Неадекватно

      У Сакуры все просто прекрасно.       Ее волосы больше не мягкие, а жесткие от часто используемой краски для волос. Некогда нежная кожа шелушится от солнца и ветра. Лицо пунцовое от постоянно обгорающей кожи. А руки и ноги вечно испачканы в земле. Улыбка у нее слегка безумная, но от этого лишь более счастливая. Глаза горят лихорадочной придурковатостью, тело детское и такое податливое, лепи все, что хочется.       Ее жизнь — это свобода и первый год сплошной нервотрепки. Ожидание погони, петляние зайцем в попытке замести следы. Тренировки до упаду, бродяжный образ жизни.       Отпускает ее на второй год, когда она жарит рыбу на костре, уныло признавая неутешительную истину — из нее так себе кухарка. Готовка — это явно не ее.       По Конохе она не скучает. Абсолютно.       Ее пол — земля, потолок — небо, ее стены — горизонт. Ее дом — это целый мир, отсутствие удавки на шее в виде долгов и обязанностей, клятв и обещаний.       Она даже готова понять и простить Саске. Ибо такая жизнь — не что иное как реальный кайф.       Сакура как идиотка носится в высокой траве, играя в прятки с малолетними детьми Селения Травы. Шляется по горам вблизи Деревни, скрытой в Камне. Чуть не попадается в стране Облака и даже пробирается на остров Узумаки.       Она путешествует в одиночку. С караваном. С бродячими артистами. С какими-то бомжами. Пару раз с самураями, монахами и несколько раз с шиноби.       Она познает этот кривой мир, раз за разом хватается за сердце и качает головой от сумасшествия, что происходит вокруг нее.       Она следит, запоминает, ищет. В зеленых глазах вспыхивает опасный огонек.       Не то чтобы ее заботило, но проворонить очередной Конец Света ей совсем не хочется. Она с усмешкой проводит параллели между собой и Джирайей.       Сердце екает в груди, когда она узнает об участи джинчуурики в этом мире. Она кусает губы до крови, нервно притоптывая ногой, не зная, что ей делать с этой информацией, после чего угрюмо заключает — не пересекаться с ними.       Сакуре нравится ее нынешняя жизнь. Хотя она и осознает, что действует порой беспечно, так как слухами земля полнится. О девочке-медике, что лечит людей за кров и еду, иногда просто так.       Говорят, она добрая и не может пройти мимо больного ребенка.       Говорят, она щедрая, одаривая любовью и заботой весь мир.       Говорят, она сильная, способная играючи свернуть гору.       Много что говорят.       А потом по ее душу приходят, и она раскатывает команду АНБУ Конохи по лесной полянке, зубасто улыбаясь, ломая кости. Осторожно и не смертельно, но очень болезненно.       Она же добрая. Не убивает.       Она же щедрая. Так как на удары не скупится.       Она же сильная. АНБУ это оценивают сразу.       И полная идиотка, так как, поддавшись сентиментальности, лечит Какаши Хатаке его драгоценный шаринганистый глаз так, что теперь он может пользоваться им, как полноценный Учиха.       Сакура тоже была Учихой. И хоть сама этими проклятыми глазами не обладала, у Сарады было слабое зрение. Сакура исследовала свою дочь и возможности шарингана вдоль и поперек. Перепробовала кучу методик. И даже дальновидно разработала лечение, если не дай Ками-сама ее маленькая гениальная звездочка пробудит Мангеке.       В одной из лавок с канцелярскими товарами Сакура ради интереса просматривает страницы занятной книжицы и нервно икает, натыкаясь в книге Бинго на свое описание и весьма большую награду за «только живой», что выдвигает Коноха.       Сакура тупо смотрит на страницы книги Бинго несколько минут, после чего покупает ее и с интересом изучает преступников всех мастей.       Не то чтобы у нее не было денег, просто…       Смотря на награды за джинчуурики, а особенно за одного конкретного Однохвостого индивида, она качает головой.       Зная Гаару, которому в этой реальности еще не вбили, да и вряд ли когда-нибудь вобьют идеалы Наруто Узумаки, Сакура твердо принимает решение держаться от носителей биджу подальше.       Опыт взаимодействия со всякими психами и убийцами у нее очень даже велик, но это не значит, что она хочет повышать квалификацию.       — Прости, Наруто, но я не тот верный последователь, что будет нести твою идеологию в массы, — хмыкает Сакура и, подхватив рюкзак, мимолетно взглянув на карту, прокладывает свой путь недалеко от границы Страны Ветра.

***

      Сакура хмурится, чувствуя вспышки чакры на границе своего восприятия. Опыт и интуиция подсказывают ей, что там намечается стычка, из-за чего она щурится недовольно, но благоразумно сворачивает с намеченного пути, чтобы обойти опасное местечко, но спустя полдня ее чуйка вместе с опытом засекают слежку.       Попытки сбросить хвост ни к чему не приводят. Сакура хмурит брови, ерошит короткие волосы, сосредоточенно поджимает губы и решает вывести преследователя на небольшую полянку. Где замирает в беспокойном ожидании.       Снова по ее душу?       — Выходи, — резко бросает она, обманчиво расслабленно скидывая на землю свой рюкзак. И замирает, когда прямо напротив нее бесшумно появляется джинчуурики Однохвостого.       Какая ирония, им снова по тринадцать лет, вот только условия их первой встречи слегка изменились.       Бирюзовые глаза подростка напротив нее, вопреки описанию, совсем не походят на безумные. Они холодные, цепкие, проницательные. Такие, как были у Гаары из ее мира. У Пятого Казекаге.       Эти мысли проносятся в ее голове порывом ветра, но полностью проанализировать она не успевает, готовясь к сражению.       Но, вопреки всему, «безумный демон Гаара» не спешит на нее нападать. Он смотрит изучающе, будто с чем-то или с кем-то сравнивая, молчаливо щуря глаза.       — Сарада Учиха, — внезапно отрывисто и четко говорит он, и Сакура замирает на месте.       В сердце разливается тоска с какой-то твердой уверенностью, что все у дочери хорошо. А вот в голове отчетливо чеканит здравый смысл, что никто в этом мире не может знать о том, как звали ее единственную дочь.       Твою же мать.       — Кто ты? — холодно и сосредоточенно, ни на секунду не спуская цепкого взгляда.       — Пятый Казекаге, — спокойно и уверенно заявляет подросток и легко усмехается. — Поговорим, Сакура Учиха?       — Харуно.       — Харуно, — соглашается джинчуурики Однохвостого, в общем-то, без особого удивления.       Их беседа похожа на сражение. Каверзные вопросы, некие детали и обмолвки, которые могли знать лишь те, кто пришли из другого мира. Они проверяют друг друга с параноидальным упрямством, так и не приближаясь к сути разговора.       И только через три часа беседы о прошлых временах и пространных разговоров Сакура облегченно выдыхает и валится спиной в траву, зажимая между зубов травинку и закладывая руки себе под затылок.       Они так ничего и не рассказали друг другу, что с ними происходило в этом мире. Но это, вопреки всему, как раз таки не вызывало удивления.       — Это какое-то ебаное безумие, — выдыхает женщина в теле подростка, смотря в небо усталым взглядом. Молчит с десять минут, разглядывая облака, после чего переводит взгляд на Гаару и перекатывается на бок, подпирая голову рукой. — И что дальше?       — Что дальше? — переспрашивает ее мужчина, едва заметно скосив в сторону старой знакомой глаза.       — Ну вот, встретились мы с тобой, — одной рукой Сакура нащупывает в кармане штанов мятую пачку дешевых сигарет, подцепляет одну из них зубами и, шаря по карманам, ищет зажигалку, щелкает ей через какое-то время, вдыхает в себя дым. — А дальше-то что?       Гаара застывает на месте, внезапно понимая, что не знает ответа на этот вопрос.       Он пришел сюда, ведомый ощущением знакомой чакры. Любопытством и интересом. Не ожидая обнаружить в ободранном подростке Легендарного Медика и товарища по попаданию в этот мир.       Они не были с Сакурой близки. Да, она спасла Канкуро, за что он ей бесконечно будет благодарен. Да, она участвовала в его спасении. И воевала с ним плечом к плечу. И много других мелочей и не совсем мелочей объединяют их двоих, но в основном отношения выстроены между ними через кого-то.       Личного контакта, близкого знакомства или чего-то такого, когда можно было бы назвать друзьями или даже товарищами, по сути, не было.       Они из одного мира, но в то же время будто из разных миров.       Гаара смотрит на ее потрепанную одежду, блондинистые кончики отросших волос, рассматривает стоптанную обувь и сгоревшую кожу. Она выглядит где-то между путешественником и бездомной, но при этом у нее нет того загнанного выражения на лице, как когда они виделись в последний раз.       Он помнит ее боевой и решительной. Видел ее рыдающей. Сильной. Слабой. Разной.       На войне иначе было нельзя, они все на войне снимали с себя все напускное, и именно на той войне он проникся к этой женщине уважением.       Точнее раньше. Еще тогда, когда она спасла Канкуро. Никто не смог, а она спасла.       Да, она не смогла бы, как Наруто, спасти мир, но ее участие в его спасении было колоссальным. Она не могла, как он, выкашивать врагов движением руки и своим песчаным гробом, но могла за секунды ставить на ноги тяжелораненых бойцов.       Она знала миллион способов, как спасти человека и как его убить.       Она была сильна в другом. Эта женщина была признанным гением, олицетворением того, что не только сила играет в бою решающую роль, но и ум, храбрость и твердость убеждений.       Преданность, в конце концов.       Тогда, много лет назад, она, словно огонек, вселяла надежду своим присутствием. Ее яркие розовые волосы были как мишенью, так и благой вестью, что именно она была на поле боя и несла с собой спасение.       А потом она вышла замуж за Учиху и перестала цеплять глаз. Стала серой и какой-то скучной.       Жажды жизни в ней он больше не видел.       А сейчас она в ней была. В каждом движении, в каждой заплатке на драных штанах, в каждом взгляде.       Ни страха, ни неуверенности в себе, никаких сомнений.       И никаких волнений и великих целей.       Гаара цинично вспоминает, как после спасения Канкуро всерьез думал над тем, чтобы перетащить такого медика, как Сакура Харуно, в Суну. В тот раз не получилось, а в этот…       Мужчина недовольно кривит губы. Сейчас ему, откровенно говоря, нечего ей предложить. В глазах окружающих он помешанный на убийствах психопат, впутанный в политические интриги, связанный властью своего отца.       Он больше не Казекаге.       Кто бы знал, как его, Собаку но Гаару, этот факт бесит.       Гаара был хорошим правителем. Во всяком случае, пытался им быть, и он смел надеяться, что был им. Он прекрасно изучил всю эту кухню и знал, что и где нужно сделать, чтобы было лучше.       Если бы хоть кто-то из Суны узнал, что «Безумный Демон» разбирается во всех политических и военных делах своего селения, в курсе каждой дыры в защите деревни, экономической ситуации, вплоть до того, что знает, насколько подорожал рис, то сильно бы удивился этому.       Но никто этого не знал. А Гаара не стремился никому ничего рассказывать и обелить свое имя.       Была бы у него власть, имя, деньги, Сунагакуре, то он бы без колебаний попытался затащить к себе в деревню гениального медика, обеспечив ее всем необходимым. Рано или поздно эта женщина нагуляется, и ее потянет засесть за эксперименты.       Проклятье.       Она могла бы стать одним из самых сильных его сторонников. Вот только…       Тащить же сейчас ее в Суну равнялось, по сути, ее же убийству.       Да и, признаться честно, сейчас Сакуре Суна ничего не могла предложить. И сама она пока что не была настолько знаменита, чтобы Раса смог оценить бриллиант, попавший к нему в руки.       — Какие у тебя предложения? — хмуро задает вопрос мужчина.       Сакура на это вздыхает, лениво пускает кольца дыма в небо и не знает, что ответить.       Ее устраивала такая жизнь, которая у нее была. Но Сакура прекрасно понимала, что вечно ее свобода продолжаться не будет, и рано или поздно ей нужно было выбрать сторону. Добровольно, а не принудительно. Если же она затянет с этим делом, то не стоило потом удивляться, если в один прекрасный момент сильные мира сего решат, что раз уж так вышло, то пусть Сакура Харуно не достанется никому из них.       Внезапное наличие старого знакомого, которого затянуло в этот мир вместе с ней, перекраивало все планы на будущее одним махом. Сколько бы она ни была верна Конохе, но, будем честны, ее там живо попытаются прибрать к рукам. Да и неизвестно, что там с договором с Учихами. Вряд ли, конечно, ее там ждут и не могут дождаться, но кому надо, те вспомнят и невыполненные обязательства припомнят.       В общем, засада.       Гаара же… Сакура мысленно хмыкает. Если она станет рядом с ним, то одновременно и навлечет на себя опасность, и в то же время очень многие решат, что оно того не стоит.       Но принимать такие решения было рано. Сакура не знает, в каком сейчас положении ее собеседник и какие там перспективы намечаются.       Она в будущем вполне себе не против Суны. А если у нее еще и защитник в виде Собаку но появится, что по старой дружбе отгонит всех желающих захапать ее в клан и в выгодные невесты, то это будет очень и очень неплохо.       Но эти планы были хороши только в мыслях. Каков же расклад на самом деле у песчаников, она была не в курсе. И это стопорило все планы.       — Предлагаю сделать так. Через два месяца встретимся в стране Чая в деревне Журавлей. Там все обсудим и обговорим. Думается мне, без хорошего алкоголя нам во всей этой ситуации и не разобраться.       — Нам тринадцать лет, — песчаник выделил второе слово, произнося его емко, и с намеком посмотрел на ее сигарету.       — Вообще-то, если смотреть правде в глаза, нам уже за тридцать. Обоим, — хмыкнула Сакура и с наслаждением потянулась, вставая с земли. — Так что думаешь о моем предложении?       — Согласен.       — Замечательно. Бывай.       Сакура без страха оборачивается к нему спиной и спокойным прогулочным шагом скрывается в чаще леса.       Забавно.       В этом мире теперь она единственная, кто не шарахается от него в ужасе и столь бесстрашно поворачивается к нему спиной. Единственная, с кем за последние три года он смог нормально поговорить.       Шукаку, который сейчас спит в его голове, не в счет.       Если бы кто-то ему когда-то сказал, что он будет жаждать нормального разговора без ощущения страха до мокрых штанов от собеседника, он бы, наверное, даже рассмеялся.       Но увы. Не зарекайся.       Гаара уходит с поляны Шуншином.       Насколько он помнил, ему надо поторопиться в Суну. Кажется, Темари хотят выдать замуж без его благословения. В очередной раз.