Балкон

Луна вышла из облаков, освещая улочки ночной Москвы. Снег, лежавший на дорогах, крышах домов и деревьях, таял, создавая самую настоящую кашу. Наступая на растаявший снег, слышался забавный звук с брызгами во все стороны. Такой январь не смущал ни Маяковского, ни Пастернака, которые шли со дня рождения их общего друга домой. Оба были под градусом, особенно Владимир Владимирович. — Володь, твой новый стих, конечно, потрясающий, но обязательно было вставать на табурет? — тяжело вздохнув, спросил Борис. — Тем более ты знал, что сломаешь его. Маяковский лишь громко рассмеялся. — Оно того стоило, — всё же ответил он, смотря на Луну. Нога Владимира наступила на тающий лёд, и он, поскользнувшись, упал на пятую точку. Пастернак заливисто рассмеялся, подходя к своему товарищу. — Под ноги смотреть надо, а не на Царицу ночи таращиться, — широко улыбаясь, говорил Борис, помогая встать футуристу. Поднявшись на ноги, Маяк отряхнулся, однако влагу на штанах он убрать не мог. — Борь, а ты знаешь: что такое хорошо и что такое плохо? — вдруг задал вопрос он, пряча руки в карманы чёрного пальто. Пастернак, закатив глаза, негромко ответил: — Плохо, когда люди напиваются. Владимир, ухмыльнувшись, перевёл взгляд на пятиэтажный дом, стоящий неподалёку от них. — Боря, смотри, какой-то болван оставил на ночь открытый балкон, когда на дворе январь, — воскликнул Маяк, махнув рукой на балкон первого этажа. Борис Леонидович посмотрел в сторону того самого балкона, который так привлёк внимание Володи. — Интересно, кто там живёт: прекрасная дама или мужчина? — единственное, что интересовало Бориса. Мужчины подошли к дому. Незастеклённый балкон был довольно старым и обшарпанным, а дверь, ведущая в комнату, наоборот: новая, чистая и белая. На балконе находились стремянка и балалайка. — Что, денег не хватило на реновацию? — раздражённо буркнул Володя. — Слушай, а не хочешь узнать имя хозяина квартиры? — с серьёзным выражением лица спросил Пастернак. Маяковский уставился на своего товарища, показывая всем своим видом, что он недоволен данным вопросом. — Ты хочешь, чтобы меня какой-нибудь старик убил? А если бабка, так милицию вызовет! На лице Бориса показалась хитрая улыбка, которая Владимиру очень не понравилась. — Володь, ты слабак? Возмущениям поэта не было предела. — Кто слабак? Я слабак? Ты смеешь мне такое говорить? Да я прямо сейчас залезу и посмотрим, кто тут слабак! — разглагольствовал Володя, пытаясь перелезть через перила. Борис помог Маяковскому достичь своей цели, но Владимир прекрасно понимал, что творит незаконные вещи. Мужчину охватила небольшая паника. — Б-борь, я понимаю, что мы пьяны, но это уже чересчур, ты так не думаешь? Пастернак отрицательно покачал головой, прошептав: — Всё нормально, если что, то выпрыгивай — поймаю. Володя, нервно сглотнув, сделал шаг в сторону открытой двери. Мозг понимал, что в квартире темно, люди спят, а какая-то глыба идёт нарушать покой в этой квартире. А вдруг он напугает какую-нибудь старушку до полусмерти? Ему этого совсем не хотелось. Футурист бесшумно пробрался в комнату. Он всматривался в темноту, но, к его большому удивлению, в комнате никого не было. Володя уже собирался уходить, как услышал звук льющейся воды. — И что делать: ждать хозяина или бежать прочь? — пробормотал поэт, чьи глаза метались из стороны в сторону. Какого черта я только согласился на это? Лучше бы пошёл домой и лёг спать. Лучше бы Боря и полез сюда. Мысли Маяковского прервал свет, который озарил эту маленькую комнату. Перед футуристом стоял Сергей Александрович Есенин в чёрных трусах, на которых жирным шрифтом было написано «Серёга решает всё», а на ногах были леопардовые носки. Было видно, что поэт вышел из душа, поскольку капли воды ещё не успели высохнуть на его бледном теле. От неожиданности Есенин громко вскрикнул, выключив свет. Владимир так же, как и имажинист, совсем не ожидал такой встречи. Он был растерян. — Что ты здесь забыл, придурок? — злобно прорычал Сергей, стукнув кулаком по стене. — Совсем не ожидал, что в этой квартире живёшь ты, Есенин, — прикрыв своё лицо руками, пробубнил футурист. Сергея переполняли эмоции: злость, что в его убежище вломился Маяковский; стыд, потому что Володя хорошо увидел надпись на трусах; и страх со смущением, который Есенин не мог объяснить. — Не могу поверить, что Владимир Маяковский влезает в чужие квартиры. Это вы таким специфическим способом собираетесь покорять сердца людей? — всё ещё злился блондин, пытаясь прийти в себя. Лицо Маяковского было неимоверно алого цвета, а сердце бешено стучало. — Я не по своей воле, — единственное, что выдавил из себя мужчина в пальто. Серёжа театрально похлопал в ладоши. — Браво, товарищ поэт, а ведь я мог оказаться злой бабкой со второго этажа, которая непременно вызвала бы милицию. Есенин подошёл к письменному столу и включил настольную лампу. Володя снова мог разглядеть имажиниста во всей красе, что совсем не нравилось второму. — Прекрати на меня смотреть, извращенец! — гаркнул Сергей и стал искать одежду в шкафу. — Кто же знал, что ты носишь такие вызывающие трусы; носки, кстати, тоже, — усмехнулся темноволосый. Есенин достал первую попавшуюся футболку. — А я не знал, что ты придурок, который пугает людей, — ответил голубоглазый, надев на себя то, что нашёл в шкафу. Нависло неловкое молчание, которое вскоре нарушил Владимир, громко захохотав. — Что на этот раз? — поинтересовался Сергей, скрестив руки на груди. На деревенском поэте была белая футболка с надписью «Руками не трогать» — У тебя вся одежда такая забавная, да? — широко улыбнувшись, спросил футурист. Блондин заметно испугался, поэтому оттянул от себя немного ткань и стал вчитываться в текст. — Да нормальная надпись, что смешного-то? — фыркнул Сергей, сердито посмотрев на Володю, который всё это время стоял у стены. Имажинист всё ещё смотрел на текст футболки, не заметив, как к нему подошёл Владимир. Увидев его лицо перед своим, Есенин дёрнулся. — Пошёл вон отсюда, алкоголик! — шмыгнув пару раз носом, заявил голубоглазый. Маяковский лишь скривился. — Закрывай в следующий раз дверь на балконе, а то здесь мог стоять не я, а какой-нибудь маньяк с ножом. — Какая разница, это не даёт тебе права вторгаться на чужую территорию, — пояснял Серёжа, смотря на ту самую дверь. Владимир положил свою ладонь на грудь Есенина, где располагалась надпись, покрываясь румянцем. — Что ты делаешь? — смущённо спросил Сергей. — Ничего. — Владимир Владимирович, почему вы всё ещё не покинете мою квартиру? И объясни мне, зачем ты залез сюда? — не убирая руку футуриста, спросил блондин. — Да Боря взял на слабо, — спокойно ответил Маяк. Сердца поэтов бились довольно быстро, а щёки горели. На один вопрос Володя так и не ответил. Ему и правда не хотелось покидать эту милую квартирку. — Серёжа, прошу меня простить за то, что нарушил твой покой, но, — футурист сделал паузу, — я не жалею, что оказался у тебя. Есенин накрыл руку Владимира своей, мило улыбнувшись, но от приятных бабочек в животе его передёрнуло. — Володя! — на весь двор орал Борис Пастернак. Маяковский аж поперхнулся от неожиданности. — Что, дальше пойдёте в чужие квартиры залезать? — посмеялся Серёжа, отпуская руку Володи. — Нет, на сегодня хватит, не хотелось бы ещё наткнуться на какого-нибудь Мариенгофа, — улыбнулся Маяк, направляясь к балкону. — Надеюсь, что про мою одежду никто не узнает, Володя, — сказал голубоглазый, с надеждой глядя на Владимира. — Об этом буду знать только я, — махнув рукой на прощание, успокоил Есенина он. — Володя! — снова раздалось с улицы. — Да иду я, иду! Как только футурист покинул квартиру, Сергей пошёл закрывать дверь, чтобы его больше никто не побеспокоил. Подойдя к двери, он услышал диалог с улицы. — Володь, ты озверел? Ты чего так долго? Я устал тебя ждать, — злился Пастернак. — Ты сам меня отправил в эту квартиру! — Ты мне лучше скажи, кто там был. — Серёжа Есенин, — гордо заявил Маяковский, положив руку на сердце.