Без царя в голове

Я выбежала на улицу в одной блузке и юбке. Мной тут же овладел северный ветер, который до костей пробирал холодом. Я сжалась пытаясь хоть как-то согреться и ускорила шаг. Несмотря на промозглую погоду, мне было приятно находиться на улице пусть и безумно холодно. Может температура была и не очень низкая, но резкие порывы ветра были на столько сильны и ощутимы, что казалось даже зимой было теплее. Небо заволокли серые тучи, грозясь снова разразиться промозглым, колющем дождём. Во время такой погоды хочется завернуться в плед, взять чашечку кофе и смотреть на то, как крупные капли моросят по окнам, дорогам и крышам домов. Но мне следовало сейчас быстро привести себя в порядок, объясниться с Ростовским и настроиться на, возможно, серьёзный разговор с Рылеевым. В глаза попалось то самое место, где вчера на меня было совершенно покушение. Я непроизвольно съёжилась и посторалась быстрее дойти до дома. Дверь мне открыли сразу. Это был не Василий, а женщина средних лет по имени Бажена. Я редко с ней пересекалась, однако ничего плохого сказать про неё не могла. Всю работу она выполняла во время, никогда не мельтешила и не докапывалась с расспросами. Так и сейчас, без лишних слов она провела меня в дом, и, тут же накинув мне на плечи какое-то тёплое покрывало, приказала принести горячего чая. По приходу в дом, я сразу же последовала к графу в кабинет, чтобы сказать, что со мной и Лизой всё в порядке, просто мы решили переночевать у соседа Пущина. Про наши ночные приключения я решила умолчать. Громко стуча каблучками, показывая тем самым, что госпожа дома, я с стремительно направилась в уже знакомую комнату, но по приходу туда не заметила там графа: — Где барин? — спросила я у подбежавшей Бажены, принимая из её рук горячий чай: — Пошёл на второй этаж для распоряжения по поводу Вашей спальни. — А что с ней не так? — недоумённо отхлебнула я напиток: — Барин желает Вас в другие комнаты поселить, — мои глаза округлились, а женщина склонила голову в поклоне, не смея взглянуть. Спустя недолгое молчание я быстром шагом полетела к графу. Застала я Ростовского за тем, как он раздавал всем указания, управляя парой тройкой парней, который слоняли туда-сюда, перенося на руках разные вещи: — Пётр Михайлович, стоило мне на ночь пропасть, как вы меня переселяете, — шуткой сказала я. Граф от неожиданности вздрогнул, но узнав меня, сразу же повеселел и пошёл обниматься: — Доброе утро, милочка. Да вот, думал, что оставить меня решили, уехали, вот и выселяю, — подмигнул он мне, — Я тебя хотел временно в эту комнату поселить, она же для гостей. В твоей новой недавно ремонт закончили, вот я и приказал все вещи туда перенести. Надеюсь, не против? — Ну это смотря какая комната, — усмехнулась я и поспешила оглядеть свои новые апартаменты. Комната оказалась просторная. Огромная кровать, кажется трёх спальная, была намного больше прошлой. Неподалёку от неё был исполинских размеров шкаф, а там же располагалась личная ванная комната. Также в новой спальне был не маленький стол и ещё пару диванчиков для принятия гостей. Повсюду были викторианские картины, статуэтки и другая похожая приблуда. Описывать всю красоту смысла нет, потому что слов моих не хватит, на сколько у меня челюсть отвисла от такого: — Нравится? — спросил довольный граф, увидя в какой стопор я пришла, как только увидела свою новую спальню: — О-о-очень, — протянула я, не находя слов для описания своих эмоций: — Я рад, — по-хозяйски прошёл Ростовский в комнату, — А теперь давай поговорим о том, где сейчас твоя сестра и где вы были всю ночь. Я прикажу накрыть завтрак, почему-то думаю, что ты не успела поесть, — он присел за стол, ожидая моих оправданий. Почему я за последние два дня оправдывалась больше, чем за всю жизнь?! Я в кабинете у директора не так объяснялась за вечные опоздания, как вчера перед моими новыми знакомыми, а сейчас ещё и перед графом снова распинаться буду. Бесит! Хотя чего таить, я сначала напряглась, когда граф попросил объяснений и, кажется, он заметил это. Несмотря на всю свою усталость, развинчинность и желание самовыпилиться, я задрала подбородок повыше и направилась к Ростовскому за стол. Принесли завтрак, как обычно очень плотный. Это была глазунья с добавками на разный вкус, кофе и множество разных хлебобулочных изделий. У меня аж от такого аромата еды в глазах потемнело: — Ну, — разрезая бекон и глазунью начал граф, — Рассказывай, — я отложила еду, чтобы побыстрее отделаться от неприятного разговора и потом спокойно приступить к завтраку: — А что рассказывать? — пожала я плечами, делая вид, будто графу всё должно быть и так понятно, — Мы приехали с Николаем Васильевичем в компании соседа Пущина и его друга Пушкина- — Ба! Только дивился, что ты ещё с ним не познакомилась, а она тут как тут, — воскликнул старичок, усмехаясь иронии: — Вот так вот, — тоже улыбнулась я, — Приехали мы с ними в общем, я хотела домой идти, а тут на улицу вышла Лиза, когда приметила, что мы приехали – встретить хотела, — пояснила я, намазывая сыр на хлеб, — Вышла она значит, а Александр Сергеевич предложил продолжить вечер у Ивана Ивановича. Все согласились и направились к поэту домой. Ну, а там мы уж слишком до поздна просидели и идти домой как-то не окей стало. Вот мы с Лизой и остались там, — отправила я себе в рот маленькую помидорку: — Значит Лиза всё ещё у Пущина? — я кивнула, прожевывая завтрак, — А ты то зачем в такую рань встала, если говоришь, что поздно легли? — не понимал граф. Я отхлебнула кофе и стала объяснять: — Я вчера на вечере познакомилась с Кондратием Фёдоровичем, — граф усмехнулся, — Мы решили сегодня с ним в десять утра встретиться, кстати, через пятьдесят минут, — взглянув на часы дополнила я, — Поэтому прошу извинить Пётр Михайлович, но мне нужно будет подготовиться, чтобы с достоинством принять господина Рылеева. — Хорошо-хорошо. Я буду во дворе, мешать не собираюсь. Удачи вам в налаживание отношений с нашими поэтами, — он пожал мне руку, и мы распрощались. Завтрак я решила недоедать, а сразу отправилась подправлять макияж и устранять все недочёты в моём виде. Мне хватило пятнадцати минут, чтобы исправить всё что требовалось. Тогда я направилась на первый этаж, чтобы отдать распоряжения по приезду Рылеева. Справилась я также быстро. Оставалось только успокоить себя и свою вторую личность, которая была готова броситься на шею Кондратию, только попробуй тот заявись в доме. Также мне требовалось продумать вопросы и возможные ответы, чтобы не упасть перед своим кумиром в грязь лицом. Чтобы лучше сосредоточиться на своих мыслях, я решила отправиться в кабинет графа. На моё удивление, комната находилась в ярком солнечном свете. Видимо, за то время, что я беседовала с Ростовским, тучи рассеялись, и вышло солнце. Я усмехнулась такому ходу дел и распахнула окна, чтобы свежий воздух поступал в кабинет. С лёгкой улыбкой на лице я развернулась к письменному столу, за которым обычно работал граф. Но моё настроение тут же испортилось, как только я приметила на столе бумажку, до жути похожую на ту, которую я подобрала после разговора с Гоголем пару дней назад. Дыхание тут же сбилось. Грудь словно цепями сковали, дышать стало трудно, а на лбу выступил пот. Я откинулась назад к подоконнику, тяжело упав на него. Думаю, сейчас мои зрачки расширились до радикально больших размеров. Этот маленький листочек стал для меня за сотые доли секунды злейшим врагом. Мне захотелось испепилить его взглядом, разорвать, выкинуть, но я до жути боялась. Было очень, очень страшно. На столько страшно, что я стала дышать тише, боясь того, что за мной могли бы наблюдать. Простаивая на месте, я бы ничего не добилась, а потому приняла решение наконец заглянуть в эту записку. Медленными, плавными шагами я подбиралась к ней. Расстояние сократилось, но мне от этого стало только хуже. Бумажка будто отравляла меня. Но я, несмотря ни на что, потянулась к ней. Ещё сантиметр и я возьму её... Громкий звонок, который заставил меня среагировать. Я схватила записку в охапку и засунула под рукав, надеясь, что я распакую её потом. Дверной звонок означал лишь одно – пришёл Рылеев. Я кинула взгляд в окно и увидела незнакомый экипаж, который явно принадлежал Кондратию. Сделав вдох-выдох, я пошла открывать дверь гостю: — Добрый день, — расплылась я в улыбке, как только увидела уже знакомые янтарные глаза. Почему-то сейчас при свете солнца они казались таким: — Добрый, — улыбнулся в ответ Рылеев, проходя в дом. Он снял свой цилиндр и, не скрывая, принялся рассматривать новое помещение: — Вы у дядюшки, я смотрю, первый раз, — давая привыкнуть к обстановке, спросила я: — Да, ещё ни разу не приходилось бывать у вас, — было видно, что шатен очень сильно хочет приступить к разговору, но также желает произвести хорошее впечатление воспитанного мужа: — Пройдёмте, — я указала на кабинет Ростовского, в котором пару минут назад чуть не умерла со страху. Я пропустила Кондратия вперёд, а сама последовала за ним. Мне очень не хотелось возвращаться в эту комнату, ведь слишком силён был мой шок. Поэтому ещё с порога я пристально оглядела помещение на наличие опасности, и, не найдя ничего страшного, прошла за Рылеевым: — Хочу сказать, что я безумно рада второй встречи с вами. Мне показалось, что на вечере вы были не в настроении, но, надеюсь, сейчас всё в порядке, — моя речь прозвучала скорее как вопрос, нежели дежурная фраза: — Не волнуйтесь, у меня всё в порядке. Просто иногда настроение может испортиться из-за нарушенных планов, — как я его понимала! Я была практически копией Рылеева в своём поведение, и большинство черт характера у нас сильно совпадали: — Да, я вас понимаю. Это важно – держать всё под контролем, — Кондратий закивал, соглашаясь с мыслью, — Знаете, Кондратий Фёдорович, я намедни поговорила с Иваном Ивановичем, и он мне много о чём поведал, — поэт сделал вид, будто ничего в этом такого нет: — И что же он вам рассказал? — усмехнулся декабрист: — О Вашей деятельности, о деятельности ваших друзей и о ваших планах на будущее, — я говорила медленно, растягивая слова, чтобы эффект, мною произведённый, был крепок. Рылеев откашлелся, озадаченный таким напором. Кажется, он понимал о чём идёт речь (это было видно по его лицу), однако он пытался перевести тему разговора: — Ну, мы все поэты! Собираемся иногда по вечерам, толкуем о новых произведениях, стихи читаем- — Запрещённые бумаги пишите, — я сказала это как-то непроизвольно, будто и вовсе не хотела говорить, а потом ещё и вид невиновный сделала: — Да, некоторые из нас в опале у царя из-за резких эпиграмм, но это не повод-, — Рылеев держался неприступно, но я решила рубить с плеча: — Угу, это не повод писать Конституции, — на этой фразе Кондратий окончательно обомлел потеряв дар речь. И может до такого, как он заглянул в мои наглые глаза у него ещё были возражения, но после этого – нет: — Кондратий Фёдорович, не пугайтесь. Я ни в коем случае не враг вам, наоборот, я хочу помочь. — Ч-чем Вы можете помочь? — дрожащим голосом уточнил поэт: — Много чем. Только вы не бейте тревогу, а подумайте о моей кандидатуре, — я откинулась на спинку стула, ожидая, что мне ответит декабрист. Ох, какое же это приятное зрелище наблюдать за автором "Войнаровского" в таком растренном состояние! Глаза, как у зайчика бегают, весь словно на иголках возбухает, а ответить нечем. Красавец! — Катерина, вы меня тоже поймите. Вы же девушка, как я могу- — Так в этом и плюс! — облокотилась я на стол, чтобы быть поближе к Рылееву, — Кто на меня подумает? Женщина в тайном обществе – это смех! А вы можете воспользоваться этим прикрытием, чтобы обрести сильного союзника, — я с горящими глазами стала следить за Кондратием, уже полностью уверенная в своём успехе: — Вы просите меня о невозможном, — всё отказывался поэт: — Я вас не прошу. Я лишь хочу обзавестись вашей дружбой, разве вы этого не хотите? — я прекрасно знала, что все близкие друзья и товарищи Рылеева рано или поздно становились членами тайных организаций, а это значит, что и мне бы туда дорога может открыться: — Я был бы рад продолжить общение с вами, — наконец сознался он. Я ликовала от радости: — Тогда давайте уйдём сейчас от этой темы и продолжим общение, — улыбнулась я, разряжая обстановку, — Вы, кажется, хотели у меня спросить что-то о Штатах? — глаза у Кондратия заблестели, и он тут же кинулся засыпать меня вопросами. Всю нашу длинную беседу я пыталась импровизировать как могла. Я даже не ожидала, что у Рылеева проснётся такой интерес к моей персоне. Хотя о себе он говорил с большей охотностью. Три часа пролетели незаметно. Мы откровенно наслаждались обществом друг друга и мне кажется, что поэт разглядел во мне родственную душу. Надеюсь, это было на самом деле так. Всю нашу беседу я помнила про записку, она за это время, будто прожгла у меня в руке дыру. Но Кондратий ловко отвлекал меня от негативных мыслей, освещая мою жизнь своим теплом. С ним я почему-то чувствовала себя в безопасности и уюте. Очень хотелось бы продолжить с ним общение. Но к сожалению, наш разговор не мог длиться вечно. Я проводила поэта, распрощалась с ним и ещё долго наблюдала за тем, как его экипаж отъезжает от дома. Мне нужно было срочно направиться к Пущину. Я стала незамедлительно собираться.