Vendetta

Надежды — это нервы жизни; в напряжённом состоянии они мучительны, а перерезанные, они уже не причиняют боли. Ж. Бернарден

      Разноцветные огоньки, летающие перед глазами звёздочки, многоголосие, головокружение и чувство тошноты — все, что сейчас ощущает Сара, еле стоя на своих двоих. Все плывет перед глазами, ноги вообще не держат, а тело готово развалиться на части, чтобы больше не ощущать такого странного состояния. Зато вся боль куда-то исчезла, а внутри начал произрастать цветок спокойствия и удовлетворения. Она смотрит прямо перед собой, часто моргая и пытаясь сфокусировать сбившееся зрение, но ничего не выходит. Видит лишь множество размытых пятен, быстро двигающихся перед ее взором. Голоса их слышатся так, словно она находится в каком-то безвоздушном пространстве. Приглушённые, противные и слишком больно ударяющие в голову.       Удар. Резкая боль оглушает ее маленькую щеку, оставляя после себя острые покалывания на коже и посылая в мозг сильные импульсы. О’Нил наконец-то раскрывает глаза, испуганно оглядываясь. Кофейного цвета помещение с небольшим диванчиком, креслами и несколькими стульями встречает ее своей душной атмосферой. Яркий свет давит на глаза, а тело кажется не своим. Пахнет потом, алкоголем и табаком. Повсюду люди мужского пола, громко говорящие и смеющиеся над странными вещами, и лишь один взгляд из всего этого кошмара оказывается ей знаком. Чарли Вильямс сидит в одном из кожаных кресел, в руке его бокал с янтарной жидкостью, а на его коленях сидит блондинка, яростно изучающая своими руками его лишенный рубашки торс. В глаза тут же бросается огромное изображение головы крокодила с оскалом в целых восемьдесят зубов, а потом и такой же оскал мужчины.       Серые глаза, кажется, вспыхивают победным огнем, когда видят растерянное состояние девушки и самый настоящий испуг. Предводитель аллигаторов, что скопищем собрались в тесном и душном помещении, получает самый настоящий кайф, чувствуя всеми своими клеточками страх, источаемый из тела испуганной студентки, пытающейся зацепиться руками за шкафчик, стоящий справа от нее. Чарли надменно улыбается и скидывает с себя блондинку, поднимаясь, чтобы посмотреть на произведение его искусства. Это его рук дело. Ее такое состояние — следствие его вмешательства в ее организм. Медленно подходит, касаясь ладонью той самой щеки, которая все ещё горит от удара одного из ублюдков, пытающегося привести ее в чувства.       — Привет, смелая малышка, — язвительная улыбка озаряет азиатские черты лица — так, что даже желваки начинают свое движение, — как твое самочувствие?       Все, что сейчас слышит Сара, словно ненастоящее, словно ей намеренно заглушают звуки, а голова от всего этого пухнет. Она крепко хватается за руку Вильямса, чуть ли не падая на него всем своим весом, а второй ощупывает свою шею, где отчётливо ощущается боль — колющая, режущая, ужасная.       — Что ты со мной сделал? — голос ее звучит как чужой, как будто бы это говорит не она, а какая-нибудь программа по замене голосов. Весьма странное ощущение, словно ее чем-то накачали, словно это… Это наркотическое опьянение. Но зачем?       — Ты думала, я спущу с рук твою выходку? Знаешь, практически три недели я восстанавливался после ранения, которое получил из-за тебя, маленькая, но теперь совсем несмелая девочка. Ты так боялась за своего дракона, так сильно боялась его потерять, что решилась на такой отчаянный поступок. Но думала ли ты, малышка О’Нил, что я забуду твою оплошность? — Вильямс подходит к ней вплотную, крепко обхватывая сильными руками ее тоненькую шею, тем самым перекрывая доступ кислорода в ее и так измученный организм. — Такая беспомощная, такая красивая и податливая. Я бы с удовольствием с тобой развлекся, выдрал бы во все дыры, чтобы ты навсегда выкинула из своей головы имя своего дракона, но это будет огромным для тебя подарком. Поверь мне, трахаюсь я отменно, поэтому я выбрал более изощрённый способ.       Кислород постепенно заканчивается, и шатенка уже на грани потери сознания, но азиат вовремя отпускает ее. Сара падает на пол, начиная громко кашлять, а перед глазами снова все плывет, утягивая ее на дно, на его самую вязкую часть — туда, откуда нет выхода. Вильямс что-то указывает своим ребятам, что тут же выражается следующими действиями: двое сильных парней подхватывают студентку под руки и усаживают на один из диванов. Впереди материализуется третий, держа в руках какой-то серый чемоданчик. Он садится напротив, придвигая к себе один из стульчиков и начиная осматривать содержимое своего кейса. Земляного цвета проводочек, туго затягивающийся на плече шатенки, оказывается жгутом. Она беспомощно смотрит вперёд, не имея никаких сил к сопротивлению. Лишь чувствует, что кто-то настоятельно и очень долго щупает ее кожу на сгибе локтя, а потом — маленький укол, пускающий в вены очередную дозу непонятного для нее вещества.       — Не бойся, это всего лишь героин, — спокойно произносит Чарли, дожидаясь, когда все манипуляции закончатся, чтобы присесть рядом. Ему нравится ее беспомощность. Совершенно другая. Как пластилин. Теперь из нее можно лепить все что угодно. — Ты так сильно хотела узнать правду о своем брате, и я решил тебе помочь, погрузив тебя в то состояние, в котором он пребывал больше десяти лет. Этой дозы хватит, чтобы запереть твое сознание в плотной клетке, а организм заставить ощутить зависимость. Хотела быть, как Эндрю? Пожалуйста, малышка, добро пожаловать в мир галлюцинаций, кайфа, секса и эйфории. Только не уверен, что тебе это понравится.       Осознание тугим кольцом сковывает ещё живые, капельку адекватные клетки головного мозга О’Нил, вгоняя ее в панику. Нет, она не хотела побывать на месте брата, а лишь узнать, какой была его жизнь. Ей совсем не хотелось оказываться под воздействием наркотического опьянения, а уж тем более после ощущать ту самую неизбежную зависимость, которую пытается создать сейчас ей Вильямс. Кажется, это конец. И почему ей сейчас так плохо? Все болит, кости ломит, а голова сейчас разорвется. Она обращает взгляд затуманенных расширенных зрачков на ухмыляющегося Чарли, готовая расплакаться в любую секунду. Только сил даже для этого не хватает. Наркотики — это ведь, когда должно быть кайфово и легко, а не так, словно органы заживо вырезают.       — Через несколько часов тебе станет легче, почувствуешь себя хорошо. В первый раз всегда так плохо, а потом… Потом до звёздочек в глазах. Тебе уже будет не остановиться. И что же сделает твой дракон? — рука Вильямса скользит по оголенным бёдрам, задевая их внутреннюю сторону. Она не будет ему противиться, даже если захочет. Героин блокирует ту часть сознания, которая отвечает за моральные нормы в человеке, отключает их, предоставляя человеку всевозможные виды деятельности, в которых можно получить удовольствие.       Сара ежится, снова замечая на себе издевательскую ухмылку и звериный взгляд глаз человека, которого она когда-то считала своим хорошим знакомым. А теперь… Теперь этот человек сделал с ней непоправимое, пустил по венам наркотические вещества, последствия от которых окажутся губительными. И ради чего? Знать бы ей ответ, да невозможно. Сознание уносит в темноту, а перед глазами все расплывается в тот момент, когда пальцы Чарли грубо проходятся по кружеву нижней части белья.       Это не рай, это самый настоящий ад. Отсюда нет выхода, а право на вступление, на самостоятельное решение быть частью этого хаоса ей так и не дали. Конец ли это? Или О’Нил могла бы рассмотреть данную ситуацию, как способ окончательно заглушить боль? А, что? Если уж и быть отчаянной идиоткой, то хотя бы успеть насладиться жизнью…       Как когда-то это сделала Эмилия… Каждый находит свое успокоение в собственной муке. У каждого есть свой способ забыться, отвлечься. Потеряться…       Эмилия Мари Роджерс никогда не имела простой жизни. Она была всюду чужой. Потеряшка. Девочка, которую бросили на произвол судьбы ещё в раннем детстве, оставив в одиночестве умирать около мусорного бака. Но к счастью или же к глубокому сожалению, неравнодушные люди обнаружили девочку и отнесли в местный детский дом. Забитая, загнанная в угол, испуганная — такой малышка была до пяти лет, испытывая каждодневно на себе все невзгоды и неприятности обитания в доме, полном малолетних, недолюбленных детей. Каждый пытался урвать себе больше внимания со стороны воспитателей, коими именовали тетечек и дядечек, неравнодушных к детям и работающих в столь сложном месте. Каждый выгрызал себе место как мог. Кто-то делал пакости, шкодничал, подобно щеночку, разорвавшему любимую вещь своего хозяина, а кто-то устраивал целые истерики, обращая тем самым на себя все сожалеющие взгляды. Всем хотелось любви и ласки, нежности, как в обыкновенных семьях.       Малышка Эмилия с серыми глазами и русыми волосиками со своим вечным хвостиком и в красном платьице в белый горошек не умела привлекать к себе внимание, не делала и пакостей. Она просто жила, надеясь, что когда-нибудь ее тоже заберут настоящие мама и папа, которые приходили так часто к ним и осматривали всех детишек своими оценивающими взглядами, словно выбирают себе не ребенка, а товар на рынке. Но Эмилия была испорченным товаром. Никто и не смотрел на это блеклое дитя, сидящее в углу игровой и что-то заплетающее на голове одной из немногочисленных кукол. Пока не случилось чудо. Да, пожалуй, она могла бы назвать это своим чудом.       Родители Аарона Хилла всегда мечтали о большой и дружной семье. Они хотели сына и дочь, чтобы эти двое имели неразрушимую связь и после их смерти всегда могли бы быть друг за друга горой. С сыном вышло. Аарон был воспитанным, хорошим мальчишкой, пока не попал в школе в дурную компанию. Он испортился, стал грубее, жёстче, злее, огрызался, агрессировал на всех и каждого. Это было просто невозможно терпеть.       И тогда Мари и Кристофер Хиллы решили посоветоваться со своими друзьями, изучающими детскую психологию. После испробования на Аароне множества методов, не дающих никакого результата, они пришли к конечному: парню нужен человек, о котором он мог бы заботиться, потому что с животными не вышло. Ну не любил Аарон всех этих зверюшек, потому что они казались ему слишком требовательными, а вот детей любил. Как-то раз в гости к семейству Хилл пришли их давние друзья с маленькими детьми, и, что до раскрытых ртов удивило родителей будущего главаря драконов, мальчик возился с ними, играл и был прежним: добрым и отзывчивым. Вот и решили: завести второго ребенка, но естественный путь, увы, оказался недоступен из-за потери Мари ее детородной способности вследствие операции. Посовещавшись, решили взять малыша из детского дома и дело доброе сделают, и сыну тем самым помогут.       Долгими путями и разговорами, просмотрами нескольких детских домов, сбором всех документов, прохождением всяких проверок и прочего они шли к своей цели. И вот тот самый день, когда можно наконец-то посмотреть на всех детишек и выбрать кого-то одного, но это оказалось так сложно, потому что хочется забрать абсолютно каждого. Все заслуживают счастья. Всем нужна любовь, материнская ласка и изредка хлесткое отцовское словечко. Казалось, что было просто невозможно остановиться хоть на одном из малышей. Однако, выбор сам нашел их, когда они только вошли в здание детского дома. Аарон даже вызвался сам найти себе сестрёнку. Мальчик хотел именно сестрёнку. Ему хотелось ее защищать, оберегать, любить и быть с ней сильным, и когда десятилетний Хилл увидел Эмилию… Его сердце растаяло. Она показалась ему такой испуганной, что ему невольно захотелось взять малышку, крепко обнять и сказать, что все будет хорошо. Собственно, так он и сделал. Против всех правил подошёл к девочке, стал знакомиться и оказал непозволительно много внимания, заключив ребенка в свои уже чуть окрепшие руки. Это и стало началом их длительного пути вместе.       Через пару недель, когда Эмилию окончательно признали дочерью Хиллов, родители перевезли ее в свой дом. От ее прежней жизни разве лишь фамилия осталась, но ее решили не трогать. Уж очень она нравилась малышке, а разве родители могут отказать своему ребенку? Нет. Потому что мистер и миссис Хилл полюбили девочку сразу же, как только их сын сказал им, что больше никого другого не воспримет, как свою сестру. Вот и они стали ее настоящими родителями, никогда не упоминая о ее пребывании в детском доме.       Первые несколько месяцев девочка боялась своих новых родителей, прячась в шкафу в своей комнате, потому что она в принципе боялась людей. Они ее обижали, а взрослые всегда и во всем винили именно малышку Эмилию. Зато Аарон сразу же показался ей родным. В первую ночь после ее удочерения и переезда в дом Хиллов девочка так сильно боялась спать одна в своей комнате, что пробралась в спальню своего брата, втихаря залезла под одеяло и уснула в его объятиях. А он и не был против. Она ему понравилась. Она была маленькой, беззащитной, а он уже большим и сильным, и ее глаза просили помощи, которую он точно мог ей дать. Так и началась их неразрывная связь, длительностью в чуть меньше, чем двадцать лет. Аарон защищал, а Эмилия улыбалась. Так и жили. Счастливо, потому что стали настоящими братом и сестрой.       Но как абсолютно счастливый человек, имеющий рядом с собой такую поддержку, как Аарон Хилл, мог стать падким на наркотические вещества? Все просто. Проще лишь посчитать дискриминант квадратного уравнения или же написать формулу площади треугольника. Во всем виновата любовь. Ох, это чувство загубило немало личностей… Эмилия была влюблена, но так сложилось, что ее любили двое. Вишня, которого любила и она, даря ему всю себя, и Эндрю… Он же не любил никого, кроме Сары. А Эмилию просто желал. Красивая была, ещё и запретная. Аарон пекся над ней, как над своей дочерью, и это заводило, заставляло бурлить кровь в венах. Это ведь так было бы круто — стать парнем сестры твоего босса, доказать ему, что ты достоин большего внимания к своей персоне, достоин быть на уровне Вишни, а, может, и выше.       Однажды, поссорившись с Вишней из-за глупости: ягодный приревновал Эми к Эндрю, увидев их вместе у бара в казино болтающими и смеющимися, Эмилия жёстко ошиблась. Гормоны молодого вишневого парня сыграли с ним в злую шутку, и он чуть прикрикнул, поругался с любимой. Не стоило бы, наверное, потому что под чувством расстройства и в попытках забыть гневный вид любимых голубых глаз Роджерс отправилась в бар снова. И это стало ее роковой ошибкой. В баре она выпила несколько бокалов виски, болтая с барменом, и пьяная уже натолкнулась случайно на О’Нила. Надо было бежать, сломя голову, не оглядываясь и не думая о том, что скажут люди. Надо было… Но не вышло.       Было бы дико странно, если бы Эндрю не решил использовать чуть опьяневшее сознание Эмилии и перевернуть все с ног на голову, сделав то, о чем так сильно мечтал. Он мечтал ее получить. Получил. Слово за слово, громкий смех, болтовня ни о чем и ещё немного виски, но уже с секретным ингредиентом. Да если и быть честным, то О’Нил совсем не хотел, чтобы его маленькая шалость стала потом потребностью Эми. Парень просто хотел ее немного расслабить, привести градус в норму, а потом получить желанное — ее тело, а дальше и душу. Так и случилось.       Пьяная, ещё и под наркотиками, Эмилия отдалась Эндрю, лишь на утро осознав всю тяжесть собственной вины. Признаться Вишне так и не смогла, а О’Нил все требовал, чтобы она это сделала, потому что считал ее уже своей. Дикий собственник, ещё хуже Аарона, считающий себя царем и богом, которого просто нельзя ослушаться. Эндрю поставил Эмилии условия, когда увидел, как ее одолевает первая ломка. Он видел эти бегающие глазки, нервные жесты, резкие движения и жажду. Переборщил с дозой, когда вчера намешивал. Отсюда и родились в его голове условия, от которых девушка не смогла бы отказаться: он и каждодневная, так сильно требующаяся ей доза, или Вишня, но правда их совместной ночи тут же будет раскрыта.       Эмилия сделала выбор. Боясь разрушить сердце любимому человеку, испортить его мир своим предательством, о котором она не помнила совершенно ничего, но зато увидела с утра все следы на своем теле… Нет, девушка попросту не смогла бы так поступить, поэтому маленькая мисс Роджерс выбрала О’Нила. Она свято его ненавидела, и в попытках заглушить боль и избавиться от отвращения его прикосновений к ней Эми стала употреблять с каждым днём всё больше и больше. Она поссорилась со всеми, перестала общаться с братом, возненавидела себя и любила лишь наркотики, все больше погружаясь в их мир, что стал ее суровой реальностью. Пока в очередной раз доза, употребленная ей, не оказалась из той самой «грязной» партии и не убила ее. А причем тут, скажете вы, Эндрю О’Нил? Это он приносил все дозы девушке, он следил и за качеством каждой, потому что принимал с ней на пару. Только вот не доследил, не проверил, поленился.       Ирония судьбы или помощь свыше? Никто не узнает ответа на этот вопрос, тем не менее, для Эмилии Мари Роджерс данный исход стал освобождением. И, пожалуй, именно это освобождение ей и требовалось. Нельзя долго жить взаперти, лишаясь постепенно всего: сначала крыльев, потом лапок, потом мозга, а потом и сердца с душой. У Эмилии было отобрано все, и смерть, наверное, всё-таки была самым лучшим исходом ее жизни. Она должна была получить долгожданную свободу. Всем людям требуется свобода… Все мы мечтаем быть независимыми, только совсем забываем об ответственности, что за собой влечет наша самостоятельность. Эмилия же не была свободна и не несла ответственности, она просто сдалась, и тем самым сгубила свое тело, лишив дорогих себе людей собственного присутствия. Зато она получила то, что ей так отчаянно требовалось… Успокоение…       Не меньше, чем свобода и успокоение, требуется человеку и чувство любви. Оно ведь подобно лучику солнышка в зимний холодный денёк, когда так отчаянно нуждаются в тепле, и этот маленький лучик… Он выполняет функцию обогрева, укутывая в свои малюсенькие объятиях всех и каждого, кто желает оказаться в тепле. Так и любовь. Она согревает, обнимает, даёт силы к существованию и дарит тот самый смысл, о котором задумываются ещё в детстве. А для чего, собственно, мы живём?       Вопрос, который, наверное, застал бы Аарона врасплох два месяца назад, и он бы, кусая локти, пытался бы найти хоть один ответ, чтобы не выглядеть глупым. Теперь же мужчина совершенно точно знает, в чем же, а если быть более точным, в ком же состоит его смысл жизни, — в ней. В Саре О’Нил. В этой необыкновенной студентке, умеющей согреть его своей необъятной улыбкой и звонким смехом с утра. В ее упертости, которая временами его бесит, но чаще, конечно, восхищает. Она тот самый идеал в его личном представлении, и пусть в ее голове живут демоны, готовые к наступлению в любую секунду, он все равно счастлив быть с ней, потому что любит.       А когда любишь, то теряешь голову. Аарон, конечно, головы ещё не потерял, да и не собирается, но кое-что всё-таки успел утерять. Ее доверие. То самое важное, что должно иметься у каждой пары. И сегодня главарь драконов попытается его восстановить, вернуть, поставить на место, иначе мм придется расстаться раз и навсегда. Отношения без доверия — пародия на дешёвый сериал, в котором есть тупые шутки и отвратительные интимные сцены, но нет самого главного — души в игре актёров и в сердцах сценаристов, что прописали этот ужас. Мужчине лишь одна мысль о том, что их с Сарой отношения могут быть похожи на дешёвый сериал, претит и оставляет неприятное послевкусие на языке.       Поэтому сегодня он идёт к ней с цветами, а в кармане — карточная колода. Помнится ему, О’Нил просила научить играть ее в покер. Во внутреннем кармане косухи ещё и большая шоколадка. Ее любимая — с изюмом. Хилл хочет поддержать свою малышку, заставить ее поверить в него, а ещё и отбросить из ее головы все эти идиотские мысли о мести. Там должны быть любовь, мечты о счастливом будущем, о крепкой семье и о жизни где-нибудь в домике у моря со множеством бегающих по двору собак и таким же множеством кошек, которых будут тискать ее дети. Их дети. А что? Аарон был бы не против. Стал сентиментальнее с возрастом. Об этом всём должна думать Сара, а не о губительном чувстве мести, о желании убивать и копать, выискивая правду, словно она детектив, которому все неймётся.       И это вовсе не из-за того, что убил ее брата именно он. Ему вовсе не страшно умереть. Да плевал Аарон на свою жизнь. Понадобится — он отдаст ее за Вишню, за Майкла, за Сару… Да за кого угодно из списка его близких людей. Главарь драконов давно уже не держится за свою жизнь, потому что успел уже многое повидать и не рассчитывает на что-то лучшее дальше. И если Сара захочет его убить, то, пожалуй, Аарон не будет этому сопротивляться. Но позволить юной особе взять пистолет в руки и не просто выстрелить в человека, как она сделала это с Чарли, а этим выстрелом лишить его жизни… Нет, это будет губительно для нее. Ее тут же накроет чувство горя, вины, ненависти к самой себе. Его слишком сильная любовь к ней не даёт ему права совершить такую ошибку и дать ей шанс прочувствовать на себе весь этот спектр эмоций, которые уничтожат все доброе в юном теле.       Аарон убивал. Аарон знает, каково это, когда впервые спускаешь курок и потом видишь летящую сталь, разрезающую человеческую плоть и оставляющую от таких порезов круглые дырочки со множеством крови. Это не так красиво, как показывают в кино и не так безразлично, как может показаться. Кино слишком идеализирует убийства. На деле же, все не так притягательно и приятно. Нет никакого музыкального сопровождения, нет и всех этих ярких звуков, усиливающих эффект от просмотра сцены, и самое главное — никто после команды «Стоп, снято!» не встанет и не будет жить себе дальше.       В реальности смерть утянет убитого в свои властные объятия, а убивший, если он не полный идиот, лишенный всех видов чувств, погрузится в чувство вины, терзания совести и больше никогда… Никогда не сможет нормально смотреть на свое отражение в зеркале, пытаясь жить дальше счастливо. Аарон, конечно, не такой сентиментальный, чтобы не мочь смотреть на свое отражение, но временами он и правда себя ненавидит за то, что лишал пару раз людей их жизней. Однако, лишь один факт все ещё не погрузил его в окончательную ненависть себя и неприятие собственной сущности: все эти люди были полными отморозками, и их смерти были, пожалуй, лучше, чем дальнейшее продолжение череды из губительных для общества действий.       Горький собственный опыт в таких делах показывает, как может быть хреново после такого рода действий, и как потом страшно дальше жить. Поэтому мужчина и не позволит своей малышке взять в руки пистолет и направить его на кого-то. Если она догадается, что это он совершил то страшное действие с ее братом, то лучше сам застрелится. И ей легче, и он будет знать, что ее потом не накроет чувство вины и ненависти к себе из-за убийства любимого человека. Сделает ей одолжение или же подарок. Она потом сама решит. Ему уже будет не до этого. Зато увидит сестру и попросит прощение за то, каким был идиотом, когда отказывался от нее из-за ее отношений с Эндрю. Во всем надо искать плюсы, иначе смысл тогда жить?       Несколько поворотов ключа в замочной скважине, и Аарон проходит в дом своей возлюбленной, ожидая увидеть ее где-нибудь на кухне или в спальне, а может, в гостиной. Уже половина первого ночи, и Сара, скорее всего, спит, но какое-то непонятное предчувствие говорит совсем об обратном, а хруст пластика под ботинком заставляет выронить из рук букет ее любимых пионов, а потом нагнуться и осмотреть треснувший предмет. Множество догадок тут же появляется в голове мужчины, разбиваясь на два лагеря, один из которых точно не сулит ничего хорошего. Он прикрывает глаза, боясь, что тот самый нехороший лагерь сейчас одержит победу над хорошим и прибавит в его голову чуток седых волос. Открывает.       Первое, что оказывается прочувствованным Аароном — это паника. Что ещё можно испытать при виде медицинского шприца? Особенно, если учитывать то, что такие используют либо в медицинских целях, либо когда вкалывают что-то человеку насильно. Например, снотворное или наркотики. Почему-то сознание Аарона уверено, что с Сарой был использован именно второй вариант. Мужчина быстро пробегается по всем комнатам в доме, пытаясь унять чувство страха, что возникает в его голове, когда он находит на столике в гостиной знакомый лист бумаги.       Маленький квадратный листик с изображением зелёной головы аллигатора в правом нижнем углу и единственное предложение на нем: «Что посеешь, то и пожнёшь». И не надо быть гением, чтобы понять, кто автор этого деяния, и где Аарону придется искать Сару. Лишь бы успеть, пока аллигаторы не натворили всяких страшных дел с ней. Знает, проходили. Помнит, как случайно забредшая к ним девушка оказалась не просто их игрушкой, а беспомощной, накачанной наркотиками куклой, которую стоило только пальчиком поманить, и она уже была готова раздвинуть ноги перед тобой. С Сарой не должно произойти что-то подобное, иначе главарь драконов не простит себя никогда.       Найденный в гостиной домашний телефон послужил для главаря драконов спасительным кругом, ведь именно с него он смог совершить звонок в казино и собрать всех парней. Слава Вишне, что оказался у телефона и все правильно понял, сумев подобрать нужные слова. Всё-таки как бы он не злился на своего друга, не может ягодный долго держать зла, особенно если его друг в беде или кто-то из его близких. А Сара… Принцесса теперь очень близка Вишне, поэтому он без раздумий принялся выполнять указания своего босса, пока он сам мчал на всех порах в казино.       Что может произойти с Сарой у аллигаторов? Да все что угодно! И эта мысль не даёт никакого покоя голове мужчины, севшего за руль в таком состоянии. Если и говорят, что любовь делает человека слабым и даёт возможность другим воздействовать на него при помощи любимого, то это правда, потому что именно сейчас Хилл понимает, как стал зависим, когда впустил в свою жизнь О’Нил. Зависим от нее и от чувств к ней. Раньше он мог бы спокойно забить на все это, выпив немного виски, да переспав с какой-нибудь девчонкой, а теперь же его сердце шалит, пуская в кровь адреналин, подпитывающий страх. Страх, который Аарон испытывал лишь однажды, когда видел, как Эмилия, будучи ещё малышкой, переходила дорогу в неположенном месте и ее чуть не сбила машина. Он вовремя успел ее одернуть за руку и не дать ей потерять способность к жизни. Только сейчас Аарона нет рядом с Сарой, и мужчина не может закрыть ее своей широкой спиной, спрятать или взять ее на руки и унести в безопасное место. Сара в ловушке, а шприц… Шприц явно был с наркотиками, и это заставляет мурашкам противно пройтись по позвоночнику. Только этого ещё не хватало…       Машина останавливается у казино, и мужчина выбегает из нее, встречая прямо у входа драконов во главе с лучшим другом, лицо которого источает переживания и испуг. Вишня всегда поможет Аарону, в каких бы хреновых отношениях они не находились, ровно как и Аарон — Вишне. В этом и состоит их дружба. Всегда выручат друг друга. По-другому и быть не может, потому что они друзья, потому что любят друг друга, подобно братьям. И не раз уже доказывали эту внегласную любовь к друг другу, закрывая спины или принимая на себя удары, защищая перед остальными или поддерживая, когда это требовалось. У них практически такая же неразрывная связь, как у Эмилии с Аароном, только тут она ещё подкреплена множеством страшных событий, выпавших на их нелегкую долю, но пережитых благодаря их теплым отношениям. Такие отношения нельзя считать просто дружбой, это что-то кровное, что-то на уровне подсознания, и от того оно ещё ценнее.       — Спасибо, — Аарон чуть улыбается Вишне, пожимающему ему руку и делающему вид, словно ничего не произошло, словно они совсем и не ссорились. Это его поддержка. Сара в опасности, а значит, что сердце Аарона не спокойно. И самое малое, что может сделать Вишня, — быть прежним, забыть о ссоре.       — Оставь всю эту сентиментальность на потом, ок? Что ты там нашел? Почему она все ещё живёт у себя, а не у тебя, Хилл? — ягодный тяжело вздыхает, рассматривая найденный Аароном шприц.       Они оба понимают, что было в шприце и куда все это было введено. И обоим это не нравится от слова совсем. Однажды они уже не доглядели за Эмилией, и это привело к ее смерти. С Сарой такого повторять никто не хочет. Хотя бы одна душа, хотя бы одна девушка, что дорога им обоим, должна быть счастлива и не касаться всего этого дерьма, которое они сами и создали. Они должны ее уберечь, потому что драконы защищают своих подопечных.       — Сара упрямилась, не хотела ехать ко мне, и я уступил ей. Да знаю, Ви, что я сам виноват, записка ведь для меня, — Хилл играет желваками, окидывая своим взволнованным, но собранным взглядом своих парней. — А где Тёрнер?       Воспоминание с его косым взглядом и этой странной ухмылкой ещё днём никак не покидает Аарона весь день. Что-то с Майклом произошло, он явно что-то скрывает и это ни есть хорошо.       — Свалил ещё днём, — Марти отвечает на вопрос своего босса, посылая в того поддерживающий взгляд, — он странный вообще стал. Вопросов так много в последнее время задавал. Все об О’Ниле интересовался, о тебе и о Вишне. Я не знаю, что у него в голове, но, кажется, он что-то вынюхивает.       Значит, Аарон не один это заметил, и пора бы уже бить тревогу, только вот сейчас на это попросту нет времени, потому что жизнь Сары ему дороже того, что вытворяют демоны рыжеволосого в его голове.       — Разберемся с этим позже. Короче, — Аарон привлекает внимание всех своих подопечных к своей фигуре, становясь напротив всей массы, — у меня есть три варианта, где можно искать Сару. Предлагаю разделиться, а там уже связаться, когда прошерстим каждый свою территорию.       — Слишком долго по времени получится, — Вишня недовольно мотает головой, теребя край куртки. Вот надо было проводить ее, а не отпускать ее одну в таком состоянии. — Ты же понимаешь и сам прекрасно, что сейчас каждая секунда на счету. Если Чарли решил сделать из Сары подобие своей игрушки, то тот укол, который ей сделали ещё дома, явно будет не последним. Ты же сам однажды видел подобное. Аарон, мы просто не имеем права на ошибку. Надо как можно скорее ее вытаскивать из их логова, потому что чем дольше она с ним и чем больше наркотиков они по маленьким порциям введут ей в кровь, тем меньше шансов на дальнейшее адекватное существование. Я не хочу, чтобы из Сары сделали… Не хочу, чтобы она была…       — Как Эмилия, я понял, Ви. Я бы тоже этого не хотел, — наступает минутное молчание.       Каждый обдумывает все, что произошло за эти несколько последних лет, с ностальгией вспоминая хорошие моменты, и с грустью — плохие. Одно только спасало драконов всегда: их по-настоящему семейные отношения в группировке. Любой член банды был готов отдать свою жизнь безвозмездно за жизнь другого члена, потому что они — братство, сила, поддержка и особая любовь, которая бывает только в такого рода компаниях. Это им прививал Аарон, как малышам, которым при рождении делают прививки, чтобы проверить устойчивость к тем или иным болезням и уменьшить риск ими заразиться. Только Хилл делал не прививки, а учил каждого, как нужно относиться к ближнему, как его когда-то учил отец, как говорила всегда мать. Все, что мужчина успел получить от родителей, он донес и до своих подопечных, и в трудные моменты своей жизни он видел и сейчас видит, как хорошо восприняли его уроки, как их усвоили.       — Я знаю, где Сара, — знакомый, чуть высоковатый баритон раздается позади Вишни, и глаза Аарона округляются, когда он видит их обладателя, а в его руках те самые часы, которые несколькими днями ранее ему показывала шатенка.       Этого просто не может быть… Неужели урок о том, какая кара ждёт человека за предательство внегласного драконьего устава, была усвоена не всеми? Или усвоена, но заброшена в глубокие недры сознания, чтобы не маячить и не напоминать о себе? Убить — вот, что стоит сделать с парнем, принесшим эту весть, но жизнь Сары, ее здоровье и благополучие… Нет, сейчас это выше принципа и кары за предательство. Наказание последует, но позже, куда позже. Сначала надо спасти Сару, спасти его маленького дракона, иначе может быть слишком поздно. Если уже не поздно. Прошло уже и так слишком много времени.       Вообще, понятие времени оно ведь такое расплывчатое, размытое. Для кого-то пять минут — это уже целая жизнь, тот самый миг, когда можно решить что-то важное и очень нужное. Кому-то и часа мало для того, чтобы принять какое-либо решение, а некоторым и вечности не хватает, чтобы насытиться жизнью сполна. Сара не знает, где она, а уж тем более не представляет, сколько прошло времени с того самого момента, когда она оказалась здесь. Все, что сейчас ощущает студентка, — умиротворение, спокойствие и радость. Наркотик подействовал именно так, как и нужно было Чарли. Он расслабил девушку, заставил активизироваться эндорфину и чувству эйфории в ее головном мозгу, посылая сигналы во все тело. Об этом свидетельствует и ее поведение. О’Нил буквально пляшет по всему помещению, не забывая и запивать все это дело алкоголем.       — И почему я раньше не знала, что может быть настолько хорошо? — она останавливается перед Чарли, облокачиваясь обеими руками о его бедра, а губами прикасается к его щеке, оставляя влажный поцелуй. Кокетливый взгляд, улыбка до ушей и тихий смешок — все, что девушка сейчас может делать, видя своего мучителя.       — Твой любимый дракон просто не говорил тебе об этом, потому что боялся, что ты тут же бросишь его, когда поймёшь, что есть чувства гораздо ярче чем те, которые ты испытываешь с ним, — Вильямс сладостно протягивает каждое слово и нагло забирается рукой под юбку девушки, обхватывая ладонью ее ягодицу.       Вдох. Выдох. Снова вдох и очередной выдох так, чтобы это было незаметно мужчине. Сара не идиотка. Да, ей вскружил голову героин, поступивший в кровь тремя маленькими дозами, которые ввели ей внутривенно, но чувство чести и собственного достоинства никуда не отключилось. Конечно, хорошо и легко, да и все проблемы отошли на второй план, но это совсем не то, что ей хотелось бы сейчас делать. Она хочет в объятия к Аарону и извиниться за все те глупости, что ненароком наговорила ему с утра. Ощущать же руки Вильямса на своих ягодицах, а его губы на своей щеке, — ужасное чувство. Одно лишь поняла шатенка: с ним шутки плохи. Попытается огрызнуться или показать свое отвращение, ей снова введут наркотик, чтобы довести до нужной кондиции, а именно до того момента, когда она не сможет больше соображать. Нет, подыгрывать — лучший вариант. Аарон обязательно ее найдет. Он же обещал прийти к ней ночью, обещал! Он ее не бросит! Нет! Она в это не поверит!       — Аарон такой дурак, — Сара изворотливо кружится, оседая на один из свободных стульев, лишь бы не ощущать на себе чьих-то рук. Достаточно того, что она пришла в себя после последнего раза с задранной юбкой и рукой Чарли на ее бедре. Вот так у них принято? Вводить человека в наркотическое опьянение и делать с ним все, что угодно? Сара не удивится, если Вильямс успел ей уже в трусы залезть, пока она была в отключке. Но очень надеется, что нет. — Знаешь, он постоянно мне врет. Я знаю, что убийца моего брата среди драконов, а он мне не говорит. Это так…       — Обидно, да? — Чарли хмыкает, вальяжно растягиваясь на своем месте, а потом хлопает ладошкой по месту рядом с собой, как бы привлекая девушку сесть рядом с ним, но она не торопится. Его похоть в глазах, выражающаяся сменой цвета серебра на цвет грозовой тучи, не внушает ей никакого доверия. — Иди ко мне, детка, я знаю, как тебе будет приятно и не обидно. Только представь, каким восхитительным бывает секс под кайфом. У тебя же сейчас все чувства обострены, и любое прикосновение способно свести тебя с ума. Давай, Сара, не противься. Все равно я это сделаю, хочешь ты этого или нет. Уж слишком ты красива.       А вот и очередное проявление аллигаторовой сущности, о чем и свидетельствует татуировка мужчины на его торсе. Даже фишку у драконов украли… Возьмёт ее силой, если она не согласится? Или снова накачает ещё большей дозой героина, окончательно отключив мозг? Или этому тоже надо подыграть? А как же Аарон? Нет, спать с Вильямсом О’Нил не будет ни за что и ни при каких обстоятельствах, пусть лучше ей грудь вспорет или глотку перережет. Изменять любимому человеку не в ее стиле. Да и вообще, она не девица лёгкого поведения, готовая отдаться мужчине при всех и в любой момент лишь потому, что ее просят. У нее есть Аарон. Она его любит.       — Нет! Даже и не пытайся меня тронуть! Я не буду с тобой спать! Лучше убей меня, чем вот это все… Знаешь, твои наркотики нихрена не помогают, — О’Нил вскакивает со своего места, начиная ходить по всему помещению быстро и путано, чтобы ни один из аллигаторов не смог ее остановить, а она могла бы проскользнуть в открытую входную дверь и бежать, пока не сотрёт почему-то голые пятки в кровь. Только бы силы не закончились, потому что их как-то слишком мало, как будто бы и вовсе нет. — Мне кажется, что я схожу с ума. Если героин должен доставлять чувство радости, то в моем случае он принес это мимолётное счастье, а теперь вновь заставил переживать все раз за разом, с последующим все увеличивая это ощущение потери близкого человека… Человека, который ещё, к тому же, оказался и полным подлецом. Истинным наркоманом, шантажистом, издевающимся над бедной девушкой, которая просто хотела жить. А знаешь, что самое страшное во всем этом? — словно говоря сама с собой, девушка продолжала вести монолог, так ни разу ещё и не остановившись. Алкоголь вперемешку с наркотиком активизировал ту часть мозга, что отвечала за выражение своего мнения и за развязывание языка. — Я все равно хочу за него отомстить… Потому что это мой брат, и я его люблю. Господи, да что со мной? Он человека угробил наркотиками… Эми… Девушка Вишни… Она бросила его из-за того, что Эндрю ее шантажировал, а потом она и умерла из-за него. Я читала! Читала в его дневнике! А ты знал, что он вел дневники?       Дневник был не один. Их было несколько, потому что парень слишком сильно запутался, в его голове каждодневно шла борьба с чувством совести, долга и чести, в которой вечно выигрывало что-то другое. Эндрю был не просто наркоманом. Он был самым настоящим фанатиком, который помешался на собственной идее. Наркотики стали не просто порошком или жидкостью, используемыми для внесения в серую жизнь оттенков тепла и ярких красок, а для поддержания жизнедеятельности. Парень так сильно увлекся, что и не заметил, как перешагнул черту, из-за которой больше не было выхода. О’Нил, может быть, и хотел бы завязать, да только не смог бы, потому что героин, амфетамин, кокаин и его личное творение из нескольких видов наркотических веществ, названное так иронично «крокодил» за быстродействие и разрушительную силу, — все это принесло свои плоды. Организм перестал функционировать нормально. Органы постепенно стали разлагаться, и наркотик уже использовался не в качестве развлечения, а в роли поддерживающего жизнедеятельность вещества.       Вот и записывал Эндрю все свои мысли и переживания на бумагу, все воспоминания: плохие и хорошие, чтобы не забыть, потому что мозг иногда играл с ним в злую шутку. Лишь для своей любимой сестры парень старался держаться из последних сил, чтобы не показывать ей того, какой он на самом деле монстр, и как сильно он ей испортил жизнь, лишив ее когда-то родителей. То есть не он сам лишил ее родных, а из-за него ее лишили мамы и папы. Хотя особой разницы нет. Он виноват, и вина его преследовала всю жизнь.       — Как иронично выходит, — Чарли встаёт с кресла, подходя вплотную к О’Нил и прижимая ее к стене. Ему не составило труда ее поймать. У нее все ещё чуть заторможенные реакции, пусть она и сама этого не замечает. — Эндрю всегда больше всего на свете боялся, что ты когда-то возьмёшь наркотики в рот. Ты сделала это, и самое ведь смешное в том, что сделала ты это из-за него и из-за своего дракона, — усмехается, выражая всем своим видом свою надменность, превосходство и что-то такое отвратительное, от чего у девушки спазмы во всем теле, — Малышка, ты дико красива, очень горяча. Понимаешь, я не могу не хотеть тебя, и раз ты не желаешь сделать все по обоюдному согласию, то мне придется применить силу. Хотя… Знаешь, я так даже больше люблю. Когда сопротивляются… Ох, это так кайфово — видеть страх. Просто ты ведь себе больнее сделаешь, солнце. Передумала бы, пока я добрый.       Каждое слово сопровождается грубым прикосновением пальцев к юному телу. Сначала Чарли берет обе руки девушки и собирает их, поднимая вверх, тем самым не позволяя ей сопротивляться верхними конечностями. Далее же Вильямс свободной рукой расстёгивает несколько пуговиц на голубой рубашке, открывая себе вид на упругую грудь. Хватает и одного взгляда, чтобы у мужчины снесло последние капли самообладания… Эта родинка на ключице. Азиат заметил ее ещё несколько лет назад и с тех пор мечтал провести язычком по ней, чтобы насладиться ей. Животные инстинкты в этом человеке всегда берут верх над всеми остальными. И не удивительно, что его группировка абсолютно полностью отражает своего лидера и по поведению, и по отношению к другим вещам. Яблоко от яблони…       — Не надо, Чарли… Пожалуйста, не будь таким зверем, — Сара пытается двигаться из стороны в сторону туловищем, не давать ему возможности к ней прикасаться, но мужчина куда сильнее и изворотливее. И вот он полностью распахивает ткань рубашки, опуская руку на пуговичку ее юбки. Лёгкое движение пальцами — пуговица высвобождается из оков петельки, а юбка скатывается к ступням, оголяя нижнюю часть туловища Сары, готовой провалиться под землю от стыда и от своей беспомощности. Это конец… Конец ее жизни, ее надежды на что-то большее, на счастье. Он ее испортит, изуродует таким образом, если всё-таки воплотит в жизнь свое желание. Она не может ему этого позволить… Не может! Она — дракон! Она должна бороться!       Попытка ударить ногой в пах мужчине заканчивается лишь хлестким ударом по щеке, а потом резким разворотом девушки лицом к бетонной поверхности стены, выкрашенной в кофейный цвет, и очередной удар, но уже по оголенным ягодицам. Чарли кивает головой одному из парней, и тот без промедления подносит Вильямсу новый шприц, что ловким движением оказывается воткнут в шею шатенки, а ещё одна доза наркотического вещества разливается по крови О’Нил. И эта будет та самая доза, та самая последняя капля, что приведет к страшным последствиям. Теперь Сара не сможет выжить и дня без этого белоснежного порошка, который так удачно можно сделать и раствором. Теперь ей захочется ощущать это прекрасное чувство лёгкости в своем организме каждый день. И каждый раз оно будет все усиливаться.       А пока… Пока героин все ещё течет по венам, проникая в головной мозг, шатенка ещё может соображать. Сопротивляться — нет, но соображать вполне. Она чувствует, как тело постепенно расслабляется, позволяя Чарли перехватить ее крепче, а потом и вовсе лишить нижней части белья. И дальше сделать то, чего он так отчаянно хотел весь этот месяц — наказать ее, причинить ей боль, упиваться своим превосходством. А как ещё это сделать с беззащитной девушкой, оказавшейся в его руках? Правильно… Унизить, опозорить, заставить почувствовать отвращение к себе, потому что он ее капельку подпортит.       — Так-то лучше, малышка, — снова целует ее молочную шею, прикусывая кожу до крови, как бы нарочно оставляя свои следы. — Тебе понравится, детка. Я очень хорош, ты только не плачь, я не люблю этого. Лучше сладко постанывай, и тогда я, быть может, разрешу тебе кончить.       Замечая слезы шатенки, что большими каплями скатываются по щекам, опадая на грудь, шею и ниже, Чарли бесится. Больше всего на свете он ненавидит, когда ему лгут, из-за него плачут и что-то ему не позволяют. О’Нил же сейчас буквально захлёбывается слезами, потому что азиат делает всё, что хочется ему, совсем не учитывая ее желаний. Мужчина опускает свой похотливый взгляд ниже, ласково проводя ладонью по оголенным ягодицам. Раззадоривает себя, а ее вводит в ещё большее отчаяние.       — Не надо… Пожалуйста… Чарли, пожалуйста… прошу тебя, не делай этого… — Сара изо всех сил пытается оттолкнуть его от себя задом, но силы будто бы отняли, и она лишь может ощущать, как рука мужчины обхватывает ее талию, крепко прижимая тело к своему явному стояку. Как это низко… Она возненавидит себя за это. Возненавидит весь этот процесс, больше не сможет никогда нормально захотеть мужчину.       — Заткнись, иначе будет больно, — очередной удар по щеке и дальнейшая грубая хватка шеи одной ладонью, после которой следует резкий толчок и быстрые, слишком грубые движения.       Слезы и боль вкупе с беспомощностью и жуткой головной болью заставляют Сару практически задыхаться, ощущая себя последней шлюхой, которую трахают при всех. Собственно, так Чарли и делает. Прижимает к стене, пользуясь ее беспомощностью, и вдалбливается до упора, заботясь лишь о своих ощущениях. Ещё и делает это под оглушительные возгласы своих подопечных, смотрящих на весь процесс, словно на обыденную картинку какого-нибудь мультфильма. Как будто бы это нормально, когда девушка плачет, пока мужчина совершает насильственные действия сексуального характера над ней… И никто, абсолютно никто, не вмешивается.       Каждый толчок — боль и ненависть к себе. Каждый поцелуй — отвращение. Каждое прикосновение — противная дрожь. Сара уже не чувствует и не слышит ничего, кроме того, как Чарли продолжает стонать ей на ухо, входя каждый раз все больнее и больнее, словно изголодавшийся зверь. Больно хватает, крепко сжимает ее горло, грудь, бедра и ягодицы. Все тело саднит, а от постоянных ударов головой о стену из-за слишком активных действий мужчины, на лбу, кажется, уже образовалась маленькая ранка. Ей просто больно и невыносимо, ее воротит, она кричит от того, насколько ей неприятно, а мужчина упивается этими криками, принимая их за стоны наслаждения. Последний грубый толчок, и Вильямс покидает податливое тело, изливаясь на ягодицы студентки, а потом отшвыривает ее в сторону, словно ненужную игрушку. Она падает, тут же начиная стирать с себя остатки его действий, чтобы не быть такой испорченной. Хотя… Она уже испорченная игрушка.       — Уберите ее, — застегивает ширинку на своих джинсах, закуривая, отходит в сторону и восхищённо улыбается, смотря на О’Нил.       Забилась в угол, подобрав свое белье, кусает губы до крови, плачет, бьётся головой о стену и громко всхлипывает. Бьёт кулаками о паркетный пол, пытается закрыться руками, пытается спрятаться от этого позора и от болевых ощущений везде. Она попросту сейчас задохнётся от собственных слез и действий. Этот позор никогда не отмыть из собственного сознания. Следы пройдут, раны заживут, ощущение внутри исчезнет, но воспоминание плотно поселится в ее шатком сознании, оставив массивный отпечаток на израненном сердце.       — Убрать? В смысле? В другую комнату? Или совсем убрать? — один из парней обращает заинтересованный взгляд на шатенку, представляя, как мог бы быть с ней нежен, и как бы она потом просила его остаться с ней.       — В том смысле, что просто выкинь ее на улицу, Дин! Мне похуй, что будет с ней дальше, можете хоть по кругу пустить… Я получил все, что хотел, — Вильямс удовлетворённо улыбается, смотря на сжавшийся в углу комочек боли, и тепло разливается по его телу от такого вида. Он любит видеть униженных, любит принимать участие в их унижениях.       От нее больше ничего не требуется. Он ее сломал и сделал из-за ее же глупости. На зло Аарону. Пусть Хилл видит, какими бывают последствия его опрометчивых поступков. Пусть это будет маленькой местью за три его взрыва, за все мучения аллигаторов. Как ещё отомстить тому, кто превосходит тебя по силе? Надавить на больное. На любовь. Сломать его любимую девушку, заставить ее ощутить себя последней шлюхой, опозорить, чтобы потом она во всем винила именно его. Он ведь не смог ее уберечь.       — Окей, — Дин садится на корточки перед Сарой, пытаясь взять ее за руку, однако, она лишь пятится назад, двигаясь руками и ногами, подобно паучку. — Ну ты чего? Я буду нежным, маленькая. Не обижу.       Теплый взгляд и попытка разыграть улыбку, но похоть в глазах и вид парня в целом вообще не внушают никакого доверия Саре. Она просто хочет умереть. Ей страшно. Страшно, что Аарон с ней сделает, когда узнает, как ее отымели, подобно последней шлюхе, как накачали наркотиками, словно так и должно быть. И эта боль от действий Чарли… Она лишь ещё сильнее вгоняет девушку в панику, в чувство ненависти к себе, что плотно поселяется в ее голове, потому что она все ещё чувствует укусы и поцелуи азиата, его движения в себе, а ягодицы до сих пор храняет это неприятное остаточное ощущение от его удовлетворения. Сара больше никогда от этого не избавится.       — Я… Я…       Пытается встать, кое-как облокачиваясь о стену обеими руками, и проходит даже несколько шагов, доходя до двери. Ее никто не трогает, понимая, что далеко она в таком состоянии вряд ли убежит, и каждый успеет насладиться молодым и красивым телом, а потом… Потом, может быть, ее даже и оставят живой, а, может, и убьют. Все будет зависеть от ее поведения. О’Нил задыхается, громко кашляя, ступает по холодному полу босыми ногами, на которых уже явно имеются небольшие раны от местами прогнившего паркета, вонзающего в ее нежную кожу свои острые деревянные иголки. Вот только это совсем сейчас не больно, да и не беспокоит ее так сильно, как все состояние ее организма.       — И далеко ты собралась, птичка?       — Посмотрите, она сейчас где-нибудь упадет и ее попросту затопчут.       — Эй, красотка, попрыгаешь на мне?       — Мы можем устроить отличное групповое порно! Соглашайся!       Один за другим различные мужские голоса с издевательскими нотками врезаются в голову Сары, заставляя ощутить новый приступ беспомощности и дикого отчаяния. Они ещё и смеются, хлопают в ладоши, громко кричат и ставят ставки на то, в каком месте и в какой позе будут ее брать. И это люди? И это мужчины? Это те, кто родились с целью защищать и любить? С целью оберегать и приносить в дом безопасность? Да кто захочет с ними жить? Они отморозки… Ее ещё и изнасиловали… И любимого человека все ни слышно и ни видно. Аарон ее не спас. Аарон ее не нашел. Аарон оставил ее здесь. Его нет… Но винить его она не может, потому что сама выгнала, да и что-то внутри заставляет верить в то, что он где-то рядом, что уже идёт и обязательно вытащит ее отсюда, потому что сама О’Нил вряд ли дойдет…       Очередной шаг с надеждой пересечь порог заветного выхода. И вот когда желанная цель так близка, в двери, в которую несколькими минутами ранее вышел Чарли, покидая это душное и вонючее помещение, появляется знакомая до улыбки на лице фигура. Сара чуть улыбается, понимая, что где-то рядом уже и Аарон, и Вишня, и остальные драконы. Она наконец-то сможет отсюда выбраться, чтобы больше никогда не возвращаться, чтобы выкинуть из головы все мысли о мести и жить себе спокойно. Если ее примут после такого…       Но вся надежда разбивается на миллиарды осколков, а сердце падает в пятки, когда голос позади громко и четко произносит то, чего студентка никогда не ожидала услышать:       — Тёрнер, братишка, тоже пришел развлечься? Мы тут решаем, кто первый будет иметь красотку. Хочешь предоставим эту роль тебе, как новенькому?       Потрясение. Майкл… Человек, который мог бы стать ее спасением, ее давний знакомый, этот добродушный парень… Дракон! Он окидывает ее полным презрения взглядом, а потом ударяет по ягодице ладонью, проходя вперёд, словно она предмет какой-то мебели… Жизнь явно не готовила ее к такому. Очередной удар в сердце, боль и свист в ушах становятся последним, что ощущает Сара, медленно погружаясь в темноту. Она надеется, что это смерть, потому что желания жить дальше больше нет. Легче умереть…