Уравнение с двумя неизвестными

      Урал зарылся носом в опавшую листву, фыркнул и рванул вперёд. Игорь неохотно побрёл за ним. Погода установилась приятная: мягко светило солнце, ветерок шуршал в пожелтевших кронах деревьев. В другой раз прогулка с псом была бы ему в радость, но явно не сегодня. Сегодня — да и вообще, в последнее время — радоваться было особо нечему.       Почти все, кого Игорь знал, отзывались о Зареченске с долей пренебрежения. Маленький, провинциальный, скучный, отсталый — так о своём городе обычно говорили местные. Одноклассники Игоря вовсю мечтали, как уедут отсюда, окончив школу, взрослые вечно сетовали, что приличной работы тут не найти, и даже его собственная мама переехала в райцентр, чтобы строить там карьеру. Игорь, в принципе, никого из них не осуждал, понимая, что они правы — всё действительно обстояло именно так, но сам он всегда любил этот город, со всеми его проблемами и недостатками. И иногда ему казалось, что и город отвечает ему тем же, даже в самые непростые времена даря утешение, спокойствие и чувство, что здесь он в безопасности, что это — его дом. Однако этой осенью что-то словно пошло не так. Сначала мама, после долгих созвонов с папой, в ходе которых тот неизменно закрывал дверь в комнату, а суть разговора потом передавал крайне скупо, сообщила, что приехать сможет только ближе к Новому году: слишком много работы, вряд ли удастся вырваться даже на выходные. Затем произошла размолвка с Гусём — лучшим другом с детского сада. После случившегося Игорь то и дело задумывался — что он сделал не так? Чего не заметил? Конечно, он знал о том, как дорог Гусю был тот старенький, обветшалый дом культуры, ставший предметом их спора, с которого всё началось, но того, почему реакция друга на эту ситуацию получилась такой резкой, и почему он потом не согласился даже поговорить с ним, Игорь так и не понял.       Как бы там ни было, их ссора стала для него первой трещинкой в привычном мире и порядке. Последние же события, возможно, и вовсе грозили его крахом. Смерть Роберта, затем исчезновение Алины… Игорь чувствовал: его сонный, уютный городок, где он готов был прожить всю жизнь, меняется. Словно что-то темное, жуткое и непостижимое проникало в привычную ему жизнь, незаметно подменяя собой её составляющие. Эту ночь, как и предыдущую, Игорь почти не спал. Ворочался с боку на бок, то кутался в одеяло, то сбрасывал его. И сейчас, чувствуя себя безумно уставшим, он понимал: он вряд ли уснет, даже если очень постарается. Пытаясь вырваться из водоворота мрачных мыслей, он поспешил напомнить себе: не всё так плохо этой осенью, по крайней мере, у него появилась Вероника. Искренне смеющаяся над всеми его неловкими шутками, не боящаяся высказывать собственное мнение и сохраняющая здоровый оптимизм и веру в лучшее в любой ситуации, она была так не похожа на местных девчонок, но в то же время, не была и той расчетливой столичной стервой, какой многие её считали. И Вете она нравится — сидят за одной партой, на той неделе ходили в кино на какую-то мелодраму. Да, если бы не Вероника, ему бы наверное было совсем тяжело.       Урал, лениво бегавший всё это время вокруг и обнюхивавший почти облетевшие кусты, вдруг встрепенулся, коротко гавкнул и, виляя хвостом, устремился вперёд. По тропинке, ведущей мимо подстанции, шла улыбающаяся Вероника.       — Привет, мой хороший! — она потрепала Урала за ухом. — Игорёк, ну что? Готов?       — Ага.       Игорь подошёл и поцеловал её в губы. От Вероники пахло какими-то вкусными, сладкими духами, а её глаза были полны такой теплоты и нежности, что он залюбовался ею, наконец забыв обо всех проблемах и тревогах.       — Ты чего? — Вероника удивлённо приподняла брови.       — Да ничего, — Игорь смутился, отвёл взгляд и дважды хлопнул себя по колену, привлекая внимание Урала. — Просто очень тебя люблю.       ***       Спустя пятнадцать минут, они подходили к школьной калитке — той самой, у которой Алину видели в последний раз. Вета и Кирилл уже ждали их на месте.       — Листовки — высший класс, — говорила Вероника, раздавая папки остальным. — Не чета этим, которые на школьной доске объявлений висят.       — Да уж, — согласился Кирилл. — Те так жутко напечатаны, что Алину там небось мать родная не узнает. По крайней мере, я не уверен, что узнал бы.       Они миновали пустырь и двинулись вниз по улице Коммунаров, время от времени останавливаясь, чтобы приклеить листовку или спросить у очередного прохожего, не видел ли он Алину. Те, кого они встречали, в основном уже были в курсе исчезновения ученицы близлежащей школы, но о том, что она пропала именно в их районе, слышали впервые. Люди интересовались, брали листовки и обещали позвонить в милицию, если что-нибудь вспомнят; таких же, кто мог припомнить что-то прямо сейчас, им не попалось.       — А от твоего папы никаких новостей по поискам нет? — спросила Вероника, закончив клеить очередную листовку на чей-то забор.       — Не особо, — Кирилл развёл руками. — Он каким-то другим делом занимается сейчас.       — Надеюсь, они её хотя бы ищут, — проворчала Вета.       — Да ищут, конечно. А вообще… — он оглядел ребят и продолжил, понизив голос, — Только между нами, ладно? Судя по всему, они там предполагают, что Алина слишком уж остро восприняла новости про Роберта и, ну… Натворила каких-то дел.       Игорь почувствовал необходимость уточнить:       — Что ты имеешь в виду? Каких дел? Типа... С собой покончила?       — Ну, не обязательно… — Кирилл замялся. — Это просто одна из версий. Но я так понял, она была в него влюблена. И стихи какие-то ему посвящала, они изъяли её тетради.       Вета и Вероника как-то странно переглянулись. Вероника сжала руку Игоря, а Вета сказала:       — Ладно, давайте не будем раньше времени вешать нос. Наше дело сейчас — распространить информацию. О том, что случилось с Алиной, мы пока ничего доподлинно не знаем, а первые дни поисков всегда являются решающими.       Они двинулись дальше и, пару раз свернув во дворы, вышли на оживлённую Веерную.       — Здесь предлагаю разделиться. — сказала Вета. — Мы с Кириллом пойдём направо, там есть торговые лотки и церковь у парка, рядом всегда крутится народ.       — А мы с Вероникой тогда налево, — согласился Игорь. — Почта, стоматологическая поликлиника, ну и кусок частного сектора, думаю, захватим.       — Договорились. Встречаемся на этом же месте через сорок минут, — подытожил Кирилл.       ***       Ни на почте, ни рядом с поликлиникой Алину никто не видел. Единственным успехом стало то, что сотрудницы почты, благодаря навыкам дипломатии Вероники и обаянию Игоря, согласились их выслушать и разрешили повесить листовку прямо в зале, на видном месте. Ещё несколько они поклеили на остановке и на ржавой тумбе с объявлениями и афишами.       — У нас ещё двадцать минут, — Игорь взглянул на часы. — Думаю, как раз успеем пройтись по паре улиц в частном секторе и вернуться к месту сбора.       — Что ж, идём. — Вероника проводила взглядом проезжающий трамвай. — И понимаю, что момент неподходящий, но не могу не заметить: всё-таки, здесь по-своему красиво. Все эти старые вывески, цветы на балконах… И трамваи тут совсем другие.       — Что, в Москве такого нет? — улыбнулся Игорь.       — Неа. Мы там жили в хорошем районе, но его сложно назвать красивым — сплошные панельные многоэтажки, почти одинаковые. А в центре на улицах куча рекламы, машин, всё пестрит. Красивые места, конечно, тоже есть, но эта красота, она такая… — Вероника взмахнула руками, изображая нечто грандиозное, — Величественная, как на тех фотках с ВДНХ, которые я тебе показывала. А здесь всё такое уютное.       — А я думал, ты наоборот будешь скучать по этой грандиозности.       — Я непредсказуема, да? — Вероника рассмеялась и посмотрела ему в глаза. — Но если серьёзно, я уже не скучаю. Здесь хорошо.       Игорь притянул её к себе и обнял за плечи. Вероника прильнула к нему, и он вновь ощутил запах её духов. У пожарной части они перешли через улицу и оказались в частном секторе. Невысокие, в основном одноэтажные домики, казалось, толком не менялись с тех самых пор, когда Игорь ещё ребёнком гонял тут на своём первом велике. Тротуаров здесь не было, и им пришлось идти по узким, протоптанным вдоль заборов тропинкам, обходя лужи. Дома глядели на них обрамлёнными резными наличниками окошками, из-за заборов свешивались ветки рябины, усыпанные гроздьями ярко-красных ягод. Пахло сырым деревом и горелыми листьями. Вскоре, стараниями Вероники и Игоря, листовки с фотографией Алины и контактной информацией появились на заборах, электрических столбах и даже на дверце ржавой кабины КАМАЗа, колёса и кузов с которого были сняты, а то, что осталось, стояло у обочины, подпираемое деревянными чурбаками. Людей же здесь почти не было, за всё время им попался только какой-то парень, пролетевший мимо них на велике с такой скоростью, что они даже не успели его окликнуть.       — У жёлтого дома свернём налево. Идти прямо смысла нет, там котельная с автосервисом и сплошные заборы.       — А ты хорошо ориентируешься в этих краях. Часто тут бывал?       — Типа того. — Игорь перешагнул через очередную лужу. — Тут Гусь живёт неподалёку.       — Ясно. — Вероника быстро взглянула на него. — А вы с ним так и не?..       Игорь отрицательно помотал головой. Он не хотел этого раскрывать, но это было основной причиной, по которой они пошли сюда. Он надеялся, что может быть, если он встретит его здесь, а не в школе, им наконец удастся поговорить? Даже если они не помирятся, Игорь хотя бы будет знать, в чем именно он виноват. Когда они оказались у того самого дома, Игорь неосознанно сбавил шаг, вглядываясь в его пустые, тёмные окна и дивясь тому, насколько нежилым он выглядел. Краска на стенах, некогда ярко-синяя, потускнела и облупилась, окна веранды были заклеены газетами, забор покосился. Вероника без лишних вопросов поняла, чей это дом.       — Кажется, тут давно никого не было. — сказала она, проследив за его взглядом.       — Похоже на то, — Игорь сунул руки в карманы, разочарованный в себе из-за того, что повёлся на дурацкую надежду. — Ладно, идём обратно, дальше тут ничего интересного. Срежем переулками, там можно будет расклеить ещё листовок.       Они развернулись и сделали несколько шагов, и неожиданно услышали голос:       — Эй, молодые люди!       Они обернулись. Калитка двухэтажного коричневого домика на участке, расположенного напротив Преображенских, распахнулось, и оттуда выглядывал седой старичок с окладистой бородой и очками на носу.       — Ищете кого? — спросил он вполне миролюбиво.       — Да, — моментально сориентировалась Вероника, на ходу доставая из папки листовку. — Извините, вы не видели здесь эту девочку? Это наша одноклассница, она пропала на днях.       Старичок поправил очки, взял протянутую Вероникой листовку и принялся внимательно её изучать.       — Хм. Сдаётся мне, что видал я эту девчушку, — наконец, произнёс он. — И как раз в понедельник.       — Вы помните какие-нибудь подробности? — Игорь почувствовал, как учащается его сердцебиение.       Старичок задумался.       — Точно не помню, во сколько. Но до обеда, это факт — я как раз наличники подкрасить решил, заканчивал уже. Стало быть, часов одиннадцать было, или чутка побольше даже. С той стороны появилась, — он махнул рукой в направлении, откуда пришли Игорь с Вероникой. — Я внимание обратил, потому что тут живёшь и, стало быть, всех знаешь, а её я раньше не замечал. Да и вела она себя странновато. Запыхалась вся, озиралась постоянно — как будто боялась, что следит за ней кто.       Вероника с Игорем переглянулись. Старичок продолжил:       — Прошла она, значит, вдоль улицы, прямо. Я красить тогда уже закончил, начал складывать всё — стало быть, минут десять прошло. Гляжу: она обратно идёт. Я было спросить хотел: не помочь ли чем, как она вдруг в переулок вон у той колонки повернула. Стало быть, к лесу пошла, больше-то там и нету ничего. Ну а я уж и в дом вернулся.       — А больше ничего не помните? — спросил Игорь.       — Нет, кажется, — старичок покачал головой. — А впрочем… Вот тут у вас сказано, что шарфик у ней был красный, так точно помню: без него она была. Курточка чёрная, портфель школьный — да, а шарфа не было.       — Вы сможете рассказать об этом милиции? — Вероника заговорила быстро и взволнована. — Вот, в листовке номер есть. У вас же есть телефон? Или давайте прямо сейчас, с моего сотового?       — Не переживайте вы так, барышня, — успокаивающе ответил старичок, глядя, как она роется в сумочке. — Есть у нас в избе телефон, позвоню сразу же, а коли не дозвонюсь, так в отделение съезжу. История-то, стало быть, серьёзная.       — Спасибо вам огромное! Её мама там с ума сходит, а кого не спросим — никто ничего не видел, — горячо поблагодарила его Вероника.       — Да, спасибо. — Игорь пожал старичку руку.       — Да не за что, — кивнул он. — Молодцы вы, ребятки. Хорошее дело делаете, удачи вам.       Прежде чем проститься с приветливым старичком, Игорь наконец решился и спросил:       — Извините, а вы, случайно, не видели — в доме напротив кто-нибудь бывает?       — Ну, Федька-то, старший, появляется время от времени. А вот Маринку с девочкой я уж давно не видел. Как и пацана его. — старичок посмотрел на Игоря, и спросил, — А ты товарищ его что ли? Младшего-то? То-то я и думаю, видел тебя раньше.       — Да, верно. — Игорь смутился, вдруг вспомнив, что именно с участка этого старичка они три года назад воровали крыжовник.       — Нет, с лета я его тут не видел. Оно и немудрено: старший Федька-то летом опять за воротник закладывать начал, кто ж с ним выдержит.       ***       На встречу с Ветой и Кириллом они опоздали — решили всё-таки заглянуть в лес, куда направилась Алина. Ничего интересного они там, впрочем, не обнаружили: только пару гнилых пней и чей-то ржавый мангал. В какой-то момент им обоим показалось, что они слышали чей-то стон, но сколько они не прислушивались, ничего кроме шума машин с трассы неподалёку так и не услышали.       — Мы нашли свидетеля, — не успев отдышаться, выложила Вероника. — Дедок в частном секторе видел её в понедельник, оглядывалась, будто боялась, что за ней следят, шла в сторону леса.       Вета и Кирилл заговорили одновременно:       — Он сообщит милиции?       — Что-то ещё сказал?       — Да, обещал позвонить прямо сейчас, а если не дозвонится, то пойдёт в отделение.       — Ещё сказал, что на ней не было шарфа, — припомнил Игорь странную деталь.       — Опасалась слежки и сняла шарф… Это имеет смысл — он довольно приметный. — Вета задумалась. — Похоже, тут дело в чем-то другом. И с Робертом это не связано.       — Думаешь, ей кто-то угрожал? — спросил Игорь. — Но кто?       — И почему она не обратилась за помощью, а пошла к лесу через такой малолюдный район? — добавила Вероника.       Все растерянно переглянулись. История с исчезновением Алины становилась всё более странной.       — Вечером поговорю с отцом. — сказал Кирилл. — Хоть сам он поисками и не занимается, но хоть с Матвеевым этим поговорит.       — Лады. — Игорь кивнул. — Расходимся по домам?       — Думаю, да. — согласилась Вета. — Тем более, листовок у нас все равно почти не осталось.       Попрощавшись, они разошлись по домам. Игорь вызвался проводить Веронику до дома. В последний момент они успели вскочить в отъезжающий трамвай. В вагоне было пусто, и Вероника, положив Игорю голову на плечо, вскоре задремала под стук колес. Игорь же, стараясь лишний раз не шевелиться и не тревожить её покой, раз за разом прокручивал в голове события того рокового утра, пытаясь найти среди них хоть какой-то ключ к произошедшему позже. Вскоре его мысли начали путаться, и он сам не заметил, как уронил голову на грудь и погрузился в поверхностный, неспокойный сон.       ***       Как только в телефонной трубке раздались длинные гудки, Гусь потянул за леску и ловким движением вытянул из автомата жетон (старый фокус, которому его научил отец) и сунул его обратно в карман. Никто не отвечал, и время тянулось бесконечно — как, впрочем, и весь сегодняшний день. В школе он постоянно искал глазами Сашу, надеясь обнаружить в её поведении какой-то скрытый намёк, хоть что-нибудь, что подтвердило бы: вчерашний разговор ему не приснился, она не передумала и действительной пойдёт в милицию. Саша же вела себя как обычно (то есть, как утомлённая императрица) и ни разу даже не обернулась в его сторону, отчего его беспокойство росло. Перед физрой она подошла к их тренеру — лысоватому и вечно сонному Палычу — и, наклонившись совсем близко, принялась что-то ему говорить. Он встревоженно посмотрел на неё и, не дослушав до конца, замахал рукой. Саша вернулась к своим фрейлинам, клюнула каждую из них в щёку на прощание и направилась к выходу из зала. Получив таким образом подтверждение, что их план в силе, Гусь всё равно не смог успокоиться — до трёх часов дня он сидел, как на иголках, дожидаясь момента, когда наконец можно будет ей позвонить и покончить с мучившей его неопределённостью.       В трубке что-то щёлкнуло, и он услышал дребезжащий старушечий голос:       — Алло. Кто это?       — Здравствуйте. А Сашу можно?       — Сашу? Кто её спрашивает? — с некоторым удивлением переспросили на том конце провода.       Гусь сразу понял, что трубку взяла сашина бабушка — Розалия Генриховна. Её он видел лишь однажды — много лет назад, на каком-то школьном утреннике. Она уже тогда выглядела так, словно ей было лет сто, взирала на окружающих тяжёлым, цепким взглядом, ходила с вычурной тростью, вся в кружевах и обвешанная брошами и камеями, и в целом произвела и на Гуся, и на Игоря неизгладимое впечатление.       — Это её одноклассник, Фёдор. — представился он, надеясь, что расспросы на этом закончатся.       В трубке раздался треск и, где-то на заднем фоне, звуки шагов. Представляя как Розалия Генриховна медленно бредёт к сашиной комнате бесконечными коридорами их огромной квартиры, Гусь водил пальцами по прикрученной к автомату металлической табличке с экстренными номерами и читал объявления, которых в телефонной будке было расклеено немало. «Продам участок, 6 соток, газ, свет»; «Скупка швейных машинок, можно нерабочие»; «Зеленодольск: потомственная гадалка Сабрина решит любые ваши проблемы. Таро, заговоры, снятие порчи».       Наконец, шаги и треск в трубке стихли, и где-то вдалеке раздался всё тот же дребезжащий голос:       — Сашенька! Ты дома? Возьми трубку, там тебя какой-то Фёдор со школы.       На том конце провода что-то загрохотало, и наконец он услышал голос Саши:       — Алло. Бабушка, повесь — я взяла у себя!       — Привет. Как всё прошло? — нетерпеливо спросил Гусь.       — Ну… — протянула она. — Скажем так: не блестяще, я рассчитывала на большее. Пришла я туда, сказала, что по поводу пропавшей одноклассницы, мол, видела кое-что. Меня отправили в кабинет к этому Матвееву. Он полчаса где-то разгуливал, я сидела у него под дверью как дура… Так, сейчас, подожди.       Он услышал, как Саша положила трубку рядом с телефоном, затем раздался скрип открывающегося окна.       — Так вот. Вернулся он, наконец, весь такой потный и в штатском, пригласил меня к себе. Записал мои данные, про родителей, к счастью, ничего не спрашивал. Я рассказала, как видела Алинку в субботу, когда со дня города шла. Расписала ему, откуда она вышла, как себя вела. На том, что опасалась кого-то, акцент сделала.       Саша прервалась и выдохнула сигаретный дым.       — Что Алина вроде от бабушки шла, с её слов, тоже ему рассказала. Он это всё выслушал, ну… Без особого энтузиазма, как мне показалось.       — Записывал что-то? — уточнил Гусь.       — Пару раз в блокноте черканул. Зато потом принялся расспрашивать: типа, с кем Алина дружила, не было ли у нее каких конфликтов, тайн.       — А ты что?       — Как есть, так и сказала. — Саша снова выдохнула дым в трубку. — Что я с ней не общалась, и что у неё там на уме было, не в курсе, про конфликты ничего не слышала. Он меня ещё какое-то время помурыжил, а потом у него телефон зазвонил и он рукой махнул — мол, давай, топай отсюда.       — Не похоже, чтобы твой рассказ произвёл на него хоть какое-то впечатление. — подвёл итог Гусь. — Ладно, тогда рискну — позвоню из автомата, скажу про тех двоих у школы. Представляться, конечно, не буду.       — Ну, попробуй. У меня сложилось впечатление, что не шибко-то много они там нарыли.       В голове у Гуся медленно ворочались мысли. Казалось, они что-то упускают, и это что-то теперь царапало его разум, как песчинка в ботинке — ступню при ходьбе. Пока Саша не повесила трубку, он прокрутил у себя в голове то, что она рассказала о своём визите и наконец понял:       — Слушай, а как ты сказала? Она от бабушки шла?       — Ну да. Сказала, что засиделась допоздна или что-то в этом роде.       — Интересно… — он задумался. — Просто я тут вспомнил: я знаю, где её бабушка живет. У неё дом в районе Поселковых улиц, Игорь с папой ей пару лет назад дрова туда отвозили, я и запомнил.       — Поселковых? Но это же совсем в другой стороне.       — Именно! То есть, выходит, что она или сделала крюк в несколько километров, или соврала.       — Похоже на то, — согласилась она. — И к чему ты клонишь?       — Хочу пройтись там — по дворам, которые к школе прилегают с той стороны, откуда она вышла в ту ночь. Может, сам замечу что-то, может, кто из местных что-то видел. — недоверие к милиции, по крайней мере, местной, вероятно, передалось Гусю на генетическом уровне, а рассказ Саши его только усилил.       На том конце провода снова началась какая-то возня, и, когда он уже собирался повесить трубку, Саша вдруг вернулась:       — Если подождёшь часов до шести, то пойду с тобой.       — После шести уже темнеть начинает. Да и потом, на кой черт нам тащиться туда вдвоём?       Саша, казалось, не слышала его — а скорее всего, просто не допускала варианта, что кто-то может поступать не так, как она задумала:       — Давай в шесть, там же, где и вчера, окей? Ну, тогда покедова!       В трубке раздались короткие гудки. Коротко выдохнув сквозь зубы, Гусь огляделся по сторонам и, собравшись с духом, вновь закинул в щель свой жетон и принялся набирать номер отделения милиции.       ***       У школьного флигеля Гусь был ровно в шесть. Несмотря на ясную погоду, к закату температура воздуха начала неумолимо снижаться, а задувавший со всех сторон ветер так и норовил пробраться под его старенькую косуху. Когда спустя двадцать минут ожидания Саша наконец появилась из-за угла, он уже собирался плюнуть на всё и пойти один.       — Приветик, — поздоровалась она деловым тоном как ни в чём не бывало.       — Я так понимаю, пунктуальность — не твоя сильная сторона, — проворчал Гусь. Саша ничего не ответила, только лишь скривила губы в фальшивой улыбке. Она была одета в какую-то короткую, блестящую куртку, из-под которой торчал свитер, и сапоги на высоченных каблуках, но обошлась без излюбленной кроваво-красной помады, а заметные рыжие волосы спрятала под шапку. Гусь хотел было язвительно заметить, что ей, видимо, стыдно появляться с ним на улице, но передумал — в конце-концов, у него тоже не было ни малейшего желания привлекать к себе внимание.       — С какой, говоришь, стороны она зашла во двор?       — С той, где выход на Рябиновую. Идём.       Миновав держащиеся на одной петле ворота, они вышли за территорию школы. Тропинка была густо усыпана листвой. Спустя несколько метров она сворачивала влево, уводя в некое подобие сквера: мощёный выбитой плиткой тротуар, по одну сторону которого росли многочисленные кустарники, отделяющие его от школьного забора, с другой высились деревья и торчало несколько фонарей. Справа были густо понатыканы какие-то гаражи. Ворона, сидящая на поросшей мхом крыше одного из них, недовольно покосилась на ребят. Гусь остановился.       — И куда дальше? — спросила Саша.       — Если мы примем за аксиому, что Алину кто-то преследовал, то скорее всего, пытаясь уйти от погони, она пробиралась через какие-то укромные, плохо освещенные места, а открытых пространств, фонарей — избегала. Плюс, один из этих типов упоминал, что искал её в каких-то дворах с сараями, где чуть ноги себе не переломал. Звучит похоже, — Гусь кивнул в сторону невысоких старых домиков, выглядывающих из-за деревьев чуть поодаль.       — Если желаешь моего мнения, то эти дворы — одно сплошное укромное и плохо освещенное место. Так что у нас будет слишком много вариантов.       — Скорее всего, так и окажется, — согласился Гусь. — Моя цель не воссоздать в точности её маршрут, а попытаться понять, что тут происходило и откуда она могла идти. Если мы в процессе найдём что-то полезное, это будет чудом.       — Ладно, — кивнула Саша. — Тогда идем, пока не стемнело.       Они двинулись вперёд. Над крышами домов высились обряженные в рыжие осенние шубки дубы. Внизу багровели тоненькие клёны, землю устилал ковёр из разноцветных листьев, среди которых то тут, то там попадались шляпки грибов. Вокруг домов были разбиты палисадники, огороженные разномастными заборами. Лучи закатного солнца мягко ложились на обшарпанные стены, играли бликами в окнах. Казалось, тут было вполне уютно, но Гусь, оглядываясь вокруг, представлял, как в ту роковую ночь Алина пробиралась этими дворами к школе, надеясь скрыться от преследователей, одинокая, напуганная и в полной темноте, нарушаемой лишь вспышками этого дурацкого праздничного фейерверка. Он чувствовал, как его желудок будто сжимает бестелесно-призрачная, холодная рука.       — А ты-то в милицию позвонил, как собирался? — прервала молчание Саша.       — Позвонил. Сказал, что видел её у школы ночью, и что сразу после там прошла пара мутных хмырей, которые кого-то искали. Голос постарался изменить, не представлялся, потом сразу повесил трубку. Не уверен, что они примут это всерьёз.       — Ну, лучше, чем ничего. — ответила она, глядя себе под ноги.       Первый двор оказался сквозным, через него они прошли во второй, похожий на него как две капли воды. Здесь тоже не удалось обнаружить ничего примечательного, зато на детской площадке, расположенной чуть поодаль, они заметили женщину с маленьким мальчиком. Площадка представляла из себя несколько поеденных ржавчиной лестниц, полупустую песочницу, деревянную лавочку, на которой сидела женщина и скрипучие качели, на которых с энтузиазмом раскачивался мальчик. Гусь, не задумываясь, направился к ней.       — Добрый день! — поздоровался он.       — Добрый! — женщина подняла голову и Гусь понял, что она совсем молодая: лет двадцати пяти, не больше.       — В этом доме живёте? — спросила подошедшая следом Саша, кивнув на ближайший дом, у подъезда которого они находились.       Женщина нахмурилась.       — А почему вы интересуетесь?       Гусь неодобрительно покосился на Сашу, чьи навыки в области дипломатии были, похоже, отрицательными, и самым вежливым тоном пояснил:       — Понимаете, тут такое дело… На днях с нашей знакомой в этих дворах произошла неприятность. Вот хотели бы уточнить у местных, может, кто что слышал, или видел.       — Неприятность? А что за неприятность?       — Она поздно шла домой и за ней кто-то увязался, — Гусь решил, что в истинные подробности дела пока лучше не вдаваться. — Может, ограбить хотели.       — Кошмар какой… — женщина напряглась и бросила тревожный взгляд в направлении своего сына, безмятежно раскачивающегося на качелях. — А когда это хоть было-то?       — Двенадцатого числа, поздно вечером, — ответила Саша. — Часов в одиннадцать.       — Это когда День города был? Тогда нет, боюсь, ничего мы не видели — с мужем ходили в центр, на площадь, потом Артёмку от бабушки забирали, вернулись в начале первого уже. А что же вы, сами этих грабителей ищете? В милицию ваша знакомая заявления не подавала?       — Подавала, конечно. Но она не разглядела же толком ничего, темно было. А пока милиция сюда дойдет, чтобы всех опросить… Сами понимаете. — Гусь развел руками.       — Ну да, ну да… — торопливо согласилась женщина. — Молодцы, ребята. И спасибо, что предупредили. Но нет, мы ничего не видели. Извините.       Саша и Гусь попрощались и двинулись дальше. Позади них, на детской площадке, женщина нервно и громко уговаривала своего ревущего Артемку немедленно слезть с качелей и отправиться домой.       — Черт, похоже, мы её напугали, — сказала Саша, доставая из кармана сигареты.       — Угу. И ничего толком не узнали. Ладно, попробуем спросить кого-нибудь ещё.       Они шли вдоль очередного дома: три этажа и плоская, ощетинившаяся телевизионными антеннами крыша. Напротив него, совсем близко, стоял его сосед, такой же обшарпанный и коренастый. Пространство между домами было таким узким, а деревья обступали их настолько плотно, что почти смыкались над головой, и сквозь их листву едва пробивались последние лучи заходящего солнца. Миновав последний подъезд, они остановились.       — Если она не прыгала через заборы, то, скорее всего, здесь и шла, — предположил Гусь, глядя вперёд, на пустую улочку с односторонним движением и тянущуюся вдоль неё теплотрассу, проложенную вдоль изрисованного граффити бетонного забора.       — И куда дальше? — спросила Саша.       — Ну… — Гусь задумался, — Сюда она могла прийти откуда угодно. Я бы не стал торопиться и лезть вперёд, предлагаю проверить соседние дворы.       Обойдя дом с торца, они оказались на узкой и разбитой подъездной дороге, вдоль которой толпились, прижимаясь друг к другу облезлыми металлическими боками, гаражи. Здесь пахло сыростью и гнилью, недовольно поморщившись, Саша ускорила шаг и затянулась своей вишневой сигаретой. За гаражами оказался очередной двор, отличавшийся от предыдущих разве что наличием деревянных сараев, выстроенных в центре — там жильцы хранили велосипеды, лыжи и всякий хлам.       — Осмотримся тут, — Гусь кивнул в их сторону.       Они обошли вокруг сараев и не обнаружили ничего подозрительного: ни следов взлома, ни посторонних предметов, ни примятых кустов. Палисадники здесь тоже были закрыты: где-то на навесной замок, где-то калитка просто была примотана проволокой.       — Кажется, тут тоже ничего. — Саша облокотилась на шершавую стену одного из сараев, с кислым видом оглядываясь по сторонам.       Гусь открыл рот, собираясь ей ответить, но тут же потерял мысль, будучи прерванным резким окликом:       — Чевой-то вы тут рыщете, а?       Они не сговариваясь посмотрели в направлении, откуда раздавался голос. Из окна первого этажа ближайшего к ним дома высунулась какая-то бабка. Её глаза под очками пламенели праведным гневом, а волосы поражали насыщенным сиреневым цветом.       — Вот она-то точно что-нибудь видела, — сообщила Саша и, уверенно цокая каблуками, двинулась в её сторону. Гусь поспешил за ней.       — День добрый! — старательно улыбаясь, поприветствовала она бабку. — Как раз вы-то нам и нужны.       Бабка, не ожидавшая такой реакции, подрастеряла часть своего задора и спросила уже вполне мирно:       — Это чевой-то?       — Подскажите, пожалуйста, не видели ли вы тут чего-нибудь подозрительного в последнее время? Двенадцатого числа поздно вечером, если конкретнее.       Бабка молчала, продолжая сверлить их взглядом. Гусь добавил:       — В День Города.       На её лице проступило что-то сродни сомнению. Гусь и Саша переглянулись.       — А вы кто, собственно, такие? И почему расспрашиваете? — снова нахмурилась бабка.       — Понимаете, — Саша опустила глаза, — В тот вечер на нашу подругу напали. В этих самых дворах. Хотели ограбить, наверное. Вот мы и хотим узнать — вдруг кто-то из жильцов что-то видел или слышал.       — А в милицию она чего не пойдет, подруга ваша?       — Конечно, она пошла. — принялся озвучивать легенду Гусь. — И заявление написала. Но пока милиция доберется… Сами понимаете. Вот мы и решили помочь, собрать информацию.       Бабка, кажется, прониклась: по крайней мере, настороженность с её лица ушла.       — Было тут подозрительное, как же. И вот как раз в тот вечер — отлично помню, ещё салюты эти грохотали, я уснуть не могла. Потому-то и слышала всё.       Она распахнула окно пошире и облокотилась на подоконник.       — Шарился тут во дворе кто-то. Сначала тихонько так, вроде как украдкой: шурх, шурх мимо сараев. Потом слышу: калитка моя скрипнула.       Бабка кивнула на калитку кустистого палисадника под своим окном. Она была замотана проволокой, судя по всему — недавно.       — И листья зашуршали, прям под окном. Ну я встала, выглянула, конечно, но не видать никого, темно было. Я поглядела-поглядела и обратно легла. Долго ворочалась, кровать у меня старая, с сеткой еще, скрипит жутко…       Гусь с Сашей не перебивали, боясь нарушить установившееся доверие и надеясь что она сама вернется к основной теме.       — И тут, сквозь скрип этот слышу: ещё кто-то прошёл. Тяжело так, быстро…       — А вы расслышали, откуда и куда этот человек двигался? — перебил её Гусь, и тут же пожалел, испугавшись, что бабка возмутится. Однако та отреагировала вполне мирно:       — А вот прямехонько в следующий двор он пошёл, — охотно пояснила она. — А откуда… Сдаётся мне, что с той стороны откуда-то.       Бабка махнула рукой куда-то вправо, и Гусь понял, что она имеет в виду не внутренности своей квартиры, а соседнюю улицу. Рассказ, тем временем, продолжался:       — И только тот, второй, прошёл, как опять салюты эти грохать начали, и под окнами опять зашуршало. Я снова встала, но пока с койки слазила, там уж не было никого. Но я думаю, — бабка подняла вверх указательный палец и погрозила им кому-то невидимому, — Подожду. И точно.       Она выдержала паузу.       — Вернулся тот голубчик, что в соседний двор ходил. Начал тут шариться, высматривать что-то. Я к телефону потянулась — а ну как в окно кому полезут? Но тут к нему второй вышел. Они остановились вот тут, поодаль чутка, и давай шушукаться.       — Вы расслышали что-нибудь? Из того, о чем эти двое говорили. — спросил Гусь.       — Не шибко. Но они постояли вот так, постояли, да в ту сторону двинулись, — она указала пальцем в сторону двора, откуда Гусь с Сашей только что пришли. — Ровнёхонько под окнами у меня прошлёпали. И вот тут я явно слышала, как один другому сказал: «Или она тут у кого-то спряталась, или к школе решила пойти».       Гусь напрягся, понимая, что его теория о причастности тех двоих к исчезновению Алины, судя по всему, оказалась верной и посмотрел на Сашу. Та, судя по её лицу, думала о том же самом.       — А что-то ещё вы слышали? Или, может, видели? — спросила она.       — Не видела. Как они ушли, всё и стихло. Погрохотали ещё чутка салюты эти, фейерверки, да я и уснула. А чегой-то подружка эта ваша так поздно по улицам шляется? — спросила вдруг бабка. — Лет-то вам ещё мало совсем, я смотрю. Или гулящая она?       — Вообще-то, она отличница! И шла от бабушки от своей… — возмущенно начала Саша.       Бабка недоверчиво и пристально уставилась на них обоих. Судя по её лицу, друзья отличниц, проводящих вечера с бабушками, должны были выглядеть как-то иначе. Не дожидаясь эскалации конфликта, Гусь поспешил улыбнуться так широко, как только умел, и, не давая Саше или бабке продолжить дискуссию, громко произнёс:       — Спасибо вам огромное! Вы нам очень помогли! Мы пойдем. Всего доброго!       Он быстро завернул за угол и двинулся в том направлении, откуда, по мнению наблюдательной бабки, пришла Алина.       — Вот карга! — шипела догнавшая его Саша. — «Гулящая»! А если и так, то что, можно было бы её преследовать?       Гусь, увлеченный своими мыслями, почти её не слушал:       — Это всё-таки не совпадение! Вернее, может быть… Но вряд ли. И по времени сходится. Пойдём, посмотрим в тех дворах. — он чувствовал, что напал на след и его едва не лихорадило от азарта.       — Да, похоже на то. Что там за улица? Сигнальная, вроде?       Гусь кивнул.       Сигнальная улица была застроена траурного вида кирпичными пятиэтажками и тянулась отсюда до самой лесополосы, за которой пролегала железная дорога. Они не торопясь обошли пару ближайших дворов, пообщались с ещё одной, на этот раз довольно милой пожилой женщиной, выгуливавшей такую же пожилую пуделиху, молодой парой, увешанной пакетами с продуктами и девчонкой лет двенадцати, сидевшей на ржавой карусели. За исключением последней, которая припомнила какие-то крики под окнами в тот вечер, никто ничего не видел и не слышал, но известие о том, что в их дворах, возможно, напали на школьницу, в разной степени взволновало абсолютно всех. Начинало темнеть. На углу очередного дома, они притормозили, Саша достала из кармана сигареты и принялась щёлкать зажигалкой.       — Черт, кучу народа опросили, а что-то полезное рассказала только одна бабка, — сказала она устало. — Ну ладно, и девчонка тоже. Хотя, подробностей она не помнит, а вопить тут мог кто угодно.       Гусь рассеянно кивнул. Последние полчаса в нём росло чувство какого-то смутного, тягостного беспокойства, и вот сейчас оно, наконец оформилось во что-то конкретное:       — Может, это моя паранойя, но я думаю: может, зря мы вот так открыто всех расспрашивали про ту ночь? — спросил он, глядя, как в окнах пятиэтажек загорается свет.       — Думаешь, это может привлечь их внимание? — Саша затянулась сигаретой. — Логично. Но иначе мы ничего не выясним.       Гусь напряжённо размышлял, скользя взглядом по ближайшим кустам. Неожиданно его внимание привлекло что-то яркое. Он подошёл ближе, обошёл кусты и, не обращая внимания на то, что стоит прямо на куче битого стекла, принялся раздвигать ветки. Саша, не задавая лишних вопросов, подошла ближе. Гусь аккуратно, стараясь не пораниться, отцепил от колючек клочок ярко-красной, пушистой пряжи и продемонстрировал его Саше.       — Это от её шарфа, — пояснил он, чувствуя, как сердце колотится в груди. — Я его ещё тогда, ночью заметил. И наутро, когда она в класс в нём пришла и села передо мной, сразу почувствовал, что это что-то важное. Только не сразу вспомнил, почему.       — Значит, всё верно. — Саша посмотрела на него широко распахнутыми глазами. — Она действительно была здесь, и пряталась в этих кустах от этих уродов.       — Блин, надо что-то делать, — Гусь снова начал по старой привычке теребить значки на шапке. — Но ходить по району и расспрашивать всех подряд и дальше — паршивая идея…       — Мы пойдём в милицию, — решительно сказала Саша. — Вернее, я пойду, не стоит тебе там светиться. И всё расскажу. И про бабку эту, и про шарф. И пускай уже они тут ходят и расспрашивают всех.       — Завтра?       Саша на секунду задумалась.       — Лучше сейчас. Я когда выходила из кабинета, слышала, как этот Матвеев говорил кому-то, что будет в отделении до девяти. Как раз успеем.       — До отделения отсюда полчаса пилить, — покачал головой Гусь. — И это по прямой.       — Блин… — Саша затянулась последний раз, потушила сигарету и принялась обшаривать карманы. — Зря деньги не взяла, вызвали бы такси. Мелочь одна…       — Поехали на автобусе, — предложил Гусь. — Тут за домом остановка, на девятом как раз доедем.       Они поспешили к остановке, куда, на их удачу, как раз подъезжал, скрипя, нужный автобус. В салоне Саша, некоторое время понаблюдав, как Гусь роется по карманам в поисках мелочи, протянула флегматичной кондукторше горсть монет:       — За двоих.       Гусь попытался протестовать, но Саша прервала его величественным жестом и словами «Перестань, уж лучше купи себе чего-нибудь пожрать на эти копейки». Они прошли в конец полупустого салона, Саша села на свободное место, Гусь встал рядом — в основном потому, что от волнения не мог сидеть на месте.       — Как думаешь, — негромко спросила Саша, глядя на разливающиеся за окном сумерки, — Откуда она могла прийти к тому дому?       Гусь пожал плечами.       — Идей пока нет. Я не слишком хорошо знаю тот район. Знаю, что там есть котельная и бывший пожарный пруд — сейчас на его месте всё заросло и он больше похож на болото. И ещё кусок дикой части парка к этой улице прилегает.       До нужной им остановки они ехали молча, каждый погруженный в свои мысли. Время от времени на остановках входили люди, но к моменту, когда они подъехали к отделению, в автобусе, кроме них, водителя и кондукторши, никого не было. Отделение стояло на пустыре у дороги. Несколько окон светилось тусклым светом, фонарь у крыльца освещал табличку с номером отделения и информационный щит с тёмными фотороботами разыскиваемых. Напротив, через улицу, темнел закрытый уже на ночь хозяйственный магазин. Было пусто и неуютно.       — Я здесь подожду, — Гусь кивнул в сторону щита.       — Угу. Давай, — Саша развернулась, звонко застучала каблуками по бетонным ступенькам и скрылась за тяжёлой дверью.       Оставшись один, Гусь принялся изучать ориентировки. Глаза быстро пробегали по тексту. «Граждан, что-либо знающих об обстоятельствах…», «Был одет: синие шорты, футболку с красными полосами…», «…устанавливает личность неустановленных мужчин…», «Может находиться в ночное и утреннее время в районе…». Изображения почти всех разыскиваемых были созданы на компьютере, и оттого часто выглядели пугающими, неправильными. Гусь просмотрел всех и выдохнул с облегчением, так и не обнаружив среди разыскиваемых того, кого боялся там обнаружить больше всего: своего собственного отца. Он понимал, конечно: случись что, он бы уже знал, но это ожидание притаившейся беды преследовало его постоянно.       Оглушающе громко хлопнула железная дверь отделения. Гусь обернулся и увидел Сашу, быстро спускающуюся по ступенькам. Даже в темноте было заметно, какой яростью горят ей глаза.       — Пиздец. — коротко подвела она итоги своего визита, подойдя к Гусю, и принялась шарить по карманам в поисках сигарет.       — Что… Что они сказали-то?       Саша некоторое время пощёлкала зажигалкой, прикрываясь ладонью от поднявшегося ветра, глубоко затянулась и, выдохнув дым, пояснила:       — А ничего. Он меня даже до конца не дослушал. Сказал, что нечего хернёй страдать и бегать к ним со всякими бабками и нитками, сами разберутся, а если понадобится — вызовут. Я пыталась объяснить, а он — «Будешь и дальше моё время тратить, позвоню родителям».       Слушая её, Гусь скользнул взглядом по окнам отделения. Конечно, он надеялся, что собранную ими информацию воспримут пусть и не с энтузиазмом, но хоть как-нибудь. Надежды не оправдались, но в его голове уже вовсю крутились шестерёнки — он продумывал новый план действий.       — Не знаю, как ты, а я не собираюсь этого так оставлять, — сказала вдруг Саша.       — И что же ты думаешь делать?       — Ну, раз в шастании по дворам смысла больше нет, то попробую потрясти наших одноклассничков. Алина, конечно, девушка скрытная, но вполне могла кому-то о чем-то проговориться. И уверена, этот кто-то скорее расскажет мне, чем этим. — она кивнула в сторону отделения.       — Думаешь, все вокруг кинутся с тобой откровенничать? — даже не пытаясь скрыть скепсис, спросил Гусь.       — Я, может, и подрастеряла форму, но быть в моём ближнем круге всё ещё почетно. — Саша пожала плечами. — Ну, а у тебя что за план?       — Я думаю, что смысл в том, чтобы собирать информацию на месте, по-прежнему есть. Только делать это надо чуть иначе.       — В смысле? — Саша быстро затянулась и щелчком отправила сигарету в лужу у себя под ногами. — И пойдём уже отсюда. Дождь вот-вот начнется, по дороге расскажешь.       Они двинулись к остановке. Сверху действительно закапало — противно и мелко.       — Обходить все дворы подряд, надеясь на удачу, теперь смысла действительно нет, — пустился в объяснения Гусь. — Сегодня нам повезло, но район там большой и разнородный, на то, чтобы его обойти, потребуется месяц, а если мы будем расспрашивать всех подряд, то рано или поздно привлечём к себе ненужное внимание.       Дождь усиливался, и к остановке они почти бежали. Когда они благополучно оказались под навесом, он продолжил:       — Здесь важно заранее попытаться просчитать возможные маршруты. Пусть и не от бабушки, но откуда-то же она в ту ночь шла, верно? Нужно взять карту и отметить на ней всё, что покажется важным, и уже от этого потом плясать.       — И что, например, тут может показаться важным?       — Дома, где живут наши одноклассники, просто какие-то подозрительные места… — идея была довольно спонтанной, и так глубоко Гусь её не продумывал. — Да мало ли что? Хотя бы просто понять, где там какие проходы есть, где тупики.       Саша задумалась. По ней было видно, что идея Гуся всё ещё не кажется ей достаточно убедительной, но и спорить с ним она не спешила. Наконец она сказала:       — Ладно, можно попробовать. А карту ты где собираешься взять? Там же масштаб подходящий нужен.       Гусь задумался.       — Поищу в школе завтра днём, как светло будет. В кабинете рядом с актовым залом мне попадалась какая-то карта, правда, не помню, в каком она масштабе. Если не найду, то попытаюсь нарисовать. Придётся, конечно, потрудиться, но это здорово облегчит нам жизнь.       Подошёл автобус. В салоне было пусто — даже кондукторша не сидела на своём обычном месте. Водитель махнул рукой и пропустил их бесплатно — всё равно контролёров в это время уже не бывает. За окном мелькали тёмные, мокрые от дождя улицы. Глядя на Сашино отражение в стекле, Гусь наконец решился задать ей вопрос, который беспокоил его уже не первый день:       — А всё-таки, зачем тебе это? Я имею в виду, шариться в моей сомнительной компании по кустам, доказывать что-то ментам…       Саша обернулась и посмотрела на него внимательно и хмуро, он поспешил пояснить:       — Если не хочешь, можешь, конечно, не отвечать. Просто согласись — это мало похоже на то, чем ты обычно занимаешься.       — Много вы все знаете о том, чем я обычно занимаюсь, — раздражённо бросила она, отвернувшись обратно к сырой темноте за окном. — Может, я и сволочь, но не настолько, чтобы мне было плевать на то, что с человеком случилась беда. Особенно когда большинству, походу, как раз-таки плевать.       Помолчав некоторое время, она с усмешкой добавила:       — Ну и теперь-то я просто обязана утереть нос этому ублюдочному Матвееву.       Автобус распахнул двери на очередной пустой и тёмной остановке. В салон ворвался запах сырости и прелых листьев. Гусь задумчиво водил пальцем по спинке переднего сиденья, повторяя чью-то неразборчивую надпись, выцарапанную чем-то острым. Ответ Саши оставил после себя ещё больше вопросов. А действительно, что он вообще о ней знает? Что она родилась, как говорят, с серебряной ложкой во рту — в семействе, члены которого до революции были зажиточными купцами, а после, каким-то неведомым образом, сумели сохранить своё место в рядах городской элиты и даже оставить при себе свой главный актив — огромный гастроном на углу Юбилейной и Герцена, директором которого был тогда назначен прадед Саши, и владельцем которого сейчас является её отец. Все те годы, что они учились вместе, он наблюдал за её становлением в качестве школьной королевы — богатой, успешной и невероятно избалованной девчонки, собравшей вокруг себя многочисленную льстивую свиту, и открыто ею пренебрегавшей. Саша определённо была популярна, но её популярность не шла ни в какое сравнение с той, в которой купался её брат-близнец Женька. Его, дружелюбного и щедрого, в отличие от сестры, любили искренне. И также искренне горевали, когда он погиб, утонув в местной речке на майские праздники в прошлом году. Гусь крайне скептично относился ко всей этой золотой молодёжи Зареченского разлива и с Женькой за все восемь лет совместной учёбы перекинулся всего парой слов, но от известия о его смерти даже ему стало не по себе. Сашу же это просто уничтожило. Она стала ещё более резкой, непредсказуемой в своих реакциях, открыто конфликтовала с учителями и разогнала большую часть своих подружек. Гусь никогда прежде об этом не задумывался, но сейчас ему пришла в голову мысль о том, что их ситуации, отчасти, похожи — оба однажды оказались в паршивом положении без какой-либо поддержки, потому что сами сделали так, чтобы оказать её было некому.       От размышлений его отвлёк голос Саши.       — А из-за чего вы поссорились с Игорем? Откровенность за откровенность.       Вопрос был неожиданным. Пока Гусь прикидывал, как бы ему ответить, чтобы обойти скользкую тему, Саша посмотрела на него, понимающе кивнула и сказала:       — Давай угадаю? Это из-за Ложкиной?       — Типа того. — он снова опустил глаза к исцарапанной спинке сиденья.       — Ну, не могу осуждать. Мне она тоже не шибко-то нравится — строит из себя всеобщую подруженьку, но я уверена — все мы тут для неё убогие колхозники.       Развивать тему дальше Гусь не стал. Дело было не в этом. Всё началось ещё весной, когда его отец крепко из-за чего-то поругался с Игоревым, после чего тот вышиб его со стройки, где они вместе работали. Отец начал пить, время от времени водил домой каких-то своих сомнительных братков, иной раз вообще не ночевал дома. В конце июля мать не выдержала: забрала Ириску и уехала. Игорь обо всем этом не знал — к тому моменту он уже отправился в лагерь на две смены. Отец окончательно пустился во все тяжкие, и Гусь, не выдержав его общества, ушёл из дома и договорился со Стасом — руководителем местного киноклуба, в котором он сам активно принимал участие. Тот, будучи практикантом областного пединститута и неплохо понимая подростковые проблемы, пустил его в ДК, где они проводили кинопоказы. Гусю досталась маленькая и ветхая комнатка, которая, впрочем, казалась ему невероятно уютной. В ней была раскладушка, чайник и достаточно места для всех его нехитрых вещей. Однако, продолжалось это недолго. В августе вдруг выяснилось, что здание ДК покупает какой-то бизнесмен из Москвы, и собирается сносить его, чтобы построить здесь торговый центр. Не желая грузить Стаса, практика которого как раз закончилась и он должен был ехать домой, Гусь сказал ему, что поживёт у друзей. Игоря в городе всё ещё не было, и следующие несколько недель он ютился в самых разных местах: в сарае рядом с каким-то заколоченным домом, в списанном железнодорожном вагоне, стоявшем на забытом ответвлении проходящей через город ветки, в каких-то подвалах, как-то раз даже пришлось спать под мостом. Чувство безопасности в этот короткий, но интенсивный период, стало для него роскошью, пару раз — например, когда один из бездомных мужичков, спавших в том же вагоне, уснул с непотушенной сигаретой, или когда в подвал среди ночи вломилась кучка наркоманов — он и вовсе простился с жизнью. И, когда Игорь вернулся из лагеря, жизнерадостный и загорелый, он из гордости просто не решился ему обо всем рассказать — всё тянул и ждал подходящего момента. Началась учёба, Гусь, помогая Лидии Васильевне таскать какие-то пыльные пионерские подшивки, разведал заваленный хламом кабинет и крайне удачно сделал дубликат ключа, Игорь втрескался в новенькую Веронику, приехавшую из Москвы, а она, совершенно неожиданно, ответила ему взаимностью. Гусь отнёсся к ней с осторожностью, но в целом ничего против не имел. Ровно до того момента, когда выяснилось, что это именно её отец и является тем самым бизнесменом из Москвы, любителем торговых центров. С этого момента, подчеркнуто приветливая и позитивная Вероника начала его безмерно раздражать, а от того кретински-счастливого выражения, которое при виде неё приобретало лицо Игоря, ему и вовсе хотелось потянуть себя за волосы и случайно оторвать голову. Игорю он, конечно, ничего не говорил и своего отношения к его новой девушке ничем не выдавал.       Развязка наступила в то утро, когда они вчетвером — Игорь, Вероника, Вета и сам Гусь — обедали в столовой. Вероника, сияя, сообщила, что её отец намерен заключить контракт на отделку будущего торгового центра с фирмой отца Игоря. Тот отреагировал на эту новость с невероятным восторгом. Вероника принялась радостно трещать, рассказывая, как нужен этот проклятый торговый центр городу и сколько рабочих мест тем самым будет создано. Гусь, на свою голову, ввязался в спор, парировав тем, что создать рабочие места можно было и отреставрировав дом культуры, здание которого, к тому же, представляло историческую ценность. Игорь встал на сторону Вероники, и начал убеждать его в обратном, едва ли не один в один повторяя её красивые обтекаемые фразы, и Гусь понял: с него хватит, больше он этого не вынесет. Он просто встал и ушёл. А позже, когда Игорь несколько раз пытался поговорить с ним и во всем разобраться, отшил его. Сейчас, спустя месяц после произошедшего между ними, Гусь уже не был настроен так категорично и считал своё тогдашнее поведение импульсивным и идиотским. Но уверенность в том, что поезд ушёл и теперь уже Игорь не пожелает с ним разговаривать, вытесняла все робкие надежды на примирение.       Автобус снова остановился. Саша острым алым ногтем ткнула его в плечо.       — Моя остановка. Завтра постараюсь поговорить кое-с-кем, позвони мне вечерком часов в пять, окей? Покеда!       Она выскочила из автобуса и исчезла в темноте. Гусь пересел поближе к окну и, глядя на мелькающие за стеклом вечерние огни, поспешил переключиться на мысль о том, в каком из многочисленных стеллажей ему попадалась нужная карта.