***
— Герр лейтенант, в деревне эсэсовцы, — доложил Раэ. Это неудивительно, деревня ближайшая к линии фронта. — Проводи ко мне их командира. Меня кольнула смутная тревога. Каждый раз когда появлялись эти ребята, у нас обязательно происходила какая-нибудь дрянь. Дверь открылась и комнату окутало зимним холодом. Причем это ощущение появилось не только из-за того что на улице конец ноября. Вошедший человек был последним, кого бы я хотел видеть. Интересно, как ему удалось перейти из Вермахта в СС? — Кажется мы знакомы, — холодно кивнул мне Ягер. Я отметил что он абсолютно не изменился. Высокомерно поднятый подбородок, холодный расчетливый взгляд и эта насмешливая улыбочка. — Доброе утро, штандартенфюрер. — Кажется нам придется какое-то время пробыть здесь. Дела настолько плохи, что всех стремительно отводят с передовой? Впрочем как раз СС не особо часто там бывают. Они вечно являются на готовое, предпочитая удерживать отвоеванную территорию, а потом уходят, применяя тактику «выжженной земли», оставляя лишь братские могилы и сожженные села и города. Хотя, если подумать — чем мы лучше? Ну разве что не истребляем массово гражданских. — Сколько вы пробудете здесь? — деловито поинтересовался Ягер. — Нас перебросили на десять дней. — Я уже подыскал подходящую казарму для своих людей. И думаю устраивать в одном месте два штаба нет нужды. — Располагайтесь, — кивнул я, не давая труда особо скрыть как «радует» меня такое соседство. — Здесь раньше была местная администрация, так что столов и стульев хватает. — Из офицерского состава только вы? Откровенничать с этим типом у меня не было желания и я коротко ответил. — Гауптман Файгль сейчас находится в госпитале. Ранение у него, к счастью, легкое, но бедняга умудрился подцепить еще пневмонию. — Насколько я помню, ваш брат служил вместе с вами, — Ягер продолжал аккуратно выкладывать какие-то папки из коробки, которую принес ему шофер. — Его перевели в другую часть, — я невозмутимо посмотрел на него. — Я не вижу еще одного человека, — медленно сказал Ягер. Так и знал, что он о ней спросит! — Эрин погибла под Курском, — я почувствовал глухую злость и раздражение. Что ему от нее нужно? Это даже не ревность — я не раз видел как он на нее смотрел. Совсем не так как Конрад или Шнайдер — хищно, с охотничьим интересом. Такой интерес всегда означает опасность. — Примите мои соболезнования, — вполне искренне ответил Ягер. — Печально, что Германия теряет мужчин, но еще ужаснее, когда жертвами войны становятся наши женщины. — Я должен выставить охранные посты, — поднялся я. — Мои ребята тоже пойдут в караул. И с этим скользким, вечно что-то вынюхивающим мерзавцем мне предстоит провести еще неделю! Надо будет сказать парням, чтоб не болтали лишнего. Эти ребята повернуты на своей партии и чуть что — мигом объявят паникером и предателем. Да если бы я отправлял каждого, кто болтает под трибунал, у нас уже давно не осталось бы солдат. Закончив обход территории, я вернулся в свой временный дом. Девушки испуганно обернулись. Я заметил на столе нехитрый ужин — все та же картошка и какие-то соления. — Сидите, — кивнул я, но девчонка, вскочила, неловко перевернув стул. Бросив в меня полный ненависти взгляд, она торопливо накинула пальто. — Маруся, стой, — попыталась остановить ее сестра. — Ты можешь сидеть и распивать чаи с этим фрицем, — прошипела девчонка, — а я ухожу! Девушка огорченно вздохнула и, не глядя на меня, пояснила. — Две недели назад получили похоронку на отца. Ее реакция понятна, но девочке не стоит разгуливать по деревне, кишащей солдатами. — Найди свою сестру, пока она не попалась солдатам. — Герр лейтенант, вас желает видеть штандартенфюрер. Я поморщился — что ему от меня нужно в такой час? — Передай я сейчас приду. Я умылся и придирчиво посмотрел на себя в зеркало. Этот Ягер напыщенный индюк и уж конечно не упустит возможности съязвить, если я допущу небрежность. По дороге в штаб я перебрал в уме разные версии — внезапная атака русских, срочное сообщение от генерала. — Добрый вечер, — светским тоном поприветствовал меня штандартенфюрер. Вечер? Скорее уж ночь. Я окинул взглядом живописную картину — полный штаб солдат, в углу испуганно жмутся русские. Пожилой мужчина, женщина, девочка лет семи. — Лейтенант Винтер, я слышал вы неплохо знаете русский? — вкрадчиво спросил Ягер. — Это так, — я не видел смысла отрицать очевидное. — Жена научила? — хитро усмехнулся он. Я недоуменно посмотрел на него. При чем здесь Эрин? — Нет, я сам хотел понимать этот язык, раз уж мы оказались здесь. — Хорошо, — кивнул Ягер. — Потому что мне понадобятся ваша помощь. Один из солдат подтолкнул вперед худощавого паренька и старика. — Поймали партизан? — уточнил я. — Возможно, — Ягер, не торопясь, отошел к своему столу. — Выясните кто они. — Кто вы такие? Парень враждебно посмотрел на меня. — Я тетку пришел навестить, — он кивнул на женщину. — Из соседнего села я, живу там. А это мой дед. Я перевел Ягеру ответ, на что тот загадочно усмехнулся и спросил. — Если он пришел навестить тетю, что ж тогда крался как воришка ночью? — Почему ты скрывался? — Да чтоб рожи лишний раз ваши не видеть, — со злостью выпалил парень. — Этот, — кивнул он на Ягера, — у тетки моей живет. Услышав ответ, Ягер хищно прищурился и неожиданно спросил у меня. — А вы что думаете по этому поводу, лейтенант? — Звучит правдоподобно, — спокойно ответил я. — Но точно также он может оказаться партизаном. Если сомневаетесь — отдайте приказ расстрелять его. Ягер удовлетворительно кивнул и вдруг спросил. — Их тоже расстрелять? Женщина испуганно прижала к себе девочку. Я помнил как вот такие женщины торопливо уводили детей от колодца с взрывчаткой. На войне не должно быть жалости, и все же… — Девочка слишком мала чтобы быть партизанкой, — осторожно сказал я. Ягер, чуть склонив голову, пристально посмотрел на них и медленно сказал. — Скажите ему, я даю последний шанс признаться, иначе расстреляют их всех. Я перевел, добавив. — Если ты что-то знаешь — лучше скажи, тогда умрешь один. Парень отчаянно посмотрел на меня и выкрикнул. — Да не партизан я! Говорю же к тетке шел! Вот смотрите, у меня и документы есть, из Марфинки я, живу там, видите! — Что он говорит? — Ягер с интересом взглянул на протянутую книжечку. — Возможно он и не врет, — я пробежал глазами его аусвайс. — Он действительно из соседнего села и по возрасту еще мальчишка. В шестнадцать в армию не призывают. Ягер небрежно откинулся на спинку стула, раскуривая трубку. Другой возможно и пожалел бы, по крайней мере женщину и девочку, но, зная Ягера, я в этом сильно сомневаюсь. Неожиданно он поднялся и отошел к шкафу. Я не меньше остальных удивился, когда он достал шахматы. Не торопясь, словно он был один, расставил фигуры по полю и повернулся ко мне. — Переведите мальчишке, что у меня есть предложение. Пусть подойдет. — Ты хочешь жить? — голос Ягера звучал мягко, вкрадчиво, но я не сомневался что он замыслил какую-то гадость. Парень исподлобья посмотрел на него и буркнул. — А кто не хочет. — Я отпущу вас всех, если ты выиграешь, — медленно сказал Ягер, кивнув на шахматную доску. — Если проиграешь — вас расстреляют. Мальчишка выслушал меня и в его глазах мелькнуло отчаяние. — Я плохо играю в шахматы, — ответил он. — Ты сыграешь со мной, — усмехнулся Ягер. — Либо расскажешь что ты на самом деле делал здесь. Русский быстро посмотрел в сторону деда, если только он действительно его дед, и кивнул. — Хорошо, я согласен. Ягер улыбнулся и кивнул на белые фигуры. — Начинай. Кстати, я забыл сказать — каждая твоя фигура — это человек. Мальчишка ошеломленно уставился на него. — Прежде чем сделать ход, ты должен знать что каждая фигура — это человек, — повторил Ягер. — Ферзь, — он указал на женщину. — Конь, слон — обозначил девочку и мужчину, и, наконец, ткнул фигуркой ладьи в сторону старика. — Все запомнил? — с издевательским терпением уточнил он. Мальчишка переводил бешеный взгляд с одного лица на другое и вдруг выкрикнул. — Я не буду играть! Пошли вы все к черту! — Он отказывается — перевел я, но Ягер и так видимо это понял. В одно мгновение с него слетело мнимое добродушие. — Нет! — резко сказал он. — Ты уже согласился и выбора у тебя нет. Иначе они все умрут и далеко не такой легкой смертью Мальчишка сник, видимо пытаясь осознать что эти жестокие слова отнюдь не пустые угрозы, и наконец медленно двинулся к столу. С обреченным отчаянием сдвинул первую попавшуюся пешку. Если он действительно не умеет играть, все закончится быстро. Вот только для чего Ягеру понадобился этот омерзительный цирк? Он неторопливо уселся на стул и, внимательно окинув взглядом шахматное поле, передвинул вперед пешку. — Ходи, — доброжелательно сказал он. Предвкушение в его глазах напомнило мне взгляд бабушкиного кота, когда ему случалось поймать в амбаре мышь и он собирался с ней поиграть. Каждый раз когда Ягер забирал белую пешку, на его губах змеилась довольная улыбка от которой даже мне было не по себе. А парень не так-то прост. Неплохо держится для человека, «не умеющего» играть в шахматы. Зловещую тишину нарушали лишь стук фигур на доске. Прежде чем сделать очередной ход, парень напряженно замер, уже не скрываясь что-то высчитывая. Ягер смотрел на него с неподдельным интересом, терпеливо выжидая очередного хода. Русский сделал бесполезный ход пешкой, которую тут же забрал противник, зато следующим ходом перекрыл его ферзя. — Не ожидал, — брови Ягера чуть приподнялись, — хороший ход. Он одобрительно улыбнулся. — Но ты кое-что забыл, — сделав ход королем, он небрежно спихнул ферзя противника. Мальчишка порывисто обернулся, осознав что подписал приговор своей тетке. Ягер коротко кивнул и один из солдат небрежно подхватил женщину за локоть. — Мама! — вскрикнула девочка. — Все хорошо, я скоро вернусь, — она погладила ее по щеке. Вмешиваться было бесполезно — я неплохо знал привычки штандартенфюрера. Рени рассказывала, как он заставил русского разминировать поле. Но одно дело применять такие методы на солдатах, а сейчас я не видел в этом никакого смысла. Во дворе раздался громкий выстрел и мальчишка, опустив голову, глухо застонал. — Ходи, твоя очередь, — как ни в чем ни бывало улыбнулся Ягер. Русский пробормотал дрожащими губами. — Я…я не буду… Он повторил с отчаянной уверенностью — Я не буду играть, понял?! Ягер в ответ вытащил пистолет и направил дуло в сторону девочки. — Я повторять не буду. Я все больше и больше запутывался в этой абсурдной, нелепой в своей жестокости ситуации. Он же все равно перестреляет их всех — зачем эти, в общем-то бессмысленные, угрозы? Или таким образом рассчитывает, что мальчишка сломается и признает что он партизан? А если все же это не так? Услышав стук означавший ход, Ягер ухмыльнулся и отложил пистолет. Сделав очередной ход, он снисходительно сказал. — Кстати, ты можешь побить моего ферзя слоном. Это было щедрое предложение — ведь ферзь, считай, самая важная фигура. Но зачем Ягеру им жертвовать, отдавая на откуп половину партии? Мальчишка напряженно застыл, обдумывая его предложение. Я почему-то подумал, что он не воспользуется им. Что было бы довольно глупо. Он неплохо показал себя — и тогда я снова ничего не понимаю. — Только глупый игрок не побьет ферзя слоном, — лениво усмехнулся Ягер. — Ну же, бей, — перевел я. Он нерешительно взял фигуру и вдруг мужчина в сердцах закричал. — Ты что творишь? Он же побьет твоего слона пешкой! Мальчишка съежился, видимо тоже это понимая, и поставил слона обратно. — Я помогу тебе, — Ягер небрежно сбросил ферзя с доски и передвинул пешку. — Сволочи! Мрази! — продолжал вопить мужчина. — Но ничего, скоро мы вас всех перебьем, так и запомните! Ягер небрежно кивнул и его увели. Мальчишка зажмурился при звуке очередного выстрела и крепко сжал руки, чтобы скрыть дрожь. Я видел немало изувеченных пытками людей, но никогда еще не чувствовал такого омерзения как сейчас. — Твой ход, — невозмутимо кивнул Ягер. Русский поднес ладонь ко рту, прикусив палец и довольно долго обдумывал свой ход, затем со злостью передвинул ладью. По мере продолжения игры лицо Ягера все больше мрачнело, а я убеждался в том что этот мальчишка достойный соперник. Их взгляды периодически сталкивались, буравя друг друга один — ненавистью, другой — жестким, ледяным расчетом. Наконец, Ягер вздохнул. — Для новичка ты довольно везуч, — разумеется он понял, что новичком его противник не был. — Предлагаю закончить партию в два хода. Парень ответил на это предложение равнодушным взглядом. — Он дает тебе подсказку как победить, — добавил я. — Зачем? — вполне резонно спросил он. Хотел бы я знать зачем он вообще затеял эту игру. — Как профессионал, я могу позволить дать пару советов новичкам, — охотно пояснил Ягер, — чтобы уравнять наши шансы. Иначе неинтересно играть. Он добродушно улыбнулся, но я-то видел что это тоже часть его игры. — Да пошел бы он со своими советами, — со злостью процедил парень — Побей коня ладьей, следующим ходом станет шах и мат. Либо конем побей — и тоже победишь. Решай. Да, он вполне может выиграть, вот только при любом варианте придется кем-то пожертвовать. — Решай, — иезуитски улыбнулся Ягер. — Это твой выбор — какой фигурой пойдешь, ту и потеряешь. — Это я и сам вижу, — буркнул он, когда я перевел ему. — Не упускай возможность закончить игру, — уже жестче добавил Ягер, пристально глядя на него. Ему что, доставляет удовольствие наблюдать за чужими муками? Загнать человека в угол, вынуждая убить, можно сказать своими руками, деда или сестру? Я оглянулся — они стояли плечом к плечу. Старик с мудрыми глазами и притихшая девочка. Невольно задумался как бы я поступил в такой ситуации — кого бы отдал на смерть? И почти возненавидел Ягера, понимая что не смог бы сделать выбор. — Я не буду ходить… — сдавленно пробормотал парень. — Меня убей. Слышишь, убей меня! — Ты разве плохо слушал меня? Назад пути нет — если ты отказался или проиграл, я убью всех. — Либо доиграй партию, либо вас расстреляют, — тихо повторил я. Рука русского медленно, нерешительно потянулась к фигурке коня. — Не смей, — тихо произнес старик. — Дед, ты чего? — рыдая, произнес мальчишка. — Ты же у меня последний остался… — Ладьей ходи, — спокойно произнес тот. — Послушайся меня… в последний раз. — Я… Я не смогу, — бормотал мальчишка, но под твердым взглядом старика медленно сдвинул ладью. — Твари! Выродки! — отчаянно закричал он, когда его деда вывели за дверь. — Кем вы себя вообразили, что смеете играть чужими жизнями?! Его крики почти заглушили глухой выстрел. — Поздравляю с победой, — усмехнулся Ягер и кивнул на девочку. — Можешь забрать ее. Мальчишка стоял словно окаменевший, по его лицу текли слезы. — Иди, — повторил Ягер. — Я всегда держу свое слово. Признаться, я все время ждал что прозвучат еще два выстрела, но к моему удивлению Ягер действительно сдержал слово. — Что с вами, лейтенант? — я вздрогнул от ироничного вопроса. — Простите, но я не понимаю для чего… — пробормотал я. Пусть Ягер не знает русского, но думаю он догадался что мальчишка из партизан и ему пришлось пожертвовать родным дедом ради незнакомой девочки. — Для чего я позволил ему уйти? — уточнил Ягер. Я кивнул. Если мои догадки верны — мальчишка вернется к партизанам и будет бороться с еще большим ожесточением. — Я преподал этому русскому урок — если ввязываешься в игру, будь готов играть по правилам и чем-то жертвовать. — Жизнь не игра, — резко возразил я. — И война тоже. — Игра, — прищурился Ягер. — И когда-нибудь вы это тоже поймете. Ну уж нет. Я отказываюсь это понимать. Я смирился с тем, что мы здесь словно разменные монеты, но относиться к этому как к игре, это уж слишком! — Постойте, — окликнул он. — У меня есть к вам разговор. Мне не понравился его взгляд, но отказываться я не стал. — Присаживайтесь, — кивнул Ягер и достал из ящика стола небольшую фляжку и маленькие стопки. — Коньяк? Впрочем чему удивляться — я не раз слышал что части СС снабжаются гораздо лучше наших. — И весьма неплохой, — улыбнулся Ягер. Разбросанные шахматные фигуры диковато смотрелись на этом столе и я машинально начал собирать их. — Считаете меня чудовищем? — сухо спросил Ягер. — Вы могли сразу расстрелять его, — ответил я. Но кому-то нравится изощренно играть не только чужими жизнями, но и душами. Представляю как бы он развернулся, если бы узнал секреты Эрин. Тоже загнал бы ее в угол, чтобы использовать в своих целях. — Я давал ему шанс умереть, — невозмутимо ответил Ягер. — Достаточно было признаться что он партизан. Он хотел продемонстрировать мужество и скорее всего не выдал бы своих даже под пытками. Какой интерес убивать его? Да, он вернется и взорвет какой-нибудь склад или железную дорогу. Но теперь его будут пожирать изнутри сомнения — стоит ли борьба за победу жизней невинных людей. — Муки совести хуже смерти, — нехотя согласился я. — У вас тоже есть пятна на совести? — пристально посмотрел на меня Ягер. — Например, вы знали что задумал ваш брат и не доложили гауптману. — Мой брат накануне сражения без страха повел солдат в бой, — ледяным тоном ответил я. — Возможно причина его срыва — контузия. — Возможно, — покладисто кивнул Ягер. — Позвольте еще раз выразить соболезнования. Ваша супруга погибла такой молодой. Я ничего не ответил и допил коньяк. Очень мне нужны его соболезнования! — Вы уже сообщили ее родным? — Конечно, — быстро ответил я. — Я считаю вы поторопились, — Ягер плеснул еще немного коньяка в стопки. — По правилам гибель солдата фиксируется с указанием жетона. А насколько я изучил документацию, официального уведомления о гибели Эрин не поступало. — Но тем не менее это так. Были свидетели, что в штаб где она находилась попала бомба. Сами понимаете, у нас не было возможности вернуться на эти территории, чтобы отыскать тела. — Понимаю, — кивнул Ягер. — Но тем не менее остается, пусть и крошечная вероятность, что она не погибла, а пропала без вести. Зачем он мне это говорит? Я много думал об этом, позволяя строить самые фантастические предположения. Ну вдруг она каким-то чудом уцелела? Но если бы это было так, разве за столько месяцев она бы не нашла возможность вернуться? Конечно она могла попасть в плен, но зная находчивость Рени, не верится что она бы не попыталась сбежать. Она смогла совершить невозможное — вернуться за мной в лагерь и вытащить нас обоих. — Впрочем, для нее было бы лучше быть погибшей. Есть вещи похуже смерти — например плен, — неожиданно серьезно сказал Ягер. — Мне пора идти, — поднялся я. Каждое его слово тяжелым камнем ложилось на душу. Этот Ягер, словно змей, умудрился отравить мои мысли. Я не хочу, не могу думать что он может быть прав. Моя девочка слишком хрупкая, слишком уязвимая для войны… Если она действительно попала в лагерь, что с ней будет? Она не выдержит издевательств и тяжелой работы. — Напомните мне адрес родителей Эрин, я бы хотел лично выразить им соболезнования. Мое сердце пропустило удар. — Боюсь это невозможно, ее отец скончался, — черт, я ведь только что проговорился, что сообщил ему о Рени. — Его сердце не выдержало такого удара — потерять единственную дочь.***
— Вы покидаете деревню? — спросил Ягер. Я кивнул, продолжая укладывать карты. — Мы здесь тоже не задержимся. «Какое мне до этого дело!» — раздраженно подумал я. Услышав крики, я подошел к окну и увидел как эсэсовцы поджигают дома, бесцеремонно выгоняя жителей на улицу. — Что происходит? — Эти партизаны скорее всего приходили сюда не первый раз, — невозмутимо ответил Ягер, отходя от окна. — Раз уж местные им помогают — пусть знают, что это не останется безнаказанным. — Но здесь же дети, — дети было пожалуй единственным барьером который я не смог перешагнуть. — Хорошо, мы не будем убивать детей, — Ягер пожал плечами. Правильно, их убьет голод и зима. К черту все, я хочу поскорее убраться отсюда! — Помогите, — метнулась ко мне Варя. — Вы же не такой как они. — Где твоя сестра? — спросил я. — Они схватили ее, — разрыдалась девушка. — Умоляю, спасите ее… Я покачал головой. Девочку жаль, но я не могу ей помочь. Связываться с эсэсовцами ради какой-то русской я не буду. — Ты можешь пойти с нами, — она отчаянно помотала головой и, развернувшись, бросилась на улицу. Идиотка! Она ничем не поможет сестре. Кончится тем, что ее тоже изнасилуют. Внутри что-то дернулось, но я остановил себя. Зачем оно мне надо — возиться с этой русской? Я не собираюсь задерживаться и смотреть на бойню, которую здесь сейчас устроят. Хватит, насмотрелся. Я направился к казарме. — Собирайтесь, мы уходим! Повсюду вились клубы дыма, слышался плач, проклятия что выкрикивали русские. Эсэсовцы шли по деревенским улицам, стреляя во всех подряд. Женщина с грудным младенцем на руках упала, как подкошенная и ребенок, которого она продолжала сжимать зашелся отчаянным плачем. Какая-то девушка бежала, пытаясь спастись от троих солдат. Они со смехом поймали ее и тут же потащили к уцелевшей избе. Старик растерянно сидел на земле, прижимая к груди окровавленную голову своей жены. — Что ты делаешь? — спросил Шнайдер, когда Раэ направился к ним. — Его нельзя оставлять здесь, — он осторожно поднял сверток с ребенком. — Ну и куда ты его потащишь? В окопы? — Да что мы, звери какие? — огрызнулся Раэ. — У меня у самого двое пацанов. — Ладно, что-нибудь придумаем, — вздохнул я. Может попадется по пути какая-нибудь деревня, оставим там. Самая грязная изнанка войны — когда ты видишь бессмысленные смерти и ничего не можешь сделать. Сколько я уже видел таких сожженных дотла деревень, лежащих в грязи детских тел, беспомощно плачущих женщин. Я не помню лиц мертвецов, но они приходят по ночам в кошмарах. С ужасными увечьями, широко раскрытыми глазами в которых застыл ужас, с расползающейся плотью, открывающей кости. Я остановился, заметив одинокую женскую фигуру. Присмотревшись, я узнал Варю. Она шла словно сомнамбула. — Пойдем, — я взял ее за локоть. — Мы проводим тебя к дороге. Она местная, уж как-нибудь дойдет до соседней деревни. — Они бросили ее в горящем доме, — хрипло пробормотала девушка. — Ей же было всего двенадцать… Внезапно она остановилась и выкрикнула. — Такие как вы не должны жить! Вы же нелюди! Я молчал, ожидая пока прекратится ее истерика. — Ну что смотришь на меня! Стреляй, вы же только это умеете! Я подошел к Раэ и взял ребенка. — Возьми его. Постепенно отчаяние и злость в ее глазах сменились недоверчивой растерянностью. — Ты потеряла сестру, но можешь спасти этого ребенка. Парни шли притихшие. Лишь Фульке презрительно бросил. — Чего разнюнились? Это же враги. — Заткнись! — оборвал его Шнайдер. Ночью повалил снег. Мы укрылись в полуразвалившийся церкви. Внутри стоял застоявшийся запах гнили, в углу валялись старые иконы. Мне вдруг стало жутко — этот хаос был лишним доказательством, что Бог оставил нас. Да и я, если честно, уже не припомню, когда последний раз обращался к небесам с молитвой. — Пойду осмотрюсь, — я развернул карту, — а то завтра дорогу не найдем, если все заметет. Похоже в этих местах недавно были бои — повсюду виднелись наши могилы с наспех приколоченными крестами. Меня снова пронзил холод одиночества перед тем неведомым, что нас всех ожидало. Безграничная, чужая, враждебная страна. Сколько из нас никогда больше не увидят родные края? Сколько еще предстоит потерь прежде чем генералы, сидящие в теплых штабах Берлина поймут что война проиграна? Мне давно уже наплевать на это, я просто хочу чтобы она закончилась. Хотя и не представляю, что буду делать «после». Все мои планы, мечты были связаны с Рени. Я прислушался — вроде бы все тихо, но отправить караул все равно нужно. Вернувшись, я услышал оживленную дискуссию. — Я слышал скоро русские нас выдавят и отсюда. — Последнее время мы только и делаем что отступаем. — А что будет потом? Будем отступать к границам? — Как бы они не пошли дальше. — Вот тогда нам покажется раем все, что мы видели здесь. — Но ведь мы только выполняем приказы. Мы не зверствуем, как эти из СС. — Ты думаешь в этом кто-то станет разбираться? Поставят к стенке всех подряд. — Это да. Слишком уж много мы натворили. — А ну-ка замолчите, — прикрикнул Шнайдер. — Я не буду вас пугать трибуналом, я скажу просто — да, мы влипли. Возможно крепко влипли. Но мы не должны сдаваться, ведь терять нам уже нечего. Отчаяннее всего сражаются те, кто загнан в угол. Так что подберите сопли, слопайте свою тушенку и хорошенько выспитесь.Завтра на рассвете мы выдвигаемся. Заметив меня, Шнайдер вышел. — Ты слышал? — спросил он, доставая сигареты. — Я не могу винить их за такие мысли. Но ты все правильно сказал — даже добавить нечего. — Русским еще далеко до границы. Я слышал мы сокращаем линию фронта, чтобы применить новое секретное оружие. Я презрительно хмыкнул — давно уже пора понять что то, что нам сообщают не имеет ничего общего с настоящим положением дел. — Ну в крайнем случае придется как-то договариваться с русскими и заключать мир. — Мир? — усмехнулся я. — Они потребуют полной капитуляции. А то еще и захотят отыграться за все что мы здесь делали. Шнайдер глубоко затянулся и щелчком отбросил окурок. — Поменьше думай об этом. Не мы эту войну затеяли, отвечать за нее тоже не нам. Солдат ведь что делает — выполняет приказы. Так? — Так, — устало согласился я. Шнайдер внимательно посмотрел на меня. — Что-то не нравишься ты мне в последнее время. — Можно подумать я тебе раньше нравился. Я почувствовал раздражение, Шнайдер не тот человек с кем бы мне хотелось обсуждать Рени. — Давай, выкладывай, я же вижу ты после разговора с этим штандартенфюрером ходишь как будто мешком по голове огрели. Я поколебался — все же он единственный здесь, кто знал ее, а мне необходимо рассеять сомнения. — Ты думаешь она действительно погибла? Шнайдер помолчал и нехотя ответил. — Мне бы хотелось ответить иначе, но… Сам подумай — если бы это было не так, она была бы здесь с нами. — Официально подтверждения ее гибели нет, значит… — Ты же знаешь, что черта с два мы теперь сможем вернуться туда и забрать наших погибших, — завелся Шнайдер. — Она могла попасть в плен, — почему-то когда я озвучил свои подозрения, стало чуть легче. — Не дури, Винтер, — невесело ухмыльнулся Шнайдер. — Эрин живучая, как кошка и такая же настырная. Уж она-то придумала бы как сбежать. А может и попыталась, но раз ее нет… Лучше бы я ничего не говорил. Тешить себя надеждой что она выжила и снова впасть в отчаяние, представляя что ее застрелили при попытке побега… — Бросай эту дурацкую привычку — слишком много думать как бы то, да как бы это, — вздохнул Шнайдер. — Жизнь, она куда проще — есть реальные факты и нужно принимать их. Я молча кивнул и шагнул к двери. — И вот еще, — Шнайдер взял меня за плечо, развернув, — я тут недавно наговорил тебе спьяну всякой херни. Не бери в голову, ничего у нас не было. — Я это знаю. Вот уж в чем, а в любви Эрин я никогда не сомневался.***
— Похоже на наш пост, — я еще раз присмотрелся. Окопы и пара наскоро сколоченных избушек выглядели покинутыми. Странно что никто не вышел нам навстречу. — Спят они там все, что ли? — проворчал Шнайдер. — Возьми кого-нибудь и проверь. Через десять минут он вернулся. — Там никого в живых! Раэ, запыхавшись, остановился и его внезапно вывернуло. Я медленно двинулся к ближайшей избе. Двери были изломаны, а внутри лежали четыре тела. Я почувствовал дурноту, глядя на изувеченные трупы лежащие в луже запекшейся крови. Над некоторыми издевались так, что невозможно было узнать. — Я много повидал, но такого… — пробормотал Шнайдер. «С ними расправились партизаны», — догадался я и крикнул. — Никому не подходить к блиндажу! Но было поздно — раздался взрыв и над укреплением взметнулся фонтан земли и бревен. Шнайдер выругался и побежал к окопу. Я бросился за ним. Фульке едва дышал, из его тела струилась кровь, Келлера вообще разорвало. Вместе с ними лежали трупы наших солдат — видимо на них и прицепили мины. — Их надо похоронить, — сказал Шнайдер. Приняв все меры предосторожности, мы оттащили тела. — Ублюдки, они сорвали с них жетоны, — выругался Шнайдер, помогая мне вынести тела наружу. — И скорее всего уничтожили солдатские книжки. Мне стало не по себе. Их убили с изощренной жестокостью, чтобы даже не остались в памяти. Парни вырыли одну общую могилу. — Нужно раздобыть плащпалатки или какой-нибудь брезент, — предложил Крюгер. — Хорошо, — кивнул я, — но будьте осторожнее. Кто знает что еще за «сюрпризы» приготовили русские. Раэ, как самый набожный из нас, прочел молитву. Неизвестные, стертые из памяти солдаты и соответствующие похороны — ни флагов, ни музыки, ни венков — ничего, кроме страшного оцепенения. Проходя мимо блиндажа, я заметил торчащую из земли дощечку, на которой углем было выведено «Месть». — Уберите эту гадость, — сказал я. Впереди чернел лес и я мог только догадываться сколько еще там может прятаться этих террористов. Нам нужно пройти-то всего около семнадцати километров, а там уже мы присоединимся к основной роте. Предчувствия не обманули меня — мы попали в засаду. По нам внезапно открыли огонь. Раэ ранило в руку, Шесс упал замертво. В меня выстрелил здоровенный как медведь русский, но не попал. Я выстрелил в ответ и он упал, пытаясь перезарядить винтовку. Шнайдер бросился к нему и ударил прикладом. — Бросай гранату! — крикнул я Винеру. У одного партизана сразу же оторвало руку. Они сражались яростно, отчаянно, но у нас был численный перевес. Наконец все было кончено — на окровавленном снегу лежали трое партизан. — Мы убили девчонку? — растерянно пробормотал Раэ, глядя на окровавленное тело девушки. — А что надо было позволить ей перестрелять нас? — рявкнул Шнайдер. Крюгер и Винер притащили двоих уцелевших русских. Я узнал в чумазом, покрытом кровью и грязью мальчишке недавнего знакомого. И лишний раз убедился, что при первых же подозрениях нужно сразу стрелять, а не слушать байки про тетушек. — Что с ними делать? — спросил Раэ. — Расстрелять, — пожал плечами я. Когда они уже перестанут задавать идиотские вопросы? — Отделать бы их, как они наших, — сплюнул Шнайдер. Мне хотелось притащить сюда Ягера, чтобы он своими глазами посмотрел что натворил этот «шахматист» и убедился что война никакая не игра. — Че, фриц, не хочешь сыграть еще раз? — отчаянно усмехнулся парень. — Я еще и в карты неплохо рублюсь… Вместо ответа я прицелился. Кому-то нравится убивать; кто-то, как Ягер, заигрался; кто-то испытывает удовлетворение, мстя за убитых товарищей. Для меня же все остается по-прежнему просто — ты убиваешь, чтобы не убили тебя. И чтобы окончательно не свихнуться, нужно помнить лишь это.