Магистр Не Дьявольского Культа

– Неужели опять? Теперь пришла очередь бледнеть Лань Сичэню. Не нужно было обладать выдающимся умом, чтобы понять ход мыслей главы Лань. Год назад в храме Гуаньинь блистательный кукловод Цзинь Гуанъяо разыграл невероятный спектакль, стремясь обрести безграничное могущество. В его руках были нити, ведущие ко всем значимым заклинателям четырёх великих орденов. Ему осталось лишь умело дёрнуть за ниточки, чтобы воплотить в жизнь свои планы. Откуда ему было знать, что за его спиной пряталась фигура, способная переиграть на свой лад даже самую гениальную партию. Не Хуайсан, презренный червь, слабак и рохля, сумел чужими руками покарать верховного заклинателя, не считаясь ни с жертвами, ни с потерями. После этого он ушёл в ещё более глубокую тень: слишком много глаз следило за каждым его движением. Но, как оказалось, этого надзора было недостаточно. И вот сейчас он не умер, как все думали, а затеял новую игру, настолько же опасную, настолько и аморальную. Инстинкты кричали Цзян Чэну, что иных объяснений творящимся в Симао безумствам не существует, но логика не могла отыскать ни одного доказательства. – Нельзя утверждать наверняка, но что я знаю точно, так это то, что нам нужно поспешить в монастырь Шэнь-шуна, – сказал он, обратив свой внутренний взор на единственное место, способное дать им правдивые ответы. – Всё верно, – кивнул Лань Сичэнь, – нам нужно точно выяснить, кто забирал цветы для ордена Не, и не совпало ли это со временем пропажи пастуха. Они поспешили выбраться из толпы ликующих крестьян. Весть о возвращении монахов со скотом распространилась со скоростью лесного пожара, и теперь к дому старосты стекались даже жители ближайших деревенек. – Значит, неупокоенные животные, пропавший пастух и самоубийство бродячей заклинательницы – это звенья одной цепи, – пока они протискивались по узеньким улочкам, Цзян Чэн решил собрать все события последних дней в одну связку. – Не удивлюсь, если начало этой истории положила кража свитков с древними знаниями из монастыря Шэнь-нуна. В них содержалось что-то, что очень хотел заполучить наш таинственный враг. Лань Сичэнь со злостью стиснул зубы. Кажется, весть о том, что Не Хуайсан жив и, возможно, причастен ко всем этим зверствам, всколыхнула его внутренних демонов. Цзян Чэн не мог винить его за это. – Всё, что происходило здесь со скотом, должно было иметь какую-то цель, такое ощущение, что животных кто-то испытывал, прежде чем умертвить, и делал это с ними достаточно сильный заклинатель. Но никаких ран на телах мы не обнаружили, значит, коров мучили не физически, а с помощью заклятий. Поэтому они воспылали такой жаждой мести и пугали местных жителей, при этом не стремясь стереть с лица земли саму Симао. – И скорее всего, после этих ритуалов жертвой загадочного заклинателя стал обычный человек, пастух. Неясно, что именно с ним сделали, но итог известен – он нашёл свой конец в личных покоях главы Не, изуродованный до неузнаваемости и лишённый души, – поддакнул Лань Сичэнь. – А значит кто-то, вхожий в личные покои Не Хуайсана, обрядил этого беднягу в хозяйскую одежду, перерезал ему глотку и обставил его смерть как убийство главы ордена, чтобы выиграть время. – Это наводит на мысль, что, как минимум, до резиденции главы Не пастух добрался добровольно, не привлекая лишнего внимания. – Возможно, он действовал так же «добровольно», как и заклинательница перед смертью. Слишком уж много совпадений. Наступила гнетущая тишина. И Цзян Чэн, и Лань Сичэнь погрузились в напряжённые размышления. – Неужели этот «кто-то», – Цзян Чэн преднамеренно не стал упоминать имени их общего знакомого, – пытался найти способ управлять людьми. И в своих действиях последовательно шёл от простого к сложному? Скот, затем человек, не имеющий духовных сил, после бродячая заклинательница, и возможно, даже не одна? – Если это так, то нам стоит поспешить, потому что, очевидно, этот «кто-то» совершенствуется. – Лань Сичэнь сделал несколько шагов, прежде чем понял, что Цзян Чэн остался позади. – Ты передумал идти в монастырь? – А что, если бродячими заклинателями дело не закончилось? – Цзян Чэн склонил голову набок, вглядываясь в лицо напарника. – Что если теперь «его» цель найти себе новую куклу поинтереснее, и он делает всё возможное, чтобы заманить жертву в ловушку? И мы, как глупые мыши, идём по следу из хлебных крошек в его лапы? – Ты говоришь о лепестках пионов? – уточнил Лань Сичэнь. – Кроме тебя, больше не осталось людей, знающих о секрете того сорта, значит, враг рассчитывал, что ты сможешь найти дорогу и в деревню, и в монастырь. Подсказка была у всех на виду, но заметить её мог лишь ты. – Даже если так, я его не боюсь, – отрезал Лань Сичэнь, сделавшись как никогда серьёзным. – Раз этот «кто-то» так меня ждёт, я не могу его разочаровать. Они вновь продолжили путь, облекая в слова всё новые догадки. – Управлять живыми людьми так же, как тёмные заклинатели управляют мертвецами, – Цзян Чэн покачал головой всё ещё пытаясь уложить в голове смысл этой фразы. Ведь если такой способ будет обнаружен, не останется никого, кому можно будет доверять, – насколько же надо иметь изворотливый ум, чтобы дойти до такого. Лань Сичэнь ничего не ответил, нахмурив брови, он напряжённо всматривался вперёд, где за кромкой листвы уже проглядывал забор монастыря. Ворота оказались открыты, и они вбежали на площадку перед центральным павильоном храма, надеясь увидеть знакомого монаха. Но его здесь не было. Цзян Чэн покрутил головой. Кричать было бессмысленно, в тот раз они даже не узнали имени старика. – Пойдём внутрь, – предложил Лань Сичэнь, – может быть, он там. Цзян Чэн кивнул и первым вошёл в распахнутые двери. Но и здесь их постигла неудача: зал был пуст. Если не считать огромной статуи Шэнь-нуна у дальней стены. Нефритовое божество с телом змеи, головой быка и лицом человека взирало на них абсолютно безучастно. На помосте рядом со статуей теснились многочисленные подношения, а в воздухе витал аромат благовоний. Жители деревни явно не поскупились на жертвы ради собственного благополучия. Да только вот виновник всех их бед всё ещё был на свободе. – Никого, – со злостью процедил Цзян Чэн. Он готов был броситься в сад и лично обыскать каждый куст, лишь бы найти монаха среди цветущих пионов, но двери за его спиной неожиданно захлопнулись, и в этот же миг прямо за статуей Шэнь-нуна открылся тайный проход. Из него, словно из тёмного грота, начали выходить люди. Пять, десять, двадцать. Может, больше. Цзян Чэн инстинктивно подался ближе к Лань Сичэню. Тот сделал то же самое. – А вот и пропавшие заклинатели, – прорычал Цзян Чэн и заставил Цзыдянь рассечь воздух. Тихое гудение кнута наполнило тишину храма, прерываемую лишь шорохом ханьфу всё прибывающих людей. Цзян Чэн не узнавал никого, пока среди невзрачных одежд не промелькнули богато вышитые одеяния. Не Хуайсан, живой и невредимый, вошёл в зал вместе с остальными. Взгляд его метался из стороны в сторону и стал совсем безумным, когда встретился со взглядом Цзян Чэна. Со стороны могло показаться, что глава ордена Не вот-вот упадёт в обморок, так сильно тряслись его руки и дрожали губы. Он всё время сбивался с шага, но Цзян Чэна было не обмануть. В прошлый раз он видел то же самое: почти идеальную игру почти гениального актёра. Они словно перенеслись на год назад. Тогда все трое тоже были в храме, правда, не таком скромном как этот, но фарс был не менее выдающимся. – Цзян-сюн, Сичэнь-гэ, – запричитал Не Хуайсан в притворном ужасе, – как вы здесь оказались? Какое несчастье! Какое несчастье! Вам нужно срочно бежать отсюда, пока вы ещё можете! – Замолчи! – крикнул Цзян Чэн, ему был противен весь этот спектакль. – Не побоялся показаться нам на глаза после того, что ты сделал? Но видимо стыда у Не Хуайсана не было совсем. Потому как даже прямое обвинение не заставило его сбросить маску. – Ох, нет-нет-нет, – зачастил он, ломая руки. – Цзян-сюн, ты не понимаешь. Я совсем-совсем ни при чём, меня поймали, увезли из дома! Меня держат здесь против воли! Это всё распорядитель храма, он один во всём виноват. Он делал ужасные вещи. Сичэнь-гэ, поверь мне, скажи ему, что я невинная жертва! Взгляд Не Хуайсана скользнул к Лань Сичэню, но тот и не подумал встать на сторону старого знакомого. – Поверить тебе? – переспросил Лань Сичэнь, и тон его голоса был холоднее источников Облачных глубин. – Почему я должен тебе верить? – Потому что я говорю правду, распорядитель… – И где же он? Твой распорядитель храма, мы готовы выслушать и его, – перебил его Лань Сичэнь. – Почему здесь только эти бедные заклинатели и ты? Цзян Чэн обвёл присутствующих оценивающим взглядом, и действительно, вспыльчивого старика среди них не было. Это был решающий момент: Не Хуайсан либо говорил чистую правду, либо плёл умелую паутину лжи, загоняя добычу всё дальше в ловушку. Остальные заклинатели стояли молча, словно их и не касалось то, что происходило вокруг. Или, что гораздо вернее, они просто ждали, когда повелевающая рука, кому бы она не принадлежала, отдаст им кровавый приказ. – Скажи мне, как давно в твою голову пришла идея использовать живых людей, разрушая их душу? – заговорил Лань Сичэнь, кажется, уже сделав для себя окончательный выбор. – Тебе было мало статуса главы ордена, и ты решил стать верховным заклинателем? Или это снова месть, о которой мы ничего не знаем? Каждый вопрос бил наотмашь, и Не Хуайсан закрыл лицо руками, будто прячась от жестоких слов, его плечи сотрясли рыдания, но, когда он отнял от лица руки, его глаза оказались абсолютно сухими. – Сичэнь-гэ, Цзян-сюн, скажите мне только одно. Вы не пили чай с горечавкой? Потому что иначе всё пропало. – Ты совсем с ума сошёл! – рыкнул Цзян Чэн, злясь всё сильнее, нелепые разговоры затягивались, – какое тебе дело до чая! – Ах, Цзян-сюн, Цзян-сюн, это практически вопрос жизни и смерти, – продолжал ломать комедию Не Хуасан, вдруг оказавшись в тени выступивших вперёд заклинателей. Словно заговорённые куклы, они медленно двинулись к Лань Сичэню и Цзян Чэну. Два-три человека обнажили мечи. – Ведь тот чай – первая половина подчиняющего заклятия. – А вторая? – спросил Цзян Чэн, предупреждающе стеганув кнутом Цзыдяня. Впрочем, не успел он договорить, как один из выступивших вперёд заклинателей простер вперёд руку, с которой слетели два талисмана. Один прицепился на плечо Лань Сичэня, второй – к солнечному сплетению Цзян Чэна. Едва рисовая бумага достигла цели, как в тот же миг обуглилась и рассыпалась пеплом, так что успеть рассмотреть начертанные на талисмане символы было просто невозможно. – Что за ерунда? – проговорил Лань Сичэнь плавным движением стряхнув с рукава остатки пепла, – ты как? Цзян Чэн неопределённо пожал плечами, никакого воздействия извне он на себе не ощущал, зато подчинённые заклинатели продолжали медленно приближаться, ещё пара вдохов – и драки будет не избежать. Словно прочитав его мысли, полдюжины мужчин ринулись в наступление. Лань Сичэнь изящно крутанулся в воздухе, обнажая Шуоюэ, и отбил первую атаку. Но за его спиной появились ещё три заклинателя и завязалась драка, количество было не на стороне Лань Сичэня, но всё-таки его духовная сила в разы превосходила силы противника, и потому враги до сих пор не могли причинить ему какой-либо существенный урон. Поначалу рваные и дёрганые, движения заклинателей становились всё быстрее, а удары точнее. Под крышей храма гулял звон металла, звуки шороха одежд и падающих на пол тел. Нападающие всё прибывали и прибывали, точно свора диких собак, пытающихся окружить белого тигра, но так и не решающихся вцепиться ему в горло. Это совсем не походило на битву Цзян Чэна и юной девушки в лесу, в ней кипела безудержная мощь, направленная на него одного. Но видимо в этот раз количество нападавших разделяло величину тёмной силы, и каждому выпадала не целая доза, а лишь малая её часть. Которая, однако, всё равно создавала проблемы Лань Сичэню. Он неистово отбивал атаки, был одновременно в каждом уголке зала, но силы его были не безграничны, заклинатели почти загнали его в угол, когда внезапно храмовые двери дрогнули и открылись снаружи. Одного взгляда хватило, чтобы понять: это вернулись довольные проделанной работой монахи, которых так активно чествовали в деревне крестьяне сегодня утром. Их радостные возгласы потонули в скрежете металла, а смех сменился воплями боли, когда заклинатели обрушили на них мощь своих мечей. В страхе бедняги ринулись к статуе Шэнь-нуна, надеясь найти защиту под его очами, но были лишь окружены со всех сторон, оказавшись во власти своих мучителей. Почти как Лань Сичэнь. – Сзади! – хотел крикнуть ему Цзян Чэн, но язык как будто присох к нёбу. Он нахмурился, наблюдая, как его напарник всё-таки отбился от нападающих и нанёс несколько сокрушительных ударов, после чего три заклинателя рухнули у его ног. И только теперь Цзян Чэн сообразил, что все силы противника были брошены на Лань Сичэня, сам же он как стоял на одном месте, так и продолжает стоять. Его не слушался ни единый мускул, стоило лишь приложить усилие, чтобы поднять руку и активировать Цзыдянь, как всё его существо прошила невыносимая боль. Чудовищные ощущения не были похожи на разрушение Золотого Ядра – самую страшную боль в жизни Цзян Чэна – это было нечто гораздо хуже. Казалось, что все его внутренности разбились на тысячи осколков, и теперь стальными стержнями изнутри прошивали кожу. Иглами пронзали тело, сердце и разум. «Неужели так и разрушается душа?» – мелькнула безумная мысль и тут же потонула в потоке новой боли. Цзян Чэн судорожно сглотнул, понимая, что не может даже толком втянуть воздух. Вся его суть подчинялась чужой воле, которая контролировала всё, вплоть до биения сердца. И лишь когда Цзян Чэн не сопротивлялся, позволяя незримому хозяину вести за собой, боль немного утихала. – Цзян Ваньинь? – его окликнул Лань Сичэнь. Схватка оборвалась так же быстро, как и началась, став предвестием нового действа. Заклинатели опустили свои мечи и теперь образовали почти правильный круг, в центре которого сбились в кучу немногочисленные оставшиеся в живых монахи и два главы ордена, разделённые магией, – ты точно в порядке? Цзян Чэн был бы счастлив сказать, что это так, но вместо этого он, словно на шарнирах, повернулся к своему другу и на манер своих врагов сделал неровный шаг. Вот и сбылась его глупая мечта: идеальный заклинатель в белом больше не выглядел как Небожитель. Ханьфу кое-где пропитался алой кровью, широкий левый рукав был почти оторван, на подбородке виднелась глубокая царапина. Но Цзян Чэн солгал бы, сказав, что он рад исполнению такого желания. Глаза Лань Сичэня в ужасе округлились. – Ох, значит, Цзян-сюн всё-таки пил тот чай, – всплеснул руками Не Хуайсан, он так и стоял на прежнем месте, даже не пытаясь приблизиться, – какая жалость. – Какая жалость?! – Лань Сичэнь бросил на главу Не один убийственный взгляд. – Прекрати это немедленно. Пусть он очнётся! – Боюсь, это не в моих силах, – вновь жалобно простонал Не Хуайсан, – уже ничего нельзя поделать, он полностью во власти подчиняющего заклинания. – Неправда! – позабыв о гусуланьской выдержке, рявкнул Лань Сичэнь и немедленно повернулся к Цзян Чэну, теперь его взгляд смягчился, из гневного став умоляющим. – Послушай меня, Цзян Ваньинь. Ты не должен ему верить. Выход есть. Он не стал бы использовать животных и людей без духовных сил, чтобы так долго испытать своё заклятие, если бы был уверен, что оно сработает на сильном заклинателе. Он бы пришёл на совет кланов, опоил всех своей отравой и заставил выбрать его главным. Но он этого не сделал. Значит, шанс есть. Ты должен этому противостоять. Прошу, слушай меня, а не его! Цзян Чэн на мгновение замер. Что-то было такое в словах Лань Сичэня, что заставило его остановиться, на краткий миг отогнать морок. Но горло тут же стиснуло железной хваткой. Если он не подчинится, он умрёт. Так может, лучше умереть, чем подчиниться? Но сила заклятия была больше этого сомнения. Стоило Цзян Чэну заколебаться, как оно приливной волной смыло всю его решимость. Кровь вскипела в его венах, превратилась в жидкий огонь и опалила сердце, а потом, пройдя бурным потоком по венам, подожгла каждый мускул в его теле. Он был словно Цзыдянь, орудие в повелевающей руке, готовый сечь и рубить, подчиняясь одному сказанному слову или мимолетному движению брови. И он снова двинулся в сторону Лань Сичэня. – Я не могу на это смотреть, – заскулил Не Хуайсан, прикрыв глаза рукавом своего богатого наряда, – я знаю, что задумал главный монах. Он хочет руками Цзян-сюна убить тебя, Сичэнь-гэ. Убей его, убей, пока он не сделал это первым! – Так вот ради чего всё это было! Испробовать заклятие и заставить себе служить, а если не получится, то устроить смертельную забаву. Этого не будет, – покачал головой Лань Сичэнь и демонстративно бросил свой меч, теперь взгляд его был прикован к одному лишь Цзян Чэну. – Он не такой. «Не такой? А какой же?», – пронеслось в мыслях Цзян Чэна. Не Хуайсан был прав, он был убийцей и доказывал это десятки раз. И не только на войне с проклятыми Вэнями, но и после, когда от одного его имени трепетали все тёмные заклинатели. Он был мучителем, палачом, зверем в человеческом обличье. Сколько раз он выносил приговор без суда и следствия, скольких невинных он уморил в Пристани Лотоса? Лань Сичэнь должен был всё это знать, но почему-то он заговорил совсем о другом. – Ты сильный, – сказал он, глядя прямо в глаза Цзян Чэну, – сильнее всех, кого я когда-либо знал. Ты сможешь побороть заклятье. – Не сможет, – вступил Не Хуайсан, голос его срывался на визг, но в правоте своих слов он не сомневался. Так же, как и Лань Сичэнь в справедливости своих. Он всё смотрел, как Цзян Чэн медленно движется в его сторону и не делал ни одного шага назад. А Цзян Чэну казалось, что он будто плывёт в горной реке. И течение то подталкивает его вверх, то уносит вниз в ледяной омут. Никто не говорил этого вслух, но он знал, что должен сделать. Подойти к Лань Сичэню ближе, так близко, чтобы можно было поднять руки и охватить его шею, а потом сжать сильнее, чтобы хрустнули позвонки и увидеть, как стекленеют его глаза и жизнь покидает сломанное тело. И тогда боль утихнет хотя бы на время. Так должно было быть, но где-то глубоко внутри, там, где в путах запретной магии исступлённо билась его душа, Цзян Чэн понимал, что в таком случае боль не отступит никогда. – Ты преданный, – продолжал говорить Лань Сичэнь, – ты дорожишь своими людьми и своей семьёй. Ты не умеешь этого показать, но ты способен любить. Сильнее, чем многие. Потому что твоя любовь не в словах, она в поступках. Я видел, как ты защищал Цзинь Лина. Ты бы умер за него, если бы потребовалось. Ты бы умер за каждого, кого впустил в своё сердце. И именно поэтому тебе так трудно это сделать. Но ты ведь никогда не боялся трудностей. Не испугаешься их и сейчас и победишь заклятье. Лань Сичэнь сглотнул, глядя на то, сколь малое расстояние их теперь разделяет. Цзян Чэн уже мог вытянуть руки и дотронуться до тонкой шеи, почувствовать биение пульса под своими пальцами. Но Лань Сичэнь всё так же твёрдо стоял на одном месте, даже не пытаясь спастись. Он не сдвинулся даже тогда, когда ладони Цзян Чэна сжали его горло, недостаточно сильно, чтобы убить, но ощутимо, чтобы на бледной коже остались отметины. – Я верю в тебя, – сказал Лань Сичэнь тихо, так, чтобы звук его голоса не достиг чужих ушей. – Пожалуйста, поверь и ты в самого себя. А теперь вернись, – прошептал он уже на самой грани слышимости. – А-Чэн, вернись, вернись… ко мне. И словно сомневаясь в силе одних только слов, Лань Сичэнь раскрыл свои ладони и дотронулся ими до лица Цзян Чэна, а потом прижался губами к его губам. Это даже нельзя было назвать настоящим поцелуем, всего лишь прикосновением, нежнейшей лаской, что мягче шёлка и легче пёрышка. Лань Сичэнь не вторгался и не требовал, всего лишь просил и надеялся. И Цзян Чэн ответил. Его губы раскрылись в рваном выдохе, и то, что мгновение назад было трением кожи о кожу, стало выражением потаённых чувств. Что-то яркое и радостное вспыхнуло в груди Цзян Чэна, он моргнул, и его душа, будто певчая птица, вырвавшаяся из силков, скинула путы заклятья, чтобы в следующий миг мягко опуститься в подставленные руки Лань Сичэня. – Ты всё-таки смог, – сказал ему Лань Сичэнь, когда их губы разъединились. Его глаза сияли торжеством и мягкой силой. Будь у Цзян Чэна возможность, он бы продлил этот миг до конца своей жизни. Но он не мог, они всё ещё были в кругу врагов, и кто знает, какие ещё сюрпризы приготовил им глава Не. – Твоя душа, она… – В порядке. Только благодаря тебе, – произнёс Цзян Чэн, мягко отводя руки Лань Сичэня от своего лица, лишь напоследок сжав сильнее, прежде чем окончательно выпустить, и крутанулся на каблуках, заставив Цзыдянь пурпурной змеёй скользнуть в сторону Не Хуайсана. – Цзян-сюн, я не виноват! Правда, не виноват! – Не Хуайсан попятился, оступился и сжался на полу в комок, прикрыв испуганное лицо веером. – В самом деле? – пророкотал Цзян Чэн, взмахнув сверкающей плетью, словно рассерженный кот хвостом, – тогда почему твой монах так и не соизволил явиться к нам сейчас и почему оставил тебя в живых, даже не подумав сделать из тебя марионетку? – Не знаю, я, правда, ничего не знаю! – завёл свою любимую песню Не Хуайсан, – он забрал у меня все свитки, которые попали ко мне после разоблачения Цзинь Гуаньяо, и запер здесь. Я такая же жертва, как и вы! – Ах ты! – Значит, это была правда. В своём патологическом стремлении изучить тёмный путь до конца, Цзинь Гуаньяо добрался до хранившихся в монастыре свитков. Но его личную сокровищницу ждала та же участь, что и тайники монастыря: грабёж и разруха. И конечно же, это произошло не без участия главы Не, терпение Цзян Чэна лопнуло, но не успел он взмахнуть рукой, как притихшие на время заклинатели ринулись в бой. После атаки на Лань Сичэня их ряды существенно поредели, но всё-таки не настолько, чтобы не представлять опасности. Двое против двух дюжин. Вновь запела сталь, затрещал Цзыдянь, послышались звуки ударов и падающих тел. Стоило Цзян Чэну отвлечься, как Не Хуайсан встрепенулся и, словно перепуганная куропатка, рванул к выходу, ведущему в пионовый сад при монастыре. – Цзян Чэн, ты куда? – крикнул Лань Сичэнь, заметив, как напарник бросился к боковому выходу. Действующих марионеток можно было посчитать по пальцам одной руки, и глава Лань с успехом сдерживал их в одиночестве. – Я не дам ему сбежать, ни за что! – рявкнул Цзян Чэн вышибая ногой хлипкую дверь, за которой только что скрылся человек в тёмно-сером ханьфу. Он едва ли не кубарем вывалился в сад, непроизвольно зажмурившись от яркого света, и тут же приметил впереди удаляющуюся спину. Губы Цзян Чэна искривила усмешка, против него у Не Хуайсана просто не было шансов. В воздух взметнулась пурпурная лента, ловко зацепила чужую ногу, и мгновение спустя Не Хуайсан, как мешок с редиской, повалился в самую гущу пионовых кустов. Тонкие стебли надломились, и его с ног до головы осыпало белоснежными лепестками. – Что же вы, глава ордена Не, от меня убегаете? – тихим, впрочем, не сулящим ничего хорошего, голосом поинтересовался Цзян Чэн. Кровь стучала в висках, то ли от бешенства и понимания, что именно с ним сейчас хотели сотворить, то ли от осознания, каким образом ему удалось этого избежать, и знание это неистовым зноем опаляло сердце. Противоречивые чувства рвали душу на части, его бросало то в жар, то в холод и слегка потряхивало. Ещё чуть-чуть – и он сорвётся, и тогда пощады лучше не ждать. – Пожалуйста, Цзян-сюн, не надо. Я сделаю всё, что ты хочешь, – запричитал Не Хуайсан, отползая в сторону. – Отпусти меня, и я никому ничего не скажу. Даже не приду на совет кланов, на выборы верховного заклинателя. А хочешь, поддержу тебя, и ты сам займёшь этот пост? Краска бросилась в лицо Цзян Чэна. Паук даже перед лицом смерти продолжал плести свои сети. Но неужели этот плут мог подумать, что Цзян Чэна можно купить какой-то гнилой должностью? – Ещё слово – и тебе конец! – зарычал он, вскидывая Цзыдянь, – равняешь всех по себе. Обставил свою смерть, чтобы заклинатели перегрызли друг другу глотки, выясняя, кто виноват, а потом ты пришёл бы на пепелище и забрал себе всю власть. Ну уж нет. Этого не будет! Говоришь, во всем виноват монах? А что, если он всё-таки убьёт главу ордена Не? Кто будет по тебе скорбеть? Цзян Чэн щёлкнул Цзыдянем, готовясь свершить задуманное, но тёплая ладонь неожиданно мягко легла на его плечо. – Не надо, Цзян Чэн, не убивай его, – с волнением проговорил Лань Сичэнь. Кажется, он успел разобраться с оставшимися заклинателями и теперь неслышно приблизился к месту второго побоища. – Не пятнай свою душу убийством безоружного. – Безоружного? – переспросил Цзян Чэн всё с тем же пылом. – Козни и интриги – вот его оружие, и похуже многих. Он заслужил смерть! – Я знаю, – согласился Лань Сичэнь. – За статуей Шэнь-нуна я нашёл тело распорядителя храма. Готов спорить, он лишился души, как и все остальные. – Тогда не препятствуй мне, отвернись, если не хочешь смотреть. Цзян Чэн вновь вскинул сверкающий Цзыдянь, сделав шаг в сторону Не Хуайсана, но теперь обе ладони Лань Сичэня охватили его плечи и уверенно развернули в противоположную сторону. Любой другой за это моментально лишился бы рук, но сейчас Цзян Чэн стоял перед Лань Сичэнем и разрывался между желанием отчитать его за глупую жалость и просьбой никогда не убирать руки с его плеч. – И что ты предлагаешь? – спросил Цзян Чэн, усилием воли опуская кнут, но всё же не сводя взгляда с главы Не. Стоило тому сделать хоть одно неверное движение, подозрительный выпад, и его не спасло бы даже снисхождение главы Лань. – Связать его как блеющую овцу и бросить в темницу, пока он не подохнет от голода? – Уверен, совет кланов найдёт достойную альтернативу голодной смерти, – покачал головой Лань Сичэнь, и в следующий миг его ладонь коснулась щеки Цзян Чэна, упреждая законные возражения. Так просто и обыденно, как будто он проделывал это тысячу раз и собирался делать впредь. – Конечно, велика вероятность, что нас обоих поднимут на смех, ведь доказательств у нас нет, только домыслы и предположения. И всё же это лучше, чем притащить труп главы великого ордена, изуродованный Цзыдянем, накануне выборов верховного заклинателя и наплести дикую историю о порабощённых людях. С совета станется решить, что мы просто спелись ради того, чтобы ты сумел захватить власть. – Захватить власть? – не поверил Цзян Чэн. Его голова шла кругом от столь дикого предположения, от тысяч крутившихся в голове вопросов, но более остального – от невыразимой ласки, с которой касались его чужие пальцы. – Да кто вообще может такое подумать?! – Те, кто видят лишь внешнее, – печально улыбнулся Лань Сичэнь. – А оно, увы, красноречиво. Три великих ордена уже на твоей стороне. Ты глава ордена Юньмэн Цзян, клан Ланьлин Цзинь у тебя под пятой благодаря твоему племяннику, а теперь и орден Гусу Лань пляшет под твою дудку. – Но орден Гусу Лань этого не делает, – возмутился Цзян Чэн, и взгляд Лань Сичэня из печального стал смущённым. – Орден Гусу Лань будет делать то, что скажет его глава. Как ты думаешь, сколько пройдёт времени, прежде чем то, что здесь случилось, станет известно всем? Прежде, чем выжившие монахи храма Шэнь-нуна растреплют, как один прославленный заклинатель целовал второго, умоляя к нему вернуться. И как тот, второй, отвечал без всякого стеснения. Как будто это было именно то, в чём он нуждался всю свою жизнь. – Слухи меня не волнуют, – вспыхнул Цзян Чэн, и это, естественно, не было правдой. Однако Лань Сичэнь не стал ловить его на откровенной лжи. – Конечно нет, – просто согласился он, – но слухи будут волновать совет кланов. И если ты убьёшь Не Хуайсана, рано или поздно кто-то попробует связать одно с другим. И обвинения не будут звучать фальшиво. – Но из-за него ты потерял Цзинь Гуанъяо, – сделал последнюю попытку Цзян Чэн. Он словно сам себе воткнул нож в сердце, но промолчать об этом не смог, вот только на лице Лань Сичэня отразилась не глухая тоска, а чистейшая нежность. – Из-за него я могу потерять тебя. А вот это во сто крат страшнее. Пожалуйста, не делай того, что причинит боль нам обоим. Цзян Чэн сглотнул, и словно каменная стена, сложенная из страха и ревности, упала с его плеч, в мгновение ока развеявшись в прах. – Ладно, наверное, ты прав. Поступим по-твоему, – он выразительно посмотрел на своего напарника, – и кто ещё тут пляшет под чью дудку? – И я это ценю, – с жаром воскликнул Лань Сичэнь, и между ними возникла неловкая пауза, которую другие люди обязательно бы заполнили поцелуем. Но всё, что смог сделать Цзян Чэн, это достать спрятанный за поясом платок с вышитыми облаками и, скрывая смущение, приложить его к до сих пор кровоточащему порезу на подбородке Лань Сичэня. Что же, в этом не было ничего сложного, а проявлять заботу оказалось не в пример легче, чем биться с неупокоенным скотом, Цзян Чэн даже увлёкся, но окончательно пропасть ему не дал жалобный звук, неожиданно прозвучавший откуда-то снизу. – Эм, – подал из кустов голос Не Хуайсан, – я так рад, что все недоразумения остались в прошлом. Но, может, вы позволите мне подняться с земли? – Конечно, позволим. Ты у нас даже бегать будешь, – Цзян Чэн усилием воли отвернулся от искрящихся весельем медовых глаз, незаметно пряча использованную тряпицу за поясом. – Пару дней мы проведём в монастыре, чтобы собрать доказательства, а потом отправимся в путь. Готовься, дорога до Облачных глубин неблизкая. – Но, Цзян-сюн, – Не Хуайсан захлопал влажными глазами, готовый в любой момент разрыдаться, – не заставляйте меня встречаться с советом кланов. Я и так долго страдал в заточении! – Расскажи об этом мёртвому монаху, пастуху и несчастным заклинателям, потерявшим души, – отрезал Цзян Чэн, вновь активируя Цзыдянь, чтобы пурпурной лентой обвить пленника. – Вы совершаете ошибку, но, если вы не хотите мне верить, может, поверят другие, – вновь насупился Не Хуайсан, и Цзян Чэн с тоской подумал, что за время их пути до Гусу этот склизкий червь состряпает правдоподобную версию своего пленения и выставит себя главной жертвой. Но решение уже было принято, и Цзян Чэн не собирался идти на попятную. Перехватив тёплую ладонь Лань Сичэня, он развернулся к распахнутым воротам храма, и потянул за собой всё продолжавшего хныкать Не Хуайсана. Глухие стоны не утихали до самого святилища, а белоснежные лепестки пионов продолжали падать с его плеч, словно прозрачные чешуйки вновь задумавшей поменять свою кожу змеи.