***
На вокзал мы домчали с ветерком. — Сидите тихо как мышь, я пойду куплю билет, — пробормотал Виталис. Что-то он бледный, никак укачало? Я злорадно подумала, что такое ралли наверняка первое и последнее в его жизни. Я порылась в сумочке в поисках сигарет. Нервы стали ни к черту, а вообще надо поменьше курить. — Фройляйн, могу я взглянуть на ваши документы? — постучал в окошко патрульный. — Конечно, — я похолодела от ужаса, протягивая ему паспорт. Если Штейманн развил бурную деятельность, наводки на мои ориентиры уже разослали по ближайшим городам. — Едете куда-то? — дружелюбно улыбнулся немец, возвращая паспорт. — Дядюшку провожаю, — я улыбнулась в ответ. — А вот и он. К нам уже невозмутимо топал Виталис. — Я же сказал сидеть тихо, — проворчал он, провожая взглядом патрульного. — Я так и сидела, — вяло огрызнусь я. — Вот ваш билет, — по-моему он вздохнет с облегчением, посадив меня на поезд. — Я позвоню в центр и сообщу время прибытия поезда. Отсчитаете от него девять часов. — Можно мне все-таки взять карту? — я же заблужусь в этом дурацком лесу. И как, спрашивается, я должна отмерять пять километров? Шагами? — Это невозможно, — отрезал Виталис. — У вас были четкие инструкции — вот и следуйте им. Как ни странно, я добралась до Браслава без приключений. Осталось всего ничего — пробраться через лес к нужной поляне и дождаться спасительного самолета. На сердце было по-прежнему неспокойно. А если они меня кинут? Решили, что я не прошла проверку? Хотя формально я и не раскололась, но и так же понятно, что я совсем не дружественная Рейху гражданка. Так что вряд ли чертежи попадут куда было задумано. Штейманн далеко не идиот. А вообще в этой истории слишком много темных пятен. Все, что могло пойти не так — пошло не так. Ладно, допустим любвеобильный немчик решил приударить за смазливой девчонкой. Но когда он успел проверить мою регистрацию? Пока я валялась в отключке? Опять не бьется — для того чтобы меня вырубить, он должен был уже что-то подозревать. А тут Виталис этот еще, спокойный как удав. По идее ему бы нужно драпать вместе со мной — если завелся стукач, он же и его сольет. Голова идет кругом от этих интриг. Причем в буквальном смысле — последний раз я съела пару бутеров у Штейманна и теперь желудок настойчиво мне об этом напоминал. А еще я жутко замерзла в своем гламурном наряде. И пить так хочется. Господи, ну почему еще не придумали удобные пластиковые бутылки, которые везде можно таскать с собой? Я то и дело смотрела на часы, но стрелки, словно издеваясь, позли так медленно. А если за мной никто не вернется? Ведь это вполне реальная перспектива — если сочтут что я провалила задание, вполне могут слить за профнепригодность. А вообще, наверное, нет. Оставлять на оккупированной территории опасно — я ведь знаю про разведшколу, мало ли кому разболтаю. Хотели бы слить — меня бы уже ликвидировал Виталис. Пулей в затылок. Нужно верить что самолет прилетит, наши же своих не бросают. Ага, это своих. А я для них кто? Хороший, кстати, вопрос. Я устало прикорнула на траве. Главное — не заснуть. А то просплю своих спасителей. Черт! Сколько времени? Было уже темно — самолет должен прилететь в шесть. Фуух успеваю, еще только половина. Я наломала тонких веточек, сложив несколько небольших кучек. Надеюсь мне хватит спичек, чтобы их распалить. Настойчивыми мыслями снова стали пробиваться сомнения. Да к черту все! Я всегда как-то выкручивалась, разберусь и сейчас. Я вздрогнула, услышав вдалеке шум. Надеюсь это наши, а не какой-нибудь «юнкерс» везет немцам одеяла и тушенку. Я задрала голову, прислушиваясь. Что-что, а отличать их по звуку я все-таки научилась. Мой же ты родной, прилетел! Я вскочила, схватив коробок со спичками. «Что, суки, не ждали?» — первое что я подумала, увидев на крыльце сладкую парочку. Алексей как раз строил девчонок на утреннюю пробежку и едва удостоил меня взглядом. Эльза невозмутимо курила, чуть прищурившись разглядывая мой расхристанный вид. Мне показалось в ее глазах мелькнула лукавая насмешка. — Приведите себя в порядок. Выглядела я, конечно, изрядно потрепанной. Любая гламурная фифа получила бы инфаркт — изодранные чулки, сломанный каблук, шелковая юбка вся в пятнах от травы. — С удовольствием, — усмехнулась я. — И не забудьте зайти к полковнику, — подал голос Калугин. — Отчитаетесь как прошло задание. И в письменном виде тоже. Подождет ваш полковник. Я шустро потопала в душ, потом направилась в столовку, потребовав завтрак. Ну вот, теперь я готова к новым разборкам. В том что Виталис уже настучал про мои приключения, я не сомневалась. Я говорила коротко, четко и по делу. Единственное о чем умолчала — о «заманчивом» предложении Штейманна. Забодаюсь потом доказывать, что я не верблюд. Полковник добродушно кивал и, наконец, спросил. — Ваши предположения, почему Штейманн мог решить что вас послали к нему русские? — У меня их нет. Я четко следовала инструкциям и ничем не выдала себя. — Ваш разговор содержал что-нибудь помимо того, что вы сообщили? — Филатов пристально посмотрел мне в глаза. — Нет, — я стойко выдержала его взгляд. Чем больше я смотрела на этого хитрого жука, тем больше убеждалась что задание было липовым. — Вы свободны. — Товарищ начальник объекта, разрешите обратиться, — помедлив, добавила я. — Разрешаю, — немного удивленно ответил он. — Какое наказание будет за то что я провалила задание? Филатов едва заметно усмехнулся. — Кто вам сказал что вы его провалили? Ну все, пазл сложился. Это была проверка, тупая как челлендж из тик-тока. Сволочи! Мало того что из-за этой проклятой войны и так нервы ни к черту, решили совсем меня добить? А если бы я грохнула их сотрудника, полагая что защищаю свою жизнь? — Арин, ну расскажи, — окружили меня девчонки. — Страшно было? — Угум, — кивнула я. — По-моему тем, у кого сдают нервы, вообще в разведке делать нечего, — презрительно покосилась на меня Антонина. — К счастью в Красной армии хватает бойцов, готовых по капле отдать свою кровь за Родину и бесстрашно сокрушить врага. Может хватит говорить по методичке? Посмотрела бы я на тебя, очутись ты под обстрелом, да еще и без укрытия. — Каждый из нас чего-то боится — боли, смерти. Бояться — это нормально, — я хмуро оглядела притихших девчонок. — Куда важнее — позволяешь ли ты своему страху взять верх или будешь бороться. — Эльза Генриховна, — я и не заметила когда она подошла.— А мы тут спорим — Арина утверждает, что советские бойцы могут чего-то бояться. — Не нужно спорить, — сдержанно улыбнулась женщина. — Права она или нет, вы узнаете в свое время. — Трусиха, — исподтишка прошептала мне Тоня, проходя в класс. Я в который раз отругала себя за несдержанность — ну что мне стоит вовремя прикусить язык? Тем более такой шикарный тренинг в немецкой армии прошла. Катя же не зря предупреждала, что эта идейная сучка может попортить нервов и крови. Только я смотрю ей похрен на кого стучать — уже новую жертву наметила. — Что ты там высматриваешь? — спросила Оля, приобняв подружку за плечи. И правда, чего это она залипла у окна? — Верка-то, бесстыжая, каждый вечер бегает к Николаеву, — поделилась открытием Тоня. — Да ладно, — хихикнул кто-то из девчонок. — А тебе что, завидно? — фыркнула Катя. — А я, девочки, тоже хочу в кого-нибудь влюбиться, — мечтательно протянула Таня. — Ну и дура, — усмехнулась Тоня. — Во-первых, мы здесь чтобы служить родине, а не заниматься всякими глупостями. Во-вторых, такие позорные связи запрещены. Вот узнает кто — и вылетит Верка отсюда как пробка из бутылки. До отбоя было еще пятнадцать минут и я решила, что успею выкурить еще одну сигарету. Спустившись во двор, я увидела Веру. Бегает на свидания к охраннику? Да и на здоровье. Хоть Тоня и пугала чуть ли не трибуналом, не думаю что все настолько строго. В конце концов, девчонки все молодые-красивые, а если уж романиться, то наверное лучше с теми, кто в курсе кто они. Я задумчиво посмотрела на девушку. Вот только ее вечно угрюмый вид и тоска в глазах меньше всего тянут на влюбленность. — Надеюсь он того стоит, — тихо сказала я. — Я на пошлости не отвечаю, — отрезала Вера. — А я от тебя ответа и не требую, — я невозмутимо подкурила сигарету, — только смотри как бы тебе за такие выкрутасы под трибунал не попасть. — Я всего лишь прошу его съездить по адресу, где живет моя мать, — тихо, напряженно ответила Вера. — С ума сошла? — ахнула я. — Нет, я не передавала никаких записок, это запрещено я знаю, — торопливо сказала девушка. — Я хотела узнать жива ли еще она, у нее слабое сердце. — Ты уверена, что она не в лагере? — насколько я знаю, членов семьи врагов народа обычно отправляли следом на каникулы в какой-нибудь Магадан. — Эльза Генриховна сказала мне что ее пока оставили на свободе. Меня охватила злость — понятно что сюда вербуют как могут. Только зачем давить на слабые места, как будто идейных, вроде Тоньки, мало. Хотя Вера действительно ценный экземпляр. Она училась в инязе и знает, помимо немецкого, английский, французский и бог его знает какой еще язык. — А ты бы согласилась быть здесь, если бы не…? — осторожно спросила я. — Конечно, — Вера удивленно просмотрела на меня. — Фашистов я ненавижу, и если нужно, отправлюсь хоть на передовую. — Сегодня мы рассмотрим три вида веществ, оказывающих воздействие на организм человека. Снотворное, допинги и яды. Я улыбнулась — а как же всякие там «сыворотки правды» и прочая хрень из шпионского экшена? — Самое главное — правильно рассчитать дозу. Я тщательно записывала расчеты — по-любому пригодится. До сих пор помню как мандражировала, пытаясь рассчитать правильную дозу морфия для «братика». Интересно выжил ли Вилли в той битве? — Стрихнин — яд растительного происхождения, вызывает сильнейшие судороги и остановку дыхания, антидота не существует. — Простите, товарищ майор, но это не совсем так, — вмешалась я. Антон удивленно вскинул брови. — То есть конкретного антидота нет, но можно попытаться спасти пострадавшего. Нужно сделать промывание желудка и дать несколько таблеток активированного угля. — Есть еще что добавить? — Стрихнин желательно растворять в горячем кофе или чае, чтобы замаскировать горький привкус. — Откуда ты столько всего знаешь? — прошептала Катя. — Я же говорила, что давно в теме, — так же шепотом ответила я. — И запомните, в экстремальной ситуации инстинкт всегда подскажет вам правильное решение, — напоследок проинструктировал Антон. — А если не подскажет? — кокетливо улыбнулась Таня. — Не подскажет — значит не заслужили, — равнодушно ответил Шепелев. — Война — это естественный отбор, выживают сильнейшие. Порой меня просто убивает такой махровый цинизм. Да, формально он прав, но, блин! Здесь же не отряд ВДВ-шников, а всего лишь неопытные девчонки, большинство которых еще не застрелили ни одного немца. Я сердито побросала конспекты в планшет и заметила, что Шепелев тоже задержался. Хочет о чем-то поговорить? Отлично. Может узнаю что-нибудь новое, хотя вряд ли он станет рассказывать мне закулисные подробности. — Ну как ты? — Как видите, в полном порядке, — лучезарно улыбнулась я. — В отличие от герра Штейманна. И не жалко вам своих людей? — Не понимаю о чем ты, — невозмутимо ответил Антон. — Но рад, что ты успешно справилась с первым заданием. — Кстати, о заданиях, — последнее время меня пугала перспектива снова столкнуться с немцами. Не то чтобы в Берлине меня знала в лицо каждая собака, но вдруг по закону подлости я столкнусь с знакомым и провалю задание? — Очень вам рекомендую не отправлять меня в Германию. — Почему же? — Потому что есть риск столкнуться с теми, кто меня знает. И насколько я знаю, там до сих пор обретается некий товарищ, жаждущий заполучить меня в Абвер. Брови Антона едва заметно поползли вверх. — А я вам разве не говорила, что неоднократно получала такое предложение? — Нет, — кажется я смогла его удивить. — Почему же отказалась? — Я еще не сошла с ума лезть в осиное гнездо. — И правильно сделала, иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Настала моя очередь удивляться. — Тебя бы в первую очередь проверили, собирая документы чуть ли не с рождения и обнаружили бы что Эрин Майер не существует, — снисходительно пояснил Шепелев. — Дальше объяснять не надо? Я почувствовала как ледяные мурашки пробежали по затылку. Представляю что бы сделал Ягер, попади ему в руки такая инфа. Надеюсь мне больше никогда не придется с ним пересечься. — Можно вопрос? — спросила я. Антон кивнул. — По поводу Стречиной, — я замялась, пытаясь правильнее сформулировать, — зачем было вмешивать ее родителей? Она и так согласна послужить Родине, а вы ей даже не можете нормально ответить все ли в порядке с ее матерью. Антон окинул меня пристальным, изучающим взглядом, который я уже научилась трактовать как: «Что ты такое и с какой планеты сюда прилетела?» — Мне странно слышать это от тебя, — наконец ответил он, — потому что ни дурой, ни наивной я назвать тебя не могу. Попробую объяснить — принимать слова на веру в военное время недопустимая роскошь. Любые слова должны подтверждаться логически. У девушки, о которой ты говоришь, отец арестован за подозрительную связь с иностранными профессорами. Возможно они обсуждали труды Архимеда, а возможно работали над секретным проектом. Поэтому верить ей на слово мы не имеем права. А вот использование кнута и пряника уже более надежно. К тому же мы не обманываем ее, мать действительно оставили на свободе и она вполне здорова. — Почему же вы ей это не скажете? Вера места себе не находит. — Заслужит — тогда и получит свой пряник.***
— Арина, зайди в штаб, — окликнула меня Оля. — Тебя ждет товарищ полковник. — А что случилось? — машинально вскинулась я. — Не знаю, — пожала плечами девушка. Странно, мы же закрыли вопрос о моей «командировке». Накосячить я вроде бы не успела. — Завтра вы отправляетесь на новое задание, — невозмутимо сказал полковник, не отрываясь от бумаг лежащих перед ним. — Инструкции получите у своего напарника. Напарник надеюсь будет не такой тормоз, как незабвенный Виталис. Сидящий рядом Калугин холодно посмотрел на меня. Господи, только бы не он. — Отправляемся в Минск, — он протянул мне очередной фальшивый паспорт. — Для начала устроитесь на работу официанткой в кафе для немецких офицеров. Звучит паршиво. Что бы там он ни задумал, мне уже не нравится. — Наша цель — полковник фон Штернберг, — он положил на стол небольшую папку и я машинально стала ее листать. — Тайная полиция заподозрила что он недостаточно предан Третьему Рейху, и мы должны убедиться так ли это. — Странно, что в таком случае он все еще на свободе, — хмыкнула я. — Подозрения должны подкрепляться доказательствами, — пожал плечами Алексей. — Он прекрасный командир, одержавший не одну победу, из аристократичной семьи. Говорят сам фюрер питает к нему расположение. — Откуда же тогда подозрения? — Полковник пытается быть рыцарем, — усмехнулся Калугин. — Отменил пару раз расстрелы гражданских — вот вам и подозрения. А нас заинтересовало еще кое-что. В последнее время фон Штернберг стал частенько наведываться на местные фабрики и заводы. Согласитесь, весьма странно для военного стратега. — Не вижу ничего странного, — пожала я плечами, — возможно в мирное время он подумывает открыть нечто похожее, чтобы зарабатывать на хлеб с икрой. — Возможно, — кивнул Калугин. — Что требуется от меня? — спросила я. — Для начала вы проникните в его дом под видом горничной. — Кажется вы сказали я буду официанткой? — Он очень подозрителен и абы кого с улицы не возьмет в свой дом. А вас рекомендует наш человек. Ладно, мыть полы и протирать пыль — не самая худшая роль. На прислугу обычно не обращают внимания, значит меньше риска при выполнении задания. — И еще, Арина, на этот раз вы не будете афишировать знание немецкого, — вмешался Николай Павлович. — Но как же тогда мне с ним изъясняться? — Полковник вполне неплохо говорит по-русски. Если он будет уверен, что вы не знаете языка, он будет менее осторожен. И вы сможете примечать все, что происходит в его доме, какие разговоры ведутся. — Думаете будет достаточно болтовни с вечеринок? — хмыкнула я. — Вы же прекрасно знаете — дома никто не хранит важные документы и не обсуждает военные стратегии. — Порой в неофициальном разговоре можно почерпнуть куда больше чем из официальных документов, — скупо улыбнулся Филатов. — Тем более если вы будете к нему достаточно близко. — Это в каком же смысле? — подозрительно прищурилась я. — С чего бы немецкому полковнику быть «достаточно близко» с русской прислугой? Недочеловеком? — Отчасти вы правы, — кивнул Филатов. — Но на то, что недопустимо в Германии, здесь смотрят сквозь пальцы. Тем более фон Штернберг отличается относительной лояльностью по отношению к русским. — И насколько простирается его лояльность? — уточнила я. — На данный момент у него русская любовница. Вот это поворот. Так и знала что с этим заданием что-то сильно не то. Нет, я конечно подозревала что при малейшей возможности меня без сожаления пустят в расход, но делать из себя шлюху я не позволю. Калугин, глядя на мою, мягко говоря недовольную мордаху, сухо сказал. — Не понимаю в чем проблема — есть задание, которое вы должны выполнить и это не обсуждается. Острый, чуть презрительный взгляд подразумевал также язвительный комментарий: «Тебе же это не впервой — сближаться с немцами». Я едва не заскрежетала от злости зубами. Бесит! Как же он, блядь, бесит! Сидит тут с такой рожей, типа «Если надо мы тебя и через взвод солдат пустим, посмей только вякнуть что-то против». Захотелось сказать что-нибудь язвительное, чтобы прям убить словом. Только в голову, кроме мата ничего не лезло, а послать Калугина на хер — наверняка будет последним что я сделаю в своей жизни. Зато я знала на ком можно сорвать злость. Ну хотя бы немного. Заметив Шепелева во дворе, я не задумываясь направилась к нему. — Что же вы, товарищ майор, — холодно усмехнулась я. — Так красиво говорили, обещали жениться и в город увезти, а по факту хотите покувыркаться на сеновале и свалить. — Не понял, — вполне натурально обалдел Шепелев. — Все вы поняли, — раздраженно ответила я. — Думаете, раз я жила с немцем, теперь все шлюшьи задания на меня спихнуть? — А кого мы должны отправить? — спросил Антон. — Наташу изнасиловали немцы когда взяли их деревню, у Оли на глазах убили всю семью. Ни одна из них не сможет притворяться, а если полковник будет видеть непримиримую ненависть в глазах, он никогда не возьмет такую прислугу. Все я понимаю. Вот только кто сказал, что меня не достало это притворство? Чем больше я думала, тем больше жалела что подписалась на эту авантюру. Попасть в лагерь конечно не сахар, но одно дело «искупить вину перед Родиной» работой в госпитале, да хоть и на передовой. А другое — вот это, даже не знаю как назвать. Перемены всегда болезненны, но нет ничего досаднее, чем застрять там, где тебе не место. Я вообще не хочу оставаться в Союзе. В Германию не рвусь, но есть же Европа. Франция, Англия, Италия… Да куда угодно можно уехать когда все устаканится, были бы деньги. — Никогда не поверю что девчонке, прошедшей школу разведки, сложно притвориться покорной овцой, — отрезала я. — Это очередная проверка, так ведь? — Да, проверка, — жестко ответил Шепелев. — А чего ты хотела? По факту ты коллаборационистка и перебежчица. Или думаешь — пару раз в тебе взыграла совесть и я должен растаять и поверить в раскаяние? — Разумеется я не идиотка и так не думаю, — со злостью пробормотала я. — Но тогда не нужно было вешать мне лапшу на уши, заливая про шанс скупить вину. Говорили бы прямо — использую по максимуму и пущу в расход. Ну а что — альтернативы-то у меня особо нет. — Если ты не заметила — на войне в любой момент можно «попасть в расход», — саркастично усмехнулся Антон. — Конечно я собираюсь использовать твои умения, и если бы ты была хотя бы немного патриоткой, тебя бы это не возмущало. Девушки, которые живут с тобой, готовы пожертвовать для Родины чем угодно и не считают что их используют. Ну да, они замотивированы получше меня. Но опять же — часть из них горят желанием отомстить, а некоторых затолкали сюда, как и меня добровольно-принудительно. Так что не надо мне тут заливать пламенные речевки. — О каком патриотизме идет речь? — в тон ему ответила я. — Вы ясно дали мне понять, что реабилитироваться как советская гражданка не получится. И раз уж вы хотите, чтобы я «жертвовала чем угодно», придумайте другую мотивацию помимо шантажа. — Ты смеешь угрожать мне? — с обманчивой мягкостью спросил Шепелев. — Ну что вы, товарищ майор? — невинно улыбнулась я. — Просто вспомните, почему я в конце концов осталась в армии Вермахта. Ведь при желании можно сбежать откуда угодно. — И какую же мотивацию ты предлагаешь для себя? — нехорошо прищурился Антон. — Материальную, — да пошло оно все. Я не подписывалась рисковать своей задницей, играя в эти шпионские игры, чтобы потом после войны меня заклеймили предательницей и коллаборационисткой. Вот не верю я совдепу, уж слишком они все принципиальные. Люди отправлялись в лагеря на десятки лет за куда меньшие грехи, чем я. Так что давайте мне мой «пряник». — В твердой валюте. — Хорошо, — неожиданно легко согласился Антон и скупо усмехнулся. — Что здесь смешного? — нахмурилась я. Неужели опять какой-нибудь подвох. — Просто я никак не могу разгадать что ты из себя представляешь. И по каким соображениям одних немцев убиваешь сама, а теперь вдруг стала требовать оплату? — Вы это о чем? — неподдельно изумилась я. — Брось, Арина, думаешь я не догадался что штурмбаннфюрера застрелила ты? — Даже если так, вы мне за это еще и медаль должны вручить, так что вас смущает? — И все же ответь. — Как же с вами сложно, — вздохнула я и взяла протянутую сигарету. Вот как ему объяснить что патриотизм у меня хромает на обе ноги, потому что я знаю чем закончится война; что я махровая эгоистка и прежде всего всегда буду заботиться о своем благополучии; что мне хватает цинизма понять, в какое дерьмо я угодила и что из разведки так просто не увольняются. И все же попробую. — После войны я надеюсь начать новую жизнь где-нибудь подальше, — честно ответила я. — Если, конечно, останусь жива. Или у вас выход на пенсию не предусмотрен? — Предусмотрен, — усмехнулся Антон. — Однако его еще нужно заслужить. Вооот, теперь уже видно хоть какой-то свет в конце тоннеля. Понятное дело, что это будет очень нескоро, но мне есть куда стремиться. Как говорил наш генеральный: «Быстро и легко можно только получить пиздюлей. На все остальное нужно запастись терпением».