Неадекватно

      Сакура с интересом смотрит в свою чашку, вдыхает аромат и легко улыбается, чуть склоняя голову и прикрывая глаза, с удовольствием раскладывая и анализируя все составляющие напитка.       — Не нравится чай, девочка? — старуха смотрит поверх своей чашки чуть прищуренными, удивительно ясными глазами из-под седых бровей. Морщины разбегаются по ее лицу, становясь глубже от ее усмешки.       — Что вы, Чие-сама. Отличный яд.       Старейшина одобрительно хмыкает, видя легкую улыбку на юном лице, наблюдает за ней, внимательно смотрит, как Сакура увлеченно вдыхает божественный аромат и ведет по краю тонкого фарфора изящным пальцем, касаясь едва-едва, и убеждается, что выбор она сделала верный.       Сакура пускает чакру в чай и, словно играя на тонких невидимых струнах, увлеченно разъединяет, отлавливает растворившиеся частицы отравы у себя в чашке, собирая. Вода. Чай. Яд.       Это интересно. Она вытягивает бусины, где черными точками ядра служит яд, тонкой, более светлой оболочкой идет приятный своим цветом чай и уже все это третьим слоем оборачивает прозрачная вода. Ядовитые бусины складываются в бусы, будто нанизанные на нитку, и тянутся из фарфоровой чашечки, перетекая ей на ладонь.       — Твои умения потрясают, Сакура, — Чие щурится и улыбается довольно.       — Благодарю за похвалу, — искренне улыбается Сакура и стряхивает капли с ладони легким движением. Те падают на пол, оставляя на лакированном дереве разбитый бисер из яда, чая и воды.       — Так кто твой учитель, говоришь?       — А я не говорила, Чие-сама, — хмыкает Сакура и отпивает из чашки, жмурясь от удовольствия. Чай был просто великолепен.       — А с мужем как давно знакома?       — Да как-то встряли в одну передрягу лет шесть назад. Вынужденное сотрудничество сближает, как оказалось. И даже очень, — Сакура не врет. Ведь с Гаарой они близкое знакомство не водили, только после того, как умудрились попасть в эту невероятную историю с переселением в свои отражения в другом мире, были вынуждены перейти из разряда «здравствуйте-до свидания» в почти что разряд «Дорогая, я дома».       — Боишься его?       — Нет.       Сакура давно уже не боится Гаары и джинчуурики вообще. После всего произошедшего с ней это просто детский лепет. Кагуя, Десятихвостый, ожившие мертвецы.       — Почему?       — Потому что есть вещи страшнее смерти, Чие-сама.       — И что же это? — хмыкает пожилая женщина, невольно задумываясь о наивности девчонки. Молодая еще, вот и…       — Смерть или вечная жизнь в иллюзии? Где все хорошо, прекрасно и все счастливы? Вечный счастливый сон, — Сакура говорит тихо, погружаясь в воспоминания и невольно сжимая пальцами тонкий фарфор.       — Невозможно создать такую иллюзию, — Чие смотрит на девчонку цепко, но, судя по выражению ее глаз, что полны тенями воспоминаний… это было?       — Может и так. Что же насчет Гаары, если бы он захотел, от Суны не осталось бы уже и следа.       — Но он не хочет?       — Да. Жить в одиночестве в пустыне некомфортно, — Сакура отпускает тихий смешок. — И скучно. Для такого, как он, уж точно.       — Не боишься, что однажды его поглотит демон?       — Нет.       Они пьют чай какое-то время в тишине. А потом Сакура улыбается.       — Как назовете внучку?       — Внучку? — Чие невольно переспрашивает.       — Да. У вас будет чудесная правнучка. Уверена, она возьмет все лучшие черты своих родителей. Воистину, этот яд Сасори-сама просто восхитителен. Грех будет не передать такие таланты.

***

      Сакура курит и размышляет над тем, что последние две недели в ее жизни слишком много событий. Она даже немного теряется от происходящего, и островком ее спокойствия становится Гаара и вообще их дом.       Хотя правильнее будет сказать, что только один дом. Просто потому, что Гаара вечно где-то пропадает.       С позволения же Чие-сама, сама Сакура живо строит больницу, где на нее буквально и молятся, и боятся до обморока. Хотя фан-клуб и статус кумира у одной из групп медиков, откровенно говоря, напрягает. Особенно энтузиазм Сэдэо. Парень явно хочет набиться ей в ученики, но Сакура не планирует себе сейчас такую головную боль. Для начала общий уровень подтянет, а уже потом от личных учеников, которых, она уверена, ей будут посылать пачками, будет отбиваться.       После ее истерики по поводу «Укротительницы демонов» в больнице, из которой ее потом уносил домой Гаара, беспардонно закинув ухохатывающуюся Сакуру на плечо с самым зверским выражением лица, не удивительно, что народ на нее молился.       Сэдэо вообще уже на третий день вызывал у нее стойкое чувство раздражения. Мало того, что он буквально боготворил ее. Биджу с ним, послать кого-нибудь за кофе из подчиненных — святое дело, но личных секретарей на постоянной основе Сакура с трудом переваривала. Излишне инициативных, если быть точнее.       А еще Сэдэо завис где-то между «ненависть к Гааре», «муж Сакуры-сама», «страх перед монстром» и «Да как вообще могло такое случиться?».       Благо мозгов хватало молчать об этом.       Выдохнув дым, Сакура почти блаженно прикрыла глаза.       Рядом никого не было. Пришлось вспомнить свое мастерство маскировки, глуша чакру с помощью контроля и передвигаясь короткими перебежками.       Свободно передвигаться сначала не позволяла настойчивая Сенджу Тока, жаждущая встречи, а потом родственники тех, кого она подняла с коек в гражданском госпитале. А таких было немало.       Больничная революция была делом, конечно, полным альтруизма, а образ спасительницы даже в некотором роде приятен, но толпу рвало на части. Союз Монстра и Спасителя просто ломал людям мозги.       Благо Орочимару просто передал желание встретиться в Конохе на экзамене на чунина через Гаару. Предельно вежливо выражая свой интерес.       От него бы она вряд ли сбежала. Точнее, при должном старании может и получилось бы, но, вспомнив его поразительное упорство в получении несчастного бывшего мужа в свое пользование, Сакура лишь порадовалась, что он ее телом не интересуется.       Самой же приятной встречей со старыми знакомыми оказалась встреча с Какаши Хатаке. Этот удивительно вежливый мужчина выловил ее возле дома и, поклонившись, выразил свою благодарность. Умный. И даже очень.       А вот она, конечно, тогда, поддавшись ностальгии, сплоховала, решив помочь ему с шаринганом.       Больше всего ее удивила просьба главы Клана Хатаке осмотреть его соклановца Хатаке Обито, бывшего Учиху, который в этом мире выжил под завалом, но своим подарком нанес почти что оскорбление клану Учиха. Считай — предательство клана. Более того, когда клан потребовал от Обито забрать у Какаши шаринган, он отказался это делать.       В результате все же Какаши оставили шаринган, но это право Обито обменял на свой уцелевший глаз.       Прецедент был настолько громким, что Обито был изгнан из клана Учиха. Слепой, изуродованный, бесклановый, с печатью, лишающей его возможности продолжить род, именно таким стал в этом мире Обито Учиха. И именно таким его лучший друг Какаши Хатаке принял в свой клан. И, по сути, провел обряд побратимства.       Насколько знала Сакура, Обито Хатаке был в Книге Бинго в разделе опасности шиноби класса S. Несмотря на свою слепоту.       Да, конкретно этот шиноби умел удивлять. Несмотря на миры.       Цунаде Сенджу выцарапала Обито из лап Шинигами, но после громких разборок с Учиха не рискнула накалять обстановку и даже на обычную пересадку глаз для Обито Хатаке не согласилась. Как сказал сам Какаши, он был готов рискнуть и вернуть родной глаз Обито, но ему не позволили. И понять ее было отчасти можно.       — Что с печатью? — Сакура нахмурилась, напряженно размышляя над тем, насколько все с Обито может быть плохо.       — К сожалению, печать ставили Узумаки. Она не снимаема, — мрачно заявил Хатаке. — Мы пытались с моей женой Рин найти решение, но…       Даже ученичество у Четвертого Хокаге не помогло. Сакура мало что знала об этой истории, но все же кое-какие выводы сделать смогла. Четвертый и так здорово прикрыл своих учеников, чем отчасти и настроил Учих на не самый лучший лад. Еще и откупаться пришлось. Насколько знала Сакура, Наруто уже сговорен с девушкой из клана Учиха. Только она пока что еще маленькая.       — Ясно.       Вспоминая историю Обито в параллельном мире, Сакура лишь качала головой. Бедный парень.       — Хотя бы осмотрите его. Я большего и требовать не могу.       — Я не знаю, смогу ли вам помочь. Шестнадцать лет — довольно большой срок.       — Я признаю за собой долг, Собаку но Химе.       — Не спешите. Я пока еще ничего не сделала.       Хатаке стоял какое-то время молча, а потом вздохнул и разом растерял свой благородный вид Главы Клана, превратившись в усталого мужчину. Он зарылся в лохматые волосы рукой и сгорбился.       — Он постоянно испытывает боль. Никогда не жалуется. Не жаловался. И не будет жаловаться. И все это…       …из-за меня.       — Я постараюсь помочь, но ничего не обещаю.       — Спасибо.       — Пока что не за что.       Сакура вспоминает этот разговор и думает, что, возможно, и хорошо, что в ее мире клана Учиха уже нет.       — Прячетесь?       От внезапного вопроса Сакура вздрагивает и поворачивается в сторону того, кто сумел отыскать ее в столь укромном закутке между зданий, где, сидя на лавочке, она предавалась своей пагубной привычке.       Акасуна но Сасори невозмутимо стоял рядом.       — Можно и так сказать.       — Позволите?       Сакура пожимает плечами и молча отодвигается на другой край скамейки. Мужчина, чуть младше реального возраста бывшей Харуно, садится рядом и молчаливо рассматривает пространство перед собой.       Удивительно, но молчание уютное и спокойное. От этого Сасори не исходит никакой агрессии, а понимание того, что это живой человек, а не марионетка, только радует. Конечно, и марионеток Сакура убивать уже умеет, но кто знает, на что способен этот гений в этом мире?       А так, живого убить проще. Так как он живой.       — В чем суть искусства, Сакура-сан? — внезапный вопрос заставляет Сакуру недоуменно моргнуть и искоса взглянуть на мужчину. И едва успеть сдержать язык, чтобы не сболтнуть известную фразу Дейдары Тсукури «Искусство — это взрыв».       Неловко бы вышло. Вот точно.       — Почему вы меня об этом спрашиваете?       — Просто ответьте.       — Творец сотворил творение, способное творить, а значит, создал Творца, — Сакура задумчиво прикусывает губу, туша сигарету и вздыхая. — Величайшее творение творца — это Творец, что способен Творить дальше. И, возможно, даже лучше. Я не философ, Сасори-сан, но как медик и человек, у которого на руках умерло и выжило достаточно людей, я поняла одну вещь. Настоящее искусство — это прожить жизнь, тем самым творя ее. Не важно, в веках ли будут греметь твои творения и имя твое, или, быть может, его забудут. Совсем не важно.       — Настоящее искусство — это прожить жизнь? — в голосе Мастера Марионеток звучало разочарование. — Чушь.       — А вы попробуйте.       — Что?       Сакура хмыкает и встает с лавки.       — Прожить жизнь без сожалений и ошибок, оставив после себя нового Творца, что будет лучше вас.       — Жизни без сожалений и ошибок не бывает.       — Как и не бывает идеального творения. Творец сотворил Творца, способного Творить, но кто сказал, что это творение было идеальным? — Сакура улыбается горькой улыбкой. — Люди — самое лучшее и самое худшее творение Творца. Они могут творить невероятные вещи, созидая и разрушая. Они — Творцы, оставляющие после себя своих детей-Творцов. И они неидеальные. Человек — удивительное, шедевральное создание, человеческое тело — высшее искусство, способное удивлять много-много раз. Но человек хрупок. И смертен.       — Искусство должно быть вечным.       — Жизнь и смерть и есть вечность, Сасори-сан.       Сакура уходит, думая о том, что, пожалуй, у нее слишком много невероятных встреч в последнее время. И очень утомительных.