Ты моя нежность

После того, как Чжань своими устами произнёс эту заветную фразу, Ибо заплакал. От счастья, от непонимания, от неверия, от удивления — словом, от всего навалившегося сразу. Вцепился обеими руками в маленькую ладошку Чжаня и бережно целовал её, смахивал ею слёзы со своих глаз. И ничего не говорил. Он хотел сказать очень и очень много, например то, насколько его душа разрывается от любви, или то, как он безмерно благодарен Сяо Чжаню. Что безраздумно бы сел в тюрьму, лишь бы заслужить прощение Сяо Чжаня. Но он ничего не сказал. То ли от того, что слёзы душили его, то ли от того, что когда он сжимал эту нежную ручку, все его мысли разом сплелись в клубок. То ли от того, что сейчас было правильнее помолчать. И Сяо Чжань понимал его без слов, понимал его немое молчание, нарушаемое лишь всхлипываниями и поскуливаниями. Кажется, Ван Ибо — тот человек, с кем приятно даже просто молчать. Чувствовать его присутствие, его защиту, его самоотверженность. Сяо Чжань уже не представлял, как будет проживать эту жизнь без него. Словно Ван Ибо стал ему родственной душой, его частичкой. Нет, даже целой половиной, без которой станет мрачно, неуютно и как-то неправильно. «Ван Ибо, если ты уйдёшь, что мне нужно будет делать? Кто и дальше будет так уверено идти со мной вместе? Кто всегда будет говорить мне всё то, чего мне так не хватало все эти шестнадцать лет? Кто тогда будет со мной?.. И… Что тогда будет со мной?..» Расставались они нехотя. Ибо с трудом отцепился от этой любимой руки. Шанью, всё это время наблюдавший за происходящим, еле-еле поднял его с колен, потому что тот сопротивлялся. Только бы не уходить, только бы не покидать это место, только бы быть рядом. — До встречи, а-Чжань, — почти шёпотом попрощался он, в последний раз коснувшись его тонких пальцев. А вот самому а-Чжаню горло сдавило какое-то непонятное чувство, похожее то ли на тоску, то ли на тяжесть. Прощаться. Вот это он ненавидел. Особенно, если человек настолько стал ему дорог. И все те книги, что он прочитал за свою жизнь — он мог через силу читать сказки с трагически концом, но не сдерживал слёз, когда в конце герои прощались. Поэтому в ответ он не сказал ни слова, только улыбнулся на прощание и кивнул головой. И на сердце стало как-то очень тяжело, когда рука Ибо отнялась от его. Ли Шанью же стоял в немом шоке, когда Ван Ибо, встав с пола, напрочь позабыл о его присутствии, занятый мыслями о Сяо Чжане. И потом, без его, мужчины, помощи самостоятельно пошагал из палаты. Почти уверенно, лишь кое-где прихрамывая и тяжело вздыхая. «Вот что вытворяет она, эта любовь, — ошеломлённо думал Ли Шанью, — вот оно — то самое, чего им так не хватало.» Им не хватало друг друга. Ибо не хватало такого человека, как Чжань — который поймёт и простит, несмотря ни на что. Чжаню не хватало такого человека, как Ибо — который любому за него горло перегрызёт. «Словно две родственные души.» Да, похоже на то. Искали друг друга очень долго, нуждались, цеплялись, не отпускали. Шанью ошарашенно вышел вслед за слабо идущим парнем, оставив Чжаня одного со своими мыслями. Только напоследок бросил: — Увидимся, Чжань! — Да, Шанью. — через силу выдавил юноша. И остался один. В этой по горло осточертевшей палате, уже до головокружения вонявшей всяким спиртом и гидрокарбонатом, пропускающей через пластиковое стекло окна сигнализации и гудки шумных автомобилей. Без возможности свободно выглянуть на улицу, увидеть золотое осеннее солнышко и вдохнуть свежий воздух полной грудью. И он стал размышлять. Ван Ибо… Ван Ибо! Вот она — та самая родственная душа! Его солнце, его воздух. Без него здесь скучно и сумрачно, но когда он разряжает обстановку своим присутствием — это всё равно, что озаряет её тёплым светом, а его мягкие прикосновения подобны нежным солнечным лучам. Когда Сяо Чжань один, сердце начинает разрываться от сожаления по прошлому. Но когда он видит перед собой Ибо, дышать становится легче и свободнее, а всякая тревога покидает его сердце. Появляется некая уверенность. В Ван Ибо, в самом себе. В жизни. Что она продолжится. «Если бы я шёл всю жизнь рука об руку с Ван Ибо, остальные вещи занимали бы меня в последнюю очередь.» — подумал об этом и непроизвольно улыбнулся. «Если бы Ван Ибо был именно тем, кто мне нужен, то я бы ни на какие богатства мира не променял его любовь». «Если бы я дал ему шанс, то мы наверняка сплелись бы вместе, словно Инь и Ян, словно вера и надежда, словно горе и радость». А когда он думал об этом, перед глазами вырисовывались картины из прошлого. На самом деле совсем недалёкого, но сейчас казалось, будто бы прошложизненной. Настолько всё это выветрилось из памяти, настолько последние события заполняли теплом разум, настолько всё плохое начало забываться. Когда он впервые увидел Ван Ибо, нашёл его внешность довольно привлекательной. Сразу убедил себя в том, что все девочки в классе принадлежат одному Ибо. Однако потом Сяо Чжаня посадили за одну парту с самой красивой девушкой. Об этом её статусе ему, конечно, сообщили её подруги, но она показалась ему просто симпатичной, не более. Он даже так и не узнал её имени. Но это именно она в первый раз предостерегла его. Советовала не водиться с теми четырьмя и не идти у них на поводу. А он пошёл. Потому что Ибо обращался с ним довольно приветливо. И это был первый раз за все шестнадцать лет, когда Сяо Чжань разочаровался и усомнился в людях. С детства окружённый родительской заботой, а с юношества — любовью множества фанатов, он не знал ни хлопот, ни сует, ни огорчений. Конечно, он напрочь не помнил, как загремел в больницу. Помнил только глухие визги Ибо: «Он очнулся! Сяо Чжань, он очнулся!..» Радость в этом голосе было невозможно измерить. А потом это тошнотворное лицо, неизменно возникающее перед глазами каждый Божий день, его голос, извинения, слёзы… Ибо был первый, кто целовал его в ноги. Ибо был первый, кто падал перед ним на колени. Первый, кто спас его от смерти. Первый, кто возвращался к нему, даже с болезненными шрамами на теле. Первый, кто в слезах умолял его о прощении, отпустив свои въевшиеся в плоть спесь, надменность и самолюбие. Сяо Чжань смотрел на ясное небо в окне, на шелестящую янтарную листву деревьев, на высотные стеклянные небоскрёбы. И понимал, как же это красиво. А ещё понял, что это никогда не заменит ему Ибо. Этот человек, кто потерялся в себе, в этом мире — заменил ему все эти живописные модерновые лоянские пейзажи. Сердце Сяо Чжаня сузилось до одного человека, того, кто всеми силами исправлял ошибки прошлого, кто отдавал ему всего себя, кто был готов почти на невозможное ради него. Ван Ибо стал ему миром. И Сяо Чжань не мог отпустить его просто так. *** Сяо Хэлинь ошалел не меньше психолога, когда своими глазами увидел, как Ибо почти решительно сам ступает по полу. — Доброго дня Вам, господин Сяо, — мимоходом сказал юноша и скрылся в своей палате. Сяо Хэлинь сидел в безмолвном удивлении, пялясь на Ибо как на воскресшего из мёртвых. — Ага, сам в шоке, — раздался голос Шанью, появившегося так внезапно, что мужчина чуть подпрыгнул от неожиданности. — О чём Вы там с ним говорили, что он ходить научился?.. — округлённые глаза Хэлиня готовы были выползти наружу. Ли Шанью подсел рядом, скептически хмыкая и пожимая плечами. — Не я. Сяо Чжань. Бизнесмен ещё более заинтересованно вытаращился на него. Спокойно вынесенный психологом вердикт поразил его до глубины души: — … Это просто любовь. *** Каково же было разочарование Ибо, когда его очередные анализы показали положительный (!) результат. — Эй, Ибо, — окликнула Айминь, выбрасывая испорченные бинты в урну, — не вижу радости на твоём лице! -… Ибо только поджал губы. -… Ибо, мадам Чунь сказала, что уже завтра ты вернёшься домой. К своим родителям, школе, занятиям, что там у тебя ещё. Неужто ты не рад? Ибо насильно выдавил из себя кривую улыбку. — Нет, просто задумался. Разумеется, я очень рад. Спасибо тебе, Айминь. Да о какой радости тут вообще может идти речь, когда его разлучают с самым любимым человечком?.. *** Ибо и впрямь выписали на следующий же день. Было немного грустно прощаться с такими прекрасными людьми, как Чунь Юйлань, Айминь, Чунь Сяомин. — Навещай нас почаще! — бодрила его тётушка Чунь. — Разумеется, тётушка! Я каждый день приходить буду. Он не врал. Зайдя напоследок в запомнившуюся на всю жизнь палату №38, он встретился с прискорбными глазами а-Чжаня. Теперь он позволял себе его так называть. — А-Чжань, меня сегодня выписывают. — перешёл он сразу к сути дела, поменявшись в голосе. — Я знаю, — вздохнул тот, опуская глаза, — госпожа Чунь сказала. Ибо сделал пару шагов и молча сел на стул, пристально рассматривая своего собеседника, будто больше никогда его не увидит. Они молчали так несколько секунд, пока Чжань, не поднимая глаз, не начал размеренно, с некоторой горечью в голосе говорить: — Со следующей недели я буду посещать курсы физиотерапии. А мои рёбра хорошо срастаются, так что мне носить эту штуку ещё недолго. — он посмотрел на корсет на груди. -… Больно? — обеспокоенно спросил Ибо. Сяо Чжань в ответ тихонько кивнул, и уже только потом поднял преисполненные печальной нежности глаза на парня. И Ибо готов был растаять в этих глазах, словно лёгкий первый снег на солнце. — Дай мне руку, — лаконично попросил он. Сначала Ибо медлил, думая, что ослышался. Всколыхнулся, растерялся. И сердце снова зашлось в бешеном ритме, но а-Чжань был спокоен, как неколышащаяся гладь воды на прозрачном озере. Ибо прекрасно помнил, что самому поднять руку Чжаню чрезвычайно сложно и даже несколько больно, поэтому сам вложил свою ладонь в его. И вскользь в голове его промелькнуло: «О чёрт, как же несовместимы эти руки.» Отчасти это было правдой. Рука Ибо была большая, крупная, набитая и натренированная. В свою очередь, ручка Чжаня была почти детской: молочная гладкая кожа, тонкие фаланги пальчиков, тёплая мягкость маленькой ладошки. И в следующий момент Чжань, не дрогнув ни единой мышцой лица, медленно приподнял свою подрагивающую руку, ведя за собой и ладонь Ибо. — Чжань!.. — тихо прикрикнул тот, шокированно выдохнув. Но юноша никак не среагировал, продолжая начатое движение. Через пару-тройку секунд он осторожно положил раскрытую ладонь Ибо себе на грудь. Ибо нервно поджал пальцы на ногах. И замер, не смея даже чересчур громко дыхнуть. Но как бы он ни пытался унять внутренние пламенные всполохи, сердце стучало всё сильнее и быстрее. В комнате было настолько тихо, что этот стук заполнил всё пространство вокруг. Под своей ладонью он ощущал почти незначительные колебания. И с каждым разом только громче: тук-тук, тук-тук. Хотя тело а-Чжаня было сковано этим ненавистным корсетом, который уже просто хотелось разорвать в клочья к чертям собачьим, Ибо всё равно слабо ощущал его сердцебиение. И это было незабываемое, немыслимо горячее чувство. — … Чувствуешь? — спросил Сяо Чжань, во все глаза смотря на покрывшегося мурашками Ибо. Кадык Ван Ибо ухнул вниз, и он, всё ещё не моргая от шока, выдавил: — Д-да… Твоё сердце бьётся… Грудь а-Чжаня под его ладонью вздымалась и опускалась, и Ибо благодарил судьбу за эти незабываемые ощущения прихлынувшего к крови адреналина. К щекам Ибо вдруг прилил горячий жар. А дальше звуки влюблённых сердец заполнили собой даже наэлектризованный воздух вокруг, смешиваясь с бурлящей в ушах кровью. Две пары глаз с интересом рассматривали друг друга, а губы не смели издать ни единого писка, опасаясь разрушить столь интимную атмосферу. — Твоё тоже. — отлично парировал Чжань, не меняя тембр голоса. Ибо нервозно сглотнул и сделал глубокий вдох, пытаясь унять беспокойство внутри. Но всё было тщетно. Поэтому он так же аккуратно взял Чжаня за руку, накрыл своей ладонью и тихонько приложил к своей груди. — Слышишь? — шепнул он. Дыхание второго усилилось, и тот тяжело выдохнул: — Слышу… — Оно бьётся для тебя, а-Чжань. Они вдруг стали друг другу тем, с кем уютно и помолчать. — Ты заглянешь ко мне завтра? — с верой спросил Сяо Чжань, уставившись на парня своими до боли красивыми карими глазами. О Боже, чёрт возьми. Как же Ибо желал прямо сейчас накрыть его мягкие припухлые губы своими. Не настойчиво и не страстно, как хотел почти всегда. А сердечно, искренне, аккуратно, ласково. Со всей нежностью, на какую был способен. Но не мог себе позволить этого, как бы ни хотелось от этого выть. — Приду. — без раздумий ответил он, качнув головой. — Как же я могу не прийти? Конечно, приду. И в последний раз с решимостью заверил: — Каждый день буду приходить. Когда же Ван Ибо с колотящимся пульсом спустя довольно продолжительное время покинул палату, уже в коридоре он опустил взгляд вниз, чтобы ужаснуться, что в штанах стало почти невыносимо тесно. И это, мать его, просто от того, что он взял Чжаня за руку?!!!.. *** Минчжу специально взяла отгул, чтобы встретить своего сыночка. Айминь уже помогла собрать Ибо вещи, которых, собственно, было совсем немного: только самое необходимое, что иногда приносила мама. Когда Ибо впервые за полтора месяца вышел за пределы этого наскучившего здания, обеденное солнце немедля ударило в глаза. Он по несколько раз на дню выглядывал в окно и наслаждался лучами проникающего солнышка, но отчасти большую часть света загораживали стоящие впереди высотные дома и деревья. Поэтому сейчас Ибо занёс руку над глазами, прячась от яркого света. Была середина октября, так что на улице всё ещё держалась тёплая погода. Чистое голубое небо вкупе с мирно проплывающими пушистыми облаками. Над головой шумно шуршала золотая листва тонких деревьев, покачивающихся на ветру. И все люди куда-то спешат, торопятся, совершенно не глядя по сторонам. Самая малость из них обладала счастливыми выражениями лиц, даже в такую погоду. И это удивляло Ибо. Неужели никто не замечал цветущую во всей красе осень вокруг, неужели никакие дела не могли подождать ещё немного? Эта осень совершенно ничем не отличалась от всех предыдущих. Такая же тёплая, светлая, красивая. Но в то же время Ибо изумился тому, насколько она была особенная. Словно его первая, единственная, неповторимая. Его можно было понять. Прежний Ван Ибо, главарь всех отбросов школы и суровый байкер, никогда и ни при каких обстоятельствах не придавал значения окружающим его людям и среде. И как он только не мог заметить такое прекрасие около себя?.. Ван Ибо шестнадцать. И эта осень — его первая за всё это время. Потому что только сейчас он разглядел в ней нечто, что заполнило его сердечную пустоту и поселило внутри уютную благодать. Когда они с мамой уселись в такси, Ибо так же всю дорогу смотрел в окно, любуясь родным маленьким городком, словно впервые. Солнце по-прежнему заливало все проносящиеся мимо машины, стеклянные небоскрёбы и спешащих неведомо куда людей. Ибо прижался лбом к стеклу и улыбнулся. Он никогда не чувствовал себя настолько заполненным, настолько счастливым. *** Когда они подъехали к дому, Ибо опять-таки в первый раз заметил, насколько сильно тот отличался от других строений поблизости. Серый, обшарпанный и обветшалый. На фоне роскошных высоток дом Ван Ибо походил на камешек, никак не идущий в сравнение с могущественной горой. И всё равно, это облупившееся страшное здание было ему гораздо милее тех дорогих больничных корпусов. В этот момент Ибо как раз вспомнил о своём старом и облезлом, но таком излюбленном мотоцикле. Может быть, за это время его уже успели украсть, а может, он просто заржавел под дождём. Но Ибо стало не до этого, стоило ему лишь войти в квартиру. — Ооо, блять! Явились, не запылились!!! — раздался из глубины комнаты почти животный рёв нетрезвого Ван Сунлиня. Мама, которая первая впустила Ибо в дом, тут же обошла его и стала впереди. Ласково взяла его за плечи, добрыми глазами смотря прямо в лицо и приговаривая: — А-Бо, пройди к себе в комнату, поздороваешься с папой, когда он будет в хорошем настроении. Но Ибо только немного изогнул бровь, молча смотря на маму. — Отойди, мам. — уверенно, но как можно мягче произнёс он и чуть отодвинул её в сторону. — А-Бо! — позвала она громким шёпотом, когда сын упрямо устремился вперёд. Но точно не в свою комнату, а прямо на кухню. Первое, что он там увидел — большой кухонный стол, предназначавшийся для посуды, столовых приборов и, в конце концов, еды. Но ничего из этого там не присутствовало. Стол буквально ломился от заставлявших его пустых бутылок из-под водки и коньяка. И среди всего этого апогея — полулежавший на столе пьяный «кормилец семьи», с алкогольным пузом и вонявший крепким спиртом. И когда Ибо учуял этот дрянной тошнотворный запах, уже испугался, что его вывернет наизнанку прямо здесь и сейчас. — А-Бо, — он не заметил, как позади него оказалась мама, понизившая голос, чтобы не спровоцировать мужа, — давай, иди к себе в комнату. Но юноша даже ухом не повёл. Смотрел отцу прямо в глаза, заплывшие туманом от беспросветного пьянства, и яростно сжимал кулаки. Будто был готов сорваться, как бешеный пёс с цепи. — Ты… — он шагнул к Сунлиню, нагибаясь так низко, как не оказывался ещё никогда в жизни, — что ты себе позволяешь?! — Ибо! — строго позвала женщина, — иди к себе! Но Сунлинь уже увеличил озлобившиеся глаза и выпрямился. — Да как ты с-со мной разговариваешь, щенок?! — заплетающимся языком промямлил он. Минчжу без колебаний ухватила Ибо за запястье, отводя назад. А сама встала вперёд. — Сунлинь, не кричи на него. Кричи на меня, его не трогай. Но мужчина уже начал подниматься со стула, вытягиваясь в полный рост. Надо же, а за эти полтора месяца Ибо уже почти догнал его в росте. — Отойди отсюда, шлюха! — выставил руку вперёд и рывком оттолкнул жену в сторону, так, что та нехило врезалась головой в стену. При виде этого ужасного зрелища глаза Ибо налились кровью, а желваки на скулах агрессивно заиграли. Ему вдруг стало стыдно за себя. Когда-то давно отец позволял себе вытворять самые душераздирающие и страшные вещи с женой, а сына заставлял вставать перед ним на колени, чтобы потешиться и поколотить в очередной раз. И Ибо покорно выполнял его приказы, страшась одного только сверкающего взгляда в свою сторону. Сейчас же его тошнило от одного только присутствия этого гнусного существа около себя. — Как ты посмел?! — сердито прикрикнул юноша, когда Минчжу испуганно выдохнула, ударившись о стену. — Мужчина, что поднимает руку на женщину… Не мужчина. Его голос теперь был каким-то строгим и низким, злым и яростным. Казалось, вот-вот плотина терпения прорвётся. Сунлинь же в ответ занёс над собой руку с рыком: — Заткнись, сукин сын! И тут же сложился пополам. Пусть Ибо и выглядел щуплым и хилым, особенно после долгого времяпровождения в больнице, силы в школе ему было не занимать. Конечно, за длительное время, что он провёл, лёжа и сидя в больничной палате, силы значительно поубавилось, но сейчас злоба полыхала в его душе, что заметно отразилось на неслабом ударе. Нанеся сильный удар кулаком мужчине в живот и дождавшись, пока тот согнётся и проскулит от боли, как загнанный в ловушку волк, парень цепко взял его за челюсть и поднял его перекошенное лицо, притягивая к себе. Словом, он тут же поморщился от невыносимой вони перегара, исходившей от Сунлиня. Ибо отчётливо прочеканил: — Больше. Никто. Не посмеет. Тронуть. Мою. Мать. И с силой отшвырнул голову отца от себя, и она снесла собой половину стоявших на столе бутылок. Они тут же бурным потоком полетели на пол, звонко ударяясь и раскалываясь на сотни стеклянных осколков. Женщина в шоке таращилась на происходящее, вжавшись в стену и не зная, что делать. Сунлинь же, пребывая в невменяемом состоянии, пытался уцепиться за стол, но ноги подкашивались, так что он коленями упал прямо в груду разбитых стёкол. Тот больной вой, что вышел из его хриплого горла, был похож на рёв голодного медведя-шатуна. Ибо же с абсолютным спокойствием на лице достал из кармана свой смартфон и, быстро набрав экстренный вызов, назвал адрес своего дома и кое-что ещё: — В нашем доме какой-то дурной психопат в невменяемом состоянии. Полиция, мчавшаяся на всех парах и оглушительно сигналя, подоспела меньше, чем за семь минут. За это время Ибо успел выломать и скрутить руки так называемому «психопату», без возможности в дальнейшем применять физическую силу. Колени Сунлиня истекали кровью, но замутнённый коньяком разум не воспринимал боль так остро. Ни Ибо, ни Минчжу не согласились ехать в отделение. А вот когда к ним подошёл следователь, Ибо ошарашенно воскликнул: — Господин Чжу? Вы? — Да, Ибо, не ожидал. Так значит, тебя уже выписали? Как твоё здоровье? — Да, выписали, здоровье в норме, благодарю за беспокойство. — А это… — Чжу с подозрением проследил за вырывающимся из рук полицейских Сунлиня, пока они вели его по лестнице в коридоре. — Кхм, господин Чжу… Это… Это мой отец. Но следователь почти никак не поменялся в лице. Только чуть поджал челюсти. — Я как тебя увидел, начал догадываться. — посмотрел на него проницательно и холодно, — ты ведь рассказывал уже как-то о нём. К ним вышла Ван Минчжу. Лицо её выражало что-то среднее между облегчением освобождения и неожиданным шоком. Наверное, именно такое лицо мечтал увидеть Ибо всю свою жизнь. — Ох, добрый день, госпожа Ван, — учтиво поклонился мужчина. Женщина приветливо улыбнулась и тоже склонила голову. — Какая неожиданность, господин Чжу. Ибо, замечая эти просиявшие глаза следователя, да и вообще поразмышляв о том, что он мало разбирается в таких взрослых делах, как составление заявления и тому подобное, решил откланяться и оставить их наедине.