Без царя в голове

Я стояла и не могла ничего сказать, остолбенев от шока встречи. Не то что я напугалась такого резкого появления, нет, я больше была поражена тем, что встретила декабриста именно таким образом и именно его. Пущин сначала стоял с улыбкой на лице, явно напрашиваясь на моё внимание, но увидев мой сумасшедший вид, улыбка стала постепенно сходить с его лица: — С вами всё в порядке? — выпрошающе взглянул он на меня. Я же смогла только ещё сильнее обезуметь от этого. "Твою мать, это же Пущин! Тот самый... Боже! Я стою тут как глупенькая и пялюсь на него. Надо брать себя в руки!" И сделав такое заключение, я стала немного приходить в себя: — Да... Да, всё в порядке, — замотала я головой, кажется, вводя его в большее заблуждение: — Прошу прощения, что напугал вас, я вправду не хотел, — он медленно подошёл к каменному невысокому забору и облокотился на него. Я же продолжала стоять в оцепенении шока. Это как знаете, когда ты видишь своего краша, от которого тебя трясёт, так он ещё с тобой начинает говорить и в этот момент мозг отключается, а ты беспомощно хватаешь воздух ртом. Не дай бог попасть в такую ситуацию, но вот я как обычно отличилась и попала: — Вы кажется кого-то искали. У вас был такой сосредоточенный вид и вы куда-то торопились, — из-за Пущина, стоящего сейчас передо мной, я совершенно забыла про графа Ростовского и его разговор с незнакомцем. Зато сейчас меня словно молнией ошарашило такое заявление. Я тут же стала искать взглядом мою цель, но общающихся нигде не было видно. В это время Иван Иванович следил за каждым моим движением, так и не дождавшись ответа. Я в последний раз пошарила взглядом по цветастым кустам, но так ничего и не увидела. Моё внимание привлёк настойчивый взгляд со стороны Пущина, он так и продолжал меня сверлить глазами: — Так вы что-то ищите? — всё стоял на своём Иван Иванович: — Да... Да, я ищу свою сестру. Она куда-то отошла без ведома, а мне нужно ей кое-что передать... А тут вы... — моя речь продолжала сбиваться, так как нормально функционировать мой мозг не мог, пока я смотрела на писателя: — Что ж... — протянул Пущин, — Думаю, мне стоит вам помочь... — я только хотела возразить ему, как он с лёгкостью перепрыгнул каменное сооружение и оказался рядом со мной. Я снова была способна только на бесполезное открывание рта: — Я так и не представился, — загадочно, но в то же время мило улыбнулся декабрист, — Иван Иванович Пущин, — он отсалютировал поклон: — Что вы! Я же вас узнала, — тут же пыталась оправдаться я и не сойти с ума от красоты глаз любимого писателя: — Неужели я на столько знаменит? — удивился Пущин: — Вы недооцениваете себя, а между прочим, я без ума от вашего творчества, — такая похвала с моей стороны дала большой энтузиазм в общение со мной писателю, от того он и стал более улыбчив и откровеннен: — Я поражен. Честно! Не думал, что могу зацепить столь прекрасных читательниц, — тут же стал выплёскивать свою энергичность он: — Ну, а я в свою очередь, не смогла пройти мимо столь талантливого писателя, — пока я кокетничила с декабристом, не надеясь на будущее общение, то мы постепенно удалялись с глубь сада, увлечённые спонтанным разговором. А может и не столь спонтанным... Иван Иванович оказался по своей натуре, как я и думала, очень экспрессивен, из него будто исходила огромная энергия, способная зарядить каждого на героические и романтические поступки. Не удивительно, что все затеи среди круга его друзей принадлежали ему. Он был открыт для рисков, приключений и спонтанно принятых решений. Будто всегда он находился в хорошем расположении духа и вроде бы не замечал ничего плохого. Ну, а если замечал, то относился ко всему с улыбкой. Он был до безумия открыт и общителен, наверное потому его одного из первых приняли в северное общество. В общем, Пущин произвёл на меня отличное впечатление и даже сумел развеять мою неуверенность и все предрассудки с загонами. Прогулка продолжалась около двадцати минут, до тех пор, пока мы случайно не наткнулись на Лизу. В тот момент мы были увлечены обсуждением творчества друга Ивана Ивановича, Александра Сергеевича Пушкина и в порыве наших темпераментых характеров шумно спорили о рассуждениях поэта. Но спор наш происходил в более весёлой форме и не оставил после себя плохого осадка: — Не ваша ли там сестра бродит? — вдруг прервался поэт, всматриваясь в даль. Я тоже посмотрела на горизонт и увидела там Лизкин силуэт в новом бело-голубом платье: — Верно, это она. Вас познакомить? — тут же спохватилась я, думая, что Лизе пойдут на пользу новые знакомства: — Должен откланяться, Екатерина. Я тут и так появился... Скажем, курьёзно, так ещё и мешать дамам... Нет, это не в моём стиле! — он сконфуженно попятился назад: — Хорошо-хорошо, я не в обиде, — выдавила я из себя улыбку и краем глаз заметила приближение подруги. Иван Иванович уже исчез, когда она успела подойти: — На секунду отвернулась, она уже в компании с каким-то мужиком. Ну на минуту нельзя оставить! — тут же стала хлопотать Лиза: — Дорогая, ты разве не в курсе, что тут так разговаривать не принято, — я состороила безвинное лицо и похлопал глазками: — Н-да, — критично осмотрела меня Лизка, — Я смотрю на тебя местные мужики сильно влияют, — в её взгляде было что-то очень серьёзное, но я упорно игнорировала эту деталь: — Тебе бы с ними пообщаться, может научилась бы манерам, — словно в воздух бросила я. На это Лизка решила отреагировать максимально действенно, видимо, ей надоели мои игры: — Это конечно хорошо... Но мы же обе знаем, кто падок на всю эту лесть, — сказав это, она не хотела меня обидеть, лишь напомнить, но это почему-то задело меня, пусть я и понимала, что она случайно сыграла на моих чувствах. Настроение тут же ухудшилась, покрывая плёнкой неприятных воспоминаний, так больно ранищих меня. Стало немного не по себе во всём этом свете. Погода тоже переменилась. Вдруг большое облако прикрыло солнце и стало очень темно, несмотря на то что стоял разгар дня: — Знаю, но... — я в глубокой задумчивости развернулась в сторону подруги и еле-еле выдавила из себя слова, — Но я стала другой. Я была очень задумчива, ведь сейчас меня терзали волнения, которые как искушающие дьяволы скреблись на подкорке сознания. Потому я сейчас не могла находиться в компании и, развернувшись, стремительно стала удаляться от ничего не понимающей подруги. Весь мой путь до дома занимали неприятные воспоминания о прошлом и делемы о том, как я, которая есть сейчас, стала справляться бы с проблемами прошлого. Разложив эти неприятные ситуации по косточкам, мне стало ещё хуже, а обстановка казалась более угнетающая. Я поняла, что совершаемые ранее действия, могли бы привести к очень печальному исходу, но что-то спасло меня. То ли вера во что-то, то ли собственная сила, я не могла понять что. И от этого становилось хуже. Что если я снова что-то натворю, но кто спасёт в этот раз? Кто перетянет одеяло на себя? Обычно я не была падка на такие депрессивные размышления, разве что очень давно. Но сейчас же я изменилась. И я, которая совсем недавно практически разобралась в своих мыслях и чувствах, стала избегать этих губительных размышлений. Или это я меньше стала Достоевского читать? Махнув рукой и посчитав, что я чересчур загоняюсь, я развалилась на кровати и стала думать за кого из поэтов мне стоит браться в первую очередь: чувственный Пущин или же закрытый для общения Гоголь? И по неизвестным причинам я выбрала второе...