Mysteria dolorosa

— Есть здесь некая женщина, которая пришла к нам на службу то ли чтобы понасмехаться над нашей верой, то ли она просто одержима. Лицо она скрывает, и имени её никто не знает, но речь её отличается учёностью, а кое-кто видел, как она беспрепятственно заходит в ворота замка. — Королева Ингрид? — живо заинтересовался Энрико Максвелл. — Нет. Совершенно точно нет. — В таком случае и не надейтесь заинтересовать меня, падре. Королева — единственная женщина, которой ныне принадлежат мои думы. Энрико улыбнулся, но голову инстинктивно чуть втянул в плечи, словно опасаясь, что за суровым взглядом бывшего наставника последует крепкий подзатыльник. Брат Александр был только рад, когда узнал, что непоседливый подопечный нашёл место среди служителей Церкви. Но чем дальше, тем больше сомнений вызывало у доминиканца это новомодное Общество Иисуса. Уж чересчур явно прослеживалось в его действиях негласное «цель оправдывает средства»; и чересчур это братство способствовало проявлению не самых лучших качеств Энрико: хитроумия, спеси, честолюбия, расцветших за годы его разлуки с «падре», как ласково именовал Александра по старой памяти Максвелл, буйным цветом. Одна оставалась надежда, что под чутким руководством умелых садовников плоды этого древа будут благими. По прибытии в Хельсингёр Александр обнаружил, что бывший подопечный ныне оказался ему едва ли не начальником. Именно на Энрико Максвелла Святым Престолом была возложена миссия обратить молодую хельсундскую королеву Ингрид I в католическую веру и вернуть охваченную протестантским бунтом страну под крыло Рима. Необходимость согласовывать свои действия с братом Энрико Андерсона вовсе не тяготила — напротив, дипломатический талант Максвелла и умение выискивать доносчиков даже в самом близком к королеве кругу послужили Александру немалым подспорьем. Вещи, будто бы беспорядочно усыпавшие стол, описывали историю человека, ради которого Священная канцелярия (инквизиторы старой закалки морщились, заслышав новое наименование своей институции) направила Александра в этот негостеприимный северный край; историю, которая заинтриговала его молодого собрата. Печатные книги, манускрипты, письма, короткие донесения, выписки из архивов, копии смет; отдельно от бумаг были сложены образцы руды, неотличимые для неискушённого взгляда от обычных камней, закрытые искусно притёртыми крышками склянки с солями, изъеденная коррозией изогнутая трубка непонятного предназначения, а также новенький пистоль, украшенный изящной гравировкой. Расслабленно вытянувший к очагу ноги Энрико с легкомысленным видом, будто забавляясь пустой безделушкой, вертел в пальцах перстень. Новый штрих к их истории, догадался Александр. — Что скажете об этом, падре? Энрико, не вставая, протянул перстень ему. Серебро, без значительных примесей, насколько можно было судить при свечах. Перстень был украшен десятью мелкими, симметрично расположенными камнями чёрного цвета, скорее всего, морионами, и крохотным круцификсом. — Кольцо-розарий? — Да. Такие сейчас нередки в недружелюбных к католикам странах, как моя, например. На самом деле, Энрико, побочный сын английского изгнанника, родился и вырос в Италии. Со всех сторон волей политических перипетий и обстоятельств своего рождения лишённый прав на родовые земли, он выражался так, будто заявлял право на целую страну. Тем временем Александр продолжал рассматривать перстень. Внимание его привлекли выгравированные лучи восходящего солнца, образующие под распятием букву V. — Это кольцо принадлежало кому-то из Валентино? — Совершенно точно, Луке или Иоанну. Скорее всего, Луке, как старшему, очень уж похоже на семейную реликвию. Андерсон положил кольцо на стол и обратил взгляд на Энрико. У того на лице были написаны гордость за находку и желание поделиться подробностями, но предпочтительно после изумлённого вопроса: «Как же этот перстень попал к тебе?». Александр фыркнул и мягко подначил собеседника: — Энрико, давай, рассказывай всё, ты же сейчас лопнешь от нетерпения. Тот состроил недовольное выражение лица, но подчинился: — Кольцо случайно обнаружилось у одного из местных ювелиров. Я дал понять мастеру, что вещь в лучшем случае краденная, благодаря чему не только выкупил перстень по символической цене, но и получил описание человека, который принёс его в лавку, солдата из замка. Отыскал его брат Рональдо. Солдат этот утверждает, что обнаружил кольцо в кормушке на псарне. — Я теперь не смогу спокойно пройти мимо этих... собачек, что носятся иногда по замковому двору, — признался Энрико после затянувшегося молчания. — Надейся, что тот, кому принадлежало это кольцо, попал в кормушку уже после смерти, — Александру доводилось видеть людей, которые пожирали себе подобных, что уж говорить о собаках. Коснувшись перстня, он подумал о неудачливых братьях. — Requiem aeternam dona eis Domine; et lux perpetua luceat eis. Requiescant in pace. Amen [2]. Ни он, ни Энрико не были знакомы с братьями Валентино, шпионами императора Максимиллиана II, подосланными ко двору королевы Ингрид; разве что по отчётам, дословно скопированным и пересланным в Рим доверенным лицом в Вене. Тем не менее, лишь благодаря им Александр мог завершить погоню, начатую пятнадцать лет назад на другом конце Европы, в Далмации, где маг и алхимик Владислав Дракула, не слишком старательно скрывшись под псевдонимом Алукард (по слухам, не просто являвшимся анаграммой его фамилии, а полученным им во время путешествия в арабские земли), издал кишащую богохульными идеями книгу «Mysteria dolorosa» [3] после чего ускользнул из рук инквизиции и как в воду канул — до недавних пор. — Нужно действовать, — решительно произнёс Александр. — У нас более чем достаточно косвенных доказательств. Мы знаем, что описание Рихарда фон Хельсинга, данное его бывшими сослуживцами, не совпадает с описанием человека, известного под этим именем здесь. Более того, неизвестно, чтобы фон Хельсинг проявлял интерес к алхимии, а по возвращении в Хельсунде он неожиданно углубился в алхимические изыскания, совершенно забросив военное дело. Для лаборатории в подвалах замка, куда, кроме фон Хельсинга, заказан доступ даже приближённым ко дворцу алхимикам, купеческая гильдия крупными партиями поставляет селитру, витриольный купорос, тюлений жир, квасцы — и оттуда же, на рудники поступает «королевский порох», который Алукард когда-то предлагал правителю Далмации — как и другие новшества, которые теперь применяются хельсундцами. — И там же, полагаю, разрабатывается это, — Энрико взял со стола пистоль, провёл пальцами по замку, украшенному затейливым узором, с одного бока включавшим инициалы W.C.D., а с другого — алхимический символ Меркурия. Меркурию в сочинении Алукарда отводилась значительная роль. — Я по-прежнему запрещаю, Энрико. Максвелл рассмеялся. Он уверял Александра, что, судя по хитроумному механизму, оружие, похищенное их доносчиком из подпольной лаборатории, может быть заряжено двумя пулями и стрелять дважды. И Энрико не терпелось испытать свою теорию в деле. — Не смейся. Если оружие разорвёт при выстреле, лишишься пальцев. Или тот, которого ты уговоришь выстрелить, лишится. — W.C.D. Падре, я говорил вам, что риксканцлер Дорншерна, как говорят, увлекается часовыми механизмами и даже собрал кое-что из своей коллекции собственноручно? — Конечно. Часовыми механизмами и оружием. И королева, вне всякого сомнения, тоже в курсе, кем на самом деле является её «дядя», — Александр скривился. — Проклятые еретики покрывают нечестивого богохульника. Что мы можем поделать здесь, Энрико, кроме как действовать, с Божьего благословления, силой? — Никакой силы, падре, — сурово остановил его Максвелл. — Достаньте окончательные доказательства, но действуйте в тайне. А уж я разберусь, как убедить Ingridae Augustae [4] выдать нам преступника, виновного в тяжелейших грехах в глазах любой христианской церкви. [2] Покой вечный подай им, Господи, и свет вечный им да сияет. Да упокоятся с миром. Аминь. [3] Скорбные тайны [4] королеву Ингрид