Вниз по кроличьей норе

Дик входит в квартиру и в который раз за последний, такой короткий, месяц и не может поверить, что не ошибся дверью или домом. Стук собачьих лап за дверью и радостный визг, как только ключ войдет в скважину, горящий свет в коридоре и запах еды с кухни. Он ловит себя на мысли, что вот уже месяц с работы и патрулей он возвращается домой. Рука медленно, но заживает и вместо походов к Альфреду можно просто закинуться ибупрофеном, чтоб перестало колотить. По ночам пока только слежка, и то, как бы стыдно Дику за это не было, в основном – за Джейсоном. Первый раз, он почти уверен, – это вышло случайно. Он все еще пытался найти ту девочку и ходил по ночлежкам и сквотам около Иста, и услышал уже знакомый механический голос и выстрелы. Где-то глубоко, он знал что найдет, прибежав туда, но это все еще казалось чем-то невозможным – он узнал этот голос только потому, что прошлым вечером им зачитывался список покупок на выходные, когда они дурачились на кухне перед патрулем Джейсона. И смотря на тело в быстро расползающейся луже крови, Дик остро чувствовал, что это все не взаправду. Как будто какая-то видео игра или фильм. И он не узнает ни одного из этих персонажей – ни того, что выпустил пулю сначала в живот, а потом в голову, ни того, что смотрит на тело с крыши соседнего дома. Смотрит и ничего не делает. Того, кто через пару минут сморгнет шок и понесется по городу дальше, куда угодно, лишь бы подальше от этого мертвого тела с по-дурацки раскрытым ртом, и будет слоняться по крышам всю ночь, а утром – завтракать с Джейсоном и украдкой смотреть на него с глупой щенячьей преданностью. После – это превращается во что-то, от чего Дик просто не может удержаться. Он становится тенью Джейсона и в те ночи, когда он так и не надевает маску. Дик идет за ним в подпольные бары без лицензии, в странные клубы в Чайнатауне, и в этот чертов мотель на выезде из города. Дик приходил туда снова, но ни у старика за стойкой рецепции, ни у девочки-уборщицы, так ничего и не выпытал. Постояльцев там не бывает. Только 3 комнаты, в которые люди входят, проводят пару часов, и выходят по очереди. Это злит Дика. Злит до надорванных ногтей, до прикушенных щек. Он видел, как люди выходили из номера сразу, как только видели, кто там, выходили, говоря глупые, жестокие вещи. И это было ужасно. Но еще хуже было, когда они оставались. И тогда Дику нужно уйти, потому что быть там, зная, что происходит за этими дверями, зная, что этому мужчине не важно, что произошло с Джейсоном, или, еще хуже, ему это нравиться – он просто не может. Как не может сказать Джейсону обо всем, что грызет его по ночам, не может упрекать его методы и пытаться вразумить – потому что тогда он просто уйдет. Опять. Он уже пытался. Через пару дней после того чертового разговора, когда Джейсон вернулся в его квартиру в порезах и с вывихнутой челюстью, Дик пытался вмешаться, и все, что он услышал в ответ было “Если ты хочешь снова играть в няньку, то я – пас. Спасибо за ночевку.” Тогда он был слишком пьян, чтоб уйти, но больше Дик не испытывал судьбу. Поэтому он продолжает молча смотреть, как Джейсон гоняет свой байк на бешенной скорости, как влазит в любое месиво у доков и в Нерроуз, безбашенно, без какого-либо плана, как спит непонятно с кем. Потому что бывают вечера, когда все по-другому. Когда Джейсон – совершенно в порядке и все хорошо. В присутствии Дика – это как будто совсем другой человек. Они говорят, смеются, приводят в порядок его квартиру и смотрят старое кино. Рассказывают про глупые случаи на миссиях, про десятилетние раны и про сегодняшние сны. Джейсон кажется расслабленным и спокойным, как будто того затравленного опасного зверя в его глазах никогда не было, как будто Дику просто показалось, что он все надумывает. Как надумывает, когда Джейсон ни с того ни с сего вздрагивает от обычных звуков на улице, когда он стеклянными глазами смотрит в экран, почти не моргая, как пропадает в ванной и вода за дверью льется по полчаса с одинаковым звуком. Не смотря ни на что, жить с Джейсоном интересно и до дрожи тепло, и Дик чувствует, как каждый день он привыкает к этому теплу, и как это похоже на сказку из детства – ту, где спускаешься все глубже и глубже, вниз по кроличьей норе. Быть так рядом и не мочь дотронуться, по-настоящему дотронуться, а не украсть прикосновение случайно проехавшись тыльной стороной ладони по предплечью или нечаяно сесть чуть ближе, чем собирался и так и не сдвинуться, – ужасно сложно и иногда больно настолько, что не выходить дышать, но это все равно несравнимо лучше, чем та пустота, что расползается по квартире, мыслям, чувствам Дика, когда Джейсона нет рядом. Дик ненавидит это чувство и то, что он не может иначе. То, что все это уже было. Что с Уолли было точно так же. И сегодня, когда всех, кто сидит в участке, отпускают раньше на пару часов, потому что сегодня их привычный квартальный сабантуй в пабе, Дик говорит, что спешит домой совершенно правдиво. Входя в квартиру, он старается делать все как можно тише – Джейсон наверняка еще спит после вчерашнего. Самое сложное в этом деле – договориться с Хэйли, но за то время, что она тут, они уже пришли к почти работающей версии бесшумной радости. Так что почесав собаку по уже чуть менее выступающим ребрам, Дик снимает обувь, аккуратно кладет пакет с продуктами на стол и идет прямиком в ванну, вымыть руки. Он тянет на себя дверь привычным движением, но она не поддается. Такое бывает, замок давно уже заедает, и он тянет сильнее, распахивая ее и еле успевая остановить, пока металл ручки не стукнулся о стену. Облегченно выдохнув, он поднимает глаза и сразу встречается с пронизывающим, испуганным взглядом Джейсона. Ужасно длинную секунду они так и стоят, не в состоянии выдохнуть. А после Джейсон шатко пятится назад, заводя руку за спину. На боку его серой футболки остается свежий кровавый след. – Что…Что ты делаешь, Джей? – он буквально чувствует, как адреналин ударяет в кровь холодной волной и сердце начинает стучать в горле. – Я не думал, что ты будешь дома так рано, – Единственное, что удается почти прошептать Джейсону перед тем, как Дик броситься ближе, с полотенцем в руках. Он застывает на месте, тело перестает быть чем-то, чем он управляет или хотя бы чувствует и все, что он видит – это уродливые красные пятна на белой махровой ткани под чужими пальцами. – Боже, Джейсон, почему? Дай сюда вторую руку! Черт, разожми пальцы, брось! Почему, почему?! Сквозь плотный туман Джейсон видит, как лезвие со стуком падает в раковину из его рук, как Дик продолжает двигать губами, крича что-то, видит огромные, полные настоящего ужаса голубые глаза. И вдруг все становится нормальной громкости. – Слушай, это нихуя не твое дело! Выйди! Сейчас же! – Он пытается забрать руки в тонких длинных порезах, но Дик не отпускает, и кровь начинает литься еще сильнее. – Хватит! Черт, ты режешь себя в моей ванной! Конечно это мое дело! Джейсон, зачем? – Какая разница? Оставь меня в покое, Грейсон! – Прекрати, прекрати немедленно. Черт, – Дик продолжает прижимать полотенце к ранам, но кровь уже капает на плитку, – Джейсон, я не понимаю, пожалуйста, дай мне… – Именно. Ты нихрена не понимаешь. – Так не честно. Это неправильно, Джей, я пытаюсь помочь… – Это помогает, – Джейсон, наконец, одергивает руки и вылетает из ванной, задевая Дика плечом. Дик спешит за ним, но остается перед входной дверью, понимая, что будет делать Джейсон, и играет на опережение. Прижавшись спиной к раме, он пару секунд просто смотрит на свои дрожащие, в красных следах, руки. С отвратительной ясностью появляется мысль о том, что если Джейсон действительно захочет выйти, он просто не сможет его остановить. Еще и в гипсе. Дик стоит так, почти не дыша, боясь закрыть глаза, чтоб снова не видеть это чертово лезвие в красных разводах на белом. Он прислушивается к тишине квартиры и не знает, что делать. Он чувствует себя таким беспомощным, таким глупым. Да, он видел, что Джейсон ведет себя глупо и опасно, это это… Это что-то совсем другое. То, чего Дик даже представить не мог, к чему он не готов. Шок постепенно сменяется колючей яростью, на себя, и на Джейсона тоже. В голове столько мыслей, столько голосов, и все равно им не удается заглушить ледяной шепот страха, который вонзился в сознание, как только он увидел кровь на запястьях Джейсона. Страха, который подстрекает Дика прямо сейчас ворваться в спальню и забрать оттуда все острое, забить все окна, сесть рядом не отходить ни на минуту. Проходит вечность перед тем, как станет слышно скрип двери его комнаты и тихими, но уверенными шагами оттуда выйдет Джейсон. Он не смотрит на Дика, а только нервно сжимает предплечье, и из-под воротника свежей футболки и на шее видно несколько красных пятен. – Извини. Я не хотел, чтоб тебе пришлось это видеть. Я все уберу. Дик смотрит на него и не может сказать ни слова. Это нелепо, насколько сейчас Джейсон не похож на обычного себя, уверенного, насмешливого, опасного. Видя свежие ровные порезы прямо поверх выпуклых хаотичных тропинок шрамов на руках, Дик чувствует разрушающую беспомощность. Он просто подается вперед и обнимает Джейсона так крепко, как может. Он держит неподвижное, напряженное тело очень долго, и это становится ужасно неловко, но Дик просто не знает, как по-другому. – Пожалуйста, скажи мне, что это не то, что я думаю. Пожалуйста, Джей, пожалуйста, – он чувствует, как слезы неожиданно начинают литься по щекам, останавливаясь на и так горячем плече Джейсона. Тот ничего не говорит, но коротко мотает головой где-то у уха Дика. – Просто… Иногда так просто легче, – чуть слышно говорит Джейсон, и новые горячие дорожки пролегают по коже. Дик не знает, что отвечать на такое. Или что делать, когда кому-то, кого ты любишь, настолько больно. – Почему? – шепчет он. – Какая тебе разница, Дик? Ты мне ничего не должен. Можешь бросить все это. – Ты идиот, Джей. – Серьезно, оно того не стоит, – рука Джейсона неуверенно ложится на взмокшую, бьющуюся в мелкой дрожи, спину Дика, но он отстраняется, как ужаленный и поднимает покрасневшие глаза. – Что не стоит? Что?! Ты не стоишь? – Дик переходит на шепот сразу после вспышки крика и не сводит с него глаз, и Джейсон лишь смотрит на него пустыми распахнутыми глазами, ошарашенный тем, сколько отчаянья сейчас во взгляде напротив. – Да. Да! Я не стою, чтоб кто-то вроде тебя возился со мной. Я не знаю, почему ты тратишь на меня свое время, почему все еще хочешь играть в героя. Мне жаль Дик, правда. Я не хотел, чтоб дошло до этого, чтоб ты видел всю эту хуйню. Я уже собираюсь, я больше не… Джейсон делает шаг в сторону, но Дик хватает его за руку. – Боже, если ты сейчас опять сбежишь, клянусь, я пойду за тобой, я буду искать тебя с собакой, я пойду к той женщине. – Да что с тобой такое? В чем твоя проблема? – Ты! Мне важно, что с тобой, ты важен! Я так не могу, не могу, когда тебе так плохо! Ты несешь ерунду, ты стоишь всего времени на свете, стоишь того, чтобы быть рядом каждый день, каждую минуту, чтобы… – Не надо, Дик. Серьезно. Зачем ты… Он не заканчивает, а вдруг устало обрушивается на пол, сжав голову руками, пряча лицо в прижатых к груди коленях. Он водит опущенной головой, будто не соглашаясь с чем-то, и Дик садится рядом, но боится дотронуться. Щеки горят, а голова гудит. – От меня одни проблемы, Грейсон. Как еще тебе объяснить? – голос звучит очень глухо. – Я знаю. Я знаю, Джей. Даже если так, мне все равно. Джейсон зажмуривает глаза и прикусывает губы еще сильнее. – Ты придурок, Дик. – Я знаю. Только, пожалуйста, позволь мне помочь. – Все со мной в порядке. – Джейсон, – Дик берет уже расслабленную, почти безжизненную руку и тянет на себя, выставляя порезы, смотрит на них и качает головой. – Слушай, это не первый раз, ладно? Ничего страшного. Никогда мне не мешало. Я знаю, что делаю. Дик побеждено склоняет голову. – И что ты думаешь ты делаешь? Джейсон смотрит на него, поджимает губы, тяжело вздыхает, закрывает глаза. Но так ничего и не отвечает. Дик подбирает под себя ноги и придвигается чуть ближе к сидящему у стены Джейсону. Он долго собирается с духом перед следующим вопросом. – И давно ты так? – Не знаю. Не знаю, просто когда… Ну боль была всегда. Но так – с Канады. Значит лет пять, – он пожимает плечами, – У Роя была выпивка, а у меня бритва. Дик тяжело выдыхает, не зная, что ответить. – Не прикидывайся, что не знаешь о чем я. С тем как мы работаем, как живем – это нормально. Неизбежно. Я видел, как ты стоишь в дверном проеме с ногой над головой по пол часа, лишь бы заснуть. Знаю, как болят мышцы, как ни о чем другом думать не можешь, пока они не онемеют. Это просто работает быстрее. Джейсон сидит, облокотив голову на стену и задрав подбородок, как всегда, когда он хочет казаться безразличным, и Дику ужасно хочется положить большой палец на ямку под губами и опустить его лицо, чтоб можно было дотянуться до губ. Запустить пальцы в волосы на затылке и провести ладонью по шраму на шее, стирая его насовсем. Найти под белой футболкой ключицы и прижаться щекой. – Обещай мне, что следующий раз, перед тем, как пойти за бритвой, ты скажешь мне. И мы придумаем что-то вместе. Пожалуйста. – Нет. Это мое дело. – И ты хочешь так жить? – Это не о том, что я хочу. Это то, кто я. Я знаю, что тебе это не нравится, Дик, но это правда. Извини, но… у меня не выходит по-другому. – Мы можем хотя бы попробовать? Джейсон пожимает плечами, отводя глаза, и Дик боится жать дальше. Пару минут они просто сидят молча на холодном полу в коридоре. Как будто все несказанные слова легли им на плечи каменными грудами и не дают подняться. Дик первым устало вздыхает и медленно поднимается, протягивая Джейсону здоровую руку. – Нам нужно все это забинтовать. Я сейчас вернусь, подожди минутку. Он заходит в ванную и умывается холодной водой. Еще какое-то время стоит прижавшись горячим лбом к приятно прохладному стеклу и просто дышит. Дик признается себе, что не знает, выдержит ли такое долго. Выдержит ли вообще. Он думал, что уже увидел в Джейсоне самое сложное, самое темное, но теперь понимает, что понятия не имеет, что чего еще ждать. Есть ли у этого холодного темного омута дно. Уже собираясь выходить, и взяв из аптечки все необходимое, он замечает на стиральной машине свой телефон. Привычным, почти бездумным жестом он проверяет экран. Кроме нескольких пропущенных, там сообщение, которое он читает на автомате. “Ты уже в городе? Можем увидеться до 27го?” Это от Артемиды. Черт. Он выпускает очередной длинный усталый вздох. Дик совершенно забыл, что уже та самая неделя в феврале. И что на полупустой книжной полке в его спальне еще с прошлого года лежит билет в обе стороны в Стар Сити. И что это через два дня. Каждый год со смерти Уолли, Дик приезжает на его могилу. В феврале, 27го, когда он пришел в команду Титанов. Другие очевидные даты вначале казались невозможными. Это было просто слишком больно, так что Дик настоял на том, что Уолли заслуживает, чтоб его вспоминали по тому, как он жил, а не как ушел. Все купились, а может просто не хотели давить. Сначала они собирались все вместе. Вся команда. Но только первый год. После – у кого-то были неотложные миссии, у кого-то единственный отпуск за весь год, отношения, другие потери. В конце концов, последние три года там были только они с Артемидой. Обычно они не говорили друг с другом первые полчаса, просто смотря на холодный кусок камня, который каким-то образом должен был обозначить ту дыру что осталась в сердце, одинаковой формы у них обоих. После, все так же молча, они шли в любимый паб Уолли и напивались, пока, наконец, не начинали говорить. Они никогда по-настоящему не ладили, или не пытались ладить, за пределами миссий или общих вылазок в кино и боулинг с Уолли. Но там, в приглушенном свете и мягком гуле пьяных голосов, на пару часов они становились близкими людьми. Потому что не так много вещей помогает больше, чем знать, что не ты один не можешь встать, когда все остальные бегут дальше. Не ты один так и не пережил это. Не ты один застрял. Каждый год каждый из них боится, но в тайне ждет, что другой не явится. Надеется, что хоть другой-то пошел дальше. Каждый раз, когда один из них говорит, что нашел кого-то, всегда без деталей, другой искренне радуется, поздравляя и уверяя, чуть горячее, чем стоило бы, что это – то самое, это, наконец, тот самый человек. И на следующий год, неизменно, каждый из них оказывается неправ. Дик никогда не был так близко, как сейчас. Никогда раньше по дороге в город, где похоронили Уолли, он не думал о ком-то другом. Никогда еще решение поехать не давалось ему так трудно, или вообще было решением. Оставить Джейсона одного сейчас казалось необдуманным риском. А не поехать – первым настоящим предательством в его жизни. В итоге, все решилось само собой – Дик никогда бы не подумал, но Джейсон запомнил, как он рассказывал ему об этих поездках. Еще тогда. И когда на его вопрос Дик ответил что не уверен, поедет ли, Джейсон раскусил его сразу. “Прекращай делать вид, что я псих или ребенок. Это напрягает. И бесит. Правда. Какой вообще смысл, если ты не доверяешь мне?”. А еще ему написала Барбара. И “серьезный разговор” с кем-либо из семьи – это последнее, к чему сейчас готов Дик. И как бы ему не было стыдно, он знал, что если причиной будет Уолли, Барбара не станет давить, что бы там ни было. Когда Дик подходит по знакомой дорожке к могиле Уолли, он думает, что кто-то просто ошибся и ищет другое надгробие. Но незнакомая женщина в черном и правда оказывается Артемидой. Просто обрезала волосы. И держит на руках девочку. Она улыбается ему и, впервые за все эти годы, они по-настоящему здороваются друг с другом. – Вот почему я хотела встретиться раньше, но ничего страшного, – Артемида тепло смотрит на ребенка и слегка пожимает плечами, – Все равно так и не смогла найти с кем ее оставить. Познакомся, это – Лиан. Немного ошарашенный Дик широко улыбается и машет рукой. Девочка машет ему в ответ, но это скорее похоже на попытку поймать что-то в воздухе. Не сговариваясь, они оба поворачиваются к могиле и долго стоят каждый в своих мыслях. Дик сначала не может отогнать от себя очевидные подсчеты. Девочка явно старше, чем могла бы быть дочь Артемиды, даже если бы родилась вскоре после их последней встречи. Но это не важно. В любом случае, очевидно, что она, наконец, и правда двигается дальше. И Дик рад за нее, но не может не задаваться вопросом : а что же делает он? Можно ли так назвать то, что он чувствует к Джейсону? И чувствует ли Артемида ту же грузную, тянущую вниз по спирали, вину перед Уолли сейчас? Чем дольше Дик стоит там, тем больше погружается в псевдо-диалог в своей голове, забрасывая светящийся теплом, но без четких контуров, образ Уолли вопросами: – Почему это снова так сложно? Я думал, что так больше никогда не будет, не может быть. Что это что-то, что встречается тебе в жизни один раз – и все. А я упустил это. Потому что испугался. И я смирился. Ты знаешь, чего мне это стоило, но смирился. А сейчас, сейчас я не хочу так. Ты всегда говорил мне, что бояться нет смысла, и я верю тебе, но как? Это не так просто Уолли. Иногда мне кажется, что я хожу по треснувшему стеклу над пропастью. Я боюсь потерять его, и боюсь все испортить, боюсь сделать только хуже. Я не знаю, что делать. Все рушится. Но также, каждый день, все с ним – наполнено смыслом. Я не чувствовал себя таким живым, с тех пор, как тебя нет рядом. Когда он в порядке, просто когда он здесь, это как… Я не знаю, как будто твое сердце положили в стиральную машину, но тебе нравится каждая секунда. Это глупо, это не имеет никакого смыла, я знаю, Уолли, но с ним спокойно. Легко. Он видит обычные вещи совсем не так, глубже. Я за два дня прочитал толстенную книжку, только чтобы поговорить с ним о ней. Читал всю ночь! И это было здорово. Он знает столько всего, он тааак вкусно готовит, Уолли! Даже лучше, чем Ал. Понимаешь, я с ним как будто дома. Пока из подвала не полезут монстры. Дик роняет голову в ладони и прижимает холодные пальцы к глазам и переносице. Черт. Он пришел к Уолли и говорит Джейсоне. “Ты знаешь, что его здесь нет. Ему все равно. Ты можешь говорить о чем хочешь,” – холодный низкий голос в голове дает о себе знать, и как бы Дик не хотел прогнать его, лишь потому, что это голос Брюса, он помогает. Как делал всегда. Дик не рассказывает Уолли о том, почему он не может заставить себя прийти в поместье или помочь Тиму с делом, не может даже думать о том, чтоб подключится к общей частоте, потому что боится услышать его. Он обещал Джейсону, и не может нарушить это обещание даже у себя в голове. Голос откуда-то сбоку от него возвращает Дика в реальность и он растерянно смотрит на Артемиду. – Прости, что? – Лиан пора кушать. И холодно. Мы можем уже пойти и я подожду тебя там, или… – Мы пойдем в Молнию? – Конечно. Как всегда, – Она немного отступает назад, – Если ты хочешь, конечно. – Конечно, – он растерянно повторяет за ней, кивая головой, и они втроем отправляются в город, аккуратно ступая по покрытому тонкой коркой льда асфальту. Когда они садятся за старый деревянный стол напротив друг друга, Артемида сразу достает из большой сумки прозрачные баночки с детской едой, толстенную пачку влажных салфеток и детскую бутылочку. Пожилой бармен, единственный в пабе в это время дня, поднимает брови, окидывая все это взглядом, когда подходит к ним, чтобы принять заказ, но ничего не говорит. Артемида заказывает для них два пива и чашку теплого молока, если есть. – Ты уверена? – аккуратно спрашивает Дик, и она окидывает его скептическим взглядом. – Я могу стрелять с трехсот после четырех таких, думаешь справиться с ребенком сложнее? – она прижимает палец к носу девочки и та весело хохочет. – Я так рад за тебя, Артемида. Поздравляю, – он говорит совершенно искренне, но она сразу останавливает его жестом. – Она не моя. Я присматриваю за ней, пока Джейд не вернется. Когда бы это ни было, – она выпускает усталый вздох, – Видимо, они с Арсеналом так и не договорились, так что, боюсь, мы пока застряли вместе. Дик распахивает глаза и чуть вытягивает шею. – Подожди, она – дочь Роя? – Ну так говорит моя сестра, – Артемида уже кормит девочку с пластиковой ложечки и бросает на Дика лишь быстрый взгляд, – Но ты только посмотри на нее. И правда, светло-рыжие волосы и почти полностью усеянная мелкими веснушками кожа оставляет мало места для сомнений. – Если честно, я даже не знаю, нашла ли она его, в итоге. Я не особо знаю Харпера, так что приходиться верить Джейд, что он ее все-таки заберет. Да, яблочко? – Артемида начинает щекотать Лиан одной рукой и смеется вместе с ней, и Дик чувствует внутри что-то очень теплое. Бармен наконец возвращается с их заказом, и пару минут они просто пьют. Лиан, потеряв всякий интерес к своей чашке, начинает тянуть руки к Дику. – Туда, – не четким, но уверенным голосом требует девочка и Артемида поднимает брови. – А ты уже все съела? – Да. Хочу туда! – Нет, мы сидим тут, Лиан, – но девочка лишь начинает вредничать еще больше и пытаться дотянуться с колен Артемиды вперед через стол. Она знает, что еще немного, и включится сирена. – Все в порядке, я возьму ее, если можно. Артемида облегченно вздыхает. – Ну что, твоя взяла, вредина. Это – Дик. Только не тягай его за волосы, ладно? – она поднимается и передает ребенка Дику. Он усаживает девочку на колени и сразу начинает чуть раскачивать ее, придерживая за спину. Лиан смеется и хлопает в ладоши. Дик наклоняется к ней и ручки девочки сразу оказываются на лице Дика. Он аккуратно убирает их, но она смеется еще больше, и, похоже, пытается попасть ему в глаз. – Ну как ты? – Артемида смотрит на них поверх уже полупустого бокала. – Нормально. Все в порядке. Насколько это бывает в Готеме, – Дик продолжает уворачиваться, и улыбка не сходит с его лица. – Ну да. Все еще остаешься у Бетмена под крылом? Дик поднимает брови, но Артемида только отмахивается. – Да мы еще в Титанах ставки ставили на то, сколько ты продержишься. С ним же невозможно работать. Да, он лучший, но мне пришлось пересечься с Лигой в этом году и это же просто жесть. Думаю, с возрастом это становится только хуже. Да и нам уже не по шестнадцать. Дик поджимает губы и чуть пожимает плечами. – Сама как? – По-разному. Очень по-разному. Теперь вот совсем весело. Они говорят, обходя острые углы и время от времени обращаясь к Лиан, которая явно в восторге от того, что Дик иногда жонглирует ее пластиковой посудой и салфетницей со стола. Артемида останавливается на втором пиве, но Дику заказывает еще, и кажется, что он начинает управляться с девочкой только лучше, больше вовсе не спуская ее с рук, кроме их с Артемидой похода в уборную. Когда Лиан облокачивается на него и начинает дремать, Дик чувствует как будто что-то падает внутри. Ему становится так жаль этого ребенка, которого усталые напуганные люди передают из руки в руки, как слишком тяжелую сумку. Он не может объяснить себе, как кто-то может отказаться от этого маленького удивительного существа. Неожиданно для себя самого, он говорит почти шепотом: – Артемида, я могу попробовать найти Роя. Рассказать ему. Поговорить с ним. Она удивленно смотрит на него. – Ты знаешь, где он? – Нет, но я знаю того, кто может знать, – В этот момент Дику становится невыносимо нужно рассказать хотя бы кому-то. Кому-то извне, кому-то, кто знает о его жизни достаточно, но не будет осуждать, или хотя бы просто не пытается сдать Джейсона в Аркхем. – Может ты слышала, о том, что было осенью в Готеме? О Рыцаре Аркхема? Артемида лишь пожимает плечами и качает головой. – Звучит точно так же, как все остальное, что творится в этом смехотворном городе. В поезде, везущем его сквозь ночь обратно в Готем, Дик думает обо всем, что сказала ему Артемида. Запрокинув голову назад и цепляясь взглядом за неумолимо кружащийся паттерн на потолке вагона, он повторяет ее слова снова и снова: “Если еще можешь – беги”. Хороший совет, только бежать ему некуда. И он не хочет быть нигде, кроме маленькой квартирки на третьем этаже, которая наконец пахнет им. “Какой бы ни была семья – это самое важное, что у тебя есть. Они всегда будут частью тебя, хочешь ты этого или нет. Борись за них, а не с ними”. Он устал бороться. Устал бороться с собой. Что это вообще такое – семья? Когда-то для него это была целая куча людей, слоняющихся по стране, без дома и цели. Потом – одинокий мрачный человек, давший ему и то, и другое. Он всегда думал, что был готов стать тем, кто им нужен. Но, видимо, не смог. “Я всегда догадывалась, кем Уолли был для тебя”. Был.