Клетка пошла искать птицу. Франц Кафка
Предательство. Какое многогранное слово, и ведь с какой стороны не посмотри, оно вызывает лишь отвращение и ненависть. Потому что нет абсолютно никакой разницы, как передать человека: в любовном плане или же в плане дружбы, в политическом плане или в каком-нибудь другом виде… Предательство всегда несёт за собой лишь негатив и порождает многолетние ссоры, войны. Оно даёт людям агрессию, позволяет выплеснуть весь свой гнев, потому что предать… Это испортить все то доверие, которое ты получил от того или иного человека, это значит поставить что-то выше ваших общих дел или тайн, доверить это кому-то другому… Предательство нельзя прощать. Предательство наказуемо смертью и только смертью. И все драконы знали об этом. Знали, что если предать их кодекс, предать их принципы, наплевать на все те правила, которые когда-то установил Аарон, а потом и огласил каждому лично, то будет применена высшая мера. И в их случае этой высшей мерой является смерть. Лишь однажды Аарон не покарал дракона смертью, потому что Эндрю и так уже был на грани смерти. Потому что О’Нил сам себя медленно убивал, становясь подобием человека. Да и по итогу он все равно получил свою кару, только немного позже, когда уже перестал бояться и оглядываться, когда начал практически нормально жить. И тогда Аарон и лишил его всего, подобно тому, как брат Сары лишил его сестры, его единственного любимого человека. Его маленькой Эми. И сейчас Хилл снова чувствует себя выпотрошенным: Сара в опасности, над ней, возможно, издеваются самыми изощрёнными способами, так ещё и малыш Майки… Тёрнер, его друг, его близкий человек — он пришел к драконам с часами аллигаторов, ещё и говорит, что знает, где Сара. А теперь они дают ему возможность первому пойти в то самое тайное логово в одном из местных подвалов, пока сами стоят на улице, ожидая не зная чего. Аарон опустошен. Ещё и сердце так сильно болит, словно сейчас выпрыгнет из груди и разорвется. Неужели чувствует что-то неладное? Неужели с Сарой действительно произошло что-то серьезное? — Я жду ещё пять минут и захожу, — Аарон прикуривает сигарету, бросая на Вишню косой взгляд. Он нервничает, оно и понятно. Как можно не нервничать, когда твоя любимая девушка находится в практически наркопритоне? Что с ней там могут делать? Накачать наркотиками и бросить на произвол судьбы, превратив ее в наркозависимую? Или, не дай бог, в которого Аарон готов поверить сегодня, чтобы ее кто-нибудь там изнасиловал… Мужчина никогда себе этого не простит, никогда. Будет всю свою жизнь корить себя за то, как с ней обошлись. — Майкл ещё не прислал сообщение, — Вишня крутит в руках маленький черный предмет с зелёным экраном и несколькими кнопочками, именуемый в народе пейджером. Было условлено, что Тёрнер пойдет первым, потому что он свой, как бы это ни было грустно осознавать всем остальным драконам, а в особенности — Аарону и Вишне. Малыш Майки предал их, предал каждый их принцип, так толком и не объяснив своего предательства. Он стал аллигатором и последний месяц сливал всю информацию о бизнес-планах, о поставках оружия и алкоголя Чарли, и именно поэтому драконы понесли такие большие убытки, лишившись практически половины товара. Только бы знали они причину, хотя бы часть ее, возможно, бы и поняли парня, но времени на выяснение отношений просто не было. Им пришлось согласиться идти за ним, потому что он единственный, кто знает, куда вообще надо идти. Однако, можно ли верить тому, кто однажды уже предал то, что так сильно было важно? Предательство семьи, принципов, морали… Это низко, и это не может быть простительно. Отсюда и доверия у главаря драконов больше нет. Он готов рискнуть всем, лишь бы поскорее увидеть любимое личико своей каштанововолосой малышки, заключить ее в объятия и долго целовать. Только бы все было хорошо. — Майкл — предатель, Ви! Он может и не прислать сообщения! Мне плевать на него. Там Сара… Я чувствую, ей плохо. Стоять и ждать у моря погоды… У меня нервов не хватит, — Хилл делает несколько шагов из стороны в сторону, хватаясь руками за голову, но вдруг резко разворачивается, слыша звук пришедшего на пейджер сообщения с текстом: «Их шестеро. Чарли в кабинете. Можете идти. Только осторожно, без лишнего шума. Я отвлеку их». — Нас десять, — Вишня окидывает взглядом парней, пересчитывая их и прикидывая в голове план отступления на крайний случай, — делимся на две группы. Одна со мной, а вторая с Аароном. Те, кто со мной, входят через задний вход, а остальные — через основной. Внутри пересечёмся. Если что-то пойдет не так, то применение оружия не запрещается. Хилл, ты слышишь меня? Мужчины переглядываются, кивая друг другу. Ещё несколько секунд мучительного молчания, и ожидания для Аарона заканчиваются тем, что Вишня хлопает его по плечу ладонью, а потом произносит так, чтобы слышал лишь он: «Все будет хорошо, принцесса сильная, принцесса со всем справится». Последний теплый взгляд, посылаемый главарю драконов ягодным, и его команда скрывается за стенами подвала, пока Аарон собирается с духом, смеряя каждого из своих подопечных спокойным, собранным взглядом — таким, каким и должен обладать главарь группировки. Аарон должен показывать пример и вселять в своих людей веру в лучшее, а не раскрывать наличие своего страха, который прямо рвется наружу. Невозможно не переживать за свою любимую девушку, зная, где она и что с ней там могут сделать. Но он будет сильным, потому что он лидер. Ему нельзя расслабляться. — Все держимся строго за мной. Без лишних разговоров. Идём внутрь, разыскиваем Сару и уходим. Постарайтесь без убийств, — грозный, как сталь, голос мужчины входит в сознание каждого дракона, слушающего его с внимательным выражением лица. Никто не имеет права перечить Аарону, поэтому все беспрекословно выполняют его указания, идя в неизвестность. Подвал оказывается незатейливым помещением. С виду небольшой и узкий, внутри он уходит вглубь и кажется шире, чем снаружи. Аарон медленно идёт по продолговатому темному коридору, озираясь по сторонам, чтобы лишние глаза и уши ненароком не заметили присутствия драконов и не сделали бы с Сарой чего-то непоправимого. Его сердце и так неспокойно, а мысли уже переходят все границы дозволенного, укатываясь в самые худшие варианты развития событий. Каких-то пару минут по коридору кажутся главарю драконов вечностью, но и эта вечность ничто в сравнении с тем, что он слышит. Крик помощи, мольбы, женский плач. Плач его маленькой девочки, что раздается за дверью в небольшую комнату. Он готов сорваться и вбежать туда, лишь бы ее защитить, но понимает, что лишний шум и резкость могут привести к чему-то более страшному. Потерять Сару для него будет все равно что лишиться собственной жизни. Он слишком сильно ее полюбил. — Сэми, — тихо проговаривает Хилл, обращая свой взгляд, лишенный каких-либо эмоций, на одного из драконов, кажущегося ему сейчас самым огромным и устрашающим, — стой на входе. Если кто-то из аллигаторов начнет что-то предпринимать, то стреляй без раздумий. Остальные за мной. Хватает и секунды, чтобы мужчина распахнул дверь в комнату со стенами кофейного цвета и замер от ужаса, сковывающего все его части тела. Сара сидит на полу, нет, практически лежит. Грязная, со спутавшимися волосами, вся тушь растеклась, а в глазах застыл испуг. Рубашка распахнута, ткань юбки кое-где надорвана, на щеке красуется пятно от удара, а на лбу маленькое багровое пятнышко с запекшейся кровью. Она сломлена, сломана, растоптана, испорчена. Все самые худшие опасения подтвердились. И не надо быть гением, чтобы понять, почему она в таком виде. Аарон даже и не замечает, как в комнате начинается драка, и как драконы яростно защищают своего главаря, на которого каждый аллигатор пытается направить свой удар. Он просто молча подходит к девушке и садится на корточки рядом. — Маленькая, посмотри на меня, — пытается взять ее за руку, но она испуганно вжимается в стену, закрывая глаза ладонями. Она боится. Боится всех и каждого. Уже не понимает, кто и где. Ей просто страшно. Страшно, что кто-то снова ее возьмёт против ее воли, ударит, вколет очередную дозу наркотика или будет смотреть, как на свою жертву. Она больше не верит. Достаточно Майкла, что первым делом войдя сюда, не ринулся ее спасти и прикрыть, защитить, а просто сел к аллигаторам, рассматривая шатенку с пренебрежением в своих зелёных омутах. О’Нил так надеялась, что он станет ее спасением и сможет избавить ее от нападок подчинённых Чарли, но парень в один прекрасный момент просто удалился, оставив ее наедине с ними. А они… Они пошли в наступательные действия. Один начал раздеваться прямо на ее глазах, второй пытался поцеловать, пока не получил от нее в нос ударом руки, что так удачно возымела слишком много силы. А теперь Сара видит Аарона и просто не знает, что ей делать дальше. А вдруг и он… Он тоже станет так себя вести. Вдруг он тоже возьмёт ее против ее воли, сделает больно, ударит. Окончательно лишит ее веры в хорошее. Хотя во что теперь можно верить? Есть ли теперь смысл веры? Когда вера так была нужна, когда О’Нил молилась всем богам, вспоминала эти идиотские молитвы, лишь бы ее никто не трогал и не делал с ней того, что уже произошло, — вера ее не спасла. Ее никто не спас. Можно ли заглушить боль? Можно ли избавиться от нее? Нет. Разве от такого вообще возможно избавиться? Ещё и эти звуки ударов, крики мужчин, громкие и такие страшные угрозы, падения, какие-то мельтешащие перед глазами тени. Все это доставляет в кровь забитой в угол девушки ещё большую порцию страха, заставляя ощущать себя в чертовой ловушке из боли и ненависти к себе. А как только О’Нил закрывает глаза, так сразу же видит эту картину, когда Чарли беспощадно ее насилует, причиняя боль, грубо хватая, бьёт. Издевается… Это будет преследовать ее всю жизнь. Всю чёртову жизнь, которая никогда не станет прежней. Она уверена: жить дальше с такой травмой получится разве лишь у бесчувственного человека, и даже героин в крови, который должен был бы притуплять боль… Не притупляет, лишь усиливает, глубоко впечатывая события этой ночи в шаткое сознание, что теперь не будет иметь возможности к адекватной работоспособности. — Сара, малышка, это я, — Хилл тянется руками к телу возлюбленной, чтобы помочь ей подняться, но она барахтается, громко кричит и плачет, отталкивая его от себя. Не надо к ней прикасаться, не стоит трогать мусор, которым она теперь себя ощущает. Использованной вещью, подстилкой, тряпкой, об которую вытерли ноги и ещё кое-что. Она считает себя биомусором, а как мы знаем: мусор подлежит обязательной утилизации. Теперь страшно ещё и Аарону. Такой он ее ещё не видел. Даже в тот день, когда она испугалась его в кабинете, расплакавшись и пятившись назад. Или когда плакала в своей спальне, рассказывая о смерти брата. Сара была всякой, но не такой разбитой. Из нее словно высосали жизнь, словно весь огонь, что был внутри этой маленькой девочки мигом погас, оставляя за собой прожженные дыры и тлеющие угли, которые больше не будут так ярко гореть. Вся жизнь исчезла, свет в глазах погас. Осталась лишь тьма. Все стрелки часового механизма попросту остановились, их больше не привести в действие. Былой Сары больше не будет, и он это понимает. И это осознание заставляет Аарона крепко сжать кулаки, а ненависти в организме вспыхнуть новым огнем. Чарли будет убит, чего бы ему это не стоило. Он отстрелит ему яйца, а потом перережет глотку, оставив на съедение собакам. — Что с ней? — только тогда, когда Вишня подаёт свой голос рядом с ухом Аарона, Хилл понимает: аллигаторы повержены, избиты, и каждый из шестерых участников сидит около параллельной Саре стене, держась за ту часть тела, которая пострадала в драке. Картина маслом или кровью, решайте сами. — Ви, помоги ей, хорошо? В машину ее и домой ко мне, пожалуйста. Ключи у тебя есть. А мне надо ещё кое-что сделать, — Хилл осторожно касается рукой коленки О’Нил, нежно поглаживая большим пальцем кожу. Она ежится, пытается снова отодвинуться, убрать с себя очередную пару рук, но не может больше сопротивляться. Ей все осточертело. Пусть лучше ее затрахают до смерти, чем все это. Чем быть такой… Противной самой себе. И только потом понимает, что ее не лапают, не бьют, не угрожают, а просто нежно касаются. Любя. Боясь причинить боль, сделать что-то не так. И этот милый и такой нежный жест даёт Саре какой-то приятный импульс в тело, впервые за эти мучительные несколько часов, проведенных в этом аду. Она на несколько секунд прекращает истерику, обращая полные боли глаза на своего возлюбленного, а потом и на Вишню. Ее сердце медленно приходит в себя, а гул из голосов аллигаторов в голове прекращается. Аарон пытается ей улыбнуться, чтобы хотя бы немного успокоить, но не может выдавить из себя хотя бы одной положительной эмоции, смотря на нее такую. О’Нил медленно протягивает свою ладонь мужчине, и он осторожно берет ее руку в свою, тут же поднося холодные пальчики к губам и оставляя на каждом малюсенькие поцелуи. Хилл боится причинить ей боль своими действиями, боится прикоснуться как-то не так и ввести в очередную истерику, поэтому он держится на расстоянии, но в этом расстоянии есть что-то такое, ради чего Сара готова ему отдать всю свою жизнь. Он мысленно с ней, шепчет ей слова любви и поддержки, а она словно чувствует это, потихоньку расслабляясь. — Где он? — только и произносит она, осматривая все помещение, а слезы вновь наворачиваются на глаза, когда взгляд встречается с рыжей макушкой, ведущей Вильямса и бросающей его фигуру к остальным аллигаторам. Не долго думая, Сара выхватывает пистолет из рук ягодного, все это время смотрящего на нее своим поддерживающим взглядом, и направляет на Чарли. Пытается выстрелить, но, к счастью для Вильямса, обойма оказывается пустой, и огромное количество нажатий на спусковой крючок лишь даёт девушке выпустить свой гнев, но не ожидаемый результат. А очень жаль, потому что она бы с огромным удовольствием это сделала. Однако, высшие силы спасли его от смерти, а ее от совершения такой ошибки. Лишь громкий крик, истошный, такой пронзительный, выдает все её эмоции, показывая, как сильно ей больно, и сколько в ней теперь гнева. — Ты жалкая, О’Нил, — замечая такую реакцию девушки на себя, азиат решает ее ещё больше раззадорить, позлить, загнать в ещё большую истерику. Окончательно разломать. — Посмотри на себя. Кто захочет быть с тобой после моей маленькой шалости? Тебя же трахали, как последнюю суку, на виду у всех. Использовали, словно ты продажная женщина. Интересно, а Хилл будет теперь любить тебя, как и прежде? Или ему не нужна грязная шлюха? Надменная улыбка, самодовольное лицо, прищур и огонь в глазах — так выглядит сейчас азиат, смотря на свою жертву, что так охотно реагирует на все его выпады своими слезами. Аарон делает глубокий вдох и становится вперёд Сары, как бы таким жестом заслоняя ее от очередных выпадов Чарли. С нее хватит. Она не девочка для битья, а вот Вильямс сейчас станет мальчиком для битья. Это он ему гарантирует. Мужчина может пережить все. Он может стерпеть издевательства над собой, его могут лишь всех его средств к существованию, всех друзей. Его могут даже жизни лишить, но никто… Никто не имеет права так измываться над бедной девочкой! Это не просто низко, это хуже, чем просто убийство. В понимании Аарона таким действием человек тут же выписывает себе смертельный приговор. — Клянусь, ты лишишься жизни, как последнее мудло, — Хилл не выдерживает более такой наглой выходки со стороны Чарли, вытаскивает из внутреннего кармана куртки свой пистолет, перезаряжает и стреляет мужчине прямо в пах. — Сначала я дам тебе прочувствовать, каково это быть униженным, а потом, может быть, и дарую смерть. Никто не имеет права трогать мою девушку! Каждый из вас будет наказан! — главарь драконов смотрит на людей Вильямса, тяжело вздыхая. Вот могли ведь быть хорошими. Могли бы, например, лечить людей или зверюшек, заниматься каким-нибудь видом спорта, работать в офисе, быть поварами или экономистами. Но стали этим жалким подобием людей, что идут, как стадо быков, за каким-то идиотом, принимая участие в такого рода занятиях. Подумать только… Чарли насиловал его девушку на виду у всех них, и ни один, ни одна живая душа — никто даже не удосужился хотя бы попытаться его остановить. Они просто смотрели, как их лидер издевается над девушкой, наверное, ещё и представляя при этом, как потом сделать тоже самое. Они все достойны смерти. Это не люди. Это жалкие подобия, какой-то сбой в системе, какие-то отбросы. Такие не должны жить. — Как главарь драконов и один из самых важных людей в Сентфоре, — Аарон перезаряжает пистолет, бросая свой взгляд на громко скулящего от невыносимой боли азиата, мысленно радуясь. Если честно, то это ещё слишком мягкое наказание, но остальные варианты переходят границы разумного, поэтому приходится довольствоваться этим. — я приговариваю вас без суда и следствия к смерти. Вы недостойны жизни. Смерть — вот ваш удел. Драконы, улавливающие посыл слов Аарона, приподнимают каждого из аллигаторов, приказывая тем встать на колени. Мужчины, уже согласные на все, лишь бы их отпустили и оставили в покое, беспрекословно выполняют указания драконов, принимая нужное положение. Аарон переводит дыхание, краем глаза смотря на Сару, вцепившуюся мертвой хваткой в Вишню, нежно поглаживающего ее по голове. Следовало бы ее отсюда увести, чтобы она не видела того, как он убивает, но, кажется, шатенка не особо соображает сейчас. Просто боится и все. Ей сейчас нет дела до убийств. Главарь драконов направляет дуло пистолета на одного из аллигаторов, смотря тому прямо в глаза. Голубые, прям как у Вишни, блондин. Совсем молодой ещё. И вот чего ему в жизни не хватало? Зачем надо было идти к аллигаторам? А потом взгляд падает на синюшные вены, на эти ужасные синяки в местах уколов, и все становится на свои места. Наркотики убивают людей, и Аарон не должен позволить Саре стать такой же. — Понравилось смотреть, как девчонку берут против ее воли? Тоже ведь хотел, да? Знаешь, вот даже рука не дрогнет, когда буду спускать курок, — Хилл ещё раз смотрит на парня, видя его умоляющий взгляд. Сущий страх в двух голубых огнях, смотрящих на него так, словно он сейчас заплачет. Только раньше надо было думать. Уже поздно что-то менять. Аарон все решил, и решение не подлежит оспариванию. — Не убивай меня, не надо! — скулящий голос аллигатора окончательно выводит Аарона из себя. — Ты ещё и рот открывать смеешь, когда говорю я? Не надо? Ха, — Аарон усмехается, понимая, что пути назад нет. Не надо? Надо, очень даже надо. Таких людей не должна носить человеческая земля. Их уже не исправить. Наркотики съели их мозг и человечность. — Надо было раньше думать, мальчик. Громкий хлопок, сопровождающий выстрел, раздается по всему помещению, заставляя всех аллигаторов вздрогнуть, а Сару вжаться в Вишню ещё больше. Тело блондина заваливается на спину, словно мешок с картошкой. Во лбу теперь его красуется маленькая кровавая дырочка, как напоминание о том, что не стоит переходить дорогу Аарону Хиллу и трогать его людей, его девушку. Его семью. За такие оплошности следует смерть — гниение в могиле. — Кто следующий? — Хилл перезаряжает свое оружие, окидывая оставшуюся пятерку парней своим ненавистным взглядом. — А, хотя, мне нет разницы, кто умрет первым, а кто — последним. Пощады не будет. Решив долго не тянуть кота за одно место, мужчина быстро делает пять точных выстрелов в лоб каждому из аллигаторов, дожидаясь, пока все тела намертво упадут вниз, став таким же мусором, как и валяющиеся на полу окурки, пивные банки, шприцы, какие-то волосы, грязь комками, множество использованных презервативов, фольгированные упаковки и еще много всякой дичи, которую лучше не стоило бы видеть. Иронично как вышло: мусор среди мусора. И здесь держали Сару? В этой грязи? В этой свалке? Еще и сделали с ней такое… Убить Чарли, наверное, будет самым для него меньшим наказанием, потому что это будет слишком просто. — А ты, — Хилл садится на корточки перед истекающим кровью в зоне интимного места мужчине, в глазах которого он впервые за все время их знакомства видит самый настоящий страх. Кажется, Чарли больше всего на свете боится не быть одиноким или того, что его кто-то не будет слушать, а совсем другого… Этот парень боится смерти, и страх в его огромных серых радужках, что сейчас обрели оттенок грозовых туч, умоляет Аарона пощадить его, оставить живым. Жизнь — это его маленький свет, он тут радуется, а смерть… Ему страшно умирать. А кому не страшно умирать? Никто не знает, что ждет нас по ту сторону жизни. Никто даже и представить себе не может, что там происходит. Есть ли тот самый рай? Или тот злосчастный ад, в котором Вильямсу уже желали гореть? Будет ли там какой-нибудь белокурый ангел убаюкивать тебя от всех невзгод? Или же дьявольское отродье будет варить тебя в одном из не малоизвестных своих котлов? Неизвестно, и эта неизвестность… Она убивает, режет, заставляет изнывать от боли, что собственно сейчас и происходит в голове Чарли, который уже давно наплевал на ощущение жгучей боли в паху и на то, что этим местом больше нельзя будет пользоваться по назначению. Ему бы просто выжить… Хотя бы выжить, хоть калекой, хоть инвалидом, да хоть кем. Парень хочет жить, он еще слишком молод, чтобы умирать! Однако огонь в очах кареглазого, смиряющего его полным ненависти, отвращения и гнева взглядом, может означать лишь одно: Сегодня Чарли Вильямс наконец-то получит свою пулю в лоб, сердце или еще куда-то — не важно. Важен лишь итог — и это неминуемая смерть. Аарон Хилл не допустит того, чтобы мучитель его любимой девушки, сотворивший с ней такое… Уму не постижимо — какое… Чтобы это дерьмо ходило по земле и радовалось тому, что оно живет и имеет все средства к отличному существованию на этой бренной земле. Аарон очистит Сентфор от еще одного урода, доказав всем присутствующим, что его еще не стоит списывать со счетов. А потом… Потом он возьмет свою малышку в свои сильные руки и унесет в свою драконью пещеру, где будет за ней ухаживать и сделает все, чтобы тот корень зависимости, которую породили аллигаторы, не стал отвратительным сорняком, а сгнил прежде, чем сгниет его малышка. — Ты низок, Чарли, — начинает Аарон, чтобы посеять в человеке напротив еще больше суеты и сомнений в себе, чтобы его слова стали последним, что он услышит перед своей жалкой смертью. Пусть он умирает и знает, что его смерть не станет каким-то грандиозным событием, никто не будет оплакивать его труп или причитать потом, каким же Чарли Вильямс был хорошим человеком. Не был, и азиат должен это понять прежде, чем отправится в мир иной гореть в адском котле. Аарон надеется, что гореть он там будет все двадцать четыре часа на протяжении всех своих жалких дней. — Накачать абсолютно ни в чем не повинную девушку, просто защищавшую тогда своего любимого человека, наркотическими веществами, так еще и притащить ее в это дерьмовое место, чтобы потом, упиваясь своим фиговым превосходством, ее изнасиловать? Тут даже и превосходством не пахнет. Ты жалок, Вильямс. Тебе девушки в адеквате не дают, и ты решил, что можно использовать их так? На самом деле, Аарон отчасти был прав. Чарли давно утерял интерес к адекватным, легкодоступным девушкам, потому что с ними попросту неинтересно. Ему нравится, когда сопротивляются, громко кричат и пытаются быть невинными, а потом стонут под ним, как последние шлюхи, раздвигая ноги и подставляя сладкое место для наслаждений. С Сарой, по правде говоря, вышло немного не так. Она не стала потом громко стонать и просить большего, но и опыт изнасилования у Вильямса был не первым, поэтому он принял это как должное. Да и чего такого в том, чтобы взять девушку? По мнению азиата, женщины созданы для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам, и они просто не имеют права им отказать. Только парень совсем забыл, что живёт не в средневековье и даже не в древности, а в цивилизованном мире, где за такое сажают в тюрьму. Но Аарон не станет жаловаться шерифу или ещё куда-то. Он накажет его сам. — Ой, вот не надо этих нравоучений, Хилл, — очередная гримаса язвительности и превосходства отражается на лице Вильямса, использующего свои последние минуты на такие жалкие разговоры. Стоило бы извиниться, а не начинать эту шарманку ещё и таким тоном, словно он рассказывает своим друзьям о своих сексуальных подвигах. Однако, Аарон — далеко не его друг, а совершенное деяние над Сарой точно уж нельзя причислить к подвигам. — Твоя малышка сама была не против со мной развлечься, ей даже понравилось. Так громко кричала. Я бы ее ещё разок, а потом и ещё, она такая сла… Но Чарли не успевает договорить, падая на пол, словно тряпичная кукла. Выстрел прямо в лоб, как будто бы Хилл сегодня проходил показательный смотр киллеров, показывая все свои навыки. Нервы Аарона просто не выдержали. Плевать, что будет с его совестью, и как он хреново будет себя чувствовать после убийства семерых людей… Плевать, главное, что больше никто не причинит малышке боли. Разве лишь он своей ложью, но это будет не такая боль. От нее не придется чувствовать себя униженной и оскорбленной. Скорее, его придется за это ненавидеть, но это совсем другая история. — С тобой я разберусь потом, — указывает рукой на Тёрнера, все ещё думая, что же ему с ним делать. Убить или оставить живым. Всё-таки это Майкл помог драконам найти Сару. И за это стоило бы его помиловать, но парень ведь предал все известные правила. — Я сделал это ради Сары, — лишь произносит рыжеволосый, не оправдываясь и не моля Аарона его не трогать. Тёрнер готов принять кару, если Хилл посчитает это нужным, но только это совсем необязательно. У Майкла были свои причины. Серьезные. Все было ради малышки О’Нил, и если бы парень знал, что аллигаторы собираются так делать с ней, то никогда бы им такого не позволил. Но он не знал. Его намеренно держали в неведении. Понимали, что он не упустит шанса ринуться и спасти свою давнюю знакомую, ещё и драконам пожалуется. Он же двойной игрок. Только двойным игроком он был не для аллигаторов, а для драконов, потому что никогда бы не смог предать своих принципов и принципов Аарона. Хилл же принял его в банду, обучил всему, что знает. Майкл бы попросту не смог предать Аарона, потому что главарь драконов ему практически как старший брат. И пусть та правда, ради которой Тёрнер и шел в аллигаторы, убила в парне все хорошее, зато он теперь знает, почему эту правду от Сары скрывают. — Мне нет разницы, для чего и для кого ты пошел к ним, Майкл. Ты предал драконов! Ты знаешь, что за это бывает, — Аарон хватает парня за грудки, чуть приподнимая над землёй, а потом заглядывает в его изумрудные глаза видя в них спокойствие. Неужели не боится? Серьезно есть какие-то причины? Интересно даже какие. — Не надо, Аарон, не трогай его. Пожалуйста, он ничего не сделал… Хриплый, практически неузнаваемый голос Сары звучит рядом с ухом Аарона, и он отпускает Майкла. Ему просто повезло, что Сара за него вступается. Не понятно, правда, зачем О’Нил за него вообще вступается, но делать что-то против воли Сары сегодня он не станет. — Договорим позже, а пока зачистите тут все, — обращается к остальным ребятам, — можете сжечь подвал прямо с трупами. Только гильзы подберите, чтоб ни у кого и не возникло мыслей, что тут была перестрелка. Драконы в ту же секунду начинают переговариваться, разделяя между собой обязанности, пока Аарон снимает с себя кожанку. Мужчина подходит к возлюбленной, все ещё обнимающей ягодного, и накидывает на ее плечи свою куртку, а потом осторожно, словно боясь причинить ей боль или разбить ещё больше, притягивает к себе. Сара, подобно беспомощной игрушке, просто наваливается на Аарона своим телом, утыкаясь носом в его грудь. Запах его тела, такой родной, такой приятный. С ним и правда чуть лучше. Хотя даже факт нахождения Аарона рядом не избавит малышку от отвратительных чувств внутри и снаружи. — Маленькая, сейчас мы пойдем ко мне домой, я тебе чай приготовлю, ванную наберу, мы с тобой кино какое-нибудь посмотрим, хорошо? Обработаем все твои раны, и ты спать ляжешь. Или что ты хотела бы сделать? Осторожно, очень бережно прикасается ладошками к ее щекам, стирая с них слезы и тушь, видя этот страх в ее глазах. Сара вздрагивает от каждого малюсенького прикосновения, все ещё всхлипывает и не может никак прийти в себя. И во всем виноват он… Оставил ее одну, не пришел раньше, не проследил за ней, а ведь видел, в каком она была состоянии! Видел и мог бы остаться, мог бы противиться ее словам, потому что мужчина — главный. Ещё и не перевез ее к себе, не обеспечил ей безопасность, и как итог… Ее поимели во всех смыслах этого слова, ещё и сделали это на глазах у всех. Бедная маленькая девочка… А теперь по ее венам ещё и наркотик течет, медленно, но верно формируя ту самую зависимость, избавиться от которой будет очень сложно. Аарон виноват, и он осознает это на все сто. — Помыться… Я хочу помыться. Смыть с себя все это… Боже, просто избавиться от этого отвратительного ощущения. Аарон, я все ещё чувствую это… Чувствую, как он, как он… Как мне теперь жить дальше? — вопрос повисает в воздухе, а из глаз снова текут слезы. Мужчина крепко прижимает к себе свою маленькую девочку в попытках забрать всю ее боль, но она будто бы специально противится, будто бы ей неприятно или боится. Но он не причинит ей боли. Никогда. — Я не хочу… Не хочу, Аарон. Можешь и меня тоже застрелить? Одним трупом больше или меньше. Какая тебе от этого разница? А мне хорошо будет, легко… А ведь желание умереть такое притягательное сейчас для О’Нил. Оно как то самое красивое платье, которое есть у самой крутой девочки на выпускном. Его хочется померить на себя, испробовать, побыть на том самом заветном месте. Вот и Сара хочет умереть, потому что чувствовать, как тебя насилуют, как причиняют тебе боль тем процессом, который должен доставлять наслаждение и отвечать за размножение, — это хуже, чем быть использованной. Лучше бы ее просто использовали, как вещь. Попользовались бы, да и бросили, но не доставили столько ужаса таким когда-то приятным для нее процессом. Как после этого вообще смотреть на мужчину, как на объект своего желания? Это реально? — Помыться? Хорошо, — Аарон настойчиво игнорирует слова Сары о своем убийстве, аккуратно беря ее за руку. — Ви, я могу тебя попросить? Ягодный тут же закатывает глаза. Конечно же Аарон может его попросить обо всем, что за идиотские вопросы он ему задаёт? Тем более, просьба будет стопроцентно касаться Сары, а Вишня видит, как ей плохо. Ещё бы, пережить такие издевательства над собой. Если быть честным, то Вишня бы и сам грохнул Чарли, но сначала бы заставил того изрядно помучиться. Прям изощрённо как-нибудь, чтоб смерть казалась ему не освобождением, а наказанием. — Ты же знаешь, что да, Хилл. Не спрашивай этих глупостей, — Вишня сдавленно улыбается, видя полностью разбитого друга. Он понимает, что Аарон винит во всем себя. И следовало бы говорить ему, нет, убеждать его в том, что это не так, но отчасти это именно так. Потому что Аарон пошел на поводу у Сары, согласился на ее упрямство, не обеспечив ей должной безопасности, зная, что бывает с теми, кто покушается на жизнь Чарли или мешает аллигаторам. Их ждёт месть. Аарон это знал, но все равно не заставил девушку перебраться к себе. Ещё и ушел от нее. Вот и результат. Вишне даже не надо его озвучивать, потому что все на виду. — Отвези Сару ко мне, а я пока что ее вещи соберу, — как только Аарон порывается в сторону, чуть ослабляя объятия, Сара крепко вцепляется в него своими коготочками, не желая отпускать. Ей страшно, а с ним все кажется другим. — Ты чего, маленькая? Заглядывает в два океана с янтарным окрасом, видя, как хозяйка этих океанов неумолимо утопает в собственной боли. А ноготочки ее вцепляются в спину главаря драконов так сильно, что, кажется, продырявили его футболку, оставляя кровавые следы на коже. — Не уходи, пожалуйста, прошу тебя. Не оставляй меня одну. Мне так страшно. Я закрываю глаза и вижу все это, и оно снова повторяется и повторяется, и ему нет конца. А когда ты рядом… Картинка пропадает. Не уходи, молю тебя. Тон, полный мольбы и просьбы, словно она его просит себя не убивать. Или будто бы его уход ее убьет… Нет, он никогда себе этого не простит. Как он допустил такое? Как вообще теперь иметь с ней какие-то отношения? И дело ведь не в том, что другой мужчина смел к ней прикасаться. Нет. Это нельзя считать изменой или предательством. Дело в том, что всю вину он берет на себя, потому что его оплошность привела к такому результату. Аарон позволил ей выстрелить тогда, Аарон оставил ее одну и с утра. И иметь с ней отношения, постоянно испытывая чувство вины, — это нездоровые отношения. Они оба не выдержат. Однако, оставить ее одну, бросить, разбить ей сердце будет варварством и для себя, потому что мужчина ее любит, и для нее… Это и правда убьет малышку окончательно. — Ключи от дома принцессы дай, я заберу вещи и привезу к тебе, — ягодный подходит ближе к Аарону, остальные слова шепча ему на ухо, — не оставляй ее одну. Она может сделать с собой какую-нибудь глупость. Пожалуйста, покажи ей, как сильно она тебе важна, как ты сильно ее любишь и дальше…после всего произошедшего. Не сломай ее до конца. Прошу тебя, Хилл. Помоги ей выбраться из этой ямы. Только твоя любовь сможет это сделать. Не дай ее негативу вылиться в агрессию, иначе мы ее потеряем. И без слов понятно, что Аарон послушает Вишню и не бросит Сару, потому что любит, потому что готов быть с ней до конца. Да и видит в этом единственный шанс хоть как-то загладить свою вину. А виноват он перед О’Нил во многом. И это многое появилось ведь из-за лжи, что тянется с самого начала их знакомства. Ложь порождает недоверие, и мужчина это понимает, но иначе не может. Теперь точно не сможет сказать ей всей правды о гибели ее родителей, потому что это разломает ее уже практически не способное нормально функционировать сердечко. Аарон должен спасти Сару, а не ввести в ещё большую депрессию и ненависть к себе и людям. Особенно сейчас, когда ее организм накачан наркотиками. Хилл обязан сделать так, чтобы О’Нил больше никогда не захотела взять в рот эту дрянь. Ключи от дома О’Нил быстро оказываются в руках вишневого, а главарь драконов, крепко обхватывая руку своей возлюбленной, что вцепляется в него мертвой хваткой, идёт к своей машине, оставленной за несколько кварталов отсюда. И только когда они садятся в старенький форд, Аарон может вздохнуть более менее спокойно, видя, как Сара укутывается в плед, а носом утыкается в край его куртки, все ещё надетой на нее. Она ещё и правда совсем ребенок. Ребенок, которому пришлось слишком рано повзрослеть и ощутить на себе невзгоды такой жизни. Криминал и Сара явно два несочетаемых звена. — Ты меня теперь бросишь? — слабо подаёт голос О’Нил, заставляя Аарона крепко сжать руль руками. Если быть честным, то он бы и правда ее оставил. Но не бросил бы потому, что не любит, а потому что именно он вносит в ее жизнь все эти отвратительные события. Так не должно быть. Она ещё слишком юна, чтобы испытывать такие переживания. И как бы не было прискорбно это осознавать, но именно Аарон Хилл несёт в себе, в своем таком притягательном имени и великолепной внешности ту самую жесть, тьму, которая проникает в светлые лучики жизни малышки Сары. Но бросить ее, когда она в таком состоянии… Нет, Аарон не может и не хочет. И больше не из-за жалости, как бы это ему могло показаться, а из-за любви. Мужчина сделает все, чтобы малышка более не ощутила ничего подобного, да вообще боли. Теперь это его первостепенная задача, самое главное, чтобы Сара не стала от него закрываться и отталкивать его после произошедшего. — Не говори ерудны, малышка, — он встречает ее взгляд в зеркале в салоне и улыбается, — я люблю тебя, Сара. Я тебя ни за что не брошу. Никогда. Ты ведь у меня единственная. И он не врет. Сара и правда — последний родной человек для Аарона. Сара — свет, который освещает его темное царство своим присутствием, поэтому он так сильно за нее и держится. Без Сары ему станет слишком темно и холодно, тесно, а он как раз боится замкнутых пространств. Клаустрофобия в собственном сознании его уничтожит. — Но я… Я ведь…меня ведь взял другой мужчина, это же… Она тут же замолкает, осекаясь. Как назвать произошедшее по отношению к Аарону? Предательство? Измена? Что это? Это вообще имеет название, которое не будет напоминать о боли, что до сих пор так четко ощущается на ее теле? — Это недоразумение, за которое все понесли свое наказание. Ты тут ни при чем. На наши отношения это никак не влияет. Я как любил тебя, так и люблю, малышка. Просто… Просто не стоило мне тебя оставлять, вот и все. Я идиот, но я больше никогда и никому не позволю к тебе прикоснуться. Клянусь. Голос, полный жёсткости, но не лишенный нежности и такой приятной теплоты, что в то же мгновение заполняет голову Сары своим великолепным звучанием. Как жаль, что она не верит ни одному его слову. И какой же удивительный парадокс: только с ним она чувствует себя в безопасности, несмотря на то, что практически не имеет к нему никакого доверия. Идиотизм высшей степени. — Я тоже тебя люблю, — тихо произносит она, прикрывая глаза. Дальше все происходит как в каком-то тумане. Как только Аарон пропускает Сару в свою квартиру и показывает ей, где находится душ, она бежит туда. Долго и упорно намыливаясь жёсткой мочалкой, девушка стирает с себя все противные следы прикосновений Чарли к своей коже, стараясь вымыть все. Только бы не быть такой испорченной и грязной, какой она ощущает себя сейчас. Почти два часа упорного мытья заканчиваются тем, что Сара растирает кожу своих ягодиц до крови, потому что именно там ощущает то самое липкое вещество, коим ее удостоил Вильямс, когда заканчивал свое издевательство. Только вот даже кровь не может избавить ее от этих чувств. Все зря, поэтому ей ничего не остаётся, кроме как облачиться в теплый махровый халат своего мужчины и покинуть душевую. Аарон ведь уже несколько раз заходил к ней, проверяя, не сделала ли шатенка там что-то с собой. Волнуется. — Я сделал тебе чай, — Хилл протягивает О’Нил кружку с горячим напитком, но она просто ложится на кровать, укрываясь одеялом с головой. — Я не хочу ничего, — слезы снова хотят навернуться на глаза, но лицо уже так сильно щиплет, что больше и не хочется плакать. Ее испортили. Опорочили. Заставили почувствовать себя на дне. Сара ненавидит себя. И это ведь она ещё под кайфом. А какие будут ощущения, когда действие наркотика пройдет, и осознание того, что произошло, плотно врежется в ее голову? Да она ведь закроется окончательно, больше никогда и никого не станет впускать в свою жизнь, а Аарону и вовсе перестанет доверяться, если ещё и будет дальше хотеть иметь с ним отношений. — Маленькая, иди ко мне, — Аарон ложится рядом, осторожно прикасаясь рукой к спине возлюбленной, надеясь, что она придвинется и позволит ему себя обнять, но она скидывает его руку, отодвигаясь дальше. — Не надо, не трогай меня, пожалуйста. Мне… Я не хочу, не хочу, чтобы ещё хоть кто-то ко мне прикасался… Больше никогда не хочу. Можно мне уснуть и не проснуться? Тяжёлое дыхание мужчины опаляет шею Сары, заставляя ее поежиться и развернуться к нему лицом, встречая на себе пронзительный взгляд двух шоколадных огней. Аарон прекрасно понимает, как она себя чувствует сейчас, но закрываться и не подпускать его к себе — худшее, что можно сделать. Так не должно быть. Она должна ему довериться. Иначе смысл в их отношениях? — Нам надо обработать твои раны, — он встаёт, начиная поиски аптечки со всем необходимым, и когда находит, — садится обратно. — Сними халат, пожалуйста. Категорическое нет читается на лице шатенки, и Аарон уже готов взорваться. Его терпению тоже есть предел. Зачем? Зачем она так с ним? Он ведь заботится о ней! Не станет же он тоже ее насиловать? Зачем? Любит ведь… Что за странные мысли в ее голове? Он, что, похож на идиота? Он не причинит ей боли. Никогда. Кажется, это уже доказано. — Я сама, выйди, — О’Нил обнимает себя руками, не позволяя мужчине дотронуться до пояса на халате руками. — Позволь всё-таки мне, — главарь драконов делает глубокий вдох и садится ближе, дотягиваясь руками до рук возлюбленной. Однако попытка убрать ладони девушки с ее груди оказывается тщетной, потому что Сара брыкается и пинается, не давая ему никакого шанса прикоснуться к себе. Хилл сдается. Он молча встаёт с кровати и выходит из спальни, останавливаясь у двери. Лишь слышит, как что-то ударилось об пол, видимо, упало… Потом всхлипы и рыдания, удары кулаками о матрас. Уходит в гостиную, понимая, что сегодня станет днём, когда их отношения пойдут на спад, больше не имея никакой возможности вернуться в былое состояние. Он и не думал, что будет настолько сложно. Наверное, им и правда стоило бы прекратить отношения, потому что после произошедшего они невозможны. Но как? Как, если она теперь ещё и подвластна зависимости? Нет, Аарон не может оставить ее без своего надзора. Уже оставил, и вот что произошло. Больше не станет.Неделю спустя
Прошедшая неделя оказывается самой сложной в жизни Аарона Хилла, потому что следить за девушкой, что каждодневно уходит в себя все больше и больше… Это ужасно. Так ведь мало того, что она не подпускает его к себе, теперь переодеваясь в ванной или другой комнате, чтобы он не видел. Она к тому же не даёт ему себя целовать, обнимать, даже прикасаться к волосам. Ещё и спит теперь в другой спальне, так и не объяснив причины. И когда Хилл приходит поздно ночью посмотреть на ее состояние, убедиться, что все хорошо, то останавливается перед дверью, слыша тихий плач. Сара себя ненавидит, и Аарон ненавидит себя вместе с ней. Но и этого тоже мало. Наркотики… Будь они неладны. Они глубоко засели в голове шатенки, что уже на следующий день после произошедшего в логове аллигаторов просила у Аарона ещё немного успокоительного, коим она именует героин. Потому что, видите ли, с успокоительным ей было проще, было не так больно воспринимать реальность. Но когда Аарон ей отказал, она устроила истерику, обвинила его во всех своих страданиях, надавив на самое больное. Ее одолевала долгая ломка. Девушка буквально не находила себе места, скитаясь по углам квартиры Хилла и ища что-то с подобным эффектом, потому что чувствовать воочию, как тебе ломают кости… Нет, лучше смириться с зависимостью и принимать лекарство, избавляя себя от мучений. Правда, не долго ей пришлось искать замену наркотикам. Она быстро придумала выход, которым и пользовалась в тайне от Аарона, практически все время сидящего в гостиной или на кухне. Девушка сбегала через окно в спальне, добегала до ближайшей аптеки и скупала вещества, содержащие в своем составе наркотические добавки. А потом принимала все и сразу, погружаясь в состояние овоща, которое Хилл первые три дня принимал за ее отходняк. Но потом увидел, как она сбегает и покупает эту хрень, поэтому и лишил ее денег, а ещё попросил парней установить на окна в спальне решетки. Пусть будет тюрьма. Ничего, зато будет неповадно лазить через окно первого этажа и бежать в аптеку за очередной дозой какой-нибудь фигни. Только и эти меры не спасли Сару от желания употреблять и дальше. Ей хотелось забыться, погрузиться в долгий сон и больше не ощущать ещё таких явных чувств насилия, но без наркотиков не выходило. Тогда она придумала новый способ, вспомнив, где можно взять этот волшебный белый порошок, который так приятно уносит в страну незабываемого удовольствия, лишённую боли. В своей кладовой. Долгими уговорами девушка всё-таки заставила Аарона отвезти ее к себе домой, потому что забыла там какой-то блокнот, который слишком много для нее значит и в котором она может практиковаться в рисовании. Хилл отвёз, оставшись ждать в машине, пока Сара собрала из кладовой все, что нашла и попрятала по карманам и в сумку, не забыв и взять какой-нибудь блокнот для своей легенды. И теперь О’Нил могла спокойно принимать, делая вид, что на самом деле она лечится. А у Аарона и нет возможности ее проверить, потому что Сара просто напросто от него постоянно прячется, закрывается в комнате, не подпускает, не впускает и вообще с ним практически не говорит. И главарь драконов от осознания того, что он ее теряет, мысленно умирает, потому что потерять самое дорогое в жизни слишком больно. Но он все ещё хочет наладить с ней отношения, потому что любит ее и не представляет жизни без своей малышки. Он хочет ее вернуть. Хочет сделать все, чтобы жизнь их была прежней. — Малышка, помнишь, ты хотела научиться играть в покер? — Аарон стучится в дверь комнаты, которую Сара теперь считает своей собственной спальней в его квартире, но в ответ лишь тишина. Удар кулаком о стену. Разбитые костяшки вновь. На руках уже нет живого места. Это невозможно больше терпеть. Она с ним не говорит. Не отвечает. Не впускает. Она режет его без ножа, режет своими действиями. — Правда научишь? — совсем неожиданно для него дверь распахивается, являя ему возлюбленную. Какой-то засаленный пучок, синяки под глазами, рваная и грязная одежда. Где его Сара? Куда делась его любимая девушка? Это какая-то тень. Взгляд тут же падает на руки, на места сгибов, проверяя, нет ли там следов от каких-нибудь уколов, потому что он боится, что она вновь начнет принимать. Но Сара не такая дура. Она не делает себе уколы, она принимает через нос. Так и эффект куда быстрее, да и не надо долго париться. Можно просто вдохнуть, например, свернув бумажку в соломинку, или же придумать ещё какой-нибудь способ. Она не глупая. — Да, правда, впустишь? Они смотрят друг на друга, словно чужие люди. Аарон больше не видит того огня, который его так сильно возбуждал и манил, а Сара просто забила на все. Ей хорошо и спокойно, пока героин действует на мозг, и пока Аарон обо всем не знает. А как только наркотик прекращает свое действие, она вновь погружается в пучину воспоминаний, больно бьющих в сердце, а потом принимает очередную порцию наркотика… И все исчезает, превращаясь в пыль. И так по кругу. Гостевая спальная, кажется, до прихода в нее Сары была в лучшем состоянии. Теперь же здесь разбросаны вещи, на полу валяются какие-то бумажки, что вызывают у Аарона недоумение. Какие-то они слишком странные и их слишком много, а кровать, похоже, не собирали уже несколько дней. Создаётся такое впечатление, что здесь живёт не молодая и красивая девушка, а какой-нибудь мужик-холостяк, которому плевать на порядок. Но Аарон был у Сары и видел ее идеальную частоту. Почему она не убирается тут? Что за бумажки повсюду? Садятся на кровать, друг напротив друга. Смотрят, молчат несколько минут, не издавая ни единого звука. Точно чужие. — Как ты себя чувствуешь? — Аарон протягивает руку к ладони любимой, что покоится на ее колене, и она вздрагивает, будто бы ошпариваясь. — Отлично, — одергивает руку, отодвигаясь назад, — мы договорились. Не надо больше меня трогать! Неужели сложно это понять?! Зачем надо заставлять меня это повторять?! Я не хочу, чтобы ко мне прикасались! Не! Хо! Чу! Кричит, что есть силы, крепко сжимая руки в кулаки, и в этот момент Аарон заглядывает в ее глаза, громко выругиваясь. Какого черта у нее расширены зрачки? Мужчина плюет на все ее договоренности и чуть грубо хватает девушку за подбородок, ещё раз вглядываясь в помутневший взгляд. — Блять! — бросает он, вскакивая с кровати. Откуда она взяла наркотики? Где она их нашла? Поэтому не пускала его сюда? Принимала, пока он не видел? Пользовалась его заботливым отношением к себе? Ничего, сейчас он обыщет тут все. Осторожно пересаживает О’Нил на стул и стаскивает с кровати все постельное белье, ощупывая буквально каждый сантиметр под матрасом, подушками и даже в пододеяльнике. — Что ты делаешь?! — у Сары начинается паника, когда она видит, как гневный взгляд главаря драконов прожигает ее. Он обо всем догадался. Мужчина переходит к столу, скидывая с него все вещи, открывая все ящички и просматривая каждую книжку, но и там ничего не оказывается. Так поступает со всеми тумбочками и полками в комнате, пока не останавливается около комода с нижним бельем, который Сара успевает закрыть собой, словно щитом. Вот оно место ее клада. — Нет! — она крепко обхватывает руками деревянную поверхность комода, умоляюще смотря на Аарона. — Сара, отойди! Быстро! — приказывает он, ожидая около минуты, но, не видя никакой реакции, сам отстраняет ее чуть грубым жестом. Полка с лифчиками оказывается пустой, полка с носками тоже ничем не интересна, зато полка с трусами вызывает у Аарона негодование. Стоило только открыть ее и чуть разобрать вещи, как перед глазами предстало огромное количество прозрачных пакетиков с белым порошком. Аарон не умеет прикидывать на глаз количество предметов, но уверен, что здесь их не меньше пятидесяти. Откуда? — О’Нил, где ты это взяла? — Хилл полностью вытаскивает ящик, выкидывая из него все трусы на пол. — Пошел ты! Держишь меня взаперти! Не даёшь мне ничего делать! Только смотришь на меня своими щенячьими глазами, словно мне это поможет! А мне не помогает, понимаешь? Нет! Ни чай твой, ни сладости, ни забота, — она начинает громко смеяться, нервно при этом чешет левую руку, — зато порошок примешь и так легко… Кайфово сразу же. Ни об Эндрю не думаю, ни об изнасиловании… Живу и радуюсь жизни, поэтому отдай! Выглядит и ведёт себя сейчас, как самый настоящий наркоман. Господи, и как он упустил этот момент? Как позволит ей стать такой? — Ты взяла это в своем доме? Сказать, что Аарон охренел сейчас с такого заявления все равно, что ничего не сказать. Она ему врала, так ещё и он был так слеп, потому что боялся ей причинить боль. Придурок! Надо было давно перерыть здесь все углы и отобрать у нее ключи от комнаты, либо вообще не оставлять ее одну. Вот реально можно же было перетерпеть недельку и не брать в рот этой дряни, ей бы стало легче, он бы сделал все, чтобы облегчить ее участь… Но Сара нашла наркотики и начала отравлять свой организм. Вот и как? Как ее теперь выводить из этого состояния? — Аарон, отдай по-хорошему! — Сара выискивает во всем бардаке ножницы и подносит к своему горлу, пытаясь таким образом шантажировать мужчину. Только не на того напала. Знает главарь драконов, какие методы используют люди, плотно сидящие на игле. Видел пару раз, как ее брат делал что-то подобное, когда Хилл первоначально, но пытался оградить того от развития зависимости, но не вышло. С Сарой должно сработать. Аарон не должен допустить окончательного ее погружения в мир лживой хорошей реальности. — Иначе перережешь себе горло? Ну-ну, давай, а я посмотрю потом и помогу если что спрятать твой труп, — мужчина разворачивается и выходит из комнаты с ящиком, надевает ботинки и оказывается в считанные минуты на улице, естественно не забывая запереть Сару. На улице же уходит на задний двор. Заливает ящик бензином, взятым из своего гаража и поджигает, решаясь приступать к жёстким мерам. Ему надоело. Ему нужна девушка, а не наркозависимая. С сегодняшнего дня он больше не станет уповать на жалость к ней и будет с ней груб, но только лишь эта грубость ему и поможет избавить ее от дальнейшего погружения в зависимость. Будет сложно, но он справится. Но сначала он должен наконец-то решить все вопросы с Майклом, а именно — озвучить тому приговор. Поэтому звонит Вишне, прося друга посидеть с Сарой и проследить за ней, рассказывая ему обо всем, что она успела натворить. И, дожидаясь, пока друг приедет и зайдет в его квартиру, мужчина садится на мотоцикл и едет в место, которое назначил Майклу для встречи. Заброшенный подвал. Отличное место, чтобы убить человека без свидетелей и хорошо припрятать труп, потому что Аарон Хилл не прощает предательства. Никогда. Майкл Тёрнер понесет сегодня заслуженное наказание…