Алкоголь, гашиш, синильная кислота и стрихнин — всего лишь слабые растворы. Самый надежный яд — это время. Ралф Уолдо Эмерсон
Если бы каждое утро Аарона начиналось так, то он бы никогда и не вставал с кровати, чтобы постоянно чувствовать такое тепло рядом с собой. И это не о самом понятии тепла, как о понятии температуры, а об ощущении внутри. Впервые за последний год он ощутил себя живым, полным сил и мыслей, потому что Сара рядом, потому что он наконец-то спустя месяц их отношений понял, что любит ее. Любит этот маленький комочек боли и счастья, пригревшийся у него на груди, обожает всем своим сердцем. Но ненавидит себя за то, как нагло ей врёт. Постоянно. Каждодневно. Как только дело заходит об Эндрю и его участии в банде, об их прошлом и даже о Эмилии — Аарон врёт, переходит с одной темы на другую или просто игнорирует вопрос. Вообще, мужчина не любит врать. От слова совсем. Для него врать все равно что обещать что-то сделать, а потом этого не выполнить. Он ненавидит ложь, ненавидит, когда обманывают его и старается сам никогда не обманывать. Однако, эти идиотские исключения из правил последние два месяца охотно врываются в его жизнь, становясь чуть ли не спутником. Говорить Саре что-то плохое об Эндрю значит испортить ее мнение о том человеке, что вырастил ее и подарил ей жизнь такой, какой она видела ее до его смерти. Это такой способ ее защиты. Но… Получается, главарь драконов врёт ведь и не только о том, кем был Эндрю, но и о том, что убил его именно он. Да, убил. Да, лишил жизни человека, подобно хладнокровному убийце, однако, он совсем об этом не жалеет. Ни капельки. Эндрю заслужил такого исхода. Просто Сара… Сара оказалась жертвой в данной ситуации, и Аарон очень надеется, что она никогда не узнает имени настоящего убийцы. — Малышка, — ловит на себе ее взгляд, улыбаясь чуть растрепанным волосам и сонной моське, как у самого настоящего котенка. С ней весело, с ней хорошо, безумно и всегда очень нежно. Она его антидепрессант: снимает стресс, делает другой версией себя, заставляет улыбаться и верить в лучшее. — о чем ты задумалась? Месяц отношений пролетел, как звезда, падающая с неба. Буквально за пару мгновений. Но эти мгновения, они стали такими незабываемыми и подарили им массу впечатлений. Пальцы мужчины касаются молочной кожи бедра, проводя по черному контуру причудливого изображения дракона, которое появилось около двух недель назад. Сара захотела, а Аарон быстро подсуетился и помог выбрать эскиз и место. Теперь его маленькая девочка соответствует всем негласным правилам его банды. Татуировка, смелость, сталь в характере и ум — идеальная девушка. Его маленький дракон. — Смотрю на тебя и все думаю, — О’Нил ловко перебирается на таз мужчины, и только когда садится верхом, понимает, что они оба полностью голые. Краска заливает ее лицо, а Хилл лишь ухмыляется, надавливая крепче на ее ягодицы и не позволяя с себя встать. Ощущать Сару всеми частями тела без всего… Восхитительно! — как в тебе может жить такие два разных человека? Что? — ее встречает непонимающий взгляд. — Ты то грубый и жёсткий, мне хочется тебя прибить в такие моменты. Ты ведь так и не позволяешь мне к себе прикасаться, когда мы в казино, хотя уже все знают, что мы с тобой вместе. То ты милый такой, нежный, как сейчас. Ты либо полный придурок, либо у тебя раздвоение личности. Обиженно смотрит на своего мужчину, удивляясь его такому разнообразию. Он и правда очень разный. Слишком загадочный и такой манящий, что Сара не может не восхищаться им. Любить, заботиться и дарить себя — вот ее благодарность ему за то, что он с ней и все ещё терпит ее выходки. — С тобой я настоящий, с Вишней, с Майклом тоже, а остальные видят лишь оболочку, — Аарон скользит взглядом по изящному телу возлюбленной, прикусывая щеку. — Малышка, ты такая… Господи, ты просто великолепна, Сара. От тебя невозможно оторвать глаз, — мужчина протягивается и оставляет на губах О’Нил нежный поцелуй, перенося свои уста ниже и проводя язычком по одной из горошин, тут же реагирующей на такое ласковое действие. — Я схожу с ума, когда ты рядом, О’Нил. Я просто не контролирую себя в такие моменты. Мне хочется тебя целовать без остановки, доставлять тебе удовольствие и наслаждаться твоим сладким голосом. Сара, что ты со мной делаешь? Вопрос повисает в воздухе, оставляя после себя такой эротичный звук поцелуя. И стон… Тихий, протяжный, говорящий обо всех желаниях. Аарон приподнимает Сару чуть вверх, умоляюще на нее смотря. Ему безумно хочется ее на завтрак, но без разрешения он не станет делать ничего. Обещал и выполняет свое обещание, пытаясь быть для нее идеальным, лучшим. — Папочка хочет, чтобы его девочка подарила ему незабываемое утро? — ручки девушки нащупывают эрегированный член и ласково гладят его, возбуждая ещё больше, а потом осторожно направляют ко входу во влагалище, давая знак в виде кивка головой. Аарон медленно опускает Сару до упора, замирая и обращая взгляд карамельных радужек в шоколадные. Наверное, не самый подходящий момент говорить о чувствах во время секса, но Аарон больше не может терпеть. Слишком долго ждал того момента, когда скажет ей о своих чувствах, заявит, а в ответ, по крайней мере он надеется, что услышит взаимное признание. — Я тебя люблю, Сара. Очень сильно люблю, — прикрывает глаза, чувствуя лёгкую дрожь в ее теле после его признания. Его слова ласкают ее слух, становясь колыбельной, и это отзывается жаром внутри. Ей нужна его любовь, потому что она греет. И руки стали реже замерзать, и сердце стало меньше болеть. Вообще, он ее лечит, сам того не зная. Сколько раз Аарон признавался девушкам в любви? Ни разу. Это первый, и он надеется, что последний. Сара заполнила его жизнь своим присутствием. Это то самое чувство, когда человека много, и его аура, его присутствие — все, доставляют тебе безумное счастье, потому что по-другому и быть не может. Сары О’Нил слишком много в жизни Аарона Хилла, и, пожалуй, он ни капли об этом не жалеет, потому что видит в ней свое продолжение. Себя. И она охотно отзывается, даря ему всю себя, свою ласку и заботу. Эту улыбку розоватых губ, смешные рожицы с утра, ее безумные выходки, дикую сексуальность и доброту. Она и правда его маленькая девочка, с ней как будто бы на страницах сопливого романа, в котором нет места злу. — Я тоже тебя люблю, Аарон. В тебе так много загадочного, ты такой необычный, такой сильный, темный и очень манящий, — она изящно выгибается, наклоняется и прикасается губами к одному из шрамов, целуя буквально каждый миллиметр чуть съежившейся кожи. — Я хочу забрать себе твою боль, Аарон. Доверься мне. Перестань закрываться. Теперь у тебя есть я. Пора отпустить прошлое и жить настоящим. Позволь мне, прошу тебя, позволь мне стать той, кому ты доверишь себя и свое сердце. Я не сломаю его, не раню тебя, потому что ты… Ты мое спасение, Аарон. Только с тобой я перестаю думать о мести, с тобой я чувствую в себе ростки адекватной жизни. Я люблю тебя, Аарон Хилл. Безумно сильно люблю. Ты для меня единственный близкий человек. Больше у меня никого нет. Аарон откидывается на подушки, тихо хмыкая. Она к нему со всей душой, со всей любовью, открытая и искренняя, а он все время ей врёт. Ему впервые в жизни стыдно, и это сейчас его разорвет на части. Но эти пухлые губки, целующие уже второй шрам, а потом и третий… Боже, она его убивает. Режет без ножа. Режет своей нежностью, собой. Ее отношение к нему… Он не заслужил ни дюйма этой любви, ни единой капли, потому что сделал ее сиротой, потому что уже сто раз успел спрятать от нее улики, отыскал в их с Эндрю доме все, что могло бы намекнуть на его причастность к убийству и унес в свою квартиру. Он держит ее в неведении, как зверька в клетке, а она ему доверяется, обнажая все свои страхи, рассказывая свои мечты и доверяя свои тайны, пока он делает то, что точно не приведет ни к чему хорошему. Издевается, как на пытке, таким образом. — Ты тоже для меня единственная. Помни об этом всегда, — позволяет ей двигаться в том темпе, что нравится ей самой, утягивая губы в поцелуе. Улыбается ей, а сам думает о том, как хочет вернуть время вспять и рассказать ей всю правду, потому что больше не может видеть этих грустных глаз. Но и не может одной лишь фразой разрушить все их отношения, поэтому снова нажимает на кнопку отключения совести и продолжает дарить ей удовольствие, наслаждаясь сладостными стонами. Ускоряет темп ее движений, лаская грудь, целуя любимые губы, щекоча плоский животик и просто улыбаясь, потому что она его. Вся. Полностью. Этот факт уже не изменить. И это лучшее для него время, потому что Сара теперь смысл его жизни. Утренний секс снимает напряжение и избавляет Аарона от внутренних терзаний. Правда… Да, она требуется всем и всегда, но иногда лучше ее не знать, поэтому он и не позволит Саре ничего узнать. Хватит мучить себя и ее. Надо просто забыть о том дне, как о самом страшном сне и позволить себе наслаждаться жизнью. Он уходит в душ, а О’Нил быстро переодевается и убегает из своей спальни в комнату Дрю, запираясь на замок изнутри. Садится за письменный стол, вырывая из всего бардака толстую тетрадь в линейку. Берет ручку и начинает выводить размашистым почерком свои мысли, чтобы их не забыть. Ей надоело жить в неведении, и она уже месяц ведёт собственное расследование, записывая все в толстую тетрадь, а спальню брата использует, как личный штаб, доступ в который предоставлен лишь ей одной. «Пошел шестьдесят шестой день с твоей смерти. Я все также ничего не понимаю. Я не знаю, врёт ли он мне. Я вообще ничего не знаю. Все твердят мне, что ты плохой, Дрю, что ты был наркоманом… Но как? Как я могла такое не видеть? Ты не мог меня обманывать! Ты не мог бы так этого скрывать! Прости меня, прости, что я так поступаю. Я правда его люблю… Господи, я люблю человека, который выгнал тебя из своей банды, а ещё и является боссом тех, кто тебя убил. Знаешь, чем дольше я в драконах, тем больше я понимаю, что убийца не простой дракон. Да, тебя ненавидели практически все. Бурый считает тебя предателем, но это точно не он. У него красный мотоцикл, да и в ширину он больше. Майкл… Тёрнер точно не мог бы этого сделать, потому что знает, кто ты для меня. Майкл замешан в чем-то другом, но точно не в убийстве. Это либо Аарон, либо Вишня… И мне час от часу не легче от такого предположения. Я люблю Аарона, люблю и Вишню. И я схожу с ума. Вчера мне снова снилось, как ты умираешь, и я целый час не могла уснуть. Я скучаю по тебе, братишка. Мне не хватает тебя. И я обязательно выведу на чистую воду всех. Я клянусь. Клянусь наказать того, кто это сделал, даже если им окажется он…» — Сара, что ты постоянно делаешь в комнате своего брата? Не успевает шатенка закрыть дверь на ключ, убрав его в свой карман, как Хилл налетает на нее с вопросом. Постоянно? Если учесть то, что Аарон живёт здесь вторую неделю практически безвылазно, то да, она уже который день что-то делает в комнате Эндрю. Все началось с того героического спасения Аарона от Чарли, а именно со слов Вильямса о незнании Сары правды о брате. Если до того момента О’Нил думала, что драконы просто пытаются очернить ее родного человека, чтобы, когда она узнает правду, та показалась ей должным, и не последовало никакой мести, то в тот день отбросила эти мысли. Чарли хоть и оказался полным ничтожеством, но говорил о брате он искренне, и этот его поддерживающий жест… Он тоже что-то знает. И именно после того дня, вернувшись домой, девушка устроила в комнате брата поиски всего, что могло бы показаться интересным и дать ответы хоть на один из вопросов. Но ничего, кроме фирменной кожанки драконов и припрятанных в обувную коробку фотографий с Эмилией, не нашла. Зато начала вести этот грёбаный дневник, в который записывает теперь все свои мысли. Хоть голова не пухнет. — Ничего особенного, — Сара улыбается Аарону, проходя в кухню. Наливает кофе в две кружки и разогревает вчерашнюю лазанью, ставя все на стол. Они садятся друг напротив друга, начиная трапезу, однако, Сара не может уложить свои мысли в голове. Ей требуется несколько ответов. — Аарон, я нашла в комнате Эндрю кожанку с драконом. Она нового образца. Ей максимум пару лет. Она такая же, как и моя. Твоя и Вишни отличаются, потому что они старого образца. Ви говорил мне, что вы носите старые, а новые появились три года назад. Но раз у Эндрю новая… Значит ты меня обманул. Что ты от меня скрываешь, Аарон? Прошу тебя, расскажи мне! За что конкретно ты выгнал Дрю из банды? Каким он был для тебя? Я имею право знать! Иметь право и знать для Аарона два разных понятия. Иметь право, значит, не обязательно знать. А знать — обладать полной информацией о том или ином факте. И сложить из этих трёх слов словосочетание, кажется, было не лучшей идеей Сары, потому что Хилл просто заводится с полоборота. Ему надоело постоянно слышать одно и тоже. О чем бы они не говорили, чем бы не занимались, — Сара всегда найдет способ свести все к разговору о смерти брата. Мужчина понимает, что ее все гложет, заставляя постоянно думать об этом, но… Зачем? Зачем она заставляет думать и его? — Ты снова заводишь одну и ту же шарманку, Сара, — безразлично бросает Хилл, продолжая наслаждаться едой, — я рассказал тебе то, что посчитал нужным. Остальное на совести твоего брата. Я не могу рассказать тебе то, чего он точно не хотел бы тебе говорить. Перестань мусолить эту тему, иначе мы поссоримся. Решил напугать ее ссорой? Как будто бы за этот месяц они не ссорились. Ага, они, кажется, только и ссорились постоянно, потому что Сара слишком требовательная и дерзкая, а Аарону надоело охлаждать ее пыл. Именно поэтому вся банда и узнала, что они вместе. После очередной ссоры они слишком громко мирились. Сначала ссорились громко, разрушив половину кабинета Аарона, разбив около десятка бутылок коллекционного алкоголя и разломав один из шкафов. Они сами и не заметили, как выкрики и ругательства переросли в громкие стоны и крики наслаждения практически часового секс-марафона. Зато потом целую неделю не ссорились, но и сидеть нормально на пятой точке Сара тоже не могла. Хилл всё-таки ее немного наказал за столь агрессивные высказывания в свою сторону, хорошенько отшлепав, а О’Нил отомстила своими острыми коготочками. Спина мужчины ещё долго заживала. Они два взрывных вулкана. И если у Аарона ещё иногда хватает выдержки, чтобы не взорваться огромным потоком лавы, то у Сары ещё нет такой натренированности. Отсюда и постоянные стычки. Они как на пороховой бочке, и от этого им ещё интереснее друг с другом. Бьёт, значит, любит, пожалуй, точно описывает их отношения. Только бьют они друг друга не физически, а морально. Один врёт, а вторая пытается докопаться до правды, лишь вырывая обоим яму, в которой постепенно начинают прорастать цветы, именуемые лживой болью. — Если это шантаж, то не действует, — О’Нил закатывает глаза, ударяя ножкой по полу, — я не прошу тебе рассказывать то, как продумывали сценарий убийства Эндрю. Я лишь хочу знать, чем, помимо нахождения в банде и приема наркотиков, он занимался? И как долго он был у вас? А ещё вот это, — достает из кармана юбки наручные часы с черным ремнем из крокодиловой кожи, протягивая их Аарону, — там сзади гравировка. И это явно не драконы подарили. Аарону вовсе не нужно читать гравировку, чтобы понять, что там написано: «У тебя есть восемьдесят зубов и огромная пасть, чтобы проглотить добычу и не оставить от нее ни единого кусочка мяса». — так звучит девиз аллигаторов. Дилан рассказывал и показывал такие же часы. Это как кожанка у драконов, но здесь немного иначе. Часы дают не при вступлении в банду, а после совершения кого-нибудь важного дела, где человек показывает себя. Если он приходит с дела живым и невредимым, то ему вручают такие часы. Если же нет… Ну, мёртвому человеку и часы не пригодятся. Хилл никогда не понимал такого способа проверки людей на пригодность к своей группировке. Да, устраивали испытание, но все было сделано так, что даже если человек и не справится, то останется жив. Его просто назовут трусом, оскорбят, но никто не будет нести цветочки на его могилу. Аллигаторы даже здесь умудрились отличиться, а все потому, что Чарли нравится смотреть, как люди готовы перегрызть друг другу глотки из-за достижения какой-нибудь цели. Для него такие испытания были сродни показательным выступлениям Хилла, когда он профессионально занимался боксом. Однако, даже боксерам не разрешают добивать жертву, если одержал победу. Вильямс же не знает ни единого правила, он воспринимает все под призмой своей реальности. Реальность наркоманов, оказывается, так сильно отличается от реальности адекватного человека. — Это аллигаторов штучка, как наша кожанка. Сара, твой брат… Понимаешь, мне трудно говорить о нем. Я не хочу. Человек для меня умер, когда начал заниматься за моей спиной своими делами, подставляя нас всех. Из-за него я лишился многих парней и не только парней. Эндрю был хорошим другом, он был прекрасным человеком, но до определенного момента. Наркотики портят людей, и я искренне не понимаю, как ты не замечала в нем таких сильных изменений. Тебе было где-то десять, когда он стал другим. Возможно, ты просто видела в нем человека, который был для тебя и мамой, и папой, поэтому не замечала его агрессии, местами странных выкидонов, но они были, — Аарон хмыкает, и жест его кажется таким расстроенным и грустным, таким сожалеющим, — Знаешь, я принял тот факт, что он принимал наркотики, но предупредил, что если это зайдет далеко, то он может больше не рассчитывать на нашу поддержку. Зашло. Сара, твой брат помешался на этом. Ему было мало принимать, он захотел устроить из этого бизнес. Мы не продаем наркотики, не производим их, потому что подсаживать людей на зависимость — низко. Эндрю нарушил мое правило. Нарушал его и дальше, пользуясь тем, что ты ещё не выросла. Он знал: его никто не выгонит, потому что у него была ты. Но всему был предел, Сара. Мне надоело терпеть его загоны и избавляться от проблем, которые он нам принес. Я и выгнал его год назад. Больше ничего тебе говорить не буду. Пожалуйста, перестань задавать мне вопросы о своем брате. О мертвых нельзя говорить плохо, но хорошего я тебе ничего сказать не могу, поэтому тема закрыта окончательно. Год назад. Если быть точнее, то чуть больше года назад. Выгнал сразу же, как только узнал о смерти своей сестры. Эмилия умерла из-за него, но только Саре не стоит знать о родстве, хоть и косвенном, Эмилии и Аарона, и о том, что Эми не стало из-за Эндрю. Как и родителей Сары. С родителями вообще идиотская история вышла. Если бы Сара в действительности знала, что произошло, то вряд ли бы хотела мстить за человека, что врал ей всю ее жизнь. Только вот Хилл тоже не лучше. Тоже врет. Прямо сейчас врёт. Практически всегда врёт, когда дело доходит до этой темы, поэтому судить об Эндрю точно не может. Они сейчас оба в одинаковом положении. Только Аарон пытается защитить Сару от правды, чтобы не убивать в ней любовь к брату и его светлую память, а Эндрю же врал, чтобы… Да никто так и не понял зачем. — Но не может же быть так, чтобы не было ни единого хорошего момента. Неужели мой брат был настолько отвратительным человеком? — кривая улыбка начинает проявляться на лице шатенки, откинувшейся на спинку стула. Это не правда! Она не верит… Он был хорошим, любил ее, вкусно готовил и баловал, а ещё всегда устраивал ей самые лучшие праздники. Он был ее родителем, а родители априори не могут быть плохими. — Были и хорошие моменты. Эндрю как-то раз прикрыл мой зад, приняв на себя весь удар. Ему нехило тогда досталось, — Хилл улыбается, вспоминая тот день, когда О’Нил прикрыл его спину собой, и ему в грудь попало лезвие ножа. Если бы не Эндрю, то Аарон вряд ли бы сейчас разговаривал с Сарой, — ещё… Казино. Замысел Вишни смог полностью понять только твой брат, он ведь у тебя неплохо рисовал. Вот, поэтому можно считать проектировщиком казино именно Эндрю. Без него мы бы не смогли сделать все так, как видел Вишня. Сара, маленькая моя, пойми… Совершенно не важно, каким видел твоего брата я или же Вишня, главное то, каким он был для тебя. Тебя он и правда любил больше всего на свете. Часто рассказывал о твоих успехах, да и ты была единственной, о ком он так тепло всегда говорил. Ты была его светом. И это правда. Аарон не помнит, чтобы был хотя бы один день, когда Эндрю не говорил о Саре. Кажется, об успехах шатенки знали все драконы. Аарон даже помнит, когда она впервые поцеловалась, потому что О’Нил рассказал это ему, советовался тогда с ним. У них обоих ведь были младшие сестры. Эндрю вообще часто брал советы у Аарона, потому что Хилл случайным образом оказался в том же положении, что и брат Сары. Хилл помогал ему, и Сара, наверное, не помнит, но главарь драконов как-то раз даже забирал ее из школы. Это был единственный раз, когда Хилл был без щетины, и не был похож сам на себя. Наверное, именно из-за этого Сара и не помнит этого момента. Зато Аарон помнит. Помнит ее детскую болтовню и то, как она строила своего одноклассника, что тащил за ней ее рюкзачок. Сара была той ещё командиршей, даже в детстве. Двенадцатилетняя командирша с двумя милыми косичками. Удивительно, как же тесно на нашей планете. Никто из них двоих тогда и не мог подумать, что спустя семь лет они станут парой. Сказал бы кто-то тогда это Аарону, он бы повел пальцем у виска и молча ушел бы. Но сейчас он не представляет жизни без нее. — Просто… Просто… Господи, почему его убили? Я искренне не понимаю этого, — она встаёт, начиная ходить по кухне, лишь бы не сидеть на месте и не чувствовать дрожи во всем теле, — я скучаю по нему. Мне не хватает наших вечеров за просмотрами фильмов, наших совместных завтраков с аромасвечами, да даже банальных вылазок в бар каждую неделю. У него сегодня было бы день рождения… Я думала, мы вместе пойдем куда-нибудь, даже подарок приготовила. Представляешь, копила почти полгода на эти идиотские кроссовки, он так любит adidas… Что мне теперь с ними делать? Выкинуть?! Сжечь?! Отнести на его могилу и сказать: «Держи, братишка, носи с удовольствием!»? Деревянная поверхность косяка кухонной двери принимает спину Сары в свои объятия. О’Нил скатывается по косяку, закрывая лицо руками. Рыдания сотрясают уютную кухню дома своими громкими звуками, проникая в сердце Аарона жгучими стрелами. Это он ее всего лишил, так ещё и имеет совесть с ней встречаться, словно так и должно быть. Хилл садится напротив на корточки, осторожно беря шатенку за руки. Заглядывает в глаза, видя в них полную растерянность и страх. Ей страшно, и это неудивительно. Ему тоже было страшно, когда не стало Эмилии, поэтому он и закрылся. Но у главаря драконов не было тогда Сары, а у нее есть он. Они помогут друг другу отпустить то, что так сильно тревожит их души, терзает тела и ломает невидимые крылья. Аарон поможет отрастить Саре новые, ещё более красивые и сильные крылья, чем до этого. — Хочешь, мы сходим вместе к нему на могилку? Ты поговоришь с ним, успокоишься. Уверен, он будет рад увидеть тебя сегодня там, — пытается показаться сочувствующим, принять ее боль и забрать себе, не обращать внимания на терзания совести, но не выходит. Аарон и не думал, что месть за сестру доставит ему потом столько мучений. Надо же было влюбиться в девушку, что оказалась сестрой того человека, которого он убил. Это его наказание и награда одновременно. Сколько он ещё продержится? Сколько ещё будет врать? Только богу известно. Но одно мужчина знает точно: в любви к ней он видит свое спокойствие. Это та самая часть его жизни, в которой он может быть настоящим и чуточку слабым. Ненавидит всем сердцем чувство слабости, но с ней Хилл может себе иногда его позволить, как и вообще другие чувства. Наверное, отчасти Аарон воспринимает Сару именно как ту самую маленькую девочку с двумя косичками, поэтому и включает иногда строгого папочку, роль которого так нравится Саре. — Не надо, я сама. Иди в казино или домой. Куда-нибудь, пожалуйста, оставь меня сегодня одну. Я хочу побыть одна, поплакать, я имею на это право. Ты не можешь лишить меня и этого! Не смей! Ты и так скрываешь от меня всю правду! — вскакивает, беря его за руку, и тащит в прихожую, — уходи! Я хочу побыть одна… Прошу тебя… Позволь мне быть сегодня слабой… Выставляет руку вперёд, и они оба понимают, что продолжать разговор дальше бессмысленно. Сара закрывается, а если же Аарон продолжит наступать, то лишь усугубит и так шаткое положение. Он видит, она ему не доверяет. Точнее, доверяет себя, свои тайны и свое сердце, но не верит ни единому его слову. Потому что как бы мужчина не пытался скрыть своих переживаний и истинных эмоций, как бы не старался ввести ее в заблуждение и превратить ложь в правду, О’Нил не настолько глупа, чтобы слепо ему верить. Да, любит, но в данном случае не придерживается той самой истины и не верит, хотя очень бы хотела. Хотела бы, чтобы все ее мысли, все самые страшные подозрения оказались лишь плодом глупого воображения и страха. — Я приду ночью, — прижимает ее к себе, оставляя на лбу нежный поцелуй. Ещё раз смотрит на измученную шатенку, тяжело вздыхая. — Будь осторожна, котенок. Не делай глупостей. Лёгкая улыбка — ее ответ на его предостережение и заботу. Ещё пара минут в теплых объятиях, и мужчина уходит, оставляя Сару наедине с собой. Ему больно видеть то, как она страдает. Он не жалеет о совершенном, но хотел бы, чтобы ее в тот день не было возле бара. Она не должна была видеть убийства, а он мог бы сделать это не так открыто. Только уже ничего не изменить, и им обоим придется жить с этим. Саре постараться забыть, принять и жить дальше, а Аарону… Хилл не знает, что нужно ему сделать, чтобы перестать мучиться. Возможно, стоит рассказать всю правду Саре. А, может, просто обвинить в убийстве другого, чтобы О’Нил успокоилась и обо всем забыла? Тогда забудет и он. Ещё никогда до этого его так сильно не беспокоило что-то, как сейчас смерть Эндрю. Терзания Сары передались ему. Не зря ведь говорят, что любимые чувствуют боль друг друга. Аарон чувствует боль Сары. Слишком отчётливо ее чувствует. Надо что-то с этим делать. Он просто не может оставить ее одну в таком состоянии, потому что знает, какими порой странными бывают мысли этой девицы. Чего только стоит та ситуация с приставленным к его горлу ножом? И это она была в гневе. А если бы она была в отчаянии, то, наверное, нож приставила бы к своей шее или перерезала бы вены. Подростки, они ведь такие! И пусть Сара уже практически не подросток, но ведёт себя О’Нил порой именно так. Мужчине страшно, что под действием сильных эмоций Сара попросту может наделать глупостей, а винить во всем будет потом он сам себя, потому что не остался с ней и не смог оказать должной поддержки. И какой он тогда ее любимый человек, раз даже поддержать толком не может? Может, действительно стоило не начинать эти отношения? Роют себе ямы, закапываясь в них с головами, а должно ведь быть наоборот. Они должны открываться, постепенно становясь одним целым, как вода с кувшином, принимая его форму, а не как решетка и сидящий за ней уголовник, которому не дают желанной свободы. Слишком все неясно и запутано. Жизнь несправедлива, и это факт. Сара знала, что жизнь ее не любит, понимала это ещё с того самого момента, когда в первом классе ее облили супом в столовой за то, что она заняла чье-то место. Ей пришлось нелегко, но, собравшись со всеми силами, тогда ещё малышка О’Нил не расплакалась и не упала лицом в грязь, а вылила на старшеклассника свой суп. Тогда в Саре и проявились первые ростки драконьей сущности. Несправедливость мирского бытия отразилась и чуть позже, лишив ребенка родителей. О’Нил любила маму, что готовила ей вкусные тортики, читала на ночь сказки и шила одежду. Любила папу, вечно катающего ее на своей шее, водящего ее в зоопарк и просто любящего ее, как самую настоящую принцессу. Сара никогда не могла бы и сказать что-то плохое о своих родителях, потому что у них было взаимопонимание. Родители доверяли малышке, позволяя делать то, что законно и не противоречит правилам и устоями в их семье, но держали контроль. Адекватный. И О’Нил была благодарна им за все, но их не стало. Злой рок отнял у нее самых родных и любимых. Остался лишь любимый брат. Только Сара тогда стала другой. Это уже был не маленький запуганный и забитый в угол котенок, а котенок с коготками и острыми зубами. И Эндрю тоже внёс в это свои плоды. О’Нил помнит, как они вместе смотрели фильмы и читали книги о боевых искусствах, как Эндрю показывал ей ещё ребенком несколько приемов, один из которых она использовала и на Дереке, когда тот окончательно достал ее где-то в седьмом классе. Сын шерифа постоянно подкатывал к шатенке, однако, обратного эффекта никогда не получал. И очередной подкат закончился тем, что Сара опрокинула парня через себя, сама удивившись тому, как это так просто вышло. Эндрю стал всем. Они часто ходили вместе в парк, гуляли ночью и кушали мороженое, а потом устраивали бой подушками. Эндрю защищал ее от всяких идиотов. Она любила его. Любила больше, чем можно любить родного брата, потому что он был не просто братом. А теперь жизнь так несправедливо забрала и его. Нет, она вознаградила ее новой семьёй в виде драконов, дала и любимого человека, подарив ей то самое тепло, которого совсем не хватает. Но разве все это может как-то сравниться с тем, что теперь в ее сердце огромная дыра, а дом, полный вещей любимого брата, кажется, сущим адом? Нет. И ее психоз на этом фоне, ее невыносимое желание отомстить, отплатить за то, что ей причинили такие мучения, говорит именно об этом. Она медленно и верно идёт вниз, скатываясь кубарем по горе, внизу которой находится и ее смерть. Сара знает, убив того урода, что воткнул нож в сердце ее брата, она умрет и сама. Причем, абсолютно не важно как — мысленно или физически. Смерть наступит. Если же сначала мысленная, моральная, то потом и физическая, потому что вынести муки собственной совести после убийства будет ещё сложнее, чем бороться сейчас с чувством мести. Бороться с чувствами, кажется, является любимым занятием всех драконов, потому что уже который день Вишня не вылазит из-за бара, распивая все, что только попадается ему под руку. Аарон постоянно с Сарой. Майкл закрылся в себе, что-то все вынюхивает, разыскивает, ходит с каким-то бумажками и кидает на него подозрительные взгляды. Бурый нашел себе девушку и уже вторую неделю пропадает с ней на квартире. Вишня один. Наедине с теми демонами, что пожирают его душу. Он ненавидит себя за то, что сейчас так слаб, ненавидит и за то, что когда-то смел влюбиться, а теперь мучается. Ягодный хотел уйти в запой ещё в тот день, когда увидел у Сары свой подарок Эмилии, но пришлось взять отсрочку. Вишня ведь главный ум и сила драконов, потому что без него они бы все уже давно подохли. В его кучерявой головушке покоятся все самые важные планы, все спасительные операции. Это он должен был бы быть главарем, а не Хилл. Однако, жизнь распорядилась именно так, но вишневый жалеет совсем не об этом, а о том, что позволил себе когда-то любить. Время не лечит. Тот, кто придумал это идиотское правило, должно быть, отчаянный придурок или просто наивный ребенок, потому что нихуя оно не лечит. Вишня понимает теперь это как никогда хорошо. Да, под действием определенных событий мы невольно забываем некоторые вещи, откладывая их в долгий ящик, но как только остаёмся в одиночестве, то эти отложенные мысли одолевают нас с новой силой, вводя в ещё большую депрессию. Вишня сейчас именно в таком состоянии. Ему плохо, и когда нужна та самая поддержка, когда хочется чуть расслабиться и выговориться лучшему другу… Его нет. Аарон с Сарой и, пожалуй, это самое худшее из всего, что произошло за этот месяц. Любовь лишила Вишню друга. Любовь вообще лишила его всего. Он проклинает это чувство, шлёт его к чертям, а оно все равно плотно сидит в его сердце, никак не вытесняя того милого образа когда-то любимой девушки, теперь покоящейся на кладбище. Ещё и предавшей его ради… А ради чего? Наркотиков? Эндрю? О’Нил ее не любил. Она была его игрушкой. Зато Вишня любил, до сих пор любит. Удивительно, как может одна вещь, один мимолётный взгляд на что-то сломать сильного человека так быстро… Вишня слишком долго был сильным, слишком многое держал в себе, а теперь, когда его бросили практически все, занявшись своим собственным благополучием, это вылилось в ужасные муки, в самые страшные терзания. Парень всегда боялся именно этого, и оно его настигло. И ведь реально не с кем поговорить. Не пойдет же он домой к Саре, чтобы выплакаться у нее на коленях, хоть и уверен, что она его примет. Не пойдет, потому что Аарон, увидев его слабость, тут же выбесится. Да и зачем ему мешать их счастью? Третий всегда лишний. Ягодный усвоил этот урок. Вот и остается разливать алкоголь посетителям казино, не забывая вовремя подливать и себе. — Твою ж… Вишня, ты пьян?! — голос друга выводит вишневого из собственного потока мыслей, что тяжёлым грузом покоится на его сердце. — Ого, явление Христа народу, — язвительно бросает ягодный, продолжая протирать бокалы, осматривая при этом зал. Все же теперь держится на нем, пока Аарон, судя по его многочисленным засосам на шее, развлекается с О’Нил. — Только не надо смотреть на меня так, словно ты мой папочка. Отчитывай принцессу, она явно больше будет этому рада. Холодность. Вишня бывает всяким. Это ведь не человек, а целая эмоция. Однако, Аарон ещё никогда не видел его таким разбитым. Да на нем просто лица нет! Где эта лучезарная улыбка? Где милые жесты и подмигивания девушкам, крутящимся около бара, чтобы с ним познакомиться? У парня что-то явно произошло, и это что-то его терзает, а Аарон даже не удосужился ни разу с ним поговорить толком. Он не заметил перемен в его настроении, не оказал должной поддержки, отсюда и холодность. Ещё и казино на него повесил. — У тебя все хорошо? — Аарон следит за действиями друга, замечая в его взгляде боль и растерянность, а в действиях — монотонность. Нет ни шуток, нет ничего такого, что обычно использует Вишня, общаясь со всеми. Он словно потух. — Съебись, Хилл, ок?! Иди к О’Нил, трахайся с ней, говорите там хоть часами или ломайте дом. Мне похуй, только меня не трогай, лады? Я на нервах. Не несу ответственности за свои действия, поэтому просто свали, пока я ещё адекватно воспринимаю реальность. Закрытая поза, грубый тон и лишенный блеска взгляд. Нет, это не Вишня. Это какая-то другая его версия. Больше на Итана сейчас смахивает, да и то Итан не так груб. Хилл тяжело вздыхает, давая возможность проникнуть в лёгкие излюбленному запаху алкоголя и табака с примесью тяжёлых духов посетителей, смешавшихся в одно большое странное мессиво. Мужчина заходит за барную стойку, складывая одну руку на плечо друга, но тот лишь отходит в другую сторону, продолжая протирать бокалы. — Ви, давай, выкладывай, что произошло. Я же знаю тебя, вижу, что тебе плохо. Расскажи мне, — Аарон подливает себе в кофе немного виски, делая несколько глотков, а потом отбирает у ягодного бокал и полотенце, тем самым обращая его внимание на себя. — Что с тобой? Вопрос вылетает из уст мужчины, обеспокоенного состоянием своего друга. Видеть Вишню таким… Это больно и неприятно, и если в этом отчасти виноват и сам Аарон, то это приносит ему ещё большие мучения. Все вокруг страдают из-за него. Что за непонятная порука из страданий, приведенных им самым родным людям? Может, стоило просто нахрен свалить из Сентфора, когда умерла сестра? Этот город не приносит ничего хорошего. — Что со мной? Тебя реально интересует этот вопрос? Или ты пришел, чтобы вновь меня попросить что-то сделать, а потом, когда мне действительно нужна твоя дружеская помощь… Да-да, Хилл, ты все ещё мой друг, если ты это забыл! Ты просто сваливаешь в закат к своей подружке, ставя ее выше нашей дружбы. Нет, я совершенно не против всего этого, только ты, кажется, заигрался, Аарон. Что со мной? Ха, — нервно вторит сам себе, ероша кудряшки, — твоя милая сестрёнка… Эта сука отдала мой подарок Саре, как будто бы это ничего не значило! Знаешь, лучше бы выкинула. Лучше бы просто и не принимала его, чем вот так… А вы похожи, — горько заявляет ягодный, беря в руки бокал с виски. Глоток, и обжигающая жидкость разливается по горлу, оставляя после приятное тепло и такое притарное послевкусие, — вы оба меня разочаровали… Не знаю как ты, Хилл, а я больше не намерен врать Саре и покрывать тебя! В этом городе должен быть хоть один человек, который знает правду от и до. Должен же хоть кто-то спастись от этого темного царства. Горький привкус боли лжи, что тянулась огромное количество времени за Вишней, выливается в разочарование и агрессию. Эмилия ему врала, говоря, что никогда не предаст их теплых чувств, сохранит в себе его любовь, несмотря ни на что. И что он увидел? Предательство. Теперь такой же метод использует и Хилл, вгоняя Сару в терзания, и ягодный бы не хотел, чтобы она ощутила себя когда-то также. Это больно, а девочка перенесла уже достаточно боли. — Блять, Ви, ты крышей полетел? Ты приревновал меня к Саре? Серьезно? Что за идиотизм? Ещё на развод подай или из банды уйди из-за детских обидок. Тебе лет-то сколько? Пять? Нейт, — никто, кроме Аарона и Эмилии никогда не назвал Вишню по имени, разве лишь брат, с которым они давно потеряли все связи. И раз Хилл пустил в ход тяжёлую артиллерию, значит сейчас будет что-то очень серьезное и важное. — Друг, прости, если я тебя чем-то там обидел. Просто Сара… Ей так плохо в последнее время. Она стала закрываться. Я пытаюсь ее открыть, пытаюсь с ней откровенничать, но она словно чувствует, что я ей вру. Я переживаю за нее. Ещё и ты в таком состоянии. Вы оба мне дороги, только она ведь совсем беззащитная. Совсем одна, я просто не мог ее оставить. Не мог ее оставить и беззащитная в голове Вишни звучат как глупая попытка казаться заботливым и чутким, а на самом же деле это просто крик о помощи. Вишня знает, что творится в голове Аарона, от него этого не скроешь. Хилл, скорее, переживает за собственный зад больше, чем за реальное состояние Сары. Если он ошибается, то пусть у него отберут всех женщин и лишат его плотских утех до конца жизни. Однако, такого не произойдет, потому что он не ошибается. — Переживаешь? Смешно, Ар, — ехидная улыбка проявляется на лице вишневого, а за ней следует нервный смешок, — что-то ты не переживал больно сильно, когда ее братца убивал. Не смотри на меня вот этим вот убийственным взглядом. Знаешь, Хилл, я прикрывал твой зад перед ней, потому что надеялся, что рано или поздно ты сам ей обо всем расскажешь, но уже пошел второй месяц вашего общения, а ты скрываешь от нее все. Ещё и закапываешь в эту ложь и меня. Я больше не хочу никому и никогда врать. Ложь убивает людей, да и любовь тоже. Я ничего ей не скажу, но и участвовать в этой афере тоже больше не собираюсь. Если надо будет кого-то попросить соврать, то милости просим к Майклу. Меня по этому поводу даже не смей беспокоить! — отталкивает главаря драконов, проходя вперёд, а потом бросает напоследок грубо и несвойственно себе, — а, вообще, лучше оставь ее в покое, раз боишься сказать правду. Осуждаешь Эндрю, а сам ведёшь себя не лучше него… И да, ты был мне нужен, Аарон, но тебя не было, и мне стало только хуже. Друзья выручают друг друга, а не оставляют на произвол судьбы… Вишня спешно покидает казино, не давая Аарону сказать ни единого слова в свое оправдание. Да и есть ли смысл оправдываться? Вишня абсолютно прав. Игра зашла слишком далеко: чем дольше Хилл будет тянуть время и скрывать от О’Нил все, тем больше потом придется ощутить боли, когда вся правда вскроется. Но как? Как рассказать любимому человеку, что ты убил ее брата? Это ведь увидеть на себе потухший взгляд, осуждение и ненависть. Это ведь лишиться ее! Лишиться того самого света в окошке, который она в нем разжигает. Нет, он совсем не хочет, чтобы все исчезло. Любит… Любит всем сердцем и потерять ее теперь будет означать и потерю себя. Вишня просто пьян. Отойдет, да и забудет. Они поговорят с ним нормально, все обсудят и решат это идиотское непонимание. Возможно, Хилл и правда увлекся времяпрепровождением с Сарой… Но это ведь нормально, когда парень и девушка проводят время вместе! Просто так совпало, что именно в этот период Вишне было плохо, и никто этого не заметил. Аарон исправит эту ситуацию, но для начала пусть ягодный немного отойдет. Сейчас нет смысла с ним говорить. Косой взгляд изумрудных глаз упирается в шоколадные радужки главаря драконов, прожигая его насквозь. Аарона словно обдает волной ненависти, осуждения и злости. В его тело будто бы врезаются миллионы осколков, просачиваясь сквозь кожу, а потом прямиком, не забывая оставлять порезы, они летят в сердце. Майкл будто бы посылает ему все, что сейчас ощущает, по телепатическому каналу. Только странные у него ощущения, знать бы Хиллу, откуда у парня такие настроения. Почему вообще все близкие вдруг резко стали ему не доверять и бросать на него такие странные взгляды, как будто бы он им что-то должен? Это он расслабился и допустил какую-то оплошность? Или все вокруг стали умнее, чем были до? Пора бы Аарону снова взять все в свои руки и перестать уповать на чувство стыда, возникающее в голове ежесекундно. В конце концов, это он главарь преступной группировки, и его должны бояться, а не он кого-то!***
Почему когда людям плохо, они не ищут способа отвлечься и найти какое-нибудь развлечение, чтобы не тонуть в болоте грусти, а лишь ещё больше загоняют себя в угол? Когда человеку хреново, то он зачем-то осознанно причиняет себе боль ещё сильнее. Зачем? Все светлые умы человечества ни раз пытались дать ответ на этот вопрос, однако, так и не нашли его. Вот если подумать головой, а не затуманенным эмоциями сознанием, то никто в здравом уме и не решится пойти в то место, которое заставляет его грустить, когда испытывает чувство тоски или печали, верно? Совершенно верно. Но, кажется, наш здравый ум получает в такие моменты дозу какого-нибудь смертельного вируса и тупо отключается, позволяя губительным клеткам депрессивных эмоций заполнить наш организм и ввести в кровь яд, именуемый страданиями. Другого вразумительного объяснения столь странным решениям найти просто невозможно. Вот и Вишня не нашел ничего лучше, кроме как пойти на кладбище. К ней. Конечно, где же ещё можно будет поговорить тет-а-тет с виновницей всех его мучений на протяжении последнего месяца. Только стоя возле ее могилы и видя табличку с ее именем, ягодный сможет в полной мере прочувствовать ее присутствие рядом с собой и высказать все, что скопилось за столь долгое время. И плевать, что о мертвых либо никак, либо только хорошее. Эмилия оказалась нехорошей, самой настоящей сукой, той самой тварью, которая продала их чувства непонятно за какие деньги или заслуги Эндрю. Ещё и втоптала его в грязь, сравняла с землёй и покрыла сверху асфальтом, чтоб он точно задохнулся в собственных терзаниях. Она ему кол в сердце, а он снова пришел, чтобы все прояснить для себя. Вот что значит любить по-настоящему. Знакомая вычурная оградка ее могилы больно ударяет парня в самое сердце. Ягодный бывал тут много раз, и каждый раз его будто бы на раскаленной сковороде жарят, потому что видеть имя любимой девушки на могильной плите… Кто-то сможет смотреть на это без слез? Дракон садится на скамеечку, прикасаясь рукой к табличке. Гладит знакомые буквы имени, улыбаясь сам себе. — Привет, — замолкает. Вся решительность, все гадости, что скопились в его голове, пока он сюда шел — все исчезает, когда он видит родное имя, а потом и вспоминат образ. Ее такие красивые волосы, что на солнце отдавали медным блеском. Ямочки от улыбки. Лёгкие морщинки в уголках глаз. А как же она была прекрасна, когда надевала его рубашки и ходила в них по его квартире, готовя блинчики с утра, а потом принося ему их в постель или оставляя на кухне. Разве можно разлюбить человека? Разве можно кого-то винить за то, что тебя не любили? Нет. Даже его затуманенное алкоголем сознание это понимает. Раз Эми отдала Саре кулон, значит так было нужно, значит это что-то значило. Может, она просто боялась, что Эндрю лишит ее последнего воспоминания о нем, и поэтому отдала его Саре? Все может быть. — Я скучаю, Эми. Вокруг так много лжи. Знаешь, я многое хотел бы с тобой обсудить, как раньше, когда мы прятались от Аарона по углам в казино, целуясь, как подростки. Мы были такими беззаботными, — улыбка счастья, сменяемая грустной гримасой, выражается на лице дракона, а в сердце всё сжимается. Нет, он не может ее оскорбить. Любит. Все ещё любит, как бы это не было горько осознавать, — Каждый день — очередное приключение, и каждый раз нас связывала наша любовь. Эми, детка, почему ты меня тогда бросила? Что он тебе сделал? Зачем ты ушла к нему? Я помню, как ты его боялась, как он тебе не нравился. Что тогда изменилось? — Он ее шантажировал, — твердый, практически чужой голос слышится позади Вишни, и он тут же оборачивается. Ладонь Сары ложится ему на плечо, а сама девушка присаживается рядом, приобнимая парня. — Можно подробнее? Непонимание и какая-то надежда на то, что его не бросали и не переставали любить, теплится сейчас в сердце ягодного, обращающего свои чуть влажные от застывших в них слез глаза. Ему не стыдно быть слабым. Это нормально, когда скучаешь по кому-то, когда сидишь на кладбище и пытаешься вспомнить и увидеть образ родного человека. Где ещё можно быть эмоциональным, если не здесь? — Я нашла дневник Эндрю. Там много всякой жести, видимо, написанной под наркотическим опьянением, но есть и здравые мысли. В одной из записей он писал, что отбил у Нейтана девушку, но он не просто ее отбил. Я не знаю, как точно это было сделано и зачем… В общем, каким-то образом Дрю подсадил Эмилию на наркотики. И когда она пришла к нему, чтобы получить очередную, прости Господи, дозу, — Сара нервно теребит край куртки, время от времени поднимая взгляд на друга, на лице которого можно рассмотреть шок во всей его красе. — Дрю поставил ей условие: либо Эми остаётся с ним и тогда у нее всегда будет та самая доза, которая ей так сильно требуется. Либо с тобой, но тогда она не проживет и пары дней, потому что ломка ее убьет. Ви, это… Это так низко. Неужели мой брат был таким? Звуки шагов проходящих мимо людей, завывание ветра, практически неслышное пение птиц, совсем отдалённые голоса и два тяжёлых дыхания были единственными звуками в возникшей тишине. Каждый обдумывал свое, но мысли обоих рано или поздно приходили к одному общему выводу: Эндрю О’Нил явно не был тем человеком, за которого пытался себя выдавать. И если Вишня это ещё хоть как-то понимал, зная, какие поступки имеются на счету брюнета, то для Сары прочитанное сегодня после ухода Аарона в дневнике брата стало, мягко говоря, потрясением. Читать то, как любимый человек ставит условие девушке, которую она когда-то видела, считая их отношения примером настоящей любви, это какой-то кошмар. Кажется, над ней издеваются. Или просто шутят. — Я любил ее, — Вишне совершенно не хочется сейчас отвечать на вопрос девушки, потому что они оба понимают, какой бы сейчас не дал ответ ягодный, это не изменит факта прочитанного. Правда губительна, а ведь это только малая ее часть… — Она всегда тепло о тебе отзывалась. Ну, то есть о Нейтане. Теперь-то я знаю, что это ты. А Дрю бесился постоянно, когда видел, как мы говорим и случайно слышал твое имя. Теперь я понимаю почему. Он просто боялся, что Эмилия уйдет снова к тебе. Господи, я просто не могу поверить в то, что он держал ее практически в ловушке, как собаку на привязи. Получается, мой брат насильно кормил ее наркотиками, удерживая таким образом рядом с собой… Истеричный смех — все, на что сейчас способна О’Нил, смотря на разбитого Вишню и вспоминая слова дневника, прочитанного от и до. Она жила с монстром, который удерживал силой беззащитную девушку, а для нее был ангелочком. И это Сара ещё Аарона считает двуличным. Да Хилл на фоне ее брата просто маленький котенок. — Как ты меня нашла? — ягодный ставит свою ладонь на талию девушки, крепко обнимая ее. С ней очень хорошо, практически так же, как когда-то с Эмилией. — Приходила к Эндрю. Аарон сказал, что ему было бы приятно увидеть меня в свой день рождения, и я пришла. А потом случайно увидела тебя. Ты выглядел таким убитым, я не смогла пройти мимо. Вишенка, мне тоже больно. Я тебя понимаю, — укладывает голову на его плече, чуть улыбаясь. Сара не знает, откуда в ней такая уверенность, что убийца не Вишня. Возможно, потому, что он просто слишком милый в ее глазах или же из-за его чувствительности. Парень не смог бы убить и делать вид, что это не он. Убил кто-то гораздо более жёсткий и грубый. Кто-то хладнокровный. — Я уверена, Эми тебя любила все то время, когда была с Эндрю. Она плакала как-то раз в ванной, просила у кого-то прощения. Я случайно услышала, а когда зашла, чтобы проверить ее состояние, то увидела белый порошок. Я, кстати, нашла такой вчера в нашей кладовке. Наркотики лежали в кладовке, представляешь? Они всегда были в свободном доступе. Неужели Дрю не боялся, что я их попробую чисто ради интереса? — Принцесса, жизнь жестока. Не все то правда, что мы считаем ей. И не все так просто, как нам кажется. Порой самые близкие люди оказываются нашими собственными врагами, и тогда мир рушится на сотни осколков. Мой разрушен, надеюсь, что твой таким не станет. Да, О’Нил был… Он был хуевым человеком, если быть честным. Но знай одно: тебя он любил больше всех, именно поэтому ты и знаешь о нем только хорошее. Сколько раз за день у человека может рухнуть мир? Сара думала, что всего лишь раз, но теперь понимает, как же была глупа. Ее мир сегодня не просто рухнул. Он больше не подлежит восстановлению. Единственным ее спасением все ещё является Аарон, который придет ночью, чтобы проверить, как она. А как она? А она совсем никак. Ей просто плохо. Скорей бы обнять любимого человека и расплакаться на его груди, целуя любимые губы. Ей нужен Хилл. Ей нужна его любовь. Надо было приходить с ним сюда. — Возьми, — О’Нил снимает с шеи цепочку с кулончиком и надевает ее на шею ягодного, ловя на себе недоумение. — Это твое, Ви. Оно по праву принадлежит тебе. Пусть это будет твоим напоминанием о ней. — Спасибо, принцесса, у меня и правда больше ничего от нее не осталось, — горько произносит Вишня, осматривая свою руку, на которой все ещё красуется то кольцо, подаренное давным-давно Эмилией. Они молча друг другу улыбаются, снова крепко обнимаясь. Сейчас тот самый момент, когда не надо ничего говорить. Они доверились друг другу, разделили свою боль, а теперь просто наслаждаются тишиной и обществом друг друга, понимая, что сегодня можно быть слабыми. Завтра им снова придется надеть маски и улыбаться, чтобы никто так и не знал, что творится у них внутри. Вишня обязательно помирится с Аароном, потому что он его друг, а друзей принято прощать. Сара же снова будет играть сучку, лишь в компании Вишни и Аарона позволяя себе быть настоящей. Но это все завтра, а сегодня две души сплетаются в одну, соединяясь горькими нитями боли. Это будет крепкая связь, самая настоящая. Горе всегда сближает больше любого другого чувства. Разве лишь любовь сильнее. Ещё пару часов в таком положении, и каждый возвращается в свою обитель боли и горьких воспоминаний. Не успевает Сара пересечь порог, как вдруг чувствует приставленный к спине пистолет. Холодок проходится по телу, заставляя противному чувству страха взять разум девушки в свой плен. Она хочет повернуться и рассмотреть человека позади, но темнота и пистолет не позволяют ей этого сделать. Какое-то безвыходное положение. И кто же мог забраться к ней в дом? Ещё и аромат такой знакомый. — Кто ты и что тебе от меня нужно? — громко произносит она, собираясь с мыслями и продумывая в голове, как бы так извернуться, чтобы нанести какой-нибудь удар, как ей показывал несколькими днями назад Аарон, но и эту возможность у нее отнимают. — Расслабься, детка, — звучит над ухом, когда в шею вонзают иглу, а по венам начинает течь какое-то вещество, — тебе понравится. Нам всем понравится. Мир теряет свою четкость: перед глазами появляются различные образы, перемешивающиеся в одну спутанную картинку, сердце начинает бешено стучать, словно в него вшили моторчик, а потом ее накрывает волной боли, отдающей в голову какие-то импульсы. Ещё пара секунд какого-то странного состояния, и все плывет, расслабляя тело окончательно, когда очередная игла протыкает нежную кожу шеи. Если это смерть, то ей сейчас нестерпимо хорошо. А перед глазами все такое красиво. Кажется, она в раю. А, может, оно и к лучшему?