***
Саске Учиха не любил чувствовать себя идиотом. Да и кто бы любил? А сейчас его выставили идиотом. Он смотрит на зеленоглазую розоволосую девушку, что выбирает продукты на рынке под благоговейным взглядом торговца. Прищурившуюся, явно о чем-то думающую. В красной рубахе, что так любят пустынники, на спине которой вышит мон клана Собаку но, вызывающий у него необоснованную ярость. Он помнит ее. Их познакомили незадолго до того, как она попала в больницу. Смущенная, с застывшим страхом в глубине глаз девочка не вызывала у него тогда никакого интереса. Но факт оставался фактом — она его невеста, а значит, принадлежит ему. И клану. У них был спарринг. В тот день он презрительно скривился, когда маленькая бесклановая девчонка, навязанная ему в невесты, сидела вся избитая и зажимала пальцами кровоточащий нос и разбитые губы. Синяки и ушибы. И даже, кажется, один перелом. Саске тогда не запоминал. Ему ни к чему было запоминать слабачку, о чем он ее тогда и просветил. «Слабачка», — презрительно и хлестко. Слабая. Он узнал ее сразу. Эти глаза и волосы спутать невозможно. Вот только не было смущенной и напуганной Харуно Сакуры, что была слабой девочкой, не представляющей интереса. Эта Сакура была другой. Длинные волосы, собранные в домашнюю небрежную прическу, босые ступни маленьких ног, мешковатая одежда явно с чужого плеча лишь подчеркивала какую-то хрупкость и женственность фактически незнакомой девушки. Вот только взгляд. Гордый разворот плеч, ухмылка, все в ней выдавало какую-то непонятную силу. Движения не неуклюжие и скованные, а плавные, мягкие. Четкие. Тонкая белая кожа. Изящные ловкие пальцы. Сакура Харуно была красива. Изящна. Женственна. И на фоне крикливой вспыльчивой Токи удивительно спокойна. Благородная и мудрая? Он узнал ее сразу, но ее взгляд, полный противоречивых чувств, был абсолютно чужим. В них застыло презрение, насмешка и снисхождение, как к глупому ребенку. И это его взбесило. Многие шутили над Саске, что от него даже собственная невеста сбежала, в попытках уколоть. И если раньше на это можно было спокойно презрительно хмыкнуть, то теперь, наблюдая, как эта слабая девочка спокойно стоит за спиной одного из самых опасных людей всех стран, Саске чувствовал себя как никогда… обманутым? Собаку но Гаара был известен своим безумием и недоверчивостью, убивая всех направо и налево. А она стояла, расслабленная и спокойная, за его спиной, в его доме, в его одежде, без страха и ужаса. Когда сам Саске, стараясь не показывать никому своего страха, даже самому себе, с трудом должен был признать, что этот красноволосый парень с зелеными глазами был жутким. И Учиха его боялся. А она нет. Более того, Сакура Харуно всем своим видом показала, что его компания ее более чем устраивает. В отличие от них. — Еще шаг, Учиха, и будет больно, — Саске замирает ровно в двух шагах от бывшей невесты и стискивает одной рукой свою катану. Сакура же лениво кивает бледному продавцу и поворачивается к нему, равнодушно окидывая взглядом. — Слишком самоуверенно как для слабачки, не находишь? — но девушку это не трогает, она лишь усмехается, смотря на него с таким же снисхождением. — Детский сад. — Что? — Высокомерный, самоуверенный и безголовый ребенок, что сейчас в невыгодном положении, в данный момент это ты, а не я, Саске-кун. — Да как ты!.. — он хочет схватить ее за руку, но это ему не удается. Саске не успевает даже среагировать, когда прямо ему в грудь прилетает быстрый и четкий удар. Родная чакра в один момент сходит с ума, из груди пропадает весь воздух, чакро-каналы жжет от боли. Но самое главное — он даже пошевелиться не может, парализованный и беспомощный, способный лишь смотреть на Сакуру, открыв рот в попытке вздохнуть. — Через тридцать секунд у тебя остановится сердце, — ее голос спокоен, когда она лениво и не спеша подхватывает пакет с продуктами другой рукой. — Запустить его больше не удастся. Как просто, правда? Был человек — и нет человека. Тонкие пальцы розоволосой касаются подбородка, и она издевательски закрывает его рот, который он уже не в силах открыть. Из-за чего даже иллюзия того, что он вот-вот вздохнет, пропадает. Саске много раз сражался и убивал. Но именно сейчас он понял, каково это — испытать беспомощность и медленно умирать, не в состоянии что-либо сделать. Быть побежденным, не успев начать бой. Саске боялся. А равнодушные глаза продолжали смотреть на него с каким-то странным интересом. Любопытством. Будто Орочимару следит за очередной реакцией в пробирке. Кошка на мышку. — Боишься, Учиха? — ей не нужен ответ, она и так прекрасно все видит и знает. И от этого еще страшнее. — Боишься. Правильно, бойся. Иногда это полезно — почувствовать себя слабым и беспомощным, чтобы понять, что мир не вертится вокруг тебя. Для твоей неуемной гордыни это особенные витамины, ты так не думаешь? Саске сейчас не до гордости и не до гордыни. Его скручивает от боли, и последние десять секунд отсчитываются в голове автоматически. Учиха впервые за всю жизнь понимает, что он очень хочет жить. Безумно хочет жить. Его палач касается его груди почти нежно, едва-едва подушечками пальцев. Они светятся зеленым светом, и чужеродная чакра снова проникает в его организм. На последних двух секундах Саске дергается, судорожно хватая ртом воздух, и вцепляется в грудь, невольно сгибаясь, надсадно хрипя. Все его тело трясет. Перед глазами пляшут темные пятна. Он хрипит, сглатывает обильную горькую слюну в безуспешной попытке побороть тремор и слабость. Перед глазами расплываются чужие ботинки, стоящие на песчаной дороге, и красная ткань штанин. Все смешивается в палитру и вертится. — Я не люблю насилие, поэтому по-хорошему прошу клан Учиха оставить меня в покое, — Сакура терпеливо ожидает, когда Саске сможет отдышаться и немного прийти в себя. — Все же у меня тяги к садизму нет, в отличие от некоторых. — Наивно думать, что после того, как ты показала, что можешь пересаживать наши глаза людям вне клана, тебя так просто отпустят, — шепчет Саске. — Ах, это, — она вздыхает, щурится на солнце и улыбается какой-то странной улыбкой. — Знаешь, Саске, я могу не только пересаживать глаза. Но и с таким же успехом их вырывать. Я все же медик. И, не без лишнего хвастовства, очень хороший. Саске замирает, вскидывает голову и смотрит на Сакуру внезапно с осознанием, что едва избежал этой участи. Страх. Иррациональный. Как инстинкты у животного, холодными руками обнял, забираясь под ребра. — Ты не посмеешь. — Может быть. А может и не быть. Но передай своим соклановцам, что даже на Мангеке Шаринган и на Вечный Мангеке Шаринган найдется управа. Главное, знать, где искать. — И ты знаешь? — Может быть и знаю. Саске смотрит в беспощадные зеленые глаза, на эти руки, аккуратные и ловкие пальцы, и ясно представляет их сейчас окровавленными, держащими его глаза. — Я передам. — Уж будь любезен. Мне до вас, Учих, дела нет. Но мне будет гораздо приятней, если мы договоримся не лезть друг к другу. У нее шаг тихий, легкий. Она проходит мимо близко-близко, но не коснувшись его даже миллиметром одежды. Вопрос Саске срывается раньше, чем он успевает прикусить свой язык. — Кто ты? — Пока что не враг, — легко прилетает ему в ответ. Пока что не враг. Саске все еще ощущает ледяные пальцы Шинигами на своем сердце.***
— Твою же мать! — Сакура от неожиданного приветствия замирает на пороге палаты Канкуро и мимикой пытается передать всю степень своего недоумения от такой формулировки. Языкастая шатенка, сидящая на кровати, схватилась за сердце и, кажется, пыталась изобразить обморок. — Я что, такая страшная? — хмыкает Сакура. — Ну, знаешь ли, покойники меня нечасто навещают, — фыркает Канкуро и с интересом смотрит на Сакуру, всем своим видом выражая активную работу мысли. — Нет, я не могу в это поверить. — Поверить во что? — уточняет Сакура, открывая карту своей пациентки. — В весь тот бред, что происходит вокруг меня! Либо я в гендзюцу, либо меня таки кончили и я попала в загробный мир, где… — Реальность полна разочарований, Канкуро-сан. — Охреневаний она полна, — глубокомысленно изрекает Акасуна но и поджимает губы. — Я сейчас с трудом сдерживаю свое желание ткнуть в тебя пальцем и… — И убедиться в реальности происходящего? — Да не. Рискнуть здоровьем. — Прости, что? — Сакура смотрит на неугомонную сестру Гаары непонимающе. — Ну… ты же у нас теперь неприкосновенная великомученица, отважная спасительница и укротительница демонов, жена чудовища, и если тебя тронуть без позволения Гаары, то ждет неминуемая смерть… Ты что, не знала? Сакура стеклянным взглядом уставилась куда-то в плечо Канкуро, а потом расхохоталась так, что из глаз хлынули слезы. От смеха она не смогла удержаться на ногах и рухнула на стоящий стул, сгибаясь и упираясь лбом в колени не в силах унять хохот. Да что там — дикий ржач. Еще немного и она бы даже на пол сползла со стула, так как успокоиться не получалось. Перед глазами невольно всплывала картинка озадаченного Гаары, если бы вдруг он услышал подобную чушь. Вытирая слезы, все еще подвывая от смеха, она сама не заметила, как в палате появился посторонний, а конкретно Акасуна но Сасори, что уже какое-то время наблюдал за ее приступом неконтролируемого смеха. — Ками-сама, — простонала Сакура. — Я уже давно так… Внезапно порог палаты переступил Гаара. Сакура замерла. — Сакура? Раз. Два. Три. Нет, это не в ее силах. И Сакура вновь захохотала, прикрывая лицо ладонями. А тем временем мед.персонал воздвигал ее в ранг богини, так как она посмела смеяться в присутствии демона. Канкуро, ошалело открыв рот, смотрела, как ее безумный брат терпеливо ожидает, пока его жена просмеется. Но любые попытки вернуть этой сумасшедшей адекватное состояние с его стороны оборачивались только новой волной смеха. Акасуна но Канкуро с каким-то невероятным восхищением в какой-то момент внезапно поняла — Собаку но Сакура беззастенчиво ржала над своим мужем демоном. Ебанутая, честное слово. — Сакура, — раздраженно одернул Гаара Сакуру. — Ками-сама, Гаара, уйди-и-и, — всхлипнула сумасшедшая. — Мне уже плохо. — Ну так прекрати, в чем проблема? — шикнул Гаара. Сакура сделала попытку заткнуться, закусила губу, но ее все равно потряхивало. — Укротительница демонов, звучит неплохо, да, Гаара? «Да она бессмертная», — Канкуро приготовилась к тому, что видит своего врача в последний раз. Но Гаара ничего ей не сделал. Просто устало вздохнул, прикрыл глаза и скрестил руки на груди, переживая очередной приступ хохота своей жены.