***
В лагере я быстро развила бурную деятельность — попросила Тоню притащить бинты и вообще все что найдет из медикаментов. Уложив Павла на походную кровать, я осторожно сняла рваную робу. Боже, на нем живого места нет — гематомы, глубокие порезы, ожоги… Все это нужно срочно продезинфицировать. Как можно осторожнее я обработала его раны. Павел открыл мутные глаза и глухо застонал. — Вы в безопасности, — я поднесла к его губам фляжку с водой. — Теперь все будет хорошо. Мужик в принципе крепкий, если нет тяжелых внутренних повреждений — выживет. По-хорошему его, конечно, надо отправить к полковнику, чтобы он сообщил новости в Москву. Но перевесила жалость — пусть немного придет в себя. Я отошла к столу на котором стояла спиртовка. Вряд ли здесь найдется чай, но я так намерзлась, что сойдет и просто кипяток. — Интересно, как он себя выдал? — задумчиво спросила Тоня, поправляя одеяло. — Если так интересно — спроси, — я пожала плечами. Выдать может любая мелочь, да просто мог попасться на горячем. Если бы доктор тогда вошел в кабинет чуть раньше, я бы тоже сейчас здесь не сидела. — Пойди узнай есть ли какие-нибудь новости. Я вышла на порог и достала сигареты. Ну и денек сегодня выдался. Бывали, конечно, и похуже. На фоне того, что я чуть снова не попала в гестапо, попытка изнасилования как ни странно казалась такой мелочью. И спасла меня по закону подлости именно Тонька. Как бы там мы ни относились друг к другу, нужно поблагодарить ее. Кстати, вернулась она подозрительно быстро. — Никто ничего толком не знает, — Тоня хмуро посмотрела на меня. — Дай сигарету. Я удивленно выгнула бровь. Ну ладно, мне не жалко. — Не думала что когда-нибудь тебе это скажу, но — спасибо. Тонька неумело затянулась и закашлялась от дыма. — Я сделала это, чтобы ты не выдала нас. — А как насчет того что он враг? — И поэтому тоже, — кивнула она и, прищурившись, посмотрела на меня. — Но это не делает нас подругами. Да триста лет мне нужны такие подруги! Кем она себя возомнила? Но ругаться было лень, поэтому я вернулась в избу. Озеров тяжело метался, сбросив одеяло на пол. Я коснулась его щеки — плохо дело, похоже температура шарашит вовсю. Ему бы сейчас вколоть обезболы, да и антибиотик хороший не помешал бы. — Присмотри за ним, — я накинула платок. Подозреваю застряли мы здесь надолго, но может удастся узнать хоть что-то. Этой Тоне ничего нельзя поручить. — Разрешите обратиться? — я осторожно поскреблась в штаб. — Заходи, — кивнул полковник. — Можно узнать боевую обстановку? Полковник по ходу ошалел от моей наглости. — Я что, отчитываться перед тобой должен? — У нас раненый, которому срочно нужна медицинская помощь, — спокойно ответила я. — К тому же поставьте себя на мое место. Я из другого подразделения и имею право знать что происходит, раз уж мы временно остались без действующего командира. — Я послал радиограмму, ждем подкрепления, — устало ответил полковник. — Новостей из боевой точки по-прежнему нет. Если майор Шепелев не вернется, тогда свяжемся с Москвой и разберемся что с вами делать. — Разрешите идти? — Сильно ему досталось? — помолчав, спросил он. — В таких условиях без лекарств может не выжить, — честно ответила я. — Подожди, — полковник направился к своему столу и довольно долго рылся в планшете, а затем протянул мне ампулу. — Вот, возьми, все что есть. Ну что ж, морфий лучше чем ничего. — Ну как, узнала что-нибудь? — ехидно спросила Тоня. — Представь себе — да, — вяло огрызнулась я. Павел забылся тяжелым сном, значит морфий может подождать. Молодой красноармеец принес нам горячую кашу, на которую мы накинулись как с голодного края. Ну вот, теперь спать тянет, сил никаких нет. Тоньку вон тоже развезло. — Я предлагаю спать по очереди, — зевнула она. — Ложись первая. Звучит разумно. С перевязками она не справится — вон чуть не стошнило, когда подавала мне бинты. — Разбуди меня если ему станет хуже, — я пристроилась на куче соломы накрытой брезентом. События сегодняшнего дня все еще крутились перед глазами, словно кадры какого-то кино. Я проснулась от того, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. — Что случилось? — Там раненых привезли, — тихо ответила Тоня, — просят помочь перевязать. — Ладно, — легко поднялась я. Хотя конечно работка мне предстоит адская — ни лекарств, ни инструментов, в наличие лишь йод, горячая вода и бинты. В землянке витал густой дух крови. — Помощь нужна? Помощь? Да тут нужна бригада медиков. Остановить кровотечение, очистить рану от осколков кости, наскоро обработать йодом. И что мне делать, когда закончатся бинты? Подорожник прикладывать? — Осторожнее, — я услышала тихий стон. Кажется я знаю эту девушку, она была в отряде Никитиной. — Потерпи, моя хорошая, — мужчина ласково погладил ее по плечу. Я бросила быстрый взгляд — штанина вся пропиталась кровью, как бы артерию не задело. Такое я зашивать не умею, да и нечем. Ладно, посмотрим что можно сделать. — Дайте… воды… — девушка была неестественно бледная и тяжело, загнанно дышала. Естественно, при такой-то кровопотере, плюс скорее всего еще и болевой шок. — Как тебя зовут? Меня — Арина, — надо ее отвлечь. — Таня… — пробормотала она. — Таня, сейчас будет очень больно, придется немного потерпеть, — я стянула штанину. Ничего хорошего — кровь продолжает сочиться, да и пуля похоже застряла в мягких тканях. — Я потерплю, — прерывисто выдохнула она. — И больше терпела… Меня их снайпер подстрелил, так я час или больше лежала, не двигаясь… там даже ползком было не уйти… Девушка глухо вскрикнула, когда я протолкнула ватный тампон в раскрытую рану. Отлично, кровь удалось остановить. — Ну все, все, — успокаивающе улыбнулась я, обрабатывая кожу йодом, — кровь остановили, рану продезинфицировали, чтоб никакая зараза не попала. Чуть позже отправим тебя в госпиталь. — Мне не отрежут ногу? — она вцепилась в мою руку, отчаянно зашептав. — Мне нельзя без ноги… как же я буду фрицев стрелять… Думаю, если вовремя доставят в больничку — обойдется, а там не знаю. — Конечно нет, — глядя в наполненные болью глаза, я не могла ответить по-другому, — через пару месяцев ты еще и танцевать сможешь. — Это хорошо, — вымученно улыбнулась девушка. — Я люблю танцевать… — Фрица застрелила? — А то, — хмыкнула Таня. — Он же хотел жетон мой забрать, вот и поперся… думал что я уже мертвая… — Тише, девчата, — сказал один из мужчин. Я недоуменно посмотрела на него и прислушалась. Теперь я тоже явно слышала глухой грохот, который повторился уже ближе. Ох, не нравится мне это. — Я узнаю что происходит, — выходить мне хотелось меньше всего, но сидеть, как показывает практика, еще опаснее. Дверь в избу распахнулась. — Товарищ капитан, что происходит? — Немцы вычислили наше расположение и накрыли артобстрелом, — коротко отчитался он. — Нужно уходить. — Как вы себе это представляете? — прошипела я, подходя ближе. — Здесь же раненые. — Здесь они погибнут с большей вероятностью, — резко ответил он, затем, смягчившись, добавил. — Я отправлю трех человек вам в помощь, уходите на восток. — Я должна вернуться за нашим командиром, — вздохнула я. — Ребята, те кто может идти сам, помогите остальным. — Я буду вас прикрывать, — вызвалась Таня. — Найди мою винтовку. — Тебе сейчас лежать нужно, — попыталась возразить я. — Я могу стрелять и лежа, — отпарировала девушка. — Ладно, разберемся. Снаружи царил полный хаос — буквально в паре метров от меня разорвался снаряд, обдав мерзлыми комьями земли. Мелкими перебежками я бросилась в избу. — Что происходит? — перепуганно метнулась ко мне Тоня. — Немцы сейчас здесь все разнесут, — я схватила свой вещьмешок. — Собирайся, нужно уходить. Увидев в ее глазах панику, я почувствовала как мой страх куда-то отступает. Да блядь! Не знаю кто как, а я хотя бы попытаюсь выбраться, чтобы знать что сделала все возможное для своего спасения. Снаружи что-то бахнуло с глухим треском. — Я никуда не пойду, — пискнула Тонька, отступая к стене. Не выдержав, я влепила ей затрещину. — Не пойдешь? Так может тебя сразу пристрелить, а? — Ты…не посмеешь, — проблеяла она. — Еще как посмею! — рявкнула я. — По законам военного, мать его, времени! Или ты думаешь я одна должна тащить на себе десяток раненых бойцов? — Что происходит? — слабым голосом спросил Павел. Ну, слава партии, очнулся. — Немцы вычислили нас и открыли артобстрел, — «обрадовала» я его. — Приказано отходить на восток. Благо он не стал задавать дурацких вопросов про остальные дела — и так же понятно что раз Антон не вернулся, ничего хорошего там не происходит. — Вы сможете идти? — я сдернула какую-то фуфайку с крючка на двери и протянула ему. — Думаю да, — кивнул он. — Чего стоишь? — я повернулась к Тоньке. — Набери хотя бы пару фляжек воды. Едва мы выбрались из землянки, стало ясно что Озеров сильно погорячился с обещаниями. Идти без поддержки он не мог. Точнее мог, но очень медленно. За спиной что-то тяжело просвистело. — На землю, быстро! — я толкнула Озерова и едва успела плюхнуться рядом, как нас засыпало щепками разнесенной в хлам избы. Тоня испуганно взвизгнула. Ну чего, спрашивается, орать? Обстрел от этого не прекратится. Лучше бы помогла мне тащить Озерова. — Давай, давай, шевелись, — со злостью пробормотала я, но от напарницы толку было мало. Она повисла на мне словно тряпичная кукла, так что по итогу тащить мне пришлось обоих. Все, не могу больше. Я тяжело привалилась к какому-то дереву. Заметив капитана Алехина, я махнула рукой привлекая внимание. — Всех вывели? — Двоих не удалось вытащить, — тяжело вздохнул он и полез в карман за сигаретами. Я невольно поискала глазами Таню. Вот же упрямая! Шатает во все стороны, но пытается идти, да еще с тяжеленной винтовкой. — Для самых тяжелых нужно соорудить носилки. — Времени нет, — покачал головой Алехин. Это я и сама вижу — где-то неподалеку идет ожесточенная перестрелка. Возможно эти гады идут на зачистку, а у нас основные силы переброшены на штурм плотины. — Нужно раздобыть хотя бы пару одеял или плащпалатки, — звучит, конечно, бредово. Кто в здравом уме полезет на верную гибель? — Я вернусь и посмотрю, может что-то уцелело, — без малейших раздумий кивнул Алехин. Я не стала спорить, в конце концов он опытный боец, знает что делает. А мне нужно проверить своих подопечных. Плохо дело — у Тани снова открылось кровотечение, дядечка с контузией тоже не транспортабельный, и мне не нравится как дышит Павел — хрипло, с усилием. Пару часов назад этого не было. «Если у него перелом ребер, осколки могли повредить легкие», — запоздало догадалась я. Если я права — его вообще сейчас лучше не кантовать. Я отошла к дереву где бросила свой вещьмешок. Надо порыться, может каким-то чудом завалялись бинты? Хоть убей не помню брала ли я аптечку… — Далеко мы с ними не уйдем, — услышала я тихий шепот. — Предлагаю оставить самых тяжелых. — Ты что, совсем сдурел? А кто это у нас такой умный? Интересно, до чего они так договорятся. — Сам подумай, нас всего пятеро и их столько же. Даже на носилках мы не сможем их всех тащить. — Это что ж вы удумали, гады? — я почувствовала как неконтролируемая злость охватывает меня. — Не твое дело, — грубо отрезал «боец». — Действительно как-то не по-людски, — пробормотал его товарищ. — Их можно спрятать, — не унимался мужик. — А как прибудет подкрепление — вернемся за ними. Спрятать? Хорошо, как? Мантии-невидимки, если что, у меня нет. Если немцы найдут этих беспомощных подранков… Я вспомнила все ужасы что когда-то читала и видела в кино. Фантазия у немцев богатая — раскатать гусеницами танков, сжечь из огнеметов, да просто изрешетить автоматной очередью. Не для того я их выхаживала, чтобы вот так просто отдать на растерзание! — Слушай сюда, мудила, — прошипела я. —Если я еще раз услышу что-то подобное, своими руками тебя придушу, понял? Должен быть другой выход! К тому же может нас и не преследуют, немцам сейчас не до того. — Прекратите, — вмешался вернувшийся Алехин. — Онищенко, отставить панику. Я понимаю, положение тяжелое. Мы все устали, возможно окружены. Но мы никого здесь не оставим. Ночка выдалась дурдомная. Блукать по такому холоду, когда у тебя на руках десяток раненых, а под боком идут бои — тот еще квест. Если бы не Алехин, я бы наверное окончательно поехала кукухой. Он умудрился раздобыть брезент для носилок, и умело лавировал в этом древесном лабиринте. Но даже ему не под силу совершить чудо. Все мы понимали, что наши жизни зависят от того, насколько быстро прибудет подкрепление. — Товарищ капитан, разрешите сделать привал. — Отдыхаем пять минут, - кивнул он и повернулся ко мне. - Осмотрите раненых. Я ничем не могла им помочь, кроме как раздать скудные запасы воды, но не стала это озвучивать. Алехин и сам это прекрасно понимает. Как и то, что долго нам в таких условиях не продержаться. — Я тут кое-что нашла, — Тоня протянула банку тушенки. На такую толпу это, конечно, ни о чем, но хотя бы немного поможет продержаться какое-то время. Вот только как ее доставать из банки, пальцами? — Ох, девчата, я про них и забыл, — Алехин вытащил из кармана пару сухарей. Ну вот, уже другое дело. — Сама ешь, — Павел помотал головой, когда я протянула к его губам импровизированный бутер. - Тебе силы нужны. — Не говорите ерунды, я поела в лагере… — Товарищ капитан, там кто-то есть, — Онищенко покосился в сторону дороги. - Хорошо если наши, а вдруг фрицы? Алехин настороженно прислушался и кивнул. — Макаров, Онищенко, идите выясните. — Что ты делаешь? — прошептала Тоня, когда я взяла танину винтовку. — Что надо, — я больше не чувствовала страха, меня вела злость. Убью любого, кто помешает нам выбраться отсюда! — Не стреляйте, там наши! — радостно закричал Макаров. Я шагнула вперед, все еще не веря что этот кошмар позади. Грязные, израненые, шатающиеся от усталости, но живые, они возвращались! Никитина мягко разжала мои пальцы, забирая винтовку и коротко спросила. — Она жива? Я кивнула и, заметив Шепелева, побежала навстречу. — Плотина цела? — Цела, — улыбнулся он. - Выполнили боевую задачу на все сто процентов. К тому же прибыло подкрепление, так что немцам придется начать отступление раньше. Это хорошо. Это значит мы можем наконец-то убраться отсюда. — Капитана Озерова и остальных раненых нужно срочно доставить в госпиталь. — Доставим, — Антон успокаивающе потрепал меня по плечу. Я почувствовала как напряжение последних суток постепенно отпускает и теперь меня вело от усталости. Но отдыхать рано — нужно проследить, чтобы раненых как можно аккуратнее загрузили в машину. — Спасибо, — Павел крепко сжал мою руку. — Вы столько возились со мной, девчонки. Я почувствовала жгучий укол стыда — все те мыслишки, что мелькали в моей голове казались теперь мерзкими. Я всегда преследовала лишь одну цель - выжить любой ценой. И уж разумеется никого не рвалась спасать, рискуя собой. Кроме Паши и Фридхельма. Но оказалось, что я не могу поступить по-другому, кроме как преодолев страх, делать то, что должна. Простые истины порой доходят окольными путями. Каждая спасенная жизнь сейчас бесценна. Ведь именно они — эти парни и мужчины стоят живым щитом, защищая нас от ублюдков вроде Шмидта или Бергмана. Я привыкла смотреть на все через призму времени и истории, но ведь я живу здесь и сейчас, и возможно от меня тоже зависит исход этой войны.***
— За ликвидацию немецкого снайпера курсанту Орловой присваивается звание сержанта. Ну все, теперь эта идейная умница еще больше начнет задирать нос. Хотя наверное я к ней несправедлива. Свои погоны она заслужила. Все-таки завалить такого как Шмидт — это вам не хухры-мухры. Я читала его личное дело, он действительно был первоклассным снайпером. —За проявленное мужество курсанту Севостьяновой присваивается звание сержанта. Вот что со мной не так? Почему я не чувствую положенной гордости и радости? Перед глазами стояли лица Тани, Павла, раненых ребят, капитана Алехина. Вот кто настоящие герои. А что я? — Поздравляю, — взвизгнув, обняла меня Катя когда мы вышли в коридор. — Ты разве не рада? — Конечно рада, — сдержанно улыбнулась я. — Просто в себя до сих пор не могу прийти. — Ой, я тебя понимаю, — затараторила она. — У нас тоже такие приключения были, чуть в гестапо не попали. Если Антон что-то и рассказал нашей верхушке о моей выходке, то я об этом никогда не узнаю. Эльза умеет носить непроницаемую маску, а к ее изучающе-расчетливым взглядам я уже привыкла. Так же, как и к тому, что Калугин вечно испепеляет таким ледяным презрительным взглядом, что хочется пойти и отмыться. Филатов как всегда косит под добродушного валенка, но это ничего не значит. Хер их разберет, этих разведчиков, что там у них на уме. Но раз я все еще на свободе — значит доверяют. Насколько они вообще способны кому-то доверять. — Орлова ведет себя странно, — Эльза неслышно подошла ко мне в курилке. Я пожала плечами — кто тут у нас психолог? — Ну так поговорите с ней по душам. — Пробовала, она уходит от разговора, — Эльза настойчиво посмотрела мне в глаза. — Может что-то произошло на задании? То, что она может обсудить с тобой? — Я ей не подруга и вы прекрасно это знаете. — Она пыталась покончить с собой, наглоталась снотворного, — бесстрастно сказала Эльза. То-то я думаю, что ее не видно со вчерашнего вечера. Вместо положенного сочувствия меня накрыла злость. Нашлась тут королева драмы! Подумаешь, переспала с немцем! На моей совести куда больше грехов — и что теперь? Вешаться? — Если она решила трусливо сбежать вместо того, чтобы лицом к лицу встретить все то дерьмо, что выпало в жизни — это ее дело! Так что разговоры по душам, это не ко мне. Насколько я помню, вы меня не для этого здесь держите. — Конечно, — невозмутимо кивнула Эльза и окинула меня таким взглядом, что я почувствовала себя куском дерьма. Черт с вами, схожу я в лазарет! Чисто по-человечески я могу понять как это мерзко, когда тебя принуждают к чему-то, причем неважно к сексу или чему-то другому. Но уж точно не стала бы выпиливаться, окажись на ее месте. В палате было тихо — Тонька похоже здесь единственный пациент. — Можно? — тихо спросила я. Она равнодушно кивнула и я присела на край кровати, собираясь с мыслями. — Все уже знают? — вяло спросила она. — Девчонки думают что у тебя простуда, — эту версию нам действительно озвучила Эльза. Я бросила быстрый взгляд — «боевая подруга» явно не настроена на разговор. Бледная, растрепанная и взгляд какой-то потухший. — Это из-за него? Тоня промолчала. — Он был с тобой…груб? — Да какая разница! — с отвращением пробормотала она. — Допустим не был, замуж вон звал. Я себя теперь чувствую… грязной. Его рожа каждую ночь в кошмарах снится… Она сдавленно зарыдала. Я машинально обняла ее, пробормотав. — Если бы ты знала что мне в кошмарах снится, ты бы охренела. — И как ты с этим справляешься? Как справляюсь? Да никак. — Рано или поздно кошмары перестают снится и ты понимаешь, что жизнь в общем-то продолжается. Если тебе станет легче — застрелили твоего фрица. Это была правда — я видела жетон, который притащила Таня. — Да не только в нем дело. Просто раньше мне казалось, что есть на свете справедливость. Я с шестнадцати лет вступила в комсомол — и всегда, везде была лучшей. Меня однокурсник замуж звал, а я — нет, говорю, сначала нужно что-нибудь великое для страны сделать, — в ее голосе злость смешалась с такой болью, что мне стало не по себе. — Я сама написала письмо с просьбой, чтобы Родина распоряжалась мной по своему усмотрению, а в итоге что? Сереже я теперь в глаза никогда посмотреть не смогу, а все достижение — переспала с немцем. Вот в этом я никак не могла понять ее. Всегда смотрела без розовых очков и малейшей идеализации на свою страну и существующее правительство. Да, я жила по принципу «крутись как хочешь», но зато все честно. А здесь зомбирование великими идеями — и вот что я сейчас могу ей сказать? — Да пойми ты, нет справедливости когда идет война. Несправедливо когда ты просыпаешься, понимая что твоя жизнь меняется навсегда. Когда теряешь своих близких! Когда вынуждена поступать так, как никогда бы не поступила раньше! — Не хочу я так жить, — всхлипнула Тоня. — Ну и дура, — я резко схватила ее за плечи, заставляя посмотреть в глаза. — Жить нужно хотя бы назло. Наши бойцы сражаются на передовой, и рано или поздно обязательно победят. А твоя победа в том, чтобы, несмотря ни на что, жить дальше. А иначе получается, что это дерьмо сломало тебя. По ее глазам было непонятно слышит ли она то, что я хочу сказать. К тому же помешала медсестра, заявившаяся со своими таблетками. — Ей пора отдыхать, — покосилась на меня женщина. — Завтра приходи. Я-то приду, главное чтобы она снова ничего не учудила. — Подумай над тем что я сказала, — я наклонилась ближе. — Умереть ты всегда успеешь, вопрос в том — сколько до этого успеешь сделать. Через пару дней Тоня как ни в чем ни бывало вернулась в казарму. Не сказать, что наши отношения стали лучше. Она теперь предпочитала держаться от меня подальше, а когда мы иногда встречались взглядами, я читала четкое предупреждение, что ее слабость — дело забытое и поднимать эту тему больше не стоит. Ну и ладно, я умею уважать чужие границы, тем более по-прежнему не вижу ее в статусе своей лучшей подружки. Хотя бы враждовать перестали, и то хлеб. Мне вон Зои с головой хватает — девчонка по-прежнему испепеляла меня полными ненависти взглядами. Видимо она никогда не смирится с тем, что я здесь. Пялится пусть сколько угодно, лишь бы снова бои без правил не устроила. — Думаешь получила погоны и все забыто? — прижала она как-то меня в душевой. — Дай пройти, — процедила я. Злая тоска в ее глазах цепляла, отзываясь знакомым чувством вины.— Ну что ты хочешь от меня услышать? Что я виновна? Так я здесь для того, чтобы искупить свою вину. — Я хочу, чтобы тебя здесь не было, — устало выдохнула она. — Никогда не смогу я забыть что ты сделала. А кроме того, ни на грош тебе не верю. Ты ни о ком, кроме себя не думала, тебе же на всех было наплевать — на страну, на людей! Подстилка вражеская — и все вон тебя защищают! Ненавижу! — Не можешь забыть — уходи, — я перехватила занесенную для удара руку. — Скажешь Филатову что погорячилась с решением, они придумают для тебя что-то попроще, в тылу. — Еще чего! — вскинулась она. — Я не собираюсь из-за тебя отказываться от своих планов. Я сюда пришла, чтобы мстить фрицам! — Вот и мсти, — неожиданно услышала я. — Тоня, ну ты же сама говорила что предатели должны быть наказаны, — пролепетала Зоя. — Она и наказана так, как почитал товарищ полковник, — ровным голосом ответила Тоня. Как же быстро летит время — через неделю уже Новый год. Девчонки вылизали до блеска каждый уголок, и теперь старательно украшали елку. Когда-то я любила этот праздник — шутливые обещания начать новую жизнь без вредных привычек, бесконечные вечеринки, мамины оливьешка и фаршированный гусь, торопливо загаданное под бой курантов желание. Я не верила во всякие гадания, астрологические карты и прочий фен-шуй, а вот в это — почему-то верила. И ведь работало. Почти всегда все, что я загадывала сбывалось. Ага. Ключевое слово — «почти». Я почувствовала как тоскливо сжалось сердце. Я не хочу забывать его. Вряд ли конечно забуду, но та близость, когда человек все время в твоих мыслях, уже уходит. Новая жизнь, события, люди… Мне остались только горько-нежные воспоминания. Я представила его — немного растрепанного, с грустной улыбкой и горло сдавило сухим спазмом. — Фридхельм… Я паршиво умею прощаться, но я хочу чтобы ты знал — ты всегда останешься лучшим, что со мной было… Я так много не успела тебе сказать… — Чего загрустила, подруга? — Да так, — я торопливо вытерла непрошеные слезы. Катя энергично потащила меня к столу. — Представляешь, Эльза подарила нам духи и шоколад. Настоящий швейцарский. Девчонки уже накрыли поляну — на столе дымилась вареная картошка и стояли тарелки с порезанной селедкой и колбасой. Честно говоря, я уже за это время отвыкла от любимых деликатесов. Хотя, конечно, от роллов бы не отказалась. И от ледяного шампанского. Вместо него нам выдали «наркомовские сто грамм». Эх, сейчас как растащит нас от спирта-то. — Давайте хотя бы морсом клюквенным разбодяжим, что ли, — предложила я. — Включайте скорее, — кто-то из девчонок торопливо покрутил ручку приемника. — Граждане Советского Союза! Бойцы, командиры и политработники Красной Армии и Военно-Морского Флота! Поздравляю вас с наступающим Новым Годом. Третий раз встречает наша страна новый год в условиях жестокой борьбы с немецким фашизмом. Все интересы и помыслы нашего народа связаны с войной, а энергия и стремления направлены к одной великой цели — к победе над немецкими захватчиками. Наши успехи за прошедший год огромны. Нам удалось то, что не смогла ни одна из стран Европы, положивших под ноги гитлеризма ключи от своих городов. Но для полной победы над врагом всем нам необходимо как на фронте, так и в тылу, напрячь все силы, энергию и волю для достижения этой цели. Советский Союз никому не удастся не поставить на колени. Да здравствует наша Красная Армия, которая в новом году нанесет окончательный удар фашистским захватчикам и полностью очистит от них территорию Советского Союза! — За победу, — послышался звон стаканов. — За победу, — впервые за столько времени искренне улыбнулась я. Глядя на их веселые лица, я почувствовала едкую тоску. Сколько из нас доживет до этой долгожданной победы? И что бы там кто ни говорил, я вспомнила о тех, кто на другой стороне. Грета, Вилли, Чарли — они также устали от потерь и безысходности. На что могут надеяться они, если постепенно даже в самые упрямые головы закрадываются сомнения? — Ой, вот прогоним фрицев с нашей земли, тогда заживем, — мечтательно протянула Катя. — Я артисткой мечтала быть. Теперь запросто смогу сыграть кого угодно. Это точно. Я вот за это время заработала не меньше двух «Оскаров». — Артисткой — это несерьезно, — с упреком посмотрела на нее Наташа. — Лучше пойти учиться, чтобы принести пользу обществу. Например, на врача. Детский сад какой-то. А если человека мутит от одного вида крови? И потом, девушки, кто вам сказал, что вас так легко отпустят отсюда? — Это правильно, — одобрила Оля. — Немецкий нам выучить пришлось, можно продолжить учиться дальше на переводчика. — А я, девочки, замуж хочу выйти, — томно вздохнула Таня, — чтоб любовь была такая как в книжках. — Так у тебя вроде же был муж? — засмеялись девчонки. — Ушла я от него, — поморщилась девушка и пояснила. — Он оказался …этим… как его, …филателистом. — И что? — усмехнулась я. Не гомосексуалистом же. — Не пьет, не изменяет, сидит себе в уголке, марки перебирает. Неплохой вариант, если, конечно при этом на работу не забывает ходить. — В том-то и дело, что он ничего кроме своих марок не замечает, — вспылила Татьяна. — Я ему — пойдем в кино, поехали на речку, давай ремонт, в конце концов, сделаем! А у него то денег нет, потому что марку редкую купил, то времени, потому что переписывается с таким же чудиком. — А ты, Аринка, о чем мечтаешь? — улыбнулась Оля. Знать им о моих планах не нужно, поэтому я уклончиво пожала плечами. — Ну, для начала нужно остаться живой, а там разберемся. Страну, вон надо будет поднимать. — А ты, Тоня? Что будешь делать когда закончится война? Она мрачно усмехнулась и одним глотком допила свой «коктейль». — Жить. Буду просто жить, как и все.