В том месте и в то время II: «На звёздном перепутье»

      Пятый, Джейн, Ваня и Клаус дружно сидели на кухне, разделяя поздний завтрак. Редко выпадал шанс провести хоть немного времени вместе. Джейн часто пропадала допоздна на работе и по возвращении делила окончание дня с Пятым: это могли быть звёздные вечера на крыше, душевные разговоры за ужином, реже — по желанию и должному расположению духа — короткие прогулки по ночным улочкам в жёлтом свете фонарей. Новая концертная программа, средства вырученные с которой будут направлены на помощь детям с онкологией, являлась маячком на горизонте внимания и концентрации Вани. На протяжении последних двух недель она упорно работала, заучивала ноты и партии. Как и подобает первой скрипке, чуть ли не каждый день появлялась в театре на репетициях, оттачивала навык, преумножая умения.       Семья Харгривзов потихоньку расползалась на сегменты: Эллисон вернулась к Клэр, Лютер занимался поиском работы и, вероятно, самого себя. Диего редко появлялся в поместье, жертвуя себя и своё время охране порядка, выступая в роли непризнанного героя Нью-Йорка, занятого поисками своего Джокера. Ведь каждому Бэтману он нужен, верно? Клаус оставался Клаусом, не изменяя репутации фрика — часто пропадал, редко появлялся, живя градусом момента и встречами с семьёй. Лишь Пятый оставался неприкаянным, ломая систему всеобщей занятости.       Иными словами, жизнь в огромном доме представляла собой американские горки: то бурлила, наполняясь разговорами, встречами и горящими сердцами, то замирала, храня звенящую тишину, копя ресурс для новых душевных порывов домочадцев. И редкие встречи, как, например, общие завтраки или обеды всё-таки случались. Сегодняшнее утро было одним из таких.       Клаус, закутавшись в розовый халат с сердечками и мордочками «Хэллоу Китти»*, методично дёргал струны расстроенной гитары, с похмелья щурясь и неумолимо проваливаясь в дремоту. Ладонь перебирала металлические нити старого инструмента, высвобождая ломающийся неправильный звук. Входя в некий транс при помощи однообразных движений, Клаус, не открывая слипшихся век, потянулся к кружке голого чёрного эспрессо и начал потихоньку вытягивать напиток, даже не морщась от горечи. Тот увлажнил горло. Стало в разы легче.       Ваня уплетала яичницу с беконом, не беря в голову то, что та была совсем недавно снята со сковороды и не успела должным образом остыть. Одним глазом смотрела в тарелку, на вилку, отделяющую кусочек белка, вторым — в сотни закорючек нот на расчерченном полосками листе с концертной программой. Любая свободная минута могла быть использована для подготовки и зубрёжки произведения для предстоящей игры.       Пятый, закинув ногу на ногу, отправил в рот последний кусочек панкейка и, пройдясь языком по сладким от сиропа губам, обратил взгляд к сидящей рядом Джейн. Он только что доел свой завтрак, в то время как девушка только начинала пускать слюнки при виде башенки румяных блинчиков, политых кленовым топпингом. На голове её качался большой ленивый пучок, из которого выпадали редкие каштановые прядки, лицо чуть заспанное, но отдохнувшее, сияло под увлажняющим кремом, а робкий силуэт фигуры окутывала лёгкая пижамная футболка длиной чуть ли не до самых колен.       Она отрезала кусочек от блинного торта и, неприятно царапнув ножом по тарелке, отправила себе в рот. Довольная улыбка растянулась на её лице. Джейн повернулась к Пятому, без доли удивления осознав, что тот сверлит её испытующим взглядом.       Не убирая улыбки, она вопросительно кивнула, смотря прямо в прищуренные, пронзаемые жёлтым светом хрустальные глаза. Понять его намерения было несложно: отрезав и наколов на вилку ещё кусочек, Джейн подняла столовый прибор, повернув его зубчиками к парню.       — Будешь?       Пятый поднял уголок губ:       — А как же.       Парень, словно хищник, охотящийся за своей жертвой, подался вперёд в попытке схватить предлагаемое угощение, но Джейн, играясь, придвинула руку с вилкой к себе, ещё шире улыбаясь. Казалось, что из-за ситуации, настолько веселящей и наполняющей волшебным, каким-то детским счастьем, девушка сейчас звонко засмеется. Щёки округлялись, на них выступали милые ямочки. Румянец залил их, подсвечивая кожу изнутри, делая её живой, такой настоящей.       — Попытка вторая, — произнесла она, не скрывая из голоса доли флирта.       Рука вновь вытянулась в сторону парня. Он, не собираясь во второй раз проигрывать, схватил Джейн за запястье, ладонь, в которой была зажата вилка. Крепко держа и девушку, и прибор, Пятый, еле заметно улыбнувшись, потянул его к себе, зубами снимая кусочек панкейка с зубчиков. Ощутил приторную сладость кленового сиропа на своём языке, тепло и воздушность блинчиков, почувствовал, как где-то в области груди приятными волнами расползается уют, обволакивающий мурлыкающую душу.       Не отпуская руку Джейн, он коротко поцеловал каждый из её пальцев, слыша, как девушка начала заливаться искренним озорным смехом.       Ваня робко улыбнулась, отводя взгляд от бумажек с нотами, и посмотрела на картину перед собой. Но как только над столом заморгал свет, перевела его на лампы, что, в агонии сведя концы с концами, через несколько секунд и вовсе погасли. А затем и те, что были за пределами стола, те, что в коридоре… Все начали оглядываться по сторонам, в непонимании хлопая глазами. Вскоре вся техника умолкла, опуская на кухню густое облако тишины. Даже холодильник перестал издавать своё мерное гудение, застыв немой белой глыбой с парой магнитиков на своих рёбрах.       — Что такое? — подала голос Джейн, настороженно нахмурившись.       — Перепады напряжения, должно быть, — предположила Ваня, со стуком положив ножик на край тарелки. — Такое бывает. Пробки выбило, — она пожала плечами. — Нужно…       — Я сбегаю. Включу, — соскочила со стула Джейн, так что Пятому пришлось нехотя отпустить её руку.       — Помнишь, где щитовая? — уточнила Ваня, привстав, опираясь о край стола.       — Да-да, — уже из коридора донеслись обрывки слов девушки, что трусцой бежала на этаж уровнем ниже. Лишь волосы, выпав из пучка, шоколадными волнами вились у её лопаток, а край футболки свободно развевался в порывах лёгкого ветерка, создаваемого движением.       Она зашла в комнату, жмурясь от недостатка света, и оглянулась по сторонам.       Над ней, перед ней, по обе стороны от неё торчало несчётное количество мигающих огоньков, приспособлений, а также проводов, сплетающихся в целые охапки… Голова шла кругом от обилия неизвестной техники. Разум диктовал чёткий план действий: нужен был рубильник с цифрой «27», за которой скрывалась целая комната, кухня.       Джейн с тяжёлым вздохом подняла руки к волосам, собирая в тугой хвост. Быстро продвигаясь по лабиринтам из проводов, она ищущим взглядом выудила нужные щитки: 21, 22, 23, 24… Подойдя к рубильнику, девушка поняла, что выбило почти всё левое крыло первого этажа. Лампочки под цифрами от 20 до 34 горели красным, сигнализируя о неисправности и их досрочном выключении.       Наклонившись и не переставая щуриться от недостатка света, она пожевала губу, прикидывая, что можно сделать. Перед ней был ряд коробок, погребённый под проводами, и опущенные вниз рычажки с красными лампочками. Ей нужно было что-то с этим сделать. Потянувшись к первому рычажку, Джейн раздвинула несколько проводков, поднимая их вверх, расчищая путь. Подняла его, увидев, как лампочка над цифрой «21» окрасилась в зелёный. И осознав, что встала на правильный путь, продолжила начатое: 22 был готов, 23 был готов, 24… Вскоре и кухня под цифрой «27» загорелась зелёным, став вновь доступной к принятию тока.       От сердца отлегло: почти вся работа была на удивление быстро сделана. И дело осталось за малым — пустить ток в ещё несколько комнат.       Джейн подняла рычажок «28», переключив внимание на «29». Если первый с покорностью и лёгкостью стремился выполнять волю девушки, то второй, как бы Джейн не пыталась, не собирался этого делать. Стоял на своём, не поддаваясь давлению.       Эриксон нахмурилась, продолжала попытки привести тот в движение, но маленький мятежник упирался, упрямо оставаясь в прежнем положении, не хотя принимать новое. Девушка, как ни старалась, ничего не могла с этим сделать.       — Ну давай, давай, — она, поджав губы, взяла двойное усилие, с силой воздействуя. Тот, сдавшись, наконец, сдвинулся с места.       Тумблер поднялся, перемещая пальцы Джейн прямо к концу оголённого провода, из-за разрыва которого, вероятно, и произошла авария. Ни один здравомыслящий человек не станет совать руки в рубку с источником смертельного бесконтрольного тока, только если он, конечно, был об этом уведомлён. В сплетении сотен одинаковых проводов заметить один отличившийся было крайне сложно. Тем более в темноте.       Благодаря манипуляциям девушки, в левом крыле первого этажа и, соответственно, щитке появилось электричество, что превратило этот провод из обычной змейки, с интересом выглядывающей из клубка сородичей, в опасное оружие, противника невнимательности. Которую проявила Джейн.       Одно неловкое прикосновение. Один резкий укус злобной рептилии из щитка стал для девушки роковой ошибкой. Джейн ударило током. Физиология была быстрее психологии. Реакция организма оказалась настолько радикальной, что девушка не успела даже почувствовать боль. Ток, поразивший нервную систему, закупорил любое её проявление, а мозг, поймав сигнал о сильнейшей перегрузке и нарушении всевозможных протоколов его безопасности, дал сигнал о немедленной капитуляции. Джейн, толком не успев ничего понять, лишь коротко вскрикнула и без чувств повалилась на пол посреди гудящей аппаратуры.       Зелёная лампочка загорелась над цифрой «29».       — О, отлично, да будет свет! — вяло прокомментировал Клаус, брякнув по струнам гитары. Противный лязг заполнил кухню.       Ваня подняла голову к загоревшимся лампам, вслед за которыми пришло в работу и остальное оборудование. Свет последовательно начал появляться, зажигаясь в остальных комнатах и коридоре. Вскоре ток дошёл и до техники: всё загудело, заморгало огоньками, приходя в работу. Даже холодильник, мирясь с перепадами напряжения, нехотя заговорил, вновь начиная морозить.       Все вздохнули и вернулись к своим делам. Ваня — к зубрёжке, Клаус — ко вхождению в астрал. Один лишь Пятый, в смятении сдвинув брови, буравил взглядом тарелку с едва начатыми, но уже успевшими остыть панкейками. Шестое чувство настойчиво подсказывало, что что-то не так.       — Нет её, — он посмотрел на брата и сестру, ожидая ответной реакции. — Она должна была вернуться. Свет горит, в чём проблема?       — Да ладно тебе, Пятый, — развязно начал Клаус.       — Она ведь не робот, не собачка — по команде не прибегает обратно. И телепортироваться не умеет. Может, заскочила в комнату по пути…       Снизу послышался грохот, что глухим эхом, преобразовывающимся в еле ощутимые вибрации, прервал монолог Вани.       Ваня и Пятый посмотрели друг на друга округлившимися глазами. Секундное промедление сменилось молниеносной решительностью. Оба соскочили со стула и, не сговариваясь, бегом вылетели из кухни. Понимая, что и где упало, сознание рисовало одну картинку — содержание её было далеко не самым радостным.       Две невысокие фигуры скрылись за косяком арки, направляясь на уровень ниже, в щитовую.       Клаус же, поздно сообразив, что к чему, неспешно отложил гитару и поднялся со стула, тихонько топая следом.       — Джейн! — Пятый вбежал в щитовую, щурясь от непривычной глазу темноты.       Возле ряда рубильников, в котором оставалась пара опущенных рычажков с горящими красными лампочками, лежало застывшее в нелепой позе тело. Его голова была наклонена куда-то в сторону, ноги и руки безвольно распались по сторонам, как у самого настоящего трупа. И было жутко, до спирающего грудь ощущения страшно видеть то, что предстало перед глазами: Джейн, кажется, не дыша, находясь на волоске от смерти, лежала на полу. Не подавала никаких признаков жизни.**       Не веря тому, что видит, Пятый в секунды оказался рядом, падая на колени и нависая над телом. Губа, как и мимические мышцы лица, нервно подрагивали, глаза, округлившись, с ужасом смотрели на девушку, а руки, лихорадочно трясясь, потянулись к освещённому миганием лампочек лицу. Он не знал, что стоит делать. Попадая в форс-мажорные обстоятельства в других временных ветках, разделяя их с другими людьми, рационализм никогда не покидал его разум, оставляя оный холодным и настроенным для принятия дальнейших мер. Сейчас же всё было иначе: тело реагировало на такую неожиданность, такой стресс совсем неоднозначно. Будто ставило блок на чистоте и скорости мышления, обрекая на застывшее непонимание и панику, волнами захлёстывающую изнутри. Пятый не знал, что делать с этим. Он вообще потерял способность что-либо понимать сейчас.       — Чёрт, вот чёрт, — под нос себе бормотал он, полным отчаяния взглядом смотря на опускающуюся на колени Ваню рядом. В глазах плескался ужас. Без слов Пятый говорил сестре: «Помоги ей. Я знаю, что делать, но не могу совладать с собой».       И Ваня это, безусловно, понимала.       — Её ударило током. Скорее всего, — она поднесла два пальца к сонной артерии, замерев. Пятый смотрел на неё с нескрываемой надеждой, держа в руках запястье Джейн и чувствуя, как чужое сердце перестало выполнять свою основную функцию. Видел, как лицо сестры, чувствующей то же самое, помрачнело, меняясь в выражении от сосредоточенного к панически решительному и готовому немедленно действовать. — Ей немного осталось, если не поможем сейчас.       — Какой кошмар, — с ужасом прохрипел Клаус, встав у входа и не до конца понимая, что происходит. — Нужно ведь позвонить в скорую…       — Они не успеют, — дрожащим голосом резко ответила Ваня. Градус напряжения нарастал, забирая из воздуха кислород, обращая в вакуум. — Но все равно звони. Кто-нибудь, ну! Живо! — чуть ли не кричала она.       — Я сделаю, — отмер Пятый, рывком поднявшись с колен и, будто пьяный, шатаясь, выбежал из щитовой.       Сердце упало куда-то в желудок. Голова кружилась то ли от захватившего страха и мрачного осознания, то ли от нехватки воздуха. Дышать было сложно — горло будто сдавило удавкой. Физически тело находилось в сильнейшем стрессе, пыталось с ним справляться, подавляя эмоции и стараясь охладить разгорячённый разум, но в результате выдавало слабость в подкашивающихся ногах, полную ваты голову и блуждающий взгляд, на горизонте которого мелькали слова. Нужно позвонить в скорую.       Пятый сделал глубокий и очень громкий вдох, что помог хоть немного прийти в чувство и прояснить сознание. Он начал быстро идти вдоль стенки, приближаясь к лестнице, но тут же вспомнил, что умеет телепортироваться, и исчез в голубой вспышке.       В это время Ваня уже переплела пальцы, сделав из них замочек, который приставила к центру груди Джейн, области её сердца, и начала делать непрямой массаж. Он должен стать либо тем, что спасёт девушку, либо тем, что оформит факт её скоропостижной смерти. И Ваня рассчитывала только на первых исход: задержав дыхание, она сделала первый толчок. Второй. Третий… Пыталась завести сердце, ускоряясь, но не получала ничего, кроме бледнеющей под собой Джейн, из которой уходили последние крохи оставшейся жизни. Отчаяние, скребясь и насмешливо рокоча, царапало метающуюся от страха душу. Ваня подалась вперёд, наклоняясь к лицу Джейн.       Пятый возник в щитовой из воздуха, уже успев совершить звонок в неотложку, что обещала прибыть через пять-семь минут. Он пытался умерить волнение и успокоить сбивчивое дыхание, что распирало бесконечно поднимающуюся грудную клетку и мешало соображать. Быстро оглянувшись по сторонам, парень смахнул со лба пару прилипших к коже прядей и посмотрел вниз. Ваня, прислонившись к губам Эриксон, посредством искусственного дыхания пыталась подарить той шанс на жизнь, хотя бы на жалкое и осторожное её продолжение.       Снова толчки по грудной клетке, снова реанимация дыханием. Череда попыток повторялась вновь и вновь, каждая новая была сильнее предыдущей, но не приносила никакого практического толка и пользы, не способствовала улучшению состояния девушки. Джейн просто не реагировала. Её сердце не реагировало, не хотело заводиться. Позволяло владелице продолжать увядать на глазах у всех. Жизнь стремительно покидала маленькое тельце, что бледнело, бледнело, бледнело…       Пятый упал рядом, чувствуя коленками холод пола, и с горечью смотрел на лицо девушки, которая пять минут назад делила с ним завтрак, их любимые панкейки, политые сахаром кленового сиропа, чей вкус до сих пор не сходил с языка. Пелена безысходности застлала глаза, размывая взор. В них плескался ужас, тоска, трепет за любимого человека, которому он при всём желании никак, совсем никак не мог помочь. Был бессилен, как чёртова марионетка. Все прошлые страхи, всё то, чего он так боялся и от чего так оберегал Джейн — всё это стало явью.       Он перевёл стеклянный взгляд на Ваню, ища подтверждения тому, что всё будет хорошо. Но та лишь безрезультатно пыталась запустить сердце, с паникой, застывшим в глазах страхом смотря на сестрёнку, которая издавала свои последние вздохи. И если ей не помочь сейчас…       Ваня наклонилась к её лицу, в очередной раз толкая в лёгкие воздух. Смесь безысходности и сильнейшей воли Седьмой сделать человека внизу живым пронзила энергию дрожащей силы, воплощаясь в паре золотых сфер, что, тускло светясь, спустились по горлу Джейн. Быстро оказались в области грудной клетки, сердца, от которого в момент распространились по всему бесчувственному телу. Двигатель жизни, против воли заведясь под действием чужеродной энергии, вернулся к работе, начал лихорадочно сокращаться, биться и гонять кровь.       Ресницы Джейн быстро задрожали, но веки так и не открылись. Она оставалась в бессознательном состоянии. Дыхание стало громче и чётче — грудная клетка поднималась в разы выше и быстрее. Пульс участился, что почувствовал и Пятый, держащий всё это время руку на запястье девушки, и Ваня, приложившая ладонь к её сонной артерии. Бледность понемногу сходила с кожи. Еле заметный розовый румянец, появляющийся благодаря вновь разгоняемой по телу крови, её заменяла.       Все в облегчении выдохнули.       Джейн продолжала лежать без чувств, но пока ничего не могло угрожать её жизни. Сердце завелось, дыхание пришло в норму. Пусть не приходя в сознание, пусть не открывая глаз, но она была жива. И всё, что оставалось сделать близнецам — дождаться кареты реанимации и обеспечить девушке должный уход и профессиональную помощь.       Клаус, заведя руки за голову, радостно улыбнулся и прикрыл глаза. Отошёл с прохода, что-то бормоча под нос, и зигзагом удалился в коридор, проветрить забитые не вышедшим алкоголем и событиями последних нескольких минут мыслями. Ваня без эмоций, подобно кукле, марионетке с оборванными нитями, на ватных ногах сползла по стенке рядом. Переводя пустой взгляд с девушки на Пятого, она коротко кивнула, как бы говоря: «Она вся твоя».       Повторять тому дважды было не нужно: подтянувшись ближе к девушке, он, аккуратно придерживая за голову, приподнял безвольную, кажется, просто крепко спящую Джейн.       Тело, как у тряпичной куклы, было слабо и зависимо от воздействий извне. Конечности распростёрлись по полу, шея, казалось, без поддержки и вовсе сломается под весом головы, тянущей её назад. Но Пятый не позволял этому случиться. Его ладонь осторожно, но не менее надёжно зафиксировала затылок, обращая спокойное, полное умиротворения лицо вверх. Все мышцы расслабились, придавая Джейн вид простой спящей девушки, боль и беспокойное состояние которой выдавали лишь дрожащие ресницы и отчего-то участившееся дыхание.       Он аккуратно, словно держал в руках хрусталь редчайшего образца, позволяя ладони проскользить к лопаткам, прижал Джейн к себе. Трясущимися руками обхватил голову девушки, прислоняя к груди, и уткнулся носом в родные, пахнущие орехами и шоколадом волосы. Молчал, закрыл глаза, позволяя всему спектру раздирающих на клочки эмоций пройти сквозь себя. Успокаивал и приземлял вздымающуюся волну страха, окатившую его несколько минут назад.       Его Джейн была жива. Всё осталось позади.       Он приоткрыл глаза, смотря на Ваню, без которой всё это не стало бы возможным. Коротко кивнув сестре, он безмолвно благодарил, на что Седьмая, вяло улыбнувшись, кивнула в ответ.       Послышался негромкий вой сирены, что сменился на хлопки двери, шаги и громкие голоса сверху. Реанимация была здесь.       Молодая врач в белом халате вышла из палаты с планшетом бумаги в руках, посмотрев на Ваню и Пятого, разбитых, дезориентированных в пространстве, что буравили взглядами гладкую поверхность пола и караулили медработника у двери.       — Извините, — оба взгляда машинально обратились к врачу, — вы родственники девушки, — она заглянула в историю болезни, — Джейн… Эриксон?       Оба живо закивали.       — Скажу так: ударило её знатно. И вы огромные молодцы, что завели сердце. Не сделай этого — наверняка бы потеряли девчонку. Мы бы просто не успели довезти её до больницы, а ведь понимаете, сколько человек ежегодно, да что там, каждый месяц умирают от, казалось бы, такой безобидной вещи как удар током. А ваша ещё такая маленькая и хрупкая…       Ваня судорожно вздохнула, вспоминая, как эта хрупкая и маленькая девчонка некоторое время назад находилась на волоске от смерти.       — Не переживайте. Мы будем наблюдать её некоторое время. Пусть отдохнёт, наберётся сил, — врач улыбнулась, оглядев близнецов.       — К ней можно? — спросил Пятый, указывая на дверь палаты.       — Боюсь, что не… — начала врач, но Пятый, не силясь дослушать, телепортировался, под стуки в дверь и возмущённые «вам нельзя там находиться», запираясь изнутри.       Развернулся на сто восемьдесят градусов, обнаружив, что в палате кроме него, всеобъемлющей тишины и Джейн никого не было и быть не могло. Странная нерешительность сковала тело, застывшее в одном положении: ладонь лежала на ручке двери, голова повернулась в сторону больничной койки, окружённой множеством медицинских приборов. Кардиомонитор пустил свои провода к девушке, крепясь пластинками-электродами по поверхности всей груди, вплоть до ключиц; пульсоксиметр объял один из пальцев, забирая данные о работе лёгких; на светящейся доске рядом были развешаны снимки срочного МРТ мозга Джейн. Всё это издавало монотонные, назойливые звуки, взвинчивающие итак неспокойный разум Пятого. Отражаясь от стен палаты глухим эхом, они резонировали, отчего парню пришлось тряхнуть головой, смахивая неприятное наваждение и возвращая себя к реальности.       Обойдя койку, он встал рядом, пустым взглядом смотря на Джейн. На ней, помимо груза из проводков и аппаратуры, была надета лиловая больничная сорочка, закрывающая пластинки кардиомонитора, парочка которых выглядывала из-под края ткани, тускло поблёскивая в свете палаты. Аппарат выводил основные показатели её жизни в рамках настоящей ситуации. Пятый бросил быстрый взгляд на монитор: зелёные линии, изгибаясь в кривые, одна за одной расчерчивали чёрную поверхность стекла, сопровождаясь слишком громким, бьющим по вискам, пиканьем.       Сердце билось ровно, спокойно, в своём нормальном ритме. Это Пятый понял не только из показаний кардиомонитора — Джейн, кажется, вовсе не мучилась. Лежала, спокойно витая в мире отрешённости, забвения. Будто просто спала, отдыхала — лицо, без складок и намёка на эмоции, гладкое и живое, было расслабленно, показывая Пятому, что всё хорошо и бояться больше нечего. Лишь кожа немного бледнела. Парень был готов поклясться, что это из-за рефлекса рябящего в глазах белого цвета простыни, стен, потолков. Да всё здесь было белым, стерильным и каким-то до отвращения ненастоящим.       — Мне не больно, я просто сплю, — говорила Джейн одним своим видом.       Пятый убеждал себя, что она просто решила вздремнуть и скоро вернётся, откроет глаза, заговорит, станет извиняться и глупо отнекиваться от их с Ваней слов о том, что не нужно было отпускать её в царство проводов в одиночку. Возможно, станет плакать и от страха тянуться к нему, обвивая шею слабыми холодными руками, а возможно, проснётся и вообще не вспомнит, что произошло и как она здесь оказалась. Но это потом. Сейчас Джейн не могла ничего видеть, слышать, да даже самостоятельно поддерживать жизнь на должном уровне. Это делали приборы и то, чем неосознанно поделилась с ней Ваня.       Пятый оглянулся по сторонам, недовольно щурясь. В палате было светло. Слишком светло: он при помощи телепортации переместился к окну, потянув за цепочки жалюзи вниз. Те, тихо проскрипев, закрылись, пуская в комнату намного меньше света. А когда и лампы под потолком погасли, и палата погрузилась в приятный глазу сумрак, Пятый вернулся к койке. довольный результатом нехитрой работы. Он, как и Джейн, не любил изобилие света.       Он попытался взять её холодную ладонь в свою, но не смог, ощутив вместо мягкости кожи твёрдость пластика пульсоксиметра, закреплённого на одном из пальцев. Не зная, куда деть себя и желание дотронуться до Джейн, Пятый спрятал руки в карманы, обращаясь полушёпотом к Эриксон:       — Спи пока. И ни о чём не беспокойся.       Интересно, мои догадки верны, и она не слышит меня, или?..       — Я буду рядом, постараюсь быть, — Пятый усмехнулся. — Не могу, к сожалению, обрушить всю систему здравоохранения и здешние порядки. Но, обещаю, останусь настолько долго, насколько позволит моя наглость, — он некоторое время молчал, всматриваясь в спокойное лицо Джейн. Слышал пиканье приборов, подбирая новые слова. — Было невероятно глупо отпускать тебя, не знакомую со всем этим, включать свет и разбираться с рубильниками. Ведь, знаешь, твоя упрямость и радикальная решительность сбивает с толку — даже возразить ничего не успеваешь. Но ошибки на то и ошибки, из них извлекаешь урок. И я извлек, знаешь: не слушать тебя, оберегать даже от самой себя. Не принимаю возражений, — увлекся монологом Пятый. — Понимаешь, что, не успей Ваня привести тебя в чувство, мы потеряли бы тебя навсегда?       Он смахнул со лба пару прядок, проходясь тыльной стороной ладони. Кожа пугала своим неестественным холодком.       — А как очнёшься, поправишься, и мы убедимся, что нет рисков, я заберу тебя домой. Может, даже зайдем в тот парк с утками, как идея?       Но Джейн не могла ответить, Пятый это понимал. Он склонился над ней и, закрывая глаза, приник губами ко лбу, понимая, что мог сегодня потерять и что в конечном итоге приобрел.