О жалкий дух, ты породнился с тьмой, Жестоко жизнь других отравлена тобой, Душа твоя полна грехов и смрада Падёшь навеки ты в глубины ада!
Чонгук встаёт из-за стола, обходит его, останавливаясь в центре просторной комнаты, освещённой лишь утренними лучами. Он заводит руку за голову, вцепляясь пальцами в растрёпанные волосы на затылке, оттягивая их, чтобы привести себя в чувства. Парень тяжело вздыхает и на несколько секунд прикрывает глаза. Чонгук отчётливо понимает, что запутался окончательно: вся информация, свалившаяся на него огромным пластом, давит на мозг. Кажется, что для решения сложной задачи даны все компоненты, но всё время не хватает какой-то переменной. Уравнение не составляется, пропорция не решается, и Чонгук с ужасом понимает, что без этой переменной вся информация в его руках просто ничто. Бесполезный хлам, давящий на стенки его черепной коробки. Считается, что чем большим объёмом информации ты владеешь, тем яснее перед тобой раскрывается картина твоего вопроса. Это как пазл: ты начинаешь с мелких частичек, которые сходны, как тебе кажется, между собой, объединяешь их в целое, получая смутное представление о загаданном конечном образе, а потом начинаешь искать дополнительные элементы, опираясь на то, что у тебя уже есть, получая в итоге ясную картину, полностью отражающую всю суть. Только в жизни это чёртово правило нихрена не работает. Чем больше новой информации Чонгук получает, тем больше вопросов у него возникает. Чонгук присаживается на диван, роняя вмиг потяжелевшую голову на руки, и жмурит глаза. Он устал, чертовски устал. Он делает шаг вперёд, Тэхён вбрасывает в ответ поток информации, который должен бы приблизить к истине, но лишь отталкивает на десять шагов назад. Чонгук понимает Тэхёна, честно, но не может справиться с голодным зверем внутри, который хочет лишь одного — разгадать, узнать, раскусить. Чонгук видит, что повелителем ситуации абсолютно точно является Тэхён. Он медленно, но верно открывается Чонгуку, но даёт лишь ту информацию в чужие руки, которую хочет дать. Чонгук знает о Ви лишь то, что ему позволяют знать. Но этого мало. Чертовски мало. Чонгук отрывает ладони от лица, переводя взгляд на окно, в очередной раз смотря на просыпающийся шумный город. Видит пару: девушку и парня, которые торопливо выходят из кофейни. У девушки в руках, кажется, стаканчик с дымящимся кофе. Чонгук прикрывает глаза, вспоминая, как совсем недавно застал ранним утром на кухне Тэхёна, который также сжимал в руках бодрящий напиток. Чонгук улыбается своему воспоминанию. Вероятно, это было самое счастливое утро в его холодной, одинокой, безрадостной жизни. Наверное, это прозвучит очень глупо, но, кажется, Чонгук нашёл смысл жизни. И смысл далеко кроется не в самом человеке, сколько в том, какие чувства он, Чонгук, испытывает, находясь рядом с ним. С ним и только с ним. С ним Чонгук чувствует себя полноценным, потому что Тэхён идеально дополняет его. В нём есть то, чего нет в самом Чонгуке. Поодиночке они лишь две детали, но находя друг друга, превращаются в единую целостную картину того самого пазла. С ним Чонгук чувствует себя нормальным, потому что Тэхён принял в нём то, что сам Чонгук не смог принять. Принял факт того, что отец Чонгука — монстр, уничтожающий людей по собственной прихоти из-за страха быть раскрытым в своих бесчеловечных деяниях. Принял его, Чонгука, особенность, за которую общество высмеивает, не признаёт, унижает с малых лет, из-за которой отец отказался от него, лишив отцовской любви. С ним Чонгук чувствует себя нужным, хотя раньше считал это своей слабостью, а от слабостей он принялся избавляться ещё в подростковом возрасте, ведь они отличная находка для тех, кто хочет тебя сломать. Но потребность быть нужным — это не слабость, а просто-напросто человеческая природа. Это, как топливо для автомобиля, источник силы и смысла, такова людская натура и с этим ничего не сделаешь. Каждый человек этим питается, дышит, живёт. Как ветер существует, лишь пока дует, так и человек есть только в силу необходимости — быть нужным кому-то. Когда человек ни для чего не нужен, он попросту невозможен, его нет, он не живёт, лишь существует. А Чонгук Тэхёну нужен, как нужен кислород для дыхания, как луна для стабилизации климата Земли. С ним Чонгук чувствует себя любимым, потому что между ними сработал закон гравитации — притяжение между двумя любыми объектами во всей Вселенной. Из всех бесконечно возможных вариантов притяжения гравитация выбрала именно их друг для друга. А против законов физики не попрёшь. Чонгук, наконец, чувствует себя живым. Тэхён освободил его сердце от многолетнего заточения, уничтожил уродливые корни страха, посеянные ещё в детстве, раскрыл завесу тьмы, впустив свет. Он один единственный смог среди всех пытавшихся. С Тэхёном Чонгук хочет быть нежным, ведь иначе с ним совершенно нельзя. Он просто не заслуживает иного обращения к себе. Потому что на самом деле хрупкий, разбитый, одинокий. Потому что говорят, что глупые люди умирают в своей голове тысячи раз, тогда, как смелые погибают лишь однажды. Тэхён погиб много лет назад, но продолжает дышать, найдя смысл своей жизни в служении другим. Он поглощён чувством постоянного самопожертвования, лишь потому что не верит в свой счастливый финал. Именно поэтому он учит свои отряды справляться без него, именно поэтому он приучает Юну быть рядом чаще с Хосоком и Чимином, чем с собой, именно поэтому он так стремительно открывается Чонгуку. Он боится не успеть. Только не тогда, когда он смог найти того, кто может его воскресить. Но у жизни совершенно иные планы. А Чонгук просто хочет его касаться. И хочет, чтобы его, Чонгука, касались. Ему уже плевать на свой страх прикосновений, если это Тэхён. И только сейчас Чонгук понимает, что тоже боится не успеть. Почему-то кажется, что их счастье будет мимолётно, как мгновение. Будто взрыв сверхновой звезды, их любовь окрасит темноту холодной ночи в искристый водопад, распространится на сотни, тысячи километров, озарит путь и, сверкнув чертовски ярко в последний раз, разлетится на миллионы кусочков в разные части галактик, не встретившись больше никогда, но подарив надежду всем, кто в ней нуждался. Чонгук смотрит на своё еле заметное отражение в панорамном окне и быстро отводит взгляд, устремляя его в пол. Он весь сжимается до миниатюрных размеров и тяжело вздыхает, с шумом выпуская поток воздуха. Есть ещё кое-что, помимо Тэхёна, что будоражит его сознание, но будоражит совсем в ином смысле. Номе. Это имя не даёт Чонгуку покоя. Этот человек не оставляет возможности отвлечься на что-то другое. Чонгук знает, что информация о нём — ключ к ответам на все его вопросы. Понимая это, Чонгук сильно жмурится, пытаясь воссоздать перед глазами наиболее точную картину того дня, каждый объект, находящийся в помещении, его расположение. Он напрягается, воссоздавая последовательно всю цепочку произошедшего между ними диалога. Вспоминает движение рук при разговоре, тон и манеру речи. Нельзя ничего упустить, даже самая маленькая деталь важна в восприятии целостной картины. Чонгук отчего-то уверен, что в действиях этого человека не было желания скрыть от него свою личность. Как раз наоборот. Номе всем своим видом показывал, что заинтересован в том, чтобы он, Чонгук, понял, кто скрывается под этим именем. Отталкиваясь от этого Чонгук вспоминает самую важную часть их диалога: — Кто ты? — Ты знаешь. Оказывается, задача намного проще, чем можно было изначально подумать. Искать таинственного незнакомца надо среди своих знакомых, ведь брошенная фраза в ответ на чонгуков вопрос ясно дала понять: они знакомы лично. Сам этот факт поражает Чонгука до глубины души. Получается, что среди его знакомых есть люди, которые также, как и Тэхён, знают и бросают прямой вызов незаконной деятельности Министерства Национальной Безопасности. Осознание наступает почти мгновенно. Как же он сразу об этом не подумал! Судя по манере речи и фразам, принадлежащим Номе, тот очень хорошо знает его, Чонгука. — Рад видеть, что ты выбрал верный путь. Я в тебе не сомневался. Он знал, что Чонгук стоит на распутье двух дорог: верить тому, кому клялся верить или тому, кому хочется верить. Значит он был в тот момент, когда Чонгук находился в потерянном состоянии, ещё не до конца осознавая, на что соглашается в погоне за ответами на свои вопросы. — Я вижу, ты нашёл лучший способ, чтобы прикончить своё сердце, ведь оно тебе больше не принадлежит. — Что? О чём ты? Какой способ? — Влюбиться. Должно быть Номе на самом деле настолько близко находился к Чонгуку всё это время, что просчитать его, Чонгука, чувства, что волной накатили и утянули на дно, не составило труда, несмотря на то, что сам Чонгук относительно недавно смог принять то, что чувствует по отношению к Тэхёну. Очевидно, Номе понял это гораздо раньше самого Чонгука. Понял и подталкивал к этому с самого начала. У Чонгука в силу его скрытности и отсутствии желания общаться с людьми знакомых было немного, что уж говорить про близких друзей. Дружба подразумевает полное доверие человеку, именно поэтому похвастаться большим количеством друзей Чонгук не мог, потому что доверие слишком хрупкая вещь: завоевать тяжело, потерять чертовски просто. Иной раз достаточно просто не подходить под стандарты общества. Ведомый усилившимся интересом, Чонгук воссоздаёт в голове чужой образ. Он отмечает про себя, что у таинственного парня светлые, почти блондинистые волосы, но явно относительно недавно выкрашенные, потому что намёков на отросшие корни натурального цвета не было. Значит, делает вывод Чонгук, цвет обновлён, либо впервые использован. Хорошо сложенная фигура в физическом плане подталкивает на мысль о том, что парень принадлежит к ряду специальных агентов Министерства Национальной Безопасности. Дополняет эту версию ещё и факт того, что только работник Министерства Национальной Безопасности смог бы совершенно незамеченным проникнуть к блоку с особо опасными задержанными. Только агент Министерства Национальной Безопасности мог быть облачён в специальную форму, которую простому служащему невозможно получить. Она сшита по индивидуальным меркам, выдаётся по личным номерам и под расписку. Нет смысла отрицать очевидное, Номе — специальный агент Министерства Национальной Безопасности Республики Кореи. Его голос был немного низкий, хриплый от долгого молчания и смутно знакомый. Чонгуку казалось, что если он услышит его ещё раз в близи, то точно сможет сказать, кому он принадлежит. Однако Чонгук не исключал вариант с программой по изменению голоса, иначе всё было бы слишком просто, ведь близких людей в его окружении, да ещё агентов Министерства не так уж и много. Вернее, их почти нет. Это кто-то, кто смог преодолеть защитную стену, выстроенную Чонгуком, и стать ему по-настоящему близким человеком. Это тот, кто был постоянно рядом в последнее время. Тот, кто хорошо знает его характер, желания и цели, что он, Чонгук, преследовал, соглашаясь на миссию под прикрытием. Это тот, кто смог узнать о чувствах к Тэхёну раньше самого Чонгука. Это тот, кто пустил корни своего влияния в чонгуково сердце. Это кто-то, кто может себе позволить говорить: — Чонгук-и. Чонгук резко вскидывает голову, распахивая глаза от немого шока, который последовал ответной реакцией на внезапное осознание. Так за всё время говорил только один человек. И это может быть только… — Чонгук-и, — Джин резко распахивает дверь кабинета, проходя внутрь с радостной улыбкой на лице и светлыми, недавно выкрашенными в белый цвет волосами. За ним в помещение заходит Юнги с таким же, только обновлённым цветом. Вселенная точно издевается над Чонгуком. В кабинете виснет пауза, возникшая в результате молчания младшего агента Министерства Национальной Безопасности. Его непонимание расцветает на лице с невероятной скоростью, он бегает глазами по чужому лицу, будто пытаясь что-то понять, но выходит из рук вон плохо. — Мне не идёт? — Как давно? — это единственное на что Чонгук сейчас способен. Казалось, что он, наконец, приблизился к ответу так, как никогда ещё не был близок, но похоже он, Чонгук, ещё никогда так сильно не ошибался. — Пару дней назад, — Джин вешает пальто не вешалку и проходит в глубь комнаты, присаживаясь на диван немного сбоку от Чонгука, глядя на стол, где разбросаны папки с личными делами повстанцев. Чонгук скашивает взгляд чуть в сторону, продолжая рассматривать Джина боковым зрением. Пару дней назад. Точно выпадает на ту самую дату. Чонгук усмехается, понимая, что снова забрёл в тупик. Он не был уверен до конца в своём выводе, но сейчас и вовсе начинает сомневаться. Но он же не мог ошибиться? Чонгук переводит внимание на Юнги, который сегодня необычайно серьёзен, будто погружён в свои мысли, тот ловит его изучающий взгляд и смотрит в самую глубину души, не отводя глаз. Или всё же мог? Дверь в кабинет в очередной раз открывается, являя Намджуна, который быстро проходит к столу, бросая туда ещё пару чёрных папок, доверху набитых бумагой. Он выглядит немного нервным и сосредоточенным, от чего в комнате виснет напряжённая атмосфера, окутывающая всех присутствующих. Чонгук чувствует, что сегодня ему предстоит признаться. Признаться в том, что он нарушил, наверное, сотни предписаний для специальных агентов Министерства Национальной Безопасности на секретных миссиях. Признаться, что он предал это самое Министерство Национальной Безопасности Республики Кореи, ради того, от кого клялся защищать страну под страхом смертного приговора. Чонгук чувствует, что сегодня он должен будет рассказать о том, чем на самом деле занимаются здесь люди. Он понимает, что сегодня он либо останется один и будет признан, как враг, угрожающий безопасности страны, либо он не ошибся в выборе своих друзей. Он надеется на второе, в страхе ожидая первого. — За всё время ты не доложил ничего о своей миссии, — Намджун садится рядом с Юнги прямо напротив Чонгука и раскрывает одну из папок, что до этого бросил на стол, ударяя её твёрдой частью обложки по столу с таким грохотом, что Джин невольно вздрагивает. Намджун зол. Чонгук понимает это сразу. — И вот к чему это привело, — он тычет пальцем в первый лист бумаги. Чонгук быстро пробегается глазами по тексту, понимая, что это статистика убитых агентов Министерства Национальной Безопасности. Он видит две колонки: в одной данные по отряду, что должен был заступить на смену в спецблок, а во второй те, что были убиты в центре управления. — Пока ты молчал, Ви со своими шавками уничтожил всех до единого. Собственноручно. — Солдат из центра управления убил не он, — Чонгук пропускает мимо ушей оскорбительное выражение в сторону повстанцев и встречается взглядом с Намджуном. — Откуда тебе знать? Тебя там не было, дело это ты не изучал в отличии от меня, так с чего же такая уверенность, Чонгук? — Ошибаешься, мне известно гораздо больше, чем тебе, — Чонгук ловит дьявольское наслаждение от недоумённого взгляда со стороны Намджуна, а потому медленно размыкает губы, заканчивая фразу, — ведь я там был, — голос звучит твёрдо без намёка на неуверенность или страх. Чонгук не боится, он для себя уже давно всё решил и изменять себе не намерен, а потому добавляет твёрже: — был там с ними вместе, — Чонгук нарочно делает акцент на последнем слове, одновременно следя за реакцией всех присутствующих, которая не заставляет себя ждать. У Намджуна в глазах хаос, будто земля разрывается на части, а лопнувший капилляр мигом окрашивает её в красный, словно это кровь, орошающая холодную почву. Джин кидает быстрый взгляд на Юнги, тут же его отводя, будто вспомнил что-то, но Чонгук успевает подмечать всё. Каждая деталь имеет значение. А Юнги заинтересованно смотрит на Чонгука, сложив руки на груди. Он ждёт следующего хода. — Интересно, — Намджун долго тянет с ответом, всматриваясь в чужое лицо, ища подвох, надеясь на неудачную шутку, но натыкается лишь на уверенный взгляд и непоколебимость в своей правоте. — Интересно, в какой момент ты переметнулся на сторону этих, — видно, что Намджун не может подобрать нужное слово, которое бы вместило в себя всё его отношения к повстанцам, — этих ублюдков, — выплёвывает, наконец, он. — Не смей так говорить, ты ничего не знаешь. — Чонгук, что с тобой? — Намджун двигается чуть вперёд, пытаясь ухватиться рукой за коленку своего друга, но тот быстро отводит её в сторону. Не надо его трогать, не надо его касаться. — Как ты можешь защищать людей, причастных к террористической организации? Как ты можешь защищать людей, что убивали твоих товарищей? Чонгук, да их же даже за людей считать нельзя! — Намджун чуть повышает голос, стараясь убедить напарника в своей правоте. Он искренне не понимает, что творит Чонгук. Он был ему всегда, с самой первой встречи, как младший брат, Намджун доверял ему всецело себя и свою жизнь, воспитывал, отграничивал от лишних контактов, чтобы ему, Чонгуку, было комфортнее, а этот мальчишка просто берёт и вырывает сердце Намджуна из груди, разбивая о сырую землю, растаптывая собственными ногами. Убивает своим предательством. — Они же бессердечные, в них нет ни грамма человечности по отношению к людям. Они убили всех до единого, не оставив и шанса на спасение, не предоставив им выбора. Бездушные твари, желающие лишь нажиться на других. — Ты ослеп, Намджун, погряз в стандартах общества также, как и я ранее. Безотчётно следуешь за людьми, которых считаешь авторитетом, просто потому что так должен. Ты так воспитан, выращен по шаблону, чтобы быть верным псом Министерства Национальной Безопасности. Но неужели ты веришь в их авторитетность? Ты идёшь вслед за, как ты думаешь, миротворцами, нас ведь так позиционируют в обществе? Но на самом деле идёшь по кровавым следам убийц, оставляя такие же за собой, — Чонгук качает головой, грустно улыбаясь тому, как был слеп к порокам людей, что его ранее окружали. — Ты видишь лишь то, что тебе разрешают видеть. Лишь то, что они хотят тебе дать. То, что у тебя есть — это верхушка айсберга, поверь мне. Министерство давно стало продажным, позабыло об истинных своих целях, превратилось не в защитников, а в личные игрушки вышестоящих лиц. Мы стали армией против мирных граждан, которых обещали защищать. — Лжец! — Намджун вскакивает с дивана, возвышаясь над спокойно сидящим Чонгуком. Юнги переводит взгляд на друга, отмечая про себя, что таким он Намджуна никогда не видел. — Неужели там занимаются промывкой мозгов? Как ты мог поддаться на эти провокации? Министерство никогда ничего не совершало против мирных граждан. Ярость — единственное, что сейчас испытывает Намджун. Это эмоция в чистом виде. Это одно из самых древних душевных состояний человека, будучи чем-то или кем-то, доведенным до точки кипения или в моменты опасности. Эта эмоция масштабна, громадна и грандиозна, она берет над любым человеком всесильную власть и вершит то, что ей вздумается, не отдавая в этом отчёта подвластному ей. — Намджун, я понимаю, в это сложно поверить, но это так. Министерство курирует проекты, призванные нарушить политический строй во всём мире, — Чонгук тоже поднимается с места, разводя руки в стороны, сопровождая этим жестом свои последние слова. В комнате наступает звенящая тишина. Вот оно второе признание, которое определённо изменит всё. Чонгук закусывает губу, напряжённо рассматривая парня перед собой. — Нарушить политический строй в мире? — Намджун тихо повторяет последние слова Чонгука, смотря будто сквозь него. Парень смакует каждое слово, обдумывая смысл предложения. — Мог бы сказать хоть что-то более убедительное. Если решил переметнуться на другую сторону, — Намджун поднимает сверкающий настоящей яростью взгляд на Чонгука. Сердце того заходится в бешеном ритме от волнения и отчаяния, что накатывает с новой силой, — мог бы просто признаться, а не выдумывать весь этот бред. Выглядел бы куда достойнее, чем сейчас. — Намджун, я говорю правду! — в голосе плещется отчаяние, оно разрушающей волной сносит сдержанность, уверенность в своих же словах. Чонгук готов броситься на колени перед другом и умолять просто поверить в то, что он говорит. Намджун для Чонгука не брат, нет, он словно отец, что вырастил из мальчишки настоящего мужчину. Одобрение и гордость в его глазах всегда были тем механизмом, что заставлял Чонгука верить в самого себя. И то, что Чонгук видит сейчас перед собой — это не презрение, не отвращение, нет. Это разочарование. Самое страшное, что можно увидеть в глазах того, кто для тебя дорог — это разочарование. Осознание, что ты не оправдал тех надежд, что на тебя возложили, больно режет по сердцу, пуская кровь. Осознание, что ты сделал неверный шаг, оступился, падая в тёмную бездну, приводит к потухшему взгляду. Разочаровать кого-то близкого, значит потерять навсегда ту связь, что между вами была. Разочаровывать дорогих тебе людей — больше, чем просто больно. — Чонгук, — Намджун тяжело вздыхает и подносит руку ко лбу, начиная тереть пальцами переносицу, чуть хмурясь, — просто объясни, зачем ты защищаешь того, кто виновен? Я просто хочу тебя понять. — Повстанцы не преследуют цели нажиться на мирном населении, как раз наоборот, они их защищают. Защищают от нас, — Чонгук видит, как хмурится Намджун и спешит продолжить. — Министерство защищает влиятельных инвесторов, которые незаконным путём наживаются на мирных гражданах, оставляя их ни с чем. Многим и жить после такого негде, — голос звучит тихо, а взгляд немного темнеет, когда Чонгук вспоминает тех людей, что стали постоянными жителями базы повстанцев просто потому, что им некуда было больше идти. — Кто-то даже потерял свою семью. — При чём здесь потеря семьи? — Намджун вскидывает бровь, складывая руки на груди. — При том, что именно руководящие лица Министерства отдают приказы по их ликвидации. — Чонгук, на кой чёрт Министерству убивать мирных граждан? Ты сам подумай: какой вообще в этом есть смысл? Подставить себя и подорвать репутацию перед страной? — В том, что Министерство убирает лишь тех, что им неугодны, — Чонгук чуть повышает голос, сверкая глазами. Как же надоело что-либо доказывать. — Убивают научных сотрудников, которые узнали, над какими проектами работают на самом деле, убивают агентов, которые выяснили правду, убивают офицеров, которые не подчиняются бесчеловечным приказам вышестоящих лиц. Намджун, Министерство ликвидирует всех тех, кто мог бы подорвать его репутацию. — Чонгук, ты понимаешь, что это серьёзное обвинение против высшего органа исполнительной власти? — Намджун серьёзно смотрит на своего друга. То, что говорит Чонгук никак не укладывает в его голове, потому что невозможно просто так прийти и разрушить всё то, что строилось на протяжении долгого времени. — Понимаю. — Чонгук, то что ты говоришь сложно воспринять просто на веру, — звенящую тишину нарушает мягкий голос Джина, который до этого всё время молчал. Он успокаивающе смотрит на Чонгука, даря тем самым свою поддержку. — Для таких серьёзных обвинений, требуются не менее серьёзные доказательства, — голос Юнги немного хрипит от долгого молчания, взгляд его всё такой же изучающий и пристальный, будто он пытается найти какой-то изъян в Чонгуке. — Ты же помнишь первое правило? Любой человек или организация должны считаться невиновными до тех пор, пока не доказано обратное. — Именно поэтому Намджун не должен обвинять Тэхёна, пока у него нет доказательств против него, — Чонгук в упор смотрит на Намджуна с неким вызовом, тем самым поворачивая слова ребят в противоположную сторону от повстанцев. — В отличии от тебя у меня есть доказательства того, что тех солдат в центре управления убил Ви, — Намджун нагибается, поднимая со стола очередную чёрную папку, распрямляется и раскрывает её, продолжая перелистывать страницы. Чонгук удивлённо смотрит на товарища, не понимая, что Намджун хочет ему показать, ведь не может быть доказательств причастности Тэхёна к этим убийствам. Просто потому что Чонгук в этот момент был вместе с ним. — Четыре года назад 22 ноября было совершено убийство офицера Кан Нгуёна. Это было самое первое открытое заявление Ви в сторону Министерства Национальной Безопасности. По данным судмедэкспертов офицер был убит во вторник в 22:22 ночи по местному времени. Отличительной особенностью является то, что нападавший обошёлся без излишней жестокости по отношению к телу убитого, однако при совершении преступления были намеренно повреждены самые крупные сосуды, тем самым это привело к быстрой потери крови. Её количество образовало «море» вокруг тела пострадавшего, — Намджун передаёт папку в руки Чонгука, как бы намекая ему самому убедиться в правдивости слов. В это время Джин и Юнги озадаченно переглядываются, пребывая в небольшом шоке от услышанного. Об этом деле никто и никогда не упоминал. — Откуда вообще эта информация? — Джин встаёт с дивана, придвигаясь ближе к Чонгуку и заглядывая в папку, которую тот держал, сильно вцепившись пальцами в её поверхность. — Я вообще впервые об этом слышу. — На самом деле я чисто случайно наткнулся на это дело, когда в очередной раз проверял базу данных в поисках Ви, — Намджун неоднозначно пожал плечами, потому что и правда не знает, как эти данные появились на его столе. Будто кто-то их подложил, но в ту ночь в Министерстве не было никого, кроме офицеров верхнего звена и охраны на входе в здание. — Но это на самом деле неважно, потому что благодаря этому я проанализировал эти убийства и пришёл к выводу, что их совершил один и тот же человек. Во-первых, совпадает время совершения преступления. Я, конечно, не стремлюсь утверждать, но видимо для Ви эти цифры что-то значат, потому что ни один убийца никогда не станет подстраивать совершение преступления под время и дату из года в год, если он, конечно, не поехавший на голову серийник, — Чонгук стискивает зуб от ярости, которая начинает зарождаться в его груди. Намджун так легко об этом говорит, об этих цифрах, которые якобы что-то значат. Конечно, значат. Чонгук уж точно знает, что за ними кроется самая большая боль Тэхёна. Это дата и время его смерти. Это тот миг, в который он перестал жить раз и навсегда. — Во-вторых, Ви, надо отдать ему должное, не терзает своих жертв, мучая их ради своего удовлетворения, он убивает их быстро одним способом — пусканием большого количества крови, которая образует при этом крупную лужу, больше напоминающую море. В-третьих, что интересно он убивает лишь тех, кто так или иначе причастен к Министерству Национальной Безопасности, будто мстит за что-то, — Намджун поднимает глаза на Чонгука, и они встречаются взглядами. Чонгук крепче сжимает папку в руках, пытаясь не сорваться на крик. — Таким образом, Чонгук, лидер повстанцев Ким Тэхён является руководителем террористической организации, а также сирийным убийцей, неоднократно покушающимся на жизнь сотрудников Министерства Национальной Безопасности Республики Кореи, — Намджун повторил последнюю строчку отчёта, что находился в папке. — Ты защищаешь преступника, а, следовательно, являешься его сообщником. Вот в чём правда, Чонгук. — Либо это ты, Намджун, упускаешь из виду несколько очень важных деталей, которые помогли бы тебе совершенно с другого ракурса посмотреть на эту ситуацию, — Чонгук швыряет папку на стол и все листы вылетают из неё, перемешиваясь. Часть из них упала на пол прямо к ногам Юнги. — Например, то, что во всей этой истории есть ещё один персонаж, о котором ты знаешь меньше, чем о Тэхёне, а о нём, как я посмотрю, — Чонгук многозначительно бросает взгляд на одинокий листок с личным делом Ви, что пытался составить Намджун, — ты знаешь очень немного. Его имя Номе. Возможно, если бы ты тщательно подошёл к этому делу, то где-нибудь на камерах наблюдения в сторону спецблоков ты бы его увидел, но тебе было проще использовать неизвестно откуда полученную информацию о Тэхёне и обвинить его, не рассмотрев всех возможных вариантов, — Чонгук подходит почти вплотную к Намджуну и опускает руки тому на плечи, аккуратно встряхивая, чтобы не причинить боли. — Вот в чём правда, Намджун. — Нет, правда в том, Чонгук, — Намджун скидывает руки своего друга со своих и направляется в сторону вешалки, хватая с неё своё пальто, — что в твоей крови превышен уровень допамина, — он медленно поворачивает голову в сторону Чонгука, оставаясь при этом к нему спиной. Солнечные лучи играют на лице, чуть подсвечивая контуры профиля. Он видит непонимающий взгляд, что был на него устремлён и ни секунды немедля, ставит точку в этом разговоре, показывая, что всё уже давно понял. — Это вещество, определяющее влюблённость. Его избыток может привести к истощению, аритмии, тахикардии, голоду, бессоннице, — Намджун делает паузу, встречаясь с чонгуковыми расширенными от удивления глазами, — либо сумасшествию. Он понял всё ещё в тот момент, когда Чонгук взглянул на него. Глаза. Его выдали глаза. Они ведь не в состоянии скрыть от людей, что у тебя на душе. Кто у тебя в сердце. Любовь разгорается в них синим пламенем, пожирающим всё на своём пути: и логику, и разум, и здравый смысл и даже старую дружбу. Убивает всё прежнее, оставляя выжженный пустырь, но не даря ничего взамен. Намджун знает точно, он проходил через это уже однажды и не хочет, чтобы через это проходил Чонгук. Его хочется защитить, уберечь, укрыть от разрушающей всё живое любви. — Я даю тебе ровно 48 часов. Ни больше, ни меньше, — Намджун отворачивается полностью к двери, хватаясь за железную ручку. Его голос звучит жёстко с нотками требовательности, — чтобы ты обдумал всё ещё раз. По истечению срока либо ты придёшь сюда, и это будет означать, что ты отказываешься от своих слов, оставаясь в Министерстве, оставаясь с нами. Либо, — Намджун делает пауза, собираясь с мыслями, потому что то, что он скажет дальше тяжело даже для него. Невыносимо больно отпускать того, кто для тебя семья, — ты сделаешь неправильный выбор, и в следующий раз мы встретимся по разные стороны баррикад.***
В отдалённой части библиотеки выключен свет. Темнота окутывает всё пространство, пряча от посторонних глаз своего ночного посетителя. Она ревностно хранит то, что зародилось в ней самой, во тьме: идеи, мысли, правду. Тьма сама по себе — это бездонная пропасть, в которой можно скрыть всё что угодно, именно поэтому она так привлекает многих. Можно сказать, что тьма — это всепоглощающее начало. Все краски мира обращаются в чёрный, стоит лишь пропасть источнику света. То, что лишилось света, есть начало, поглощающее цвета. И Чонгук, наконец, нашёл это начало. Дверь в библиотеку чуть приоткрывается, пропуская полоску мягкого голубого света. Он, словно огонёк, бежит по поверхностям мебели, подсвечивая её контуры, и останавливается у подошвы чужих чёрных ботинок. Полоска света расширяется на несколько мгновений и также быстро растворяется в темноте, исчезая за закрытой дверью. — Я тебя ждал. — Я знаю, Чонгук-и. Чонгук стоит лицом к большому панорамному окну, через которое открывается вид на ночной город. Яркие огни незамысловатыми узорами играют на ночном небосклоне, а неоновые вывески привлекают больше внимания, чем днём. Время уже давно перевалило за десять, а потому город медленно, но верно погружается в сон: редкие машины быстро пролетают перед глазами, устремляясь, вероятно, в сторону дома, последние пешеходы скрываются за дверьми своих квартир. Город засыпает. — Мин Юнги, — раздаётся хриплый голос, — ты это он, — Чонгук медленно оборачивается, встречаясь с тёмными карими глазами напротив. Расслабленная поза Юнги совсем не выдаёт в нём беспокойства или страха, он абсолютно точно спокоен. — Ты и есть тот самый Номе, — Чонгук делает небольшую паузу, давая возможность другу прервать его монолог для оправданий, но ловит лишь удовлетворённый взгляд. Гордый взгляд. — Номе, что является братом лидера повстанцев Ким Тэхёна. — Как понял? — Юнги мягко улыбается, присаживаясь на соседний рядом со столом, за которым до этого долгое время работал Чонгук, стул и закидывает ногу на ногу, поднимая взгляд на парня. Чонгук дарит ответную улыбку и присаживается напротив. — Это была интересная задачка. Я и правда потратил много времени и сил на её решение, — Чонгук открывает ноутбук, немного жмурясь от яркого света, что резко ударил в лицо, щёлкает несколько раз по клавиатуре и победно ухмыляется. — Во-первых, Намджун сильно ошибся, сказав, что убийства, о которых сегодня шла речь, были совершенно идентичными. Это не так. В них я заметил несколько несостыковок, которые натолкнули меня на ряд мыслей. Например, то, что они были совершены разными людьми и с разной целью. Убийство Кан Нгуёна и правда было началом, о чём сегодня заявил Намджун, — Чонгук улыбается и тянется рукой к волосам, зарываясь в них пальцами. — Это очень символично, я даже не уверен, что ты знаешь об этом подтексте, но именно офицер Кан был тем, кто по приказу моего отца нажал на кнопку ликвидации экспериментального отдела, в котором работали на тот момент ваши родители. Именно он стал отправной точкой в трагедии, он был пусковым механизмом. И для того, чтобы началось что-то новое, необходимо чтобы что-то взамен закончилось. Альянс повстанцев — это то самое новое, которое могло родиться лишь на могиле чего-то старого. На могиле Кан Нгуёна, — Чонгук видит удивление в глазах Юнги, а потому делает вывод, что зашёл даже дальше, чем сам Номе того предполагал. Но тем не менее Чонгук уверен, что именно так рассуждал Тэхён перед тем, как совершить то, что положило начало всему. — Как бы иронично это ни было, но имя Нгуён означает «начало». Его конец, стал вашим шагом вперёд, вашим началом. — Удивительно, — выдохает Юнги, поражаясь тем, какую логическую цепочку ему только что представил Чонгук. Юнги даже и не догадывался о том, что всё было настолько глубоко. — Во-вторых, — продолжает Чонгук, — я обратился к истокам формирования ваших вторых имён. Единственное, что я знал о Номе — это его имя. Нашёл я необходимую информацию в разделе Богов Древней Греции и оказалось, что Номе, или Номос — это дух закона, его персонификация. Он заведовал законами и их изданием. Следовательно, Номе — это по своей сути человек, который так или иначе относится к закону. Тут всё оказалось двойственно, это и было подсказкой к тому, что человек, являющийся Номе, принадлежит к нынешнему закону, но вершит свой, потому что он их и «издаёт», — Чонгук изображает в воздухе кавычки, на что Юнги одобрительно смеётся. — А что касается Тэхёна, то тут я, благодаря Чимину и Хосоку, узнал, что V значит Вендетта. Слово Вендетта пришло из итальянского, который заимствовал его из латинского, где оно звучит как vindicta, что в переводе означает «мщение», иными словами Вендетта — есть кровная месть. Делаем вывод, что ты это в прямом смысле закон и справедливость, а Тэхён — это месть. — Тогда как это отражается на убийствах, — Юнги подталкивает Чонгука к самому главному, чтобы тот озвучил выводы, которые успел сделать за это время. — Тэхён не был первым в этой войне, он совершил убийство в ответ на действия Министерства Национальной Безопасности. Спустя год после их хода, Тэхён, наконец, собрал силы и смог отомстить. Но он выше всего земного, поэтому месть была хоть и кровавой, но максимально безболезненной и без излишних мучений. Отличительной особенностью является то, что он пускает кровь так, чтобы образовалось «море». Это своего рода тоже символ, я понял это, когда вернулся к моменту нашей поездки к вашим родителям. Мы были на море, тогда Тэхён сказал, что ваша мама очень любила его. Возвращаясь к убийству, совершённому тобой, на первый взгляд бросается очередное «море» крови — отличительный знак Ви, но есть небольшая деталь, которая меняет всё в противоположную сторону. Белые повязки на лицах убитых сотрудников Министерства, — Юнги настолько широко улыбается, что около глаз формируются небольшие складочки. Он точно не ошибся в Чонгуке, только он смог заметить эти немаловажные детали, только он смог отстаивать честь и достоинство повстанцев и Тэхёна во главе до конца. И именно он будет ключом к их победе. — По твоей сумасшедшей улыбке я вижу, что прав. Но да, я понял, что повязки на глазах — это именно твой отличительный знак. Эта повязка — обозначает, что «закон слеп», он судит всех и все перед ним равны, а ты полностью беспристрастный в своём «суде». — Как ты пришёл к тому, что именно я — Номе? — Если головоломка не сложилась, и у тебя никак уже не собирается пазл — начни сначала. Я возвращался в самое начало из раза в раз, откатываясь в своих воспоминаниях всё дальше и дальше, воссоздавал в голове все диалоги, взгляды, жесты, ведь ты учил, что каждая деталь имеет значение, — Чонгук достаёт альбомный лист и передаёт его Юнги. На нём нарисованы несколько блок-схем, по краям обведены в прямоугольники вырезки из их диалогов. — Ты ясно дал понять, что мы знакомы лично, можно сказать, что буквально прямо об этом заявил, — Чонгук тыкает в диалог в правом нижнем углу: — Кто ты? — Ты знаешь. — Потом ты сделал тонкий намёк на то, что мы довольно близко знакомы. Ты дал понять, что знаешь меня до такой степени, что не сомневаешься в том, что я выберу. — Рад видеть, что ты выбрал верный путь. Я в тебе не сомневался. — Ну, не что, а кого, — весело подмигивает Юнги, переводя взгляд на друга и наблюдая вмиг смутившийся взгляд, который Чонгук поспешил отвести в сторону. — Ещё именно ты начал называть меня Чонгук-и. Ты первый, кто это сделал и первый, кому я позволил это делать. А последним аргументом в твою сторону, помимо внешнего вида и голоса, было то, что ты единственный, кто с самого начала знал о том, к чему приведёт моя встреча с Тэхёном, — Чонгуку и правда сложно в слух произнести эти слова. Одно дело подтвердить свои чувства к Тэхёну перед самим собой, а другое — перед другим человеком. Это уже больший уровень ответственности. Это уже почти официальное признание. — К тому, что мы… То есть я и он… — Чонгук запинается, не зная, как правильно подобрать эти чертовски простые слова. — Что я в него… — Влюбился. — Слова, что я хочу сказать ему, — Чонгук тяжело вздыхает, опуская голову и начиная рассматривать собственные колени, — чувства, что я хочу разделить с ним, — продолжает он, ощущая тёплую ладонь на своей макушке, а затем мягкие успокаивающие поглаживания. — Теперь, когда я об этом думаю, я понимаю, что есть столько всего, что я бы хотел сказать, что даже не знаю, с чего начать. Почему нельзя показать кому-то, что ты чувствуешь на самом деле одной простой фразой? — Начни с сегодняшнего дня говорить всё то, что придёт на ум. Представь, что это твой последний день рядом с ним. Такие мысли помогают собрать волю в кулак и сделать то, на что не решался раньше. Поверь мне, Чонгук, это работает. В комнате повисла приятная тишина, Чонгук прикрыл глаза, а за закрытыми веками он видит чужую радостную улыбку, русые волосы, что на солнце блестят не хуже самого начищенного золотого кусочка и глаза, в которых он, Чонгук, тонет. И это первое о чём он скажет Тэхёну, когда, наконец, его увидит. — Знаешь, я долго не мог понять, почему ты совершил своё убийство по технологии Тэхёна, но всё же оставил от себя маленькую деталь. Это долгое время не давало мне покоя, но потом меня осенило. Даже при нашем одном единственном диалоге ты дал мне ясно понять: ты хотел, чтобы только я понял, кто ты есть на самом деле. Но почему? — Чонгук, — Юнги тяжело вздыхает, отнимает руки, поднимая голову друга и заглядывая в его глаза, — ты знаешь, что невиновность — в наш век — преступление, которое карается тяжелее всего? — Да. — И ты готов пойти против всех, кого считал своими товарищами, друзьями, напарниками? Ты готов пойти против своего отца, ради свободы, равенства и справедливости, за которые борются Тэхён и повстанцы? Ты готов положить на кон всё, что у тебя есть, было и будет в обмен на призрачную, но невероятно ярко сверкающую, благодаря Тэхёну, надежду на светлое будущее? — Готов, — в глазах пламя. Адское пламя, сжирающее всё на своём пути. Он готов, готов бороться за будущее, ведь каждый поступок, как и каждое доброе дело, в которое ты веришь, рождает новое светлое будущее. И в этом будущем он будет с Тэхёном, потому что он — его воздух, его жизнь и свобода. Он его правда. — Тогда слушай, что нам надо сделать.***
— Чонгук, куда мы едем? — Тэхён нетерпеливо уставился на парня, который вернулся на базу повстанцев поздно ночью и поспешил вытащить Тэхёна под одобрительные кивки Чимина и Хосока из компьютерного центра, чтобы усадить в машину, ничего толком не объяснив, бросив лишь с загадочной улыбкой «чертовски смущающая неожиданная вещь». — Успокойся, Тэхён, — ласково произносит Чонгук, опуская ладонь на тэхёново колено и паркуя автомобиль перед ограждением, — мы приехали. Тэхён устремляет взгляд вперёд, сквозь лобовое стекло, и замирает. Впереди плещется море, волны которого мягкими волнами подкатывают к берегу, полируя мелкие камни и утаскивая на дно некоторые из них. Также как Тэхён топит в себе Чонгука. Чонгук мягко касается тэхёнового подбородка, цепляя его пальцами и поворачивая к себе. Тэхён отрывается от созерцания ночного пейзажа и переводит взгляд на Чонгука, он видит, как глаза напротив изучающе опускаются ниже, останавливаясь на одно мгновение на родинке на кончике носа, а затем также мучительно медленно опускаются ещё ниже, рассматривая алые губы с идеальным контуром. Дыхание почему-то спирает, в горле будто кончилась живительная влага, а в лёгких не хватает воздуха, от чего Тэхён инстинктивно цепляется пальцами за чонгукову толстовку, пытаясь глотнуть как можно больше свежего воздуха. Он чувствует горячее дыхание, что мягко оседает на его губах и прикрывает глаза, сжимая до побеления пальцы на чёрной ткани. Чонгук прикасается к его губам первым. Нежно, будто совсем невесомо. Он перемещает руку с подбородка на щёку, притягивая ближе к себе. Чонгук действует медленно с большой осторожностью, понимая, что для Тэхёна это очень сложно. Он хрупкий, словно горный хрусталь, разобьёшь однажды — не склеишь никогда. Чонгук размыкает губы на несколько мгновений, чтобы поцеловать Тэхёна ещё раз и ещё, и ещё множество раз. Его нос утыкается в тэхёнову щёку, и он вдыхает дурманящий запах чего-то сладкого и нежного. А у Тэхёна голова идёт кругом от такого Чонгука, от окативших его волной чувств. Его сердцебиение никак не хочет приходить в норму от внезапной близости и продолжает отстукивать азбукой Морзе признания с высокой частотой. Тэхён еле держится, чтобы оставаться в сознании. Чонгук отстраняется, мягко улыбаясь на протестующий стон и вновь прикасаясь к подбородку Тэхёна, приподнимает его чуть выше. Глаза Тэхёна встречаются с звёздным небом. А оно пленяет своей красотой, своим сиянием — это его особенность: у всякого, кто глядит на звёздное небо, сладко щемит сердце. — Чонгук, что это? — в глазах Тэхёна отражаются сотни звёзд, которые формируют созвездия и разгораются лишь сильнее. Чонгук поражён в самое сердце, побеждён и завоёван. Пути назад нет. — Неужели это звёздная ночь из списка тех «чертовски смущающих неожиданных вещей»? — Звёздная ночь лишь для нас двоих, — уточняет Чонгук, встречаясь с Тэхёном взглядами. В его глазах столько благодарности, неподдельного восторга и пьянящей любви, вкусив которую однажды — не захочешь отпускать никогда. — Иди сюда, — Чонгук откидывает автомобильное кресло, помогая Тэхёну перебраться к нему на бёдра и чувствует приятную тяжесть от чужого тела. Чонгук чувствует, как расслабляется от столь тесного контакта Тэхён, он ощущает это ладонями, что расположил на спине парня в районе лопаток. А потом Чонгуку абсолютно точно сносит крышу от того, что его целует Тэхён. Первым. Жадно, пламенно, без намёка на нежность и невинность. Целует так, будто Чонгук — это единственный источник кислорода, единственное, благодаря чему он, Тэхён, может жить, а не существовать. Чонгук — то самое лекарство, его личный сорт успокоительного, который помогает забыть о том, как было больно существовать Тэхёну в этом мире без него, помогает забыть о том, чего он, Тэхён, лишился, помогает забыть о том, как было больно последние пять одиноких лет. Чонгук кусает его за нижнюю губу, чуть оттянув на себя и тут же отпустив, осторожно проведя языком, будто извиняясь. Он перемещает свои руки со спины Тэхёна на его шею, нежно поглаживая карамельную кожу и пуская табун мурашек, от которых Тэхён чуть выгибается, словно от электрического импульса. — Ты — моё единственное море, в котором мой инстинкт самосохранения всегда будет равен нулю, — шепчет Тэхёну в губы Чонгук, разорвав лишь на ничтожное мгновение поцелуй. — И когда я в тебе тону, то с улыбкой иду ко дну. И снова целует. Чонгук тянется к тэхёновой рубашке, цепляя пальцами верхние пуговицы и расстёгивает их, открывая ключицы, которых тут же касается прохладный ночной воздух. Он быстро проникает через образовавшийся просвет ладонями внутрь, касаясь разгорячённой кожи Тэхёна и чувствует, как горит он сам, когда слышит тяжёлый вздох возле своего уха. — Я хочу целовать тебя, пока не задохнусь, — Чонгук отрывается от губ Тэхёна лишь для того, чтобы сказать то, что он бы ему сказал, будь сегодня их последний день вместе.