В оковах обстоятельств

— Что ты здесь делаешь? Голос из темноты заставил Цинхуа напряжённо застыть. Нет. Он опять неправильно все понял. Его здесь не ждали, Цинхуа не должен здесь находиться. Мобэй не хочет его видеть, письмо прислал не он. Какой же Цинхуа болван, раз мог уверить себя в том, что тот простит ему его поступок. Видимо, отчаяние действительно туманит рассудок, причём в самый неподходящий момент. Цинхуа хотел было отступить назад и позорно сбежать, пока ещё есть шанс на то, что все можно будет списать на видение или глупое стечение обстоятельств, но из-за темноты он не успел заметить, как перед ним выросла высокая тень, своей жуткой аурой заставившая человека застыть на месте в ожидании неизвестно чего. — Молчишь? В этот раз тебе нечего сказать? — Мобэй уже не звучал рассерженным или злым. Казалось, ничего плохого и не произошло, будто он и не слишком удивлен ночным визитом своего нерадивого слуги. Однако Шан понимает, что холод, которым повеяло от его господина, не сулит ему ничего хорошего. Цинхуа не знает, почему сейчас не может выдавить из себя ни слова. Обычно в таких опасных ситуациях неизвестная сила позволяла его языку хоть как-то оправдать себя, защититься, но не сейчас. Он не знал, что тут можно сказать, он чувствовал лишь сожаление и печальное разочарование в самом себе. — … Удивительно, но видимо, отсутствие ответа настолько поразило принца, что тот решил сам развеять неловкое молчание. — Долго еще ты будешь делать из меня посмешище? Что, черт бы тебя побрал, тебе ещё от меня нужно? Разве ты не должен быть благодарен хотя бы за то, что я позволил тебе сохранить жизнь и остаться во дворце? Я приказал никогда не показываться мне на глаза, неужели, приказ господина больше не имеет для слуги никакого значения? Сколько ещё будешь изводить меня? Он звучал так отчаянно, так устало, будто вся эта ситуация уже слишком долго его тревожит. Будто он ждал прихода Цинхуа и жаждал получить хоть какие-то ответы на свои вопросы. Не лепет и жалкие попытки оправдать свой грязный поступок, не пустую лесть и не хорошо продуманную речь. Просто ответы на вопросы, которые так беспокоят их обоих. — За это я и ненавижу таких как ты, и всегда ненавидел. Я должен был помнить о том, кто ты такой и что людям нельзя доверять. От вашего существования одни проблемы. Твоё влияние делает меня грязным. Если бы я убил тебя ещё тогда, сейчас не чувствовал бы всего этого… — Господин… Этот… Мою вину перед Вами действительно нельзя искупить, но я правда никогда не желал Вам зла. — Поступки красноречивее слов, а ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Прекрати позориться и опускаться ещё ниже. Цинхуа чувствовал себя раздавленным. Слышать такие слова от того, к кому искренне привязался, было тяжело. Его ещё никто не заставлял чувствовать такой стыд за свои поступки. Взгляд был опущен как у нашкодившего ребёнка, которому уже нечего сказать в своё оправдание. Неужели на этом все? Это окончательное «нет» от его принца. Шан неуверенно поднял взгляд, чтобы увидеть правду в глазах своего господина, в слепой надежде на то, что все еще можно поправить, но внезапно его взгляд зацепился за что-то позади демона. По телу пробежали непрошеные мурашки, кожу гладил неожиданный холод, но в этот раз он не имел ничего общего со страхом. Цинхуа заметил, что окно в спальню принца было раскрыто. Но он точно помнил, что когда он только вошёл ещё не было так холодно. Внезапно в темноте за спиной принца что-то блеснуло и осознание пронзило Цинхуа не хуже внезапного холода. — Господин, берегитесь, сзади! — испуганный крик, который издал Цинхуа, мало был похож на возглас разумного существа. Раскрытые в ужасе глаза человека, за которыми так внимательно следил демон, быстрее слов позволили ему понять ситуацию. Дальнейшее было для Цинхуа подобно сну. Внезапный переворот, вспышка света, громкий звон выпавшего из рук металлического предмета. Тёмная фигура Мобэя с нечеловеческой скоростью развернулась и мощным ударом оглушила мерзавца, посмевшего напасть сзади. Момент, и Мобэй уже держит нападавшего за горло одной рукой, пока тот растерянно дёргается в предсмертных муках. Цинхуа отчетливо слышал треск костей и звук раздавливаемой гортани. Противные булькающие звуки, издаваемые незваным гостем, заставили Шана нервно дёрнуться и закрыть глаза. Нападавший недолго дёргался в руках принца, в конце концов слышны были только хлюпающие звуки крови. На удивление, Мобэй быстро отпустил жертву, Цинхуа услышал тяжелое падение мертвого тела на пол и, наконец, решился открыть глаза. Демон как раз брезгливо стряхнул с идеальных пальцев чужую кровь с кусочками чего-то на ней и с отвращением посмотрел на труп. Цинхуа позволил себе приблизиться к нападавшему и получше рассмотреть его. К сожалению или к счастью, тот был был закутан в чёрные одежды, не скрывавшие только глаза, покрасневшие от полопавшихся от напряжения капилляров и выражающие лишь предсмертный ужас. Цинхуа заметил, что шея убийцы повёрнута под неестественным углом и вообще выглядела немного длиннее, чем должна была. Жуткое осознание пришло не сразу. Мобэй буквально одной рукой раздробил ему шею, а потом практически оторвал голову. Цинхуа в ужасе отпрянул от трупа и попятился к двери. Шутки шутками, а похоже, Цинхуа начал забывать, в обществе кого он сейчас находится. Нет, сам факт того, что на Мобэя напал убийца, его в какой-то степени не удивлял, в книгах на этом всегда строились всякие заговоры против знаковых личностей, императоров и главнокомандующих, интриги и жуткие повороты. В книгах это всегда было интересно и неожиданно, а в конце главный герой обязательно ловил мерзавца и подвергал его законному наказанию. В чем же была разница сейчас? В том, что Мобэй, глазом не моргнув, чудовищной силой буквально раздавил живого человека. Да, преступника, да, того, кто сам хотел его убить, но… Почему-то для Цинхуа это было ужасно. Да, Цинхуа похитили, да, он видел поле боя, где были мертвые тела, израненные в бою, да, он привык находиться в опасности, привык к побоям и унижениям, в общем к жестокости, но он не ожидал, что прямо у него на глазах кого-то за секунду лишат жизни. Все это время он так храбро и уверенно говорил с настоящими чудовищами, просто не осознавая, насколько они действительно сильны. Читать и слушать о божественной силе, монстрах и богах — это одно, а стать свидетелем такого, слышать хруст костей и звуки захлёбывающихся собственной кровью людей — совершенно другое. Он все же не боец, не врач, он был простым торговцем, который не может просто так забыть об убийстве, совершенном прямо на его глазах. Лёгкая тошнота подступила к горлу, а в глазах помутнело. Обоняние наконец уловило знакомый тошнотворный запах крови, а взгляд все никак не мог отцепиться от лежащего тела. — Ты в порядке? Цинхуа не мог сказать, что вопрос его удивил, он сейчас находился в шоке. Хотелось кричать, что «нет», он не «в порядке». Фигура Мобэя перед ним стала лишь силуэтом на фоне света из все ещё открытого окна. Его глаза как два огня сияли во тьме и неотрывно смотрели на Цинхуа. — Отвечай. Твёрдо. Спокойно. Будто ничего не произошло. Это был голос демонического принца. Господина, для которого чужая жизнь ничего не стоит. Могущественного демона, которого Шан Цинхуа так необдуманно посмел считать своим самым близким человеком в этом дворце. — Я… Этот слуга в порядке. Прошу прощения за все, я больше не покажусь Вам на глаза. Цинхуа немного заикался. Было понятно, что ему тут не место. Этот дворец и этот демон были взращены на крови, и никогда не стоит это забывать. Это не весёлое приключение и не его новая работа. Он здесь невольник, его заставили быть тут. Насилие стало для него чем-то привычным за то время, что он тут живет, и это ненормально. Пора вспомнить кто он — жалкий человек, низкий слуга, грязь под ногами господ, и кто они — вершина пищевой цепи, те, в чьих руках власть, деньги и чужие жизни. Он поклонился и собрался уходить. — Стоять. Я должен кое-что прояснить. Цинхуа остановился и повернулся к принцу. — Ты дрожишь. Неужели никогда раньше не видел убийц? — Скорее никогда не видел убийств, мой господин. Мобэй хмыкнул. Его это похоже забавляло. Интересно, как часто его пытались убить? Сколько раз он уже так отбивался от нападений, что сейчас смеётся над этим? — Такой слабый. Как только дожил до такого возраста, раз от одного вида крови уже теряешь сознание? Я чувствую запах твоего страха. Скажи, кого именно ты сейчас боишься: тех, кто мог причинить вред твоему господину или его самого? Он криво улыбнулся, глядя на Цинхуа. Человек знал, что он должен ответь. Он просто слуга, господин для него превыше собственной жизни, он должен боятся за него сильнее, чем за свою мать, должен быть предан только ему. Он должен, но почему же у него язык не поворачивается солгать сейчас? — Этот слуга затрудняется ответить… Послышался смешок. Шан бы удивился тому, что Мобэй позволил себе засмеяться сейчас при нем, если бы не чувствовал себя таким чужим в этой ситуации. Послышался шорох одежд. Демон приблизился к нему так, что человек практически утыкался носом в его ночные одежды, запах крови стал сильнее, но теперь чувствовался также и морозный запах самого принца. Пальцы, запачканные в крови, поднялись к лицу Цинхуа и, пачкая его подбородок кровавыми прикосновениями, заставили Шана поднять глаза на Мобэя. Пальцы демона слегка соскользнули с подбородка на шею человека, прикосновения были мягкими и спокойными, будто не эта рука совсем недавно раздавила такую же шею. Шан вздрогнул от холода и отвращения к крови на руках демона. Сейчас он смотрел прямо в лицо господина. Тот позволил себе лёгкую улыбку, Шан сейчас даже мог видеть маленькие капли крови на его лице, он мог бы подумать, что это родинки, но кожа его господина всегда была белоснежным полотном. Сейчас он как никогда был похож на демона-искусителя в этой ночной одежде и с руками, запятнанными кровью. — Тогда запомни, что всегда, в любой момент времени, какой бы ад нас не окружал, я — единственное, чего тебе стоит бояться, — холодный шёпот обращённый к самому нутру Цинхуа, и эти колдовские глаза, которые не оставляют в голове Шана никаких мыслей, кроме как желания прямо сейчас упасть на колени и молить о благосклонности. Мобэй внезапно наклонился к его шее, будто собрался прокусить ее и оторвать от Цинхуа кусок. Шан зажмурился, ожидая боли, но Мобэй лишь глубоко вдохнул запах у основания его шеи и удовлетворенно выдохнул, отстраняясь. — Все правильно. Мобэй отпустил его, и у человека чуть не подкосились колени от того, что только что ему пришлось пережить. — Ты продолжишь работу с завтрашнего дня. Приведи себя в порядок и будь готов к тому, что от тебя будет требоваться больше, чем раньше. Можешь идти, и позови слуг, чтобы убрать тело. Цинхуа лишь неловко кивнул и на негнущихся ногах поспешил выполнить указания своего господина. В ту ночь Цинхуа никак не мог уснуть от пережитого шока, а послание Лингуан-цзюня загадочным образом исчезло как из комнаты, так и из памяти Цинхуа. *** Сложно было сказать, рад ли был Цинхуа внезапной перемене в отношении Мобэя к нему. С одной стороны, они как и раньше проводили много времени вместе, многое обсуждали, принц как и раньше часто у него что-то спрашивал, интересовался, и казалось, что ничего и не произошло. Но с другой, Цинхуа кожей чувствовал на себе взгляд демона, и он отличался от того, что был раньше. Чувствовалась напряжённость и со стороны Шана, и со стороны Мобэя, хотя, учитывая их отношения, это и не было удивительным. Цинхуа не заикался ни о случае с алкоголем, ни о случае в комнате Мобэя, а тот не пытался поднять эту тему и вообще делал вид, что ничего не произошло. Эта недосказанность убивала, но все же даже так это было лучше одиночества. К слову, после происшествия с убийцей Мобэй, похоже, вспомнил об одном из мимолётных желаний Цинхуа. В какой-то момент в столовой комнате Цинхуа уловил еле заметный на фоне осточертевшего запаха жареного мяса запах приправ и выпечки. Сначала он подумал, что у него галлюцинации, всякое бывает, но когда он в отличие от других слуг получил порцию лапши с овощами и паровую булочку, его сомнения в собственной адекватности отпали. Честно говоря, это была самая вкусная лапша в его жизни, хотя многие демоны даже отсели подальше от него, потому что запах пряностей был для них неприятен. После обеда Цинхуа незамедлительно поспешил к Мобэю, чтобы продолжить работу, естественно, однако хотелось хоть как-то выразить благодарность за столь неожиданный подарок. Но сложно было что-то сделать, когда понятия не имеешь, чем увлекается человек, которого хочешь отблагодарить. Поэтому Цинхуа решил приберечь благодарности до поры до времени. Мобэй хоть теперь и наводил своим присутствием неприятные воспоминания и подсознательный страх, но все же не проявлял агрессии или жестокости, вернее, делал это не больше чем обычно. Казалось, все шло своим чередом, однако были вещи, которые до сих пор не давали Цинхуа покоя. А именно послания Лингуана и причина, по которой в последнее время от него ничего не требовали. Он так и не понял, к чему был тот отвлекающий маневр с Мобэем и как это вообще могло пригодиться его мучителю. Король не так давно вернулся во дворец и сейчас занимался, судя по всему, чем-то важным. Не удивительно, что он совершенно забыл и о Цинхуа, и о своём сыне. — Я еду в город этим вечером. Цинхуа чуть не подавился собственным языком. Ничего не предвещало беды, и вот Мобэй ни с того ни с сего заявляет такое. С той поездки они и разу не говорили о городе, Цинхуа боялся, что вновь потревожит Мобэя, а Мобэй… Шан думал, что у него остались не самые приятные воспоминания о той ночи. — Ты едешь со мной. —… Цинхуа нервно хихикнул, и понадеялся что Мобэй этого не заметил. Не хотелось ворошить прошлое, но если демон и правда хочет поехать с ним в город, то на то должна быть веская причина. — Об этом никто не должен узнать. Оденься так, чтобы тебя нельзя было узнать. Поедем верхом. *** К удивлению Цинхуа, в городе в этот раз все было совершенно другим. За всеми делами и проблемами он не заметил, как пролетело время, а в городе уже, оказывается, была весна. Прекрасная пора, но на Цинхуа это наводило ужас. Когда он неловко поинтересовался у торговца одной из лавок, какой сезон сейчас на человеческих землях, он ужаснулся. Чуньфэнь. С момента, как его похитили, прошло уже пятнадцать сезонов, больше половины года! Он бы и дальше жил с демонским летоисчислением, где месяц длится полгода, и понятия не имел, что это по человеческим меркам. Господь, неужели он состарится девственником, не видя света белого из-за работы и нервов. В последнее время у него вечерами побаливает сердце, а зрение за чтением старательно мелко написанных документов уже заметно село, но он ещё совсем молод! Он не готов к такому! — Человек, не витай в облаках, мне нужно с тобой кое-что обсудить. В тихом месте, — Мобэй как и в прошлый раз выглядел сногсшибательно. В этот раз его одежды были менее плотными и хорошо подходили под сезон, Цинхуа не сомневался, что тот тщательно подбирал одежду, в которой он бы выглядел восхитительно, но при этом незаметно и скрытно. Знать, что с них взять. Они отошли в какое-то малолюдное место, где Мобэй поспешил усадить его на скамью и ошарашить одной фразой. — В дворце происходят беспорядки, там опасно. Цинхуа не мог понять, с чего демон решил обсудить это именно с ним. — Нужно обсудить кое-что важное. В прошлый раз, когда ты вывел нас из дворца, кое-что случилось. Из королевских покоев был похищен амулет, о местоположении которого знал только я. Вернее, я так думал. Также было убито несколько слуг и стражей, некоторые из них даже не были приставлены к покоям короля. Цинхуа побелел. Такие неожиданные известия не могли не ввести в стопор. Однако за шоком пришёл страх. Вот что было целью Лингуана, некий амулет, принадлежащий королевской семье. Но что в нем такого особого? Это какой-то особый знак королевской власти? Или, может быть, редкая драгоценность? Но, что важнее, неужели, Мобэй догадывается, что Цинхуа является шпионом? Он понял, что тот его отвлекал, чтобы у Лингуана появилась возможность украсть амулет, Цинхуа конец… — В ту ночь я хотел предупредить об этом и узнать, не видел ли ты ничего подозрительного. Мне пришлось наложить морозную печать на дверь, чтобы никто не мог нас побеспокоить, но… Все сложилось не так, как я хотел. Цинхуа бы покраснел от таких намёков, но сейчас его больше интересовало, что ещё скажет принц. Вот почему он хотел, чтобы никто не узнал об их отъезде. Видимо, он тоже понимает, что во дворце небезопасно что-то обсуждать. — Мы не можем обсуждать что-то во дворце, тем более кому-то что-то доверять. О ситуации с амулетом знают лишь самые приближённые люди короля, включая меня. Теперь знаешь ты. — Но зачем Вы говорите об этом мне, мой господин? Этот слуга ведь не имеет никакого отношения к королю и вряд ли сможет чем-то помочь. Тем более он слаб и является человеком, зачем доверять ему такую важную информацию. — Ты мой приближённый, к тому же один из немногих, кто разбирается в делах дворца и кому я доверял действительно важные вещи. Пусть ты и человек, но слишком полезный, чтобы случайно позволить тебя убить. Сложно было понять, действительно ли Мобэй говорит ему правду. Цинхуа не был глуп, он знал достаточно, чтобы понимать, что его могут просто проверять. Он не может пользоваться доверием того, кому сам не доверяет. Мобэй остаётся демоном, кровожадным и бесчеловечным, с чего бы ему беспокоиться о Цинхуа? То, что он полезен, возможно, и является правдой, но стоит ли эта полезность такого доверия? Тем более учитывая напряжённость их отношений ввиду последних событий. Казалось, недоумение отразилось на лице Цинхуа, потому что Мобэй, помедлив, сказал: — Я рассказываю не все, потому что не знаю, что ты можешь натворить. Той информации что я дал достаточно, чтобы ты понял, что болтать о чём-то лишнем нельзя. Я не поддерживаю короля, но бороться с бунтом сейчас у меня нет желания. Скоро многое изменится, и ты должен быть рядом со мной, когда это начнётся. Если хочешь жить, конечно. Цинхуа несколько раз моргнул, а потом, чувствуя выжигающий взгляд принца, кивнул, понимая, что выбора у него в принципе нет. — И все же, мой принц, в чем ценность того амулета? — Узнаешь. Как отрезал. Но Шан и не требовал большего. Благо, ему, похоже, хоть немного, но доверяют. Они не задержались в городе. Мобэй на некоторое время отлучился, оставив Цинхуа одного, однако быстро вернулся, видимо, опасаясь, что и в городе может быть неспокойно. Закончив со всем, они также незаметно вернулись во дворец. Была уже глубокая ночь и почему-то именно сейчас Цинхуа подумал, что вся эта ситуация выглядит так, будто они вместе с Мобэем куда-то сбежали от чужих глаз. Несмотря на то, что в землях людей уже было тепло, северный дворец все равно был покрыт снегом, а с неба неожиданно густо падали крупные хлопья из снежинок. Шану именно сейчас показалось, что хлопья снега очень красиво цепляются за волосы и одежду его принца. Сейчас со спины это было похоже на звёздное небо. Красивый… Цинхуа резко затряс головой, сбрасывая очарование. Нельзя забывать, кто перед ним, что бы не чувствовало его сердце, демон перед ним так и останется демоном, которому чуждо все человеческое. Мобэй заметил, что Шан затормозил и не пытается догнать его, как делал это обычно, да ещё и так неумело сбрасывает со своей головы снег. Послышался вздох. Внезапно к Цинхуа приблизились и натянули что-то на его голову. Что-то мягкое, но очень пушистое. Похоже на… шапку? Человек недоуменно стянул головной убор с глаз и посмотрел на Мобэя. — Я узнал, что люди могут заболеть от холода. От этого слишком много мороки, одевайся теплее. И ушёл, оставив Цинхуа в непонятных чувствах смотреть ему в след и глупо краснеть, естественно, от холода, от чего же ещё? *** Той ночью уже Цинхуа пришёл в покои к принцу. Естественно, чтобы вернуть шапку, он не нуждается ни в чем таком, хоть расставаться с ней было немного обидно. Все же она была очень мягкой и тёплой… только поэтому. Мобэй сидел за своим столом и как-то меланхолично посматривал в окно, за которым уже начиналась метель. Снега было так много, что казалось, что их дворец попал в другое измерение, где без конца падают крупные тяжелые хлопья снега, где бушует злобный ветер, поднимающий в воздух все больше и больше снега, увлекая его за собой, играя с ним, как того захочет. Так эгоистично с его стороны, думал Цинхуа. Ведь рано или поздно ветер успокоится, а снегу придётся просто использованной грудой упасть обратно на землю, где он потом неизбежно растает. Очень печально. Мобэй обратил внимание на его присутствие и лениво кивнул ему, будто спрашивая, зачем тот явился. Его волосы сейчас были слегка влажными, они ещё не успели высохнуть от снега, что растаял на них. Лицо было спокойно, ни намёка на усталость. — Этот слуга пришёл чтобы вернуть принцу его вещь. Мобэй, очаровательно нахмурившись, бросил взгляд на шапку, которую Цинхуа вытащил из-за спины и протянул демону. Человек сейчас выглядел очень растрёпанным, видимо, совсем недавно сушил волосы. Что за пренебрежение к королевской особе, даже расчесаться не удосужился… Хотя растрепанным, стоило признать, он выглядел немного приятнее. — Мне она ни к чему, я не страдаю от холода в отличие от тебя. — Но Вы дали ее мне на время метели. Сейчас во дворце в этом нет необходимости. — Просто возьми ее, она теперь твоя. Бери пока я даю. В голосе послышались нотки раздражения, поэтому Цинхуа поспешил убрать многострадальную шапку подальше. Ну вот, с шапкой они все решили, но уходить почему-то не хочется. Метель снаружи все сильнее, можно отчетливо услышать ее печальный вой. В такую ночь не хочется, чтобы метель была единственным соседом. — Что-то ещё? — Мобэй опять смотрит на него, переминающегося с ноги на ногу, неловко смотрящего по сторонам в ожидании неизвестно чего. — Мой принц, а Вы любите снег? — В каком смысле? — принц недоуменно уставился на человека. Причём тут снег? Ни с того ни с сего такие странные вопросы, люди действительно не поддаются логике. Вернее конкретно этот человек опять делает и говорит какие-то глупости, — Кончено, я не люблю и не ненавижу его, снег как снег. Я всю жизнь провёл среди снега. —Вы ведь нечасто видите другую погоду, как сегодня в городе? Вам она нравится? — Цинхуа и сам не понимал, зачем сейчас это все спрашивает. Просто почему-то сейчас хотелось узнать что-то о его холодном господине. — Откуда мне знать? Я никогда о таком не думал. Мне, можно сказать, не с чем сравнивать. Нет чего-то, что мне прямо нравится в погоде, — он задумался, почему-то задумчивое выражение лица ему очень шло, поэтому Цинхуа иногда было трудно сосредоточиться на работе. Поразмыслив, Мобэй все же дал краткий ответ, — Мне точно не нравится дождь. — О, этому слуге тоже, господин, из-за дождя всегда размывает дороги, людям тяжело ездить… — Цинхуа поспешил закрыть рот. Он и забыл, что у него есть своя легенда, которой он обязан придерживаться, ему нельзя болтать тут о всяком личном. Однако демон явно заинтересовался его фразой. — Ты ведь не с севера? Какие в ваших землях погоды? Разговор о погоде не мог быть более смущающим и странным, чем сейчас, но Цинхуа был благодарен, что Мобэй не унизил его и не выгнал из своих покоев, хотя он бы не стал его в этом винить, ведь сейчас он по сути впустую тратит его время. — У нас гораздо теплее, чем здесь. Снег выпадает всего на один сезон, а ещё быстро тает. Часто бывает настолько жарко, что люди ходят купаться в реках, чтобы сбить жару, — Шан не знал, зачем вообще завёл этот разговор, но вспомнить и рассказать о родных краях было необычайно приятно. Мобэй не перебивал, на удивление, из него вышел хороший слушатель. — Ясно. Логичный односложный ответ. Цинхуа даже немного засмущался от того, что заставил Мобэя все это выслушивать. — Возможно, когда я стану королём, мы поедем в твои края, чтобы расширить территории, — звучало одновременно заманчиво и пугающе. Это могло значить, что он планирует грабить и убивать невинных людей на его земле, чтобы подчинить себе и повелевать ими. Хотя, учитывая, как плохо жили их люди в последнее время, хуже уже вряд ли могло быть, — думаю, ты сможешь договориться со своими сородичами, чтобы не нужно было прикладывать лишних усилий. Цинхуа даже не сразу поверил ему. Этот демон, настолько помешанный на ненависти к людям, хотел мирно договориться с помощью Цинхуа? Если это так, то он готов умереть от счастья прямо на месте. Он поспешил кивнуть. — Конечно, господин может расчитывать на этого человека! А может этот слуга как-то отблагодарить своего господина? — Цинхуа чувствовал что его ладони слегка вспотели. Сердце билось немного быстрее, чем обычно. В голове роились странные мысли. — Делай что хочешь. Цинхуа неловко приблизился к Мобэю. Тот не выпускал человека из поля своего зрения, будто готов был к каким-то глупостям с его стороны. Шан стоял сейчас достаточно близко, чтобы снова почувствовать знакомый морозный запах, сейчас не омраченный запахом крови. Шан Цинхуа действительно сошёл с ума, раз собирается сделать это сейчас. Шанс на то, что все получится, был один к миллиону, но у Цинхуа сейчас не было ни одной здравой мысли в голове, а потому он заговорщически прошептал, слегка наклоняясь к сидящему демону: — Господин, на самом деле у людей есть особый способ благодарить друг друга. Хотите, этот слуга покажет? — его глаза были прищурены, а уголки тонких губ незаметно приподняты. Мобэй недоверчиво на него посмотрел, однако, подумав, не постеснялся сделать рукой жест, дающий добро на все дальнейшее действо, — Отлично, закройте, пожалуйста, глаза, мой принц. Расслабьтесь. Цинхуа все еще шептал. Скорее всего, чтобы никто любопытный не мог услышать, а может, и просто так. Бушующий за окном ветер был единственным свидетелем их общения. Демон, как и было велено, закрыл глаза в ожидании действий человека. Шан никогда бы не подумал, что дойдёт до такого, но в эту ночь, в трезвом сознании и здравом уме, он делает то, чего хочет несмотря ни на что. Нет смысла более отрицать очевидное. Даже зная, насколько опасным может быть этот демон, даже видя, что для него слуга почти ничего не значит… Цинхуа тянет к нему, неистово и глупо. Он наклоняется к расслабленному Мобэю и нежно, совсем невесомо, будто тешит себя надеждой, что принц не почувствует, прикасается своими губами к его прохладным губам, а затем сразу отстраняется, будто его обожгло огнём. Сердце бьется как сумасшедшее, и кажется, что он забыл как дышать. Однако Мобэй не кричит на него, не ругает за поруганную честь, лишь недоуменно прикасается к своим красивым губам длинными пальцами, будто уверяясь в том, что правильно все почувствовал. Его глаза широко раскрыты. — Значит, так люди показывают благодарность? — спрашивает демон, поднимаясь с рабочего места и вставая рядом с красным Цинхуа, дышащим через раз. Тот неуверенно кивает, после чего неожиданно для самого себя говорит: — А ещё этот слуга хочет поблагодарить господина за прекрасную еду, которую он сегодня имел честь попробовать во дворце, — его большие глаза блестели решительностью. Мобэй, обдумав все, спросил: — Я обязательно должен закрывать глаза? — Как пожелаете, мой господин. — Тогда я готов принять твои благодарности. — Мобэй наклонился так, чтобы Цинхуа было легче достать до его лица, когда тот снова потянулся к нему губами и поцеловал. В этот раз их губы плотно соприкоснулись, не давая возможности списать все на дуновение ветра за окном. Губы принца были на удивление нежными. Такими, какими их желал бы чувствовать Цинхуа. Этот поцелуй длился дольше, сильнее, чем предыдущий. Мобэй ничего не делал, лишь смотрел на зажмурившегося в смущении Цинхуа и пытался совладать с бешено бьющимся сердцем. Чужие губы ощущались странно, но почему-то не хотелось, чтобы человек уходил. Но поцелуй снова прекратился, человек отстранился, а демон задумчиво продолжал смотреть на чужие губы, собственными пальцами проглаживая свои. Демон отошёл от стола и присел на собственную постель. Выглядел Мобэй как-то потерянно. — Ты забыл поблагодарить за шапку. И за то, что помог тебе слезть с лошади. Цинхуа зарделся пуще прежнего. Он предполагал, что из-за того, что в демонической культуре нет понятия поцелуя, принц не будет злиться, но что он попросит еще… Цинхуа неуверенно подошёл к постели и присел рядом с Мобэем. Тот вновь наклонился к нему и выжидающе посмотрел в глаза. Цинхуа сейчас сидел так близко к нему, постель хоть и не была мягкой, но создавалось странное ощущение, что из-за неё они скатываются ближе друг к другу. Внезапно на щёки Цинхуа легли крупные холодные ладони демона. Тому будто надоело ждать, пока человек решится на действия, а потому он сам потянул чужое лицо к своему. Опять. Опять их губы соприкасаются, но теперь же ещё сильнее, грубее, будто Мобэй хотел вжать всего Цинхуа в себя, поглотить его. Его руки, будто не слушаясь хозяина, отпустили щеки и поспешили перейти на мягкие плечи человека, чтобы в следующее мгновение плотно прижать его к телу демона, чтобы тот в этот раз уж точно внезапно не прекратил приятные ощущения от «благодарности». Цинхуа был где-то между жизнью и смертью, когда сильные руки прижали его к груди господина и стали гладить его спину и затылок. Он не мог понять, что с ним происходит, почему его сердце так сильно стучит, будто оно и вовсе принадлежит не ему, будто от того, что он прижимается к Мобэю, его сердце стало биться в два раза чаще. Но нет, нет. Он прислушался к ощущениям, закрыв глаза, и понял, что это сердце самого Мобэя бешено стучит в его демонической груди, чуть ли не быстрее, чем сердце самого Цинхуа. Человек долго не знал, можно ли ему обнять Мобэя в ответ, но в какой-то момент стало уже все равно, и Цинхуа позволил себе обнять принца, прижимаясь к нему так сильно, как тот того хотел, позволяя себе гладить его спину и талию, чувствовать его дрожь и наслаждение. Дыхание сбивалось. Это не были глубокие поцелуи с языком или ласками, по факту они просто прижимались друг к другу губами и обнимались. Но ощущение от того, что можно было прикасаться, гладить, целовать, смотреть, любить, было невыносимым. Не хотелось прекращать, не хотелось думать ни о чем, только о том, кто сейчас перед тобой, только о том, какие у него приятные губы и только о том, что дрожь в теле, в руках, в жадных губах уже давно стала общей для двоих. Хотелось находить все больше и больше поводов для того, чтобы благодарить. Неважно кто, неважно кого, главное, что они могут так ещё немного продлить момент. Хотелось быть ещё ближе, ещё сильнее, больше, нежнее, глубже, чтобы никогда не прекращать. Хотелось всего и сразу, и желательно больше никогда не вспоминать ни о чем постороннем. Они продолжали мягко целоваться и невинно ласкать друг друга до самого утра, даже когда вьюга за окном стихла, а трение ткани о ткань стало прекрасно слышно. Сложно сказать, почему это все же прекратилось, вроде как, им пора было приняться за работу, и вспомнил об этом Цинхуа. Сейчас растрёпанный, мягкий, с распухшим красными губами и уставшими глазами, заласканный и зацелованный, он был похож на самое желанное существо во всем мире. — Отныне ты будешь благодарить только меня. Не то чтобы Цинхуа был против.