Шанс на исправление.

      Скалистая местность, поросшая огромными, возвышающимися над головой растениями и грибами, открылась нашему взору. Шум многочисленных водопадов разносился по обширной местности. Разбавляли эту флору разве что глиняные жилища, в которых скрывались жабы. Их мир поистине прекрасен и отличителен. Здесь правили жабы, восседая на самой высокой ступени эволюции.       Раньше я удивлялся многим вещам: например, почему масло, свободно текущее здесь из священного фонтана, сразу же испаряется, попадая в нашу атмосферу? Почему этого места нет ни на одной карте, а знающих о Мьёбоку сосчитать по пальцам можно? Почему здесь такая бедная фауна в сравнении с нашей, а флора поражает своей дикостью?       Никто не предполагал, что Мьёбоку — это отдельное измерение, пожалуй, одно из немногих, что соприкасалось с нашим. Измерения призывных животных находятся достаточно близко, чтобы перемещаться к людям с помощью пространственно-временных техник. Грань между мирами для такого достаточно тонкая. Знающие о месте разлома пространства могут спокойно попасть на Мьёбокузан. Вот только из-за временного промежутка на это уйдет месяц.       После нескольких путешествий по измерениям вместе с Саске, я готов был поверить во все, что угодно. Неизвестно какое вообще количество миров существует, неизвестно и о том, что они могут дублироваться. Однако я уже имел некое представление об их расположении. Каждый раз, когда нами было открыто новое измерение, оно тут же наносилось на карту с координатами.       Я помнил меньше половины, но если бы эта карта была сейчас здесь, то противостояние Ооцуцуки в будущем далось бы чуть проще.       Витая в своих мыслях, я даже не сразу понял, что ступил в Священный Храм жаб, где меня уже ждал Великий Мудрец. — Джирайя-чан, — пропели до боли знакомые голоса двух старейшин. Я повернул голову вбок, чтобы лучше рассмотреть жаб: такие же, какими запомнил их из своего мира. Ничуть не поменявшиеся Шима и Фукасаку. Кажется, мой взгляд не остался незамеченным, так как жабы посмотрели в ответ: внимательно и в какой-то мере даже пристально. — Это твой ученик, Джирайя-чан? — Мое имя Узумаки Наруто, — представился я после того, как Джирайя согласно кивнул. Я слегка склонил голову перед стариками, хотя, наверное, это больше было похоже на кивок. Несмотря на этот небольшой знак уважения, я не хотел отказываться от своей старой манеры обращения к ним. И это не обошло лидера данного измерения. — Гигантский старик, ты хотел видеть меня?       Многим показалось такое обращение неуважительным, именно поэтому я ощутил на себе недобрый взгляд со стороны старейшин. Я решил не заморачиваться по поводу этого и продолжил разглядывать Мудреца. Со стороны может показаться, что Гамамару давно не в себе: порой отсутствие телодвижения и какой-то осмысленности во взгляде наводили на такие мысли. Но это было далеко не так. Жаба, прожившая почти тысячелетие, чувствовала себя куда моложе, чем некоторые. Гамамару, на моей памяти, всегда имел оптимистичный настрой. По крайней мере, помимо прозорливости, смешинки в его глазах можно всегда было наблюдать. Жаль память подводила: тот часто забывал о личности своего собеседника. — Да, да, — пролепетал жаб, а потом, слегка наклонив голову набок, спросил, — А ты кто? — Наруто Узумаки, — ответил я за старейшин, что любезно напоминали Мудрецу об имени других всякий раз, когда тот забывал, — Ты звал меня. — Ах, да, да, — согласно кивнул он. Неожиданно жаб наклонился чуть вперед, приоткрыв глаза, — Впервые вижу тебя, но так много уже знаю.       После этих слов Гамамару замолчал. Это молчание казалось мне слишком напряженным. Захотелось, чтобы никто не знал о предсказании, чтобы Гамамару не сказал. Любопытство и, одновременно, опасение сжирало меня до основания. — Заснул? — тихо спросил Фукасаку, с подозрением взглянув на замершего Мудреца. Но неожиданно тот ожил сам, вновь заговорив: — Думаю, будет правильно, если мы останемся наедине, — медленно проговорил жаб. В этот момент Гамамару был серьезен, совершенно не похож на того старика, каким я его помнил. — Что-то не так, Мудрец? — спросила Шима, выразив общее любопытство. Однако Гамамару не отвечал. Он не сводил с меня глаз до тех пор, пока все не вышли. От этого взгляда мое тело покрылось мурашками, меня передернуло. — Однажды я предсказал Джирайе-куну, что у того будет ученик. Этот ученик станет вестником великой революции в мире шиноби. Ученик принесет миру спокойствие или разрушит его, и это зависит от выбора, который сделает однажды Джирайя-кун. — К чему ты клонишь? — от его слов и нетипичного поведения меня передернуло. Продолжение пугало. Я начал ожидать чего-то страшного. — Я видел, как в нашем мире появится мальчик, знающий куда больше других, — ответил жаб, в упор посмотрев на меня. Какая-то тревожность поселилась в груди. — Это сбылось, правда, Наруто-кун? — Не понимаю, о чем ты, — только после сказанного понимаю, что обманываю себя в первую очередь, а не Мудреца. Ведь Гамамару видит куда больше, чем другие. Даже больше, чем я. Это понимал и жаб, посмеявшись надо мной. — Однажды ты примешь это решение за него, это станет переломным моментом в судьбе нашего мира, — отозвался Гамамару, прикрывая глаза, — В моем видении тебе придется выбирать дважды. И из-за излишних знаний ты можешь стать погибелью этого мира. — Откуда ты..? — удивленный вздох вырвался раньше, чем я подумал логически. Мудрец догадывался даже насчет того, что я не принадлежу этому времени. Страх закрался в моем сердце. Значит, мои знания могут погубить этот мир? Тогда почему я здесь? В реальности происходящего я не сомневался уже давно, но вот вопросами задаваться не переставал. И тут меня осенило, а что если… — Ты знаешь, почему я здесь? — Предполагаю, — отозвался Гамамару, — Наши миры взаимосвязаны. Я чувствую их единство. Но с недавних пор я начал ощущать какой-то лишний элемент. Как будто у мира людей появилась тень. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился я, ожидая ответа от жаба, но тот продолжил молчать. Закрадывалось какое-то непонятное чувство. Я всегда знал, что Гамамару осведомлен во всем куда больше, но чтобы знать о мирах. Даже другие жабы думали о том, что Мьёбоку — отдельная деревня в мире шиноби. Гамамару же понимал, их гора — это отдельное измерение. Знал и не раскрывал информацию для остальных.       Но больше всего меня напрягало поведение жаба. Раньше Гамамару представлялся мне, как постоянно забывающий что-то старик, говорящий умные вещи, но всегда преподносящий их в шутливой манере. Мудрец любил посмеяться, не казался мне каким-то хмурым, серьезным жабом, прожившим столь долгое время.       Но нынешний образ пугающего до дрожи серьезного лидера Мьёбокузан заставлял задуматься. Гамамару — самая интересная и загадочная личность, которую я встречал.       Выйдя из храма, я увидел ожидающего меня Джирайю. Рядом с ним стояли Шима и Фукасаку, не менее заинтересованные в происходящем. Сейчас мне хотелось уединиться настолько, сколько это возможно. Слова Мудреца требовали обдумывания. — Мы уходим, — сказал я Джирайи. Должно быть, мой потерянный взгляд слегка напугал его. Но это меня мало заботило. Попрощавшись со старейшинами, я по привычке сложил нужные печати, очутившись в своем мире. За мной последовал Джирайя.       Неужели я стану погибелью собственного мира? И что имел в виду Мудрец под словом «тень»? — Что все это значит, Наруто? — спросил меня учитель, заставив развернуться и взглянуть в его нахмуренные серые глаза. — Что именно? — я и впрямь не понимал, какие ко мне претензии у Джирайи. И даже его недружелюбный взгляд меня не напрягал. После посещения Мьёбоку я чувствовал себя каким-то разбитым и подавленным, будто уже видел разрушение родного будущего. В одночасье я даже понял, как много натворил. Как много событий уже идет не так, как должно. Я чужой для этого времени, пустивший корни, меняющий мир под себя. —  Что сказал тебе Мудрец? Никогда не видел его таким, — учитель ожидал от меня ответа, а я не понимал, почему тот налетел на меня ни с того ни с сего. — Это неважно, — отозвался я. — Почему у меня ощущение, что вместо тебя кто-то другой? — спросил Джирайя. Я видел какое-то потаенное отчаянье в его взгляде. Знал, что все накопленное недопонимание вырвется наружу рано или поздно, но готов не был. Знал, что мое желание остаться самим собой вызовет противоречивые чувства у других. — Я который день твержу себе, что ты — это ты. В конце концов, твое присутствие на Мьёбоку тому доказательство. Но что-то не так, как будто тебя подменили. Я вынужден…       Впервые раздражение проступило на моем лице при виде Джирайи. Впервые мне захотелось отмахнуться от самого близкого человека. Почему я не могу спастись от проблем и препятствий на своем пути даже после смерти? Почему лики прошлого преследуют меня даже сейчас? И для чего я здесь, раз из-за меня может случиться гибель мира? Для чего я вообще существую? — Что ты вынужден? — не выдержал я, взрываясь, выплескивая негативные эмоции на Джирайю, заставляя того опешить и отступить на шаг. Казалось, ненависть к себе, обида и злость на других — все вышло наружу. То, что тревожило меня последний год, преобразилось, приняло другую форму, ударяя по близкому мне человеку. — Проверить твою печать, — отозвался Джирайя, — Я не сомневаюсь в тебе, но возможно, что печать ослабла и лис оказывает влияние. Или же это какое-то ментальное воздействие из вне. Я хочу помочь тебе. — Да что ты знаешь? — воспротивился я, со злостью глянув на Джирайю, — Мне не нужна твоя помощь. Мы знакомы чуть больше двух месяцев, а ты заявляешь, что со мной что-то не так? — Я вижу разницу, — отозвался Джирайя. — Чтобы видеть разницу, Джирайя, нужно хотя бы знать меня настоящего, — впервые я обратился к нему по имени, что так непривычно слетело с уст. Сейчас во мне бурлила обида. Человек, что был ближе мне, чем кто-либо, не удосужился даже сказать о родителях. Не сказал и о том, кем мне приходится. Обида, покоившаяся глубоко в душе, забытая с годами, вдруг всплыла наружу. — Не так ли, крестный? Выбрал свободу вдали от Конохи. Сделал вид, что там тебя ничего не держит. Не попроси я тогда обучить меня ходить по воде, вспомнил бы ты вообще о моем существовании? А может это для тебя ничего не значило? Прошлое не значит для тебя ничего, что ты так легко от него отказался? — Откуда ты… — его светлые брови взмыли вверх в немом шоке, я на это только криво улыбнулся. Вопрос остался без ответа. — Да чтоб ты знал — мне очень больно от того факта, что ни ты, ни Третий не сказали мне такую важную информацию. Не сказали о родителях. Каждый раз и ты, и он смотрели на меня, говорили, как я похож на твоего ученика, и молчали.       Резким движением смахнув слезы, я ощутил, как боль от каждого сказанного слова постепенно утихала. Я начал понимать, что под пеленой эмоций забыл, на кого действительно держал обиду. Этот Джирайя знал меня слишком мало, он не должен был мне ничего. Сейчас по сути мы были еще чужие друг другу. Этот факт огорчил меня куда больше.       Я злился на умершего Третьего. Злился на другого Джирайю. На того, кого знал больше трех лет, того, кто значил для меня многое. И вероятнее, я значил для него столько же. Эти несколько лет ощущались почти, как вся жизнь. И тот Джирайя держал меня в неведении столь долгое время, не был со мной искренен до конца, а потом и вовсе ушел, не попрощавшись. Оставил меня.       Детская обида неожиданно всплыла. Из-за накативших чувств я воспринял нынешнего Джирайю тем, кого знал раньше. — Сейчас это неважно, — вспышка эмоций постепенно исчезала, а я все больше начинал жалеть о сгоряча сказанных словах. Теперь я злился уже на себя, раздраженно поджав губы, — Неважно.       Повторенное слово пронеслось эхом в четырех стенах нашего номера. И только сейчас я понял, что уже светает. Стало неясно: это время было настолько рассинхронизировано в наших мирах или же я просто не уследил за последними часами утекающей ночи? — Возможно, ты привык к шумному и наивному ребенку, живущему своей мечтой и незнающему невозможного, — тихо отозвался я, — И увидев однажды что-то непривычное, ты воспротивился, невесть что подумал.       Я замолчал, подумав о своих близких. Если бы я увидел изменения в них, особенно такие очевидные, тоже почувствовал бы что-то неладное, забеспокоился бы. — Смирись, ведь я такой, какой есть. И тут ментальное воздействие или лис ни при чем, — еще раз бросив на притихшего Джирайю взгляд, я вышел, прикрыв седзи.       Тот наивный мальчик давно умер во мне, умер вместе с телесной оболочкой.