В оковах обстоятельств

Принц странно поморщился от его слов. Недоверчиво вглядываясь в слегка бледное лицо своего слуги, демон резко развернулся так, чтобы тот не мог более нагло глазеть на него в момент позора. Мощные широкие плечи были беззащитно обнажены, позволяя любоваться своей красотой, своим развратным великолепием, напряженной и в то же время соблазнительной неприступностью. Цинхуа смотрел. Внимательно смотрел и в тайне надеялся, что ему не просто кажется, что… Бледная кожа северного демона была покрыта мелкими, почти незаметными мурашками. Чудовище в людском обличии перед ним еле заметно подрагивало от волнительного возбуждения, сковывающего крепкое тело. Оно понимало, что беспомощно перед ним. Понимало, что жаждет, чтобы его «научили» эти маленькие слабые руки, прямо как тогда, в ту самую ночь, что блеклым, но возмутительно сладким видением являлась ему во снах. — Как ты смеешь такое предлагать? Совсем потерял страх..? — грубо и резко, возмущенный рык — единственное, что сейчас может защитить честь и достоинство Мобэя. Он мог бы приказать, мог бы угрожать, просто оттолкнуть, пресечь на корню все то грязное и похабное, что гигантским неконтролируемым ульем роится в его сознании уже столько времени. Он здесь господин, он хозяин, он сильнее, больше, лучше. Он может… но, придётся признать, совсем не хочет. — Мой принц, прошу, я понимаю Ваши чувства. Вам тяжело, я знаю, но если Вы продолжите держать свои желания и эмоции в себе, рано или поздно Вам придётся столкнуться более серьёзными последствиями. Просто… позвольте помочь Вам. Я не хочу попрать Вашу честь, не желаю зла. Я могу поклясться, что не прикоснусь к Вам, просто слушайте, что я говорю. Отпустите это напряжение, позвольте своему телу получить то, что ему нужно. Его голос дрожал от волнения. Было нелегко здраво рассуждать глядя на такого непривычного Мобэя. Он неопытен, если это ужасающее опасное существо можно так описать. Цинхуа сложил руки на коленях, сидя в позе повиновения и нечетким взглядом уставившись в ледяной пол. Ему самому невероятно стыдно. Все это происходит из-за него. Из-за него страдает Мобэй. Из-за него тот оказался в ловушке с чудовищем. Из-за него принц сейчас не может даже оглянуться, чтобы посмотреть в темные от бесстыдства глаза. Онемевшие от холода пальцы неловко комкают разорванную на тряпки одежду, Шан Цинхуа и сам не знает, как все пришло к этому. — Прекрати это. Хватит говорить со мной этим голосом. Из-за тебя все только хуже, — Мобэй молчит, когда слышит позади себя глухой стук. Он не может сдержать любопытства, а потому оборачивается на распластавшегося в земном поклоне человека, со смешанными чувствами оглядывая его. Так неряшливо, так самонадеянно с его стороны предлагать свои услуги самому демоническому принцу. Что этот человечишка о себе возомнил? Или он считает, что если их с демоном связывает пара странных пикантных ситуаций, вседозволенность имеет место? Он в порванных одеждах, его волосы, сейчас похожие больше на свежесостриженную шерсть северного яка, перепачканы кровью, ноги и руки дрожат от холода, грязные, промерзшие. Мобэй не видит его лица, но может быть уверен, что оно приняло какое-то очередное глупое выражение. Но даже так, он не может отвести от человека глаза. Ему нужно смотреть… Цинхуа ещё раз неловко поклонился, отчаянно зажмурившись и опустив лицо так низко, как только мог, лишь бы Мобэй не видел покрывшее его щеки розовое смущение. Зачем ему вообще это нужно? Может, и не стоит ему так унижаться из-за всего этого, личная жизнь принца, как и его тело, не входят в область его обязанностей, какое ему дело до того, испытывает ли его господин сексуальную неудовлетворённость или нет. Даже если сам Цинхуа и является виновником всего этого ужаса, может, не стоит брать это на свой счёт? Да, он виноват, но у него тоже есть право на ошибку, всего на одну… Нет, на парочку ошибок. На пару десятков. На душе неспокойно. Цинхуа чувствует боль в руке, на которую случайно оперся во время поклона, из-за чего глухо всхлипывает, стиснув стучащие от холода зубы. Сквозь боль он слышит странный, почти незаметный шорох со стороны принца, но не решается поднять взгляд, опасаясь того, что может за этим последовать. — Закрой глаза. Голос привычно спокойный, ни следа былого смущения и неуверенности, будто принц в мгновение ока вернулся к своему обычному поведению. Цинхуа удивлённо выдохнул, поражаясь такой резкой перемене, однако приказ был дан, и у него не было причин не подчиниться ему. Он неловко крепко зажмуривается, для полной уверенности прикрывая глаза запачканной ладонью, забывшись и сначала потянувшись и сломанной рукой к пылающему смущением лицу. Бледные губы плотно сжались, когда Шан Цинхуа, сидя на льду, осторожно подтянул ноги к туловищу, чтобы стало хоть немного теплее. Он практически ничего не слышит, сконцентрировавшись лишь на шуме крови в ушах и лёгком свисте ветра. — Я закрыл, мой принц. Совсем ничего не вижу, — Шан прикусил нижнюю губу, краем уха уловив со стороны, где сидел Мобэй, тяжёлый вздох. Покрытые синяками коленки дрожат то ли от холода, то ли от нервного ожидания дальнейших действий принца. Шан и сам не знает, что сейчас для него страшнее: холод или неизвестность. — Начинай. Но если ты сделаешь что-то… Мобэй не закончил угрозу, но это предупреждение звучало довольно доходчиво. Сглотнув, Шан Цинхуа ощутил, как по всему его замерзшему телу пробегает дрожь. Что ж, ему дали добро, но… Что ему теперь-то делать? Он не слишком задумывался о том, как это будет происходить, но теперь, сидя с зажмуренными глазами перед Мобэем, ожидающим от него неизвестно чего, Цинхуа понял, все происходящее выглядит как-то… нелепо. Что он может сказать? Чтобы удовлетворить себя особого ума не нужно. Просто… делаешь то, что доставляет тебе удовольствие, как этому можно научить? Но демон молчит, судя по всему, для него все не так очевидно. Ладно, черт с ним. Может, если он просто опишет то, как делает это сам, это сработает? — Ну… Я думаю, сначала Вам стоит расслабиться. Да. Расслабить тело и представить что-то приятное. Что-то, что вызывает… чувство возбуждения. Можно попробовать закрыть глаза, чтобы представлять было легче. —… В голове полный сумбур, Шан уже и не знает толком, что говорить. У Мобэя уже стоит, наверное, сейчас ему не до подходящего настроя. Что же, пусть. Раз возбуждение уже есть, не нужно строить из себя глупца, а просто сказать все как есть. — Теперь попробуйте потрогать себя… там. Не раздевайтесь полностью, это сейчас бессмысленно, просто приспустите одежду. Если Вам будет неприятно, смочите ладонь слюной чтобы… рука скользила легче, — шорох одежды принца вызвал странные ощущения внизу живота. Цинхуа немного поёрзал на льду, но, услышав предупреждающее рычание, поспешил замереть. Ему холодно, но с каждой секундой это чувство становится все более и более незначительным. Даже если он отморозит свою задницу, у него все равно нет выхода. Скользкий звук рассекает его мысли, Цинхуа не хотелось думать о том, что это Мобэй только что с сомнением облизал собственную ладонь. Интересно, какое в этот момент у него было лицо? Он смущается от того, что делает сейчас? Ему не противно подчиняться указаниям человека, своего слуги? О чем он думает, ублажая себя? Шуршание сменилось еле слышным хлюпаньем. Скользким и похабно громким скольжением грубой ладони по чувствительному месту принца. Шан Цинхуа хочет закрыться ещё плотнее от этого, но и сам замечает, как со временем начинает с наслаждением ловить каждый грязный звук, доносящийся со стороны Мобэя. Липкое скольжение ладони вторило тяжёлому дыханию демона, что временами позволял совсем тихим, едва сдерживаемым стонам слетать с собственных губ. Каждый вздох отдавался в паху и животе Цинхуа неприемлемым тёплым покалыванием и напряжением, Шан все же не смог удержать себя и нетерпеливо сжал дрожащие бёдра, плотно сдавливая собственный слегка возбужденный член. Он не может допустить, чтобы принц увидел это. Это ведь оскорбление для кого-то вроде него. Пусть Цинхуа и понимал, что невольно стал одной из горячих фантазий молодого демона, все же было странно и как-то неправильно, что он сам испытывает возбуждение от одного того, что слышит слабые стоны своего господина. Он не должен думать о нем в таком ключе. Все что было до этого — лишь его блажь, ошибки, что привели их обоих к столь странной ситуации, и повторять их он не хочет. Но все же до безумия хотелось посмотреть. Принц кроме той угрозы не произнёс ни слова, пока глаза слуги были закрыты, и Шан испытывал некоторый страх от того, что был дезориентирован отсутствием зрения. Ему приказали не смотреть, он не посмеет ослушаться. Тем более, если он увидит Мобэя в столь непотребном виде, он точно возбудится. Нельзя играть с огнем, он просто перетерпит эту неловкость… — Мгх… Почему ты замолчал?.. Будто гром средь ясного неба вопрос опустился на голову Шан Цинхуа. Вместе с явным, пробирающим до самого нутра стоном наслаждения. Да, наслаждения. Голос, что внушал ужас даже в приятные моменты, сейчас звучал совершенно по-иному. Мелодичный и тягучий, такой тон мог быть только у человека, поглощенного удовольствием, а может, и ожидающего большего. Больше. Мобэй хотел от него больше. — Н-но… Господин, Вы и без меня уже хорошо со всем справляетесь… Я думаю, мне стоит уйти, чтобы не мешать. — Я не давал приказ уходить. Шан Цинхуа, собравшийся было встать с ледяного пола, напрягся, оставшись на месте. Что еще? Что от него хотят? Он не то чтобы сильно разбирается в подобном, сам он никогда особо не экспериментировал со своим телом для получения удовольствия. Он простой человек, что он ещё может сказать? — Расскажи больше… Ты ведь искушён в подобных делах, не так ли? Говори. Да каким образом кто-то вроде Шан Цинхуа может быть сведущ в подобном? Ему не так много лет, Шан не славится красотой или несметным богатством, он почти всю жизнь прожил в глуши, где развлекался в лучшем случае со своей рукой. Да, именно так. Но Мобэй об этом не знает. Для него Шан Цинхуа почти незнакомец. Он ничего о нем не знает, кроме редких замечаний со стороны человека о его работе и родных краях. А уж после того, как опьяневший человек сам набросился на него, можно подумать что угодно. Да, видимо, его и вправду считают кем-то распутным. Цинхуа и сам бы мог так подумать, окажись он на месте Мобэя. Но в реальности все совсем не так. Он понятия не имеет, что ещё можно тут сказать. Но он не может сейчас заявить принцу о своей неопытности, это может вызвать в нем подозрение. А если принц заподозрит его в предательстве… ему точно не выбраться живым. Нужно что-то придумать. Что-то убедительное, чтобы от него больше не ожидали того, что он дать не может. — Я… Я просто не думаю, что сейчас это нужно. Наша главная цель — побыстрее с этим покончить и пойти искать выход… или чудовище. Прошу понять, мой господин, у нас нет времени. Мне правда лучше уйти, чтобы не сбить Ваш настрой, — в ожидании ответа принца Шан Цинхуа легонько поёрзал на месте, слегка вздрогнув от того, как это совсем лёгкое движение отдалось в его все еще возбужденном естестве. — Нельзя… Уходить. Просто сиди тут. Шан Цинхуа удивлённо приоткрыл рот, будто хотел что-то ответить на такую реплику принца, но, скоро осознав своё положение, молча проглотил приказ и смирился с тем, что ему придётся до конца сидеть здесь, слушая все эти звуки. Казалось, это длилось вечность. Шан Цинхуа уже не чувствовал зад от холода, рука, прикрывающая глаза, дрожала от усталости, а стоны и хлюпанье все не прекращались. Сколько этому демону нужно, чтобы, наконец, кончить? Это просто странно, Цинхуа никогда не требовалось настолько много времени, чтобы довести себя до оргазма. Само собой, ситуация, в которой они это делают не слишком способствует возбуждению, да и холод не стимулирует желание, но даже так это слишком. У него самого от жгучего холода давно все успокоилось, и сейчас он уже побаивался, что не дай Боги застудит себе что-то и потом до конца своих нелегких дней будет мучиться от боли в срамном месте. Может, что-то пошло не так? Почему принц, зная, что у них нет времени, так тянет? В замёрзшем мозгу возникла мгновенная безумная мысль. Если он одним глазком посмотрит, в чем дело, ничего ведь не случится? Принц даже не заметит, он просто слегка приоткроет глаза, из-за прикрывающей лицо ладони это даже не будет видно. А если господин заметит его подглядывание и убьёт за неповиновение? Что ему делать, Цинхуа не хочет и дальше сидеть на холодном полу и ожидать неизвестно чего. Пока Мобэй мешкает, по их души может явиться чудовище. Цинхуа просто посмотрит, в чем дело, и сразу закроет глаза обратно. Ничего не случится. Решение принято. Человек считает про себя до десяти, а затем совсем незаметно и медленно приоткрывает один глаз, сразу осторожно вглядываясь в просвет между пальцами. Лучше бы он просто послушался принца и продолжал молча повиноваться. Сквозь пальцы он может увидеть его лицо. Боги, как кто-то столь устрашающий может выглядеть так… Так. Демон поджимает свои губы, будто пытается спрятать от слуха Цинхуа свидетельство своего глубокого наслаждения, но даже эти попытки тщетны, ведь Шан слышал каждый довольный вздох, каждый мимолетный стон. По телу человека пробегает волна мурашек, когда он замечает, что глаза принца приоткрыты, и он… смотрит прямо на него. Своими жестокими, блестящими ледяным светом глазами он, кажется, поедает его заживо. Взгляд ничуть не того, кто может стесняться так вызывающе жадно глядеть на другого человека, удовлетворяя себя. Широкая ладонь резко и нетерпеливо двигается на члене, пока глаза осматривают всего Цинхуа: его дрожащее тело, слабо вздымающуюся грудь, прикрытое онемевшей ладонью лицо, его неловко согнутые ноги. Шан Цинхуа замечает, как голодный взгляд задерживается где-то между его ног, и непроизвольно, будто пытаясь прикрыть мнимую наготу, сводит бедра, ощущая очередной прилив возбуждения в животе. Распаленный и пьянящий абсурдной в этой ситуации гордостью взгляд вновь обращается к лицу, вынуждая Шана испуганно вздрогнуть, но не прекратить наблюдение за творившимся непотребством. Шан Цинхуа испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он был безумно напуган той жадностью и вожделением, с которой его лапал взглядом этот обычно спокойный и холодный демон, но с другой же… Ему так льстило то, что кто-то настолько прекрасный, сильный и могущественный ласкает себя, наблюдая за ним. Желание Мобэя не скрыто ничем, он предельно честен перед самим собой, видимо, полагая, что Шан не осмелится нарушить приказ. Он получает удовольствие, наблюдая за испуганным человеком, гладит свой толстый член, видя его покорное и очевидно смущенное ожидание. Шан Цинхуа не может не отреагировать на подобное. Это слишком развратно и красиво, смущающе и будоражаще. Он не хочет думать о том, что происходит сейчас в мыслях принца, и его не удивит, если там голодный зверь в лице демона пожирает его душу и тело, не оставляя и косточки. Он готов быть поглощенным, он желает того, чтобы его господин был доволен им. Возбуждение уже трудно контролировать, и он замечает, как лёгкая усмешка касается губ принца, когда тот вновь смотрит на его пах. Теперь и он знает, что Шан Цинхуа хочет. Мокрый язык пробегается по искусанным губам Цинхуа, он непроизвольно сглатывает скопившуюся во рту вязкую слюну, не зная, что делать дальше. Он уже ничего не понимает. Мобэй тоже облизывается, глядя на его губы, будто сам только что целовал их, смачивая своей слюной. Рука на члене стала двигаться ещё быстрее, похоже, скоро, наконец, это невыносимое действо закончится. Шан Цинхуа в последний раз прикусывает свою губу, когда Мобэй, сильно зажмурившись, наконец, глухо и тихо стонет. Липкая жидкость вязкими струйками орошает ледяной пол, и Шан Цинхуа с удивлением и лёгким восторгом смотрит на то, как ее много. Так густо, так обильно… Принц и вправду не удовлетворял себя все это время? Мобэй только что кончил, глядя на него, может ли он все еще надеяться, что сможет сохранить жизнь? Это так странно и неожиданно случилось, что уже не ощущается как что-то неестественное. Дыхание принца сбито, он прикрыл глаза, наслаждаясь вторым в своей жизни оргазмом, и это отличная возможность для Шан Цинхуа подольше полюбоваться этой порочной красотой. Его даже не сильно волнует собственная эрекция, главное сейчас — запечатлеть в памяти такого расслабленного, удовлетворенного и довольного демона. Прежде чем он думает о том, что стоило бы спросить, может ли он убрать руки от глаз, Мобэй спокойно поднимается со своего места, направляясь к нему. Замерев от удивления, Шан Цинхуа еще сильнее сжимается, когда принц, опустившись рядом с ним на колено, наклоняется к пунцовому от смущения лицу и тихо шепчет, опаляя дыханием чувствительное ухо: — Похоже, ты еще не научился следовать моим приказам? Простая фраза словно гром среди ясного неба пронзила сознание человека. Дрожь страха и возбуждения пробегается по замерзшему телу, прежде чем Шан успевает сообразить, что чужие влажные от семени и пота руки оторвали его собственную от лица, а распухшие от сдерживаемых стонов губы накрыли его в спокойном и уверенном поцелуе. От шока не успев закрыть глаза, Цинхуа столкнулся с голубыми сапфирами, что хитро и насмешливо вглядывались в его лицо. Мобэй заметил, что Цинхуа наблюдал за ним. Нагло подглядывал, игнорируя приказ. Но судя по довольному взгляду и расслабленному движению холодных губ и языка, принц ничуть не был зол. А может, даже и надеялся, что Цинхуа не выдержит и удовлетворит свое любопытство. Так извращенно с его стороны кончать на глазах своего слуги, зная, что тот ловит на себе его похотливые взгляды и видит движение длинных изящных пальцев. Цинхуа уже не знал, кто из них в итоге оказывается большим извращенцем. Принц еще недолго целует его, облизывая юрким прохладным языком дрожащие губы, прежде чем отводит лицо от Цинхуа, возвращая свое привычное высокомерное спокойствие. Он даже слишком быстро поднимается, будто стряхивая с себя очарование, кивком веля Шану тоже встать. Человек повинуется, опустив смущенное лицо. Действующую на нервы тишину нарушает странный звук, напоминающий скрежет двух столкнувшихся ледяных глыб. Мобэй отворачивается, приводя свои одежды в порядок, пока Цинхуа переминается слоги на ногу, рассуждая, как поскорее можно провалиться сквозь отражающий его красное от слишком ярких чувств лицо лёд. — Собирай вещи. Голос с легкой хрипотцой вызывал в теле Шана странное напряжение, будоражил его чувствительное от недавней сцены разомлевшее тело. Руки, словно ватные, собрали немногочисленные полезные в их ситуации вещи, после чего Шан Цинхуа, приложив немалые усилия, вернул себе спокойствие и, поймав взгляд уже собравшегося принца, кивнул ему. Храня неловкое молчание, они решительно направились вглубь пещеры. *** Проходя мимо знакомого разрушенного лагеря, Шан Цинхуа не мог сосредоточиться ни на чем, кроме лихорадочно сменяющих друг друга в его сознании образов и воспоминаний. Тепло надежно сохранялось за несколькими слоями собранной ткани, но даже так тело все равно ощущалось как чужое. Мобэй не смотрел на него, лишь задумчиво разглядывал высушенные, сгоревшие останки, не выказывая ни капли отвращения или излишнего интереса. Для него это все, наверняка, не имело большого значения. Он и сам убивал без лишних переживаний и раздумий, Цинхуа был свидетелем, так что, очевидно, его не особо волновали судьбы погибших. Но, заметив напряженную складку между чужих бровей, Цинхуа понял, что что-то все же заставило Мобэя задуматься. Он присел рядом с одним из трупов, чтобы получше разглядеть его снаряжение, прежде чем скривить красивые, но бледные и потрескавшиеся от недостатка воды губы. Шан заинтересованно пригляделся, не заметив ничего примечательного, когда принц сам решил пояснить ему ситуацию. — Этот лагерь убийц. У них снаряжение наемников королевской семьи, причём очень качественное, но нет ничего, что обычно берут на охоту на диких зверей, — принц брезгливо пнул ногой раскрошившийся на части от приложенной силы обугленный труп, наполнив пространство противным грохочущим звуком, напоминающим скрежет сломанных костей. — Вы хотите сказать, что эти люди были здесь для того чтобы…— Цинхуа быстро понял, к чему вёл демон. С самого начала это была ловушка Лингуана. Не было никакого чудовища, все это лишь декорации западни, главной целью которой было отрезать ослабленного ядом Мобэя от остальной своры демонической знати и быстро и без лишних глаз убить его. Никто бы и не подумал, что это все подстроено, очевидно, что если принц не выбрался разлома сам, то его убило чудовище, чисто и без лишних проблем. Никто не стал бы лезть в расщелину, чтобы найти его, пропажа принца была бы объяснена его неспособностью сразиться с монстром, слабостью. Так жестоко и одновременно до смешного просто, — Они хотели… убить Его Высочество? Шан Цинхуа взглянул на повернувшегося к нему Мобэя, стараясь выглядеть как можно более спокойным. Не подумает ли принц, что он слишком быстро обо всем догадался? Если бы он не был шпионом Лингуана и ранее не видел похожих доспехов, он бы точно сразу не понял, что это наемные убийцы, принц лишь поверхностно описал свои догадки, а Шан Цинхуа, будь неладна его болтливость, сделал выводы на основе уже собственных познаний и наблюдений. Холодные глаза своим недоверчивым прищуром вызвали дрожь в теле ослабевшего от напряженного ожидания человека. — Да. Это так. Мобэй молча пялился на невыразительное лицо Шана, прежде чем, нахмурившись, резко отвернулся, быстрым шагом направившись к другому выходу из небольшого лагеря. Когда Цинхуа было поспешил за ним, неловко двигаясь по скользкой поверхности льда, принц грозно цыкнул и прошипел себе под нос то, что Шан Цинхуа расслышать уже не смог. — Но… Мой господин, что-то же убило этих людей? Сожгло их. Может ли быть, что чудовище все же обитает в этих пещерах? И кто мог так нагло покуситься на Вашу жизнь? — Шан мелкими, но быстрыми шагами спешил вслед за Мобэем, который, неожиданно развернулся к испугавшемуся такой внезапной сменой настроения человеку и притянул его за здоровую руку к себе, прижимая к открывшемуся было от удивления рту свою ладонь, чтобы Цинхуа не закричал. — Да. Ты удивишься, если я скажу, что знаю, кто нанял их по мою душу? Человек… Не слишком ли много ты на себя берешь? Твоя задача — не мешаться и постараться не умереть. Не лезь в дела, которые тебя не касаются, если не хочешь увидеть мой гнев, — он прошипел это на ухо Шан Цинхуа, слегка щекоча холодным дыханием чувствительную шею, — Я сам разберусь. Холодный пот, выступивший на лбу слуги, хорошо показывал, что он прекрасно понял, что до него хотели донести. Цинхуа пару раз кивнул, прежде чем Мобэй, помедлив, убрал от него руки и, поджав губы, вновь направился вперёд. Более Шан не решался подавать голос. Принц явно чувствовал себя некомфортно от того, что Шан Цинхуа попытался с ним посоветоваться. Такая резкая перемена настроения говорила о том, что Мобэю, очевидно, есть что скрывать. Но зачем скрывать что-то от кого-то вроде Шан Цинхуа? Он слабый и ничтожный в сравнении с демоном, что он может сделать, даже если попытается вмешаться в его личные дела? Ответ прост: Мобэй не идиот, к тому же всю свою жизнь провёл в обществе, в котором доверять кому-то просто невозможно. Конечно же принц, на которого совершались покушения с самого его рождения, не будет доверять Шан Цинхуа что-то личное. Он ведь слуга. Глупый, слабый, недальновидный человек. А может… он просто не хочет показать, что его что-то беспокоит? Он ведь сказал, что знает, чьих рук это дело. Но может ли быть так, что Мобэй знает о планах Лингуана на его счёт? Но тогда это бессмыслица. Если он знает своего врага в лицо, почему бы просто не убить его, как это обычно делают демоны? Он принц, будущий правитель северных пустошей, ни один демон, кроме его отца, не в состоянии ему перечить. Может, именно это так тяготит его господина? Шан Цинхуа задумавшись, не заметил, как поменялось выражение лица Мобэя после сказанного и как чужие крепкие руки сжались в кулаки, впиваясь острыми ногтями в прочную светлую кожу. Дальше они шли все так же тяжело молча. *** Шан Цинхуа чувствовал сильную неловкость от ситуации, в которой они оказались. Он и раньше особо не знал, о чем думал его господин, а уж теперь, когда Мобэй ощетинился и зло зашагал вперед, не удостаивая своего маленького слугу и мимолетным взглядом, и вовсе терялся в догадках, как ему себя нужно вести. Проходы в ледяной пещере становились все шире и просторнее, а мертвецки холодные стены все более гладкими и прозрачными. Свет, что до этого слабо просачивался сквозь глыбы льда, становился все бледнее, похоже, что на поверхности время близилось к вечеру. Это определенно серьезная проблема для них. Если они не смогут видеть, куда идти, они точно не найдут выход. Может, принц и имел способность видеть в темноте благодаря своей демонической сущности, но вот Шан Цинхуа уже был вынужден временами прищуриваться, чтобы видеть хоть что-то. Ему было страшно. Шан Цинхуа никогда не боялся темноты, но сейчас, когда рядом нет ни братьев, ни родителей, никого, кто мог бы взять его за руку и дать уверенность в том, что у него есть шанс выжить, он действительно опасался, что его бросят. Принц был холоден и не обращал на жалко плетущегося позади него человека никакого внимания, лишь изредка останавливаясь, когда чувствовал, что Шан Цинхуа немного отстает. Также он пару раз останавливался и осматривал стены, что-то сам для себя подмечал, а потом опять отворачивался и просто шел вперед. Слуга невольно задумался: а понимает ли принц, что чудовище, вероятно, все же реально? Ему так и не ответили на вопрос о том, что могло убить наемников в столь хороших доспехах, и не похоже, чтобы Мобэй вообще помнил, что вопрос этот был задан. Ноги безумно болели, обмороженные и уставшие от долгой ходьбы ступни с каждым шагом будто пронзали тысячи игл. Такая яркая, сильная боль и отрезвляла тонущего в собственном отчаянии человека, и вызывала желание просто упасть на лед и свернуться в удобную позу, чтобы поскорее умереть. Сломанная рука неистово ныла и болела. Шан Цинхуа не трогал ее, но онемение и накапливающийся отек давали понять, что с ней все совсем плохо. Даже снедаемый болью, голодом и холодом, Шан Цинхуа не позволил ни одному болезненному стону сорваться с губ, пока они шли. Возможно, потому что боялся спровоцировать этим раздражение демона, а возможно и потому что понимал, что это все равно не приструнит его боль. Он не решался жаловаться на свое состояние, опасаясь, что это вызовет очередную вспышку агрессии у господина и тот его просто оставит. Продвинувшись еще немного, Мобэй внезапно остановился и поднял руку, давая Шану сигнал также оставаться на месте. В холодной тишине, нарушаемой лишь шумом морозного слабого ветра, раздался неожиданно резкий, ужасающий своей пронзительной внезапностью гортанный рокот, напоминающий одновременно и стрекотание насекомых, и птичий крик. Он будто доносился откуда-то издалека, но сам факт того, что рядом находится что-то, что способно извергать из себя такие жуткие звуки, заставлял внутренности Шан Цинхуа в ужасе сжиматься. Он испуганно вздохнул, прежде чем принц недовольно рыкнул на него и, обернувшись, зло выплюнул: — Оставайся здесь и жди меня. Даже не думай мне мешать. Если ослушаешься — я сделаю так, чтобы ты больше не смог ходить. Бросив угрозу, принц сбросил на пол вещи, что нес в сумке, вынул из ножен найденный в лагере меч, пронзив пространство металлическим звоном, после чего, мельком оглянувшись на сжавшегося от страха и непонимания человека, гордо прошёл дальше, без лишних оваций бесшумно скрываясь за очередным поворотом. Цинхуа не понял ровным счетом ничего. Все произошло так быстро, что он успел только испугаться. Что произошло? Поразмыслив, Шан Цинхуа решил, что все дело в том, что Мобэй почуял чудовище раньше своего слуги. И, судя по чудовищному рыку и жуткой угрозе принца, оно также почуяло их. Он ушел сражаться с монстром, а Шана оставил позади как ненужный балласт. Очень в его духе. Если бы к тому времени Шан не привык, что все об него вытирают ноги, он бы, возможно, даже возмутился, но, осознавая, что демон прав, и ему на поле боя суждено быть лишь живым щитом, он предпочел сделать то, что ему удавалось в последнее время лучше всего — подчинился. Переборов уже ставший привычным страх, он решил просто плыть по течению. Да, он один в страшной холодной отдаленной от всего мира пещере. Да, у него сломана рука и он безоружен. Собственно говоря, у него с самого начала не было особых шансов выжить, так что он имеет человеческое право последние часы жизни провести в покое и относительном комфорте. Удобно усевшись на месте, где его оставили, он решил покопаться в вещах и найти что-нибудь, чтобы разжечь огонь и согреться, раз уж привал так неожиданно настиг его. Где-то вдалеке послышались заунывные крики чудовища и странный, настораживающий треск. Цинхуа лишь хмыкнул на это, не желая вмешиваться в то, в чем ничего не понимает. Мобэй же сам приказал ему не лезть туда. Покопавшись в своих вещах и к собственному удивлению обнаружив там кинжал все из того же лагеря наемников, он собрал кострище и поспешно развел скромный огонь, неловко снимая с ног сапоги и прогревая их рядом с пламенем. Пока окоченевшие руки и ноги грелись у совсем вяло прогорающего костра, взгляд человека зацепился за веревку, что он подобрал ранее. Гладкая и ровная, она приковывала к себе взгляд, хотя и сложно было понять, что это вообще такое. Шан Цинхуа взял ее в руки, вспомнив, что веревка была полностью сохранна, когда он ее нашел. Недолго думая, Шан Цинхуа решил проверить, горит ли его находка, и попытался оторвать кусочек, чтобы его сжечь, однако материал был настолько прочным, что он лишь зря напряг и без того уставшую руку. Бросив это бесполезное дело, он просто направил кончик прямо в пламя, с удивлением заметив, что оно начало немного менять цвет от этого. Проходит мгновение, прежде чем он слышит предупреждающий треск и похлопывания и все же успевает инстинктивно отбросить веревку подальше от себя, когда раздается громкий хлопок. На пару мгновений оглушенный взрывом, он медленно пришел в себя, с ужасом глядя на то месте, куда отбросил это нечто. Там красовалась огромная воронка, глубиной примерно в десять цуней. Раскрытые в шоке глаза вновь возвращаются к костру, пока к человеку приходит осознание: эта веревка взрывается… Еще пара мгновений, и запоздало приходит новое осознание, еще более пугающее: нет, это не веревка, а видоизмененное перо. Он уже видел что-то похоже, когда работал в родном краю, и был это порошок, созданный путем измельчения перьев местных маленьких, обитающих под землей «змеевидных петухов», как их называли торговцы. Маленькие и юркие, с длинным телом и хвостом, покрытым такими же вытянутыми перьями, эти животные были отдаленно похожи на воспеваемых в легендах драконов, но в разы меньше и ничтожнее. Живя в земле, они пользовались своими перьями как порохом, поджигая их маленькими искорками из собственной пасти и прорывали так себе норы для жизни и охоты. Они особо не лезли к людям, но даже так были очень опасны, а потому охотились на них только опытные и храбрые мужи, Шан Цинхуа читал о них в книгах. Но у них точно не могло быть таких длинных и крепких перьев. В описаниях эти звери были не больше предплечья, а длина найденного им пера была гораздо больше… Цинхуа нервно сглотнул. Может ли в северных пустошах существовать более крупная особь этого вида, которая, ко всему прочему, еще и могла бы вместо тусклых искр извергать настоящее пламя? Ответом ему послужил очередной отдаленный рык монстра, от которого Шан еще сильнее побледнел. Нет, не может такого быть. Не может же… Но знает ли Мобэй о том, что перья твари взрывоопасны? Точно знает, он же живет в этих землях и знает всех, кто тут может обитать. Ему не о чем волноваться. Правда не о чем. Напряжение, охватившее было сжавшееся тело, спало. Точно, он ведь сильный демон, он точно справится с какой-то огнедышащей, взрывоопасной тварью… Но ведь наемники Лингуана не справились. А их было больше, и они не были ранены и отравлены до этого. Шан Цинхуа нервно сглотнул, вглядываясь в тот проход, в котором скрылся Мобэй. Его господин ведь должен быть сильнее, чем какие-то наемники. Он обязательно найдёт выход, он ведь приказал Шану не мешать ему. Он знает, что лучше. Сжав зубы, Шан Цинхуа был вынужден признать, что не может все это так оставить. Принц, несмотря на все его умелые угрозы и попытки казаться взрослым и благоразумным, оставался настоящим ребенком. Он вполне мог состроить из себя героя, сильного воина, которому никто не нужен. Вся эта чертова охота была одним большим актом самолюбования и возможностью доказать себе и всем окружающим, что он прекрасный, умелый воин, достойный зваться демоном. Можно ли было ожидать от принца продуманный план и осознанные действия, если он, даже попав в ловушку, первым делом ринулся спасать Шан Цинхуа? Этот эгоистичный придурок даже сейчас оставил его здесь, чтобы чудовище точно до него не добралось раньше, чем Мобэй сам найдет его и убьет. Еще и самоуверенно приказал ему оставаться на месте, что за наглый ребенок?! Цинхуа не мог, просто по-человечески не мог все так оставить. Он понятия не имеет, как можно будет помочь принцу в битве с чудищем. Но он знал, что если Мобэй не справится, то и сам Шан долго не проживет. Цинхуа взял с собой только кинжал. Больше он не унесет. Если он выживет в этой схватке, то они в любом случае смогут найти выход и спастись, а если нет, то все эти пожитки ему уже явно не пригодятся. Осознавая, что уже во второй раз за этот день нарушает приказ принца, Шан уверенно прячет кринок в одежде и шагает вперед. Пусть это и безумие, но он частично виноват в том, что с ними происходит, а значит, должен найти способ искупить свою вину.