Вниз по кроличьей норе

В квартиру Дик с Джейсоном поднимаются отдельно: один по лестнице внутри дома, второй – по пожарке снаружи, потому что ключи остались в кармане куртки, а она - в поместье. Перед тем, как отрыть Джейсону входную дверь, Дик ставит пакеты на стол, спешно скидывает грязные тарелки в раковину и забегает в комнату включить гирлянду. Выбежав в коридор, он еще заворачивает в сторону спальни, чтоб навести там хоть какое-то подобие порядка, но получается не очень эффективно. Наконец, замок щелкает, и Джейсон оказывается перед открытой дверью, но не проходит дальше, а только смотрит, как будто и не провел тут столько времени, и внутри Дика поднимается легкая паника – вдруг он жалеет, что пришел? Перед тем, как он успевает хоть что-то сказать, собака, стоявшая у ног Джейсона, громко отряхивается, и вбегает в комнату, стуча когтями по старому деревянному полу. Она беззастенчиво запрыгивает на диван и смотрит на них обоих, высунув длинный язык. – Если ты собираешься сидеть тут, подруга, то сначала идем купаться, – у Дика никогда не было собаки, но он точно видел такое когда-то по телевизору, и это кажется правильным первым шагом. А еще это хорошая альтернатива тому, чтобы провалиться сквозь землю от неловкости, которую он сам себе не может до конца объяснить. Он бросает вопросительный взгляд на Джейсона, и тот лишь пожимает плечами, но без лишних вопросов берет пса на руки. Сейчас они оба выглядят до смешного огромными для этой квартиры. Уже через минуту Джейсон с закатанными рукавами принимается намыливать шампунем и поливать из душа замершее от страха животное, а Дик лезет за шкаф и выкатывает старый обогреватель. Джейсон выходит из ванны таким же мокрым, как и собака, и мерзнут они, кажется, тоже одинаково – Дик только сейчас понял, что забыл закрыть за собой окно. – Похоже, это становится традицией, - говорит без улыбки Джейсон, принимая из рук Дика чистый сухой свитер. Пока он переодевается, Дик смотрит в пол. Но перед тем, как повесить отданную ему мокрую одежду на батарею, он держит ее в руках немного дольше, чем собирался. Когда он, наконец, заглядывает в пакет с продуктами, то немного мешкает. – Ну-у, может, хочешь йогурт? Это, кажется, единственное здесь, что можно съесть так. – Дай сюда, - Джейсон забирает продукты у него из рук, и молча уходит на кухню. – Джей? – Дай мне пять минут. У тебя же есть масло? Дик неуверенно мычит в ответ, и плетется следом. Собака нехотя выбегает за ними. Пару минут Дик просто сидит на стуле и чувствует себя незваным гостем на своей же кухне. Нож мерно стучит по деревянной досточке, о существовании которой он даже не подозревал, всегда пользовавшись двумя пластиковыми. Сковорода начинает приятно шипеть. Джейсон так ни разу и не оборачивается. Дик вдыхает поглубже. – Пахнет вкусно, - Джейсон чуть вздрагивает от его голоса, оборачивается, но ничего не отвечает. Дик бездумно шарит глазами по поверхностям, как будто там можно найти что сказать, и, наконец, пытается снова: – Если честно, последнее что я ел дома – твои оладьи. К хорошему быстро привыкаешь, – Джейсон хмыкает, но ничего не отвечает, и Дик понимает, как неловко и дерзко это прозвучало, поэтому спешит добавить что-угодно еще: – Как ты научился готовить? – Да чему тут учится. Берешь и готовишь. В этом нет ничего сложного. – Да, конечно, рассказывай тут. Я и яичницу не могу нормально пожарить, чтоб что-нибудь не сгорело. – Или чтоб скорлупа под зубами не хрустела, я в курсе, - он улыбается беззлобно, но щеки Дика все равно вспыхивают. Джейсон вроде бы не замечает, и снова отворачивается к плите, – Но, если честно, то это все Ал. – Нас с Брюсом он к кухне даже близко никогда не подпускал. – Значит, от вас там не было толку. Не знаю, почему старик доверял мне, почти сразу, но мне нравилось быть там с ним. Ал никогда не заставлял меня чувствовать себя обузой на кухне, даже когда я все портил. Он учил меня, давал мне разные рецепты и всегда еще всякие глупые истории рассказывал. Было весело. Мне это сильно помогло в начале. Дик тяжело выдыхает и немного молчит. – Знаешь, он ждал тебя сегодня дома. Правда. Даже тарелку положил, и…– он не успевает закончить, потому что Джейсон шумно ставит перед ним пустую тарелку и, впервые за вечер, смотрит в глаза. – Не рассказывай мне этого. Пожалуйста, – чуть тише добавляет он, и Дик задерживает дыхание, опускает глаза. Джейсон отворачивается, и перед тем как снять сковородку с плиты, бросает кусочек поджаренного бекона собаке. Дик отмечает, что он раскладывает по тарелкам только половину еды. – Ну, с Рождеством, Джей. Тот поджимает губы, но потом тепло улыбается. – С рождеством, Грейсон. Спасибо, что позвал. – Спасибо, что пришел. И тебя с рождеством, девочка, – Дик треплет собаку за ухом, и та довольно виляет хвостом, хоть и пыталась сначала уклониться от его руки. За окном начинает светать. Они едят молча, и уже опустошив тарелки, после пары неловких фраз, постепенно начинают разговаривать, как раньше, легко и без вымученных «твоя очередь-моя очередь», как будто Джейсон и не уходил никуда. Он расспрашивает, где Джейсон сейчас живет, есть ли у него все необходимое, принимает ли он лекарства. И сначала тот напускает загадочности, не особо распространяясь о деталях, но в итоге рассказывает, что обосновался в заброшенном торговом центре в китайском квартале, недалеко от того места, где его нашел Дик. Там нет электричества, но в принципе тепло. А еще Готем Леттерс, видимо, было дороже вывозить и хранить остатки, чем просто бросить все там, так что Джейсон развлекается тем, что строит себе крепости из книг, и читает днями напролет. А вечером выходит на улицы и работает над тем, чтобы, как он говорит, заработать с пользой для общества. – Я так и думал, что это ты, – говорит Дик, и, когда Джейсон со вздернутым подбородком и холодом в голосе подтверждает все его догадки, Дик признается себе, что он не понимает, как на самом деле чувствует себя от этого. Он все так же верит, что убийство это не выход, и что люди могут меняться, но все, что он видит на работе, все, с чем сталкивается на улицах, говорит об обратном. Дик не может не сравнивать то, что они делают, но так же, он не может отделить убийцу в красном шлеме от живого, теплого Джейсона, который приготовил для него рождественский завтрак. Который привел за собой одноглазую собаку. Которого Дик отчаянно хотел видеть здесь сегодня, и завтра, и так долго, как он захочет остаться. Все это не хочет укладываться в его голове, и заставляет злиться. Дик понимает, что слишком долго смотрит на Джейсона не говоря ни слова, и что горячая, такая колючая волна чего-то дикого внутри поднимается все выше к горлу. Поэтому Дик делает то, чему научил его Брюс: когда не знаешь что делать – делай свою работу. И он заново рассказывает Джейсону о деле, так и не оставившем его в покое. О корабле и пропавшей девочке, которая, скорее всего, мертва. Которой, возможно, там никогда и не было. Но если она где-то и есть, то Дик ставит на Ист-Энд, на что Джейсон понимающе кивает в ответ. Но там, как Найтвинг, и тем более как коп, он проигрывает новому парню в шлеме по всем фронтам. Джейсон опять кивает, и говорит, что новые девочки-эмигрантки появляются там все время, и хорошо бы знать о ней хоть немного больше, но он поспрашивает. Может быть, она и была настолько глупа, что рассказала Маме Ди о корабле Сайониса. Когда Дик переспрашивает, кто это, Джейсон только посмеивается. – Ты серьезно считаешь себя профессионалом, и не знаешь о Ма? Вы там в пещере знаете о жизни на улицах столько же, сколько Брюс о ценах в супермаркете. Либо старик все забыл, либо ничему так и не научил вас. Дик скептически поднимает брови, но решает не спорить. – Может, тогда представишь нас? Звучит, как будто это сильно облегчило бы мне жизнь на работе. Джейсон задумывается. – Ну, если ты серьезно думаешь работать в Исте, особенно не в костюме, то это не помешает, конечно, но оно тебе надо? Я ничего не обещаю, парням с мигалками там не доверяют не просто так. – И я об этом же. Ты знаешь, сколько девочек мы пакуем каждую неделю? И что делается в участках? А так я смогу хотя бы предупредить, если буду знать заранее. Джейсон закатывает глаза. – Капля в море, но ладно. Договорились. Не из приятных будет вечерок, но, может, оно того стоит. – Спасибо, Джей. Я правда думаю, что у меня еще может получиться найти ее. Глупо конечно, но… Иногда стоит верить этому чувству внутри, разве нет? – Без этого «чувства» я уже давно был бы в земле, - Джейсон невесело улыбается и пожимает плечами, – Я разузнаю, и дам тебе знать когда, хорошо? – Договорились. Может, хочешь чего-то горячего? – Дик смотрит на шкафчики, и понимает, что не имеет ни малейшего понятия, остался ли у него хоть какой-нибудь чай. Когда Дик встает, собака поднимается и следует за ним, не спуская глаз с его рук. И не зря – в конце концов, не выдержав, он достает из холодильника мясо, которое Джейсон не использовал, и отдает его огромной дворняге. Все это время снег так и валил крупными хлопьями, и теперь город за окном выглядит укрытым белой простыней. Дик тоже достает одну из шкафа, когда две еще теплые чашки венчают гору посуды в раковине. Джейсон, правда, отмахивается от простыни, и говорит, что покемарит пару часов на диване и пойдет. Дик решает не настаивать. Когда они расходятся по комнатам, Дик обещает себе не спать, чтоб услышать, когда Джейсон будет собираться, чтобы попрощаться нормально. Но естественно, он даже на бок не переворачивается, когда Джейсон уходит, оставив в сушке вымытую посуду, а на диване – теперь уже чуть растянутый свитер. А еще – огромную спящую собаку, которую теперь нужно отвести к врачу и придумать, куда ее пристроить. Потому что выгнать ее обратно на улицу Дик просто не сможет. Барбара оставляет очередное голосовое без особой надежды на ответ, но в этот раз сквозь ее усталую монотонную тираду продирается сонный голос. – Бабс, я в порядке, я дома. – Дик, у тебя совесть есть? – Ну я же написал тебе, что все ок. – Да, утром. Мы потеряли тебя на четыре часа. Что там такое с тобой было? У тебя пульс скакал, как бешеный. Мы даже ставки начали делать. Тим хотел выезжать на подмогу, надеюсь, я не зря его остановила? – Дик буквально видит в ее голосе, как она многозначительно улыбается на одну сторону. – Ты отвратительная. Ничего такого, просто было много всего по мелочи. Я устал и отрубился. Но теперь у меня есть новое новогоднее обещание – вытащить, наконец, этот дурацкий чип. – От него больше пользы, чем вреда, так что даже не думай, – ее голос становится немного мягче, – Серьезно, Дик, мы волновались. Не пропадай так, это же общая миссия. В конце концов, их не так много. И ты сам принес кучу еды на утренние посиделки. – Да-а-а. Точно. Прости, – Дик, кажется, наконец просыпается окончательно, – У вас все нормально? Все целы? – Да, я давно не помню такого спокойного рождества. Как будто у всех появилась своя жизнь. Единственное, что вчера могло убить ребят – это неловкая тишина в бэтмобиле. Барбара слышит низкий вздох на том конце, и замечает, что выпускает такой же. – Тебя не хватало утром. И до сих пор. Бросил меня с этим беспорядком. – Извини. Я правда вчера очень устал. Ты еще в поместье с Тимом? – Да, но думала скоро уезжать. – Дождись меня. Думаю, я управлюсь за пару часов. Хотя я не знаю, сколько это может длиться, если честно. У тебя же была в детстве собака, да? Как долго может занять поход к ветеринару? Им же прививки какие-то надо, делать, да? – Ну это зависит от… Стой, какая собака? Ты взял собаку? – Ну… Можно и так сказать. Так вышло. Дома объясню. Я с ней, наверное, приеду. – Тебе есть смысл начинать рассказывать, насколько это безответственно? – Я знаю, Бабс, я скоро пристрою ее куда-то. Просто вчера так получилось. – Ладно. Просыпайся, я скину тебе адреса работающих ветклиник, если сегодня вообще кто-то работает, и приютов тоже. Может, езжай сразу туда, – Барбара закатывает глаза, открывая еще одну вкладку на мониторе. – Спасибо, ты лучшая. – Ты говорил, что я отвратительная. – Да, и это тоже, конечно. До встречи дома. Ни в этот день, ни на следующий, Дик так и не отвозит собаку в приют. Не смотря ни на увещевания Барбары, ни на недоуменный взгляд Брюса, когда огромный одноглазый пес ставит обе лапы ему на грудь, ни на красноречиво вздернутые брови Альфреда. Он так и не объясняет внятно, откуда она взялась, и, конечно, про встречу с Джейсоном тоже молчит. Пару часов они просто сидят на кухне, говоря о вчерашнем патруле и обо всем на свете, а после Дику уже пора в участок. Он обещает всем, что подыщет приют уже после работы, но есть что-то, что заставляет откладывать это снова и снова. И Дик сам не замечает, как делает фатальную ошибку – про себя, а потом и на прогулках, он начинает называть ее по имени. Худая одноглазая дворняга становится Хейли, потому что как еще он может назвать кого-то, кому нужен дом. И мысль отдать не возвращается даже когда, вернувшись домой, он видит безжалостно исцарапанную дверь. Даже когда соседка жалуется на лай. Даже, когда Дику приходится толкаться с ней за место на диване после изматывающего патруля. Может быть, это потому, что когда она кладет свою тяжелую голову на все еще ноющие ушибленные ребра – становиться немного легче. Или из-за того, как она смотрит на него, встречая под окном, когда он возвращается. Или потому, что ее привел Джейсон. В любом случае, когда через несколько дней Дик наконец получает от него смс-ку с зашифрованного номера со временем и геометкой, Хейли остается ждать дома. На пути к мосту, под которым его должен ждать Джейсон, Дик постоянно оборачивается. Он идет туда прямо с работы, и, даже сделав абсолютно необязательный крюк, все равно чувствует как чужие глаза жгут ему спину. Дик осознает как глупо себя ведет, и от этого еще хуже. Даже если бы кто-то из участка и увидел его на пути в Ист-Энд поздним вечером, то единственной реакцией могло быть одобрительное похлопывание по спине. Некоторые ребята даже начали бы его хоть немного уважать. Но чем ближе он подходит к условленному месту, тем сильнее сжимаются замерзшие кулаки в карманах. Это глупо, он был тут миллион раз. Как Найтвинг. Дик Грейсон, как оказалось, не готов прийти сюда снова. Джейсон ждет его, привалившись к обклеенной старыми афишами кирпичной колонне. Он без маски, даже без привычного, натянутого до самых глаз, капюшона. Дик замечает его еще издалека, и каждый следующий шаг дается труднее. Мысль о том, что кто-то в бэтпещере может буквально видеть, как бьется сердце у него в горле, заставляет сцепить зубы. Когда Джейсон приветствует его расслабленной, чуть кривой из-за шрама, улыбкой, Дик поднимает с трудом раскрытую ладонь в ответ. Узкие, залитые неоновым светом вывесок улицы одного из самых старых районов Готэма проглатывают их, даже не заметив, и Дик все отчетливей чувствует себя в ловушке. Сверху, на скорости, весь Ист-Энд обычно кажется ему просто брызгами чего-то ядовитого на полу, вроде тех, что намертво въелись в плитку на Эйс Кемикалс. Но сейчас, изнутри – он болезненно живой и пульсирующий, как воспалившийся глубокий порез. И хоть в любом путеводителе по Готему его, не найдя другого приличного слова, называют самым динамичным районом города, для Дика он остается таким же, как когда он впервые пришел сюда без костюма. Джейсон двигается сквозь людную улицу, как рыба в воде, и Дик постоянно оказывается немного позади него, слыша только обрывки его слов. Не в состоянии вести нормальный разговор, он окончательно отвлекается и крутит головой по сторонам, скользя взглядом по занавешенным окнам, распахнутым дверям борделей и людям с отсутствующим выражением на лицах, которые оживают, только когда кто-то подойдет ближе, чем на метр, или поманит рукой. Одно лицо заставляет его остановиться. Яркие зеленые глаза смотрят прямо на него. Дик пропускает пару вздохов. Он отводит взгляд, но стоит на месте неосторожно долго. – Мы тут не за этим вообще-то, – брови Джейсона подняты в насмешливой дуге, он улыбается. – Я и не… Ты не очень хорошо умеешь шутить, Джейсон, да? – Дик улыбается в ответ, пряча руки в карманы. – Что есть, то есть. Это кто-то знакомый? – Нет, - Дик мотает головой, не моргая, – Откуда бы? – А ты не очень хорошо умеешь врать, Грейсон, да? – Джейсон ухмыляется и хлопает его по плечу. Но Дик не врет. Он действительно не уверен, что не обознался, и даже если это и правда – он, то наверняка даже не вспомнит Дика. Так что нет, он не врет, но нет никакого смысла объяснять это Джейсону, который уже снова вырвался вперед. Пока они не заворачивают, через два квартала, в улицу поуже, Дик несколько раз одергивает себя, чтоб не обернуться. Воспоминания, которые исподтишка начали давать о себе знать, как только он переступил порог участка и направился в Ист, теперь надоедливо засели где-то прямо за глазницами. Он был здесь, еще тогда, через пару месяцев как Уолли не стало. Когда Дик с ужасом для себя понял, что избивать вдвое больше подонков и каждый день валиться в кровать без сил даже натянуть одеяло – не достаточно. Горе и злость неподвижно лежали где-то внутри него острыми каменными глыбами, но над ними разливалось вязкое отчаяние – все его мечты и фантазии, все не сказанное и не сделанное – теперь таким останется. Навсегда. Он уверял себя что никогда серьезно не надеялся, что они они с Уолли могут быть вместе, но правда была в том, что никого другого в этом мире Дик для себя и представить не мог. Только встретив Уолли, он, наконец, перестал чувствовать себя вышедшей из строя машиной и разобрался с собой. То, о чем он лишь смутно догадывался, обрело название и смысл. И пусть даже это пугало, пусть было неправильно – но все же было несравненно лучше, чем то идеально сосредоточенное, ясное одиночество, которого требовала их жизнь с Брюсом. Все, что заставляло Дика дышать чаще, его щеки гореть, а сердце верить, что он тоже когда-нибудь может быть не один – поместилось в одного человека. И теперь его не стало. Так никому и не отданные нежность и желание, копившиеся годами, жгли изнутри и не пускали сон под слипающиеся веки. И они привели горюющего Дика, через несколько баров, на улицы Ист-Энда. Он не собирался специально искать кого-то, кто был бы похож на Уолли. Дураку понятно, что так только больнее. Но ленивая мальчишеская улыбка на веснушчатом лице сделала его и так ватные ноги невесомыми. Так, как это бывало раньше. Так, как он знал, уже не будет никогда. Дик не знал, как это делается, поэтому просто кивал в ответ на все, и дал долговязому парню, стоящему на углу улицы, отвести себя за руку в крохотную комнатушку в подвале дома напротив. Большая кровать, стоящая по центру, была там единственной мебелью, не оставляя места для фантазий о том, как еще использовалась это место. На полу рядом с ней лежал нелепый розовый ковер с двумя протертыми кругами. Тяжелые пыльные занавески висели у северной стены, хоть там никогда и не могло быть никаких окон. Дик сел на самый край кровати, не зная, куда девать взгляд. Как только хлипкая дверь за ними закрылась, он понял, насколько это была глупая идея. Живая улыбка парня выключилась, как перегоревшая лампочка, стоило Дику согласился на до смешного низкую цену, а без гула и ослепляющих огней улицы все вокруг стало казаться до тошноты реальным. Дик почувствовал себя предательски трезвым. Когда он, наконец, снова посмотрел перед собой и встретился со спокойным усталым взглядом, то поймал себя на мысли, насколько он не подходил к слишком мягким чертам лица напротив. Совсем, на самом деле, не похожего на его Уолли. И когда слишком высокий голос спросил его, как он хочет, то единственный ответ, который пульсировал в его тягостно пустой голове – «только не так». Все время Дику казалось, что за него отвечал кто-то другой. Парень напротив лишь вскидывал брови, и волна стыда и глупой беспомощности, поднимающиеся изнутри, расползлась горячими пятнами на шее и груди под футболкой. На вопрос, знает ли он хотя бы сверху или снизу хочет быть, Дик снова опустил взгляд, на этот раз – чтоб больше уже не поднимать глаз, пока не выйдет из этой комнаты. Хоть это-то он знал, хотя, похоже было, что и этот ответ был разочаровывающим. После того, как они оба неловко разделись, и он увидел свою одежду на полу, Дик вообще старался зажмуриться как можно крепче – и когда теплые и немного липкие руки стали быстро скользить по его плечам и груди, и когда он почувствовал мокрые, но все равно шершавые, губы на на своих губах. Он пытался ответить на этот поцелуй, но быстро понял, что лучше просто расслабить язык. Так же, как это было в его первый в жизни поцелуй, хотя Дик не был уверен, что он считался. Дик не поднимал глаз и пока парень работал рукой, и когда ложился животом на красные несвежие простыни. Он крепко жмурился, пытаясь вытащить из памяти хоть одну из его привычных фантазий, но его Уолли как будто бы просто не мог быть частью того, что было так больно. Дик знал, что его тело может выдержать что угодно, и просто дышал глубже, но сколько бы чужой голос за спиной не говорил расслабиться, и сколько бы смазки он не добавлял, ничего не получалось. Он не открыл глаза даже когда парень раздраженно выругался и сказал, что просто ему отсосет и это все. И вот уже вжав голову в подушку и просто называя про себя его имя, Дик, наконец, выпустил пару тяжелых вздохов и почувствовал как все узлы из горла спускаются ниже. Это было не так как он себе представлял, и после с ним остались в основном неловкость и боль, которая еще пару дней не давала нормально ходить, но все же это было. Ощутимое, живое присутствие другого человека и одновременно судорожная сладкая пустота внутри. Этот вечер доказывал, что все, что он представлял (и чего боялся тоже) – действительно бывает. Дик видел много невероятных вещей, видел магию и другие реальности, но никогда не мог до конца поверить, что кто-то другой действительно может сделать с его телом что-то такое. После, уже когда у него был секс с его первым парнем из полицейской академии, он тоже не мог поверить, что кто-то может хотеть сделать это именно с его телом, просто потому что это он. И это было несравнимо лучше. Потом были другие люди и другой секс, но этот вечер в Ист-Энде отпечатался в Дике где-то совсем глубоко. И теперь, после стольких лет, ему приходится встретиться с этими воспоминаниями лицом к лицу. И Джейсон идет рядом, ближе, чем когда либо. – Мы пришли, – на выдохе говорит Джейсон, и действительно, сразу за поворотом они натыкаются на приземистый двухэтажный дом без вывесок и даже без света за окнами. Джейсон стучит в тяжелую входную дверь, за которой их встречает рыжая девочка, чей возраст абсолютно невозможно определить на вид. Ее яркая помада накрашена неровно и от нее невозможно отвести взгляд. -Мы к Ма. Она нас ждет. Пока они идут по длинному узкому коридору, Дик сжимает зубы. Внутри у него много досады и злости, которых он сам не ожидал. Здесь нет ничего, чего бы он не видел, или о чем не знал, но он не понимает, почему Джейсон выбрал работать именно тут. Не понимает, почему, раз уж он взялся за это место, в нем все еще есть такие дома, где дверь тебе открывает наверняка еще ребенок. Джейсон даже на секунду не заминается перед тем, как войти в одну из низких темных дверей. За ней, за большим, заваленным бумажками столом, сидит грузная женщина с длинными вьющимися волосами. Она даже не поднимает на них глаз. – Ты сказал своему копу, что за наручники мы берем двадцатку сверху? – Давай без твоего цирка. Судя по взгляду который Джейсон бросает на Дика, он чувствует, что эта фраза в равной мере касается и его. Их встреча проходит быстро и немного нервно. Ма говорит только с Джейсоном, но Дик замечает, как к нему присматриваются, оценивают. Джейсон ручается за него и обещает, что вся работа все равно будет идти через нее. Женщина чуть заметно кивает и теперь в открытую не сводит с Дика темных глаз. Он говорит себе не ерзать, как будто бы не был в таких ситуациях сто раз, но все равно не удерживается от своей дежурной обезоруживающей улыбки. В конце концов, она качает головой и устало выдыхает – Я знаю, что ты большой мальчик, Джейсон, и ты можешь постоять за всех нас. Поэтому я не переживаю. Как бы ни было, нам он хуже не сделает. Но ты уверен, что он не обманет тебя? Ты всегда доверял людям слишком быстро. Не тем людям. Дик набирает воздух, чтобы ответить, но Джейсон вскидывает руку перед ним, бросив быстрый смешанный взгляд, которого Дик до конца не понимает. – Это не твое дело. Я знаю, что делаю. – Если бы мне давали доллар каждый раз… – она вздыхает и протягивает Дику бумажку с номером телефона и именем, не сводя с Джейсона глаз. – С завтра, если ты скажешь, что ты от Колпака – все будут знать. А на счет девочки – поговори с Лизой, когда она вернется на улицу. Врачи сказали дня три-четыре. После тяжелого сладкого воздуха в комнате, вновь оказаться на улице очень приятно и Дик дает себе пару секунд подышать. Джейсон пулей вылетел из дома, и пытаться угнаться за ним сейчас не имеет никакого смысла, так что он решает не спешить и дать ему немного пространства. Если он что-то и понял про Джейсона за то время, что заботился о нем, так это то, что лезть с расспросами сейчас – себе дороже. А еще ему интересно как быстро Джейсон заметит что его нет рядом. Этот эксперимент Дику не удается – боковым зрением он замечает как в паре метрах от него лысый парень в кожанке размахивает пистолетом перед лицом одной из девушек на улице, а еще двое стоят у него спиной. – Значит передай и им тоже, что теперь придется потесниться. Эти киски будут стоять тут на выходных. Или тебе доходчивей объяснить? – мелкие капли летят из теперь уже нагло ухмыляющегося рта, и по акценту Дик понимает, что парень не местный и вряд ли до конца понимает куда приехал. В голове мелькает мысль о том, насколько это было бы быстрее в костюме. Перед тем как Дик успевает начать свою рутинную историю про шаг назад и глубокий вдох, приезжий делает свою первую ошибку. Он стреляет в воздух, и скорее всего, Джейсон это слышит, но большой разницы нет. Дик не задумываясь начинает разоружать крикуна по привычной схеме – одна рука на предплечье, вторая под пистолет, но отвлекается на звук нового выстрела – у себя за спиной. Все происходит очень быстро и очень громко – приезжий кричит от боли, Дик кричит на Джейсона, чтоб он прекратил огонь, а через пару секунд и сам не может сдержать короткий вопль. Когда он инстинктивно обернулся на Джейсона, его рука соскользнула с пушки – случайность, глупая ошибка, которой с ним не было уже очень давно. Рука загорается болью и по количеству крови, Дик понимает что пуля, наверное, прошла сквозь ладонь. Вязкая теплота вызывает такой знакомый толчок тошноты в горле. Как будто в замедленной съемке, он видит как две девушки убегают, одна босиком. Несколько людей, метрах в пяти, прикрывают голову руками. Пару человек стоят с телефонами в руках. Черт. В момент его возвращает крик стрелявшего парня и новые выстрелы. – Джейсон! Джейсон, черт возьми, остановись! – руку пронизывает новой волной боли, когда он пытается оттащить Джейсона от валяющегося в луже крови парня, но он больше замазывает его кровью, чем сдвигает с места. Надо было толкать, а не тащить. Одной рукой с Джейсоном сложно справиться, и Дик пытается просто развернуть его к себе. Он невольно отшатывается, когда видит его лицо. Так отшатываются от дикого животного, скалещего зубы, хоть и казалось спокойным еще секунду назад. Так было с Диком в цирке, у клеток с их львами. В этот момент ты не чувствуешь себя больше ничем, кроме добычи. Дик делает Джейсону подножку, надеясь что хоть это сработает. Как только он падает, Дик различает звуки сирен. Он очень надеется, что вместе с копами приехала скорая – у горе-сутенера прострелены оба колена. – Слушай, тебе надо сматываться, кто-то вызвал легавых, – девушка, которой угрожали пистолетом, оказывается, все еще тут, и она права, – Идите! Теперь она смотрит на Дика с просьбой в глазах, и он ей кивает. Джейсон поднимается на ноги и бормочет что-то слишком тихое, чтоб хоть кто-то из них разобрал. Уже когда они сворачивают в тупиковый переулок через три квартала от Ист-Энда, Джейсон замедляет бег и спрашивает, не поднимая на него глаз: – Ты как? – Жить буду. Дырка в руке, – Дик хочет поднять ее, но кровь начинает еще сильнее литься по рукаву. Джейсон ругается и, задрав худи в кровавых пятнах, отрывает кусок от своей футболки. Дик так зол, что даже не протестует. – Что это за фигня была? Я был ближе, если бы не ты, обошлись бы без шума. – Извини, – Джейсон отвечает чуть слышно, не отрывая глаз от перевязки, – Я дерьмово работаю в команде. – С Б так бывает? – в голосе Дика больше издевки, чем он хотел бы, но болит адски у него нет сил управлять этим. – Это надо быстро собирать, – Джейсон держит его забинтованную руку в своей очень аккуратно, и еле ощутимо касается пальцами костяшки на запястье. Дик чувствует как злость внутри предательски скукоживается. – Я еду в пещеру. Ты едешь со мной. – Нет, Дик. Ты знаешь, я не могу. – Ты мне должен, Джей. – Мне жаль, что так вышло, – Джейсон осторожно отпускает его руку и делает пару шагов назад. – Да что с тобой такое, черт возьми?! – голос предательски скачет вверх, и ужасно больно, и по-глупому обидно. И когда Джейсон не говорит ничего, а только чаще моргает распахнутыми глазами, как будто пытается закрыть двери перед чем-то внутри, Дик чувствует, что если и дальше будет давить, то сейчас может упустить его насовсем. – Ты можешь хотя бы зайти собаку вывести? Джейсон на секунду удивленно округляет глаза, но все же молча кивает, и Дик здоровой рукой начинает набирать смску Альфреду, чтоб срочно прислал машину к дому в трехстах метрах отсюда. – Ты будешь в порядке? – неожиданно спрашивает Джейсон и Дик не знает как на это отвечать. Конечно он будет. Если ничего не пойдет ужасно неправильно, Альфред разберется с рукой, с ним случались вещи и похуже. Гораздо хуже. Но внутри сейчас так много много чувств и мыслей с которыми неудобно и колко. То как Джейсон стрелял в этого парня, каким чужим и опасным он выглядел всего пару минут назад. Все что сказала та женщина в душном ужасном доме. Все это было неправильно и заставляло чувствовать себя растерянным и почему-то как будто бы обманутым. Дик думал, что знал Джейсона, знал, возможно, настолько, чтоб признаться себе, что чувствует к нему намного больше, чем хотел бы, чем было бы правильно и безопасно. Но сейчас до боли в глазах ясно, как же он ошибался. Ясно, что та пропасть, которая зияла между ними, никогда не сожмется до расстояния его вытянутой руки, как бы Дик не старался, как бы близко к краю он не подошел. Джейсон обрывает эту мысль, не дав ей осесть горечью в горле – он кладет тяжелую горячую руку Дику на шею и порывисто приближается. До того, как Дик успевает понять его движение, он уже крепко прижимается лбом ко лбу Дика, и вокруг них исчезают все звуки. Только кровь в ушах стучит так, что дома вокруг должны были бы уже рассыпаться в кирпичи. Глаза Джейсона крепко зажмурены, Дика – распахнуты. Ему так страшно, что он не может пошевелиться, и его простреленная рука безжизненно висит между ними, но это сейчас не важно. Джейсон все не отстраняется и Дик начинает дышать порывисто быстро, но почти сразу прекращает дышать вообще. Он смотрит на Джейсона, так невозможно близко, и в голове у него ни одной мысли. – Ты будешь в порядке, – без вопроса в голосе повторяет Джейсон, и отворачивается так же быстро, как приблизился. Он пропадает, сворачивая за угол, задолго до того, как Дик сможет хоть что-то сказать в ответ. До того, как он сможет хотя бы выпустить длинный вздох, такой, который выпускаешь в темноту, вдогонку удаляющимся огням последнего поезда домой. Машина, присланная Альфредом, уже ждет его, и он запускает автопилот и подставляет руку для укола обезболивающего. Бэтмобиль несется на высокой скорости и по оптимальному маршруту, но Дик знает, что у него есть минут семь. Он откидывается назад и закрывает глаза. Темнота за веками немного кружится и Дику кажется, что он падает в какую-то очень глубокую пропасть, а между ребрами как будто тянет сквозняк. Очень хочется закричать, и Дик позволяет себе выпустить этот отчаянный звук наружу – он знает что окна в машине звуконепроницаемые, и что даже если Альфред слушает – ничего страшного, у него есть оправдание, и оно ощутимо успокаивается с каждым пульсирующим ударом. Дик кричит, и кричит – сам до конца не понимая о чем, как в детстве, когда проснешься после страшного сна. То, что тебя напугало, больше не тут, и от этой пустоты – гораздо страшнее. Дома Альфред уже ждет его в подготовленном медицинском отсеке пещеры и не расспрашивает его ни о чем, пока, через два с половиной часа, не оторвется от его ватной, распухшей руки. Брюса, к счастью, нет ни в поместье, ни здесь, и Дик все это время отсутствующе смотрит на шляпку крупного болта в одном из стеллажей с инструментами. В голове у него снова и снова прокручивается все, что случилось сегодня вечером – по кругу, до тумана перед глазами, до жара на щеках, до кома в горле, который нельзя проглотить, а можно только выплакать. – Рассказывайте, мальчик мой, – голос Альфреда звучит очень тихо и мягко, он смотрит на Дика с осторожной улыбкой, держа в руках эластичный гипс из спрессованного дерева и несколько мотков бинта. – Да глупости. По дороге домой, на улице был неадекватный парень с пушкой. Все в порядке, никто не пострадал, но я просто как-то не так руку поставил, когда обезоруживал его. Глупо вышло, но ничего страшного. Альфред слегка кивает, не поднимая глаз, и продолжает перевязывать все еще бесчувственную руку Дика. Закончив, он не спеша снимает перчатки и отворачивается, но когда Дик пытается спрыгнуть на землю – моментально вытягивает руку и аккуратно прижимает раскрытую ладонь к груди опешившего Дика. – Мастер Дик, я зашивал вам коленки на этом столе, когда вам было девять. Прошло почти двадцать лет, но я знаю, когда вы говорите неправду. И более того, я знаю, когда нужно обратить на это внимание. Когда вы не в порядке. – Я правда не знаю, о чем ты, Ал. Альфред вздыхает и делает пару шагов назад, и на месте его теплой руки чувствуется тянущая пустота, как будто прикосновение случайно стерло границу из костей, мышц и кожи, словно мел на доске. – Очень хорошо, мой мальчик. Мои извинения. Просто знайте, что вы не должны справляться, с чем бы то ни было, в одиночку, хорошо? – Конечно, Ал. Я знаю. Спасибо. Сможешь вызвать мне такси, пожалуйста? – Я отвезу вас. У мастера Брюса на вечер планы, мастер Тим сегодня с мисс Гордон, так что поездка с вами будет прекрасным дополнением к кроссвордам и чистке серебра этим вечером. Я только соберу вам что-нибудь с собой на ужин и выезжаем. На уверения Дика что это не обязательно, Альфред лишь небрежно машет рукой и уже через пару минут они сидят в машине. Всю дорогу они молчат. Тонированное стекло приятно холодит лоб и висок Дика, и он хотел бы поддержать с Альфредом хоть какую-нибудь беседу, о чем угодно, хотя бы о том, почему он шел домой через район в противоположенном направлении от дома и как он смог перевязать себе правую руку. Но он просто не находит в себе сил. Он чувствует себя растерянным и запутавшимся, виноватым и ужасно уставшим. – Что бы то ни было, – еще раз повторяет Альфред, когда они прощаются, и Дик лишь кивает, растягивая поджатые губы в слабой улыбке. Он прижимает оба стеклянных судка с едой к груди так сильно, что это немного больно. Дик слышит радостный собачий лай еще до того как подходит к двери, как обычно. Его сердце колотиться еще сильнее, чем в машине – он наконец узнает какой из вариантов событий в его голове окажется настоящим. Конечно, он серьезно не рассчитывает, что Джейсон подождет его в квартире, или даже действительно зайдет к Хэйли. Конечно нет. Но есть глупая часть него, которая надеется и боится одновременно. Внутри темно темно и Дик, закрыв за собой дверь, обессилено садится на пол, прислонившись к ней спиной. Хейли ластится к нему, несколько раз больно задев руку, и Дик прижимает ее к себе. – Вот и я, – тихо говорит он в густую теплую шерсть и, наконец, чувствует как сразу две непрошенные, дурацкие, горячие слезы покатились по щекам, – Вот и снова мы с тобой одни. – Я вывел ее и дал корма из мешка, но я не знаю сколько нужно было, – голос звучит из гостиной и Дик вздрагивает всем телом, сжав собаку так, что она дернулась. Остался. Он остался – стучит у него в голове с каждым выдохом. Быстро стирая слезы одной рукой, Дик бросается в комнату, где, в полной темноте мерцает одна красная точка. Он отчетливо слышит в тишине комнаты свой дрожащий вдох, и пытается больше не дышать вообще. Дик осторожно, по памяти, подходит к окну и раздвигает штору. Он открывает и окно тоже, чтобы хоть немного выпустить запах, от которого у него начинает кружится голова и которым в Готеме пахнут целые улицы. – Как ты? – У меня есть еда, – глупо отвечает Дик, так и не подойдя ближе. Он только сейчас понял, что оставил судки лежать на полу у двери. Хейли наверняка уже пытается их открыть. – Классно, – тихо отвечает Джейсон, и выпускает клуб плотного дыма, такого красивого в этой полутьме, – Болит? Первой мыслью Дика было соврать, но горячая распирающая боль как будто в отместку напомнила о себе с новой силой, и он мычит что-то невнятное, но утвердительное. Джейсон без слов протягивает ему зажженный косяк. Дик затягивается и долго не выпускает дым. Как будто вместе с ним наружу могут выйти все горькие и неудобные слова, все спутанные мысли и чувства. Но разве не для этого он и принял, не задумываясь, его из рук Джейсона? Или он взял бы от него что бы то ни было? Они молчат – ноги полулежащего Джейсона на коленях у Дика, чтобы они оба могли поместиться на диване – достаточно долго. Слышно, как несколько раз каждый из них глубоко вздыхает или набирает воздух, как будто собирается сказать что-то, но приглушенный лай Хейли во сне у ног Дика остается единственным внятным звуком. – Ты, наверное, хочешь знать, что за хуйня это там была, – в наконец-то раздавшемся голосе Джейсона нет вопроса, – Я должен тебе хотя бы это, в конце концов. – Я хочу знать о тебе все, Джей. Но ты не должен мне ничего говорить, если не хочешь, – Дик физически чувствует, как внутри него раздается пропасть, и падать в нее страшно, но как будто бы мягко, и его голос все равно уже звучит откуда-то очень глубоко внизу, из теплого тумана. В ответ Джейсон только горько хмыкает. – Уж лучше я это скажу, – почти шепотом говорит он, но не продолжает. Он ни разу не смотрит на Дика, пока крутит новую порцию, и тот чувствует что боится пошевелиться, даже немного, даже поднять откинутую на спинку голову, потому что тогда воздух начнет двигаться и это все развеется. – Ма знает меня давно, и она никогда не даст мне об этом забыть . Дик чувствует, как его брови сдвигаются, как будто где-то отдельно от него. Он не понимает, о чем говорит Джейсон, при чем здесь это все. -Я работал там, Дик. Еще до Брюса. До всего. На улицах. Глаза Дика распахиваются, и холодная волна ужаса окатывает его отвратительной ясностью, возвращая обратно в уставшее, болящее тело.Во рту ужасно сухо и когда он сглатывает, то чувствует тяжелый скользкий ком – один в горле, другой – в животе. – Боже, Джей, я… Мне так жаль. Если бы я только знал. – И что?! Что бы ты сделал? Прямо сейчас ты можешь найти еще с десяток таких мальчишек, и еще дюжину в порту. Ну беги, спасай их, – голос Джейсона подскочил, и Дик невольно сжимается в кресле, – Беги, устраивай их в приюты, из которых они сбегут через неделю, максимум две, если им не повезет. Или дай им денег, которые они спустят за неделю и вернутся на улицы. Что ж ты сидишь тут с моей травой, а Грейсон? Дик смотрит на него с ужасом, не в состоянии сказать ни слова. Когда он обрывками думает через что Джейсону пришлось пройти, внутри разливается больше боли и злости, чем он может сейчас выразить. – Я не горжусь этим, ясно? – гораздо тише, почти шепотом говорит Джейсон. Он больше не смотрит на Дика своими чужими дикими глазами, как днем, его плечи поникли, – Это кажется чем-то страшным и невозможным из окна теплой квартиры в хорошем районе, или поместья, например, – от невеселой улыбки Джейсона, становится вдруг очень стыдно, а под языком – еще горше, и Дик хочет наконец сказать что-то еще, но Джейсон продолжает. – Это просто способ выжить. Уличное образование в Готэме открывает тебе две карьерные перспективы – либо воруешь, либо торгуешь, – Он быстро затягивается и бросает короткий загнанный взгляд на Дика, – Но если твой папаша проворовался в банде, и подумал, что оставить тебя у них, перед тем как смыться – хорошая идея, то на улице тебе придется нелегко. Дик смотрит на руки Джейсона, мелко дрожащие от напряжения, и внутри него вдруг не остается места ни для чего кроме нежности, так похожей на то, что пульсирует и горит у Дика под гипсом. Ничего в мире больше не важно, только чтобы Джейсону больше никогда не было больно. Только чтобы он был в безопасности. Чтобы был с ним. Мысли, сомнения и страхи, роившиеся в голове последние несколько часов, кажущиеся серьезными и важными, вдруг становятся такими глупыми и мелкими перед громадным, кристально понятным чувством – он любит Джейсона Тодда. Дик аккуратно протягивает руку и кладет ладонь сверху на дрожащие пальцы Джейсона. – Мне не нужна твоя жалость, Дик, – дрожащим голосом говорит он, но когда Дик придвигается ближе и обнимает его за плечи, он не отстраняется. Дик уверен, что Джейсон чувствует, как бешено стучит его сердце – в груди, в ушах, в горле, на кончиках пальцев, на губах. По всему его телу расходится горячее тянущие ощущение от того, как близко сейчас Джейсон, и от того, насколько этого недостаточно. Каждой клеткой ему хочется поцеловать его, но как же неправильно и жестоко будет сделать что-то такое сейчас, после того, что только что рассказал ему Джейсон. Дик отстраняется, испугавшись, что уже сделал больше, чем можно было, чем было бы комфортно Джейсону, но тот лишь прислоняется ближе и устало кладет голову ему на плече, и Дик больше не может дышать от полноты этого теплого ощущения. Он больше не видит выражения лица Джейсона, и смотрит на темную макушку, не в силах оторваться, точь в точь как тогда в полупустом ночном метро, и желание защитить его от всего этого дурацкого и жестокого мира захлестывает Дика целиком. – Джей, я даже не могу выразить, как бы мне хотелось, чтоб тебе не пришлось пережить все это. Это неправильно. Так не должно быть. Джейсон с силой выдыхает и Дик держит его чуть крепче. Затянувшись, Джейсон передает Дику, и тот держит бумагу между губ, позволяя себе почувствовать близость между ними в этот момент. – Я делал то, что должен был, но это никогда не было легко. Я был всего лишь ребенком, – голос Джейсона дрожит, и Дик чувствует, как по щекам опять бегут горячие слезы, – Меня избивали, грабили. Это был кошмар. Пальцы Дика вцепляются в плечо Джейсона, и тот чуть дергается, но потом несколько раз успокаивающе гладит тыльную сторону его ладони – прикосновение отзывается током где-то в позвоночнике. Они сидят молча, и Дику хочется, чтоб этот момент длился вечно, но в то же время, часть него хочет умереть, прямо сейчас. Умереть до того, как наступит утро и нужно будет отпустить Джейсона из своих объятий, до того, как нужно будет понять что между ними. До того, Джейсон станет рассказывать дальше. – Но потом появился Брюс, и все изменилось. Он увидел во мне что-то такое, чего никто другой не видел. Забрал меня к себе, дал мне дом, научил меня драться, научил, как быть сильным. Он стал моим наставником, моим отцом… моим всем, - голос Джейсона стал немного ниже и совсем-совсем тихим. – Ты рассказал ему, да? – Дик очень надеялся, что он был не первым, кому Джейсон признался. Что Брюс был рядом, чтобы помочь ему справиться со всем, через что он прошел, хотя бы тогда. Джейсон отстранился и сел выпрямившись, но почти сразу сгорбился снова. На месте, где все еще чувствовалось тепло от его тела, Дик чувствовал, как будто с него сняли кожу. Джейсон несколько раз твердо кивнул, но держал глаза опущенными. – Но ему никогда не было противно. Он никогда не вспоминал об этом, даже когда мы уже были вместе. Ни разу. – Конечно же, он… О чем ты вообще, Джей? – Дик сводит брови и качает головой, но почти сразу вдогонку чувствует укол какого-то горя в груди, которое быстро превращается в безотчетные тревогу и страх, – О чем ты говоришь, Джейсон? Паника в голосе Дика слышна им обоим. – Дик, ты не понимаешь. Брюс ни к чему меня не принуждал. Сначала он даже слышать ничего не хотел. И сначала… Это было все, что я знал, ладно?! Я не знал, как по-другому выразить благодарность или то, как мне хотелось остаться с ним. В этом доме, в этой жизни. Когда ты из Иста - ты знаешь, что ничего не получаешь просто так. Дик чувствует, как у него в желудке кто-то расплескал кислоту и все внутренности скручивает судорога. Нет, это не может быть правдой. Так не бывает. Только не Брюс. Нет. Только не с Джейсоном. Он не хочет всего этого знать. Он хочет, чтоб Джейсон прямо сейчас сказал ему, что он не так понял. Чтобы этот кошмар закончился. – Джейсон, но это неправильно, – все, что может слабым голосом сказать Дик. – Сначала он повторял мне то же самое. Снова и снова. Но я еще долго не верил ему, думал, что он такой же, как все остальные, и мне было все равно. Он был лучшим, что со мной случилось. Заботился обо мне так, как никто другой. Он дал мне цель, и он показал мне, как это, когда тебя любят. И со временем, уже когда я понял, что не должен, и что мне нельзя быть с Брюсом, все равно… Боже, как же мне хотелось этого, - Джейсон подносит дрожащие руки к лицу, и прижимает их к глазам и щекам, тяжело выдыхая. Он смотрит на неподвижного Дика впервые, с тех пор, как начал говорить, – Ты не представляешь, каково это было, каждый день быть с ним рядом, видеть, чувствовать, и понимать, что никогда не будешь для него тем, чем хочешь быть. Горячая, душная волна заливает щеки и шею, и глаза Дика краснеют. – Как он мог сделать такое с тобой? – Дик начинает говорить все громче, по мере того, как злость прорывается сквозь шок, – Брюс?! Ты же был еще ребенком, Джейсон! – Я уже давно не был ребенком, Дик, – голос Джейсона звучит низко и оборонительно, – Все это было не так, мы просто…Нам было хорошо вместе, ясно?! —Ты был ребенком! — повторяет Дик, перейдя почти на крик, – Ты не знал, во что ввязываешься! Брюс не должен был… воспользоваться тобой вот так, он не должен был позволить этому случиться! – Я знал, что делаю! — Джейсон кричит в ответ не сдерживаясь.Он подрывается на ноги и смотрит на Дика сверху вниз, – Брюс никогда меня ни к чему не принуждал, я хотел этого больше, чем он, я… Ты не знаешь как долго, годами, я пытался заслужить это! Дик чувствует, как крепко его спина вжимается в диван, а ногти – в ладонь здоровой руки. Он будто слышит грохот с которым внутри него рушится что-то важное, что-то, без чего он никогда уже не будет прежним собой. Он опустошенно качает головой. – Я даже сказать тебе не могу, насколько это неправильно и… нездорово, Джейсон. Брюс должен был быть твоим наставником, твоим отцом. А вместо этого он перешел черту и причинил тебе боль. Это отвратительно — Все было не так, — голос Джейсона слегка дрожит и скачет выше, чем обычно, – Дик, эти полтора года – единственное время, когда я действительно жил. Мы были вдвоем против всего мира. Я готов был убить любого, кто к нему прикоснется, – он невесело приподнимает уголок губ, – И глупо думал, что он сделает для меня то же самое. Джейсон тяжело плюхается обратно рядом с Диком и роняет голову на руки. Тихие, путанные слова выливаются из него, как гной из-под корки на воспалившемся шве. – Мне жаль, Дик. Так жаль. Но… Но мы были счастливы. Ты не понимаешь. Когда ты с ним, когда ты знаешь, что ты – его, это как будто с тобой больше ничего никогда не случится. Как будто ты – единственный и ты… важный. Я знаю, я знаю, что не должен был, но… Мне правда очень жаль. Прости. – Джейсон, – чуть слышно говорит Дик, и когда тот не реагирует, повторяет снова, аккуратно кладя руку на неровно вздымающуюся широкую спину, – Джейсон, ты не… тебе не за что извиняться. Это не твоя вина. И никогда не была. Ты не должен был проходить через все это. Когда Джейсон лишь горько усмехается, сердце Дика будто немного надрывается, потому что просто не может удержать столько боли, обиды и нежности. – Ты заслуживаешь гораздо лучшего. Ты… ты самый удивительный человек из всех, – голос Дика немного трескается, – И если ты позволишь… – Я не могу пойти домой, Дик, потому что… – Он рвано выдыхает и всхлипывает, – Потому что знаю, что останусь. Даже если он не хочет меня больше видеть, – Джейсон смотрит перед собой пустыми глазами, и все, что осталось от сердца Дика, взрывается.. – Нет-нет, Джейсон, конечно ты не должен… Я просто хочу сказать, что я буду рядом, чтобы помочь тебе. Тяжелое молчание между ними тянется мучительно долго. – Ты не сможешь починить меня, Дик. – Я не хочу чинить тебя, Джей. Я просто хочу быть рядом, – Дику одновременно хочется убежать и спрятаться, и не высовывать голову из-под одеяла больше никогда, но также – сжать Джейсона так крепко, как сможет и никогда больше не отпускать, и встретить лицом к лицу любую боль, все, что потребуется, лишь бы ему стало легче, – Ты всегда можешь остаться здесь. Это звучит больше похоже на просьбу, но Джейсон снова качает головой, и не отвечает ничего. Он медленно ложится на диван, поджимает колени к груди и отворачивается к спинке, пряча лицо. Больше они не говорят ни слова. Дик сидит рядом с неподвижным Джейсоном, положив руку ему на спину, пока сам не заснет.