…
— Иди к себе, переоденься во что не жалко. — сказал Ягер, поправляя свежую форму перед зеркалом. — Я сама дойду… — руки обвили его талию. — Я отвезу. — Но… — Ты не успеешь. — отрезал он, убирая ее руки. — Пусть! — крайне не хотелось снова вызывать к себе нежелательное внимание соотечественников. — На меня итак показывают пальцем, забрасывают чем попало. Ты не понимаешь… — Тем более! — он открыл ей дверь. — Значит недолго проработаю! — Света резко захлопнула дверь обратно. — Ты не понимаешь, как здесь относятся к таким как я. — Я знаю… — снова заблестевшие серые глаза заставили его голос зазвучать чуть мягче. — Тебя не уволят, насчет этого можешь не беспокоиться. Ягер нежно поцеловал ее и Света нехотя кивнула. — Ну все. Жду тебя в машине. — он снова открыл дверь.…
По просьбе девушки Ягер оставил ее за углом, обещав ждать ее на этом же месте вечером. Он прекрасно понимал, чего боится русская. Но из двух зол, выбрал наименьшее. По его мнению, лучше психологическая травля, нежели физическое насилие. Приехав в управление, он встретился с начальством и направил отчет о предотвращении захвата эшелона и ликвидации группы диверсантов. С самого начала войны партизаны доставляли вермахту много проблем, взрывая загруженные составы, мосты и уничтожая технику. Предотвратить эти подпольные операции немцам удавалось с переменным успехом. Поэтому, прошедшая ночь была большим плюсом для его досье. Одному из ночной группы партизан удалось сбежать, но ненадолго. Оберштурмбаннфюрерю сообщили, что этой ночью его поймали в соседней деревне и уже доставили в участок. Ягеру поручили провести допрос. Предстоящая процедура была самой ненавистной частью службы для человека, позиционирующего себя исключительно в качестве солдата. Но во время допроса, Ягер навсегда переменил свое мнение о бессмысленности допроса. Оказалось, иногда было полезно это делать. В процессе разговора могли стать известны довольно неожиданные подробности из жизни окружающих тебя людей.…
— Светлана Ильина? Мм, в курсе… Мне о вас сказали… — глаза начальника вокзала окинули Свету с ног до головы. Дмитрий Михалев, по сути, бывший обычный чернорабочий вокзала, в начале оккупации перешедший на службу фашистам, быстро «дослужился» до начальника. Его живот был настолько большим, что девушке показалось, что пуговицы его рубашки выстрелят ей прямо в лицо. На вид ему было лет пятьдесят. Среди советских людей славился хитрым и жестоким человеком, готовым идти по головам. Света стояла на пороге его большого кабинета, не смея поднять глаз. — Мне звонили из самого управления… — он продолжал сверлить девушку. — За вас замолвили словечко сами немчики… Последнее слово он выделил какой-то издевательской усмешкой, что само по себе показалось ей странным. — В общем, перейдем к делу. Сейчас ты идешь в большой зал сортировки. Екатерина тебе все покажет. — заключил он, наконец переключаясь к бумагам. С облегчением выдохнув, Света буквально вылетела из кабинета. — Какие люди! — услышала она знакомый голос, зайдя в большой зал. С огромной коробкой на руках к ней тащилась Катя. — Ты здесь?! — улыбнулась Света. Не сказать, что она была особенно рада видеть подругу, учитывая распространившиеся с ее подачи слухи, но все же лучше, чем работать с незнакомыми людьми. — И тебе привет… — усмехнулась Катя. О том, кто устроил Свету на это место знал уже чуть ли не каждый работник вокзала. Такие слухи распространялись со скоростью света. — Пойдем, я тебе все покажу! Они прошли сквозь заваленный ящиками зал до самого конца, где располагалось единственно укромное место — импровизированный диванчик из старых мешков и небольшой столик. — Здесь у нас зона отдыха. Но эти гады следят за каждым нашим шагом и находится здесь в рабочее время запрещено. Сейчас у нас еще есть время посидеть. — Катя взглянула на настенные часы. — Гады? — не поняла Света. — Гады! Фрицы! Их тут больше чем самих работников. Следят, чтобы «твари» вроде нас не стащили чего из их имущества. Каждый день после работы мы проходим обыск, — она раздраженно закатила глаза. — Начальник сказал, что вас тут двое… — Да… Мишка. Он совсем загнулся. На днях эти гады оттянулись на нем за сворованную банку тушенки. Вряд ли вернется. — Значит нас двое? — Пока да. Когда «начальник» все-таки поймет, что Мишка не вернется, попросит еще кого-нибудь. — она снова взглянула на часы. — Ну все! Пошли… Работа не простая. Это тебе не юбку протирать за учительским столом. Они приступили к работе. Таская ящики с провизией, формой и другими необходимостями для германской армии, день прошел незаметно быстро. Все время работы строго контролировалось немецкими солдатами. Они не понимали по русски, а разговаривать между собой не запрещалось. Эту возможность Катя использовала по полной, от всей души браня фрицев не самыми литературными словами великого языка. К вечеру Света уже не чувствовала ни рук, ни ног. Если бы не вместительные тележки, не привыкшая к тяжелому труду, девушка не выдержала бы и часа. — Ну как? Жива? — сочуствующе сказала Катя, когда они вышли из вокзала вечером. — А что делать… — без особого энтузиазма ответила Света. — Чего не сделаешь ради пропитания! Хотя… Тебе это вряд ли знакомо. Дом полон немцев… Небось подкармливают? — саркастически сказала подруга. Но Света промолчала. То что в еде она пока особо не нуждалась было понятно и без слов. Ей не нравилось, куда начинал поворачивать разговор. — Ну-ну… — сказала Катя, беря ее под руку. — Я не осуждаю. Свет, я знаю, что говорят о тебе. Но… Я не верю. Ты бы ни за что не предала Кольку. Помнишь я видела того «твоего» офицера? Который подъехал к нам на машине? Я потом узнала, что он мутит с медсестричкой. Дурочка! Говорят, она собралась с ним в Германию! Сердце девушки сжалось. Опустив глаза, снова промолчала. — Таких как мы они увозят в Германию либо как пленных, либо как рабов. Бывает, и как прислугу в дом. Мне об этом дядя Федя сказал. Он то все знает… Свет? Ты чего молчишь? — М? — Света выглядела отстраненно, думая о чем-то своем. — Ааа, устала… По началу всем тяжко. Привыкнешь скоро. — Катя похлопала ее по спине. — Ты иди. Я хочу немного посидеть, отдохнуть. А то, боюсь не дойду, — сказала Света, устало усаживаясь на лавочку у вокзала. За следующим поворотом ее должен был ожидать Ягер. — Да ты вся бледная! Уверена, что сама дойдешь? — Конечно, Кать. Иди уже, — улыбнулась она. Недолго думая, подруга попрощалась с ней и пошла своей дорогой. Слова Кати не выходили из головы. Для всех своих друзей Света всегда была образцовой девушкой. Воспитанная в строгости, она всегда выделялась порядочностью. Но… Заниматься любовью с врагом — это ли было благопристойностью? Могла ли она теперь говорить с Катей на равных? Предательница, потаскуха… Никогда в жизни Света не зависела от мнения общества, но осуждение конкретно в данном контексте в военное время действительно пугало. Оно грозило ее жизни. Дождавшись, когда Катя исчезнет из поля зрения, Света тихонько направилась туда, где ее обещал ждать Клаус. Пока шла в нужный переулок, Света вдруг осознала, что немец стал единственным человеком, с которым она была самой собой. С ним не было нужды промолчать, не досказать. За исключением, истории с партизанами, которые, к несчастью, уже оказались в прошлом. Несмотря на его принадлежность к Германии и на предостережения партизан о его жутком прошлом, Света не боялась Ягера. Напротив, чувствовала себя с ним в безопасности. Во всяком случае, пока. Увидев его автомобиль, она ускорила шаг, насколько позволяли ноющие спина и ватные ноги. Оказавшись на сиденье рядом с ним, Света бессильно улеглась в его объятия. — Как ты? — слишком сухо спросил он. — Устала… — Света прижалась ближе. — Поехали на наше место, а? — Наше? У них теперь есть «их» место. Клаус сдержал улыбку. — Пожалуйста… — умоляюще протянула Света. — Уже поздно. Тебе надо выспаться. Да и мне… — Пожалуйста-пожалуйста! К закату успеем. — из последних сил она притянула его к себе и поцеловала в губы. Ее рука нежно сжала его руку, переплетая пальцы. Ягер осторожно отстранился. В голубых глазах читался странный холод. Когда Света осторожно улыбнулась, Клаус переменился в лице. Ее улыбка была настолько непривычна ему, что казалось, перед ним сидел совершенно другой человек. Он завел мотор.…
Что-то было в этом месте, в его закате, в шуме реки и пении птиц. Что-то успокаивающее, дарящее надежду и веру в будущее. Здесь не было ни одной живой души, ни осуждающих глаз, ни военных. Ничего, что напоминало бы о войне. — Хотелось бы остаться здесь с тобой. Навсегда. — в который раз сказала Света до боли желанную мечту. Она закрыла глаза, подставляя лицо теплым лучам заходящего солнца и крепче прижалась спиной к Клаусу, который сидел на крыле автомобиля. Он промолчал. Света не видела, его помрачневшего лица, но почувствовала руки, крепче прижавшие к себе. Сейчас к русской Ягер чувствовал лишь влечение и… недоверие. Ее тело, эмоции, которые она испытывала к нему, так отчаянно отдаваясь ему… — Клаус… А давай помечтаем? — девушка прилегла на его плечо. — Прости, что? — Просто помечтаем… В шутку. Ты ясно дал мне понять: нам с тобой в будущем ничего не светит… Так давай хотя бы помечтаем. Немного скрасим наш унылый вечер? А? Надоело грустить! — она взглянула на него, весело хлопая глазками. — Я серьезно, тебе понравится! Ягер нахмурил брови. Она так шутит? — Смелее… — она нежно поцеловала его губы. — Для начала улыбнись… — Хм… — ухмыльнулся он и прижал ее к себе. О чем он может с ней мечтать? И вообще, мечтать? Он этого не делал наверно с детства. Но почему бы и не попробовать? В конце концов, что он потеряет? Если только ее это развеселит… — Видишь тот выступ у обрыва? — Да. — оживилась Света. — Наш дом смотрелся бы там отлично. — Ягер прекрасно понимал всю абсурдность своих слов, но решил попробовать. Он наблюдал, как Света всмотрелась в живописное место на опушке леса, залитое розовым светом заката и мечтательно улыбнулась. Перехватило дыхание. Эта улыбка… — А на том дереве ты сделаешь качели. — воодушевленно поддержала его мысль Света, заставляя снова взглянуть на то место. Ягер представил себе эту картину и тихо усмехнулся. Он делает качели? — Для нашего сына? — И для дочки… — прошептала Света. — И дочи. — глупые мечты начинали нравится. В душе разлилось странное тепло. — У них будут твои глаза… — услышал он нежный шепот. — И твои волосы. — Клаус зарылся лицом в волосы, рассыпанные на ее плечах. Наступило молчание, которое уже не хотелось нарушать, но Света не хотела останавливаться. — Клаус… а куда бы ты меня увез отсюда, если бы была такая возможность? — не унималась она. Мужчина демонстративно вздохнул. — Может хватит… — умоляюще сказал он. — Ну же! У тебя отлично получается, — сказала она. — Увезти тебя? Хмм… — он повернул ее к себе. Было приятно смотреть на ее лицо, когда его не омрачали слезы. — К себе домой. — Как прислугу? — неожиданно для себя улыбнулась Света, вспомнив слова Кати. — Да. — пожал плечами немец. — И мне придется выполнять обязанности твоей служанки? — укоризненно взглянула она. — Ну… Русскую красавицу жену я не смогу повезти в Германию, — перебил он ее. — А в качестве домработницы вполне возможно. До лучших времен, понимаешь? Потом… поженимся. Света вдруг прыснула со смеху и тут же закрыла рот. — Что смешного? Света молча попыталась придать своему лицу серьезность. — Что? — он попробовал убрать ее руки. — Я сказал что-то смешное? Она беспомощно помотала головой, стараясь сдержать приступ смеха. Ей нравилась его недоумевающая ухмылка. Сейчас он был такой настоящий. С ней. Ни намека на надменность и холод. — Ты не в себе… — скрестив руки на груди, он бросил всякие попытки успокоить ее. — Я выхожу из игры! — Просто… — Света обняла его, — Прости. Состроив обиженную мину, он увернулся от ее неуклюжих поцелуев. С веселым смехом Света решила идти до победного, вынудив его почти лечь на капот. Звонкий смех оказался заразительным. Клаус рассмеялся и схватил ее, тиская за бока. — Ай, прекрати! Ну все! Все! — сдалась она. — Ну? — уставился Клаус на нее в ожидании объяснений, когда она успокоилась. — Что тебя так развеселило? — Клаус, ты наверно никогда не женишься! — сказала она, снова сдерживая смех. — Это было самое дурацкое предложение руки и сердца… Ягер расплылся в улыбке и заключил ее в объятия. — «Пока будешь прислугой… до лучших времен». — продолжила она, копируя его манеру говорить, игнорируя поцелуи в шею. — «А потом поженимся»… — Вообще-то, в обязанности немецкой прислуги входит очень много интересного, — он схватил ее за бедра и притянул к себе. — Да ты в конец обнаглел! Я согласилась бы, но только если… — Ягер не дал договорить, прервав ее поцелуем. Руки по-хозяйски скользнули под одежду, опускаясь ниже к бедрам и прижимая к себе еще сильнее. По телу растеклось приятное тепло, покрывая мурашками каждый сантиметр. Она почувствовала как земля вновь уходит из-под ног. Девушка запустила свои руки под его китель. Хотелось чувствовать его теплую кожу. Но Клаус неожиданно прервал поцелуй и взял ее лицо в ладони. — У тебя… — нежно прошептал он. — потрясающий смех. Света смущенно опустила глаза. Он молча смотрел на нее. Снова серьезный, но в этот раз немного грустный и безумно нежный взгляд. Он хотел бы сказать себе: «Это глупо. Не веди себя как идиот…», но не мог отвезти от нее глаз. Слова пропали. Он не мог и не хотел больше говорить. Лишь смотреть на эту улыбку и светящиеся глаза. Наверно, молчаливый взгляд длился целую вечность. Не смея отвести от него глаз, девушка чувствовала знакомое ощущение крыльев за спиной. Сердце сжалось и казалось, оно готово разорваться, если он уедет. Боже, этот взгляд! Хочется в них утонуть без остатка. Навсегда… Что это? Нет, только не в него. Только не влюбляться! Он немец. Фашист. «Ему нельзя доверять»… — Клаус… — голос вдруг изменился. Ей не хотелось начинать этот разговор. Но один факт не давал покоя. — Да? — Я слышала о тебе кое-что… Света замолчала, отвернувшись к закату, снова прижимаясь к нему спиной. — Что? — Не знаю… это не похоже на правду… — неуверенно сказала она, нервно теребя кольцо с черепом на его пальце. — И что же? — Ты сам говорил, что мы никогда не будем вместе. А значит… — Света замолчала. «Он не такой безобидный», вспомнились слова партизан. — Говорят, ты участвовал… ты… проводил сам… — Что? — он нетерпеливо развернул ее к себе. — Тебе о чем нибудь говорит название… Ковалевка… — выпалила она и взглянула в голубые глаза в надежде увидеть отрицание. Но Ягер переменился в лице. — Какой смысл тебе об этом знать? — спросил он холодно. Света в ужасе отпрянула от немца, будто от прокаженного. Значит, они говорили правду. Но как можно так спокойно жить после такого? — Значит… — Да. Я там был. — он спокойно достал трубку и медленно закурил, стараясь не встречаться с ней глазами. Многие деревни оставались почти нетронутыми, поскольку немцы часто не встречали сопротивления внутри деревень, сталкиваясь с русскими еще на подступах. Из всех многочисленных сел, через которые прошел его губительный батальон, Ковалевка была единственной, которую хотелось стереть из памяти. Сгоревшие дома, обугленные трупы под черными обломками сожженного сарая. Было не разобрать кто там… Женщины, дети, старики. Тогда комбатом был не Ягер, а покойный герр Штульц. Клаусу было поручено закрыть отходные пути, чтобы никто не смог сбежать. Никто и не пытался… — Клаус… — голос Светы задрожал. — Поехали домой. Мне холодно. — Зачем ты об этом заговорила? — раздраженно спросил немец, вставая ей навстречу. — Я… просто хотела… Просто… — Света шагнула назад. Ей казалось, сердце выпрыгнет из груди. Сама того не подозревая, она наступила на самое больное. Воспоминания о Ковалевке всегда действовали на него одинаково. Всегда хладнокровный и рассудительный офицер мог выйти из себя. И, раз уж разговор пошел на чистоту, пора бы расставить все точки над i. Он не собирался вообще об этом заговаривать с ней, понимая, что партизаны мертвы… Но. — Откуда ты узнала? — он подошел к ней, пристально смотря в испуганные глаза. — От кого? От тех, кого до смерти запытали в камерах? Думаешь, мои люди не узнали у них ничего? Ну так, имей ввиду, я все знаю. Я знаю с кем ты шепталась, кого приводила в дом! Может ты и сейчас продолжаешь собирать информацию? А то, что было в Ковалевке… я не могу себя никак оправдать! Мы все не можем! Света в ужасе попятилась еще дальше. Она не до конца понимала, что ее пугало больше. То, что он знает о ее связи с партизанами, или то, что он (или его люди) пытали партизан до смерти. А может то, что он безжалостно уничтожил целую деревню? В ужасе она побежала в машину. Ягер остался стоять на месте. — Нет, давай останемся здесь. Будем играть в романтику… — усмехнулся он и медленно подошел к ней. — С самого начала я не был белым и пушистым. И ты это прекрасно понимала! — Поехали домой! — заплакала она, когда он приблизился к ней. — Ты меня пугаешь. Беспомощно закрыв лицо руками, Света прислонилась к машине. При виде хрупкой девушки, дрожащей от страха, злость моментально исчезла. Ягер некоторое время молчал, начиная осознавать, что совершил ошибку. С ней он все чаще чувствовал себя чудовищем. — Прости… — прошептал он, притянув ее к себе. Девушка продолжала дрожать, не осмеливаясь убрать руки с лица. — Отвези меня домой, пожалуйста. — прошептала Света и он крепче обнял ее. — Пусти. — девушка осторожно высвободилась из его объятий и села в машину. Мысленно выругавшись на себя, Ягер последовал за ней. Всю дорогу никто из них не проронил ни слова. Света сидела отвернувшись к окну. Единственное о чем она жалела, так это о том, что не узнала о его невообразимо темном прошлом раньше. До того, как почувствовать к нему настоящие чувства. Сейчас его присутствие тяготило ее. Хотелось стереть его из своей памяти. Как она могла? Подъезжая к дому, они увидели два автомобиля, припаркованных у ворот. Ягер сразу понял, приехало долгожданное подкрепление. Раньше времени. — Света, — Клаус взял ее руку, но она резко отдернула ее. — Не хочу тебя видеть… — прошептала она, смотря в сторону и открыла дверь. — Прости, — услышала его тихий голос уже выходя. На мгновение застыв на месте, она с силой захлопнула дверь и пошла домой, так и не решившись обернуться. Еще какое-то время Ягер сидел в машине, пытаясь привести мысли в порядок. Сегодня что-то изменилось… И это пугало. Возможно, утром их здесь уже не будет. От странного чувства сожаления, что придется расстаться на такой ноте, неприятно заныло в груди. Все было, как надо. Как лучше для нее…