Ты моя нежность

— А-Чжань… — будто автоматом слетело с губ стоявшего в дверях Ибо, когда Сяо Чжань, кажется, впервые не повернулся на него. Но стоило ему произнести это, как Чжань медленно повернул голову в его сторону. И в глазах застыло удивление. А приятное или нет — Ибо не разобрал. Хотя, с какого перепуга оно должно быть приятным?.. — Ибо?.. — тихо прошептал в ответ Чжань с хрипотцой. И Ибо готов был утонуть в своём собственном имени, если оно звучало голосом Сяо Чжаня. Растаять, как лёд, в этом солнечном тепле. Ибо сделал несколько шагов, и впервые за столь долгое время они были такими уверенными. Однако всё равно ходить самому было тяжелее и труднее, чем при помощи медсестры. Ибо пребывал в некотором замешательстве: понятия не имел, улыбнуться ли ему в честь праздника а-Чжаня или печалиться из-за навалившихся относительно давно проблем. Поэтому просто поджал губы в тонкую нить. Он закрыл дверь и подошёл к кровати, ни на миг не спуская глаз с удивлённого Чжаня. Это так грело душу. На его лице именно удивление — не ненависть, не страх, не жалость — а именно какое-то детское удивление. — Ты можешь ходить?.. — спросил первым Чжань. Ибо как будто воспарил высоко в небо, когда Сяо Чжань первый забеспокоился о нём. Хотя, он не имел никакого права давать себе ни малейшей надежды на что-то между ними, так что мгновенно спустился на землю. Ибо уверенно кивнул, слегка расползаясь в улыбке и изо всех сил подавляя её. — Поздравляю тебя, а-Чжань, — негромко сказал он без единой эмоции радости и опустил глаза на красочный пластиковый мамин пакет в руке. И поставил его на постель рядом с ещё больше удивившимся Чжанем. -… Что? — Чжань и впрямь искренне изумился. Ибо даже чуть не рассмеялся. Только прыснул в кулак, тут же поморщившись от сковавшей тело боли под ребром. — А-Чжань, с днём рождения, — повторил он, уже слегка улыбаясь, — неужели забыл? Чжань кашлянул и смущённо отвёл взгляд: — Кажется, типа того… Ибо хмыкнул: — Ничего, я… Я… В общем, это вот тебе, — и вынул из пакета картонную коробочку. Чжань не говорил ни слова, тупо смотря на вещицу, и Ибо решил самостоятельно открыть её. Изнутри тут же повеяло каким-то очень сладким, приторным запахом. Пусть и слабо улавливаемым, потому что из носа тянулись эти поднаторевшие канюли. Чжань вскинул брови, всё ещё не видя содержимого коробочки, и тогда Ибо изогнул уголок рта, осторожно вынимая замысловатое разноцветные пирожное круглой формы, лежащее на ажурной салфетке. Довольно большое, почти полностью с ладонь Ибо, которая, к слову, была немаленькая. Позже Чжань разглядел, что на самом деле это несколько кусков от разных тортов: шоколадный, кремовый, ягодный, фисташковый, фруктовый. Но ещё удивляло то, что среди этого вкусного разнообразия не было орехового торта. Может, Ибо забыл, что Чжань любит именно этот вкус?.. Не тут-то было. Ибо понмил это лучше, чем кто-либо в мире. Просто помимо этого ещё он помнил, какие воспоминания связаны с этим ореховым пирожным. Неосознанно у Сяо Чжаня навернулись слёзы на глаза. Счастливые ли это были слёзы или нет, Ибо не распознал. Ему оставалось только восхищённо ахнуть, когда Чжань улыбнулся почти до самых ушей. Первый раз за этот месяц. Вообще впервые за всё время, проведённое в этих будто зачарованных стенах, из которых уже, казалось, выхода нет. Но почему-то ещё один уголёк надежды вспыхнул в потухшем сердце Ибо, когда он вновь узрел эту яркую улыбку. Которая, кажется, была готова ослепить весь мир, которая поднимала высоко-высоко, которая уже начинала постепенно забываться. Ибо не смел ничего и говорить — боялся сказать что-то не то, только чтобы эта улыбка задержалась на этом нежном лице ещё чуть-чуть. Ибо положил пирожное обратно в коробочку и поставил на тумбу, доставая из неё ещё что-то. Семь цветных свечек из зелёного воска. Из пакета достал зажигалку. Воткнул свечи в середину каждого куска тортиков и зажёг их. Тут же сладостный аромат притупился, сменившись запахом плавящегося воска. Краем глаза Ибо посматривал на Чжаня. Тот заворожённо смотрел на это маленькое лакомство, и слабый огонёк свечи искрами мерцало в его тёмных глазах. Кажется, счастливых. — Ты запомнил… — зачарованно шепнул он, улыбаясь ещё шире. — Что именно? — выпрямился Ибо. -… Ореховый торт. Не стал дарить его, чтобы я не вспоминал… Ибо посмотрел в пол, печально задумываясь. Да, это правда было так. Он много раз ещё успел предупредить маму, чтобы она ни в коем случае не приносила ему орехового торта. Но сейчас грех было портить навевающую уют атмосферу. Они оба, в полнейшей тишине, только кто-то бродил под дверью снаружи, то ли проходя мимо, то ли смеряя шагами коридор. Неважно. Абсолютно неважно. — Запомнил, — по этому ответу было слышно, как Ибо невзначай содрогнулся. Придвинул ближе стул и уселся, взял коробочку с пирожным и поднёс ближе к лицу Чжаня. На белую кожу тут же кое-где легли ласковые блики золотистого света свечей. — Как… Как ты… Как ты узнал, что мой любимый цвет — зелёный? — спросил мальчик, глядя на зелёную свечку. — Это было несложно. Посмотрел в Интернете, там вся информация о тебе. Возможно, это прозвучало двусмысленно, исходя из данных недавних событий, но во всяком случае, Чжань не показывал вида. Только теплее улыбнулся. — Задувай и загадывай желание, — мягко сказал Ибо. Тот слабо кивнул, помолчал несколько секунд и дунул, тут же напрочь снося порывом дыхания все семь дрожащих огоньков. Ибо не стал спрашивать о том, что загадал Сяо Чжань. Вместо этого он вынул погасшие свечи из пористого бисквита и поднёс приятно пахнущее лакомство прямо ко рту Чжаня. — Кусай прямо так, — с усмешкой сказал он. Чжань сначала долго тупился на торт, но всё равно не устоял и, широко распахнув рот, откусил довольно большой кусок от пирожного с клубникой за раз. Ибо взял из пакета бумажную салфетку и дрожащими руками вытер губы Чжаня. Тот надул щёки и вкусно жевал, торопливо почти глотая сладость. — Не беги ты вперёд паровоза, — упрекнул Ибо, переживая, что тот ещё подавится. Чжань, чавкая, спросил уже более уверенно: — Как ты узнал, когда мой день рождения? — Мадам Чунь сказала, и на стойке администрации в базе данных указана твоя дата рождения. Пятое октября. Кстати, сколько тебе лет? Мальчик проглотил и уже внятнее начал разговаривать: — Сегодня семнадцать. Ибо напрягся в лице, и Чжань заметил это. — Что? — Ничего, — замотал головой тот, — а-Чжань, мы… Мы можем поговорить, пожалуйста?.. Я пытался сделать это очень долго и много, но почему-то не удавалось по каким-то причинам… Он уже хотел отставить приятно пахнущее пирожное обратно на тумбу, но увидел разочарованные глазки Сяо Чжаня и, вздохнув, передумал. Вместо этого стал одной рукой отламывать кусочки от липкого пирожного и протягивать Чжаню в рот. Конечно, лица обоих надо было видеть. Оба краснющие и с потупленными глазами. -… Почему ты сделал это? — опять первым нарушил тишину Чжань. — Что? , — не понимал тот, — ты про торт?.. Ээ, ну, я… Просто хотел… — Нет, — отрезал тот уже резче, немного отворачивая голову и отказываясь от очередного куска, — не про торт. Ибо чуть нахмурился и отставил уже половину от оставшегося подарка на тумбу. И посерьезнел в лице, начиная глубоко дышать. — Ты кинулся под нож, — ровным тоном пояснил Чжань, — вместо меня. Зачем? Неужели настолько жить надоело? Наконец у Ибо хватило смелости заглянуть в его глаза. Собственный взгляд, такой непонимающий и немного неудобный, встретился с его — таким чуждым и требовательным. Отступать было бы бессмысленно. Чжань не унимался: — Помнится, тогда ты не очень сильно волновался о том, что… — Чжань, — несколько неуверенно прервал Ибо, — ты… Ты прекрасно понимаешь, почему я так поступил. Но лицо Чжаня было искренним и крайне поражённым. — Откуда же я должен знать? Это потому, что я тебе, кажется, нравлюсь, да?.. Ибо сглотнул, вмиг яростно покраснев в лице. — Слушай, Чжань, я не об этом хотел… — Да или нет?! И правда, теперь пришла очередь Чжаня поиздеваться над Ибо. Хотя, кажется, он делал это ещё с самого начала. — Да. — едва слышно ответил тот, смотря на собственные сладкие руки, — но я правда не об этом хочу поговорить. — А о чём?! — ещё резче наезжал Чжань. Ибо опустил голову, отряхнул руки и провёл ладонью по хребту, собираясь с мыслями. — Сяо Чжань… — сам не осознал, как употребил крайне официальное имя, — что… Что мне сделать для тебя? Тот прищурился. — Мне ничего от тебя не нужно. Но Ибо решил парировать до последнего: — Однако же ты не гонишь меня взашей отсюда, хотя запрещал приходить к тебе. Сяо Чжань… Он размеренно и глубоко вздохнул, то сжимая, то разжимая кулаки, и в конечном итоге поднялся со стула и встал рядом с ним. Вытянулся в полный рост, как-то проницательно всматриваясь в глаза Чжаня. И громко и чётко выпалил на одном дыхании, наплевав на всю боль под сердцем: — Сяо Чжань, прошу тебя, выслушай меня. Всё это время… Весь этот грёбанный месяц, что я лежу в этом месте… Это как кошмар наяву, я хочу побыстрее умчаться отсюда, поскорее забыть его. Но судьба подкидывает мне всё больше и больше препятствий и причин, только чтобы я остался. Тебе не кажется это каким-то знаком?.. Мне вот кажется, что это именно так, иначе как объяснить то, что я ещё тогда, давно, хотел сбежать отсюда, когда уговорю тебя не катать заяву, но потом меня надолго положили в больницу с этим сраным миокардитом?.. Чжань изменился в лице — из выжидающего на заинтересованный и удивлённый не в лучшую сторону. Верно, ведь он тогда так и не узнал, по какой причине Ибо до сих пор здесь. -… А потом… Ведь вчера я специально шёл, чтобы броситься к твоим ногам и вымаливать прощения… Его голос дрогнул, а глаза подозрительно заблестели. За всё это время он ни разу не поднимал их на Чжаня, рассматривая светлый пол под собой. Сейчас же он поджал губы и сминал жёлтую рубашку пижамы. -… Помнишь, тогда, давно, я встал на колени перед тобой?.. Никогда, слышишь? Никогда я не делал этого ни перед кем. — и тихим шёпотом добавил, — даже перед отцом. Руки его затряслись, а Чжань стал дышать громче и крупнее. Тот продолжал: — Когда я впервые попал сюда, я надеялся, что припугну тебя и заставлю не сливать меня ментам. Я думал, что пробуду здесь полдня. Конечно, ведь Ван Ибо — гроза всей школы. Кто ж смеет противиться его воле и указам?.. -… А потом… Я не знаю, что пошло не так. Это проклятое заявление отошло куда-то далеко — даже не на второй и не на третий план, а куда-то на десятый. И знаешь, почему?.. Я каким-то образом возжелал, чтобы ты простил меня. Это было моё единственное желание, оно было сильнее всего, что я когда-то испытывал. Несколько секунд в молчании пролетали слишком медленно. — Чтобы только ты простил меня, чтобы не выгонял… Я говорил тебе забыть обо мне как о страшном сне, чтобы тебе было легче. Но я ни единой крошечкой себя не желал этого на самом деле. Я хотел, чтобы ты помнил меня. Возможно, как самое главное, что случилось с тобой. Я ошибся. Я глубоко ошибся. К концу фразы он почти сошёл на сиплый шёпот. И, наконец, посмотрел в эти глаза. Такие чистые, такие большие, такие красивые. Сможет ли он без них?.. Ноги Ибо будто бы жили своей жизнью, потому что невольно стали дрожать, а колени сгибаться. Чжань хотел, но не смог произнести ни слова, когда Ибо бесшумно опустил колени на холодный пол, поникнув головой. — Сяо Чжань, я мучаюсь. Мучаюсь от тех кошмаров, которые преследуют меня. Я вижу тебя и тех мерзавцев, что сотворили с тобой такое… Но ещё сильнее мне хочется убить себя. Потому что я сталкиваюсь с этой своей… Отстранённой, абсолютно безучастной рожей. А ведь я тогда попросту испугался, Сяо Чжань. На лице Чжаня застыл вопрос. — Я испугался, что, мать его, буду трусом в их глазах! И упал ничком, чуть ли не стукнувшись лбом, неистово стуча кулаками об пол. Даже не посмел и пискнуть от парализовавшей всё тело боли снаружи и внутри — от швов и шрамов на теле и в организме. Только громко всхлипнул и начал беззвучно рыдать, хотя изнутри его будто пожирали самоубиение и гнев. — Я… Я испугался, Сяо Чжань. Не хотел быть трусом… Но я им и оказался… Чжань безнадёжно прикрыл глаза. Ибо вскинул голову и вперил в него свой полный жалости и раскаяния взгляд, наполненный водой. — Сяо Чжааань! — почти вскрикнул он хриплым от плача голосом, — это я, я! Это была моя идея — затащить тебя туда! Да, я хотел напугать, поставить тебя на место… Но я никак не ожидал, что всё выйдет… Вот так вот… И снова приник головой к полу, заливая его слезами. — Перестань реветь. — сухо сказал Чжань, -… Когда кто-то ревёт, то и мне хочется плакать. Ибо замолчал и посмотрел на него. И в действительности перестал выть, когда заметил, как по бледной щеке Чжаня побежала невесомая хрустальная слезинка, мерцающая золотой звёздочкой от солнечных бликов в окне. Сяо Чжань, насколько же ты… Добрый?.. Перед тобой убивается и раскланивается собственный убийца, а ты волнуешься о том, что он плачет… Подсознательно ли или нет, Ибо придвинулся на онемевших от удара коленях к противоположному краю кушетки и осторожно сжал белое одеяло в ногах, покрывавшее Чжаня по грудь. И на этот раз уже не спускал красных глаз с лица Чжаня, пытаясь хоть как-то прочитать его, хоть и не был специалистом в этом. — С-Сяо Чжань… — его руки, сжимавшие краешек одеяла, тряслись, как у наркомана, а слёзы уже висели даже на загибающихся ресницах, — что м-мне нужно сделать, только чтобы ты… Ты… Чтобы ты хотя бы не ненавидел м-меня?.. Внутренне он предпочёл бы умереть. Если сейчас Чжань откажет ему в уступках, он не ручается, что ничего с собой не сделает. «Сяо Чжань, если ты не простишь меня — какой вообще смысл продолжать нести на своих плечах этот груз?» Это было последнее, о чём он успел подумать, прежде чем Чжань прошептал долгожданный ответ. И даже стало чересчур тихо. И всякие шуршания за дверью, кажется, тоже прекратились.  — Ван Ибо, ты… Тогда, на крыше, я смотрел на тебя в надежде на то, что ты сжалишься надо мной и наконец остановишь этот кошмар… Ибо чуть покачнулся от уже навевающего негативные эмоции сказанного. -… А ты так и не остановил. А ведь я тогда пошёл с вами и видел ваши не предвещающие ничего плохого лица. И те кофе, и торт, что ты купил мне… Он медленно повернул исхудавшую шею на тумбу, оценивая взглядом оставшуюся половину цветастого пирожного и немного расплавившиеся семь зелёных свечей рядом. — Какой же я дурак. — Чжань… — Нет, послушай теперь и ты. Знаешь, что я тогда чувствовал?! Да, мне было больно не только физически, потому что потом душевная боль заглушила все звуки и ощущения вокруг. Первый мой день в школе — тогда ты пожал мне руку. Тогда-то я и приметил в тебе того единственного — казалось, отзывчивого, искреннего и добродушного. Ты запомнил мой любимый вид кофе, ты запомнил мой любимый вкус пирожных. И я правда верил тебе как единственному спасательному кругу в этом незнакомом омуте новой школы. А ты сломал моё доверие… Я тоже ошибся. И вот тут-то до них обоих дошло. Сяо Чжань ошибся в Ван Ибо. Всем собой доверял ему, а тот отдал его словно жертву на растерзание диким волкам. Ван Ибо ошибся в Сяо Чжане. Считал, что тот точно так же, как и он сам, ответит ему местью и злобой, но тот даже спустя столько времени волнуется о его чувствах. Они так ошиблись. Они так серьёзно и глупо ошиблись. Друг в друге. Сами в себе. — Мы… Оба ошиблись, — заключил Ибо. Чжань помолчал, однако уставился в пустоту, ответив: — Да. Пожалуй, да. А потом перевёл чувственный взор на сидящего у его ног юношу и чуть кивнул головой: — Нам обоим только по семнадцать лет, мы настолько молоды, что уже настолько ненавидим этот мир. Уже успели допустить самую грубую ошибку в нашей жизни, которая ещё даже не успела начаться. Ибо ничего не ответил — только слышал стук собственного сердца в ушах. Чжань: — Думаю, я бы попытался отпустить всё ужасное прошлое, связанное с тобой, если бы мы попробовали понять друг друга. Ибо моментально поднял на него щенячьи глаза, исполненные надежды. Конечным ответом Чжаня было простое и понятное: — Давай же попробуем понять друг друга.