***
Пройдя по почти сухому коридору лабиринта собственного подсознания, я вскоре оказался у клетки с лисом. До освобождения Курамы было еще далеко. Но сейчас мне хотелось внести кое-какие корректировки в печать. Сам я мало что мыслил в этом, но я знал у кого спросить. Пора бы и с папаней поговорить… — Выглядишь живее, — заметил Лис, разглядывая меня. Почти ушедшая вода не позволяла рассмотреть себя, поэтому я непонимающе взглянул на Кураму. — Кажется, твое эмоциональное состояние влияет не только на окружающую обстановку. Сейчас ты не похож на мертвеца, каким явился сюда в первый раз. — О-о, — только и протянул я, наблюдая за ухмыляющимся Девятихвостом. — Ты тоже изменился: выглядишь куда разговорчивее и веселее с нашей последней встречи. Мне казалось, ты разочаровался во мне и отказался разговаривать. — Когда назойливый джинчурики приходит сам, то ничего нельзя с этим сделать, — хохотнул Курама. Я и сам улыбнулся, радуясь такому теплому приветствию. На секунду даже показалось, что ко мне вернулся мой друг, — У меня было время кое-что обдумать. — И что же пришло тебе на ум, Курама? — спросил я, заинтересованно взглянув на уже спокойного лиса. — Я ненавижу людей, в особенности тех, в ком я был заключен. Но ты особенный джинчурики во всех смыслах, именно поэтому я постарался понять тебя, — отозвался Девятихвостый, смотря на меня с высоты своего роста, — Сначала я был недоволен твоим недоверием, но понял, что и сам не отвечал тем же. Не надеялся, что когда-нибудь и для меня настанет светлое будущее. И я решил впервые за свое существование сделать первый шаг. Я неверяще наблюдал, как Курама молча протягивает мне кулак — знак доверия. — Ни один ты решил сделать первый шаг, — улыбнулся я, подходя ближе к клетке и соприкасаясь своим кулаком с мохнатой огромной лапой лиса. — О чем ты? — Курама, кажется, был тоже не менее заинтересованным. — Пока что я не смогу открыть эту клетку, но я смогу кое-что изменить в печати, — отозвался я, — Я мало что в этом пока понимаю, но я знаю, что мой отец гений в фуиндзюцу. В прошлый раз он сказал, что запрограммировал печать так, чтобы появиться при восьми высвобожденных хвостах. Именно это тогда заставило подчиниться твоей воли и сорвать печать. Но сейчас я сорву ее по собственной воле и эффект будет тем же. — Ты оказал мне большое доверие, — теперь лис внимательно смотрел на меня, пытаясь найти хоть какой-то подвох. — Ведь в худшем развитии событий я смогу выйти из печати, и ты умрешь. — Я доверяю тебе, — отозвался я, зная, что отец не даст оторвать печать полностью. Но даже так я оказывал большое доверие лису. Почему-то знал, что даже этот Курама сейчас не поступит со мной по-свински. Предположение оказалось верно. Мое лицо тронула легкая улыбка, когда плеча коснулась чужая рука. Я тут же отодвинулся от печати, разворачиваясь к отцу. Спиной чувствовал негодование лиса, ведь он думал, что я сорву печать полностью. — Ты ведь все равно не собирался выбегать из клетки, так чего сейчас обижаешься? — спросил я лиса в лоб, нехотя оторвавшись от образа замершего отца. — Ты не договорил, — рыкнул Курама, однако, судя по спокойствию в глазах, его не сильно это задело. — Наруто, — прошептал отец, во всю разглядывая меня. Я видел в его голубых, чуть темнее, чем у меня, глазах нотки удивления. — Я предполагал, что ты будешь помладше. — Сейчас я старше тебя, — согласно кивнул я, а потом обернулся к лису, — Я хочу поговорить наедине с отцом, ты уж извиняй. Сейчас все казалось по-другому. В прошлый раз ситуацией руководил Минато, отвечая на все мои вопросы. Сейчас же пришла моя очередь развеивать недопонимания со стороны отца. Именно поэтому, оградив свое сознание от лиса, я с теплотой в глазах посмотрел на Четвертого. Я безумно был рад увидеть его еще раз.Разговор.
22 марта 2021 г. в 04:20
Мысли путались в голове, пока я шел в неизвестном направлении. Я всегда думал, что все обиды и недопонимания давно похоронены вместе с прошлым. Оказалось, что нет. С чего вообще я вспылил?
Хотел отвести от себя подозрения, а в итоге только больше привлек внимание Джирайи. К чему-то сам вернулся к прошлому, к которому не хотел возвращаться. Только после сделанного захотелось отмотать время назад. А еще я вспоминал о Хинате.
Я и сам себя порой не понимал, однако именно сейчас я думал о ее теплых и таких уютных объятиях, спокойной обстановке дома, что давно пропах ее запахом. Скучал и понимал, что к этому больше не вернусь.
Такие смешанные и до боли непонятные чувства бурлили в сердце. Я всегда думал о Джирайе, как об учителе, отце. И в какой-то момент и сам не понял, почему стал думать о нем, как о партнере. Почему не спал порой ночами, прокручивая в голове образы беловласого мужчины. И только после смерти учителя понял значение этих ощущений и мыслей. Боль, усиленную привязанностью и любовью к учителю, я помню отчетливо.
Война заглушила это чувство. А потом в мою жизнь ворвалась Хината. Я знал, что поддался каким-то мимолетным ощущениям, постепенно привязываясь к этой девушке. Нас слишком много связывает, чтобы просто так забыть Хинату.
Вот и сейчас не мог забыть о ней. Образ Хьюга приходил ко мне время от времени, напоминая о том другом будущем, которое было.
Как изменится мой мир, если я пойду не тем путем?
Не замечая дороги, я брел вперед, прокручивая в голове слова жаба. Предположения кружили в голове, не давая прийти к чему-то одному. И только тогда, когда я прошел главные ворота города, оказавшись в просторном лесу, не только почувствовал некую легкость, но и смог прийти наконец-то к одному выводу.
Я предположил о другом развитии событий. Что если Джирайя не пойдет в Амегакуре? Уж я-то позабочусь об этом. Но что тогда? Нагато воплотит свой замысел и станет погибелью мира?
Он ведь тоже ученик Джирайи, а значит подходит под ведение жаба. Нагато ведь тоже хотел мира, вот только способ обретения избрал совершенно негуманный. Что если смерть Джирайи и была переломным моментом?
Если это так, то нужно переиграть события. Присев у дерева, я обдумывал идеи. Сейчас передо мной вставал выбор: долг или чувства. Что более весомее: смерть Джирайи или спокойный мир?
Только сейчас я начал осознавать, что теперь все зависит не от выбора Джирайи, ведь из-за меня это предсказание уже не значит ничего. Теперь все зависит от того пути, который выберу я.
А что если можно обойти?
Пейн будет думать, что Джирайя мертв. Я попытаюсь спасти учителя в самый критический момент. Сейчас это было самым правильным вариантом, чтобы переиграть события.
— Наруто, — неуверенный голос позвал меня издалека. А я ведь не сразу узнал в высокой приближающейся фигуре Джирайю. Тот присел рядом со мной, окинул взглядом и замолчал. Обведя глазами округу я понял, что уже полдень. Долго же я сидел. Сейчас, находясь рядом с учителем, я испытывал какое-то умиротворение, как будто никакого недопонимания между нами и не было. — Поговорим?
— Не сейчас, — помотал головой я, а потом, замерев, прислонился к широкому плечу. Тот затих, видимо не решаясь мне перечить. Сейчас Джирайя вел себя как-то слишком непривычно. Его излишняя удрученность скорее всего была результатом всплывших потаенных воспоминаний. Возможно, учитель чувствовал вину. Но я не брал на себя ответственность, чтобы утверждать такое. — Давай просто помолчим.
Устало прикрыв глаза, я снова перебирал в уме слова Гамамару. Снова возвращался к этому треклятому Пророчеству. Но так и не смог предположить: какой второй переломный момент меня ждет.
— Выслушаешь? — нарушил тишину Джирайя, пододвинувшись ко мне чуть ближе. Терпения ему явно не хватало: тот не продержался и несколько минут. Я понимал, что в какой-то мере виноват перед учителем. Думал о том, чтобы закрыть тему после того, что сам же ее начал. Не ворошить прошлое. Однако согласие дал, мне хотелось услышать его слова, разложить все по полочкам и больше не возвращаться к этому.
— Не знаю, как ты узнал обо всем, да и это сейчас не важно уже, — заговорил Джирайя, с некой грустью взглянув на меня. Было видно, что и ему нелегко сейчас, — Понимаю, что от тебя скрывали правду долго. Думаю, Третий руководствовался тем, чтобы обеспечить защиту для тебя. Кто знает, что было бы, если бы правда о сыне Четвертого всплыла за пределами Конохи. За тобой бы охотились, как за глазами Хьюга. Тебя бы не пускали на миссии дальше страны Огня. У твоего отца было много врагов, что усложнило бы твою жизнь, Наруто.
— Это я понимаю, — кивнул словам Джирайи, — Но ведь лично я заслуживал правду.
— Возможно сенсей боялся, что ты кому-то расскажешь, будучи маленьким. А потом он не успел это сделать, — ответил учитель. Он отвел взгляд от меня, произнося следующие слова, — А может этому есть другая причина. Быть Хокаге — не значит быть всесильным, Наруто. Тебе всегда будет в противовес мнение старейшин и совета. И не всегда желание Хокаге совпадают с мнением большинства. В тебе запечатан Девятихвостый, Наруто, это большая ответственность. Возможно, был страх, что ты не справишься со своими эмоциями и это сделает печать нестабильной.
— Как будто не было других моментов, когда я поддавался влиянию лиса, — пробурчал себе под нос, размышляя над словами Джирайи. Я все еще не хотел понимать страх и ненависть ко мне, но готов был разорвать этот порочный круг. — Люди многое потеряли из-за нападения лиса, им надо было куда-то девать свою ненависть и боль. Но я не это хочу услышать. В моем окружении нашлись те, кто не дал мне уйти во тьму. Но почему среди этих людей не было тебя?
Я почувствовал, как учитель напрягся. Этот вопрос загнал его в тупик: я прекрасно понимал, что Джирайя уходит от этой темы все это время. Но раз мы затронули эту тему, то я хотел бы узнать всю правду до конца. Какой бы неприятной она не была для обеих сторон.
— Ты был прав тогда, — выдохнул Джирайя, запрокинув голову. Его глаза неотрывно блуждали по еле колыхающимся кронам деревьев. Почему ты так старательно отводишь взгляд?
— Вскоре после окончания войны из Конохи ушла Цунаде. Знаешь, я не мог понять такого поступка. Тогда все было по-другому, — начал издалека Джирайя, впервые за весь разговор скользнув по мне взглядом. — После войны я путешествовал за пределами Конохи, хотел понять этот мир. Твои родители были моей семьей. И после их смерти я уже не смог задерживаться в деревне чаще. Я смог понять Цунаде: трудно находиться там, где все напоминает об ушедших. Уходя, я взял обещание с сенсея, что тот позаботится о тебе. Я думал, что ты в надежных руках, поэтому не сильно беспокоился.
— Он действительно заботился обо мне, — согласно кивнул я, пораженный такой искренностью со стороны Джирайи, — Но он был Хокаге и времени уделял мне не так много. Было одиноко. И меня никто не хотел защищать от нападок жителей деревни.
Я замолчал, обдумывая свои следующие слова. И, чуть помолчав, я все-таки решился сказать, на мой взгляд, очень важные слова:
— Я не злюсь за всю ту ненависть, что испытал на себе. Поэтому я простил их, ведь нашлись те, кто не дал мне погрязнуть во тьме. Я хотел бы, чтобы мы встретились куда раньше, чтобы ты был из тех самых первых людей, кто не отвернулся от меня. Но даже так… Я не держу на тебя обиды. Я не хочу быть тем, кто идет на поводу низших чувств. В мире и так много боли, чтобы порождать ее еще больше.
— Эти слова… — удивленно произнес Джирайя, развернувшись ко мне всем корпусом.
— Да, они из книги «Сказание о совершенно бесстрашном ниндзя», — кинул я, смутившись и в своей манере почесав затылок, — Признаться честно, это книга — одна из немногих, которую я дочитал до конца.
Вспомнив моменты из своей прошлой жизни, я грустно улыбнулся. Я начал читать эту книгу сразу после твоей смерти, Джирайя, в перерывах между тренировками с жабами. Ты вложил все свои чувства в эту историю, наделил главного героя своей личностью. А я плакал, потому что образ Наруто Мусасаби заставлял думать о тебе.
— Я постараюсь наверстать все, что упустил. Я искренне рад, что ты стал моим учеником, — Джирайя впервые улыбнулся за время разговора.
— Это потому что я прочел твою книгу? — ухмыльнулся я, решив свести данный разговор в шутку. От слов Джирайи как-то потеплело на душе. Помня прошедшие года вместе, я начал понимать, что учитель дал мне что-то более ценное, нежели силу.
Я был счастлив, что между нами теперь не осталось какого-то недопонимания, а напряжение свелось к минимуму. Казалось, как-будто что-то сдвинулось в нашем общении в совершенно другую сторону. Я пока не понимал, что это могло бы значить, но мне определенно это нравилось.
— Нет, не из-за этого, — помотал головой Джирайя, рассмеявшись. Я широко улыбнулся, наблюдая за такой картиной. — Я считал, что мои книги разорвут замкнутый круг ненависти. Но теперь понимаю, что это твоя улыбка спасет мир.
Слова учителя несколько смутили меня, но поразмыслить над ними мне не дало внезапное предложение отшельника:
— Я тут видел одну лапшичную. Не хочешь сходить попробовать их рамен?
— Спрашиваешь? — желудок жалобно издал бурчащий звук, напоминая о том, что я не ел со вчерашнего дня. Вскочив с места, я выжидающе глянул на Джирайю, ожидая, когда мы пойдем. Тот посмеявшись, поднялся следом. — Но платишь ты.
— Не больше двух порций, — отозвался он, поравнявшись со мной.
— Посмотрим, — хмыкнул я, понимая, что Эро-санин так просто не отделается. А потом немного неуверенно добавил, — Ты расскажешь мне о родителях?
Я уже что-то знал о них, но для меня этого оказалось недостаточно. А Джирайя был близок с отцом, чтобы знать что-то о нем и моей маме.
— Есть у меня несколько интересных историй, — задорно посмеялся Джирайя начиная свой рассказ по пути к лапшичной.