Без царя в голове

За окнами экипажа медленно сменялась картинка – это вам не на машине ехать. Однако, мне была по душе сейчас такая медлительность: чем ближе мы подъезжали к месту проведения мероприятия, тем сильнее моё сердце пыталось выпрыгнуть наружу. Я отвернулась к окну, делая вид, будто рассматриваю улочки, пусть вся картинка расплывалась у меня перед глазами. Мне не хотелось, чтобы Гоголь заметил моего волнение, и всё же оно даже так ощущалось очень сильно. На очередном повороте дыхание спёрло так, что мне пришлось вытянуться по струнке от пробежавших по спине мурашек. Этим я сразу же привлекла внимание писателя, за что внутри проклянала себя. Я почувствовала на спине снисходительную улыбку писателя, из-за чего напряглась сильнее. Однако через секунду маленькая ладонь Гоголя легла мне на руку. Его прикосновение было на столько приятным и тёплым, что у меня кольнуло в груди. Николай улыбнулся, а я ему в ответ: — Ты мне прости, что я сегодня так просто перешёл на ты, — тихо сказал он, будто доверяя что-то сокровенное: — Ничего страшного не произошло, — теперь уже я успокаивала писателя, так как на его лице стала заметна маленькая паника: — Только при остальных давай на вы, — я кивнула, немного отойдя от темы с вечером. В душе затаилось много вопросов для размышлений, а по телу прошла волна спокойствия. Что будет, когда два очень проницательных человека встретятся вместе? Это будет лучший дуэт за всё время, особенно если обо из этих людей будут иметь чувство такта. В этом я убедилась, встретив Николая Васильевича. Почему-то до момента попадания в прошлое я не очень интересовалась его творчеством. Будто оно было ещё не для меня. Учительница по литературе говорила, что мне стоит подрасти, что бы понимать его произведения. Однако я могла спокойно читать Достоевского, когда более взрослые люди не могли его переносить. Странное это вещь – литература. Для каждого она своя и каждый пытается найти в ней ответы на свои вопросы. Видимо, Гоголь не дал мне этого. Зато сейчас я начинала понимать величайшего классика. Наш экипаж остановился. Я вынурнула из своих раздумий, стараясь как можно больше разглядеть всего вокруг. Стала уже открывать дверку, как снаружи меня перехватили: — Что я говорил про этикет? — лукаво спросил Гоголь, подавая мне руку. Я виновато улыбнулась и, приняв опору спустилась на землю. Лёгким движением руки, Николай Васильевич, как настоящий джентльмен повёл меня в сторону кирпичного дома. Архитектура здания не была похожа на здешнюю моду, и оно ярко выделялось на фоне других домов. Однако так было даже лучше. У него тогда появлялся некий шарм, а красивая лепнина над окнами добавляла волнующей загадочности: — Хозяйку дома зовут Екатерина Владимировна. Маловероятно, что вы с ней пересечётесь, однако нужно быть готовыми ко всему, — шёпотом проинформировал меня брюнет, так как боялся, что нас могут услышать. Я в последний раз осмотрела красивую архитекртуру дома и шагнула внутрь... Нас ожидала просторная прихожая. В ней не было не души, кроме прислуги разумеется. Кажется, уже почти все собрались в парадной или кто-то тоже запаздывал: — Мы точно во время? — осведомилась я у Гоголя: — Всё в порядке, ты только не переживай. Вдохни, выдохни и можем идти, — сейчас я благодарила всех богов за такого чуткого и понимающего сопровождающего. Любой бы на месте писателя уже давно плюнул на меня, оставив на произвол судьбы, но это было не в стиле Гоголя. Меня с комнатой полной писателей золотого века литературы разделяла лишь одна дверь, а сейчас её вовсе не будет, так как мой верный сопровождающий уже потянулся к ручке. Сердце на секунду ускорилось, но я тут же приняла невозмутимое выражение лица, добавив к нему немного дружелюбности. Всё-таки не с оредером на арест к ним иду. За дверью слышаться живой гул, однако лишь дверь открылась, все тут же обратили внимание на нас с Гоголем и замолкли. Сейчас на меня были направлены взоры почти всех присутствующих вечера. Они были не осуждающими или недовольными, они были до крайности удивлены. Я аккуратно обвела их всех взглядом, тоже перепугавшись до смерти такой реакции. "Будто девушек ни разу не видели!" Подумала я про себя, недовольно поджав губы. Мой взгляд остановился на сидящих за центральным столом. Сначала он беспорядочно бегал из стороны в сторону, а затем врезался в спину одного поэта... Ко мне спиной сидел неузнаваемый мной до определённого момента человек. Он, как только услышал странное затишье и, увидев направленные за свою спину удивлённые взгляды друзей, лениво развернулся. Так я узнала в нём Кондратия Рылеева. На секунду моё сердце пропустило пару ударов мимо, а в мозг перестал поступать кислород, от чего мои глаза только расширились. Его я ожидала здесь увидеть меньше всего. Рылеев без участия оглядел меня и также, как развернулся, отвернулся обратно к своим собеседникам. Потом я буду обижаться на него из-за этой выходки, однако сейчас я находилось в полнейшем шоке только от присутствия этого декабриста. Все присутствующие до сих пор находились в молчании с любопытством рассматривая меня. Мне в какой-то момент стало даже очень неудобно от такого внимания. Положение спасал только рядом стоящий Николай, который, улыбаясь в тридцать два зуба, пытался сгладить ситуацию: — Николай Васильевич, Катерина! — раздался восторженный голос Грибоедова. Только увидев писателя, я смогла выдохнуть. Александр Сергеевич стремительно направлялся в нашу сторону, пытаясь показать, что мы тут не чужие и пришли с благими намерениями. Кажется, у него это получилось, ведь сразу после такого заявления большинство присутствующих потеряли к нам интерес: — Простите и не пужайтесь нас, — раскланялся Грибоедов, когда ему удалось увести нас в сторону от остальных литераторов, — Мы, писатели, слишком резко реагируем на новые лица. Такая черта! Что поделать? — молниеносно окинув взглядом помещение, Саша продолжил свою речь, — Вы с кем-нибудь знакомы из здешних или мне стоит-, — не успел договорить писатель, как я почувствовала взади себе чьё-то присутствие: — Не стоит. Она уже успела завести полезные знакомства, — я дрогнула, услышав знакомый голос, и повернулась, чтобы получше разглядеть Пущина: — Иван Иванович, — склоня голову, поприветствовала я поэта. Он тоже тактично поздоровался: — Могу я вас познакомить с моей компанией? — поинтересовался он. Я, немного растерявшись от такого поворота событий, стала искать помощи взглядом у Гоголя: — Я протестовать не буду. У меня ещё дела с Александром Сергеевичем, — сам же Грибоедов снова не успел ничего сказать, так как был уведён Гоголем в противоположную сторону зала. Мне оставалось лишь обречённо наблюдать, как моя последняя надежда не лохануться перед здешнем светом исчезает в толпе поэтов: — Екатерина, — раздался за спиной голос Пущина, из-за чего мне пришлось поворачиваться и вновь натягивать улыбку будто всё нормально. Но мой мозг вновь отключился, когда я увидел знакомые мне с портретов лица. Компания Пущина решил не дожидаясь приглашения Ивана, подойти к нам, чем ввела меня в крайне глупое положение: — Кюхельбекер Вильгельм Карлович, — представил Пущин одного из своих друзей. Я глупо хлопала глазами, ведь все наставления, о которых мне рассказывал Гоголь, моментально выскочили из моей головы. И всё же я сообразила кивнуть в ответ Вильгельму: — Дельвиг Антон Антонович, — и поэт указал на низкорослого мужчину, в смешных очках: — Приятно познакомиться, — улыбнулась я им. Они тоже выразили свою доброжелательность: — Осталось дождаться Александра Сергеевича и тогда наша компания будет в сборе! — с живостью в голосе прооратроствовал Пущин: — Пушкина?! — до мне сначала не сразу дошло что к чему, а потому я и вызвала приступ смеха в нашей маленькой компании: — Да-да, его, — подтвердил всё тот же, — А вот, кажется, это он идёт! — и Иван Иванович указал на открывающуюся дверь...