погадать на короля.

Ефим заходит в номер, как на собственную казнь. Ему кажется – бредится – что четыре стены начинают сжиматься, пульсировать с его появлением. Он внутри большого органа, он – узник дома монстра. Ефим хочет обратно, в свою маленькую квартиру на Лукьяновке, пить хороший кофе каждый день (фильтр на Эфиопии, флэт на миндальном), флиртовать с девушкой за баром под пятничные коктейли. Ефим на МастерШефе больше месяца, Ефиму кажется – бредится – что он теряет сам себя. Конкурсные дни превращаются в однообразную канитель событий, где: приготовь, порадуйся, погрусти, разгадай пару загадок, обслужи столики, успокой сердце, которое каждый раз падает вниз, когда за вердиктом подходит Эдик. Ефиму хочется сломать себе пальцы, лишь бы не заламывать их в бессмысленной тревоге, остаться без органов чувств (невидетьегонеслышатьегонеговоритьсним), чтобы лишить себя чувств всех остальных. И боится он не за Эдика вовсе: у того и талант, и ресторан – есть куда возвращаться, есть кому быть нужным. Ефиму так отчаянно страшно остаться без него. И страх этот такой безотчетный и первобытный, что поднимается вверх по коже горячими волнами, мурашками, почти болезненными спазмами. Ефиму кажется, что именно так ломает после тяжелых наркотиков; Ефиму кажется, что Эдик подмешивает ему что-то в кофе, но все равно приходит (даже если не зовут). Эдик готовит воронку на выходных, и когда у них есть немного больше времени. У него старая-старая кофемолка, зерна от модных киевских обжарщиков и много-много специй на маленькой отельной кухне. Эдик готовит кофе вечером только для Ефима. У Канаряна с собой пара красивых, но совершенно разных чашек – Ефим не видел, чтобы Эдик пил из отельных; он как-то думает: надеюсь, все остальные в этом номере пьют только из белых чашек. И следом: а с чего-то ты взял, что и ты не остальные? Как хорошо, что сердце бьется так быстро из-за кофеина, а не чего-то еще. После вечернего кофе они сидят размазанные и расслабленные в полумраке отельной кухни. Больше всего Ефима пугает тишина. Вдруг, если повиснет неловкая пауза, его попросят уйти и больше никогда не возвращаться. И он говорит (кофе давно остыл), так, что сохнут губы и сипнет голос, абсолютно обо всем: от классических десертов до рациона лосей. Ефиму до чертиков нравится Эдик, когда он такой: теплый, с широкими зрачками во влажных глазах, в странной футболке на почти своей кухне, тихим смехом и взглядом не исподлобья. Он говорит Ефиму: - Да у меня вся посуда дома – ручной работы, я часто зависаю в мастерской и балуюсь с глазурями. Говорит: - Моя мама пишет мне каждый день. И еще: - В жопу твои сложные десерты, еловое мороженое – лучшее, что можно схавать. Ефим смеется. Ефим просит в шутку, но очень неуверенно: - Угостишь? (только бы ответил согласием на кураже, Ефим прижмёт две буквы к груди, вместо компаса и амулета) - Только если пойдешь со мной собирать елку в полнолуние в безоблачную ночь. (Ефим, если честно, вовсе не против. Ефим, если честно, готов согласиться на все) И после таких вечеров сны у Ефима яркие-яркие. Они, как и его мурашки, горячие и болезненные. Ефиму кажется – бредится – что скоро он будет сбегать во сне. Из кровати, комнаты, проекта. Ефим их не понимает. Сны красочные, но слишком обрывочные, образные и абстрактные. Каждый раз Ефим видит что-то новое, но достаточно знакомое, чтобы узнавать (правда удобнее игнорировать, не придавать этому значения; обратись он к соннику, придай хоть немного больше внимания, и всё – удавка вокруг шеи затянется). Он думает, что это все стресс и изоляция от общества, прекращение привычной социальной жизни. И, в целом, игнорирование – отличный способ справиться со всем. Ему снится лес, ему снится море, ему снится квартира в старом киевском доме. Ефим видит белые простыни, узорчатые вилки с барахолок, трехцветную кошку, грибы в корзине, чужие руки в татуировках. Он чувствует песок между пальцами, как горло обжигает слишком острым блюдом, кожу под собственными губами. И сумасводящую нежность. Кравченко хотел бы там прописаться. Ходить по хвойному лесу, сжигать плечи на солнце, чесать кошку за ухом, закрывать плотнее окна-дверь квартиры. Только бы – вместе. Ефим чувствует, как во сне на его шею ложатся руки, надавливая, а он не убегает, только откидывает голову и пытается не задохнуться от доверия, которым он переполнен. Он просыпается и боится вдохнуть.