Вернуться домой Бенволио удалось только поздним вечером. Дорога вышла быстрой и легкой, без приключений - такая какую только можно желать, при условии, что у тебя скверное настроение и ты жаждешь как можно скорее оказаться дома. Дома. Оглядывая знакомые до боли стены, Бенволио невольно заметил, что гобелены кое-где на стенах обветшали. Надо бы заказать новые, но отчего-то у него рука не поднималась хоть что-то изменить в этом доме существенным образом. Может потому что тогда он наконец-то почувствует себя полноправным хозяином, а призраки прошлого уйдут навсегда? Бенволио не знал ответ, но в глубине души догадывался и не слишком его одобрял.
Миновав привычные комнаты, в которых все было по-старому и также привычно убирались слуги, учтиво склоняясь при виде него, Бенволио мечтал только об одном: рухнуть на кровать и уснуть мертвецким сном. Усталость явственно ощущалась: не только телесная, но и душевная и неизвестно что выматывало еще больше.
- Синьор Бенволио. - перед ним возникла хорошенькая девушка, в которой он узнал служанку тетушки. Кажется, ее зовут Беатриче...
- Госпожа хотела вас увидеть. Без отлагательств. Изволите пройти в ее покои?
Вопрос застал Бенволио врасплох, но он быстро соориентировался, выдав приличествующий ответ.
-Разумеется. Но сначала мне бы хотелось подкрепиться. Передай синьоре не желает ли она отужинать со мной?
Девушка спешно кивнула и удалилась. Бенволио глубоко вздохнул и неспешно направился в столовую. На самом деле ему не слишком хотелось есть, скорее его беспокоила и нервировала перспектива остаться с Джованной наедине, в чересчур приватной обстановке. Он даже не мог вспомнить оставались ли они когда-либо в таковой. Да, кажется оставались. Только это было в далеком детстве.
Присев на софу и прикрыв глаза, Бенволио погрузился в детские воспоминания, благо обстановка распологала к этому. Ему было около шести или чуть больше, вероятно семь, а то и восемь. По городу ходила эпидемия лихорадки, он помнил это совершенно отчетливо и она затронула и его самого. Кажется, впервые обнаружив у себя симптомы, он сидел здесь же в пустой столовой, и, щупая руками пылающий жаром лоб, пытался понять когда он успел заразиться и как сделать так, чтобы взрослые этого не заметили. Перспектива лечения пугала его, слышавшего, как больным пускают кровь, да и быть изолированным и терпеть суматоху вокруг себя он не испытывал никакого желания. Сидя на полу, спрятавшись между кресел, мальчик судорожно прислонил пылающий лоб к прохладной обивке кресла, пытаясь унять внутренний жар хоть немного, когда его наконец заметили.
- Бенволио? Что ты делаешь? - голос тетушки звучал удивленно и отчасти недовольно, но, заметив с каким бессилием мальчик прижимается к подлокотнику, женщина смягчилась, на ее лице проявилась материнская жалость.
Она присела на корточки и провела рукой по шее и спине племянника. Мальчик встрепенулся.
- Не надо. - глухо возразил он. Затем поднял голову и вяло посмотрев на тетю, повторил:
- Не надо... Вы заразитесь.
- Так ты приболел? Чего же ты молчал, дурачок? - женщина досадно, но тепло всплеснула руками и потянулась ко лбу Бенволио. Едва дотронувшись до кожи, она отдернула руку, словно ошпарилась.
- У тебя жар. Вставай, так не пойдет. - Джованна встала и подала руку племяннику. Тот покорно взял, но идти за тетей все еще не имел никакого желания.
- Я не хочу кровопускание. - мальчик твердо покачал головой.
"Я боюсь." - мысленно добавил он, но, разумеется, не решился сказать вслух. Все же он уже достаточно взрослый, чтобы в таком признаваться.
-Не будет кровопускания, если доктор не скажет. Как знать, может у тебя и не лихорадка? Пойдем, мой мальчик, нельзя стоять на ногах во время болезни, ты весь дом перезаражаешь.
Бенволио неохотно покорился, но Джованна оказалась предсказуемо права. За несколько дней лихорадка усугубилась и жар спадал в течении нескольких дней только вечером. Все это время тетя была рядом с ним, ухаживая, а также следя чтобы ни супруг, ни Ромео не подходили к больному, особенно Ромео, который так и норовил заглянуть в комнату к больному кузену и сетовал, что они больше не могу играть, в то же время, искренне переживая за него. Те дни Бенволио запомнил достаточно отчетливо, так как ни до ни после лихорадки никогда серьезно не болел, по крайней мере на своей памяти.
Кровопускание ему все же сделали, под строгим присмотром тетушки, которая позже сжимала его руку, ободряя и поддерживая. Воспоминания об этом запечатлелись в памяти Бенволио особенно ярко и четко. Вероятно потому что в этом акте поддержки было нечто материнское, нечто, чего ему не хватало.
И, возможно, не хватает до сих пор.
За погружением в прошлое он и не заметил как в комнате помимо него и суетящихся слуг оказался еще кое-кто.
- Тетушка? - спохватившись, он встал со своего места и учтиво поприветствовал Джованну, в своих лучших манерах, каким его только учили, украдкой ее разглядывая. Тетя выглядела предельно собранной, светлые локоны были собраны в аккуратную прическу, одну из тех, какие она обычно делала повседневно; лицо, несмотря на обычное непроницаемо-суровое выражение, казалось утратило свою привычную мертвецкую бледность, и Бенволио уже было порадовался, пока сияние свечи не упало на женщину и не обнаружило следы краски на щеках.
- Добрый вечер. - сдержанно поздоровалась Джованна, не глядя на племянника и Бенволио невольно стиснул зубы. Ну уж нет, сегодня он заставит ее посмотреть на него любой ценой.
- Как вы съездили, синьор? Я полагала вы задержитесь до утра. - слова были произнесены обычным сухо-повседневным тоном, но ставший в последнее время излишне подозрительным, Бенволио почуял в них скрытую колкость, намекающую на его былой образ жизни.
- Достаточно сносно, синьора. - повинуясь какому-то внутреннему порыву, Бенволио слегка облокотился о спинку кресла и как бы невзначай расслабленным тоном произнес:
-К сожалению, не все наши предположения имеют свойство сбываться. Мне не было никакого резона оставаться в тоскливой деревне и избегать вашего очаровательного общества.
Подействовало. Тетя изумленно вскинула на него глаза, в которых читалось удивление, а вслед за ним толика гнева и недоверия. Последнее неприятно кольнуло Бенволио, а первое отчасти польстило.
-Вы сегодня расточительны на комплименты, дорогой племянник.-теперь уже в голосе тётушки отчетливо читалось ехидство, приправленное толикой легкого удивления. Бенволио исподтишка наблюдал за ее фигурой, тем как она подходит к столу, против воли отмечая как тяжела стала ее походка: ни следа от былой легкости и прыти. А ведь она не так уж стара: ей всего...около сорока. Повинуясь мгновенному порыву горечи и воспитания, он в одну секунду пересек комнату и отодвинул синьоре стул, впервые за много месяцев оказавшись в непростительной близости к тете. Джованна посмотрела на него лишь мельком, но, как ему показалось, с ноткой подозрения. Это окончательно разздозорило его, но, рассудил он, повиноваться секундным эмоциям глуповато. Однако, он будет вдвойне глупцом, если безбожно упустит свой шанс вывести родственницу на эмоции.
- И далеко не только на них. - добавила тетя едва он успел раскрыть рот для очередной ответной реплики. Неожиданная колкость заставила проглотить задуманный ответ также быстро как и придумать его, но над новым долго раздумывать не пришлось. Годы упражнений в остроумии в компании Меркуцио давали о себе знать.
- Вы следите за каждой моей тратой, тетушка? Как занятно. - парировал он совсем в стиле Меркуцио и мысленно себе поаплодировал, а также воздал должное покойному другу. При мысли о Меркуцио сердце привычно отозвалось глухим стоном, но столь же привычно, усилием мысли Бенволио отодвинул его на задний план.
- У меня немного вариантов. - фыркнула Джованна совсем как раньше, только более...тяжело.
- Я все еще хозяйка этого дома, если ты не забыл. - внезапный переход с "вы" на "ты" сбил его с толку подобно пощечине.
- Должна же я следить за его управлением, если управленец столь...неопытен.
Слово было выбрано подчеркнуто нейтральное, но то каким пренебрежительным тоном оно было произнесено...говорило красноречивее него самого. У Бенволио на миг свело челюсть от досады: похоже он сам создал себе ловушку, тем самым невольно добившись своей цели: заставив Джованну, пусть и в косвенной форме, высказать то, что она о нем думает. Однако, останавливаться было уже поздно, а выбраться из начатой им же игры затруднительно, что впрочем только распаляло его азарт. Словесные баталии, поединки умов - он никогда не был столь хорош в этом искусстве, как Меркуцио, но и статус новичка или бездарности также не обнаруживал.
- Кому как не вам знать, что опыт приходит со временем. Особенно, если человек не лишен талантов. - добродушно и показательно фыркнув, Бенволио деланно-небрежно провёл рукой по волосам. Со свечи, стоящей перед ним, капал воск, аккуратно стекая в резную подставку, и истек уже почти наполовину, но никто из них так и не притронулся к еде. Вероятно, синьора тоже была не слишком голодна.
- Кому как не мне знать, что порой наличие талантов может быть совсем не очевидно. Особенно, смотря на результаты. - уже откровенно усмехнулась Джованна и Бенволио слегка оторопел. Такого ответа он никак не ожидал, к тому же сам собой напрашивался вопрос: какие результаты? Похоже в искусстве остроумия Джованна Монтекки могла дать фору даже Меркуцио, а может и всем молодым веронским острячкам.
- И что же не очевидного вы наблюдаете в результатах?-оставив изящную перепалку, напрямую спросил Бенволио, склонив голову и изучающе посмотрев на Джованну. В свете свечей ее профиль виделся почти бронзовым, напоминая римские статуи. Бенволио невольно задумался: были ли у Джованны Монтекки, в девичестве Ногачелли в далеких предках римские патриции? Возможно, так и есть.
Джованна в ответ вскинула голову, ее взгляд в один миг посерьезнел и стал столь же пристальным как и у него, невольно обнажая все ее чувства. Бенволио отчетливо видел
смесь недоверия, изучения и...любопытства?
- Недавно я встречалась с синьорой Сильвией Капулетти. - медленно, растягивая слова, проговорила она, точно смакуя информацию в своей голове.
- Она поделилась со мной занятной информацией. - наконец вскинув на него взгляд, Джованна прямо проговорила с тем же недовольством и мрачным интересом, которые читались в ее глазах.
-Вдовья часть Джульетты Капулетти еще не уплачена, как я поняла, не уплачена полностью. В то же время мы получили ее приданное, не так ли? Прошло уже немало времени, мне хотелось бы знать, почему, дорогой племянник.
За время пояснения взгляд Джованны плавно переменился. Недовольство и мрачный интерес медленно сменялись холодом, покрывающим голубые глаза точно затягивая их пленкой льда, делая их природную синеву глубже и ярче. Голос синьоры, в свою очередь, точно покрылся сталью из-под руки искусного кузнеца; в нем отчетливо угадывались нотки речи прежней Джованны - матери семейства Монтекки и его негласной главы. Бенволио против воли поежился, завороженно и немного удивленно наблюдая за этой переменой.
- Вдовья доля? - любуясь неожиданными метаморфозами, он даже не сразу сообразил, что речь зашла о чем-то серьезном и, откровенно говоря...неожиданном. Переведя свой взгляд на горящую перед ним свечу, Бенволио задумался, но не над содержимым своего будущего ответа, а над тем, как его приподнести.
- Почему же вы решили, что приданное синьоры...Джульетты - удержавшись от упоминания фамилий, осторожно протянул Бенволио, по-прежнему не глядя на Джованну. - выплачено полностью?
Оторвавшись от лицезрения свечи, молодой человек перевел свой взгляд на тетю и заметил как откровенную растерянность в синих глазах. Но несмотря на это, сталь никуда не ушла,по-прежнему словно бы сковывая синьору и Бенволио, хорошо помнивший подобное свойство тетушки из детства, невольно подивился подобной выдержке.
- Что же дает мне основания так не думать? - пожалуй излишне резковато поинтересовалась Джованна, сквозя его недовольным взглядом. Бенволио воздел глаза к небу, невольно собираясь с духом, готовясь отвечать.
- Элементарный счет, мадонна. Вы ведь некогда славились успехами в этой стезе. - Бенволио мрачно усмехнулся, не отрывая взгляда от уменьшающегося с каждой секундой, пламени.
-Так попробуйте вспомнить эти навыки. Четырнадцатого июля синьоры Алонзо Монтекки и Франческо Капулетти устроили переговоры, в течении которых условились, что приданное невесты будет выплачено суммой в пятнадцать тысяч золотых дукатов, а ее вдовья доля в равном эквиваленте. Однако в нынешнее время от обещанного приданного поступило только восемь тысяч. Чуть больше половины.-Бенволио окончательно развернулся в сторону тети и посмотрел ей прямо в глаза. - По вашему наши счета сравнялись?
- Чуть больше половины... - словно эхо повторила Джованна, неловко сжимая в руке край скатерти. Ее голубые глаза отражали растерянность и Бенволио прекрасно ее понимал: последние полгода она не принимала участие в жизни семьи, совершенно убитая горем. Потеря единственного сына...разумеется, ей было не до счетов. Бенволио ощутил горечь, смотря на эту женщину, только сейчас осознающую свою слабость и перемены возникшие за время ее отсутствия. Чтобы чем-то ее утолить он поспешно осушил свой бокал вина наполовину и еще долго смотрел, как отблески пламени играют на светлой жидкости.
- Выходит. - собралась с духом Джованна и все еще не глядя на него, отпила из своего бокала.
- Капулетти обманула меня.
Бенволио едва заметно усмехнулся. Не лжи Капулетти нет - этого он вполне ожидал от бывших врагов. Его забавляло и поражало то, с какой прытью эта женщина менялась от изумленной, сбитой с толку синьоры, до сурового, холодного дельца. Взгляд Джованны Монтекки говорил о хладнокровной работе, которую она вела внутри своей головы, а тон с которым было произнесено "Капулетти", сказанное безо всяких учтивых церемоний, ясно говорил о планах мести в лучших проявлениях женского коварства.
- Или ты врешь? - внезапно она прищурилась и посмотрела племяннику прямо в глаза, словно пытаясь вычитать все что у него на душе. Было время когда Бенволио бы мгновенно смутился этого взгляда, но сейчас ему было откровенно все равно. Хотя нет, не все равно. Сердце ощутимо царапнуло это проявление недоверия.
- Верите Капулетти, а не мне? Поражаете своим хваленым здравым смыслом, синьора. - вновь отпив глоток приятно щекочущего горло вина, Бенволио задумчиво покрутил ножку бокала. Как же порой сильно он понимал насколько ему отсточертела эта непонятная новая жизнь, к которой он оказался абсолютно не готов.
- Проверьте сами. Счета Монтекки в вашем полном распоряжении. Если, конечно, верите капулеттской...даме, а не тому, кто всю жизнь был рядом с вами.
Встав из-за стола, Бенволио слегка потянулся на носочках и, не попрощавшись, вышел из столовой. Идя по направлению к своей комнате, он вдруг понял, что проходит мимо кабинета дяди...то есть его собственного кабинета. Неплохо бы поработать еще...но да к черту. Сегодня ему слишком многое пришлось претерпевать.
***
Комната казалась ему непривычно холодной. Настолько, что он приказал затопить вдвое больше дров, но это едва ли помогло. Стоя возле стены, уперев в нее руку, Бенволио отчаянно пытался привести свои мысли в порядок, но они путались, упорно не желая собираться вместе. Он не солгал Джованне, она должна была знать правду. Убитые горем старики Монтекки и Капулетти условились платить по частям, так как большое количество общих денег и без того ушло на похороны и первое время усердно исполняли свои договоренности. Но дядя очень быстро занемог, препоруча все обязанности и права графа Монтекки племяннику, в том числе все обещания и долги. Бенволио и в самом деле выплачивал вдовью долю как полагается, не столько из действительного почтения к *жене * покойного Ромео, сколько из чувства долга перед словом своей семьи. Однако со смертью дяди Алонзо деньги начали поступать от Капулетти все реже и реже, что не могло не вызывать у молодого наследника недовольство. Однако от разрешения этого вопроса его останавливала банальная...вежливость. Всякий раз, когда он порывался спросить про приданное, внутренний голос останавливал его, напоминая о том, что подобные действия не принесут дому Монтекки хорошую славу - наживание денег на горе бывших врагов, к тому же слухи могут расценить подобную прижимистость как свидетельство обеднения семьи, что могло не очень хорошо сказаться на репутации одного из влиятельнейших семейств города. Теперь же он отчасти жалел об этом: Капулетти очевидно задумали какую-то игру и планировали использовать тетю Джованну в качестве своей пешки. Но какого черта? Хотели настроить ее против него? Но это ведь абсурд! Бенволио бессильно присел на кровать и потёр виски ладонями, разгоняя кровь, пытаясь таким образом привести мысли в порядок. Она легко могла бы уточнить этот вопрос у него, они не могли не понимать этого, более того, сами на это расчитывали. Что тогда? Бенволио мог спокойно пояснить, что не желает держать обещание перед теми, кто не держит его в свою очередь, как, собственно, это и сделал. Вероятно, этот странный диалог двух синьор действительно был лишь попыткой рассорить двух представителей рода Монтекки или, по крайней мере, посеять зерно раздора. Иного объяснения этому Бенволио не находил.
Негромкий, но отчетливый стук в дверь вырвал его из собственных размышлений и заставил нехотя подняться с кровати. Порадовавашись, что за раздумьями не успел раздеться, Бенволио машинально распахнул дверь, не спрашивая. На пороге стояла тетя, впрочем, не удивительно. После сегодняшнего разговора наверняка она хотела прояснить этот вопрос окончательно и он почти не упрекал ее за ночное вторжение. Почти. Потому что, несмотря ни на что, видеть в своей комнате женщину, тем более в возрасте, тем более свою тетю, которая не заходила сюда вот уже очень давно, было мягко говоря непривычно.
- Синьора. - посторонившись, молодой мужчина пропустил женщину в свою комнату и, наблюдая как Джованна с неким любопытством оглядывается по сторонам, прислонился к косяку. Должно быть спальня не слишком изменилась с того раза, когда она была здесь. Чему она так удивляется?
- Моя спальня удивляет вас? - вопрос вырвался прежде, чем он успел прикусить язык.
- Вовсе нет. - Джованна запнулась и будто бы смутилась, но быстро взяла себя в руки и как бы невзначай добавила:
- Не считая того, что я запомнила эту комнату в более...хаотичном виде.
Не сразу поняв о чем она говорит, спустя мгновение Бенволио прыснул со смеху. Тот случай, о котором говорила тетя был пару лет назад. Ему тогда только исполнилось пятнадцать, кровь бурлила и жаждала развлечений, а служанка тети казалась очень миловидной особой. Кажется ее звали Абель или Адель...кто ее теперь разберет? После очередной пьянки с друзьями, когда он очевидно перебрал, ему удалось затащить ее в постель и какого же было его удивление, когда, проснувшись поутру, он обнаружил нависающую над собой тетушку, которая пришла его отчитывать. Служанки рядом уже не было, наверняка тетя успела выставить ее вон, но свое смущение и старания прикрыть наготу он помнил до сих пор. Улыбнувшись случайным воспоминаниям, Бенволио поймал взгляд тети и неожиданно понял, что она тоже об этом думает.
Не удержавшись вновь, он рассмеялся теперь уже по-настоящему. Это казалось таким неуместным здесь и сейчас, но, черт побери, таким нужным. Даже не стараясь подавить или скрыть свой смех впервые за долгое время, он неловко оперся рукой о стену, даже отбрасывая мысли о том, что о нем подумают. Возможно, потому что в присутствии Джованны показать свои эмоции было не страшно? Ведь она - его единственный оставшийся в живых родной человек.
- Бенволио?-тетя внезпно оказалась к нему слишком близко, и несмотря на вопросительную интонацию, тон ее голоса все еще был стальным, но это звучало так...по-родному, что он невольно взглянул на нее, вскинув голову. В глазах напротив отражалась какая-то удивительная смесь понимания, удивления, наблюдения и какой-то бесконечной усталости. Последнее вообщем-то и ему самому было неплохо знакомо.
- Мы так устали. - неожиданно произнес он вслух, когда ее ладонь дотронулась до его щеки. Кожа была ожидаемо прохладная и он, прикрыв глаза, с наслаждением дотронулся до тыльной стороне кисти, но не убирая, а наоборот удерживая. Пальцы Джованны слегка задрожали и он, почувствовав это, успокаивающе провел по ним своими: теплыми и сухими.
Вытянув ее бледные руки перед собой и разглядывая их, он аккуратно провел большим пальцем правой руки по тыльной стороне ладони, обводя просвечивающие сквозь тонкую кожу вены.
- Красивая. - прошептал он, прежде чем осознать это. - Вы очень красивы. - повторил он это уже громче, когда поймал ее изумленный взгляд и лишь потом прикусил губу от резко пронувшегося полного осознания того, что он сказал и кому. Взгляда Джованны Бенволио теперь предпочел избегать, против воли сосредоточившись на ее губах: пухловатых, розовых, когда-то, в другой жизни казавшихся ему излишне бледными. А он когда-либо акцентировал на них внимание? Кажется, да. А может и нет, кто теперь разберет, да и кому это нужно в миг когда он...целует ее.
Дальше все было как в тумане. Он даже толком не помнил вкус ее губ, таких бледных, невыразительных, в сравнении с ярко окрашенными кармином устами тех, кого ему приходилось целовать до сей поры. Все мысли точно покинули его, когда он целовал ее в отчаянном забытии, одной рукой придерживая за плечо, а другой неожиданно для самого себя задирая юбку.
В какой-то момент его губы оставили ее и переместились на светлую шею, которая в полумраке камина казалась еще светящейся изнутри. Резко дернув шнуровку, не поддавшуюся при первой попытке, он стиснул зубы от досады и почти интуитивно попытался дернуть снова, но, к его удивлению, она поддалась не под его рукой, а под женской, более маленькой, но деловитой. Где-то на краю сознания замаячила мысль, что не он один желает этого также сильно и, распаленный этим осознанием, юноша дернул корсет вниз, окончательно освобождая женщину из его оков. Прильнув к обнаженной груди, он и не заметил как проворные женские руки уже освободили его от верхней одежды, и, поняв это, он сам поспешил избавиться от рубашки. Следующим на очереди был ремень, от которого избавиться ему помогли все те же изящные женские руки. Услышав глухой стук падения ремня, Бенволио словно опомнившись резко посмотрел на Джованну: ее воспаленные голубые глаза стали почти синими и смотрели как-то отчаянно, на их глубине плескалось что-то, чего он не мог, да и не пытался понять. На мгновение, что-то отчаянно прокричали в отдалении, но тут же заглохло, стоило Джованне резко притянуть его к себе и коснуться его губ, отчетливо обвивая его тело своим, касаясь своими бедрами его...
Разум покинул Бенволио окончательно и уже глубоко потерявшись в мыслях и ощущениях, он склонился над распростертой под ним женщиной на непонятно, откуда взявшейся кровати, отчаянно вбиваясь в нее и целуя гладкую шею, ощущая губами солоноватые капли пота...
***
Коротко рыкнув, он упал на кровать, пытаясь совладать с дыханием и почти тут же ощущая гладкие пальцы на своих губах. В непонимании Бенволио посмотрел в сторону и увидев лежащую рядом с ним обессилевшую женщину, чья рука накрывала его рот, пытавшуюся перевести дыхание, медленно начал осозновать происходящее. Резко сев на постели, он прикрыл глаза, запуская руку в волосы, в попытке собрать мысли воедино. Сделать это упорно не получалось и тогда он кинул взгляд на постель. Тетушка...нет, теперь уже окончательно только
Джованна
: не может ведь он называть
тетушкой ту, кого только что узнал, как женщину; лежала на кровати, устало прикрыв глаза, ее обнаженная грудь плавно приподнималась, когда она пыталась совладать с дыханием и она упорно отказывалась посмотреть на него. Было ли ей стыдно от того, что они только что сделали или она и в самом деле еще не пришла в себя? Бенволио не знал, но в глубине души молился, чтобы истина заключалась во втором ответе. Молился и осознавал собственную грешность, ведь сам, к стыду, укора совести еще не ощутил.
- Бенволио. - Джованна, наконец придя в себя, резко посмотрела на него и юноша приложил все усилия, чтобы не избегать взгляда своей, теперь уже, любовницы, как бы невероятно это ни звучало. Морок спадал все больше, сердце плавно учащалось в ритме, когда осознание
что они сделали накрыло его с головой. Следом появился почти животный страх: не обнаружил ли уже кто-нибудь что здесь произошло? А если да? Вновь зарывшись рукой в растрепавшиеся локоны, Бенволио осознал, что Джованна пристально наблюдает за ним и поспешил отогнать от себя опасения, придав хотя бы видимую уверенность. Выдавать растерянность и панику ему не хотелось и не пологалось: он мужчина и не может позволить себе такой слабости в присутствии женщины, тем более женщины, которую почти самолично вовлек во грех. Уверенно встретив ее взгляд Бенволио с замеревшим сердцем ждал чего она скажет, но выражение лица Джованны не переменилось, оставаясь таким же беспристрастным. Однако теперь, ему отчего-то казалось, что за каменным лицом она также как и он прячет нечто иное. Возможно, такую же очевидную слабость.
"Ты горячь, как все в Италии!" - неожиданно вспомнился ему задорный голос Меркуцио. - "И также склонен к безрассудствам и беззрассуден в склонностях, как и все мы."
Впервые, он понял, что готов согласиться с этим утверждением друга беспрекословно.
