Драббло-крошки, чтобы кормить ведьмачат

      Вы открываете старую книгу, найденную в библиотеке ныне почившего учёного и историка, который славился не трудами, а собирательством (барахольством).              В ваших руках толстый артефакт в измученной, но явно реставрированной не раз кожаной обложке без букв, без рисунка или печати. Развороты этой книги ни один не ложится ровно на другой, будто тролль практиковался ими в шитье. Почти все страницы — из разных пергаментов, почти все они — не страницы. Они рамы и конверты для вкладышей — других обрывков других бумаг, исписанных разными почерками.              Только один листок ускользает с форзаца, не закреплённый. Это заметка учёного, бывшего владельца книги:              Я купил этот фолиант у странствующего торговца. Странная книга, верно? Больше похожа на мои альбомы-коллекции цирковых афиш и этикеток вин. Это тоже альбом-коллекция, но в нём собраны письма. Около двухсот писем девятнадцати ведьмаков. Специфично звучит? И я так подумал. Только торговец, трезвый на момент нашего разговора пожилой на словах эльф, сердечно заверил меня, что всё это и правда писалось ведьмаками.              С удовольствием болтливого старика он поведал, что выкупил данный экспонат за тридцать оренов в безымянной деревушке на юге Темерии. Деревенские, в свою очередь, рассказали, что подняли книгу с ведьмачьего трупа.              «Большая редкость!», говорил, едва не кричал на меня эльф-торговец, шинкуя небо ногтем. «Мёртвого ваттгерна найти — великая удача. Они хоть и ведут образ жизни ободранцев, сколько сокровищ могут таскать на горбу! Камни, растения, металлы, ткани, оружие… Не говоря уже о чудных ведьмавских инструментах. Большая редкость!», — повторял эльф свою молитву. «Труп ведьма найти нелегко. Эльфа, люда и нелюда почти всегда в охоте на тело ведьма опережает зверь или чудище, включая другого ведьма, брата или сестру умерщвлённого мутанта, если вы, конечно, верите, что у ваттгернов есть пол.              Но порой и простому народу везёт. Только народ, хоть и расхватывает всё, что может, не ведает: самое ценное у ведьма — знания. Книги, чертежи и рецепты. Чаще, конечно, имеющие непосредственное отношение к их ремеслу, а порой…», — эльф тогда наклонился ко мне и огляделся воровато. «А порой относящиеся к истории и даже политике, если вы верите, что ведьмацкий нейтралитет не вживляют мутантам под кожу.»              Поэтому, говорит, за коллекцию писем, которую, судя по всему, всю жизнь собирал тот почивший ваттгерн, требует, говорит, с меня триста оренов.              Эх, хотел бы я написать, что врезал тому эльфу за такое нахальство… Да только так он мне красиво капусты на уши развесил, что я заплатил без колебаний, ещё и ушёл, преисполненный благодарности.              Конечно, развёл меня эльф-торговец (он же эльф и торговец), нет в этом сборнике никакой политики. Истории — немного. Но больше всего, пожалуй, чего-то другого.              Жизни? Если позволите. Она же всегда есть в письмах, а здесь… Мне мерещится, что её ещё больше. Ведь эти послания писались в вечном окружении смерти.              Вы откладываете записку. Это было первое, но не последнее вступление на сегодня. Видимо, тому почившему ваттгерну-коллекционеру тоже было, что вам сообщить: его неловкие на вид, но совсем не косноязычные заметки кособоко прошили весь альбом вслед за нитками.              Безо всякого вступления-аннотации ко всему сборнику первая запись гласит:              Часть этих писем была найдена в западной башне Каэр Серен, в покоях ведьмака-основателя Школы Грифона Эрланда из Ларвика. Найдена среди сухостоя на растопку. Изучение праха, углей и стенок камина показало, что в нём часто горели чернила. Делаю вывод, что Эрланд сжигал полученные письма, но отмечаю, что далеко не все: в его секретере хранитсялось множество грамот, от коллег по цеху в том числе. Найденные на розжиг записи принадлежали ведьмаку-основателю Школы Кота Гезрасу из Лейды и магу Альзуру из Марибора, изобретателю ведьмачьего цеха.              На этом месте стрелочка уводит от имени Альзура на другую страницу, потому что на этой места для поздней приписки не осталось: Письма Альзура также были найдены и в секретере, то есть, Эрланд сжигал их выборочно.              Другая часть переписки была раскидана по множеству замков, подземелий, пещер и тайников, названия которых значения не имеют. Несколько нашлись в чужих карманах, за несколько пришлось платить. Это записи руки Эрланда из Ларвика.              Восстановить полную последовательность диалога возможным не представляется, потому что оба ведьмака занимались его уничтожением, но я постарался сложить фрагменты в хронологическом порядке, основываясь на контексте и моём знании истории ведьмачьего цеха.              Перед вами желтеет первое в коллекции ваттгерна письмо, сохранившееся полностью. Потускневшее от старости, оно начерчено ровным, но быстрым почерком, буквами на старомодный манер. Они немного отличаются от современного всеобщего, и в них нет заглавных. Самая первая буква — инициал — выделяется размером. Никаких исправлений, помарок или случайных утолщений пера эта и последующие записи ведьмака Эрланда не имеют. Больше почерк ничем, на первый взгляд, не примечателен.              Здравствуй. спасибо за своевременные ответы. хотел бы я написать, не пропадай вести о тебе и твоём караване на годы. как будто не вам сильнее других нужны эти ответы.       извини меня, гезрас. школа грифона не может материально поддержать твоё ответвление. я совру, если скажу, что дело только в нашем собственном финансовом кризисе, хоть это и не ложь. я уже семь лет не могу, прости, но выбить из магов и знати ни монеты на общий бюджет. я понимаю и помню, как он это делал, только повторить отчего-то не способен. говорю те же слова, делаю те же жесты, глотая чувство достоинства, и ничего. не важно. продолжаю пытаться. но дело не только в этом. дело в ваших идеях и связях с мятежниками. не берусь осуждать тебя и твоих котов за то, как вы родились и встали на ноги. не берусь осуждать, потому что ни на каплю не осуждаю. но осуждают другие, гезрас. те, перед кем я то петушусь, то пытаюсь стелиться, то ору бруксой.       после вашего отсвета уровень доверия к грифонам и другим ведьмакам сильно упал. слухи, даже будь они ложью, крепко засаживаются в головах тех, кто хочет в них верить, тех, кому удобно в них верить. а этим людям хочется, удобно говорить мне в лицо: цех ведьминов? тех мутантов, что режут с одинаковым интересом чудовищ и людей? первых за монету, а вторых из ненависти?       я слышу это всё чаще.       сейчас я не могут отсылать тебе посылки тяжелее и больше голубя. но я хочу и верю, что однажды это изменится. и не только это.       я надеюсь получать новости каравана от тебя, а не от испуганных работодателей, страшащихся ведьмачьего брата.       береги себя и своих котов, гезрас.              Письма тонут в кружевах заметок. Ваттгерн-коллекционер то разбирается в написанном, то пытается разобрать написанное. Все рукописи так или иначе повреждены, какие-то потеряли слова или целые предложения, а иные не читаемы вовсе. От каких-то остались одни куски, первые строки, вырванные из контекста сердцевины или хвосты, болтающиеся без голов и тел.              Следующее письмо — тоже такой хвост, хотя, скорее сказать, хвостище, сброшенный снова Эрландом.              …я не писал этого прежде, но я думаю, ты делаешь хорошее дело. мой долг как отца (этот и следующий термины придумал не я, но они уместны здесь и сейчас) сохранять в семье порядок, покой и субординацию, пока я не могу преумножать достаток. мой долг как отца драть по, как ты пишешь, арсе, провинившихся веддьен, ставить их в угол и порой гнать за дверь. я делаю это скрепя сердце, но за мной правое дело. есть кодекс грифонов, есть законы повисса и других королевств, есть принципы рыцарства. нарушение есть нарушение, слово есть слово, дело есть дело.       грифоны отворачиваются от тех, кто оступился на пути, таковы наши принципы как цеха, мои принципы как отца. но это не значит, что на оступившихся надо ставить крест, что они хоть сколько-либо хуже тех, кто идёт прямо и ровно, конечно, мы понимаем.       ты знаешь, мы уже принимали назад тех, кто приходил, кто клонил голову в смирении или божился облакам в чувствах, что они поняли промахи и впредь будут стараться их не совершить.       но ещё ты знаешь, что не все мы, ведьмаки, такие. даже грифоны, казалось бы, взращенные светлой идеей. даже среди нас есть ренегаты, выбравшие однажды и навеки стать грифонам чужаками.       но снова: не хуже, не под крестом.       так вот, за тобой тоже правое дело, гезрас. принимать у костра бескровных, от кого отвернулись даже те, кто вырастил их и выучил всему, что они умеют. за тобой правое дело не терять и удерживать на пути даже самые тёмные души.       они больше не мои братья грифоны, но они, как ты выражаешься, однажды и навеки ваттгернан. спасибо, что они находят крышу в дын марв.       береги себя и своих котов, гезрас.              Следующее письмо принадлежит другому почерку. Тяжело читаемый, с гнущимися в неправильных местах буквами, он скачет и ездит по пергаменту, едва не завязываясь строками в узлы. Буквы то измельчаются до того, что приходится щуриться, то увеличиваются и растекаются, и всё это в рамках одного предложения, если не слова. Манера письма тоже старая — не считая случайных высоких знаков посреди текста, заглавных букв не имеет.              Вы всматриваетесь. И понимаете, что прочесть не можете. Это выглядит как всеобщий, но… Буква «о», направленная «зубьями» в противоположную сторону даёт вам подсказку, если вы не успели зацепить глазом приписку ваттгерна-коллекционера.              Это отражённый всеобщий. Забавно. Вы решаете не пользоваться готовым переводом и подходите к зеркалу, чтобы прочитать оригинал…              Который вы снова не можете прочитать, потому что это какая-то белиберда.              Вы крутите разворот, подбираетесь к записям то задом наперёд, то цепляясь за визуально выбивающиеся символы. Кажется, даже находите смутно знакомые слова. Недолго повертевшись у зеркала, сдаётесь и заглядываете в заметку:              Первые свои письма Гезрас, и не только Эрланду, пишет, шифруясь, даже не смотря на то, что не все шифруются в ответ. Позже, когда Гезрасу (видимо из того, что некоторые его письма дублируются на нормальном и закриптованном языке) перестают отвечать, он сменяет тактику, переходя просто на Старшую Речь.              Данная грамота также на Старшей Речи, транслитерирована на всеобщий и зеркально отражена. Я не нашёл инструкций к дешифровке (письмо с подсказкой, видимо, не дошло до моего скромного собрания), но шифр оказался простым для подбора. Этот фрагмент следует читать, чередуя слова с конца и начала, выкидывая каждое третье, но далеко не убирая, потому что из этих третьих слов составляется отдельное зацикленное послание, всегда (может, и не всегда — у меня на руках только три письма Гезраса в этом стиле) говорящее: «повесить животных. как полом кости так поток крови так вывих сустава. склейся кость с костью слейся кровь с кровью сустав к суставу да приклеятся. пусть это поможет.». Звучит как старое человеческое заклинание, но я не знаю, зачем ведьмаку-полуэльфу включать его в письма, тем более изуродованное кодом.              Маленькое дополнение на боку страницы, потому что в основной массив заметки оно опять не поместилось: Гезрас много ошибается в пунктуации, поэтому там, где позволяет всеобщий, я оставляю его слабограмотность.              Вы смотрите на письмо ещё раз. Вы бы с удовольствием поиграли в эту игру теперь, зная правила, но Старшей Речи вы всё ещё не знаете. Придётся читать то, что нацарапал ваттгерн-коллекционер своими мелкими и кривоватыми, но, по сравнению с почерком Гезраса, легко разборчивыми и стабильными в размере, наклоне и направлении буквами.              Судя по всему, Гезрас не начинает с приветствий.              какого дьявола ты снова пишешь на всеобщем? человек не хочет писать, на старшем языке? ладно. но я же послал тебе три варианта кодировки всеобщего. ни на что не намекаю потому что, говорю, напрямую: если твои дорогие звенящие золотом папочки и откроют мнимую связь твоей святой задницы, с повинными во всех грехах а с и с к то в этом будет только твоя вина.       и если твои собственные детишки г-чики выставят тебя, после этого, о отец, за дверь милости прошу в к. будем рады очередному выкидышу пустых законов, и правил. перевоспитывать не будем только отогреем. еды в миску правда, не наложим, её нет.       хотя бы говоришь открыто. честно не думал что, это входит в ваш кодекс.       мой ответ на твой ответ: пошли вы.       держу в курсе: а не отвечает, но намеренно. теперь в к есть бывший м страшный болтун. сказал что впервые увидел, цех, а не сборище привидений друг друга не слышащих. нормальный. как и все.       и не отвечает, но до него, просто, не доходят письма. наверное. не знаю. з у нас нет. тебе отвечает и?              Прощаниями, судя по всему, Гезрас не кончает.              Это было непросто, но вы справились. Пугливо листаете ждущие вас развороты, чтобы посмотреть, сколько ещё его писем вам придётся прочесть. Вы с трудом понимаете, что немного, потому что каждое письмо, написанное не Эрландом, будто из-под рук разных людей, всех криворуких или просто глумящихся.              Вы решаете пробежаться по всем глазами, а подробно изучить позже.              В письмах Гезраса много обиды. На людей, на магов, на королей и крестьян, на рыцарей и на Эрланда. Последнее всегда искренне, будто ребёнок подходит к старшему и говорит, вкладывая в каждое слово всю тяжесть и чистоту своего гигантского сердца: «Я тебя ненавижу». Говорит без злобы, без желания сделать больно, просто говорит, что думает и чувствует. Ему, но для него ли? На остальных Гезрас обижается между делом, без уточнений и подробностей. Потому ли, что их нет? Вряд ли. В конце концов, в одной из грамот Гезрас, против обыкновения писать только букву от имени или названия, выдаёт Эрланду целый список полных имён, даже с псевдонимами. Интересуется не то наивно, не то прощупывая тяжёлым прыжком с места в карьер почву, не водится ли хоть одно имя из списка с Грифонами.              Ваттгерну-коллекционеру несказанно повезло иметь в своих сокровищах конкретный ответ на этот конкретный вопрос:              …нет…              И ваттгерн-коллекционер бессовестно, безо всякого уважения к личному, пускай и мёртвому уже много столетий, праву на конфиденциальность, пишет:              Эрланд из Ларвика соврал.              Узнал ли Гезрас из Лейды об этом, почувствовал ли, проверил ли? Страницы умалчивают. А по сообщениям Гезраса, разделённым сейчас миллиметрами бумаги, но когда-то месяцами, а то и годами времени, понять такое невозможно. Они всегда одинаково хаотичны, агрессивны, но при этом спокойны, как будто это лишь пересказы бурных чувств. Или не очень ловкие попытки натянуть их на бесчувственное.              На заданные, видимо, вопросы Гезрас отвечает с педантичной лаконичностью. Иногда берёт новую строчку и пишет просто:       да.       нет.       не нашёл.       не видел.       дело, за м.       Как будто Эрланд помнил все свои вопросы в правильном порядке, чтобы понять, к чему относится каждый ответ.              на Кой дьабель мнЕ твоя блёде мордашКА?              Вдруг читаете вы на всеобщем, но при этом пляшущим почерком Гезраса.              Это всё. Это не обрывок, оставшийся единственным читаемым элементом текста — это всё письмо. Всё, что отправил когда-то Гезрас из Лейды Эрланду из Лаврика с одного конца света на другой. Всё, что шло ему, вероятно, несколько месяцев лошадьми, гонцами, кто знает, может, кораблями и птицами.              Вы переворачиваете страницу, чтобы узнать, на кой дьабель, всё-таки, Гезрасу мордашка Эрланда, но в этот раз видите и правда только помятый огрызок:              …нечем было заплатить…              Благо, произошедшее схвачено у ваттгерна-коллекционера. Он пишет тут же:              Мне знакома эта история. Мне знакома эта «мордашка». Я видел её в тёмных туннелях крайнего пристанища Школы Кота. Должно быть, Эрланд по сей день висит там среди значимых Котов по мнению самих Котов. Конечно, не Гезрас вешал там этот портрет, он не дожил до крайней остановки. Скорее всего, это сделал кто-то из котят его котят. Те же, кто пронёс эту байку через поколения. Байку о том, что впервые обещав прислать настоящую помощь Котам (а как известно, слово Грифона — дело Грифона), Эрланд прислал безо всякого объяснения свой портрет лёгкой темперой. Говорят, никто не слышал и не видел Гезраса смеющимся также громко и мечущим молнии также рьяно, как тогда, в ночь получения этой жизненно необходимой материальной поддержки.              История гласит, что Эрланд, по клюв заваленный делами, спутал посыльных: живописцу из Каэр Морхен, давно требующему его портрет, отправил три телеги материалов и компонентов совсем не для искусства, а ободранному Коту — свою рожу.              Так говорят. Грифоны, Коты и даже некоторые другие ведьмаки, до которых долетала эта байка. Но, думаю, это и правда только байка. Я не могу полностью расшифровать следующее письмо от Эрланда, хотя оно, вот, у меня на руках, только слишком повреждено. Но по обрывкам у меня складывается впечатление, что портрет был отправлен нарочно. Мол, глянь, чем народ додумался с ведьмаком расплатиться, когда обещанной монеты не нашлось. Не так уж и плохо брать портретами, Гезрас, рассмотри этот вариант. Их можно слать художникам, старым друзьям и давним пассиям, лица которых давно забылись или в принципе никогда не виделись.              Мою теорию подтверждают личные заметки Эрланда о том, что ему приходилось брать плату и огурцами, и каракулями, и добрым словом, и за всё это он был или, по крайней мере, старался быть одинаково благодарным.              Тот факт, что несчастный рисунок каким-то образом сдюжил полпути каравана Дын Марв, множество стоянок, схождений и расхождений Котов, а также пережил и отправителя и получателя, о чём-то тоже, да говорит.              Ваше внимание привлекает груда клякс. Это тоже письмо, вернее, вырезка из него. Дело рук явно не ваттгерна-коллекционера, потому что он всегда вкладывает письма полностью, даже если бо́льшая их часть разбору не поддаётся.              Вы пытаетесь всмотреться в фрагмент, даже видите очертания знакомых символов, но понимаете, что это буквы поверх букв, поверх зачёркиваний, поверх букв. Бумага еле жива.              А вокруг танцы с бубном и, вероятно, лупой ваттгерна-коллекционера. Одна вода, предположение за гаданием, неуверенность за неопределённостью. Много негатива.              К одному он пришёл наверняка. Судя по почерку отдельных, самых ранних видимых букв Гезраса, а ваттгерн явно видел в его метаниях закономерности, это письмо было написано в период резни замка Стигга. А судя по хорошей (некогда) бумаге, фрагмент был изначально частью письма Эрланда.              Что написал Эрланд, и почему Гезрас многократно, в разные периоды и разными чернилами, надругался над этим письмом, оставалось загадкой, умудрившейся сохраниться и, кажется, сохранить в себе дух ненависти обоих ведьмаков.              Если вы, конечно, верите, что ведьмаки способны на такие переживания.              Эрланд начинал каждое письмо со «Здравствуй.», и заканчивал «береги себя и своих котов, гезрас.». Его сообщения, от выведения букв до построения фраз, казались всегда собранными, но никогда не холодными. Даже наоборот, какими-то порой слишком откровенными для человека, никогда не знавшего собеседника, не выросшего с ним, его не воспитавшего.              По подсчётам ваттгерна-коллекционера на заднем форзаце альбома, Эрланд должен был быть старше Гезраса минимум лет на тридцать, но этого никогда не считывалось в его словах. Он не был или мастерски не показывался Гезрасу ни старшим братом, ни наставником, ни примером для подражания или действия от противного. Он был или ставил себя параллельным потоком на одном с собеседником Пути.              Он говорил, что Гезрас делает правильные вещи, потому что он так думал. А следующим спокойно, наверняка без единой осечки писал что-то страшное, чтобы Гезрас годами замалёвывал это что-то своими кляксами. Почему он это писал? Потому что так думал.              В письмах Эрланда ваттгерн-коллекционер часто обращает ваше внимание на то, чего вы почему-то не видите. Он не позволяет себе чиркать на оригиналах, но ссылается на определённые места частичным цитированием в рое заметок вокруг. Он говорит, что буквы порой выведены по-другому. По-другому двигалась рука, рисуя их. Вы вглядываетесь, едва не ныряя носом в давно сухое море, но сколько бы не смотрели — не видите. А ваттгерн пишет: здесь Эрланд отходил от письма. Здесь что-то в корне изменилось, не изменяя ни мысли, ни посыла.              Но если не меняются буквы, не меняется идея и результат, что тогда?              Ваттгерн-коллекционер не даёт ответа.              Вы закрываете книгу. Вы пролистали меньше четверти, видели записи только двух, не считая коллекционера, ведьмаков, но, кажется, вам уже хватит на сегодня.