Магистр Не Дьявольского Культа

Распорядитель храма Шэнь-нуна не обманул: стоило им взобраться на поросший дикими злаками и полевыми цветами пригорок, как взору открылся живописный вид на крутой изгиб реки, обрамлённый точно такими же высокими холмами, как и тот, на котором они стояли. Лучи солнца, почти скрывшегося за горизонтом, мягко сверкали на поверхности воды, вычерчивая золотые дорожки, и тут же терялись в прибрежной роще. Сочные травы, словно зелёное море, простирались до самого горизонта. Что и говорить, место для пастбища было идеальным. – Тут неплохой обзор, – словно прочитав мысли Цзян Чэна, проговорил Лань Сичэнь, – предлагаю дождаться ночи здесь и попробовать истребить нежить. – Напомни мне, почему мы вдруг решили разбираться с этой сельскохозяйственной нечистью, а не с тем, кто её обращал? – впрочем, недовольство прозвучало как-то безвольно, без огонька. И если на это кто и обратил внимание, то точно не Цзян Чэн. Его взгляд скользнул по точёному профилю Лань Сичэня, цепляя то, как ласково ветер перебирает тёмные пряди. Казалось, на это можно смотреть бесконечно. Но у Цзян Чэна всё же хватило сил, чтобы вернуться к реальности. Он резко нахмурился, отгоняя наваждение, уже второй раз за день он ловил себя за странным занятием. Этот тревожный знак мог послужить сигналом начала какой-то страшной болезни головы, или хуже того – недуга сердца. – Прежде чем с кем-то разбираться, его нужно поймать, – пожал плечами Лань Сичэнь, – но мы же не можем оставить простых крестьян без помощи? Их и так почти не осталось в деревне. Неплохо было бы напомнить, что в округе уже околачивалось несколько бродячих заклинателей, и скорее следовало найти их и привести в чувство, чем самим выполнять чёрную работу. Но озвучивать это – означало затевать новый спор, который бы не пошёл на пользу расследованию. В конце концов, что он потеряет, если проведёт одну ночь с Лань Сичэнэм, вот так, на мягкой траве, укрытый стремительно чернеющим небом с проглядывающей россыпью серебряных звёзд? Им и раньше приходилось вместе коротать часы до рассвета, и сейчас это почти напоминало вылазки времён войны с Вэнями. И хорошо, что почти. Больше не было страха, боли и унижений. Они стали старше, опытнее и мудрее. Но стоило кинуть ещё один взгляд справа от себя, как сердце предательски пропустило удар. Цзян Чэн напряжённо потёр переносицу, неужели он и вправду подхватил какую-то болезнь? – Всё нормально? – участливо спросил его Лань Сичэнь, осторожно заглядывая в глаза и даже касаясь плеча. Если бы на лице заклинателя оказалась дежурная улыбка, полная дружелюбия и теплоты, Цзян Чэн непременно вставил бы едкое, как яд бамбуковой гадюки, замечание. Но вопреки ожиданиям, взгляд Лань Сичэня оставался серьёзным. – Осторожнее, комар, – буркнул Цзян Чэн, стряхнув с себя чужую руку и с поразительным рвением начал отмахиваться от надоедливого насекомого. – Если хочешь, можем ненадолго развести костёр, – предложил ему Лань Сичэнь, но Цзян Чэн только вскинул брови. – Ничего, переживу, – сказал он с напускной бравадой, но в глубине души уже жалел о своих словах. И правильно делал. С наступлением ночи резко похолодало, и трава покрылась крупными каплями росы, очень скоро впитавшимися в одежду. Ткань одеяний сделалась влажной и неприятно липла к телу, но это была не главная из их проблем. Со стороны реки к холму потянулись белёсые лапы тумана и теперь разглядеть, что происходит на берегу, стало практически невозможно. – Так, пожалуй, мы и не увидим, когда эти твари начнут вылезать из воды, – сказал Цзян Чэн, прищёлкнув языком. – Из воды? – удивился Лань Сичэнь, – я думал они прячутся в роще на берегу. Что им делать в реке? – Плавать, – съязвил Цзян Чэн, но тут же испытал острое желание восстановить нарушенный мир, – коровы любят воду, живые или неупокоенные, всё равно, а эта излучина – лучшее место, чтобы схорониться до наступления ночи. – Вот как, – брови Лань Сичэня изогнулись в искреннем удивлении, и на мгновение Цзян Чэну стало смешно: глава Лань дожил до своих лет и совсем не знал таких простых вещей. Но потом Цзян Чэн вспомнил, где тот вырос, и кто его воспитывал, и вопросы отпали сами собой. В Облачных глубинах учили прилежанию, а не тому, как весело купаться в летний полдень вместе с забредшим в озеро скотом. Он искоса поглядел на своего спутника, но разговор продолжать не стал. Большую часть времени Лань Сичэнь во всем казался идеальным, а сейчас был растерян как ребенок. Почему-то это было и странно, и трогательно одновременно. Но это точно были не те мысли, которые должны были занимать голову заклинателя во время ночной охоты, поэтому Цзян Чэн резко отвернулся и продолжил вглядываться в густое молоко тумана. Однако насторожиться его заставила не картинка перед глазами, а звуки, донёсшиеся со стороны реки. Сначала одинокие всплески, которые ещё можно было списать на игрища речной живности, а потом уже треск камыша, сгибающегося под весом тяжёлых тел и топот сотен копыт. Кто бы ни обратил этих животных, ночь заставила их проявить свою злобу во всей красе. Лань Сичэнь коротко повёл плечом и еле заметно выдохнул. Цзян Чэн тоже это почувствовал: смрад прелых водорослей и другой, слишком хорошо знакомый любому заклинателю запах, запах тлена и разложения. – Сколько их? – осторожно спросил Лань Сичэнь, неосознанно пододвигаясь ближе к своему напарнику. – Похоже, все, кто пропал, – шепнул ему Цзян Чэн, чувствуя через несколько слоёв одежды жар чужой кожи. Будь сейчас день, он бы решил, что у Лань Сичэня лихорадка, но правда была в другом: глава Лань готовился к нападению, и Цзян Чэн, подчиняясь общему настрою, коснулся кольца на указательном пальце. Цзыдянь горел на его коже, готовый в любой момент прорезать воздух аметистовой молнией. Но пока было слишком рано. Он ничего не добьётся, если обозначит своё присутствие раньше времени, коровы просто вернутся в реку, и тогда ему и Лань Сичэню придётся ждать следующей ночи, чтобы повторить свою попытку. Единственное, что сейчас мог делать Цзян Чэн, это крутить кольцо и смотреть как Лань Сичэнь очень тихо достает Лебин. Тонкая флейта казалась в темноте не толще цветочного стебля, но заключенная в ней сила могла справиться с чем угодно. Или почти с чем угодно. – Ты когда-нибудь пытался утихомирить мёртвых животных вот этим? – спросил Цзян Чэн, глядя как Лань Сичэнь нежно ощупывает Лебин. – Раньше не приходилось, но обычная мелодия упокоения должна сработать, – ответил Лань Сичэнь, хотя и не без некой доли сомнения. – Значит, ты точно не знаешь, – с нажимом произнёс Цзян Чэн и вновь коснулся кольца на своём пальце. – Лучше используй меч, я не хочу делать всю грязную работу один. – Тебе и не придётся, – не стал спорить Лань Сичэнь, и к тайной радости Цзян Чэна, всё-таки достал свой меч. Из-за туч вышла яркая луна, но оценить обстановку это не помогло. Уплотнившийся туман лишь словно бы изнутри засветился призрачным светом и где-то в глубине – в самой его гуще – стали различимы силуэты животных. Крупных, рогатых и стремительно приближающихся галопом к двум одиноким заклинателям. – Меня же не обманывает зрение? – уточнил Лань Сичэнь, – их там не меньше сотни. И они очень... активные. Цзян Чэн сглотнул и покосился на напарника. Его мучили сомнения, с одной стороны это были всего лишь неупокоенные животные, но с другой – свирепость врага была налицо, даже отсюда он чувствовал исходившие от них волны ярости. А вот форма достопочтенного Цзэу-цзюня после уединения могла быть и не на пике. Цзян Чэн не мог так рисковать. – На мечи, – скомандовал он, искренне надеясь, что Лань Сичэнь признает за ним право лидерства и не станет возражать, хотя сам Цзян Чэн подобного ни за что не стерпел бы. Проигнорировав удивлённый взгляд Лань Сичэня, он вскочил на Саньду и поднялся в воздух, краем глаза отмечая, как засветился мягким голубым светом Шуоюэ – значит, его послушали. Цзян Чэн невольно выдохнул, в противном случае пришлось бы применять силу, а это был бы уже скандал, всё же история ещё не знала случаев, когда один глава ордена таскал за шкирку второго. Цзин Лин был не в счёт. На высоте не менее двух чжаней накрывший пригорок туман и не думал рассеиваться, однако покинутый ими пятачок земли можно было рассмотреть вплоть до единой травинки. На тонких стеблях дрожала роса, скатившаяся к корням, как только несколько сотен ног сотрясли подножие холма. Лишь пару мгновений спустя всё видимое пространство заполнили беснующиеся рыжие твари, скользкие от воды и пятнистые от струпьев. Но, к вящему удивлению Цзян Чэна, мёртвое стадо и не думало уходить, взбешённые животные сгрудившись ровно в том месте, где пару фэней назад стояли заклинатели, лишь остервенело клацали тупыми зубами и дёргали головами словно в припадке. – Никогда такого раньше не видел, – поделился впечатлениями Лань Сичэнь, наблюдая как хаотичное месиво перекатывающихся внизу тел постепенно обретает форму и даже порядок, – они нас сторожат? И вправду, внизу образовалось некое подобие воронки – животные рассредоточились и теперь носились по кругу, не нарушая идеальной формы. – Лучше так, чем если бы они рванули к деревне, – буркнул Цзян Чэн, ощущая, как в руках приятно потрескивает Цзыдянь. Фиолетовые сполохи то и дело сверкали перед глазами, но пустить в дело кнут не представлялось возможным. – Честно говоря, я удивлён, что деревня ещё не стерта с лица земли, – согласился Лань Сичэнь, – с таким-то напором, на обычный неупокоенный скот они мало похожи. Прямо-таки лютые коровы. – В подтверждение его слов животные одно за другим огласили ночь леденящими кровь воплями. – Что будем делать? – проигнорировав не то размышления вслух, не то неудачную шутку, спросил Цзян Чэн. Конечно, стоило бы догадаться, что с его везением эта история не закончится усмирением пары-тройки местных Рыжух и обязательно принесёт несколько неприятных сюрпризов. Хорошо бы согнать всех монстров в ловушку и одним махом уничтожить, но двум даже сильным заклинателям с таким количеством разом не справиться, а убивать каждую тварь по отдельности – скорее уж наступит рассвет. – У вас же в Гусу есть какая-то боевая мелодия, может применить её? – Песнь истребления, – кивнул Лань Сичэнь, – но их слишком много, площадь воздействия мелодии не такая уж большая, боюсь, те животные, которые не попадут под атаку, рассвирепеют ещё сильнее. Кипевшая внизу сила стала уплотняться, и можно было практически кожей ощущать миазмы тёмной ци, которые, смешиваясь с туманом, постепенно окружали заклинателей даже в воздухе. – Я попробую сыграть «Покой», если мы сможем их немного угомонить, то тебе не составит труда их уничтожить. – Действуй! – рявкнул Цзян Чэн, стараясь не думать об этом «если», и щёлкнул развернувшимся кнутом, беснующимися молниями освободив им немного жизненного пространства. Ночь наполнилась нежными переливами сяо, мелодия была спокойной и стройной, но времени наслаждаться музыкой у Цзян Чэна не было, сгустки тёмной энергии взметнулись в воздух, и тут же были отбиты ярко-лиловой змеей Цзыдяня. За первой атакой последовала вторая, третья, четвёртая. Места для манёвров становилось всё меньше, Цзян Чэн всё внимание обратил на то, чтобы не пропустить удар, взяв на себя роль щита. И вскоре бушующая река мёртвых тел ослабла под двойным напором плети и сяо, жуткие вопли словно потеряли силу, а дышать стало свободнее. – Кажется, работает! – Цзян Чэн оглянулся назад, даже не осознавая, что широко улыбается. – Ещё немного и... Твою ж мать! – Он дёрнулся в сторону, в последний миг успев схватить за рукав потерявшего устойчивость Лань Сичэня. Очевидно, он всю энергию направил на усмирение речных монстров, оставив лишь крохи для поддержания Шуоюэ в правильном положении. А потому неожиданный всплеск тёмной ци под ногами чуть не привёл к роковому падению. Мелодия прервалась, оглушительный рёв почти пробил барабанные перепонки, и все их старания тут же пошли прахом. – Лань Сичэнь! Ты что творишь? – едва ли не громче беснующихся монстров гаркнул Цзян Чэн. – Моя вина, – качнул головой его напарник, восстанавливая равновесие, – отвлёкся и потерял контроль, теперь придётся всё начинать сначала. А потом может быть ещё раз, и ещё. И как скоро тогда наступит рассвет, и животные отправятся восвояси? Цзян Чэн со злостью посмотрел на мечущихся тварей. Он хотел бы решить всё здесь и сейчас, но, увы, не мог этого сделать. Уединение явно подточило духовные силы Лань Сичэня, а одному ему было не справиться. Он мог бы попробовать, наверное, он мог бы даже склонить чашу весов на свою сторону, но победить? С этими животными что-то было явно не так, и кто знает, какие ещё они могли таить сюрпризы. – Не здесь, – выкрикнул Цзян Чэн, в их положении оставаться в воздухе было чистым самоубийством, – нужно найти укреплённое место и подготовиться ко второму заходу. Сыграешь мелодию, когда будешь твёрдо стоять на ногах. – Согласен, давай уведём их подальше, – к счастью, Лань Сичэнь не стал строить из себя оскорблённую деву и первым же ринулся прочь. Прорвав плотную пелену тумана, они стремительно полетели вдоль русла реки, выискивая место для засады. Взбешённые животные, поняв, что потеряли добычу, заметались в разные стороны, но очень скоро определили направление, в котором скрылись заклинатели, и пустились следом. Однако толика преимущества у людей всё же была, наземные преграды им были нипочём, а значит они могли получить небольшую фору. Оставалось только найти что-то подходящее. Какую-нибудь постройку на возвышении, чтобы иметь хороший обзор, когда эти твари снова явятся. Цзян Чэн раз за разом вглядывался во тьму, пока его взгляд не выцепил что-то тёмное на опушке леса. Чей-то уединённый дом? Покинутый постоялый двор у дороги? Сарай? Ему было всё равно. И сделав знак Лань Сичэню, он свернул на восток в сторону ветхой постройки, на поверку оказавшейся времянкой крестьянина. Всего лишь четыре стены и крыша, но достаточно прочная, чтобы удержать вес двух взрослых мужчин. Цзян Чэн первым спрыгнул с меча и вгляделся в горизонт. Его не покидало чувство, что всё каким-то образом переменилось: он шёл на ночную охоту как на лёгкую прогулку, а теперь превратился в добычу. Это его сердце заполошно стучало в груди, точно у кролика, его взгляд метался в поисках преследователей. – Посмотри на нас, главы двух великих орденов, прославленные заклинатели, а прячемся на крыше сарая, словно напуганные мальчишки. Цзян Чэн сплюнул себе под ноги, стараясь удержать равновесие на ветхой кровле. В нём бурлила обида и злость, а ещё нежелание признавать собственную неудачу. Но ему оставалось только ждать, и Лань Сичэню тоже. Тот уселся прямо на тростниковый скат, спокойный и умиротворённый, словно и не было этих яростных минут изматывающей схватки. – Каждый мог попасть в такую ситуацию, – сказал он тихим голосом, – мы не рассчитали собственные силы и закономерно отступили. Впредь мы будем осмотрительнее и проявим благоразумие. Не стоит слишком себя винить. Его слова лились рекой, серебряным светом, призванным унять гнев и успокоить душу. Таким тоном он мог бы разговаривать с детьми, впервые попавшими на ночную охоту, и скорее всего так оно и было. Лань Сичэнь, кажется, был рождён со способностью дарить утешение тем, кто в нём нуждался: от бродячего щенка до верховного заклинателя. Но Цзян Чэн не хотел быть одним из многих. Ему не нужна была жалость, настолько же искренняя, насколько одноликая. Особенно сейчас, когда причин для радости не было совсем. – Я не желаю этого слышать, – сказал он, понимая, что не вполне владеет собой. – Придержи свою доброту для кого-нибудь другого. Последнее слово он выплюнул словно ругательство, настолько оно было пропитано ядом. И Лань Сичэнь обратил на Цзян Чэна вопросительный взгляд. – Я чем-то тебя обидел? – спросил он теперь без тени участия. – Не обидел, – вновь взвился Цзян Чэн, зажатый в тиски собственной гордости. – Ни меня, и никого другого. Никогда. И в этом всё дело. Я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной так же, как с любым босяком на дороге. Спасибо, за два дня я на это насмотрелся. Цзян Чэн замолчал, чувствуя, как начинают пламенеть щёки. И на этот раз не от гнева, а от горячего стыда. Эмоции сыграли с ним злую шутку, и фраза, сказанная от обиды, мгновенно приобрела иной смысл. Не будь они теми, кем они были, произошедшему сейчас можно было найти простое объяснение. И дать простое название – ревность. Это слово крепло и расцветало на языке Цзян Чэна словно бутон лотоса, но конечно не могло быть произнесено вслух. Он отвернулся от Лань Сичэня, понимая, что переступил незримую черту, и готов был принять всё, от молчаливого укора до жестокой отповеди. Тот мог бы даже уйти, оставив Цзян Чэна одного разбираться с неупокоенным скотом, но Лань Сичэнь только тяжело вздохнул и переменил позу. – Цзян Ваньинь, хоть я планировал поговорить с тобой при других обстоятельствах, ты должен знать, я был с тобой не до конца честен. Потому что не рассказал, что именно побудило меня прервать уединение. – Вот как, и что же? – получилось даже более сухо, чем Цзян Чэн рассчитывал. Вот сейчас идеальный Лань Сичэнь аккуратно поправит рукава своего ханьфу и слегка виноватым тоном сообщит какую-нибудь ужасную тайну, последствия которой ему придётся разгребать очень и очень долго. В этом не было ничего удивительного, в этом и заключилась вся жизнь Цзян Чэна. Борьба, принятие и новая борьба. Всё как обычно. – Я неправильно выразился. Не что, а кто, – Лань Сичэнь вздохнул, как будто бы собираясь с мыслями, – ответ один – ты. Цзян Чэн моргнул и уставился на безупречное лицо, залитое лунным светом и оттого кажущееся непривычно бледным. – Это как? – тупо спросил он, стараясь унять ускорившийся стук сердца и снова готовясь к подвоху. В голове вертелись миллион вопросов, что же такого он смог натворить за прошедший год, чтобы слава об этих подвигах достигла ушей заклинателя, спрятавшегося от мира. – Не буду скрывать, после событий в храме Гуаньинь я был разбит, а понимание того, что мои руки причастны к гибели обоих названных братьев лишало сил и воли к жизни, – ладони, лежавшие на коленях, смяли в кулак белую ткань верхнего одеяния, – и тем не менее я был окружён поддержкой: дядя, адепты ордена Гусу Лань, даже брат, несмотря на безоблачное счастье, находил на меня время. Цзян Чэн вглядывался в тонкие черты лица, сидящего напротив Ланя Сичэня и пытался понять, к чему тот клонит. Пока нить разговора от него безнадёжно ускользала. – А я тут причём? – в своей грубоватой манере спросил он и едва не задохнулся от брошенного на него лучистого взгляда и той самой мягкой улыбки, которая когда-то давно, во времени их общей юности, несла в себе столько надежд и тайн. – Находясь в уединении, я много размышлял о себе, о своём окружении, обо всём на свете. И в какой-то момент осознал одну простую вещь, – Лань Сичэнь слегка склонил голову, пряча глаза от чрезмерно пристального взгляда, – Ваньинь, ты сильнее меня. Ты справился со всеми проблемами, но у тебя за плечами не было поддержки клана, не было семьи. Ничего. И тогда я просто решил, что не могу позволить себе быть хуже. Поэтому не говори, что для меня ты один из многих. Это совсем не так. Лань Сичэнь замолчал, а Цзян Чэн понял, что на каком-то моменте просто перестал дышать, и теперь воздух со свистом ворвался в лёгкие. В голове зашумело. Никогда в жизни он не был для кого-то примером: вечно второй, заслонённый тенью старшего брата. Недостаточно умный, недостаточно благородный, недостаточно нужный. И вот теперь Лань Сичэнь говорит ему, что увидел в нём образец для подражания, но не потому, что Цзян Чэн что-то сделал или стремился понравиться, а просто потому, что сумел выжить. – …Ваньинь? – словно бы издалека услышал он взволнованный голос. – А, да, – он нервно вскочил на ноги, не зная, что более предпочтительно: провалиться сквозь крышу вниз или немедленно, вот прямо сейчас, умереть от разрыва сердца, – гуль побери этих коров, где они там застряли? Лань Сичэнь тоже поднялся и встал рядом, плечом к плечу, готовясь к схватке, но на его губах всё ещё цвела восторженная улыбка, как будто и для него этот момент очень много значил. Под ногами зашуршала ветхая кровля. Проклятый сарай, проклятые монстры, проклятые Лани! Но в самый отчаянный миг, когда Цзян Чэн был готов воспламениться от смятения и тревоги, в хрупкой тишине ночи раздался протяжный вопль, затем ещё один и ещё. – Они близко, – выхватывая Лебин, сообщил Лань Сичэнь. – Тогда за дело, – ответил Цзян Чэн и спрыгнул с покатой крыши. Позади него чернел провал открытой двери, а впереди стелилась высокая трава, очень скоро затоптанная десятком ног. Он уже чувствовал миазмы тёмной ци и запах речной тины, бившие наотмашь, и скоро вновь увидел мёртвых животных. Обращённые твари словно ещё больше рассвирепели, ни расстояние, ни время отнюдь не умерили их пыл, и Цзян Чэн приготовился к жестокой битве. Их было уже не так много, как в начале ночи, но достаточно, чтобы доставить немало проблем. Теперь главным было не допустить их к дому, у Цзян Чэна не было сомнений: несколько точных ударов и его стены рассыплются в прах как сухие листья, увлекая за собой заклинателя, оставшегося на крыше. – Пора, – крикнул Цзян Чэн, и в тот же миг мелодия «Покоя» юрким полозом скользнула к беснующимся тварям, заставив ближайших из них прервать смертоносный бег. Середина стада задрожала и схлопнулась под натиском противоположных сил, её давили отступающие животные и сминали напирающие сзади. Ровный строй в одно мгновение превратился в мешанину падающих тел, выторговывая заклинателям ещё несколько мгновений передышки. Снести постройку твари уже не могли, но это не означало, что Лань Сичэнь был в безопасности. Совсем наоборот, поэтому Цзян Чэн быстро вскинул руку, заставляя Цзыдянь вспыхнуть в темноте и обрушил первые удары на воющих в бессильной ярости монстров. Вопли, песнь и треск хлыста очень скоро смешались в одну безумную какофонию звуков, и Цзян Чэн был уверен: услышь её кто-то из крестьян, и кошмары на всю жизнь будут ему обеспечены. Для него же кошмар происходил здесь и сейчас, пот заливал глаза, заставляя чёлку липнуть ко лбу, рука двигалась словно завороженная, пуская хлыст в смертоносный танец. Один выпад, второй, десятый, после сотни Цзян Чэн перестал считать, и отмерял время повторами песни, лившейся у него за спиной. Обычный неупокоенный скот уже давно бы пал под натиском обоюдной силы двух заклинателей, но эти животные каким-то образом продолжали держаться. Их осталось совсем мало, это было видно невооруженным глазом, но они не оставляли попыток добраться до Цзян Чэна, как будто разглядели в нём своего главного врага. Цзыдянь вспарывал воздух и мёртвую плоть, оставляя широкие борозды на впалых боках, но в руках Цзян Чэна уже не было той силы, что и в начале схватки. Одна ошибка, и Лань Сичэнь останется без защиты. Но ничего подобного не произошло. Мелодия «Покоя» вдруг смолкла, и Цзян Чэн резко оглянулся назад, боясь увидеть, что силы опять покинули Лань Сичэня, но тот по-прежнему стоял на скате крыши, посеребрённый лунным светом на фоне чёрного леса. Потребовалось два удара сердца, и Лебин вновь скользнул к его губам, но теперь ночь прорезала совсем другая мелодия – быстрая и тревожная, словно волны штормового моря. «Песнь истребления», – пронеслось в мыслях Цзян Чэна. Лань Сичэнь всё-таки на неё решился. И не зря. Оставшиеся животные задрожали и пригнулись к земле, словно сражённые неодолимой силой. Их вопли почти заглушили звуки сяо, но на этот раз в них читалась не ярость, а отчаяние. Тёмная ци взметнулась в последний раз и развеялась точно дым от порыва ветра. Теперь обращённые твари были обречены, те, кто ещё был на это способен, стали отступать прочь, к спасительной реке, но было уже слишком поздно – Цзян Чэн, наконец, получил то, что хотел – стал охотником, а они добычей. Ему не составило труда догнать их в истоптанной траве, и к рассвету всё было кончено.