Магистр Не Дьявольского Культа

В следующий раз они встретились во дворе резиденции, сразу после того, как час дракона сменил час кролика. Рассвет уже давно наступил, но солнце так и не выглянуло из-за тёмных туч. Воздух отяжелел от влаги, и весеннее утро жило ощущением скорого дождя. Все вокруг было серым и мрачным, под стать мыслям самого Цзян Чэна. Он облачился в простые одежды клановых цветов и теперь видел, что глава Лань поступил точно также. – Мы словно вернулись на пятнадцать лет назад, – окинув Цзян Чэна любопытным взглядом подытожил Лань Сичэнь, заставляя того невольно поправить пояс на талии и отряхнуть пылинку с рукава – не роскошного одеяния главы ордена, а одежды практичной и крепкой, но всё же – рядового адепта. – Я предпочёл бы не вспоминать то время, – буркнул Цзян Чэн, старательно игнорируя излишнее внимание напарника. Пятнадцать лет назад он потерял всё, что имело для него смысл: родителей, сестру, брата – и приобрёл ответственность, которая и сейчас тяжким бременем лежала на его плечах. Для Лань Сичэня всё было иначе. Пятнадцать лет назад в его жизни появились названные братья, в том числе Цзинь Гуанъяо – маленький человек со слишком большой тенью, чьё имя вновь всплыло в Нечистой Юдоли, внося раздор и смуту. Казалось, он даже мёртвым разрушал всё, к чему прикасался. Цзян Чэн ввязался в расследование только для того, чтобы обелить Цзинь Лина, мотивы Лань Сичэня всё ещё были скрыты туманом. Очевидно, он не боялся за свою репутацию, и не пылал желанием найти убийцу главы великого клана, чтобы другим было неповадно затевать подобные злодейства. Вполне возможно, причиной всему был его названный брат, предатель, убийца и настоящий злодей, человек без совести и чести, и человек, который всё так же был близок Лань Сичэню. И вот тогда у Цзян Чэна были проблемы. Но всё же что-то подсказывало ему, что его подозрения и домыслы не имели под собой реальной основы, их природа крылась в обиде, запрятанной, как ему казалось, очень глубоко. Но видимо, недостаточно. Лань Сичэнь был прав: они оба как будто вернулись в прошлое, волей-неволей будоража не только горькие воспоминания о войне и потерях, но и моменты, исполненные робкой надежды на то, чему осуществиться было не суждено. Глупое, никчёмное и наивное чаяние. Избавиться от тех опасных грёз было ничуть не легче, чем восстановить из руин целый орден. Поэтому Цзян Чэну и сейчас следовало быть осмотрительным. Они легко вскочили на мечи и полетели в указанном Лань Сичэнем направлении. Днём так и не распогодилось, и даже наоборот – ближе к вечеру заморосил противный мелкий дождь и поднялся настолько сильный ветер, что им пришлось спуститься на землю и пойти пешком. Как и обещал себе Цзян Чэн, всю дорогу он вёл себя с Лань Сичэнем показательно сдержанно, говорил мало, а если и вступал в диалог, то только для того, чтобы ответить на прямой вопрос. Он приложил все усилия для того, чтобы до Лань Сичэня наконец дошло: лучше не трогать того, кто этого совсем не хочет. Но все его старания пропали втуне. Чем больше, он отмалчивался, тем больше глава Лань провоцировал его на разговор, делая его задачу ещё труднее. Лань Сичэнь не сдавался, но, видимо, не понимал причин столь очевидной холодности, и к вечеру первого дня пути его удивлённые взгляды, словно тонкие иглы, начали колоть спину Цзян Чэна, а нахмуренные брови всё чаще сменяли дружелюбную улыбку. К счастью с наступлением темноты им удалось добраться до постоялого двора, в котором нашлись две свободные комнаты для усталых путников. Лань Сичэнь вопросительно посмотрел на спутника, словно спрашивая, не хочет ли он поужинать и скоротать несколько вечерних часов в тепле у очага, но Цзян Чэн не был настроен вести праздные разговоры и, выдав уже знакомое: «глава Лань», скрылся за дверями своей комнаты, где смог, наконец, устало прикрыть глаза и болезненно поморщиться. Отвратительно! Но упрекнуть себя было не в чем, он всё сделал правильно и позволил себе провалиться в беспокойный сон, который, увы, закончился чересчур быстро. Не успел Цзян Чэн выйти в главный зал таверны, как вновь столкнулся с уже проснувшимся главой Лань. – Доброе утро, – поздоровался Лань Сичэнь, невозмутимо отхлебывая из пиалы жиденькую кашку из переваренного риса. Выглядел он значительно бодрее, чем вчера вечером. И кажется, вновь вернул свой радостный настрой. – Доброе, – просипел Цзян Чэн, поморщившись от собственного скрипучего голоса. Ему было не привыкать просыпаться с рассветом. В Пристани Лотоса он ложился поздно, а вставал ни свет, ни заря. Но это не значило, что он был ранней пташкой. А ещё не значило, что при пробуждении он был готов вести утончённо-воспитанные беседы. И уж тем более стараться быть тактичным и чутким. Хотя, говоря начистоту, он так себя не вёл ни после пробуждения, ни до отхода ко сну – да и вообще никогда. И надеялся, что дал понять это Лань Сичэню предельно ясно. Но видимо, зря. – Это что? Он перевёл взгляд со стоящего перед ним блюда с пышащими ароматным паром баоцзы на Лань Сичэня и вопросительно приподнял брови. Тот аккуратно поставил свою пиалу на стол и оправил рукава. – Я взял на себя смелость заказать вам завтрак, раз уж всё равно проснулся первым. – приподнятая бровь Цзян Чэна неопределённо дёрнулась. Судя по всему, вчерашнее отступление главы ордена Гусу Лань было временной мерой, и теперь он вновь перешёл в полномасштабное наступление, собираясь с лихвой компенсировать недостаток общения. Цзян Чэн возвёл очи к потолку. Легче было самому капитулировать, чем с ужасом ждать, какой ещё фокус выкинет его напарник, стараясь добиться своей цели. – Раз уж набрались духу заказывать за меня еду, давайте отбросим формальности, Лань Сичэнь, – сказал он, стараясь сохранить хотя бы крупицу гордости и сделать вид, что пойти на мировую было его личным решением. Он сам поразился собственной дерзости. Чтобы как-то сгладить развязный тон и не ляпнуть ещё чего-нибудь лишнего, он впился зубами в баоцзы и моментально закашлялся. – О, – только и сумел произнести несколько озадаченный Лань Сичэнь, готовый в любой момент броситься к нему на помощь, но остановленный взмахом руки, – с вами... с тобой всё в порядке? – Да, – прохрипел Цзян Чэн, залпом влив в себя пиалу остывшего зелёного чая, и уставился на злосчастные баоцзы с таким видом, будто они собирались его убить. Потыкав палочками надкушенную паровую булочку и убедившись, что начинка имеет насыщенный красный цвет, он не удержался от закономерного вопроса, – почему в еде столько перца? – О, – повторил Лань Сичэнь, в один миг сделавшись крайне смущённым, – это моя вина. Я был уверен, что в Юньмэне любят острую пищу и потому попросил добавить в начинку двойную порцию специй. Такой заботой можно было бы даже восхититься, если бы она лишний раз не доказывала, что они совершенно не знают друг друга. Проще было поверить устоявшимся толкам о нравах и быте жителей Пристани Лотоса, чем задуматься о правдоподобности этих разговоров. – Я... не он, – выдавил из себя Цзян Чэн, так и не решившись произнести имя Вэй Усяня вслух, и залпом выпил ещё одну пиалу чая. Кажется, в этом путешествии ему предстояло потратить гораздо больше душевных сил, чем он предполагал вначале. Видя перед собой окончательно сконфуженного Лань Сичэня, Цзян Чэн добавил. – В Юньмэне действительно любят добавлять специи в блюда, но ровно столько, сколько необходимо для приёма пищи без опасения превратиться к концу трапезы в огнедышащего дракона. – Я запомню, – отозвался Лань Сичэнь, со странной смесью замешательства и досады на лице, и наблюдая, как Цзян Чэн вновь потыкал свои баоцзы палочками, – вы... ты же не собираешься теперь это есть? – Собираюсь, я просто был застигнут врасплох. Не в моих правилах выкидывать еду, к тому же я действительно приучен к острой пище, – Цзян Чэн вновь подцепил палочками злосчастный баоцзы и решительно отправил его в рот. Чем дольше он ел, тем заметнее взгляд Лань Сичэня из растерянного и отчасти встревоженного становился любопытным. – Я слышал, в Юньмэне выбирают женихов по принципу «ест много острого». Это правда? Ответить Цзян Чэн так и не сумел – снова подавился едой. – А в Гусу, как я погляжу, очень интересуются жизнью Юньмэня? – задал он вопрос, когда всё-таки сумел прокашляться. – Я всего лишь стараюсь поддержать разговор, – улыбка на лице Лань Сичэня мгновенно увяла. – Тогда это очень странный способ, – Цзян Чэн не собирался хамить, но фраза всё равно вышла чересчур грубой, и Лань Сичэнь отложил в сторону палочки. – Тебе неприятно моё общество. Между его бровями пролегла складка, которая не портила красивое лицо, но делала его задумчивым и печальным. Цзян Чэн застыл, наблюдая за этой метаморфозой. Вот сейчас был именно тот момент, когда он мог дать понять Лань Сичэню, что его навязчивый интерес Цзян Чэну неприятен и свести их общение к обмену необходимыми фразами, даже несмотря на то, что всего несколько минут назад сам предложил ему руку дружбы. Но прошла секунда, и момент был утерян. – Мне неприятно это расследование, – постарался возразить Цзян Чэн, злясь оттого, что решил оправдаться. А может, оттого, что сам не знал правильного ответа? – Понимаю. Но что точно понимал Лань Сичэнь Цзян Чэну выяснить не удалось, потому что в таверну вошли трое путников: старик, юноша и девушка с глазами цвета спелого рогульника – не такими лучистыми как у Лань Сичэня, но тоже подкупающе притягательными. Вся компания расположилась за соседним столом и разговор завела невесёлый. Цзян Чэн никогда бы не подумал подслушивать болтовню простых крестьян, но в их обсуждении проскользнуло что-то важное, заставившее отбросить ненужные терзания в пользу действительно первостепенного дела. Они говорили о Симао – той самой деревне, куда оба заклинатели и направлялись – и теперь, зацепившись за знакомое название, он невольно напрягся, стараясь уловить суть разговора. – Это точно был злой дух, – горячо настаивал юноша, ломая в ужасе руки, но старик его точку зрения явно не разделял. – Никакой это не злой дух, а лютый мертвец, никто не смог бы сотворить с животными такого. С животными? Цзян Чэн развернулся в сторону спорщиков. Пришла пора нарушить молчание, но Лань Сичэнь его опередил, в своей спокойной деликатной манере, обратившись к сидевшей троице. – Вы пришли из деревни Симао, что на северном берегу реки Синьхэ? – заговорил он, источая доброжелательность и миролюбие, но всё равно получил в ответ несколько настороженных, если не враждебных взглядов. – И что, если оттуда? – спросил старик, как главный в этой небольшой компании. – Мы зла никому не делали. – Тебя просили ответить «да» или «нет», старик, – вмешался Цзян Чэн, чувствуя необъяснимое желание помочь Лань Сичэню. Он, глава великого ордена, обратился к этим босякам со всей возможной вежливостью и почтением, которого они не стоили, и что получил в ответ? Сам Лань Сичэнь никогда бы не опустился до ругани, но Цзян Чэна, к счастью, никакие запреты не останавливали, и он мог вступиться за своего спутника. – Мы из Симао, – поспешно ответил юноша, сжавшись в комок под яростным взглядом Цзян Чэна. – Вернее, родом оттуда, а теперь будем жить в каком-нибудь другом месте. Там стало слишком опасно. – Вот как? – с нажимом произнёс Цзян Чэн, краем глаза отмечая как напряглась спина Лань Сичэня. Всё услышанное могло ничего не значить, а могло значить очень многое. Лепестки пионов вели их на юг, и, если там происходило что-то странное, это вполне могло быть связано со смертью Не Хуайсана или же с тем, кто расправился с ним настолько жестоко. – И что же случилось в Симао? Он снова вперил взгляд в старика, но на этот раз ему ответила девушка. – Кто-то крадёт скот по всей деревне и из окрестных земель, а потом обращает его в нечисть, – сказала она, теребя рукав жёлтого ханьфу. – Сначала это было не так заметно, а теперь люди боятся по ночам выйти из домов. – И не только по ночам, – поддакнул юноша, – люди даже днём запираются на засов или вовсе бегут из деревни, как и мы. – И всё из-за каких-то взбесившихся коров? – хохотнул Цзян Чэн, обернувшись к Лань Сичэню, ожидая увидеть на его губах снисходительную улыбку, но глава ордена Гусу Лань был необычайно серьёзен, и Цзян Чэн невольно оборвал свой смех. – И как давно это началось? – не меняя учтивого тона, осведомился Лань Сичэнь. – Да вот уж как два новолуния назад, – поскрёб подбородок старик, вопросительно глянув на своих спутников. – Верно-верно, – с готовностью поддакнула девушка, – мы с моими друзьями – бродячие заклинатели и поспешили на помощь в деревню около десяти суток назад, но к тому моменту, как мы оказались на месте, животных во всех дворах можно было пересчитать по пальцам одной руки. А сейчас если скот где и остался, так это в монастыре Шэнь-нуна. – В монастыре? – Лань Сичэнь настолько заинтересовался рассказом девушки, что даже подался вперёд. Заметив расположение со стороны столь воспитанного и утончённого мужчины, заклинательница заметно оживилась. Цзян Чэна же волновал другой вопрос. – И где же сейчас ваши друзья? – Мы разминулись на ночной охоте и с тех пор не виделись, потому что я согласилась помочь этим добрым людям, – девушка печально потупила взор, что Цзян Чэна отнюдь не тронуло. – Всё верно, – в разговор вступил юноша, – мы с дедушкой попросили о помощи. Боюсь, что в одиночестве мы так и не решились бы покинуть то проклятое место. – Очень вам сочувствую, – Лань Сичэнь улыбнулся мягко и тепло, как умел только он, – надеюсь с вашими друзьями ничего не случилось, и вы вновь скоро встретитесь. – Спасибо вам за участие, – заклинательница не осталась в долгу, отринув всю скромность и глядя на Лань Сичэня едва ли не с обожанием. Цзян Чэн поёрзал на своём месте, он не хотел быть свидетелем очередной победы обаяния ослепительного Цзэу-цзюня над человеческим умом, пусть и не вполне выдающимся. – Вы ведь направляетесь именно туда? Я права? Я могла бы пойти с вами и показать дорогу... – Нет! – резко оборвал её Цзян Чэн, в один миг весьма красочно представив путешествие до пункта назначения в компании девицы, которая с каждой минутой всё больше и больше млела от прекрасного заклинателя в бело-голубых одеждах, который по воле судьбы был напарником Цзян Чэна. Но заметив растерянность на лице Лань Сичэня, он кашлянул в кулак и продолжил уже спокойным тоном. – Вам лучше остаться здесь, вдруг ваши друзья тоже решили кому-нибудь помочь и вот-вот сюда прибудут. А мы побывали не на одной ночной охоте, чтобы нуждаться в провожатых. Доберёмся как-нибудь сами. Не надо себя утруждать, – совсем уж скомкано завершил он, рассерженно вскочил с места и устремился к выходу. Он прекрасно понимал, почему вспылил: терпеть сладкие речи Лань Сичэня было трудно, но терпеть эти речи, направленные на кого-то ещё, было почти невыносимо. И вот это понимание бесило его ещё больше. Чеканя шаг, Цзян Чэн немного успокоился лишь тогда, когда уловил звуки лёгких шагов по правую от себя руку. Выдохнув, он лишь порадовался, что длинная чёлка успешно скрывала горевшие скулы и понадеялся, что открытые всей Поднебесной уши пылают не слишком ярко. Лань Сичэнь же бросил на него нечитаемый взгляд, но, к счастью, промолчал. Через пару десятков шагов взгляд повторился и стал пронзительнее, а молчание – красноречивее. У ближайшего перекрестка первым не выдержал Цзян Чэн. – Что? – и влепил себе мысленно оплеуху. Если он когда-нибудь научится разговаривать с людьми нормальным тоном, то, наверно, заработает искажение ци. – Монастырь Шэнь-нуна, – как ни в чём не бывало произнёс Лань Сичэнь, будто они только и делали, что вели праздную беседу за приятной прогулкой, – о котором говорили крестьяне и заклинательница в таверне, – это именно то место, где выращивают нужные нам пионы. Цзян Ваньинь, если это совпадение, то слишком уж невероятное. – Да, похоже, мы действительно на верном пути, – Цзян Чэн поскрёб затылок, – если мы не воспользуемся мечами, то до деревни доберёмся только к вечеру. – Думаю, нам лучше остаться на земле, на случай если встретим новых беженцев из Симао. – Наверное, ты прав, – был вынужден признать Цзян Чэн, и устремился вперёд по пыльной дороге, оставив Лань Сичэня за спиной. Возможно, тот самый пронзительный взгляд повторился вновь, но теперь он не был в этом уверен. Остаток пути они провели в молчании, сглаживая события минувшего утра, лишь иногда перебрасываясь вежливыми фразами или заговаривая с путниками, которые встречались им на дороге. Большинство из них действительно было родом из Симао, и каждый подтверждал историю, рассказанную в таверне. Усталые и напуганные, все они шли налегке. Это было и понятно, тягловых животных постигла участь остального скота и теперь бежать из деревни люди могли, только полагаясь на собственные силы. Цзян Чэн оставил Лань Сичэню право выслушивать многочисленные жалобы и утешать несчастных путников. Сам он прекрасно понимал, почему никто из сильных заклинателей не пришёл на помощь жителям деревни: за две луны творящихся беспорядков никто серьёзно не пострадал, а нарушенный покой и сон были не теми проблемами, которыми сейчас согласились бы заниматься заклинатели ордена Ланьлин Цзинь. Цзян Чэн был более чем уверен, что Цзинь Лин и не слышал о бедах Симао, никто из пустоголовых советников и выживших из ума старейшин не донёс до него эти прискорбные вести. И они были правы. В землях Ланьлина творились гораздо худшие дела, чем нашествие неупокоенного скота на одну глухую деревню в приграничных районах. Решить эту проблему предстояло Цзян Чэну и, хотя его вмешательство в дела другого ордена с каждым днём становилось всё более порицаемым, на этот раз рядом с ним был Лань Сичэнь, и как Цзян Чэн наделся, это поможет заткнуть рты всем недовольным. Даже тем, кто считал, что он будто бы расчищает для себя место верховного заклинателя. К закату вереница путников на дороге основательно поредела, а к моменту, когда заклинатели достигли монастыря, Цзян Чэну и вовсе стало казаться, что они попали на кладбище – так пусто и тихо было вокруг. Никаких собак, ворчащих в пыли, никаких чумазых ребятишек, играющих в свои игры, только шум ветра в листве и крик одинокой птицы где-то вдали. – Все двери закрыты, – сказал Лань Сичэнь, когда они подошли к резным воротам монастыря. – И ещё запечатаны охранным заклинанием, – поддакнул Цзян Чэн, пройдясь вдоль высокого забора. – Правда, очень простым. Монахи тоже бояться эту нечисть или… – …тех, кто может украсть выращенные здесь цветы, – закончил за него Лань Сичэнь. – Придётся ждать утра, чтобы обо всём их расспросить. – Ещё чего, – хмыкнул Цзян Чэн, не для того он проделал весь этот путь, чтобы вот так сразу останавливаться при первом препятствии. – Следуй за мной, – и примерившись, ловко перемахнул через высокий забор, оказавшись в тенистой прохладе монастырского сада. Прошла минута, и Цзян Чэн с улыбкой отметил, как спружинила земля рядом с ним и послышалось шуршание невесомой ткани. – Мы не должны были этого делать, – с ноткой упрёка сказал ему Лань Сичэнь, но тут же замолчал, когда понял куда именно смотрит Цзян Чэн. Перед ними расстилалось колыхающееся море белых пионов, таящих в своей сердцевине по маленькой звезде из россыпи золотых тычинок. – Вот твои цветы, – так и не прекратив улыбаться, сказал Цзян Чэн, чувствуя себя так, словно сделал Лань Сичэню какой-то невероятный подарок. – Кажется, так и есть, – с ответной улыбкой сообщил ему Лань Сичэнь и двинулся по проходу вдоль пышных кустов, а Цзян Чэн в который раз поймал себя на мысли, что правильно сделал, не позволив юной заклинательнице увязаться за ними следом. Такого зрелища она бы точно не пережила. Стоило закатному солнцу выйти из-за туч, как оно осветило сад и самого прославленного заклинателя. Лань Сичэнь словно купался в ласковом свете, умножая и без того ослепительное сияние: белые одежды, белая кожа, и только волосы цвета безлунной ночи. Он шёл между рядами, дотрагиваясь до распустившихся бутонов, будто одаривая их нехитрой лаской, заставляя даже Цзян Чэна чувствовать себя так, словно он подглядывает за чем-то непристойным. – Это действительно те самые пионы, – произнёс Лань Сичэнь, подняв с земли цветок с поломанным стеблем, но Цзян Чэн не ответил, слишком завороженный удивительной картиной. Однако Лань Сичэнь истолковал его молчание по-своему, видимо, решив, что порывы ветра заглушают его голос, и пошёл прямо к Цзян Чэну. – Те самые пионы, – повторил он ещё раз, с улыбкой протянув тому благоухающий цветок. – Возьми. Это просто растение. – Добавил он, когда понял, что Цзян Чэн не собирается отвечать, – в нём нет никакой запретной силы. Но всё же какая-то сила в нём точно была или же она исходила от самого дарителя. Иначе Цзян Чэн никак не мог объяснить, почему он продолжал стоять столбом, пялясь на Лань Сичэня, не в силах вымолвить внятных слов. Ему оставалось делать только то, что он привык делать, когда не мог справиться с собой, а именно – злиться. Цзян Чэн моргнул, и деланно небрежно перехватил протянутый ему пион. Зелёный стебель хрустнул под давлением пальцев, и Цзян Чэн бросил его на землю, для верности наступив носком сапога. – Никогда не понимал, что в люди в них находят, – сказал он, превратив улыбку в едкую усмешку, удачно скрывающую накативший стыд за такое ребячество, – лотосы в Юньмэне гораздо красивее. – Нисколько в этом не сомневаюсь, – подтвердил Лань Сичэнь без всякой обиды, добавляя к мешанине чувств Цзян Чэна ещё и раздражение. С главой ордена Лань просто невозможно было спорить, любая колкость и подначка натыкались на неистребимое самообладание, обращаясь в прах одной лишь спокойной фразой. И по итогу именно Цзян Чэн чувствовал себя дураком. А сейчас он почувствовал себя дураком дважды, потому что не заметил, как к ним приблизился тощий монах, очевидно, пылающий нешуточным гневом. По крайней мере на это вполне недвусмысленно указывали садовые вилы, которыми он активно тряс перед собой. – Не думайте, что я здесь один, стоит мне закричать – и вас тут же окружат! Признавайтесь, куда вы дели Нежную Вишенку и Облачное небо? – Прошу вас, не сердитесь, – Лань Сичэнь каким-то непостижимым образом оттеснил Цзян Чэна за спину и шагнул к бушующему монаху. Вызвав у Цзян Чэна оторопь: это его сейчас за девицу в беде приняли что ли? Не дав договорить Лань Сичэню, он рванул вперёд, теперь уже в свою очередь закрывая его грудью и едва ли не напарываясь на острия вил. – Тише, монах, любому дураку понятно, ты тут совершенно один, чего орёшь? Получилось не очень-то дружелюбно, зато действенно. Мужчина чуть опустил импровизированное оружие и с подозрением уставился на чужаков в своём саду. – Я распорядитель храма Шэнь-нуна. А вот кто вы? И что вам здесь нужно? – Смиренно просим прощения, что без спроса забрались в ваши владения, – вновь вступил в разговор Лань Сичэнь, умиротворяюще и ласково, теперь даже и не пытаясь заслонить собой напарника, – мы заклинатели из крупных кланов, услышали подозрительные слухи о деревне Симао и поспешили сюда. – А цветы зачем топчете? – прищурив глаза, продолжал допытываться монах. – Там гусеница была, – буркнул Цзян Чэн, стараясь игнорировать дрогнувшие губы, стоявшего рядом заклинателя. Оставалось надеяться, что поборник кристальной честности и незамутнённой правды не будет опровергать его слова. – У вас очень красивый сад, – между тем сообщил Лань Сичэнь. Это замечание произвело ошеломляющий эффект: монах тут же раздулся от гордости, и даже ослабил хватку на вилах, поставив те черенком на землю. – Не то слово! Такого сада больше ни у кого нет во всей Поднебесной! – Наверное, у вас часто воруют цветы, – как бы между прочим ввернул Цзян Чэн, за что получил уничижительный взгляд. Было очевидно, как ясный день, кто из пары заклинателей получил статус любимчика, а кто – нет. – На такое варварство раньше никто не решался, – с явным укором сообщил распорядитель храма. Кажется, в его глазах Цзян Чэн выглядел демоном во плоти. – Вы их выращиваете для нужд монастыря? – мягко поинтересовался Лань Сичэнь. – Раньше наш сад был совсем крошечным, но после того, как прошлый глава ордена Ланьлин Цзинь посетил нашу обитель, он отдал приказ расширить эту территорию. А потом регулярно присылал гонцов за цветами для своей резиденции, – с готовностью доложил монах. Цзян Чэн сложил руки на груди, отпуская разговор, в котором его участия больше не требовалось. – Как же жаль, что сейчас такое великолепие больше никому не нужно, – продолжил беседу Лань Сичэнь, даже не вздрогнув при упоминании Цзинь Гуанъяо. – Вовсе нет, теперь они достаточно известны в своих кругах, – продолжил изливать свою гордость распорядитель храма, явно ступивший на любимую дорожку, – недавно мы получили заказ даже из ордена Не. – В самом деле? – Цзян Чэн забыл, что решил держать рот на замке, и переглянулся с не менее удивлённым Лань Сичэнем, – глава ордена Не тоже стал ценителем этой красоты? – Об этом мне неизвестно, – монах пожал плечами, – я знаю, куда отправились цветы, а не к кому. – Однако, это прекрасно, что ваше дело процветает, – вежливо отозвался Лань Сичень и задал новый вопрос. – Нам сказали, что из всей округи крупный рогатый скот остался только в вашем монастыре. Но, кажется, вы заподозрили нас в краже животных. Неужели мы опоздали? Распорядитель храма ещё раз окинул оценивающим взглядом подозрительную парочку, переложил вилы из правой руки в левую и самодовольно ответил: – Это монастырь Шэнь-нуна – покровителя земледелия и медицины, как вы себе представляете его владения без тягловых животных? Весенний персик и Звенящий ручей всё ещё тут, но остальные наши животные вот уже много дней как пропали. Последними были Нежная Вишенка и Облачное небо. Части монахов пришлось оставить владения монастыря и отправиться искать помощь, а части – уйти в соседние деревни, чтобы купить новых волов. Потому что в здешних краях это просто невозможно. В округе осталась только обращённая нечисть, которая бродит по ночам и пугает людей. – И из-за этого вы запечатали ворота монастыря охранным заклинанием? – полюбопытствовал Цзян Чэн. – Это стало необходимо гораздо раньше, больше года назад, – распорядитель храма отрицательно покачал головой, – с тех пор, как было осквернено хранилище. Кто-то выкрал древние свитки, хранившиеся здесь со времён основания монастыря. – И что было в этих свитках? – Много чего, – монах пожал плечами, – старые нерасшифрованные трактаты, заклинания прошлого, но в основном – знания по медицине, собираемые последователями культа Шэнь-нуна испокон веков: от особенностей ядов, до дозировок известных нам лекарств. К великому огорчению, после кражи восстановить удалось лишь малую часть. – Сожалеем о вашей утрате, – посочувствовал Лань Сичэнь, – но раз уж мы здесь, мы могли бы помочь разобраться с той нечистью, что нарушила ваш покой. Наверняка такой достопочтимый господин догадывается, где её логово? – добавил он, заставив Цзян Чэна внутренне простонать. Такую откровенную лесть не раскусил бы разве что ребёнок. Но похоже, умом монах всё-таки не блистал. – Конечно, знаю, – хмыкнул монах, источая неприкрытое самодовольство, – они схоронились у излучины реки. Я говорил об этом всем заклинателям, которые приходили до вас, да только зря сотрясал воздух. Все разбежались в разные стороны, как только стемнело. Даже вещи свои побросали, как и наш пастух. Пастух? Цзян Чэн нахмурил брови. А вот это было что-то новенькое. Никто из беженцев не говорил, что в деревне пропал пастух. Хотя, учитывая то, как эти крестьяне боялись неупокоенных коров, трудно было его винить. Наверно, он просто сбежал первым, забыв о пожитках. И тем не менее, с этим стоило разобраться. Если нечисть начала убивать людей, значит дело было и впрямь серьёзное. – Мы благодарны вам за подробный рассказ, – между тем вновь вступил Лань Сичэнь, – и будем благодарны сильнее, если вы укажете нам путь к излучине реки. – Что? Прямо сейчас? – не поверил монах, и в его взгляде появилось что-то наподобие обожания. – Вообще, это недалеко. На восток, сразу за деревней. Цзян Чэн так и ждал, что он на манер юной заклинательницы добавит: «Если что, я могу и проводить», но монах промолчал, видимо, страх перед коровами всё же был сильнее природного обаяния Лань Сичэня. Поэтому Цзян Чэн, улучив момент, быстро зашагал к монастырским воротам, надеясь пресечь дальнейший обмен любезностями. Этот разговор пора было сворачивать, как и всё расследование. И если это значило уйти прямо сейчас и провести ночь, карауля обращённый скот, значит, так он и поступит.