Хроместезия

Возвращаются домой к Суппаситам, наверное, в третьем часу ночи. Большая часть гостей была развезена по домам, а самые близкие были уложены дома. Ну, а что? Хоромы-то немаленькие. Галф и Мью всю дорогу умильно шепчутся, словно их кто-то может услышать или подслушать, хотя даже кошка мимо не бежит, и соседская собака не лает. Пальцы рук переплетены, и такая утончённость от правильности происходящего, доводит Галфа до сладкой эйфории: его рука в руке Мью — правильно, его рука меньше руки Мью — правильно, Галф рядом с Мью — правильно. Быть им вместе — правильно. — Кажется, все спят, — почти бесшумно произносит Галф, спотыкаясь о свои кеды. Мью придерживает Канавута за талию, наклоняясь к уху, хотя в кромешной темноте Галфу этого не видно, поэтому, стоит горячему дыханию лаской коснуться уха, Канавут вздрагивает, пальцами хватаясь за плечи Суппасита. — Точно, все спят. И куда же нам пойти? — Н-не знаю, — лёгкий писк. — Мью? — и пытается вывернуться, чтобы избавить себя от дразнящего касания и посмотреть в глаза старшего. — Пойдём в летний домик? — шепчет, улыбаясь Мью, сразу выталкивая Галфа на веранду. — Эй! Я же разулся! Дай мне, — вполголоса. — Ой! Пусти! — звонко. — Тише-тише! — фырчит Суппасит, на плече неся ошеломлённого младшего. Канавут с интересом смотрит на небольшой деревянный домик, стоящий в десяти метрах от дома. Дверь неприятно скрипит, и Галф морщится, ведь там весьма прохладно. — Холодно тут! — недовольно фыркает Канавут, с ногами забираясь на полутороспальный диван. Он смотрит, как Суппасит достаёт большой плед и толстое одеяло. — Утром ныть будешь, что жарко, — и кивает, чтобы Галф помог расстелить плед. Укладываются так, что спиной Канавут у стенки, а лицом к Мью. И ноги поджимает, потому что холодно. — Иди ко мне, — откидывает руку Суппасит, и Галф ныряет в неё, блаженно утыкаясь носом в скулу старшего. Мью сильнее прижимает к себе Галфа и, возможно, хотелось бы поговорить больше, но сон так сладко баюкает, а от тепла тел друг друга, всего секунды проходят, прежде чем глаза плотно закрываются, а уголки губ едва заметно поднимаются вверх. Утро наступает, к сожалению, также быстро. Пробуждению способствует яркий свет из широко открытой двери и писклявое хихиканье Саппа. — Чтоб тебя караси драли, — страдальчески тянет Галф из-под подушки, стуча ногами по кровати. — Какая прелесть! — вскрикивает Сапп, забираясь прямо на Мью. Тот лишь испуганно смотрит, ведь ещё не совсем проснулся, а потом снова закрывает глаза. Пусть сидит, лишь бы не трогал его. — Ты… — сверкает глазами Канавут. — Нам спать негде было! Ясно? Всё занято было! — Верю-верю, — закатывает глаза Сапп. — Мне велели тебя найти, через полчаса домой едем! — А времени сколько? — раздаётся хрипловатый голос Мью. — Девять часов. Галф внимательно смотрит на Саппа, нервно улыбаясь. Не заметить фиолетовые пятна на шее друга крайне трудно, как и его бордовые губы, и решает пока что воздержаться от комментариев. Суета во дворе продолжается, как кажется Галфу, со вчера. Словно тот момент, в который они ушли, сейчас воспроизводится на том же моменте. Даже не по себе становится! Прощаются долго, получая, кажется на сто лет вперёд, приглашения в гости. Сэйнту вот нравится, тот быстро нашёл со всеми общий язык, а Канавут мнётся, робко улыбаясь. Ему-то неловко по понятным причинам. Ещё неизвестно, как родители Мью отнесутся к тому, что между ними… Странная, казалось, мысль, внезапно занимает основное место в голове Галфа, неприятно тяня. Он и сам не знает, чего вдруг задумался об этом, ведь они даже ещё не начали официально встречаться, но… Галф определённо не отказался бы провести всю жизнь рядом с Мью. Вот только стоит приехать домой и выдохнуть, раздаётся видеозвонок на телефон бабуле, и Галф напрягается. — Привет, милая! — звонко приветствует бабушка маму Галфа. — Приве-е-е-ет, — счастливо тянет Джен, — а мы с новостью! — И какой же? — подключается дед, садясь рядом с женой. Галф и Сэйнт стоят напротив. — Наш сын! — гордо говорит Нот. — Занял первое место в международном конкурсе классической музыки для одарённых детей! Лица бабушки и деда, словно восковые, не шевелится даже мускул. Улыбки не спадают, хотя скулы уже болят, а глаза суетливо бегают из стороны в сторону. Самое неловкое, что могло случиться. — Сынок, — дед чешет затылок, нарушая зависшую картину первым, — ну… ты думай, что говоришь порой, ладно? У тебя же не один сын. — А? Ты про Галфа что ли? А когда я от него отказывался? — у Нота явно хорошее настроение. — Ладно, не будем, — пытается сгладить бабушка, видя жутко побелевшего внука. — Давайте он вам сыграет! Джеймс, иди сюда! — Не надо, — отрезает дед, — ну не сейчас. Тут Галф. — А? так пусть уйдёт, или вы в другую комнату идите! — возбуждённо отвечает Нот. У женщины глаза округляются и прежде, чем Галф успевает услышать ответ, быстро покидает комнату. Сэйнт следует за ним, совсем растерявшись. Он, конечно, знал, что отношения с родителями весьма натянутые, но чтобы настолько… — Галф, — Сапп окрикивает друга, пока тот широкими шагами поднимается по лестнице. — Давай поговорим! — и дверь комнаты с грохотом открывается. — Я не хочу говорить! — кричит Канавут, тяжело дыша. Руки трясутся от злости, а чувство обиды жжёт внутри груди. — А надо! Ты не говорил, что они так плохо к тебе относятся! — возмущается в том же тоне Сапп, силой поворачивая к себе друга, и сердце щемит, ведь глаза у Канавута на мокром месте. — Ты слышал всё сам, — шипит Галф. — Она соврала мне! Обманула! — Кто соврал? — Сэйнт пытается уловить истеричную правду, но это крайне ложно. — Посмотри, — тянет свой телефон Канавут, дрожащей рукой. — В то время она сказала мне, что у них работы вагон, времени нет ни на что, а сами с ним по конкурсам разъезжали, — и горькие слёзы обжигают кожу, — о, боже. Я же поверил ей! — глаза широко раскрываются. — Какой обузой я являюсь для их семьи, что ко мне относятся подобным образом! — горечь и чувство предательство тугими лентами обвиваются вокруг шеи, лишая Галфа воздуха. Каждый вдох, словно разгорячённый кислород, немилостиво сжигающий, а мучительно издевающийся. — Ты не обуза, милый, — лёгкой походкой заходит в комнату бабушка, не зная, как подступиться к внуку. — Они просто не хотели, чтобы ты расстраивался, они… — И что? — сокрушённо шепчет Канавут. — Я не расстроен? — и ожидающе смотрит, ведь правда слишком очевидна, а бегать от неё нет ни сил, ни желания. — Галф, — нервно улыбается женщина, тяня руки к внуку, но тот делает шаг назад. — Ты останешься здесь, как и хотел. Мы же только рады. Мы не можем лезть в вашу семью со своим укладом, пойми, но зато можем принять тебя в нашу со своим, — и мило улыбается. У неё сердце разрывается за внука, и она хочет дать понять Галфу, что есть место и люди, для которых он является самой важной частью жизни, необходимым и незаменимым человеком. И от таких слов негатив и боль, бурлящие в Галфе, утихают. Эти слова сластят израненную душу, приносят покой, но… — Что-то ещё? — спрашивает, потому что видит, как женщина мнётся. Ей явно есть, что ещё сказать. — Джеймс приедет к нам погостить… завтра вечером… — А. Ладно. — Галф… — Можно я побуду сам с собой? — Я оставлю вас, — понимающе кивает бабушка, покидая комнату, а Сапп явно уходить не собирается. — Побудешь, но не сегодня. Галф вздыхает, опускаясь на кровать. Говорить он всё равно не будет, а вот доспать — с удовольствием. Сэйнт же и не требует ничего. Тоже опускается рядом с другом, прижимаясь со спины. Друзья на то и друзья, чтобы делить и радость, и боль друг с другом. И порой, именно обычное присутствие приносят тот покой, который необходим. Дремлют они пару часов, и Канавут просыпается первым. Сейчас ему и правда легче, и даже становится стыдно за своё поведение и реакцию. Он смотрит на умильно сопящего друга, снова смотря на его пострадавшую шею, и ухмыляется. Расталкивает друга, требуя объяснений, а ещё лучше детального рассказа. Тот фырчит, потирая щёки, сонно и недовольно смотря на ожившего Канавута. Тот лишь коварно улыбается. Тут и месть за утро, и желание услышать эту пикантную историю. Впрочем, Саппа уговаривать не приходится. Он сам подрывается, и улыбка до ушей. Без зазрения совести он рассказывает Галфу, как жарко и долго целовал его Зи, как жадно сжимали руки зад, прижимая к себе. Чувство, когда две возбуждённые плоти коснулись друг друга, Сэйнта свели с ума, и он во всех красках рассказывает об этом другу. Томление в теле, жаркие и уверенные прикосновения Зи к нему — и всего мало. Сэйнт с гордостью рассказывает о том, как грубо его трахал Прук в одной из гостевых комнат, где его поселили Суппаситы на время пребывания в деревне, описывая свои чувства: «я хватался за него, как за якорь, который смог меня удержать на месте в бесконечно огромном океане наслаждения». Сказать, что Канавут не завидует, нельзя. Его самого распирает от рассказа друга, хотя он его и журит, что переспал с человеком, который ему не предлагал встречаться. Вот только блондин не слушает. Что если не любовь? — говорит он. А Галф не перечит. Хорошо, если так. Просто если для Прука это ничего не значит, то… что будет с Сэйнтом?.. Горячий рассказ прерывает дед, ввалившийся в комнату. Призывает молодёжь поднять пятые точки, привести себя в порядок и готовиться к отъезду на поля Канавутов. И Галф, и Сэйнт светятся, спотыкаясь, несясь в ванну. Им давно хотелось там побывать, узнать, увидеть, что да как. И вот наконец-то они едут туда. Масштабы полей, находящихся во владении старших Канавутов, на самом деле поражают. Дух захватывает от уходящих в горизонт цветов, совершенно разных цветов и оттенков. Сердце трепещет от лёгкого, проникновенного аромата, который дарит умиротворение и радость жизни. Пока дед и бабушка занимаются делами, Галф и Сэйнт фотографируются и снимаются вместе с кустами лаванды, то и дело хихикая. Ну, а что им ещё делать? Да и такую красоту не каждый день увидишь. И ничего не сможет испортить этого. Приезжают домой поздно: часов в одиннадцать, не раньше. Тёплый душ и мягкая постель, глупые шутки, мысли и чувства, а в руках телефоны, где хранятся тёплые и наполненные радостью воспоминания. Приезд Джеймса для Галфа проходит напряжённо. Он даже не спускается из комнаты, чтобы увидеться с родителями. Ему не хочется создавать иллюзию полноценной счастливой семьи, частью которой он, увы, не является. Пусть всё быстрее закончится, а с Джеймсом он всегда рад провести время. Пусть только уедут они… Дверь в комнату открывается, и Канавут, не думающий ничего дурного, выдаёт: — Они уехали? — Вот как ты встречаешь свою маму? — с лёгким укором, но с улыбкой. Галф поражённо смотрит на Джен, не зная, что говорить. Ему не хочется видеть её сейчас. Совсем не хочется. — Что ты тут делаешь? — Галф, — шепчет мать, явно не понимающая подобной реакции. — Как ты меня встречаешь? Что случилось?.. Галф ушам не верит просто, а злость снова вскипает: ещё с таким невинным лицом это говорит, что просто в дрожь бросает от отвращения. — А ты о втором сыне вспоминаешь раз в две недели что ли? — грубо спрашивает Канавут, скрещивая руки на груди. Женщина потеряна, но строго отвечает. — Как ты с матерью говоришь? Я же уже объяснила тебе всё! Галф! Никакого понимания нет вообще? Нет. Всё. Это последняя капля. — Я… — шипит Галф. У него перед глазами плывёт от нелепости и грязи этой ситуации. — Как ты можешь? — отчаянный шёпот. — Врать в глаза с таким лицом, словно я виноват в чём-то?.. Ты мне соврала, сказав, что у вас с отцом дела. Соврала, ведь вы катались с Джеймсом по его конкурсам. Джен приоткрывает рот, а глаза округляются. Она явно обескуражена, и слов нужных у неё нет. — Послушай, Галф, — виновато начинает она, но Канавут перебивает. — Послушал уже. Сложно оставить меня в покое? — Что за разговоры? — слышится недовольный голос отца, заходящего в комнату. — Почему с матерью говоришь так? Совсем одичал в деревне? Галф несдержанно прыскает, просто поражаясь этому человеку. — А ты давно городским стал? Между прочим, ты рос и жил в этом доме. — Щенок! Как ты смеешь говорить со мной так? — вскрикивает Нот, делая предупредительный шаг к сыну, но Галф с истеричной улыбкой лишь смотрит на весь этот… цирк. — Чего вам надо от меня? — никак не понимает Канавут. — Не лезьте ко мне, не трогайте меня. Всё. У вас только один сын… — звонкая пощёчина слишком громко слышится в комнате. Голова Галфа повёрнута в сторону, взгляд стеклянный, а щека покраснела от сильного удара ладони отца. Джен в ужасе прижимает руки ко рту, от чего-то плача. А в дверях застыли Сэйнт и Джеймс, у которых даже отдачи происходящему нет. — Ты… — шипит Нот, грубо толкая сына в плечо. — Всегда завидовал брату! Кто же тебе виноват, что ты родился таким? Думаешь, мы с матерью планировали это? Раз ненавидишь нас так! Родился уродом, а нас обвиняешь в этом?! — Родиться уродом, не значит уродом быть, — хладнокровно произносит Галф, поворачивая голову, ненавистно смотря прямо в глаза отца. — Хотя, вряд ли ты поймёшь, — и дерзко вскидывает бровями. Ещё одна пощёчина, и Джен тянет руку мужа на себя, едва ли не визжа: — Ты спятил?! Не смей его бить! — А что этот щенок несёт? Какая благодарность нам — его родителям?! А брату?! Такая ненависть и зависть к Джеймсу, который ни в чём не виноват! — Да не завидует он ему, — пытается вразумить мужа Джен, но тот поглощён яростью. — Послушай, Галф. Я виновата. Прости меня. Знаю, что я виновата. Но тебе было плохо. Плохо ведь, Галф. Если бы я сказала правду… ты бы чувствовал себя ещё хуже… ты бы злился на нас… я… — Хватит объясняться перед ним! Эта вечная жертва, как кость в горле! — Замолчи, — ледяной голос старшего Канавута, и Нот недовольно смотрит на своего отца. — Что ты устроил здесь, в моём доме? — Я? Да я… — Замолчи, я тебе сказал. Нот сжимается, поджимая губы. Спорить и ругаться с родным отцом он не решится ни при каких обстоятельствах, а потому молча идёт за ним, когда тот кивком зовёт его за собой. Джен следует за ним, совсем теряясь в происходящем. — Слов нет, — шепчет Галф, прикладывая тыльную сторону ладони к щеке. — Я в ахуе, — взвизгивает Сэйнт, подлетая к другу. — Ну и мудила! — Сэйнт… — Джеймс виновато шепчет, переминаясь с ноги на ногу. — Прости, пожалуйста. — За что? — Галф очень вымотан, и ему не хочется ни в чём разбираться, но видеть своего брата таким, который совершенно точно ни в чём не виноват, он не может. — Это же всё моя вина… я… я правда не знал… я не считаю, что ты мне завидуешь! — Может и завидую, — честно отвечает Канавут, — но совершенно точно я не желаю тебе зла, и горжусь тем, что ты такой способный. Джеймс обескураженно смотрит влажными глазами то на брата, то на Сэйнта. — Слушай, — Канавут чешет бровь, — я… не хочу сейчас говорить. Пойду, пройдусь. — Я с тобой, — вызывается Сапп, но Галф лишь отрицательно качает головой, быстро покидая комнату. Он ещё никогда в жизни так быстро не двигался, никогда так не хотел выйти из душного, тесного помещения, которое было переполнено негативом. Свежий воздух — вот что нужно, чтобы отрезвить сознание, что опьянено злостью и болью. Канавут вылетает на улицу, жадно хватая ртом воздух. И сразу же покидает двор. Мысли кубарем в голове, и ни одной нормальной. Всё мешается, тянет, мучает, изводит. Что с ним не так? Что он сделал, где свернул не туда, что допустил подобное в своей семье? Да. Он родился уродом. Но уродом не является. Нет. Галф просто хотел понимания к себе, помощи, внимания. Да, Галф хотел внимания, и кто его обвинит за это? Любой ребёнок хочет внимания своих родителей, а когда в семье два ребёнка, то это чувство обостряется и усложняется, особенно когда ты особенный… И Джеймс особенный, и Галф особенный… Вот только особенность Джеймса красивая и перспективная, а Галфа — тормозящая и тяжёлая… А ложь? Эта ложь, как ядовитая змея, больно ужалила прямо в душу! Ну за что так? Ну зачем? Ну он же не изверг, не чудовище — и всегда радовался за брата! И радуется сейчас! Джеймс не виноват, что Галф боится музыки, и… нет! Отец втянул брата в это! Если бы он следил за своим языком, ругая Галфа без присутствия в этом Джеймса, то брат бы не плакал и не чувствовал своей вины перед ним — Галфом Канавутом, который жалкой попыткой, закрывшись в себе, пытался сбежать от себя. Канавут улыбается, прикрывая глаза, пиная камень. Да уж. Так уверенно думать, что ты бежишь вперёд, оставляя позади все страхи и проблемы, а на самом деле ты стоишь на месте, уже сбившись с дыхания от усердной беготни на месте. Это так глупо, но разве можем мы понять это сразу, не преодолев трудности, не столкнувшись с жизненным зеркалом, что отобразит нам нас? Тяжёлый вдох, и облегчение во взгляде. В чём-то его отец всё-таки прав, даже, пожалуй, во всём. Не прав он только в своей грубости, но это уже неважно. Не может Галф винить семью в отсутствии должного интереса и любви к себе, когда и сам не привязан сильно к ним. Так бывает в жизни, и виноватых в этом нет. Мы не выбираем как и кого нам любить, но любим, и любим именно так, как можем. А судят уж те, кто совсем не думает об истинности этих понятий, но это не наша история. Канавут оглядывается вокруг, понимая, что слишком далеко ушёл от дома. тяжёлые мысли, что нагружали его всего пару минут назад, с поразительной лёгкостью привели его в другую часть поселения, и это место кажется ему знакомым. Кажется, вон на той лавке он сидел вместе с Мью, а потом… — Галф? — удивлённый голос со стороны, и Канавут тепло смотрит в сторону. — Привет, Мью. — Ты чего тут делаешь? — обеспокоенно спрашивает Суппасит, замечая болезненный вид парня. — Прогуляться вышел, задумался, — усталый голос, — а ты чего? — Да к соседке ходил, мама фрукты передала, — Мью явно не верит Галфу, и уже собирается задать новые вопросы младшему, как громкий грохот раздаётся сверху, сопровождая чистый природный звук холодным ветром. — Сейчас ливанёт. — М? — искренне удивляется Галф, поднимая глаза к небу. Оно синее, даже можно сказать фиолетовое, и почему-то напоминает Канавуту синяк. И он хихикает своей же глупой мысли. — Ты чего? Серьёзно, Галф, пугаешь меня, — шепчет Суппасит, подходя ближе. — Пошли, — и, взяв за руку, тащит за собой. Галф ничего не спрашивает, молча следуя за старшим. Ему всё равно, куда они идут, потому что он полностью доверяет Суппаситу. Ледяные капли касаются лица, а затем и остальных оголённых участков кожи. На самом деле, очень больно. У Канавута чувствительная кожа, и может быть он любит дождь, но совсем не любит находиться под ним. И ещё никогда в жизни он не видел так быстро начавшегося ливня. — Почему так быстро?! — кричит он, чтобы Мью услышал его под натиском дождевой пелены. — Так часто бывает, — отвечает Суппасит, закрывая калитку своего двора, а Галф только диву даётся, ведь, будь он один, то точно не смог разобрать дороги. Хорошо, что Мью встретил его. Они заходят в летний домик, с которым Канавут уже знаком. Идти до дома слишком далеко, ну, для этой погоды. — Кх-а, — откашливается Мью, — ну вообще, — и смеётся, запуская пятерню в мокрые волосы. У Галфа от этой картины жар по всему телу: а Мью очень сексуален, и мокрая футболка, прилипшая к телу, это доказывает. — Сегодня тут тепло, — смущённо отводит взгляд в сторону Канавут, поджимая губы. — Да тут всегда тепло, — улыбается Суппасит, стягивая футболку. — Что ты делаешь?! — поражённо спрашивает Галф. — Я не хочу простудиться, — ухмыляется Суппасит, снимая следом шорты. Галф вспыхивает, поворачиваясь к Мью спиной, и он готов поклясться, что слышит, как старший снял с себя трусы. В ушах грохот такой, что любой гром может позавидовать, поэтому он не сразу слышит, как Суппасит его зовёт. — Га-а-а-а-алф, — прямо в ухо, и младший подпрыгивает. — А? — чересчур нежно вырывается со рта Канавута, и Мью выпрямляется, проникновенно смотря на парня. — Я вещи и тебе достал, — кивает в сторону дивана, — переоденься, — а сам занимает место Галфа, решая не смущать его сильнее. — Откуда тут одежда? — интересуется Канавут, наспех переодевающийся. — Ну… я часто тут сплю, поэтому и перенёс некоторые вещи сюда. — Тут? — удивляется Канавут, надевая шорты, которые ему явно великоваты. Они буквально падают с него! И, плюнув на них, радуясь, что хоть трусы в пору, надевает футболку. — Я всё! — Тут, — подтверждает Суппасит, поворачиваясь, — здесь ночью прохладно, как ты… уже… заметил, — всё тише и тише, а глаза горят и жадно пожирают. Футболка Суппасита велика Галфу, но она так соблазнительно прикрывает края нижнего белья, позволяя увидеть длинные и стройные ноги. Надо быть сумасшедшим, чтобы не восхититься этим зрелищем. — Твои шорты мне очень велики, — хихикает Галф, начиная почёсывать затылок. Футболка чуть задирается, позволяя увидеть больше, а у Мью во рту сухо, а здравомыслие медленно растворяется в чистоте чувства. — Боже, Галф, — шепчет Мью, поднимая глаза, — залезь под плед, умоляю… Канавут не понимает, но залезает, с интересом смотря на старшего. Тот присаживается рядом, так и не поднимая глаз. — Ну чего ты? — канючит Галф, обнимая Мью за шею. — Ничего, — тихий ответ, а рука приобнимает Галфа за талию, словно не понимая, чем подобное может обернуться. — Галф, не стоит… — и пытается оттолкнуть младшего от себя, дабы не спугнуть его своей не сдержанностью, но его младший тоже оказывается со своими чертями. — Стоит-стоит, — хихикает он, ныряя под плед с головой. Сам смущается своим же словам, совсем поражаясь причудам сегодняшнего дня. Но зато лишний раз убеждается в том, что именно он — Галф, создаёт и решает какой будет его жизнь. — Ты чего такой есть? — смеётся Мью, забираясь под плед к Галфу. — Какой? — брыкается Галф, случайно пропихивая бедро между ног Суппасита. Мью чуть спускает плед, чтобы они оба могли дышать прохладой, а сам ближе двигается к Галфу, опуская ладонь на его поясницу. Канавуту явно очень неловко, это видно по красным щекам и блестящим глазам, но не сопротивляется, да и свою ногу, что явно касается интимного места другого парня, убирать не собирается. — Даже не верится, — шепчет Мью, прикрывая глаза, — что ты снова рядом. — Неужели ты так по мне скучал, — флиртует Канавут, перемещая руки с груди старшего ему за шею. — Скучал, — и пронзительный золотистый взгляд, что проникает прямо в душу. — Такие красивые, — заворожено смотрит Канавут в глаза напротив. — В детстве также говорил, — хмыкает Суппасит, а Галф и сам не знает почему, но его раздражает эта ностальгия, которую Мью пихает куда не попадя! Коленом ведёт по кругу, чувствуя, как напрягается парень. — А так делал? — хитро щурится Канавут, явно опьянённый этой близостью. Новый раскат грома на улице, а по небольшому окну стучат беспощадные ледяные капли, разочарованно воющие из-за потерянных жертв. Суппасит заваливает Канавута на спину, впиваясь в его губы страстным поцелуем. Язык Мью юрко проникает внутрь чужого рта, томный вздох с которого тонет в сладости чужой слюны. Галф млеет за долю секунды, изнеженно хватаясь за Суппасита. Он не ищет в нём опоры, как искал Сэйнт в Зи, он напротив хочет разделить, пронестись, утонуть, погрязнуть, стать единым! Руки Мью грубо сжимают талию под футболкой, а язык властно и уверенно двигается внутри рта Галфа. Канавут же, с полной отдачей, нежно ласкает язык Мью, желая показать свою искренность и честность. Канавут напрягается, когда чувствует ладонь Мью на одной из своих тазовых косточек. Он и не думал ведь о том, что Суппасит коснётся его там, а возбуждение, что он испытывает — нормально. Прежде чем Галф пытается остановить старшего, пальцы Мью обхватывает член Канавута, мягко массируя. — М-мх! — громко стонет в поцелуй Канавут, зарываясь пальцами в волосы Мью. Его дыхание всё тяжелее и горячее, а пальцы всё увереннее сжимают чужую плоть. Суппасит чуть отстраняется, пьяным взглядом смотря на томление, что украшает прекрасное лицо его… возлюбленного?.. Канавут смотрит, поджимая нижнюю губу. Рука Мью, не останавливаясь, массирует его член, а сдерживать стоны не так уж и просто. Канавут, конечно, касался себя сам, но когда касается другой… тот, при ком так радуется сердце и душа, а густое чувство тепла и счастья разливается по существу, как это объяснить? Если бы можно было гореть, не сгорая, а плавится, чтобы проникнуться исступлением, то это именно так. Канавут не выдерживает и, высунув кончик языка, лижет губы Мью, то и дело всхлипывая. Ему уже всё равно, как греховно звучат его стоны, но он даже не представляет, какой блаженной симфонией они слышаться в ушах Мью. Суппасит снова проникает языком вглубь влажного рта Галфа, сплетаясь языками в смачном, звучном танце. Галф блаженно стонет, прогибаясь в пояснице, когда пальцы Суппасита проворно пробираются под кромку белья, хватая нежный, горячий член. — Мью-ю, — тянет Галф, поворачивая голову, чтобы Суппасит жадно припал к его шее, что он сразу же и делает. Язык жадно лижет тонкую кожу, покусывая и посасывая, а пальцы в быстром темпе двигаются по напряжённой плоти. Галфа просто распирает от нежности и желания, и ему до одури хочется, чтобы Мью знал это, знал и чувствовал! Чёрт его знает — повело — но Канавут проворно, даже лучше чем Мью, пробирается под его шорты и бельё, уверенно обхватывая слегка влажную головку. Суппасит замирает, приоткрывая мутные глаза, а Галф, круговыми движениями, ласкает чувствительную часть, прикусывая подбородок Суппасита. Он тоже приоткрывает глаза, с искоркой вины смотря на Суппасита. Вдруг не нравится? Вдруг что-то не так делает? Мью удобнее устраивается на Галфе, свободной рукой чуть болезненно сжимает подбородок, жадно и властно проникая в приоткрывшийся рот языком. — Мм-м, — в забытье стонет Канавут, чувствуя растущее напряжение снизу живота, и сладко, как же сладко и болезненно его вышибает, скручивая, мысль и осознания, что он дрочит член Мью. Громкий стон удовольствия прямо в рот старшего, пока футболка оказывается задранной, а два члена касаются друг друга. Галф даже вдохнуть не успевает, как сразу же давится воздухом. Две оголённые плоти, нежные и чувствительные, касаются друг друга, потираясь, благодаря быстрым движениям ладони Суппасита. Новый раскат грома привлекает внимание Галфа, вынуждая открыть глаза. Взгляд устремляется вниз, и улыбка на лице, тонущая в очередном поцелуе. Подумать бы о стыде и приличии, ну или о том, что ещё недавно ругал Сэйнта за распущенность действий до вступления в отношения, но страсть и наслаждение, которое сейчас дарит ему Мью, слишком велико и прекрасно. Да и плевать на всё. Их с самого начала тянуло друг к другу. Тело наливается тяжестью, и словно взрыв, сочное удовольствие настигает обоих. Живот Канавута напряжённо сокращается, пока его покрывают белые следы. Канавут тяжело дышит, всё ещё содрогаясь от полученного оргазма — первого, от прикосновения другого мужчины. Смотреть на Суппасита духу не хватает, хотя на душе всё равно тепло. — Подожди, — хрипит Суппасит, неуклюже слезая с дивана, — я вытру, — и подносит свою мокрую футболку, вытирая плоский живот. Галф в спешке натягивает трусы обратно и, свернувшись калачиком, отворачивается к стенке. Он не сожалеет о том, что было, но он так сильно смущён! Сейчас его сердце настолько сильно бьётся, что трясётся весь Галф, и замирает, когда Суппасит прижимает к себе. — Прости меня… — шепчет в затылок, а Галф хмурится. — За что? — Я не должен был… так себя вести… не хочу, чтобы ты думал обо мне, как о животном… — Но тогда, — Канавут поворачивается лицом к Мью, кончиками пальцев касаясь скул, — я такое же животное. И Суппасит смеётся, а Галф прячет лицо на его груди, кулаком стуча в его грудь. Слабо, но возмущённо. — Дождь стал слабее… — Угу, — расслабленный ответ. — Не могу дождаться, когда перееду в город, — откровенно говорит Суппасит, а Галфу кажется, что ему в затылок камень прилетел, больно черканув своим остриём. — Ты… хочешь переехать в город? — отсутствующим голосом переспрашивает Галф. — Да, — а Мью не замечает, как меняется атмосфера, как напрягся Галф. — Не могу уже тут жить. Это место душит меня, понимаешь? — и с улыбкой смотрит на Канавута, вот только тот не улыбается. Лицо, скорее, удручённое. — Ты чего? Я что-то не так сказал? — а Мью правда не понимает. — Я не собираюсь возвращаться в город, — как бы случайно, выбираясь из объятий, сообщает Галф, смотря в потолок. — Чем заниматься планируешь? — а у самого внутри надувается шар разочарования и страха, и Галф надеяться, что всё это ошибочно, простое недопонимание. Нужно лишь услышать нужные слова. — Вот как… это из-за музыки? — голос Суппасита тоже тихий, печальный. — Да, — Галф пытается говорить бодро. — Мне здесь больше нравится. Небольшая местность, мало людей, да и атмосфера располагающая. — Понятно… — Так… — ком в горле. — Чем планируешь заниматься?.. — Планирую стать напарником Зи в его бизнесе, а дальше посмотрим. А ты тут что делать будешь? В городе полно возможностей. Нет. Всё. Хватит. Полно возможностей. Ха. Точно. — Я пойду, — ледяной тон и резкий подъём с дивана. Мью даже теряется. — Ты чего? Постой, там ещё моросит, да и твои вещи мокрые! Надо… — Пусти меня… — шипит Галф, выдёргивая руку, а Суппасит подрывается за ним, прижимая к своей груди со спины. — Галф… не надо так… мне казалось, что всё… всё стало налаживаться. И почему это у него голос дрожит?! У него-то! Это же он сейчас говорил так безучастно! — Мне тоже так казалось, Мью. Видимо, мы оба ошиблись, — иронизирует Канавут, пытаясь выбраться. Но чем отчаяннее попытка, тем сильнее хватка Мью. — Что ты говоришь? — недовольный голос. — Что вообще случилось?! Стоило мне сказать, что я хочу уехать, ты… — и обрывается, кажется, понимая, что именно произошло. — Галф. Мы даже не встречаемся… У Канавута эхом слова в голове. Он больше ничего не слышит, не видит, не хочет! Он не шлюха, твою ж мать, чтобы просто так позволять прикасаться к себе. Что этот Суппасит вообще думает о себе?! Галф вырывается, яростно смотря на Мью. Лицо того каменное, но в глазах блеск сожаления. — Какого хрена ты тогда крутился вокруг меня? Всё это… для чего, блять, было?! Думаешь, что с людьми можно так играть? Со мной… играть?! — Канавут делает пару шагов назад от очередной тянущейся к нему руке. — Не трогай. Ладно? Не усугубляй, — и скидывает с себя футболку, натягивая свою мокрую. — Да подожди ты, — голос Мью повышается. — Я извинился за то, что было! Я виноват, меня понесло, не сдержался! Я не собирался так торопиться с тобой! — Ты хоть представляешь какого это слушать, что кто-то сожалеет о близости, что произошла? — Канавут искренне не понимает. — Все эти поцелуи, касания, чувства — сожалеешь, — и голос дрожит. — Да мне не так мерзко было, пока ты свой рот не открыл, Суппасит. Не подходи. И говорить ничего не надо. — А я буду говорить. Я никогда не считал тебя шлюхой и мои чувства к тебе настоящие. Я тебя любил с самого детства, а ты только начал чувствовать ко мне симпатию! — И что? — И что? — переспрашивает Суппасит. — Тогда чего ты требуешь от меня?! Да, я хочу уехать отсюда, хочу жить в городе, но я же и не говорил, что не вижу тебя рядом! Сначала надо всё обдумать, решить… я же, в конце концов, не завтра туда переезжаю! — Знаешь, Мью, — спокойно говорит Галф, — я от тебя ничего не требую. И не требовал. Никогда. Просто увидел то, чего не было. Я повёл себя недостойно. — Что ты несёшь вообще?! — взрывается Суппасит. — Думаешь, в деревне жизнь — сказка? — Ничего не думаю. — Галф, послушай. Я не хотел торопиться с тобой… мне… важен ты… твоё отношение… — Мью, хватит. Ты не слышишь меня? Я прошу остановиться, — недовольно смотрит Канавут. — Что меняет всё это? Ты думаешь, не произойди сейчас то, что произошло, мне не было бы больно? Физическое не важнее ментального. Для меня. То что было… разговоры, объятия, чувства с моей стороны… с твоих слов — ошибка. — Я вообще этого не говорил! Я… — Ты, Мью, больше ко мне не приближайся! — громко кричит Канавут, выбегая на улицу. Он бежит, слыша, как его зовёт Суппасит, и ускоряется, боясь, что он его догонит. Ему больно. На самом деле больно и обидно. Что же за день сегодня такой?! Он на самом деле в том, что было сегодня, Суппасита не винит, ведь сам повёлся на это, не остановил… но… К чёрту! И громко хлопает входной дверью в дом. Под лавиной эмоций и не замечает, как быстро доходит до дома. — Наконец-то! — кидается к нему бабушка. — Куда ты ушёл? Где был? — Я гулял, — улыбается Галф, — а потом у Мью был, ждал, когда дождь кончится. — Ох, — облегчённо говорит женщина. — Скорее переодевайся! Канавут бежит в свою комнату, носом к носу сталкиваясь с Сэйнтом. Тот грубо затаскивает его внутрь, недовольно смотря. — У меня слов нет! Безобразник. — Ещё какой, — глухо смеётся Галф, начиная плакать. Сапп теряется, подлетая к другу. — Что такое? Что случилось? Это из-за родителей?! — Из-за Мью… — воет Канавут, падая на кровать. — Он сказал, — шмыгает носом, — что… что… хочет уехать в город! Сапп часто моргает, пытаясь понять, правильно ли он услышал причину такой истерики. — И всё?.. — И всё?! — вскрикивает Канавут. — А я, Сэйнт? А как же я?.. — и взгляд полный отчаянный. — Он сказал, что не хочет с тобой? — Ничего не сказал… ну то есть… говорил так, что меня явно рядом нет. Весь диалог направлен был на то, что он поторопился, что не хотел со мной спешить, что ещё не уверен во всём… что… — Ой, ну тоже мне, — и обнимает Канавута, — нашёл из-за кого рыдать. Он пальца твоего не стоит, напыщенный ублюдок! Индюк! — Боже… ха-ха, — облегчённо смеётся Галф, — что ж ты такой есть? — Да ещё ты из-за неполноценного не рыдал! — горделиво хмыкает Сапп. — Пойдём гулять! Надо отвлечься! — Ты моё лицо видел? — Дже-е-е-е-еймс, — кричит Сэйнт, — неси косметику! Младший Канавут влетает в комнату, сразу мрачнея лицом. Кидается к брату, начиная допытываться причину слёз, но так ничего и не получает. Дуется, конечно, снова говорит, что из-за него, но Галф лишь устало улыбается. Джеймс такой ребёнок, но сам ли лучше? Сколько ещё раз нужно повестись на гнев, прежде чем понять, что это не выход и не попытка, а скорее унижение… Сегодняшний день явно нельзя назвать лучше, но зато именно этот день дал Галфу такой подзатыльник, который помог открыть глаза и себя самого. Хватит убегать. Хватит прятаться. Хватит кого-то обвинять и ждать непонятно чего. Проблема не в людях, проблема в нём самом. На прогулку выходят ближе к вечеру. На улице всё ещё прохладно, и так головокружительно пахнет дождём! В городе не бывает такого аромата, и трое парней просто плывут, переполненные радостью и любовью к жизни. Галф отмахивает все проблемы и терзания в сторону, наслаждаясь природой и компанией. Здесь слишком невероятно, чтобы думать о чём-то ещё. — Зайдём в магазин? — спрашивает Джеймс, показывая вперёд. — А чего хочешь? — уточняет блондин. — Ну… — мнётся. — Хочу шампанское! Сэйнт смеётся, Галф косо смотрит. — А то вы не пьёте! А я только по праздникам. — И что теперь спиваться? — фырчит Канавут. — А сам-то, — язвит Джеймс. — Пока молодые! Тоже хочу пожить, как и другие. — Да ладно тебе, — приобнимает друга Сапп. — Мы же правда такие же. Канавут недолго ломается, всё-таки соглашаясь. Покупает брату бутылку шампанского, а себе чипсы и лимонад. Сэйнт же ограничивается мороженым. Странная тройка со стороны, и при выходе встречают Ома. — О, привет, — улыбается парень, узнав Галфа. — Помнишь меня? — Да, — улыбается Канавут, пожимая руку. — Мой брат — Джеймс, мой друг — Сэйнт. — Приятно познакомиться, — улыбчивый ответ. — Прогуляться вышли? — Угу, — подтверждает Сэйнт. — Дома сидеть не охота! — и топает ногой, как истинный каприза. — Пошлите с нами, — предлагает Тхитиват. — Куда? — невинно уточняет Джеймс, а Галф морщится. Он не привык слышать такой нежный голос от брата. Флиртует что ли?! — В заброшенную школу, — обольстительно улыбается Тхитиват, забирая шампанское в руки. — Там в такую погоду тусуемся. Сэйнт с озорством смотрит на Галфа, который уже понял, что выбора нет. Оба идут за Омом и Джеймсом, который каким-то образом, непонятным Канавуту, быстро спелся с Тхитиватом. Впрочем, нельзя сказать, что компания Галфу не нравится. Очень приятные парни и девушки, с которыми их знакомит Ом в школе. Общий язык находится быстро, как и общие темы, и мысли, и желания. А молодые-то и правда алкоголем балуются, хотя, давно ли Галф стариком стал? Принимает в руки стаканчик шампанского от Джеймса, который от Ома не отходит, а сам весело хихикает с Нэтом и Парком. В школе прохладно, но греет атмосфера и компания. Всё-таки хорошо, что вышли погулять. Это и отвлечься помогает, и украсить собственную жизнь новыми людьми. И кто знает, что готовит нам жизнь в будущем, ведь каждая минута может принести новые сюрпризы…