Ты моя нежность

Ван Ибо почти вприпрыжку вылетел из зала суда, едва-едва не вопя. Когда они с Сяо Чжанем оказываются снаружи, позволяют себе искренне выплеснуть эмоции. — А-Чжа-а-ань!!! — чуть ли не плача, кричит Ибо, присаживается на корточки и обнимает худенького парня в инвалидной коляске, — ты ж моё чудо!.. — Обнимай крепче, не бойся, — смеясь, подбадривает тот. — мы выиграли, Ибо. *** Поскольку Пан Цзу, Сы Чжимин и Сян Цзиньян пока не достигли совершеннолетнего возраста, их поставили на учёт и дали условный срок. По достижении совершеннолетия они понесут наказание в полной мере, по всей справедливости. Их искажённые гневом лица просто нужно было видеть, когда прямо у них на глазах Ибо вскочил с места и едва не метнулся к обрадованному Сяо Чжаню. Конечно, охрана притянула его обратно на место, заставив ждать полного окончания судебного заседания. Трое подростков злостно шипели сквозь зубы: — Ван Ибо, сукин сын! — Ты обязательно ответишь, понял?! — Я тебе башку снесу!.. А Ибо радостно и любовно смотрел на хрупкого юношу на другом конце зала, и у обоих слёзы счастья на глаза наворачивались. *** Когда суд закончился, на улице уже вечерело и немного похолодало. После упорных уговоров, Минчжу всё же разрешила Чжаню погулять с Ибо, причём саму её на свидание пригласил Чжу Хаи. Разрешила при условии, что Ибо отвезёт того обратно в больницу. — Ну, до комендантского часа, думаю, успеем. — рассмеялся Чжань. — Естественно, — подхватил Ибо и повёз коляску в неизвестном направлении. — Думаю, ты ещё не был там, куда мы сейчас отправимся. — сказал Ибо, помня о том, что когда Сяо Чжань переехал к ним в Лоян, у него, по факту, было всего несколько дней, чтобы насладиться красотами города. Сожаления сразу начинают грызть его сердце, и Ибо целует пушистую макушку Чжаня, глубоко вдыхая запах его волос с примесью спирта. В ответ Сяо Чжань поднимает вверх руку и тоже теребит того по голове. Когда они переходили дорогу, Сяо Чжань так оценивающе рассматривал автомобили по сторонам, словно видел какую-то диковинку. Когда они проходили мимо возвышавшихся над ними небоскрёбами, Сяо Чжань с улыбкой на лице искал себя в зеркальных стёклах. Когда они шли по усыпанной ярко-янтарными шелестящими листьями аллее, Сяо Чжань восхищённо запрокидывал голову, дивясь тонким стволам и большим кронам деревьев. Внезапно Ван Ибо остановился и обошёл Сяо Чжаня, пригнулся к земле и сгрёб в большую охапку кучу сухой опавшей листвы. Не успел Чжань и слова сказать, как тут же оказался с ног до головы осыпанным золотистыми и алыми листьями. И не удержался от заливистого хохота. Чуть трясущейся рукой взял с колен оранжевый листочек и стал заворожённо рассматривать. Потом поднял осчастливившийся взгляд на Ибо и протянул находку ему: — Смотри, какой красивый. Яркий и чистый. Ибо взял листок и, осмотрев, усмехнулся. Даже сам не понял, от чего. То ли от того, что лист и впрямь был красивый: без единого гнилого пятнышка, хрупкий и ровный. То ли от осознания, что теперь у него есть право радоваться даже таким обыкновенным вещам. Вдоволь нагулявшись здесь, они отправились дальше. Небо постепенно темнело, а воздух становился холоднее. Благо, на Ван Ибо была надета чёрно-белая спортивная кофта на молнии. Поэтому, не долго думая, он снял её и накинул на плечи Сяо Чжаня. — Ибо! — осуждающе нахмурился он, — перестань! Сейчас же забери! — Даже не думай возразить мне. — злорадно хохотнул тот и быстро чмокнул прохладную щёчку, — и вообще, мы почти пришли. — Отлично от темы увильнул! — возмутился тот. Сяо Чжань и впрямь рассердился, почувствовав себя каким-то униженным и даже немощным. Но обида быстро уступила кроткой радости. Как можно незаметнее юноша зарывался носом в рукав чужой кофты, полной грудью вдыхая знакомый вишнёвый запах. Под ногами теперь вместо асфальта ложилась каменная плитка, а людей было много, и все о чем-то громко говорили, куда-то спешили. Только эти двое шли неспешно и спокойно. По радио раздавалась приятная лиричная мелодия. Проехав ещё несколько десятков метров, уже слышалась живая музыка. Уличные музыканты пели и играли кто на чём: какая-то девушка играла на громоздком гуцине, какой-то парень извлекал до мурашек прелестную музыку на флейте, а юный подросток подыгрывал на гитаре. — Надо же, — в изумлении протянул Чжань, не спуская взгляда с трио, — у нас в Чунцине редко встретишь подобное. — Какое такое подобное? — Такое… Уютное, спокойное, домашнее. Ко всему прочему, запахи в воздухе то и дело сменялись один другим: приторно-сладкий источала маленькая кондитерская, пряно-терпкий — винный бар, ненавязчиво-нежный — цветочный магазинчик. — Смотри. — пригибается Ибо ниже и почти шепчет Чжаню на ухо. Чжань отрывает глаза от то и дело попадающихся светящихся лавок и поднимает глаза. И зачарованно ахает. Перед собой он видит невероятно большое, величественное, грузное колесо обозрения, на фоне тёмного неба переливающееся всеми оттенками зелёного, фиолетового и синего неонов. Конечно, Сяо Чжань в своей разнообразной жизни неоднократно видел такие чудеса человеческого творения. Но подобное… Точно впервые. Это колесо было невозможно высоким и красивым, ни в какое сравнение не идущее со всеми теми, что он видел до этого. — Прокатимся? — спрашивает Ибо, обходит коляску и сверху вниз смотрит тому в глаза. А Чжань по-прежнему смотрел на громадное сооружение перед собой, и разноцветные неоновые сияния бликами мерцали в его чёрных глазах. — Прокатимся. — почти не подумав, на автомате соглашается он. Однако быстро осекается, — стоп, что? Откуда у тебя деньги? — Как откуда? С зарплаты, конечно, — как ни в чём не бывало, отвечает Ибо и, не давая ничего сказать в ответ, везёт коляску ближе к колесу. На кассе быстро покупает билеты на двоих, а когда поворачивается, протягивает их Чжаню: — Держи. Тот автоматически берёт две бумажки, однако почти вскрикивает, когда его без его же ведома вытаскивают из коляски. Ибо с предельной осторожностью поднимает костлявого мальчика на руки, и тот сразу обхватывает его за шею. — Ибо! Ты что творишь?! — Не хмурься, — улыбается тот, — морщины будут. К ним подходит охранник и увозит коляску, обещая сохранить её в полнейшей целостности. Наблюдатель проверяет их билеты, как-то искоса посматривая на нереально красного со стыда Сяо Чжаня, вжавшегося в довольного парня, и открывает перед ними кабину, в которую Ибо очень быстро запрыгивает. Сажает юношу на пластмассовое сидение и крепко прижимает к себе, когда наблюдатель закрывает дверцу. Сяо Чжаня едва хватает, чтобы не расхохотаться. Вместо этого насмешливо спрашивает: — Ты видел, как они на нас смотрели?! — Да. С завистью. — ехидно лыбится тот, сморщенным носиком проводя по чужому виску. — Страшно? Чжань мотает головой и кладёт её на плечо Ибо, пока качающаяся во все стороны кабинка медленно поднимается вверх. Спустя приблизительно полторы минуты они оказываются на самом верху, и Ибо чуть дёргает Чжаня: — Смотри, какая красота! Чжань отрывает от него свою голову и с любопытством смотрит в окно. И весь вечерний Лоян оказался как на ладони. Миллионы городских огней кажутся бесчисленными звёздами на фоне посиневшего неба. Перламутровые и неоновые вывески отсюда выглядят просто как сменяющиеся размытые картинки, а постоянно гудевшие и сигналившие автомобили, застрявшие в длинных пробках, смотрятся как мелкие разноцветные бусинки. От этого завораживающего зрелища у Чжаня перехватило дыхание, и он во все глаза таращился на ночной город, почти перестав дышать. Снаружи на такой внушающей высоте холодно, а внутри кабинки — тепло и уютно. Лишь лёгкий сквозняк просачивался через нижние щели в двери и дул по ногам. — Нравится? — низким шёпотом произносит Ибо, тоже любуясь прекрасием родного города. Чжань, словно пребывая в забытье, ничего не говорит. Только медленно кивает головой, не смея оторвать глаз. Ибо тихонько ухмыляется и вдруг приближается лицом к прохладному окну. Глубоко и шумно дышит на него, пока на стекле не образовалось мутное пятно от испарения. — Что ты делаешь? — наконец, будто приходит в себя Чжань. Ибо по-доброму улыбается, и Чжань видит в его шоколадных глазах отражение множества мириад золотых огней города. Ибо протягивает длинный палец и что-то рисует на помутневшем стекле. Присмотревшись, Чжань распознал в маленьком рисунке ровное сердечко. И не сдержал радостной улыбки. Поскольку кабинка уже стала опускаться вниз, происходящее за стеклом уже стало не так интересно. Поэтому Сяо Чжань смотрит только на человека напротив, который, в свою очередь, не в силах оторваться от него. И они сами не помнят, да и не поняли, по чьей инициативе сошлись в долгом, прекрасном поцелуе. Ван Ибо целует разнузданно, любовно и горячо. Влажно и бесстыже, но зато отдаваясь всем собой. Сяо Чжань целует нежно. Очень аккуратно, несколько неумело, но зато уверенно, не стесняясь. Ибо не может не улыбнуться. — Ты ж моя нежность, — чуть прищурившись, хихикнул он, и зарывается рукой в мягкие волосы, возобновляя поцелуй. Им целоваться так ещё всего лишь минуту с небольшим, потому что покачивающаяся кабинка уже приближалась к низу. Поскольку они не ели с самого обеда, Ибо щедро потратился на красиво приготовленное и невероятно вкусное мороженое для себя и Чжаня, а ещё купил тому случайно попавшегося на их пути большого плюшевого кролика, хотя второй отчаянно брыкался и упирался. — На тебя похож. — убедительно заключил Ибо. — Спасибо, — смущённо отвечает тот, осматривая свой подарок, — назову его… — Ахаха, а-Чжань, ты всё ещё даёшь игрушкам имена? Тебе сколько лет? — и тыкнул его пальцем в нос. Тот надулся: — Однако же ты сам покупаешь мне их. — повеселел в лице, прижав белого кролика к себе, — назову его Орешек. И оба покатываются со смеху от такого нелепого имени. *** К больнице они подходят примерно в восьмом часу. Неимоверно радостный и переполняемый эмоциями, Сяо Чжань так и светился, сжимая в объятиях громадную игрушку. И Ибо уже успел пожалеть о том, что купил эту безделицу, которой теперь уделяется всё должное внимание. — Ну наконец-то! — недовольно всплеснула в ладоши сидевшая в холле Чунь Юйлань, — я уж думала: не успокоюсь, пока не придёте! Мальчики поздоровались в унисон: — Здравствуйте, госпожа Чунь! — Здравствуйте, госпожа Чунь! Обида сразу покинула её. Однако она не спешила улыбаться, а сделала серьёзное выражение лица: — Здравствуй, Чжань. И тебе привет, Ибо. Ну, как день прошёл? Чжань восторженно начал рассказывать на одном дыхании: — Чудесно, мадам Чунь! Была прекрасная погода, и мы покатались на большом колесе обозрения, и Ибо купил мне игрушку, и… — Так, стоп-стоп-стоп, — перебила она, — какое ещё колесо? Я имею в виду, как суд прошёл? Пару секунд парни тупо лупились на неё, а потом облегчённо выдохнули: — Прекрасно. Адвокаты выступили великолепно. — Мы победили. Право же, на фоне такого яркого дня они уже и позабыли о состоявшемся суде. Они втроём ещё о чём-то увлечённо разговаривали. Женщина даже не преминула сказать: — Классная кофта, Чжань. Тебе идёт спортивная одежда. И тот сразу заливается румянцем, а у Ибо некое чувство гордости расцветает в груди. В конце концов, Юйлань, с очевидно поднявшимся настроением, поспешила попрощаться: — Что-то мы разговорились. Я очень рада, что всё закончилось хорошо. Поздравляю вас с победой. А теперь, Ибо, я вынуждена украсть у тебя твоего Сяо Чжаня и покормить. Чай поди, голодные весь день. — Мы ели мороженое, — рассмеялись они. Юйлань ошарашенно вытаращилась на них. Потом воскликнула: — Тогда ты идёшь с нами, понял? — сердито смотрит на Ибо, — не хватало ещё язву желудка заработать. Вообще-то, Ибо было только в радость провести с Чжанем ещё немного времени, тем более, что при упоминании ужина животы обоих неистово заурчали. — Очень вкусно, мадам Чунь! — с набитым ртом промямлил Ибо, устроившись на кровати Чжаня и расположив на коленях поднос с чуть подостывшей аппетитной лапшой, — я уже и забыл вашу больничную еду. — Это очень хорошо, что забыл, — парировала она. Взяла в руки посаженного на прикроватную тумбу белого кролика с вопросом: — А это откуда? — Это мне Ибо купил, — гордо ответил Чжань, голодно глотая еду, — милый, правда? Та хмыкнула: — Милый-то милый, но места много занимает. И правда, кролик был почти в половину роста самого Сяо Чжаня. Даже за едой они разговаривали о самых обыденных вещах, пока Юйлань не спохватилась: — Бог ты мой, уже восемь часов! У нас отбой скоро! Ибо, я вызову тебе такси, а то уже темно на улице. Ибо рассмеялся: — Зачем мне такси? Я же не девчонка, чтобы меня за углами насиловать. К тому же, деньги на автобус у меня есть. — Даже не думай отвертеться, — настаивала та, — не хватало мне завтра принимать тебя с ещё одним ножевым ранением. Да и автобуса сейчас дождёшься чёрта с два. К тому же, ты и так, как я вижу, прилично раскошелился сегодня. Ибо не устоял под таким напором: — Ладно-ладно, уговорили. — Я жду тебя в холле внизу, — сказала она, забирая пустые тарелки и подносы, — отнесу посуду, а ты спускайся. — Передайте от меня привет Айминь и тётушке Чунь! — Обязательно. Врач улыбается и уходит. Ибо поворачивается к Сяо Чжаню и тут же встречается с этим наполненным счастьем взглядом. Брюнет улыбался от уха до уха, ярко и солнечно, как самый прекрасный ангел. Как раз этого и не хватало Ибо всю жизнь — радоваться чужому счастью. Хотя, это счастье они уже поделили на двоих. — Я приду завтра, — говорит Ибо на прощание и решает вновь напомнить, — каждый день буду приходить. Чжань хихикает, и на душе становится очень легко и тепло. — Я буду ждать тебя. — как всегда, по обыкновению повторяет он. — позвонишь, как домой приедешь. Всё-таки Ибо не в силах удержаться, чтобы ещё раз напоследок не чмокнуть в нос своего любимого человечка. Такого мягкого и заботливого. — Ты ж мой львёночек. — треплет его по волосам Чжань. И Ибо кажется, что крылья распустились за спиной. Полыхающие пламенем бабочки в животе, сладостное трепетание сердца. И всё в этом мире вдруг становится возможным. Это одновременно и радость, и страх. Страх, что даже самая скоротечная разлука станет до боли невыносимой. — Ты моя нежность. — в ответ зовёт его Ибо и понимает, что отныне никогда не сможет так назвать больше никого.