Вниз по кроличьей норе

По возвращению, Дик не застает Джейсона дома, но его вещи на месте и собачья миска полная. Он мог бы сказать, что все в порядке и он не волнуется, если бы зеркало в ванной не было заклеено кухонным пергаментом, под которым – огромная трещина и не хватает нескольких острых кусков. Ни утром на следующий день, ни вернувшись с работы, он так и не встречается с Джейсоном, но пад тай под крышкой все еще теплой сковородки ждет его на плите. Так что Дик заворачивается в одеяло и упрямо остается сидеть на кухне. Когда проходит достаточно времени, чтобы его поджатые ноги затекли, онемели и снова вернулись в норму, ему окончательно становится не о чем думать без зажмуренных глаз и сведенных бровей. Еще полчаса он борется с собой. А потом подрывается с места и идет в ванную. Он выбрасывает все из шкафчиков прямо на пол и проверяет чуть облущенное, окрашенное в белый, дерево на двойные стенки. Он лезет под ванную, поднимает крышку сливного бачка. Даже заглядывает за ржавые решетки вытяжки под потолком. Ничего не найдя, Дик идет искать дальше. Он водит рукой под ковром, ощупывает всю обивку дивана, проверяет ящики, которые, кажется, никто не открывал уже пару лет. Когда поверхности в комнате заканчиваются, он бросает взгляд на кучку вещей у восточной стены. На пару секунд Дик останавливается, закрывает глаза и запускает руку в волосы. Мысленно выругавшись, он лезет в рюкзак Джейсона. Аккуратно, пытаясь в точности запомнить как все было внутри, он раскладывает на полу ноутбук, три армейских и один охотничий нож, целую стопку блистеров обезболивающих, мышечных релаксантов и снотворного, упаковку инъекций, которые, вообще-то, надо держать в холодильнике, пачку сигарет, пачку жевастиков, спрей-заморозку, жгут, бумагу, фильтры и два полных зипа, зажигалку, три книжки. Это все, что есть. Дик тщательно обшаривает опустошенный рюкзак, но потайных карманов тоже нет. Глубоко вздохнув и еще пару секунд посмотрев на картину на полу, Дик прикусывает щеку и начинает складывать все обратно. Напоследок, он решает на всякий случай еще пролистать книги. По ним точно видно, до куда дочитал Джейсон – страницы чуть загнуты вверх и на углах заметно полукруглые вдавленные следы. Между страницами оказывается тоже чисто – ничего, кроме куска тонкой журнальной бумаги там, где начинаются ровные, нетронутые беспокойными пальцами листы одной из книг. Вместе с глубоким долгим выдохом Дик пытается отпустить горячие желание смять в кулаке неровно оборванную по квадрату цветную фотографию. Улыбающиеся лицо Брюса отсутствующе глядит с очередной обложки. Дик смотрит и смотрит, пока кровь в ушах не начинает стучать громче. Так, что он не услышит, как с мягким скрипом открывается и закрывается окно на кухне. – Какого черта, Грейсон? С вымокшей головы Джейсона все еще скатываются капли дождя, что идет на улице. Он стоит в дверном проеме и смотрит на Дика сквозящим, пустым взглядом. – Джейсон, я… Извини, это не то, что ты думаешь. – Угу, – сквозь сомкнутые побелевшие губы мычит Джейсон, так и не двинувшись с места. Отсутсвующим движением он кладет руку на голову прибежавшей к его ноге собаке. Еще несколько секунд и, наконец, подступает паника, так что Дик говорит гораздо громче, чем хотел бы. – Я искал твои долбанные бритвы, ладно? Чтобы избавиться от них. – Нашел? – голос у Джейсона очень спокойный, но он вырывает книгу из рук Дика с такой силой, что тот чуть не теряет равновесие. Джейсон заталкивает ее в подхваченный с пола рюкзак и разворачивается к выходу. – Стой, Джей, пожалуйста, нам нужно поговорить, – Он так и оборачивается, и Дик подхватывается на ноги. Смотря, как вечно сутулая спина Джейсона скрывается за входной дверью – снова – он не знает, что можно сделать еще: – У Роя есть ребенок! Джейсон останавливается, неловко, как будто споткнулся о что-то. Развернувшись, он смотрит на Дика так, что тот не уверен, расслышал ли он, так что Дик продолжает. – Дочь. Лиан. Я видел ее, когда был в Стар Сити. Пожалуйста, Джейсон, мы должны рассказать ему. Возвращайся. Они смотрят друг на друга – растерянно, испуганно – пока Джейсон картинно не запрокидывает голову с усталым стоном и через секунду не проносится мимо Дика обратно в квартиру. Как обычно, Дик замечает, как долго он не дышал, только облегченно вздохнув снова. – Я правда хотел только найти бритвы. Я думал…Не знаю, что я думал. Прости. Я не должен был. – Не важно, – Джейсон смотрит на него, так и прижимая к себе злосчастный рюкзак, уже сидя на полу, – Давай к делу. – Девочка сейчас живет с Артемидой. Крок. Сестрой Чешир. Та говорит, что ребенок – их с Роем. Может такое быть? – Сколько ей? – Не знаю точно. Наверное, полтора–два? Какое-то время Джейсон сидит, плотно сведя брови. – Черт. – Это самый рыжий ребенок из всех, что я видел. – Черт! – он несколько раз дергает кожу на переносице двумя пальцами, – Чешир – это та, что в дурацкой маске на все лицо? – Да. Работала с Лигой Теней когда-то. Джейсон разводит руками. – Может быть. Может, он говорил что-то такое. Этот придурок с кем только не спал, и каждый раз это – то самое. Не уверен, что он сам помнит их всех. Дик смотрит выжидающе, пока Джейсон, кажется, о чем-то раздумывает. – Да, нужно сказать ему, – наконец кивает головой Джейсон и впервые напрямую смотрит на Дика, – Дать номер? – Джей, я думаю, тебе он поверит больше. И… Вы же друзья. Ты не хочешь сам рассказать ему? Увидеться с ним, дать ему знать, как ты? Джейсон снова отводит взгляд и лезет в рюкзак за сигаретами. Первый пепел он стряхивает в полупустую чашку на столике. – Чертов идиот, – бубнит под нос Джейсон, и Дик ловит себя на мысли, что понятия не имеет, о ком он сейчас. Может, о всех них сразу. – Я скажу ему, если хочешь. Я могу попросить Бабс найти его. Но не думаю, что это правильно. – А ты любишь подумать, я смотрю, да? – Джейсон огрызается, но в его голосе больше раздражения, чем злости. – Вообще-то, терпеть не могу. У меня одни проблемы от этого, – Дик неуверенно улыбается и аккуратно пересаживается ближе, прислонившись спиной к еле теплой батарее, – Но кто-то из нас двоих должен, правда? – Пошел ты, Грейсон. – Неа. Я именно там, где должен быть. В отличии от этого, – он аккуратно расстегивает молнию рюкзака и достает картонную упаковку инъекций, – Тут же крупным шрифтом написано. – Пошел ты дважды. – Мне правда жаль. Я повел себя, как мудак. Я просто волновался за тебя. Джейсон горько хмыкает, и резко закатывает оба рукава по локоть. – Доволен? Дик смотрит на бледную, в шрамах, но без свежих порезов, кожу. Не дыша, он нежно проводит холодными пальцами по чуть одернувшейся, но все еще протянутой к нему, руке. – Да, – шепотом, на выдохе говорит Дик. Он не поднимает взгляд, боясь увидеть, как на самом деле широко распахнуты настороженные глаза напротив. Он скользит пальцами обратно к запястью, а после аккуратно подкладывает их под тыльную сторону ладони, и Джейсон чуть расслабляется, давая руке Дика поддерживать свою. Большим пальцем Дик проводит вниз по синеющим под кожей венам и задерживается на особенно выпуклом, с расплескавшимися краями, шраме, чуть ощутимо поглаживая его по кругу. В голове у Дика ни одной мысли. – Я говорил с Лизой! – вдруг выпаливает Джейсон и одергивает руку, прижимая ее к ребрам, – Той, о которой говорила Ма. Она и правда знает новенькую, совсем еще девчонку. Она из Сербии. Дику нужны несколько секунд, чтобы понять о чем он, и сморгнуть взгляд, так и застывший на месте, где на пару мгновений оказался центр всего его мира. Джейсон уже подхватился на ноги и ходит туда-сюда. Его голос необычно высокий и громкий. – Говорила, что её сестру убил Черная Маска. Рассказывала что-то еще, но ее ж толком никто не понимает. Боялась все время. И вот пару дней назад – она пропала. Дик закрывает глаза и устало проводит рукой по лицу. – Может, он слышала как про Маску говорили на корабле, и решила, что Фарли – тот что забрал обеих девочек – и есть Сайонис, – медленно отвечает он, все еще чувствуя, как колотится сердце под кадыком, – Думаешь, это он ее нашел? – Не знаю. Может быть, просто совпадение. Может это – вообще не она. Но послезавтра ночью Маска собирает свою мелочь в одном из их ресторанов. Там мы и узнаем наверняка. Я прижму ублюдка, если ты мне дашь имя. Есть шанс, что она может быть еще жива. – Пойдем вместе. Я еще раз просмотрю все, что на него есть, на работе, – Джейсон кивает в ответ и они оба замолкают, не зная, что делать дальше. Дик внимательно смотрит на Джейсона, собираясь с духом: – Можно спросить тебя? Про зеркало. – Я завтра куплю новое. Извини. – Это не то, что меня волнует. Джейсон бросает на него затравленный взгляд и раздраженно пожимает плечами. – Мне больше нечего тебе сказать. – Что-то случилось? – О, ты только заметил? – рука Джейсона взлетает в неопределенном жесте, как будто он показывает на все свое тело сразу, – Вам, копам, разве не каждый год зрение проверяют? Дику кажется, что чья-то холодная рука сжала его горло и сердце одновременно. Тяжелый вымученный вздох – единственное, что он может ответить этому чувству. – Идем, – он поднимается и идет в ванну, где так и остались зажженный свет и бардак на полу, – Давай, поднимайся! Сбитый с толку Джейсон послушно идет за ним, и даже не сопротивляется, когда Дик берет его за плечи и ставит перед треснутым, освобожденным от неловкого бандажа, зеркалом: – Говори, что ты видишь. После долгого болезненного молчания, лицо Джейсона искривляется в горькой ухмылке и он рвано качает головой. – Нет, говорить будешь ты, Грейсон. Снимай футболку, – Он начинает стягивать свою огромную, все еще влажную от дождя, черную толстовку и, бросив ее на пол, снова поднимает глаза на растерянного, застывшего Дика, – Снимай свою чертову футболку! Дик слушается и Джейсон тянет его за предплечье, ставя так, чтобы отражение в зеркале показывало их обоих. Их кожа – бледная в мурашках и на несколько тонов темнее, ужасно горячая – почти соприкасается. – Теперь говори. Глядя на нас обоих, на это чистое, идеальное тело, тело, которое будет хотеть кто угодно, говори, глядя мне в глаза, говори, что это не важно! Что это ничего не значит! Как не значат деньги, когда они у тебя есть, или дыра, в которой ты живешь, ничего не значит из окна поместья! Давай! Дик не может ни пошевелиться, ни сказать хоть слово. В голове у него проносится так много всего, мысли и слова неумолимо затапливают его всего, но отвратительно сухое горло свело судорогой, а глаза не могут оторваться от зеркала. Конечно, у Дика тоже есть шрамы. Как и у всех них. Но рядом с кожей с Джейсона – их незаметно. Когда они стоят рядом, в глаза бросаются только те несколько островков кожи на теле Джейсона, что остались нетронутыми. – Я никогда не хотел говорить, что это не важно, – врет, наконец, Дик, – Но это все равно ты. Джейсон долго смотрит на Дика, и гнев в нем разгорается до той точки, где уже переплавляется в отчаяние. – Я не знаю, что это должно значить, – он громко дышит, и, после долгого молчания, продолжает, – Так хочешь знать, что я вижу? Я не знаю! Уродство. Развалину. Грязь. – Пожалуйста, Джейсон, не надо… – Знаешь, чего я не вижу? – глаза Джейсона становятся красными, но слез нет. Он закусывает нижнюю губу и несколько раз качает головой, закрыв глаза. И еще раз. Его кулаки сжимаются, и он подносит один к самым губам, с силой прижимая его. – Джей, все хорошо, ты можешь сказать мне, – Дик говорит как можно тише и изо всех сил сдерживается, чтобы не положить руку ему на плечо. Джейсон несколько раз рвано выдыхает, так и не открывая глаз. – Один сукин сын заигрался и оставил мне шрам. Когда я был еще совсем пацаном. И этот чертов шрам казался мне ужасным. Я думал, что тогда я выглядел отвратительно. Каждый раз, в зеркале я старался не смотреть туда. А теперь его даже не видно. Так глупо. – Джейсон… – Все в порядке. Правда. Извини за сцену. Это было глупо, – Джейсон смотрит в сторону и обхватывает свое плечо рукой, весь сжимаясь, – Я принесу новое зеркало завтра. Держать разбитое в доме – к несчастью. – Не бери в голову. Все в порядке. Я… – Дику хочется сказать много всего – как Джейсон не прав, как увидев его, он и правда сначала испугался, но совсем не того, что думает Джейсон; как сильно он любит это пугающее, страдавшее, прекрасное тело, каждую отметину, каждый шрам; как он боится, но хочет узнать каждую историю, написанную на этом теле, даже если их никогда не получится переписать или хотя бы забыть. Все это отчаянно, физически нужно сказать – но нужно только самому Дику. Он видит как ходят острые плечи Джейсона, пытающегося унять дрожь, как он прячет глаза, но хочет спрятаться сам. – Я думаю, нам тут зеркало вообще не обязательно, – он ловит невеселую полуулыбку Джейсона и у него мелькает идея, – И вообще, я думаю, в Готеме сейчас слишком много лишних зеркал. Идем пройдемся. Если у тебя нет других планов, конечно. – Куда? – Джейсон поднимает бровь. – Увидишь. Все, что я могу сказать – там точно лучше быть одетым, – он подхватывает с пола толстовку Джейсона и надевает на себя, – А ты иди возьми что-то сухое. Я буду ждать внизу. Они берут мотоцикл Дика и едут в доки. На работе на его временном столе появилось заявление от бригады грузчиков, на котором был ярко-зеленый стикер с почерком шефа “на случай” – обычно документы из этой папки видели свет еще раз только если кто-то не доплачивал или уже перегибал палку. В заявлении был описан инцидент с неправильной упаковкой, что привела к легким рабочим травмам. Если заявление сказали припрятать – кто-то уже получил на лапу, и рабочим все равно уже ничего не светит, кроме, разве что, базовой страховки, если повезет. Контейнер Б-Н-87 на северном складе процедурно должен значиться как место инцидента и вещественное доказательство одновременно. Судя по количеству груза, сумма на кону приличная, так что вряд ли ребята уже дали там все убрать. Прошло чуть меньше недели, и Дик надеется на удачу. Найдя нужное место и тот самый злосчастный проржавевший контейнер, Дик сносит нехитрый замок ломом, что он нашел еще у пристаней. Все это время Джейсон упрямо молчит. – Бинго, – себе под нос говорит Дик и деланно торжественно вручает лом Джейсону. Куски уже разбитого стекла хрустят у него под ногами, – В этот раз – можешь не сдерживаться. Дик прикрывает двери контейнера, но звук все равно оглушительный. Сначала это методичные, ровные три удара и потом – лязг опрокинутого на землю стекла. Но достаточно быстро Джейсон начинает крушить высокие, без рам, переложенные одним только пенопластом, штабеля зеркал без разбору. Дик не слышит его отрывистого дыхания, но видит, как ходит согнутая спина и хватают воздух губы. В его резких, почти вымученных движениях видно такую глубокую злобу, что Дик, по-честному только сейчас, начинает сомневаться в своей идее. Обессилено выронив лом из рук и развернувшись к выходу, Джейсон улыбается. Устало, страшно, но – искренне. Он подходит к Дику и обнимает его крепко-крепко. Дик обнимает в ответ и, почувствовав, как ходят вверх-вниз широкие плечи и как вдруг влажно стало у шеи на левом плече, он медленно поглаживает спину Джейсона, не говоря ни слова. Наконец, отпустив его, Джейсон лезет в карман за сигаретами: – Пошли прогуляемся. Они сидят, свесив ноги, прямо на причале, у самой воды, и смотрят вверх. Там вдалеке, над городом, где никогда по-настоящему не становится темно, но и ночь, по правде говоря, не проходит, грузные облака выглядят как свежий, темно-лиловый синяк на все небо. Если чуть выгнуть голову, за башней Уэйнов видно круглое, болезненно-желтое пятно на небе – еще один синяк, только более давний. – Почему ты больше не работаешь с ним? – Голос с Джейсона тихий-тихий, почти спокойный. – Откуда ты знаешь? – Я же вижу. Дик глубоко вздыхает. – Не могу. Теперь, когда знаю. – Это глупо. – Не глупо. – Очень глупо, – Джейсон поджигает очередную сигарету и на этот раз предлагает Дику. Тот отказывается. Он тоже хочет задать Джейсону вопрос, но слишком боится того, что будет значить его ответ, каким бы он ни был. Они сидят бок о бок еще немного, и решают возвращаться домой – через два часа Дик должен быть в участке. “Ты же уже дома? Мы можем поговорить?” Все эти дни Дик игнорирует сообщения Барбары, как и это, пришедшее еще утром. Это, вроде как, работает, но ровно до того момента, пока она не оказывается на пороге его квартиры. Технически она перед ступенями у входа в здание, но отступать ему все равно некуда. – Я ненавижу твою чертову квартиру, ты в курсе? – она встречает его без улыбки и Дик скалит зубы за них обоих. – Я не знал, что ты придешь, Бабс! Я так рад тебя видеть! Ты знаешь, сейчас правда не лучшее время, может… – Барбара смотрит на него так, что, как бы он не старался, у него не выходит закончить, – Ты давно тут торчишь? – Если я скажу тебе, ты умрешь в муках совести. Дик коротко опускает глаза и вздыхает. – Прости. Хорошо. Готова? – дождавшись ее кивка, Дик подхватывает Барбару на руки, хоть забинтованная ладонь и простреливает болью, и начинает подниматься на свой третий этаж. Коляску они оставляют внутри, под лестницей. Каждый пролет ступеней его сердце колотиться все быстре – Дик тщетно пытается вспомнить, как выглядела квартира, когда он уходил. Он правда не думает, что по ней заметно, что там живут двое. Но это Барбара. Она видит все. Так что придумать что-то правдоподобное нужно прямо сейчас. Боже, это будет неловко. Он почти уверен, что Джейсона дома нет, но на всякий случай, открывая дверь, он говорит как можно громче. – Хейли, смотри, кого я нам привел! – они с Барбарой направляются прямиком к дивану, так и застеленному смятой простыней, и собака выскакивает наверх, повизгивая и отчаянно пытаясь достать языком до ее щеки. – Боже, ты так и не отдал ее? – Не слушай ее, моя хорошая, никто не собирался тебя никуда отдавать, – он поднимает глаза на Барбару, продолжая чесать бурую собачью спину, – Одно из лучших решений в моей жизни. Дашь мне минутку чуть привести тут все в порядок? Обещаю потом сделать кофе. – Подожди, не надо, я пришла, не для того, чтобы… – Я мигом, – перебивает ее Дик, но так и не успевает закончить собирать чашки с пола. – Я знаю, Дик. Знаю про Джейсона. Мир вокруг вдруг собирается в одну крохотную точку перед глазами, а голова становится предательски пустой. Ему нужно пару секунд, чтобы разогнуть спину и посмотреть на Барбару. – О чем ты, Бабс? Я понятия не имею… – Не надо, Дик. Нет, просто… нет. Он закрывает глаза и беспомощно выдыхает, садится на диван рядом и безотчетно берет в руки подушку, помещая ее перед собой и сжимая. – Черт, ты прямо здесь его прячешь? – она водит глазами по комнате, и Дик не может поверить, насколько на самом деле присутствие Джейсона в его дома очевидно. Одежда на полу, книги, даже оружие, которое он уже не утруждает себя прятать, а Дик – замечать. Барбара продолжает, – После всего, что он сделал? Со мной, с нами, со всеми теми людьми. Да что с тобой не так, Дик? Ее губы напряжены и сжаты в тонкую линию, а руки совершенно спокойно лежат на коленях, но прямо за мягкой теплотой болотных глаз Дик видит острый, обжигающий гнев. – Я думала – мы друзья, думала, что знаю тебя. Что ты никогда не будешь врать мне в лицо. – Бабс, я могу объяснить. Я никогда, никогда не хотел причинить тебе боль, или врать тебе. Честно, я просто не хотел втягивать тебя. Это… Понимаешь, это сложно. – Да ладно. Насколько? Насколько сложно выбрать между тем, что правильно, что мы делаем всю жизнь, и тем, чтобы покрывать преступника? – Все не так. Это же Джейсон. Ты не понимаешь… – Я? Это я не понимаю? Ты уверен, Дик? – Бабс, я знаю, как это выглядит. Знаю, что он ошибался, и делал ужасные вещи, но он прошел через ад. По-настоящему. Ему нужна была помощь. До сих пор нужна. – Я не знаю, что он наплел тебе, как манипулирует, но я не собираюсь просто смотреть на то, как он и дальше рушит все, до чего может дотянуться. – Пожалуйста, Бабс. Я не оправдываю его, но Джейсон – он сложнее, он больше, чем только его ошибки или то, на что его толкает боль. – Ты именно оправдываешь его, – Барбара проводит рукой по волосам с разочарованным вздохом, – Слушай, Дик, я знаю, что у тебя огромное глупое сердце. Ты хочешь помочь всем. Так всегда было и я безумно люблю тебя за это. Но это… Это не то, что ты думаешь. Что бы ты себе не придумал, ты не спасаешь его, Дик. Ты покрываешь убийцу. Смотря в напряженное, чуть покрасневшее на скулах, как обычно, когда она злится, лицо напротив, Дику становится так больно, что все слова бесшумно вытекают из него – и он по-глупому взаправду чувствует рванные края огромной пробоины в груди. – Я что должен был просто оставить его там? Просто повернуться спиной? – Дик все еще смотрит на нее, но перед глазами у него тошнотворный розовый цвет ожогов на бледной коже, – Люди меняются, Бабс. Он вернулся в Готем в поисках чего-то, и он правда пытается делать то, что правильно. Не так как мы, не так нужно, но все же. – Он вернулся в Готем, чтобы мучать Брюса. Ему плевать на всех, кроме себя. Точно так, как и им всем. И я не дам этому гаду морочить голову тебе. – Нет, нет. Ты не слушаешь, правда, он… – Дик, это ты только послушай себя! Это не может так продолжаться. Ты сам скажешь Брюсу или мне это сделать? – она чуть поднимает вверх телефон в левой руке. – Нет, только не Брюсу. Пожалуйста, Бабс, услышь меня, ему нужна помощь и я думаю… – Хочешь сам сдать его в Блекгейт? Дик смотрит на нее не моргая и потеряно мотает головой. – Я не сделаю этого. – Я знаю. Поэтому я и звоню Брюсу. – Нет! После того, что он сделал с Джейсоном, я не хочу, никогда, никогда больше не хочу, чтобы он прикасался к нему. – Я знаю, Дик. Но это то, что нужно сделать. Это правильно. – Да ничерта это не правильно! Слушай, я знаю, что он причинил тебе боль, знаю, что это сложно, но, пожалуйста, постарайся подумать об этом без злости… – Слушай, то, что я здесь – это я стараюсь. Ты не представляешь, чего мне стоит сейчас говорить с тобой, а не отправить всю семью гонятся за ним. Но ты не оставляешь мне выбора. Я делаю это для тебя. – Но я люблю его, Бабс. Во рту у Дика ужасно сухо, а ладони – мокрые. Он беспомощно смотрит на Барбару распахнутыми глазами и не может пошевелиться. Говорить это вслух второй раз ни грамма не легче. Барбара долго и пристально смотрит на него, сведя брови, а потом устало закрывает глаза правой ладонью, опершись на поручни кресла. – Ты идиот, Дик. – Я знаю. Я старался, честно, я знаю, что это неправильно, что этого никогда не должно было случиться, не может случиться, но я ничего не смог поделать. Я просто… Я не знаю, Бабс. Я уже ничего не знаю. Только то, что я не отдам его ничему плохому. Снова. Я просто не смогу. Дика захлестывает волна такого глубокого отчаяния в перемешку с нежностью, с виной и со злостью, что он даже не чувствует слез, что катятся по щекам, не чувствует красных пятен на шее и пульсирующей боли на пальце, у самого ногтя, где он только что содрал заусенец. Барбара смотрит в сторону, закусив губы, и чуть заметно кивает сама себе. – Как же он тебя обкрутил. Умно. – Он не знает, – чуть слышно говорит Дик. – Это ты так думаешь. Барбара подъезжает к нему совсем близко и берет его раненую руку в свои. – Это же тоже из-за Джейсона, да? Дик качает головой и говорит еще тише: – Он не специально. В том, как Барбара сжимает и разжимает ладони, отчетливо видно, как сильно она хочет дать Дику пощечу. И еще одну. И еще. Расквасить это заплаканное смазливое лицо кулаками и впечатать в ближайшую стену. Выбить всю эту дурь ногами из ребер, спины и плечей, бить, пока он не замрет на полу без движения, обхватив голову руками, и единственным звуком в комнате будет его тихий тяжелый хрип. Пока в нем самом не останется ничего, кроме вечно голодного животного страха. Но вместо этого она аккуратно опускает голову Дика себе на плече и целует его в лоб. – Дикки, ты же знаешь… – она не заканчивает, потому что какой в этом смысл? Какой смысл говорить об опасности человеку, у которого на полу, вместе с кофейными чашками, лежит тот самый пистолет, из которого ему прострелили руку? – Я боюсь за тебя, – честно говорит она, поглаживая его гладкие длинные волосы на макушке, – Я не хочу, чтобы ты пострадал. Еще больше. – Я в порядке. И я знаю, что ты думаешь. Я тоже против тех методов, что выбирает Джейсон. Но он уже изменился. И может… со временем я смогу убедить его. Просто дай мне немного времени, Бабс. Пожалуйста. В нем столько хорошего, столько того, за что стоит бороться. – А если следующий раз я найду тебя здесь с простреленной головой? Что мне делать тогда? – Не найдешь, обещаю, – Дик чуть слышно вздыхает и поднимает на нее смеющиеся, все еще влажные, голубые глаза, – Ты сюда сама не поднимешься.