Мне невыносимо необходимы твои прикосновения. Только это спасёт, только это спасает. Ладонь по коже, ладонь, согревающая нутро, лишь повторяя контуры тела, заставляющая кровь бежать чуть быстрее, захватывать клетки кислорода и впрыскивать их в сердце. Это зовётся нежность.
Чонгук безотрывно смотрит вперёд за пропадающей в темноте бесконечной дорогой. За окнами проплывает тёмный лес, шелестящий свою мелодию от лёгкого дуновения ветра. Высокие сосны, словно стражники, стоят в ряд вдоль дороги, что вьётся атласной лентой. Деревья тянутся ввысь, устремляясь к небу и скрывая своими верхушками недавно взошедшую луну. Их тени расступаются перед ярким голубым свечением звериных фар автомобиля, что одинокой точкой мчится по пустынной трассе. Чонгук сжимает руль машины одной рукой, постукивая по его гладкой поверхности подушечками пальцев, а вторую запускает себе в волосы, вздымая их вверх. Тишину в салоне нарушает звук работающего двигателя, Чонгук отводит сосредоточенный взгляд от дороги и переводит на пассажирское сидение, где сидит Тэхён. Глаза его прикрыты, ресницы периодически подрагивают, а под глазами ещё виднеются следы недавно прошедшей истерики — как напоминание. Чонгук помнит, такое просто так не забывается. Каждая жгучая слеза, сорвавшаяся с глаз Тэхёна, врезалась в чонгуково сердце острым наконечником стрелы. В грудной клетке не сердце, там месиво из крови и мяса, из боли и отчаяния, из слёз и поцелуев. Чонгук подкручивает обогреватель посильнее и направляет на Тэхёна, чтобы хоть немного согреть продрогшее тело и высушить мокрую от проливного дождя одежду. Бывает боль, которую нельзя вылечить в больнице. Ни один доктор не в состоянии поставить диагноз и прописать лекарство — просто потому что его не существует. Люди, столкнувшиеся с такой болью, перед которой даже самая развитая медицина бессильна, пытаются исцелить себя сами. Некоторые утоляют свою боль одиночества с помощью новых знакомств, старых друзей, беспорядочных связей. Кто-то заливает кровоточащие раны алкоголем, топя себя ещё глубже, унося сознание ещё дальше. Но, к сожалению, всегда есть те, кто отвергает лечение, потому что понимают, что смысла нет. Будущее для многих убитых одиночеством людей несёт ещё сильнейшую боль. И Чонгук понимает, что к этому типу людей относится и Тэхён. Он помнит то отчаяние, с которым парень вцепился в него, когда Чонгук его целовал. Тэхён боялся, что это окажется лишь разыгравшимся не на шутку воображением, игрой его больной фантазии. Он и сейчас этого боится. Таким людям, как Тэхён, Вселенная обычно не создаёт пару. Эти люди — одиночки. Они, словно бездушные роботы, созданы лишь для выполнения поставленных целей, задач, но никак не для любви. Как бы парадоксально это не звучало, но иной раз самые достойные люди — одиноки. Выделить таких людей среди толпы не так уж и сложно. Их отличает харизма, приятная внешность, живой аналитический ум, хорошее воспитание и утончённые манеры, за которыми всегда спрятан сильный взгляд. А за непробиваемой стеной едва можно уловить лёгкую грусть. Они чаще ошибаются, потому что им надо следить за многим, знать все тонкости, видеть всё и сразу, сильнее страдают, принимая часто многое близко к сердцу, реже идут на контакт, потому что так проще. Так никто не пострадает. Теперь Чонгук начинает понимать, почему Тэхён не подпускает к себе никого близко. Потому что смерть — это его тень. Она ходит за ним попятам, нарушает его личные границы. Она ревнивая подруга, а потому забирает всё самое ценное из окружения Тэхёна. Оставляет его одного с разбитыми частями хрупкого сердца у его ног. Но каждый раз, сгорая в своей скорбной боли дотла, он возрождается из пепла, становясь ещё более совершенным и более сильным. Таким, каким должен быть лидер повстанцев, борющихся за справедливость и свободу слова. Тэхёну чужды стереотипы современного общества, ему нельзя навязать чужое мнение, потому что в этом просто нет необходимости. Чонгук помнит, что вопреки всем ожиданиям, которые он себе надумал по всем канонам американских фильмов, после признания, что именно его отец пытал Минсока, именно его отец в тот день пять лет назад отдал приказ об ликвидации целого отдела научных сотрудников, Тэхён не кинулся на него с оскорблениями, не решил отомстить, пустив пулю ему в лоб. Он просто принял это. Принял и попытался помочь справиться с накатывающей истерикой от осознания того кошмара, в который его, Чонгука, окунули с головой. Тэхён был тем, кто принял его таким, каким он был рождён. Тэхён был первым человеком со стороны, который сказал, что Чонгук прекрасен. Но возвращаясь к тому поцелую, к тому отчаянию, что охватило Тэхёна с головой, Чонгук, наконец, убеждается, что такие люди, как Тэхён в тайне тоже ищут тепла и нежности. Даже самые сильные из них, полностью независимые от общества и его мнения, бесконечно стремятся обрести уверенность, что их любят. Ведь сильные люди бывают намного беззащитнее слабых. Чонгук вспоминает одну китайскую поговорку, которую любила повторять мама: «Во время урагана гибкий тростник гнётся и шуршит, а сосна просто ломается и умирает навсегда». Чонгук ударяет кулаком по рулю, запуская ладонь в волосы и перебирая их на затылке. Тэхён совсем не заботится о себе: мало спит, мало ест, мало отдыхает. Вообще всего мало, что касается его самого. Чонгук правда понимает почему. Тэхён живёт не для себя. Тэхён живёт для других. Такие люди отвечают за весь мир, попавший на их орбиту, потому что сила притягивает к себе. Он не может падать в обморок, не может умирать, пока от него всё ещё кто-то зависит. А от него зависит слишком много. А ещё Тэхён очень одинок. И вовсе не потому, что никого терпеть рядом с собой не может. Просто он же Ким Тэхён, он же Ви — лидер повстанцев, борец за права и свободу граждан, приверженец справедливости. Он же образец для подражания, он может выслушать, дать совет, помочь, спасти. Он сильный. Вот только никому и в голову не приходит, что и ему бывает больно так, что хочется умереть, чтобы не чувствовать этих мучений, что и ему бывает страшно каждый раз вытаскивать пистолет с мыслью: «либо ты, либо тебя». Дикие законы, противоречащие человечности. Даже сильным людям нужно, чтобы о них заботились, переживали, чтобы их любили. Раз Тэхён не любит себя, значит Чонгук будет любить его за двоих. Автомобиль плавно тормозит у главного входа в здание базы повстанцев. Чонгук выключает фары, отстёгивается, поворачиваясь к всё ещё спящему Тэхёну и тихо, стараясь не разбудить повторяет тоже самое с его ремнём. Щелчок в звенящей тишине выходит совсем уж звонким, и Ви открывает глаза, медленно моргая. Чонгук быстро выходит из машины, обходя её, и открывает дверь с пассажирской стороны, помогая Тэхёну выйти. Того ноги совсем не держат, он будто опьянённый своей истерикой, удерживает равновесие, хватаясь за рукав мокрой толстовки Чонгука. — Я тебе помогу, — Чонгук поддерживает парня за талию и делает шаг вперёд, тут же располагая ладонь свободной руки на чужой груди, чтобы Ви не встретился лицом с землёй. Тэхён оставил все силы там, на кладбище, отдавая всего себя без остатка, чтобы, наконец, избавиться от многолетнего груза на душе. Они быстро и почти незаметно доходят до комнаты лидера повстанцев, которая встречает их также, как было и до ухода. Значит сюда никто не заходил. Комната лидера — неприкосновенна. Чонгук быстро закрывает дверь, опираясь на неё спиной от усталости, что сковала его мышцы и возводит взгляд на Тэхёна, который отвернулся в сторону стола, что находится у раскрытого настежь окна. Серые шторы натягиваются от порывов ветра и сдуваются, прилипая к стене. Чонгук смотрит, как Тэхён поднимает правую руку и тянет ею левый рукав пиджака. Парень с трудом стягивает его с плеч и тут же роняет на пол от тяжести воды, впитавшейся в него. Небольшие брызги от удара разлетаются в стороны. Тэхён измученно опускает голову не в силах даже наклониться, чтобы поднять упавший элемент одежды. Он стоит, возвращаясь к воспоминаниям о том, как, стоя на коленях, сжимал в кулаках сырую землю. Тэхён трёт палец о палец, будто пробуя на ощупь остались ли там песчинки, осталось ли хоть что-нибудь от них. Нет, не осталось. Кажется, он до сих пор чувствует тот холод на кончиках пальцев. Он помнит, как кричал, подставляя лицо ледяным каплям дождя, и молил всех известных Богов вернуть тех, кого упокоила земля. Но ответа он так и не получил. Тихий вздох заглушается шагами подошедшего Чонгука. Он тогда так ничего и не сказал, лишь сцеловывал солёные слёзы с лица, а перед тем как поехать, притянул дрожащего Тэхёна к себе и оставил понимающий поцелуй на лбу, проведя ладонью по волосам, приглаживая их. Сейчас с Тэхёном важна осторожность, поэтому Чонгук мягко касается его предплечий, разворачивая парня к себе лицом. Он окидывает его печальным взглядом и тянется к чёрному галстуку, аккуратно развязывая его и освобождая шею Тэхёна. Он прикасается к пуговицам на рубашке, начиная осторожно вынимать их из петель, не встречая никакого сопротивления. Расправившись с последней белой пуговицей, Чонгук поднимает взгляд на Тэхёна, но чужие глаза направлены всё также в пол. В такие моменты понимаешь, что время — оно не лечит. Оно не заштопывает раны, оно просто накрывает их марлевой повязкой, пропитанной новыми впечатлениями, ощущениями быстрого полёта и счастья. Но иногда случается так, что, зацепившись за что-то, эта спасительная повязка слетает, и свежий воздух попадает в самый центр раны, провоцируя новый уровень боли. Время — плохой доктор. Заставляет забыть о старых ранах, нанося всё новые и новые, а с каждым годом на душе растёт и растёт количество плохо наложенных повязок. Чонгук убирает руки от Тэхёна и чувствует, как вздрагивает парень. Неужели он подумал, что Чонгук уйдёт? Оставит вот так вот одного, наедине со своими демонами? Сердце агента МНБ болезненно сжимается от мысли, что Тэхён хоть на секунду мог подумать, что он его бросит после всего. Чонгук подходит ближе, стягивая промокшую насквозь рубашку с худых плеч, плавно ведёт взглядом по открывающимся смуглым участкам кожи и думает, что Тэхён слишком хрупкий для всего этого дерьма, что свалилось на него. Здесь сейчас нет лидера повстанцев — Ви, здесь есть только Ким Тэхён. Разбитый, сломанный, одинокий. Чонгук складывает мокрую рубашку, убирая на пол, и опускается перед Тэхёном на колени, расстёгивая тонкий кожаный ремень и небольшую пуговку на классических брюках. Тэхён упирается руками на чонгуковы плечи, пока тот осторожно поднимает его ногу под коленом, чтобы стянуть прилипшую к коже штанину. А после проделывает тоже самое со второй, замечая на внутренней стороне бедра несколько глубоких, но сравнительно небольших шрамов. Он проводит пальцем по одному из них и ловит сверху задушенный вздох, убирая руки от отметок на коже. Чонгук сворачивает брюки, отправляя их к рубашке, смотрит снизу вверх в глаза Тэхёну, опускает голову, утыкаясь ею в колени, обхватывает руками худые ноги, оставляя успокаивающий поцелуй на острой коленке. Перед таким Тэхёном у Чонгука совсем нет никаких сексуальных желаний или возбуждения. Они здесь совсем не к месту. Единственное, чего желает Чонгук — это укрыть его от всего мира, защитить, исцелить его израненную душу. Парень поднимается с колен также медленно, как и опустился, подхватывает мокрую одежду, удаляясь в ванную, где всё складывает в раковину, думая усталым мозгом, что не мешало бы это застирать как-нибудь. Он скидывает с себя одежду, быстро вытирается полотенцем и переодевается в оставленную чужую чистую и, что самое главное, сухую пижаму. Агент Министерства Национальной Безопасности возвращается в комнату, не забыв прихватить ещё одно белое махровое полотенце, которым принимается стирать остаточную влагу с обнажённого тела Тэхёна. Он мягко водит по коже, боясь причинить какой-либо дискомфорт. Закончив, Чонгук вешает полотенце на спинку рабочего стула и помогает натянуть Тэхёну его пижамные штаны. Сильный порыв ветра влетает в комнату, скидывая какую-то книгу с верхней полки. Тэхён оборачивается, разворачиваясь всем корпусом к раскрытому настежь окну и бросает беглый взгляд на книгу. Его кожа покрывается мелкими мурашками, разбегающимися по всему телу, от потоков ледяного ветра. Чонгук пристраивается сзади, ведёт, едва касаясь, кончиками пальцев по бокам, вверх до груди, согревает своими касаниями. Они у них всегда горячие. А после медленно наклоняется, прикасаясь сухими губами к коже на левой лопатке, оставляя исцеляющий поцелуй. Чонгук оставляет след не на коже, а под ней. Тэхён постепенно расслабляется, прикрывая глаза, и облокачивается обнажённой спиной на чонгукову грудь, отдалённо слыша биение чужого сердца. Он чувствует сжавшееся вокруг него кольцо из тёплых рук и выдыхает, ощущая горячий шёпот рядом с ухом: — Пойдём. Чонгук отстраняется, переплетая с Тэхёном пальцы, ободряюще улыбается в ответ на непонимающий взгляд и тянет парня к расправленной кровати. Он мягко толкает лидера повстанцев на постель, беря в руку один край тёплого пухового одеяла, и заворачивает его под левый бок Тэхёна, затем берёт второй край и подворачивает его под правый бок, полностью обездвиживая. Из этого сконструированного кокона на Чонгука уставились два больших янтарных глаза, которые в темноте светились от высохших слёз. Они с интересом наблюдали за Чонгуком, и агент МНБ довольно улыбается, похлопывая по одеялу в области паха, за что ловит красноречивый взгляд, в котором так и читается: «вот так вот и начинаются все постельные сцены в фильмах». Он тихо смеётся, произнося взглядом: «я смотрю, ты хорошо разбираешься в кино, посмотрим как-нибудь что-нибудь такое», и наклоняется, чтобы оставить нежный поцелуй на шмыгающем носе, благодаря чему наблюдает забавное фырканье. Он отворачивается и отходит к шкафу, откуда достаёт пару носок и снова возвращается к постели, присаживаясь на её край. Чонгук просовывает руку под одеяло, хватая согревшуюся ногу за щиколотку и подтягивает парня к себе под недовольное бурчание. Он аккуратно натягивает тёплый носок на ногу, возвращая её на место, а потом проделывает тоже самое со второй ногой, мягко ущипнув, за что получает пинок по бедру. — Прошу, только не заболей, — Чонгук улыбается, видя, как в ответ загораются глаза Тэхёна. Оказывается, человеку для счастья надо совсем немного. Всего лишь чтобы о нём заботился его человек. — Для этого мне надо согреться, — Тэхён привстаёт, ворочается в одеяле, пытаясь высвободить руки, но все попытки терпят крах, поэтому он валится обратно на спину, переводя недовольный взгляд на, наконец, улыбающегося Чонгука. — Иди сюда и согрей меня и, может быть, я тебя прощу. Чонгук довольно улыбается, встаёт коленями на кровать и валится сверху кокона из одеяла, просовывая руки под него, прямо за спину Тэхёну. Он прикрывает глаза, чувствуя, как нос Ви утыкается ему прямо в щёку, и блаженно улыбается. Они лежат в полной тишине несколько минут, наслаждаясь воцарившимся спокойствием. — Поговорим? — Тэхён смотрит на мирно устроившегося на нём Чонгука и думает, что впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему живым. Хочется вдыхать свежий воздух полной грудью, хочется улыбаться совсем как-то по-идиотски, хочется кричать от радости, что переполняет сердце, стремясь вырваться наружу. — Я жил по принципу, что моя боль — это только моя боль. Так уж сложилось, что она никогда и никого не интересовала, и я смирился с этим, решив, что так и должно быть. Эта боль так просто не уйдёт, она и сейчас со мной, — Чонгук напрягается всем телом. Он только расслабился, наслаждаясь чужой близостью, что совсем забыл о том, в каком мире живут и чем занимаются. Забыл, что Тэхён — лидер повстанцев, а он — специальный агент Министерства Национальной Безопасности и им уж точно нельзя быть вместе. — Мне трудно доверять новым людям, да и старым знакомым, если честно, тоже. Профессиональная деятельность, так сказать, накладывает свои штрихи, — Чонгук приподнимается на локтях, серьёзно смотря в глаза Тэхёна. В смысле сложно доверять? Нет, это понятно, но не хочет ли он сказать, что доверие Чонгук не вызывает? Брови нахмурились и между ними залегла складка. В ответ на это Тэхён мягко смеётся и, потянувшись вперёд, вытягивает губы, будто хочет поцеловать. Чонгук прикрывает глаза, ожидая поцелуя, но вместо этого чувствует, как на него дуют и распахивает глаза под смех лидера повстанцев. Он абсолютно точно издевается над бедным чонгуковым сердцем. — Это не значит, что я тебе не доверяю, как раз напротив. Ты второй человек, кто так беспардонно валяется на мне на моей же кровати. — Второй? — Извини, первое место отдано Юне, — лицо Тэхёна озаряет широкая квадратная улыбка. — Я не знаю, где ты был последний год. — Юне и проиграть не грех. А я, вероятно, занимался не тем, чем надо, раз только сейчас оказался в твоей постели, — Чонгук игриво улыбается, вспоминая фразу Юнги о том, что затаскивание Тэхёна в постель не входило в их планы. Теперь видимо входит. На минуту воцарилась тишина, потому что Чонгук упал обратно на Тэхёна, стискивая руки за его спиной и прижимая к себе ближе. — Тэхён, ты веришь в любовь? — Я верю в яркую и незабываемую любовь, которая может стать легендой, в поцелуи под дождём, ванильную романтику, прикосновения, что разрывают душу на мелкие клочья от щемящей сердце нежности, страстный секс, — Чонгук с интересом уставился на Тэхёна, уперевшись подбородком в чужую грудь и наблюдая за шевелящимися губами. Он слушает Тэхёна, рассказывающего о вере во всё то, о чём Чонгук до встречи с ним и думать не хотел, не то что верить. А сейчас… А сейчас он тоже всего этого хочет только с ним. С Тэхёном хочет. — Я не хочу, чтобы всё сводилось к каким-то идеальным уравнениям. Я хочу беспорядка и хаоса. Хочу, чтобы кто-то сходил с ума и только по мне, — а у Чонгука в голове «я уже сошёл с ума по тебе, Тэхён. Только по тебе». — Хочу узнать и жар, и страсть, и пот, и безумие; хочу совместных рассветов и закатов, бутылку вина на двоих, звёздную ночь, а ещё хочу валентинок и всё этого ванильного барахла. — Ванильного барахла? — Чонгук вопросительно приподнимает бровь. — Ну знаешь, всякие чертовски смущающие неожиданные вещи, от которых сердце заходится в бешенном ритме. — Никогда бы не подумал, что ты такой, — Чонгук закатывает глаза, подтягиваясь ближе к лицу Тэхёна. Он коротко ведёт носом по гладкой щеке, вырисовывая витиеватые узоры и наклоняется ближе, касаясь своими губами тэхёновых, оставляя на них последние слова, — но я совру, если скажу, что это мне не нравится. — А ты? — Тэхён, наконец, выворачивается из крепких объятий, ложась напротив, лицом к Чонгуку. Он дёргает край одеяла и закидывает его на них обоих, пододвигаясь ближе к чужому лицу, но не нарушая личные границы, оставаясь на приличной дистанции от агента МНБ. Чонгук закатывает глаза, вытягивает руки вперёд, кладя их Тэхёну на талию, и придвигает парня вплотную к себе. Никакой дистанции. Кожа начинает гореть, становится невыносимо больно от разливающегося по телу жару, но без этих прикосновений больнее. — Что чувствуешь ты? — Я готов проживать бесчисленное множество бессмысленных жизней до тех пор, пока хотя бы в одной не встречу тебя.***
Чонгук просыпается от горячего дыхания, которое чувствует на своей шее. Такое непривычное ощущение теплоты разливается по телу с током крови от самого сердца. Чонгук приоткрывает глаза и опускает взгляд на Тэхёна, который лежит на его правой руке, чуть поджав ноги к груди. Его ресницы трепещут, отбрасывая тень на кожу под глазами, а губы слегка приоткрыты, призывно светясь от поблёскивающей на них слюны. Лицо Тэхёна выражает полное умиротворение и спокойствие, которые давно не отражались на нём. Мучающие кошмары — вечные спутники лидера повстанцев. Каждый раз просыпаясь в холодном поту от ночного кошмара, люди чувствуют облегчение, чувствуют, как сердцебиение возвращается в привычный ритм, и дыхание восстанавливается, понимают, что это был всего лишь сон. Но, когда просыпается Тэхён от кошмара, он жалеет лишь о том, что это не реальность, потому что иной раз реальность намного хуже, чем кошмар во сне. Однако сейчас, находясь рядом с Чонгуком ни реальность, ни ночные сновидения не пугают Тэхёна. Впервые за долгое время он по-настоящему наслаждается сном. Впервые за последние пять лет он засыпал без страха вновь увидеть знакомые лица и проснуться с осознанием, что они больше никогда не подарят ему улыбку, объятия, свою любовь. Кошмары могут не выглядеть, как высокорейтинговые фильмы ужасов, но они могут показывать то, что ты потерял навсегда: воспоминания, будущие моменты, эмоции, людей. И это в тысячи раз больнее, чем просто испугаться от ужасного вида человека или серийного убийцы, что гонится за тобой. Осознание потери после пробуждения выбивает весь воздух из лёгких, режет вены и обдаёт жаром всё нутро, заставляя сгибаться пополам и мечтать уснуть навсегда, если это единственный способ быть рядом с теми, кого уже нет. Но сейчас Чонгук чувствует, как расслаблен Тэхён, чувствует его ровное сердцебиение и глубокие вдохи и выдохи. Он чувствует, что Тэхёну хорошо. Чонгук вновь смотрит на чужое лицо, осматривая, будто впервые. Густые брови расслаблены и совсем не хмурятся, ресницы поблёскивают от пробивающихся сквозь тюль лучей солнца, родинка под глазом кажется чем-то невероятно милым и её так и хочет поцеловать, но Чонгук одёргивает себя, потому что он сдержанный мужчина, не желающий прервать чуткий сон лидера повстанцев, окей? В такие моменты начинаешь понимать смысл выражения, что любовь к человеку может менять. Она способна время от времени переворачивать с ног на голову всю жизнь человека. Меняются его принципы, желания, приоритеты. Меняется он сам. Из грозного и свирепого превращаешься в самого тактильного и ласкового, будто тебя приручили. Чонгук не против быть для Тэхён нежным. Он вообще готов для него быть каким угодно. Агент Министерства Национальной Безопасности аккуратно вытаскивает руку из-под Тэхёна, разминая затёкшие мышцы, и тихо встаёт с постели. Он быстро переодевается, понимая, что больше оттягивать он не может. Сомнения, будто дикие кошки, скребутся на душе, но совесть скалится разъярённым зверем, напоминания, что ложь всегда может погубить то, что выстроено с большим трудом. Чонгук, зашнуровав чёрные кроссовки, встаёт и приглаживает растрёпанные после сна волосы. Он возвращается к кровати, укрывая Тэхёна пуховым одеялом, и разглаживает складки на нём. Взгляд ненароком цепляется за упавшую ночью книгу. Поддавшийся неведомому желанию, Чонгук присаживается на корточки, поднимая её и бросая взгляд на раскрытую страницу. На белой бумаге курсивом напечатано: Rette und bewahre. В переводе с немецкого «Спаси и сохрани», а ниже напечатанной фразы имеется небольшая подпись чёрной капиллярной ручкой, что почти незаметна, если не приглядываться: mich. Rette und bewahre mich. Спаси и сохрани меня.***
Чонгук двигается по знакомым коридорам главного здания Министерства Национальной Безопасности Кореи и кивает прохожим больше на автомате, чем из вежливости. Оставшись наедине с самим собой, мысли Чонгука нашли выход, летая в его голове с бешеной скоростью, сменяя одна другую. Вопросов было слишком много и до этого, казалось, что после раскрытия правды о семье Тэхёна всё разъяснится и станет более понятным, но Чонгук ошибался. Вопросов стало только больше и с этим надо было что-то делать. Агент Министерства Национальной Безопасности понимал, что при своём рассказе о семье Тэхён умолчал о многих деталях. Возможно, не хотел вываливать всё и сразу, возможно посчитал это не столь важным, чтобы акцентировать внимание, а может просто не доверял настолько, чтобы посвящать его, Чонгука, во всем подробности своей жизни. Чонгук не может злиться на Тэхёна за это. Личная информация в чужих руках очень часто может послужить оружием для уничтожения. А личная информация Тэхёна может уничтожить не только его, поэтому и распоряжаться ей нужно тоже разумно. Чонгук заходит в пустой кабинет и бросает взгляд на настенные часы. Ещё слишком рано, значит у него ещё есть время продумать стратегию. Он скидывает куртку и подходит к рабочему столу, поднимая с него папку с личными делами некоторых повстанцев. Видит папку с данными Чимина, Хосока и даже Минсока, которого раньше, до отправления Чонгука к повстанцам, никто не упоминал. Видимо она появилась здесь уже после задержания. На другом краю стола лежала тонкая папка, в которой Чонгук обнаружил личное дело Тэхёна, написанное от руки. Почерк Намджуна. И это первый вопрос, который интересует Чонгука. Тэхён не раз намекал, что в прошлом был как-то связан с Министерством Национальной Безопасности. Он не просто был связан с ним, он работал на него, но кем и когда никогда не уточнял. Чонгук садится на край стола, вертя в руках листочек со скудными данными о Ви и смотрит в стену перед собой, продолжая рассуждать. Тэхён мог бы быть одним из научных сотрудников также, как и его родители, но в этой теории есть ряд проплешин, говорящих о её неверности. Во-первых, несостыковка по возрасту. Пять лет назад Тэхёну было 21. Сотрудников младше 23 лет на работу в научно-экспериментальные отделы Министерства не берут, потому что считается, что в данном случае человек является ещё слишком юным, несформировавшимся и легко поддающимся влиянию со стороны, что совсем не на руку Министерству, занимающимся многонациональными вопросами, а иной раз и секретными проектами, которые часто находятся под угрозой раскрытия. Можно предположить, что родители Тэхёна могли бы сыграть не последнюю роль в устройстве младшего сына на престижную работу, но тогда встаёт другой вопрос. Почему Тэхён жив? Ведь если бы родители каким-либо образом раскрыли личности своих детей, то после обнаружения агентами Министерства Национальной Безопасности предательства со стороны сотрудников, всю семью убрали бы за считанные минуты. Но если судить по словам Ви, он и его брат живы, значит родители открыто не заявляли о детях. Во-вторых, навыки, которыми обладает Тэхён совсем не соответствуют рядовому сотруднику научного отдела. Сумасшедшая точность стрельбы, которую Чонгуку удалось лицезреть самолично, навыки рукопашного боя, в котором Тэхён смог противостоять Чонгуку, хотя на вид проигрывал по физическим параметрам. Чонгук встаёт со стола, оставляя на нём папку и, отходит к панорамному окну, окидывая взглядом только-только просыпающийся город. Он ищет глазами сторону, в которой находится скрытая база повстанцев, представляет знакомое окно в комнату, где тихо гуляет ветер, аккуратно трепля русые волосы, а после встряхивает головой, пытаясь сосредоточиться и вернуться к своим рассуждениям. С другой стороны, думает Чонгук, возвращаясь к теме родителей Тэхёна, Министерство тщательно отбирает людей, занимающихся секретными проектами. Особый отдел изучает не только их психологическое здоровье, но и их родословную, так что совсем не знать о детях погибшей четы Ким они не могли. Он возвращается к столу, включая рабочий компьютер и вводя пароль, заходит в поисковую базу, вбивая в фильтрах известную ему информацию о родителях Тэхёна. Поисковая база выбрасывает несколько подходящих вариантов, и Чонгук быстро пробегается по ним, отметая тех, что совершенно не подходят. Он быстро вращает колёсико мышки, пока не натыкается на одну пару. Чонгук останавливается, приглядываясь к их фотографиям и видит сходство. Его глаза, его губы, его острый и манящий взгляд такой же, как и у них. Ким Со Хён и Ким Хён Джун. Это и есть погибшие родители Тэхёна. Чонгук задерживает воздух в лёгких и наводит курсор, нажимая на личное дело. Сердце бешено стучит, отбивая набатом за грудной клеткой. Вот сейчас, сейчас он всё узнает. Сейчас на один вопрос станет меньше. Сейчас он поймёт, что же случилось на самом деле тогда пять лет назад. Ошибка. Вашего уровня недостаточно для просмотра данных. Чонгук в ступоре замирает. Перед глазами маячит красный прямоугольник с отказом в запросе. Капитанского звания Чонгука недостаточно, чтобы открыть личное дело семьи Ким. Чонгук запускает руку в волосы, стягивая их на затылке и вводит следующий запрос. Необходимый уровень: генеральский. Что там такого хранится в этом личном деле, что его так тщательно скрывают от кого бы то ни было? Неужели во всей этой истории есть что-то такое, о чём даже многим высшим офицерским чинам знать не положено? Генеральский гриф говорит сам за себя. Кто-то не хочет, чтобы истина была раскрыта.