Иногда надо дать себе волю, забыть обо всем на свете… и вспомнить обо всем остальном. Макс Фрай
— Что мне теперь делать, Аарон? Что?! Как? Как я ее воспитаю? Что я ей дам? Чему научу? Стрелять? Убивать? Принимать наркоту? — Эндрю сжимает в руке бокал с такой силой, что он трескается, и один из осколков плотно врезается в ладонь парня. Алая, вязкая кровь сочится по руке, скапывая на стол Аарона и образуя небольшие пятнышки на его поверхности. Отмыть эти пятна потом будет нелегко, только если бы это было проблемой Эндрю О’Нила, то он бы с удовольствием лучше бы отмыл эти пятна, чем решать все то, что свалилось на его юную голову сейчас. Это слишком сложно и страшно… Кабинет Аарона Хилла всегда был местом, где можно было говорить обо всем угодно, не боясь, что услышат лишние уши или увидят лишние глаза. Тут все строго конфиденциально, потому что главарь драконов следит за тем, чтобы никто не смог нарыть на него и на его группировку хоть какую-то информацию, за которую их можно уличить и посадить надолго. Об этом знали все, а недавно вступивший в ряды Вишня, почему-то практически сразу же ставший другом Хилла, и Эндрю использовали это преимущество кабинета своего босса в свою пользу. Они приходили сюда плакаться, негодовать или же ругать кого-то из банды, зная, что все останется в этих четырех стенах. Как и сегодня… Сегодня все вообще произошло слишком быстро… Аарон сидел и разбирал очередные платёжки, пытаясь понять, какие цифры и куда надо занести потом в ведомость, а какие можно не учесть и избежать налогов. Он ненавидел эту рутину, но без этого никак. Казино открылось совсем недавно, (полгода назад), поэтому сейчас к нему идёт пристальное внимание со стороны руководства города и полиции. Каждая из властвующих сил хочет урвать свою копеечку, а драконы не хотят делиться ни с кем. Зачем? Это их детище, их доход. Вот и приходится возиться с этой хренью, мысленно ругая себя за то, что не пошел на экономиста и не выучил всю эту фигню. Сейчас было бы куда проще. Но это уже не исправить, он разберется и так. Не было еще задачи, которая была бы не подвластна Аарону. Сидит себе сегодня вечером Хилл спокойно, да смотрит в эти цифры, и вдруг резко дверь его кабинета распахивается, и в нее влетает Эндрю. С красными и опухшими глазами, видимо от слез, что тут же вызывает у главаря драконов вопрос, да еще и с бутылкой виски и кровью на руках. Аарон в миг усаживает его на свой стул и несколько минут пытается привести парня в чувства, ведь его трясет, он что-то мямлит себе под нос и находится в полном ауте. И когда разговорить его не удается, Хилл отбивает другу пощечину. Пару минут О’Нил еще приходит в себя, но уже хотя бы смотрит не сквозь своего босса, а прямо на него. И когда хозяин казино спрашивает, что же произошло, единственным словом, которое смог вымолвить в ту минуту брюнет было «родители». Теперь же картина прояснилась. С родителями Эндрю что-то произошло или, если констатировать факт, то их попросту не стало, однако, этот странный взгляд О’Нила не дает Хиллу спокойствия, поэтому он все еще пытается докопаться до правды. Слышит мужчина что-то в голосе своего подопечного… что-то такое виноватое, словно это он их убил или подставил. И ему это совсем не нравится. — Так что же произошло, Дрю? Ты сам не свой, — Хилл протягивает парню тряпку, которой он мгновенно перевязывает свою ладонь, дабы остановить кровотечение. — Они должны были полететь в Нью-Йорк, — начинает дракон, снова заикаясь и вздрагивая… Увидеть такое собственными глазами… Это ужасно, это слишком больно и навсегда впечатается в его сознании. — Я дал им свою машину, потому что отцовская… Короче, там колеса надо подкачать, да и с движком что-то. В общем, отдал им свою, чтоб они до аэропорта доехали. Ну, а мой отец, он не любит мой форд, там с педалью тормоза проблема, надо надавливать слишком сильно. Он и боится, что не сможет вовремя если вдруг что нажать. — Я понял, ты сам решил отвезти их в аэропорт, — Аарон чуть поторапливает парня, чтобы поскорее перейти ко всей сути. Ему совсем не нравится этот странный тон какого-то непонятного сожаления, а бегающий взгляд голубых глаз сеет сомнение. Эндрю точно в чем-то виноват. И если парень виноват в смерти своих собственных родителей, то это… Это ужасно, ведь ему когда-то придется рассказать об этом своей младшей сестре. Да и как потом ее воспитывать, когда сам, по сути, лишил ее родительской любви и заботы? Никак. Еще и жить с этим… С таким просто невозможно жить. Хилл до сих пор винит себя в том, что так и не успел сказать последнее «люблю» своей маме и последнее «спасибо» своему отцу, потому что был занят… Ему до сих пор стыдно перед ними за многие вещи, но тем не менее Аарону пришлось засунуть собственные чувства в задницу и слишком рано повзрослеть, потому что Эми требовала заботы, а нагружать бабулю, которая вечно была готова помочь своим любимым внучатам, ему было стыдно. А тут такое… Быть виноватым в смерти своих родителей, это ж… — Да, сам, вот… В общем, мы приехали слишком рано, и я решил оставить их в машине, а сам пошел в магазин, чтобы купить нам сандвичей. Купил всем с ветчиной и сырой. Мама так любила их… Выхожу из магазина, а там… Я только успел подойти к противоположной стороне парковки, хотел уже перейти дорогу, а слышу взрыв… Взрыв, представляешь? Их взорвали! Мою машину! Хилл, они хотели убить меня! — О’Нил ударяет кулаками по столу, громко бьется в истерике, привлекая этими звуками внимание Вишни, проходившего мимо кабинета в этот момент. — Что у вас тут происходит? — ягодный приоткрывает дверь, видит всю картину и мгновенно заходит вовнутрь, оседая на один из сводных стульев. Обращает обеспокоенный взгляд на Аарона, а потом и на Эндрю, ведь он впервые видит парня таким разбитым. Это странно, потому что О’Нил бывал всяким, но никогда не бился в истерике. Его вообще сложно было вывести на эмоции. — Стоп! — Хилл громко ударяет кулаком по столу, останавливая этим жестом истерику О’Нила и призывая того посмотреть на себя. — То есть взорвали твою машину? Кто они? Но Эндрю молчит, потупляя взгляд вниз. Ему стыдно, стыдно признавать собственную вину перед собой, перед родителями, которые лишились жизни из-за него, так рано покинув этот мир и оставив их с Сарой в одиночестве. Да, убить хотели именно его, ведь его машину взорвали, а когда увидели, что он вышел из магазина, совершенно случайно попавшись им на глаза, то стали стрелять по парню. Благо, он сумел увернуться вовремя и спрятаться за другой машиной, а то сейчас бы не говорил с Аароном. Или стоило всё-таки умереть? Было бы куда легче сейчас. — Отвечай, О’Нил! Давай же! Мне похуй, как тебе хреново, если ты говоришь, что взорвали твою машину, то хотели грохнуть тебя, а значит это ты виноват в том, что не стало твоих родителей, идиот! — Аарон хватает парня за грудки и трясет безвольное тело несколько минут, пока Вишня не встревает между ними и не оттаскивает своего босса чуть назад. — Не надо, Ар… Так ты только ему что-нибудь сломаешь, а не узнаешь нужную тебе информацию, — Вишня качает головой, пытаясь казаться строгим и серьезным, но этот юношеский образ парня с чуть длинными кучерявыми волосиками не внушает никакой серьезности. Хотя на деле ведь парень довольно серьезен и очень умен, иначе он бы сейчас не имел такого доверия со стороны Аарона и не был бы такой важной персоной в группировке. — Дрю, кто взорвал твою машину? Мы понимаем, тебе сейчас тяжело и очень больно, но раз кто-то попытался это сделать, думая, что за рулем ты, то тебе до сих пор грозит опасность. Тебе и твоей сестре. Подумай о ней. И почему они не увидели, что в машине нет тебя? — Я буквально две недели назад затонировал стекла, и они не видели, видимо. Ещё и отца попросил пересесть за руль и перепарковаться ближе к аэропорту… Вот они и думали, что там я… Это же моя машина… Описать словами, как же ему плохо, Эндрю сейчас бы не смог. Он далеко не дурак и осознает, что вся ответственность за это происшествие лежит на его плечах… И что ему самому теперь придется воспитывать свою сестру, а ведь он даже готовить не умеет! Ничего, кроме как разрушать и уничтожать то, что создавали люди годами, Дрю не умеет… Есть созидатели, а есть разрушители, и если бы его причисляли к одной из категорий, то он бы урвал первое место во второй, потому что за двадцать один год своего существования парень толком не создал ничего хорошего, зато успел разбить сердца множества девушек, уничтожить в порошок своего когда-то лучшего друга, начать принимать наркотики и стать косвенным виновником в смерти собственных родителей. — Да кто они такие, О’Нил?! Блять, ты можешь мне сказать уже?! — Аарон тяжело дышит и со стороны может показаться, что он сейчас будет выпускать пар из ушей и носа. Разъяренный бык, не иначе. — Я облажался, Аарон, — тяжело вздыхает Эндрю, прикрывая глаза. Слишком много всего навалилось. — Две недели назад я ездил в Балтимор. Да, вы не знали об этом. Я ездил туда… В общем, мне нужно было кое-что, и я это получил совсем не честным путем. Все, что успели увидеть эти люди — меня и мою машину. Видимо, месть. Из сказанного драконом можно лишь понять, что он полный идиот. Ну или же, что у него совсем нет мозгов. Хотя в данном случае это одно и тоже. Как можно было что-то получить нечестным путем, да и ещё навлечь опасность на себя таким образом? Ещё и Хилла не поставить в известность! Это верх безрассудства! Но Аарон не был бы собой, если бы не знал так хорошо Эндрю. Этот придурок наверняка ведь ездил для того, чтобы получить сырье для производства своих наркотиков. У него ж там супер-формула, чтоб черт его побрал. Мозги бы лучше себе произвел новые. — Ответь мне на один вопрос и можешь быть свободен, — Хилл крепко сжимает кулаки, пытаясь не выплеснуть всю свою ярость на лице О’Нила. — Твои дела твои до тех пор, пока они не касаются драконов, однако, скажи мне, Дрю… Это то самое, о чем мы говорили с тобой пару месяцев назад? Строгий взгляд янтарных глаз падает на брюнета, и он тут же выдает себя лёгким подрагиванием губ и чуть прикрытыми глазами, потому что О’Нил волнуется, а волнение парень показывает именно так. — Да… Но я, я… Аарон, все не та… — Помощи не жди, сам разбирайся с этим говном! Пошел вон! Давай, шуруй! — главарь драконов распахивает дверь своего кабинета, указывая парню на выход. — Я помогу только с сестрой. Она не виновата, что ее брат полный отморозок. Все, вали! И О’Нил не сопротивляется. Видит, что сейчас Аарона лучше не трогать. Для него сейчас Эндрю — кусок мяса, а сам Хилл — голодный дракон, которому срочно требуется подкрепиться, иначе он разрушит все и всех вокруг. Эндрю просто уходит, закрывая за собой дверь. Это все, что он сейчас в состоянии сделать. Парень разбит… — Не смотри на меня так, словно я сейчас сделал что-то неправильно, — Аарон садится обратно в свое кресло, устало потирая виски. Вишня лишь смотрит и пытается понять каждого. Оправдать. Его сердце не может быть спокойно, когда его друзья находятся в таких настроениях. — Он настолько подговнил свою жизнь, что подставил под удар родителей. Не специально, конечно, но головой же надо думать! Нет же, наркота куда важнее! Это ж так круто, когда мозги варятся в этом чёртовом котле! — суровый взгляд на Вишню и грубый, предупредительный тон, — не дай бог, если ты хотя бы раз возьмёшь в рот эту дрянь. Клянусь, Ви, я тебя сам убью. Я не хочу, чтобы ещё один мой друг стал…таким. Без слов Вишня сглатывает, медленно кивая головой. Такое предупреждение из уст Аарона звучит слишком страшно, и вряд ли парень захочет его когда-то нарушить. — Сколько его сестре-то? — Вишня обречённо смотрит в потолок, стараясь не сталкиваться со злобным взглядом друга, что иногда ему кажется таким грубым. Но как бы странно это не было, он почему-то его любит. Наверное, потому что Аарон имеет такие же теплые чувства по отношению к нему. С самого начала. Увидел этого балагура на улице, вызволил из драки и все… Понеслась. Дружба завязалась тут же, когда они выпили по пиву в баре, а Вишня показал ему пару карточных фокусов, там же и рассказал о своей мечте открытия казино, и Хилл почему-то решил, что этот парень достоин места в банде. Так и закрутилось, и уже полгода они не разлей вода. — Одиннадцать… — бедная девочка, всю жизнь будет расти под опекой человека, который лишил ее родителей и нормальной семьи, потому что просто хотел доказать сам себе, что не трус. — Надо ведь было воровать это сырье, хоть бы мозгами раскинул и сделал бы это не на своей машине… Я бы с радостью его взашей, но только вот сестру теперь ему на ноги надо ставить. Никак… Ничего, вырастет малышка, и мы его сразу же из наших рядов попрем, а с завтрашнего дня лишим его возможности принимать участие в принятии решений и казино лучше тоже перепишем полностью на тебя через недельку, когда тебе восемнадцать исполнится. Я ему больше не доверяю и тебе не советую. Аарон посылает Вишне самую искреннюю улыбку, медленно прокручивая в руке зажигалку, а потом бросает свой печальный взгляд на фотографию, сделанную год назад. Аарон и Эндрю на своих мотоциклах где-то за городом выпивают, празднуя двадцатиоднолетие Хилла. Тогда все было иначе… Тогда все были другими, сейчас же жизнь расставила все по совсем иным местам. Запах чая с ромашкой разносится по всей спальне, где собрались трое людей. И если мужчины все ещё не понимают, как им действовать дальше, то Сара знает четко: она хочет услышать правду. Ей не пришлась по вкусу информация из выписки, случайным образом привлекшей ее внимание, потому что она одиноко лежала на столе ее возлюбленного. Нет, это ведь глупости! Что значит, обгоревшие тела? Как это? Почему? Они ведь разбились на самолёте, и их тела… Они ведь были похоронены в закрытых гробах, потому что нашли только малую часть останков. Так ведь говорил ее брат! Он не мог ей врать… Не мог! — Вкусный чай, — Сара подбирает под себя ноги, садясь в приличную позу. Всё-таки она в платье. Осматривается. Впервые за неделю пребывания в доме Аарона она находится в его спальне днём и может видеть ее обустройство. Большая кровать с черными шелковыми простынями, так отчётливо отдающими запахом его кожи. Шкаф такого же черного оттенка, в котором, она уверена, полно его одежды, что пахнет так же прекрасно. Письменный стол со множеством бумаг, как и в казино. Эта прикольная настольная лампа в виде головы дракона. Стеллаж с книгами, половину из которых, судя по обложкам, Сара и сама уже когда-то прочитала. Большой настенный календарь. Кресло, на котором сейчас сидит Вишня, попивая из чашки свой любимый малиновый чай. Часы. Ещё пару тумбочек и шкафчиков, забитых всякой фигнёй. Но ни одной фотографии. Совершенно ни одной… Почему? Она хотела бы знать. — Бабушка всегда готовила нам с сестрой этот чай, когда видела, что нас что-то беспокоит или мы на нервах. Она говорила, что он лечит, потому что ромашка в переводе с древнеанглийского — «дневное око», и англичане считали и до сих пор считают, что эти цветы олицетворяют беззаботность, юность и спокойствие. Бабуля свято в это верила, и ее вера передавалась и нам, помогая избавиться от насущных проблем, как бы очиститься, — Аарон тоже сидит на кровати, но ощущает он себя странно. Они с Сарой словно на разных полюсах, и каждое его движение в ее сторону отзывается беспокойством в ее глазах, поэтому он сидит на одном конце, а она — на другом. — У тебя прекрасная бабушка, Хилл. Элеонора просто душка, — Вишня тихо смеётся, ловя на себе два непонимающих взгляда. — Чего? Она сама просила себя так называть. Ей нравится, она чувствует так себя моложе. А разве я могу отказать даме? Нет! Он заливается бархатистым смехом, расплываясь в широкой улыбке. Пожалуй, семья Аарона стала для Вишни практически его семьей. Чего только стоит Эмилия, с которой они имели такие теплые, а когда-то и любовные отношения. Миссис Хилл, а по совместительству бабуля Аарона, тоже как родная ягодному, да она и относится к нему как к своему внучку. Вишня до сих пор не понимает, за что ему на голову свалился такой друг, поэтому он так крепко за него держится и так сильно его любит. Поэтому и готов помогать ему, а иногда и прикрывать его зад. Это взаимное ощущение какой-то братской любви, оно такое прекрасное и так отлично заполняет те пустые краешки сердца вишневого, которые так и не смог заполнить его родной брат Итан, отказавшийся от родства с ним, когда узнал, что Вишня стал участником драконов. А ведь это было больно… И сколько бы Нейтан не пытался с ним поговорить и наладить отношения, доказывая тому, что он все тот же Нейт, которого Итан помнит, ничего не вышло… Близнец отказался от самого родного человека в своей жизни… И если бы не Аарон, то Вишня был бы совсем одинок. — Думаю, и тебе дамы вряд ли откажут, — О’Нил тепло улыбается, поворачивая голову к ягодному, а краем глаза видит, как Хилл крепко сжимает руки в кулаки, потому что бесится с ее такого внимания к своему другу. — Ты расскажешь мне правду? Или чай был просто предлогом, чтобы успокоить меня? Аарон, я хоть и под кайфом, но все ещё не дура. Соображаю пока что, хотя иногда хреновенько бывает. Хреновенько, наверное, не самое удачное описание. Больше подойдёт слово, содержащее совсем другой эмоциональный окрас, более жёсткий и правдивый. Ей хуево. Но она держится. Старается. Ей нужна правда, а это шанс… Шанс все узнать. И пусть голова гудит, да и жарко пусть будет. Плевать… Готова терпеть и это странное ощущение в ушах, будто бы их жарят на гриле… Вообще плевать… Просто развейте весь этот туман перед глазами, который она видит уже восемь лет. — Я пытался тебя от этого оградить, но ты ведь упертая. Вся в своего брата… — тяжелое дыхание Аарона кажется сейчас единственным звуком в наступившей тишине, угнетающей каждого из участников беседы. — И зачем я только достал эти бумаги… Надо было ночью их доставать, ты бы точно не стала сюда приходить. Боишься меня ведь, как огня… — Кстати, меня тоже интересует, для чего тебе понадобились эти бумажки, — Вишня косо смотрит на друга, постукивая пальцами по поверхности стола, пытаясь рассмотреть эмоции каждого своего собеседника. — Хотел отправить Сару в клинику на лечение. Я оттягивал с этим вопросом, все надеялся, что она сама образумится, а она только усугубила свое положение. А бумажки эти, они лежали в общей куче с другими медицинскими документами, на одном из которых был написан номер клиники. Собирался позвонить, когда вернусь, но Сара меня опередила, — Хилл встает, ловя на себе ненавистный взгляд возлюбленной, — Нет, не смотри на меня так, малышка. Ты зависима от наркотиков, и это болезнь, а болезни лечат в клиниках. Я все равно тебя туда отведу, хочешь ты этого или нет. Мне нужна девушка, а не ее подобие. Мужчина садится на корточки напротив своей возлюбленной, осматривая ее пронзительным взглядом. Такая бледная, разбитая, испуганная, но такая его. Он любит ее, просто обожает. В ней вся его жизнь и ему очень больно видеть то, как она от него постепенно отдаляется, прячется, закрывается, расставляет эти идиотские стены, которые ему пока что неподвластно разрушить, потому что она не впускает его в свое личное пространство, как бы он не стучался туда. Осторожно протягивает одну ладонь к колену О’Нил, ласково оглаживая любимую кожу, от прикосновений к которой ему так тепло на душе. Улыбается, но тут же перестает хоть что-то делать, одергивая руку, когда видит в ее глазах гнев и испуг одновременно. Встает и отходит на несколько шагов назад. Снова закрылась… — А чем тебя подобие не устраивает? Можно трахать, как безвольную куклу, и просить сделать все, что только тебе захочется, шантажируя дозами. Ты бы мог сделать из меня свою рабыню или еще кого-нибудь, а что? — О’Нил вспыхивает, как щепка, начиная кидаться в Аарона болезненными для него словами и выражениями, будто бы пытается его окончательно от себя отстранить или причинить такую же боль, какая находится внутри нее. — Или будешь пытаться мне доказывать, что ты не такой же, как Чарли? Такой же! Держишь меня взаперти! Не даешь мне ничего делать! Врешь! Еще и насильно лечиться хочешь заставить! Разве так любят? Или я тебе только для секса нужна? Тогда чего же ты стоишь? Бери то, что принадлежит тебе, я же грёбаная вещь! Давай! — Сара вскакивает с кровати, вплотную подходя к главарю драконов, все еще не понимающему ее такой резкой смены настроения. Она ставит руки на его ремень, пытаясь расстегнуть пряжку, но получает хлесткий удар по ладоням, вздрагивая. — Что такое? Смущает Вишня? Так попроси его выйти. Или что мне еще сделать, чтобы ты… — Иди к черту, О’Нил! Можешь не лечиться, можешь хоть передозироваться своей наркотой! Это не ты… — Аарон недовольно, горько мотает головой, впервые ощущая себя таким беспомощным. Он не может ее образумить, не может… И это его убивает. — Отлично, тогда я ухожу! Она раскрывает дверь спальни Аарона, быстро пересекая порог своей. Вытаскивает из-под кровати чемодан, начиная сгребать в него в кучу свои вещи то с пола, то со шкафа, делая это как по наитию, словно ей что-то движет. Сара чувствует: это и правда не она, но остановиться никак. Слишком сильно это странное чувство внутри, такое ужасное, ее будто бы тянут за какие-то ниточки в мозгах, заставляя совершать эти обезумевшие поступки, отрываться, отыгрываться на самом родном человеке. На Аароне, который, как шатенка может сейчас слышать, что-то разбил в своей спальне, еще и накричал на Вишню. — А вещи тебе зачем? Наркоманам они не нужны! — Аарон быстрым шагом входит в спальню девушки, и выглядит он так, точно ему показали ту самую красную тряпку, как быку. Хватает грубо студентку за руку и оттаскивает от чемодана, а потом и тащит за собой в прихожую. Сара испуганно пытается вырвать руку, но ничего не выходит. Аарон куда сильнее. Она начинает визжать, громко плакать и кричать, в надежде, что Вишня ее спасет. Только Вишне было строго запрещено ей помогать, поэтому ожидать подкрепления не стоит. — Пусти! Мне больно! — очередной крик. Они останавливаются в коридоре, и мужчина наконец-то отпускает руку девушки, что в ту же секунду начинает потирать место, пытаясь унять боль. Но это ещё не всё. Аарон слишком зол. Швыряет ей под ноги ее кеды, дожидаясь, пока она их наденет. Сара долго колеблется, но понимает, что смысла отпираться нет. И со слезами, под всхлипы и пристальный взгляд ненависти Хилла повинуется его агрессии. Аарон вытаскивает из тумбочки несколько пачек стодолларовых купюр и так же грубо швыряет в лицо возлюбленной, распахивая перед ней входную дверь и указывая рукой на выход. Сара судорожно ловит деньги, успевая лишь прикрыть глаза, чтобы не пораниться. Ее тело сковывает страх, а дыхание уже давно потеряло нормальный ритм. — Скатертью дорожка! Счастливо снаркоманиться и превратиться в шлюшку! Давай, уходи, ты ж этого хотела! — кричит, гневно стреляя в возлюбленную своими полными злости омутами. — Чего ты встала?! Или тебе такси до наркопритона вызывать? Я жду ещё минуту, если ты не уйдешь отсюда, я сам тебя вышвырну! Смотрит на наручные часы, засекая время и краем глаза поглядывая на девушку, выражение лица которой можно было бы сейчас сфотографировать и сделать обложкой к фильму ужасов, ибо на нем ужас и страх в чистом виде. — Осталось десять секунд, О’Нил! — холодный, совсем чужой голос мужчины проникает в сознание Сары своими леденящими уколами, и девушка не выдерживает. Не долго думая, она скатывается по стене и забивается в угол, кидая на Аарона умоляющий взгляд ее оставить. Она опускает голову на колени, закрывая ее руками, чтобы никто и не мог к ней прикоснуться. Ей очень страшно и больно. Она же не специально. Она не знает, как так вышло и почему она наговорила столько гадостей своему возлюбленному. Это не Сара. Это ее демоны. — Сара, не беси меня! — Аарон вновь пытается схватить ее за руку, но она так сильно напугана, что ее хватку оказывается не так просто расслабить. — Мне страшно… Аарон, оно такое сильное. Я не знаю, что это… Оно все утягивает меня на дно и утягивает… — сквозь слезы произносит шатенка, поднимая заплаканные глаза на возлюбленного, который мысленно выдыхает, понимая, что его такой метод сработал. По крайней мере, он надеется, — Я не понимаю, почему делаю такие вещи… Прости меня, прости, пожалуйста. Я не хотела… Не хотела тебя так… — Я понимаю, маленькая. Понимаю, вот поэтому я и хочу тебя отправить на лечение, — садится на корточки и аккуратно касается заплаканных щек руками, стирая слезинки. Улыбается, пытаясь выглядеть максимально добрым, настолько это позволяет его лицо. — Я не враг тебе, Сара. Совсем не враг. Пойми это, я не желаю тебе зла, потому что люблю тебя. Борьба двух внутренних миров Сары, кажется, не закончится никогда. Ей так сильно хочется броситься ему на шею и наконец-то поцеловать любимые губы, которые так и манят одним лишь своим видом… Так хочется вновь его обнимать ночами и просыпаться с ним рядом каждое утро, как до произошедшего, как и неделю назад… Но одновременно ей хочется потеряться, забыться, сгнить и просто исчезнуть, потому что её испортили, убили, уничтожили… И эта зависимость, корень которой плотно врезался в недры ее мозга, она даёт о себе знать такими выплесками агрессии, необоснованными обвинениями, гадкими словами и действиями. Она не даёт ей жить. Не даёт спокойствия, постоянно нашёптывая на ушко подсказки, губительно действующие на нее и на ее окружение. — Можно мне никуда не уходить, пожалуйста? Я не смогу одна… Мне не нужны эти деньги, нет… Мне нужен ты, правда нужен… — она судорожно хватает ртом воздух, чуть ли не задыхаясь. Ей страшно подняться и вновь увидеть, как Аарон на нее кричит, грубо хватает за руку и пытается выгнать. — Ты можешь никуда не уходить, — Хилл протягивает ей руку, привставая, — Но если ты сейчас принимаешь мою руку, то даёшь согласие тем самым на лечение и обещаешь, что будешь меня слушаться и дашь мне возможность тебе помочь. Считай это рукой помощи. Если же нет, то забирай деньги, вставай и уходи. Но знай, что двери моего дома всегда открыты для тебя, и я помогу тебе, как бы ты хреново себя не вела до этого. Выбирай, малышка. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор. Кривой взгляд на руку и на раскрытую дверь. И снова борьба миров, в которой нет победителя. Как же Саре хотелось бы все забыть, абсолютно все. Погрузиться в состояние небытия и все… Но это было бы слишком просто, а она ведь боец. Она сильная и умная. Так всегда говорили родители, говорил и Эндрю, а потом этим восхищался и до сих пор восхищается Аарон. О’Нил не может подвести их. Не может взять и разрушить этот образ сильной девушки с крепким характером, с умением здраво мыслить и быстро реагировать. Не может подвести своих родителей и брата, а так же не хочет упасть в глазах любимого, который считает ее своим маленьким драконом. Какой же она дракон, если сейчас встанет и уйдет, забрав эти треклятые бумажки, которые потом спустит на дозу, что уничтожит ее организм… Нет, Сара О’Нил — дракон, борец. Она не слабачка, а значит будет бороться, и поэтому, переводя дыхание, шатенка вкладывает руку в горячую ладонь мужчины, ловя его восхищенную улыбку. — Я рад, что ты решила именно так, — Аарон чуть сильнее сжимает ручку девушки, словно проверяя — правда ли это, что она сейчас стоит рядом с ним и даёт ему право трогать свою ладонь. Он так отвык от этого… От нее. — Ты ведь мне расскажешь о родителях? Я очень хочу знать… — практически не задумываясь, студентка останавливает своего возлюбленного, делающего шаг вперёд, и крепко его обнимает, утыкаясь носом в шею, вдыхая любимый аромат и едва заметно улыбаясь. Он рядом. Он с ней. Она его чувствует. — Расскажу, — неловко обвивает ее спину руками, все ещё боясь сделать ей больно, и утыкается носом в ее шею, со спокойствием прикрывая глаза. — Я соскучился, маленькая, — практически не касаясь ее, Хилл ведёт дорожку пальчиками по позвоночнику, пытаясь восполнить свою тактильную недостаточность, которую он обрел за эту неделю. Останавливается на шее, чувствуя, как она напряглась всем телом. Все ещё боится… — Не бойся меня, я ни за что не причиню тебе боли. Никогда. Я просто… Просто он хотел ее поцеловать и поднять на руки, чтобы быть с ней ближе и ощутить ее в полной мере рядом с собой. Ему бы хотелось снять с нее это платье, отдать ей свою футболку и смотреть, как она ходит по дому в его вещах, счастливо улыбаясь и смеясь. Хотелось бы и ложиться спать, зная, что она рядом, что никуда не уйдет и не станет рыдать в подушку, потому что ей больно… А потом просыпаться, чувствуя ее пальчики на своей татуировке или на торсе, перехватывать ладошку и целовать до потери пульса. Только это не их история… Совсем не их… Им остаётся лишь едва ощутимо друг к другу прикасаться, не переходя за разумные пределы дозволенного. Иначе один лишний шаг, одна маленькая шалость, и все улетит в пропасть, не имея возможности к возвратной точке. — Ох, прости… — все ещё ощущая, как шатенка еле заметно дрожит и вздрагивает, мужчина отстраняется, чувствуя укол в сердце. — Это ты меня… Я знаю, ты хочешь, и я тоже этого хочу. Правда, очень хочу тебя поцеловать… Я соскучилась по твоим губам, но я не могу… Не могу, меня током прошибает, а внутри все выворачивает. И постоянно эти воспоминания… — Сара вновь сокращает расстояние между ними, ставя обе руки на щеки возлюбленного, чувствуя эти приятные покалывания щетины, приподнимается на носочках и пытается пересилить себя, поцеловать его. Но как только касается губами его уст, в голове вспыхивает очередная картинка, опять этот день. Она сильно зажмуривает глаза, делая несколько шагов назад. — Я не могу, прости меня… Не могу и все. Я знаю, ты не сделаешь ничего такого. И никогда бы не сделал, но внутри что-то перещелкивает, и я боюсь. — Я тебя не заставляю и не тороплю, я переживу ещё немного без прикосновений к тебе, только позволь мне касаться хотя бы твоей руки, — Аарон старается не показывать своей боли, которую получает от того, что видит, как ей трудно, и какая внутри нее происходит борьба, но на самом же деле… Главарь драконов чувствует, как его сердце обливается кровью, когда она ему отказывает. Холодная ладошка всё-таки ложится в горячую мужскую руку, и они следуют обратно в спальню, чтобы наконец-то выяснить все подробности смерти ее родителей и поговорить, окончательно расставив все точки над «i». — Ты правда сдашь меня в клинику? — Тебе нужна квалифицированная помощь, маленькая, — они входят в комнату, видя на себе улыбчивый взгляд Вишни, все это время читающего одну из книг, взятых со стеллажа друга. — Тебе нужен нарколог, психолог, и гинеколог тоже не помешал бы. Я, к сожалению, не могу быть этими людьми и оказать тебе все эти услуги, хотя очень бы хотел, чтобы ты была со мной, а не в больнице. Но раз так вышло… Придется полежать недельку другую, а потом мы с тобой поедем в Лас-Вегас… У меня там друзья есть, устроят нам самый лучший прием. Хочешь? Бросает взгляд, полный надежды, на возлюбленную и видит, как загорелись ее глаза, когда она услышала о поездке. Значит, не против с ним куда-нибудь съездить, значит любит, а вся эта агрессия… Это просто действие наркотика, который постепенно выходит из ее организма, а не реальное ее отношение к нему. Мысленно радуется, все еще надеясь, что ей и правда поможет лечение, потому что он соскучился по ней, по ее полному радости и счастью взгляду, по искреннему смеху, по этим живым эмоциям и по тому самому свету, который он видит только в ней. — А меня возьмёте? — Вишня убирает книгу обратно, осторожно прикасаясь пальцами к щеке Сары, чтобы стереть тушь. — Если будешь себя хорошо вести, — Аарон ударяет друга в плечо кулаком, ревнуя. На Вишню Сара реагирует не с таким страхом, как на него. Почему? — И Майкла тоже возьмём, — О’Нил широко улыбается, радуясь такой перспективе, и счастливая садится на кровать. А оба мужчины тем временем нервно переглядываются, даже не представляя, как сообщить Саре, что Тёрнера больше нет… И ведь это ещё половина дела… Сейчас Аарону придется рассказывать ей, что же действительно произошло с ее родителями, а это будет не самое лёгкое испытание для нее. Да и для него. Он не любит ворошить прошлое. — Сара, ты все ещё уверена, что хочешь знать правду? Как бы помягче… — Эндрю виноват в смерти твоих родителей. Косвенно, но виноват, — Вишня перебивает Аарона, понимая, что он своей осторожностью лишь усилит эффект ненависти после услышанной правды, вот и старается подготовить. Очередная вспышка гнева не нужна никому. — Да… Мне важно, они ведь были частичкой меня, родили и дали все самое хорошее. Я так и не смогла с ними попрощаться. Дрю запретил мне малышкой ходить на кладбище, и впервые я пошла туда лишь в шестнадцать, сбежав из-под опеки брата. Он любил меня, но всегда старался уберечь от всех этих вещей, что творились в нашем городе. Зря… Знаете, эти розовые очки… Они ведь так быстро спали с моих глаз, и только сейчас я в полной мере могу видеть и чуть понимать, как жил Эндрю, чем он жил, и как ему было плохо. И если он из-за смерти мамы и папы стал принимать, то я его пойму… Просто расскажите мне правду. Я не прошу большего. Я считаю, — Сара нежно прикасается ладонью к плечу Аарона, чуть оглаживая его через футболку. Видит прикрытые веки мужчины и улыбается, практически незаметно, но это не проскальзывает мимо Вишни, радующегося таким изменениям в своей подруге. Она должна стать прежней. — я имею право знать правду, потому что это моя семья. Понимаю, вы пытаетесь меня оградить и спасти от этой информации, но мне только хуже. Незнание… Оно ведь медленно разрушает. Поэтому помогите мне не разрушиться, подобно карточному домику, если я вам дорога. Наступает длительное молчание: все собираются с мыслями, пытаясь сосредоточиться на предстоящем разговоре, потому что он состоится. Иначе быть не может. Аарон расскажет Саре хотя бы одну значимую для ее жизни вещь сам, иначе, что он за молодой человек такой, который только врет и делает все, чтобы она никогда не добралась до правды? — Хорошо, но обещай мне, что после этого ты позволишь мне тебя отвезти в клинику, — Хилл осторожно, чуть прикасаясь пальцами к коже щеки, касается Сары, заправляя прядь волос за ушко. Ему страшно сделать ей больно. Она разрушена, а он не может позволить себе сломать ее еще больше. Не простит себе этого. — Обещаю, но если ты будешь со мной. Я не смогу там одна, — они чуть тепло улыбаются друг другу, слыша позади себя тяжелый вздох ягодного, которому уже наскучил их взаимный обмен любезностями. — Боже, снова они обмениваются телячьими нежностями, ничего не меняется. Аарон снова каблук, а Сара его строит, — Вишня садится на другой край кровати, тихо смеясь. На самом деле его радует это потепление в отношениях друзей, но он-то понимает, что оно временное, потому что как только Сару снова припрет, и она захочет дозу, агрессия начнет литься из нее новыми потоками, которые будут обжигать Аарона своим ядовитым послевкусием. Поэтому пусть пока что наслаждаются этими моментами, пока еще есть капля времени, такая маленькая, но до безумия ценная. — Эндрю хотел производить наркотики, и для этого ему требовалось сырье, а так как оно в основном у аллигаторов, он решил съездить в Балтимор и договориться там. Однако, поставщики не захотели сотрудничать с членом группировки драконов, поэтому отказали ему, и тогда твой брат решил, что все равно получит сырье, во что бы ему это ни стало, — Аарон говорит медленно и спокойно. На самом деле, ему даже хотелось рассказать об этом Саре. Может, так она выкинет из головы мысли о мести? — Он дождался поздней ночи, отвлек охрану и выкрал со склада поставщиков пару ящиков с сырьем, загрузив все это дело в свою машину. И когда его обнаружили, то ему пришлось быстро сматываться. Естественно, номера машины и ее внешний вид, а также лицо твоего братца были отлично рассмотрены. Ну, эти ребята и дождались момента, решив отомстить Эндрю. Установили, как мы потом выяснили, бомбу куда-то на дно машины, дождались, пока О’Нил на ней куда-нибудь поедет и взорвали, когда убедились, что вокруг нет лишних людей. Они не знали, что там твои родители. За рулём в тот момент сидел твой отец… Дрю же покупал еду, а когда вышел и увидел взрыв, то оказался замечен этими людьми, что и стали по нему стрелять. Эндрю выжил… А вот родители твои… К сожалению, они оказались заложниками ситуации, которую на них навлек твой брат. — Но… Почему он говорил мне, что они разбились на самолёте? — Сара искренне не понимает, зачем брат ей наврал тогда, зачем скрывал от нее все это так долго и даже ни разу не попытался оповестить ее о правде. — Он боялся, что ты его возненавидишь, — Вишня помнит до сих пор, каким был в тот день Эндрю, и как он вел себя после произошедшего ещё неделю. Помнит и его переживания по поводу Сары, о том, как же она примет всю эту ситуацию, как отреагирует на смерть родителей. Боялся? Но разве можно бояться так сильно, чтобы врать собственной сестре? Или, быть может, это была попытка оградить прекрасную девушку от криминального мира? Все может быть… Только Саре не легче ни от одного, ни от другого варианта. И понять она ни один тоже не в силах, потому что для нее такое поведение… Оно ведь сродни с тем, если бы ей всю жизнь говорили бы, что ее родители просто уехали в Нью-Йорк и остались жить там. В голове никак не может уложиться мысль о том, что Эндрю вот так просто смог ей соврать, придумать совершенно другую историю и выдать ее за правду. Ладно бы просто про взрыв рассказал, но не упомянул о себе и своей вине, но тут как бы совсем другая история вышла. Вот это Саре и непонятно. Почему? Зачем? Это не похоже на попытку защитить ее, скорее, на попытку оправдать себя и остаться в выгодном положении. — Почему от меня вообще скрывалось столько всего? Я же… Я не не чужой ему человек! Зачем? Господи, — она падает спиной на кровать, закрывая глаза руками, и начинает рассуждать вслух, каждой фразой больно ударяя себя в самое сердце. Это осознание того, что тебя всю жизнь держали в неведении… Оно самое худшее. — мой брат оказался… Я видела маску, да? Он не был добрым и хорошим Дрю, защищающим меня от всяких идиотов, покупающим мне всякие милые подарки, готовящим мне завтрак и просто любящим меня? Он таким не был, да? Почему? Зачем он мне врал? Я же его сестра… Я бы смогла его понять! — Вот поэтому от тебя все и было скрыто, малышка. Я не хочу защищать Эндрю, правда, вот нет желания, но твои стенания… Сара, — Аарон нависает над девушкой, заглядывая в ее полные боли и растерянности глаза. Он понимает все ее чувства, знает, как это больно, и хотел бы очень сильно ее пожалеть и избавить от этого гнетущего чувства внутри. — Тот образ брата, который ты видела… Для тебя он и правда был таким… Настоящим. С тобой, когда говорил о тебе, когда просил меня совета о том, как поступить в той или иной ситуации, связанной с тобой, тогда Дрю был настоящим, и я видел его любовь к тебе. Не стоит его ненавидеть за это. Точно не тебе. Ты можешь перехотеть за него мстить, можешь думать, что он полный придурок, но точно не ненавидеть его, потому что он и правда любил тебя. Пальцы Аарона осторожно прикасаются к щеке Сары, оглаживая излюбленные скулы, и она прикрывает глаза от удовольствия. Его прикосновения… Они словно обдают ее волной какого-то невероятного тепла и лёгкости, заполняющей все клеточки организма. Будто бы ее посадили в теплую ванную со множеством пены, ароматическими свечами и делают ей массаж. С ним определенно хорошо. Он какой-то необычайно оздоровительный, как источник или родник. Он ее маленький родник, что течет по венам, разнося по телу свою любовь. — Но зачем? Почему мне не сказано было правды? Разве я не заслужила? Вишня перебирается по кровати, ловя на себе злобный взгляд Аарона, недовольного таким действием друга. Какого хрена он вообще сидит на его кровати? Это всё-таки личное пространство. Но дальнейшее его бесит ещё больше, ибо Вишня просто ложится и закрывает глаза, разве что скидывая перед этим обувь и куртку. Верх возмущения! Аарон не собирается этого терпеть. Какого фига? Серьезно? Где рамки приличия хоть какие-то? — Ви, давай, вставай, это тебе не диван в гостиной. Вообще-то, это моя кровать, — Хилл толкает друга в бок рукой, скидывая его с кровати, и в сердце мгновенно что-то отдается гулкой, тупой болью. Вспоминается тот самый момент, когда Сара сталкивала его с утра со своей кровати, как он признавался ей в своей симпатии и предлагал стать своей девушкой, а потом их горячий утренний секс. Как бы ему хотелось вернуться назад и не допустить такого состояния Сары… Он виноват, как бы и кто бы не пытался доказать ему обратное. Всегда будет винить только себя, но сегодня все исправит, отведет ее в эту чёртову клинику, отдаст все свои деньги, но сделает все, чтобы она стала прежней. Он скучает… — Правду нельзя заслужить или не заслужить, Сара. К сожалению, нельзя никогда знать точно, говорят ли тебе люди правду, — Вишня огорчённо смотрит прямо перед собой, вспоминая Эмилию и то, как нагло она врала ему прямо в глаза, когда говорила, что любит Эндрю… Не любила. Это был шантаж… Теперь он точно в этом уверен. — Не стоит из-за этого убиваться. Ты не виновата, что твой брат поступил так. Не виновата… Вообще, чувство вины, наверное, не самое хорошее чувство в данной ситуации, потому что нельзя винить себя за ошибки других. Вишня давно это уяснил, Вишня знает, каково это, когда открыто врут, и как потом ощущается то самое чувство вины, которое так и сочится через мозг, приливая к языку горечью. Эту горечь хочется вылить и избавиться от нее, потому что ложь порождает боль, вину… Мы всегда обвиняем себя в том, что где-то что-то не доделали или не успели договорить, а ещё боимся, что не всегда знаем ту самую заветную правду, которая так всем необходима. Только для чего она? Иногда Вишне кажется, что без правды жилось бы лучше. Куда лучше… Правда — это не элексир, заживляющий раны на сердце. Нет, правда — это яд, медленно и нацеленно разрушающий мозг, заставляющий чувствовать не облегчение, а очередной поток боли. Людям не нужна правда. Она только лишь ломает. — Может быть, ты и прав… Но я всё равно не могу понять, почему со мной так поступал всю мою жизнь мой самый родной человек? По сути, именно он и лишил меня родителей… Но ведь он заботился обо мне, а значит я не могу его винить, не могу ненавидеть… Просто, просто стоило ему рассказать мне об этом. Я бы простила его, а он поступил, как трус… О’Нил встаёт с кровати, подходя к зеркалу, замечанному на внутренней стороне дверцы шкафа, и смотрит на себя. Бледная, уставшая. Под глазами круги. Зрачки расширены, а взгляд рассеян. На лице проступили скулы так явно, что, кажется, будто бы она какой-нибудь мешок с костями, а не человек. А как ещё, когда она совсем не ест? Аарон приносил ей еду, готовил, старался ее накормить, но все, что было на подносе, всегда оказывалось на кухне нетронутым. Ей просто не лезло ничего в рот, да до сих пор не лезет. Сначала пустоту наркотики заполняли, а теперь этот червь, что просит новый корм — новую дозу, не давая никакой возможности нормально питаться. Нет, ей приходилось что-то да есть, иначе она бы совсем была без сил, но это что-то… Оно составляло около десяти процентов нормального человеческого рациона, потому что больше в желудке Сары не было места. И лишь сейчас Сара понимает этими оставшимися клетками мозга, которые ещё не успели заразиться опиатом, что она была не права, когда так сорвалась. И ей правда нужна помощь, ибо в голове все кругом. Ей страшно и больно. А страх и боль, как бы это ни было грустно, они порождают сомнения и болезни, разрушая. Они как бомба замедленного действия, которая сначала стоит себе спокойно и никого не трогает, а потом резко и незаметно срабатывает, впуская в организм ядовитые поры, что постепенно разрушают все живое на своем пути. Сара практически неживая, и О’Нил не хочет… Нет, не желает катиться и дальше по этой кривой дорожке, и пока она все ещё соображает, все ещё хочет этого излечения, ей надо сказать об этом. Признаться самой себе, иначе… Иначе шатенка так и останется в опиатовом болоте, что медленно будет погружать в свои темные воды, а страх перед свободой будет лишь усиливаться, и жить без дополнительного счастья, именуемого наркотиком, больше не выйдет. Сейчас есть шанс. О’Нил должна им воспользоваться. — Аарон, я хочу вылечиться. Я больше не хочу быть этим призраком. Не хочу причинять боль тебе и себе… Не хочу закрывать глаза и видеть изнасилование в деталях, а потом вздрагивать от твоих прикосновений, от твоих рук, которые должны вызывать тепло, а не страх, — она разворачивается к нему лицом, подходя вплотную. Мужчина расположился на краю кровати, и теперь Сара может без неудобств к нему прикоснуться. Пересилить себя. Легонько касается волос, так сильно желая запустить в них ладонь, но не может… Страшно. Поэтому просто ведёт пальцем по лбу, опускаясь к щеке и останавливаясь на губах. — Помоги мне. Отправь меня в клинику, пока я сама этого желаю. Пока очередной приступ агрессии не одолел меня. — Собирай вещи, малышка, — он скрывает все свои эмоции, однако эта лёгкая улыбка счастья и радости всё-таки проявляется на его лице. — Ви, могу взять твою машину? — Я отвезу вас обоих, — ягодный дожидается, пока О’Нил покинет спальню, чтобы пойти собирать вещи, и только тогда договаривает до конца. — Ты только не обижайся, друг, но и тебе психолог бы не помешал. Ты измотан. Ситуация с Тёрнером тебя вообще из колеи выбила. Сходил бы с Сарой на парочку занятий. Я просто переживаю. — Я справлюсь, Ви, спасибо, что беспокоишься. Сейчас она куда важнее, — Аарон приобнимает друга за плечи, вкладывая в эти объятия всю свою любовь к Вишне, который поддерживает его несмотря ни на что, и выходит, чтобы помочь Саре и не допустить ее резкой смены желаний.***
Когда Сара отправлялась в клинику, она думала, что ей пропишут лекарства, сделают пару уколов и отведут на несколько процедур, да и отпустят домой здоровой и счастливой, но все получилось совсем не так. Месяц… Она здесь уже месяц, и за этот месяц ей пришлось пережить все девять кругов ада. Ее заставляли пить какие-то непонятные таблетки, сто раз переливали ей кровь, вкалывали сотню обезболивающих, дабы уменьшить ощущения от ломки, которую ей всё-таки удалось пережить. От тяги к наркотическим веществам ее избавили уже через две недели и нужно было бы ее выписать, но это ведь было половиной дела. Доктора пообещали Хиллу, что избавят ее и от страха прикосновений, постараются помочь психологическими сеансами, наблюдая и за ее дальнейшим состоянием, ведь она в любую секунду могла бы захотеть вернуться обратно на кривую тропу. Поэтому Саре и пришлось лежать здесь месяц. И, наверное, если бы не Аарон с Вишней, приходящие почти каждый день, то она бы сошла здесь с ума. Ее изводили. Заставили вспомнить тот день в деталях. Все изнасилование. Со слезами на глазах шатенка рассказывала это психологу, так сильно переживала, что даже умудрилась сделать восемь лунок от своих ногтей на обеих руках. Но ей и правда стало легче, когда психолог провела несколько сеансов, пытаясь пропустить всю ее боль под другим углом, показать ей, что это не конец жизни, а возможность взглянуть на нее совершенно иначе. Что она не грязная вещь и не кусок дерьма, а все та же прекрасная Сара О’Нил, которую любят ее друзья и близкие, которая любима и своим молодым человеком. Двадцать сеансов, двадцать раз болючих воспоминаний и ударов в грудь и сердце, и Сара наконец-то обрела то самое состояние, которого ей так не хватало. Она спокойна. Теперь студентка может спокойно вспомнить об изнасиловании, не боясь, что ей будет страшно, потому что ей больше не страшно. Она знает: рядом есть Аарон и Вишня. Эти мужчины ее любят. Ягодный подолгу с ней говорил, рассказывая всякие смешные истории и показывая карточные фокусы. Один фокус ей так сильно понравился, что она даже заставила его себя научить такому же трюку. И каковым было удивление Аарона, когда он пришел к ней, а Сара показала ему этот фокус, обескуражив. В тот момент Хилл увидел, как же всё-таки схожи Вишня и Сара, и как же его малышка похожа на его сестру. Теперь Аарон понимал, почему Эмилия рекомендовала Ви Сару, но она ошиблась. О’Нил влюбилась в него. Они смогли вернуть отношения на прежний лад. Вышло. Теперь он может без опаски к ней прикасаться, целовать ее и крепко обнимать, а она не вздрагивать и наслаждаться. До интимной близости, конечно, ещё не доходило, но они оба уверены, что трудностей не возникнет. И сегодня ее выписывают. С чистой совестью. Сегодня Сара О’Нил соберёт все свои вещи и покинет эту клинику, в которой ей подарили шанс на второе дыхание, на новую жизнь, за что она безмерно благодарна всем сотрудникам и Аарону, который потратил на нее такое огромное количество своих средств. Благодаря главарю драконов, Сара лежала в отдельной палате с телевизором и со своим собственным санузлом, с огромной кроватью и шелковыми простынями. Со специальной кнопкой вызова врача, если бы ей вдруг стало плохо. Деньги Хилла обеспечили ему и совершенно беспрепятственный проход к ней, именно поэтому они и ночевали в совокупности почти неделю вместе, наслаждаясь беззаботным разговорами ни о чем. Возвратили отношения к прежнему уровню, укрепили их и сделали выводы. Оказалось, что не только хороший секс может двигать отношения вперёд и поддерживать их градус, точнее даже не так… Хороший секс лишь приятное дополнение. Отношения поддерживает доверие, искренность и понимание. Они наладили этот пункт, наверное, по большей части именно из-за того, что Аарон-таки попал на пару сеансов психолога, разобравшись со своими демонами. Чемодан уже собран, а на лице широкая улыбка. Сара последний раз оглядывает свою месячную обитель зла и добра теплым взглядом, улыбаясь ещё шире. Тут ей помогли, а это очень ценно. Она берется за ручку чемодана и выкатывает его в коридор. Бумаги давно подписаны, а значит путь свободен. На улице она вновь осматривается, с придыханием замечая, как же погода радуется ее возвращению в ряды адекватных людей. Солнышко светит по-особенному ярко, согревая открытые участки кожи девушки своими тёплыми объятиями. Птички поют невероятно громко и красиво, будто бы радуются ее присутствию и улыбке. Лёгкий ветерок раздувает волосы, а воздух… Он свежий, такой восхитительный, так и пахнет свободой, которую О’Нил теперь обрела. Аарон обещал, что приедет за ней, и они поедут покупать билеты в обещанный ей Лас-Вегас. Она садится на скамейку, поднимая лицо к небу и впервые за месяц так осознанно рассматривая его. Оно чистое… Когда-то давно, когда ей было семь лет, мама говорила ей, что если на небе много облаков, если они практически полностью закрывают это синее полотно, то значит, что умершие грустят и чем-то недовольны. А если же на небе нет ни облачка, то умершие счастливы и спокойны. Они радуются жизни со своими живыми родными и близкими. Ее мама свято верила, что облака и небо тесно связаны с миром мертвых, и посредством вот таких знаков что-то показывают, а Сара верила ей, потому что нельзя не верить маме. И сегодня ее чистота этого неба радовала, потому что казалась особенной и такой значимой. Они с Аароном наконец-то отойдут от дел на пару недель и смогут отдохнуть, насладиться жизнью и друг другом, занимаясь всем вместе. Он ей обещал, а он, как известно всем, выполняет свои обещания. Одно лишь Сару беспокоило и до сих пор беспокоит: почему Майкл так ни разу и не пришел к ней? Почему никто из ее двоих посетителей даже и словечка о нем не замолвил, а когда она спросила про него, то тема разговора была так осторожно переведена в другое русло, что спрашивать второй раз было неудобно. Но с этим она ещё разберётся. Сейчас ей нужно лишь дождаться Аарона, и они будут отдыхать. Она прикрывает глаза, расплываясь в блаженной улыбке и совершенно не замечая, как перед ней оказывается мужская фигура. Лишь по запаху спелой вишни и мяты она может распознать мужчину. — Ви? А почему не Аарон? — чуть расстроенно произносит О’Нил, но все равно заключает друга в самые теплые и крепкие объятия. Она его любит всем своим сердцем. Он ей очень дорог. — Привет, кстати говоря! — Я тоже тебя рад видеть, принцесса, — да-да, звание вернулось на свое место, и это радовало обоих, — поехали. Ягодный укладывает чемодан в багажник своей машины, игнорируя вопрос об Аароне, потому что не знает, как ей это сказать, да и не хочет испортить ей настроение, а портить есть чем. Хилл в бессознательном состоянии валяется на диване в его квартире, истекая кровью уже битый час, а их доктор пытается сделать все, чтобы главарь драконов пришел в себя как можно скорее, и последствия этого происшествия не беспокоили его потом оставшуюся жизнь. Все ведь так быстро и странно произошло… И Аарону досталось больше всех… И как теперь об этом сообщить Саре, которая только-только обрела то самое чувство свободы и лёгкости? Это вновь ее разрушит… И этот взволнованный взгляд янтарных радужек уже беспокоит Вишню, видимо, он слишком сильно показывает свои переживания. — Что произошло с Аароном? Сара читает в его взгляде весь спектр его эмоций, начиная от страха и заканчивая переживаниями, и в голове появляется лишь одна мысль… С Аароном явно что-то случилось…