. Новости были хорошие. Хотя он решил уточнить: — Вы с хорошими новостями? Та глуповато улыбнулась: — Ну, то, что ты живой — уже прекрасно. Ибо призадумался и стал смотреть сквозь неё. — Да кому я нужен. Точно ли это прекрасно?.. — слабо прохрипел он, и глаза его заблестели. Чунь Юйлань нахмурилась и даже легонько пихнула его в плечо: — Ты что, сдурел?! — сердито подалась она вперёд, — умереть захотел?! Да знал бы ты, какая истерика у Чжаня была, как тряслась Минчжу!.. Кровь в жилах застыла, а виски больно застучали. Ему послышалось, или… — У Чжаня… Была истерика?.. Из-за меня?.. — Ну конечно! — как ни в чём не бывало ответил врач, — он орал твоё имя как ненормальный, даже голос потом сорвал! А то, как его трясло, да ещё и со сломанным позвоночником!.. И после этого ты ещё говоришь, что никому не нужен?! Ибо впервые вслушивался в её речи так внимательно и пристально. И думал, что пребывает где-то точно не здесь. Неужели Чжань… Волновался за него? — И ещё, — продолжила мадам Чунь, только слегка погрустнев, — слава Богу, поджелудочная железа не повредилась, а то произошло бы самопереваривание. А теперь… Ты спрашивал про хорошие новости… Они закончились. Он внутренне похолодел. — Ч-что не так?.. Что-то с Чжанем?.. Та мотнула головой: — Да нет же. С тобой, Ибо. Ох, как гора с плеч. -… Скапливающаяся в брюшной полости кровь будет причинять боль, повысится чувствительность. Так что, думаю, объяснять не надо, что ты тут не на пару дней. Длительное пребывание в горизонтальном положении тоже неблагоприятно, а частое ограничение воздействия на позвоночник задержит заживание селезёнки… Она ещё долго что-то поясняла и рассказывала о его непростом состоянии, но он не особо слушал. — Что сейчас с Чжанем? , — он несколько нагло прервал её, — как он? Она пожала плечами: — Да вроде как нормально, правда, кушает плоховато. Стресс всё-таки. Разве что, сегдня вот ему снимут гипс с правой ноги. Ибо слегка улыбнулся. Наверняка, это великое облегчение для Чжаня. — Кстати, где я? — поинтересовался он, потому что палата была явно другая. Намного просторнее и несколько светлее из-за большого окна. — Не переживай, тебя поместили на третий этаж, для более тяжёлых пациентов. Глаза Ибо загорелись. Значит… Он стал хоть на шаг ближе к Сяо Чжаню. Хотя, вероятно, это ничего и не изменит. Но всё же надежда всегда умирает последней. Она уловила эти изменения в его лице и поддакнула: — Сяо Чжань в тридцать восьмой палате, ты в крайней — сороковой. О, Ибо, а ты в курсе, что у него завтра день рождения? Ибо свёл брови вместе. Как ни стыдно было признавать, но он слышал об этом впервые. Несмотря на то, что Сяо Чжань — довольно известная личность. Госпожа Чунь заметила его опустившиеся глаза и краснеющие щёки. И наверняка всё поняла и без слов, хотя тот искренне надеялся на обратное. Она перешла с темы: — Я позвонила Минчжу, пока тебе делали операцию. Она умчалась с работы, прибежала сюда, но ты никак не приходил в себя. — Сколько я проспал? — Недолго. Сутки. Сейчас она на работе, но требует позвонить, когда ты очнёшься. — Не надо… Не сейчас, — устало заключил он, — попозже. Пусть приедет вечером. Она кивнула. — Хорошо. А теперь тебе надо отдыхать. Так что я пойду, наверное. — Постойте, госпожа Чунь, — остановил он её, когда она направлялась к выходу. Она обеспокоено обернулась: — Да? Он помолчал, а потом застенчиво попросил: — Вы… Можете заходить ко мне… Чаще, пожалуйста? Ему более менее нравилось общаться с ней. По крайней мере, она — единственная, с кем можно было бы поговорить в этих стенах. Та постояла, ничего не говоря. Лишь спустя несколько мгновений молча кивнула. — Если что-то беспокоит, зови меня. Я приставлю тебе медсестру Айминь. Наверное, ты помнишь её. — Угу. А ещё… Можно ли… Поменять мне личного врача? Он вообще не думал, что попросит об этом. Потому что раньше ему было полностью плевать, кто там околачивается рядом с ним. Наверное, тот период назывался полнейшим отчаянием. Сейчас же он возымел крошечную частичку надежды. Надежды на что-то. — Да, прости меня, Ибо. — виновато опустила она голову. Он непонятливо нахмурил брови. -… Мне сразу не понравилась та Цзинь Сюмин. Такую безалаберную ещё поискать надо, извини, что направили её к тебе. Тот тихо помотал головой. — Ничего страшного, не заморачивайтесь. Она пожалась на месте. — Знаешь, Ибо, у меня есть причины не доверять многим в этом мире. Я бы с охотой взяла на себя ответственность за тебя в этой больнице, но меня приставили к Сяо Чжаню, хотя он тоже очень хороший мальчик. Ибо прямо-таки растрогался. — Поэтому я не в силах оставить его, так что я уговорю главврача, чтобы тебя взяла моя мама. Не против? Она — отменный врач, хороший и заботливый человек. — Раз вы советуете, то почему бы нет? Юйлань облегчённо улыбнулась. — Вот и хорошо. Поправляйся давай. — Мадам Чунь!.. Пожалуйста, позвоните маме, скажите, чтобы принесла кое-что… *** — Чжань, с ним всё в порядке, — с этими словами она осторожно вошла к Сяо Чжаню в палату. — Он очнулся? , — спросил он как можно более невозмутимо, смотря куда-то в стену. — Да. — она подсела к нему, — а что насчёт тебя… Кажется, ты не повредил позвоночник, и сегодня уже снимем тебе гипс. Он лишь коротко кивнул, а зрачки расползались всё шире и шире. — Тебе принести поесть? У Сяо Чжаня дрогнули губы. -… Почему он это сделал? , — прошептал он. Мадам Чунь растерялась и мотнула головой. — Ведь, как ты говоришь, он тогда хотел спасти тебя, но не сумел. Может поэтому в этот раз ошибки допустить не мог. — Оставьте меня. Пожалуйста. — Зови. Врач вышла с тяжёлым сердцем, а когда хлопнула дверью, Чжань позволил себе тихонечко поплакать. *** Когда Ибо проснулся, за окном был уже вечер, однако свет в палате ярко горел. — Добрый вечер, господин Ван, — снова этот трещащий молоденький голосок. Слева от него хлопотала Айминь, с которой он не виделся, к слову, очень долго, и что-то проделывала с капельницей. — А… Айминь? — решил уточнить он. А она изменилась. Перекрасила волосы в более светлый и остриглась по самые плечи. Та закивала и наконец оторвалась от своего занятия, уставившись на неё. — Что ж, тогда давайте на ты. Тебя Ибо зовут, верно? Ибо положительно кивнул. Она добавила: — Уже девятый час, мадам Чунь звонила госпоже Ван, она пообещала, что скоро придёт. — Хорошо, спасибо. Айминь, когда я уже смогу ходить? — почему-то этот вопрос волновал его больше всего. Айминь закусила щёку. — На самом деле, рана не слишком глубокая, разве что мешают швы на органах, а для выздоровления на позвоночник нужно делать нагрузки. Поэтому… Ну, можешь попытаться завтра. Конечно, не без помощи. — Ох, хорошо, тогда мы условились? — Да, — она широко улыбнулась, — что-то хочешь? Поужинать, поесть, в туалет? — Можно воды? И впрямь, в горле пересохло как после недельной попойки. Однако Айминь почему-то напряглась. — Видишь ли, Ибо… Поскольку на твоём желудке швы, и затрагивать желудочно-кишечный тракт нельзя, ты будешь питаться внутривенно. Сейчас вернусь. Это отнюдь не обрадовало его. Он знал по слухам, что это крайне неприятно. Вернулась девушка примерно через несколько минут, только уже не одна, а со своей начальницей Чунь. В руке врач держала какой-то стеклянный пузырёк с этикеткой «Лидокаин». — Ибо, ты только не волнуйся, ты же взрослый мальчик, так? Она подошла к нему и взяла его правую руку. Перевернула внутренней стороной на себя и смочила ватной палочкой место где-то над веной. — Сейчас будет больно. Далее Айминь протянула ей какую-то замысловатую иглу, походящую на шприцовую — с такими же крылышками, такой же формы. Это правда были ощущения не из приятных. Естественно, не тогда, когда Чунь всего-то воткнула ему иглу в вену и заклеила пластырем, а тогда, когда по тонкой трубочке внутрь начала поступать вода. Мадам Чунь начала говорить что-то на своём непонятном и неинтересном ему языке. — Это только периферический венозный катетер* для мелкого парентерального внутривенного питания. Питание будет поступать прямо в кровоток… * Периферический венозный катетер — катетер для кратковременного внутривенного питания. Ибо опять же было всё равно. Абсолютно. — Как там Чжань? , — перебил он её. — Ибо, прошёл всего лишь день, а ты уже беспокоишься. Всё нормально, сегодня вот уже сняли гипс, пока ты отдыхал, как я и сказала. Только вот после этой фразы она помрачнела в лице. Но потом опять вскинулась: — Чуть не забыла: завтра смена моей мамы, поэтому познакомитесь, ладно? Ибо закивал головой, опустив глаза. *** Ван Минчжу пулей влетела в пустую комнату Ибо. И по её опухшим глазам сын понял, что мать прорыдала уж точно не пару часов. — А-Бо! , — она отшвырнула сумку и пакет на пол и бросилась к нему, целуя ему руки, щёки, глаза. От неё веяло знакомым запахом любимого кофе, свежей выпечки. — Мама, со мной всё хорошо. — эта фраза прозвучала так успокаивающе и приятно, что он невзначай улыбнулся, — правда. Минчжу из последних сил сдерживала свой плач, потому что, наверное, поняла, что в последнее время плакать получается как-то странно часто. — А-Бо, мне сказали, что ты питаешься внутривенно, — она всхлипнула, потому что это и впрямь было больно понимать, — поэтому мне запретили приносить тебе твёрдую пищу. И вообще сказали ничего не приносить. Ибо ободряюще усмехнулся. — Не страшно, мам. Я переживу, хаха. Она не могла не улыбнуться, созерцая своего счастливого ребёнка. — Но я принесла то, что ты просил. Ибо засветился, как лучик света, когда женщина достала из брошенного на пол пластикового пакета миловидную картонную коробочку. *** Эта ночь выдалась беспокойной. Если в прошлую Чжань хорошенько отсыпался после панического приступа, то сейчас он будто забился в угол в незнании. Лишь изредка смотрел в окно на тёмно-синее небо с проглядывающей из-за облаков блестящей Луной. «Ван Ибо, почему ты сделал это?..» Этот вопрос полночи не давал ему покоя. Он бы спросил у него сам, но ему не разрешали не то что с постели вставать — даже двигать конечностями. Да и сам он не уверен, что дополз бы до него. Конечно, мадам Чунь известила Чжаня о том, что Ибо теперь всего лишь через две палаты от него. «Ван Ибо, кто ты для меня?..» Враг? Верное определение. Самый злейший, самый страшный, самый ненавистный. Друг? Как бы жутко ни было признавать это, но Ибо в прямом смысле спас Чжаню жизнь. Хотя тогда, на крыше, тому было по барабану, если с ним что-то случится. Ах, точно. Сяо Чжань даже успел подзабыть, что каким-то неизвестным образом влюбил его в себя. *** На следующий день, несмотря на то, что до нужной палаты всего несколько метров, медсестра крепко держала Ван Ибо под локоть, когда они медленно шагали по коридору. Парень держал в свободной руке тот самый расписной пластиковый пакет, который ему вчера принесла мама. Каждый шажок отдавал колкостью под ребром, но Ибо продолжал идти, лишь иногда прижимая ладонь к забинтованному туловищу. Когда они оказались напротив белой двери, он вежливо попросил: — Можно дальше я сам? Айминь кивнула: — Конечно, можно. Ступай, только потихоньку. И торопливо ушла дальше по своим делам. Ибо довольно долго не решался войти, обдумывая свои последующие действия. «Я войду и сразу кинусь к его ногам. И скажу, как сильно скучаю по нему». Настроение приподнялось лишь на немного. Сделав глубокий вдох, он открыл дверь и вновь увидел прежнего Чжаня. С отстранённым выражением на лице, не выказывающим ни единого признака праздничного настроения. Теперь у Ибо есть время для разговоров.