In faith, I do not love thee with mine eyes, For they in thee a thousand errors note, But 'tis my heart that loves what they despise, Who in despite of view is pleased to dote. Мои глаза в тебя не влюблены, — Они твои пороки видят ясно. А сердце ни одной твоей вины Не видит и с глазами не согласно. Sonnet 141 by William Shakespeare
— Вам не кажется это всё чертовски подозрительным? — Намджун на мгновение останавливается, устремляя взгляд на напарников: Юнги и Джин одновременно поднимают головы, отрываясь от чтения каких-то документов, что разложили на столе. Они оба вопросительно смотрят в ответ на Намджуна. Чонгук сидит поодаль ото всех, широко расставив ноги и опустив на колени локти. Кисти безвольно повисли, а голова склонилась вниз, будто к шее привязан огромный камень. Пустой взгляд устремлён в пол. Сгорбленная спина и статичное положение тела на протяжении долгого времени вызывают ноющую боль в мышцах, но эта боль никогда не сравнится с той, что разъедает изнутри. С той, что убивает медленно, мучительно, будто наслаждается процессом полного уничтожения человека. С той, что заставляет каждое мгновение сожалеть о содеянном. — Что именно? — Джин складывает руки на груди, откидываясь на диван. — Это затишье, — Намджун разводит руки в стороны, и его плечи опускаются. Кажется, он устал. — Разве вы не видите? Они не предпринимают никаких действий в нашу сторону, а прошла уже целая грёбанная неделя. — Намджун, ты обнаружил их базу, — Юнги скептически приподнимает одну бровь, нечитаемым взглядом уставившись на агента Министерства Национальной Безопасности. Его голос звучит спокойно, будто всё происходящее его никак не касается. — И убил несколько их людей. Может и не собственноручно, но с твоей же подачи. Чтобы оправиться после такого необходимо время, ты и сам должен это понимать. — Да, но это была провокация, цель которой вы и так все знаете, — Намджун замолкает. В голове промелькнула мысль, что он здесь вообще единственный, кого волнует тот факт, что повстанцы скрылись со всех радаров, прекратив какую-либо деятельность. Он внимательно оглядывает каждого присутствующего в кабинете подозрительным взглядом, в завершении встречаясь глазами с Юнги. Тот смотрит непроницаемо. В последние дни он будто лишён каких-либо эмоций. Слишком сдержанный, слишком спокойный, слишком не Юнги. — Нашей задачей было пробудить в повстанцах агрессию, злость, ярость. Все мы знаем, что любая агрессия застилает пеленой здравый смысл. Порождает жажду мести. А в совокупности это всё приводит к фатальным ошибкам в стратегии, что, собственно, нам и необходимо. — С чего ты решил, что Тэхён ошибётся? — И дьявол может ошибаться, — Чонгук непроизвольно дёргается от этой фразы, но с места не сдвигается. Кажется, шевельнись он хоть немного и вмиг рассыплется серым пеплом у чужих ног. — На самом деле он ведь тоже человек, — Намджун в упор смотрит на Чонгука, не скрывая своего изучающего взгляда, — а у всех людей одна проблема, одно слабое место, неизменное на протяжении десятков, сотен и даже тысячи лет. Мы изначально рождаемся уязвимыми, — он замолкает на мгновение, подходя к Чонгуку. Намджун останавливается вблизи белых кроссовок, перекрывая носками своих чёрных лакированных туфель вид на пол, который Чонгук гипнотизировал взглядом последние пару часов. — И это место — наше сердце. Добраться крайне тяжело, а уничтожить очень просто, ведь главная для него опасность — это другой человек. Он и только он способен разорвать его на мелкие ошмётки, выжечь в нём всё живое и бросить умирать, заставляя изнывать от режущей боли. Я прав, Чонгук? — Откуда мне знать? — Чонгук резко вскидывает голову, устремляя злой взгляд на Намджуна. — Действительно, — парень довольно улыбается и отходит на несколько шагов назад, не прерывая зрительного контакта с Чонгуком. В его глазах так и плещется осознание всего происходящего, отчего он смотрит с чувством полного превосходства. — Человек, которого никогда не любили и который никого не любил сам, не сможет этого понять, правда? — Правда. Чонгук стискивает зубы, отворачиваясь в сторону. Он, словно раскрытая книга для человека, хорошо его знающего. Столь резкая смена настроения никак не смогла бы ускользнуть от цепкого взгляда Намджуна, а потому понять, что на самом деле происходит с Чонгуком не составило для него никакого труда. Вот только это осознание не принесло ничего, кроме тянущей сердце обиды. Сотни вопросов возникли в одно мгновение, а вразумительных ответов совсем нет. Как так вышло, что Чонгуку хватило нескольких жалких дней, чтобы привязаться к новому человеку? Другому, совершенно незнакомому, человеку. На памяти Намджуна ещё никто и никогда так быстро не входил в близкий круг Чонгука. Им с Юнги пришлось потратить немало сил и времени на то, чтобы полностью завоевать доверие младшего напарника. В то время как самому Тэхёну хватило нескольких дней, чтобы сломать все чёртовы установки в голове Чонгука раз и навсегда. Обидно ли Намджуну? Возможно. Сразу же встаёт резонный вопрос: а чем он собственно хуже? Почему ему не доверились изначально? Это ведь так неприятно, когда к тебе при знакомстве относятся с опасением, недоверием, так, будто ждут в любую секунду предательства с твоей стороны, а ты не успел толком и слова сказать. Чем он, Намджун, заслужил такое отношение? Ответ до абсурдности прост: ничем, однако вышло так, что именно на его долю выпало счастье познакомиться с человеком, что был предан не просто близким человеком, он был предан собственным отцом. Такие вещи бесследно не проходят. Они ранят глубоко и сильно, напрочь меняют человека, уничтожая в нём всё самое светлое, ломают изнутри и строят нечто новое, устрашающее. Это своего рода защитная реакция организма в ответ на ту боль, что он получил в виде ноющего сердца. Меняется не только сам человек, но и его отношение к окружающим, ведь предатели — убивают доверие, причём не только к себе, но и ко всем остальным. Будучи преданными один раз, мы начинаем видеть подвох во всём, мы уже опасаемся кому-либо доверяться в полной мере и раскрывать перед кем-то свою душу, боясь пораниться в очередной раз. Мы все боимся боли: душевной или физической, поэтому тщательно стараемся её избегать. В результате жизнь наша становится более закрытой, люди, в нашем обществе становится более скрытными, более чужими и враждебными по отношению друг к другу. Именно так и разрушается общество.Семь дней до этого
В первую ночь на новой базе повстанцев довольно шумно: дети бегают по этажам, наслаждаясь новым большим пространством. Они, словно маленькие исследователи, стремятся заглянуть во все потаённые двери, пролезть в каждую щель и первыми отыскать что-то такое, что непременно сможет удивить других детей. Лишь только Юна не играет с ребятами, с которыми обычно ей нравится проводить время. На все их приглашения присоединиться девочка только лишь отрицательно качает головой, поджимая губы. Она молча следует попятам за Хосоком, что раздаёт указания по базе и тихо переговаривается с прибывшими повстанцами о том, как обстоят дела. Юна же всё это время покорно держит его за руку, крепко обхватив маленькими пальчиками тёплую ладонь, и постоянно с волнением в глазах осматривает быстрым взглядом вновь прибывшие группы повстанцев в поисках родного лица. Но безуспешно. Когда ближе к вечеру появляется Чимин вместе с Хванджином — парнем из центра управления, Юна, которая заметила их одной из первых, тут же дёргает Хосока за руку, потянув на себя. Парень отвлекается от обсуждения с седовласым мужчиной вопросов по поводу лучшего расположения технического оборудования и приседает на корточки перед взволнованной девочкой. — Что такое? — Хосок ярко улыбается, нежно проводя ладонью по чёрным волосам Юны. — Там Чимин вернулся. Хосок поднимает голову, проследив взглядом за маленьким пальчиком, указывающим куда-то в сторону от них. Сквозь снующую туда-сюда толпу он видит Чимина, снимающего с себя промокшую насквозь ветровку. Хосок встаёт и быстро направляется следом за Юной, которая уже бежит к Чимину на встречу, размахивая руками и тем самым привлекая к себе внимание парня. — Привет, солнце, — Чимин подхватывает девочку, удерживая её одной рукой, а второй откидывает со лба мокрые пряди волос, с которых ещё капает дождевая вода. Кажется, моросящий дождь на улице перешёл в настоящий ливень. — Как себя чувствуешь? Всё хорошо? — Со мной всё нормально. Я была всё это время с Хосоком, — Юна обнимает парня за шею, пристроив голову тому на плечо. — А где Тэхён? Он разве не с тобой? Чимин тяжело вздыхает, теснее прижимая к себе девочку, и сталкивается с напряжённым взглядом Хосока, в котором читается немой вопрос. В ответ он лишь качает головой. Конечно Тэхёна с ним нет. — Он просто немного задерживается. Не волнуйся, — Хосок подходит к ним ближе, ободряюще улыбаясь уставшему Чимину и аккуратно поглаживая Юну по сгорбленной спинке. — Думаю, что Тэхён совсем скоро появится. — Он ведь мне обещал, что вернётся до того, как мне нужно будет ложиться спать, — Юна устало прикрывает глаза. Она слишком вымотана переживаниями, что внезапно охватили её маленькое детское сердце. — Он обещал мне сказку со счастливым концом.***
Тэхён приходит на базу ближе к полуночи. Юна уже конечно же спит, не дождавшись ни Тэхёна, ни своей сказки с обещанным счастливым концом. На новой базе повстанцев довольно тихо. Вероятно, большинство обитателей базы, разделив комнаты, отправились спать, погрузившись в спокойный сон, утомлённые тяжёлым днём. Лишь только несколько повстанцев сидели в общем холле, тихо переговариваясь, дабы не нарушать долгожданную тишину. Джонхён, по-турецки сложив ноги, сидит на полу, рядом стоит стеклянный столик, заваленный бумагами из папок, которые он передал Хосоку по приказу Тэхёна. Минсок расположился рядом с Джонхёном, уткнувшись в какую-то книгу, найденную им на новой базе, и полностью погрузился в чтение. Ещё трое парней расположились на диване, тихо переговариваясь между собой и помогая Джонхёну перебирать бумаги, раскладывая их в разные стопки. Сам Хосок сидит в стороне ото всех на диване, склонившись над какой-то чёрной папкой, которую ему молчаливо протянул Чимин. На первой странице курсивом выделено: личное дело Чон Чонгука. А рядом фотография. Знакомое лицо теперь выглядит совсем иначе, будто и незнакомое вовсе, будто ничего и не знаешь о человеке, хотя, судя по содержимому папки — так оно и есть. Зелёные глаза с фотографии смотрят пронзительно, и Хосок думает о том, что если бы смотрел в них чуть дольше, чем обычно, то обязательно был бы покорён. Откуда он это знает? Сам он, конечно, не знает, но ему Тэхён говорил. А Тэхён знает, о чём говорит. Чимин необычайно тихий. Он постоянно смотрит то на наручные часы, то пялится в телефон немигающим взглядом, пока тот не тухнет от долгого бездействия. Он выглядит потерянным. И совсем немного отчаявшимся, когда время переваливает за одиннадцать. Прошло восемнадцать часов с того момента, как он покинул вместе с Хванджином базу, оставив там Тэхёна совсем одного. Один на один с целым Министерством Национальной Безопасности, что, конечно, не так страшно, как тот факт, что он оставил там Тэхёна один на один с Чон Чонгуком. Чимин начинает кусать губы, наматывать круги по всему холлу, постоянно поглядывая в окно, пока в один момент не замирает, уставившись в сторону входной двери. Тэхён стоит перед ними весь мокрый, рукава чёрной куртки разодраны, а вода стекает по нему, образуя на полу маленькую лужицу. Он медленно обводит взглядом напряжённые лица и отводит глаза в сторону. Нет сил говорить. — Оставьте меня на время одного, пожалуйста, — лишь хрипло звучит от него в сторону обеспокоенных друзей. Никто не смеет возражать.***
Тэхён не выходит из своей комнаты уже на протяжении двух дней. Он полностью отошёл от дел альянса повстанцев, и если бы не Чимин и Хосок, утверждающие, что лидер находится у себя в комнате и занимается разработкой новой стратегией, что абсолютно точно является ложью, то можно было бы подумать, что Ви просто больше не существует. В первую ночь Тэхён перечитывает тринадцать раз письмо, оставленное Чонгуком в его, Тэхёна, любимой книге. Первые пять раз он обрывает чтение на середине, потому что мутная пелена перед глазами не даёт сконцентрироваться на тексте, буквы бесформенно расплываются и не несут никакого смысла. На седьмой раз ему удаётся осознать всё написанное и безжалостно швырнуть книгу в стену, разрушая тишину громким хлопком. Тэхён зло смотрит на книгу, думая, что больше никогда не возьмёт её в руки, никогда не притронется и вообще лучше будет её сжечь. После тринадцатого прочтения Тэхён может в точности воспроизвести все строчки этого письма по порядку. Вечером второго дня Тэхён обнаруживает себя, лежащим на полу с устремлённым в потолок пустым взглядом. Глаза красные, опухшие, а ниже залегают тёмные полумесяцы. На столе стоит поднос с тарелкой рамёна, который давно остыл. За ним стоит точно такой же, принесённый Чимином ещё вчера. Оба совсем не тронуты. На третий день Тэхён не помнит, когда он спал в последний раз. Возможно его выпадение из реальности на несколько минут — это полудрём, а мелькающие картинки перед глазами — жестокие сны, подкидывающие сознанию знакомый образ, от вида которого хочется лишь только застрелиться. Тэхён теряется во времени и пространстве, не понимает, какой сегодня день, число и даже месяц. Он не знает, сколько вообще прошло времени и шло ли оно вперёд. Не то чтобы его вообще это интересует. Его потухший взгляд сосредоточен на одной точке, но при этом он будто рассеян. Он думает обо всём, но при этом и ни о чём вовсе. Когда вновь пришедший Чимин печально окидывает взглядом нетронутую еду и говорит что-то об отдыхе, Тэхён молчит, потому что смысл во сне и отдыхе он потерял уже давно. На самом деле сна ему хотелось бы меньше всего. Организм просит, не выдерживает таких эмоциональных нагрузок. Он не способен нормально работать в таком состоянии, но Тэхёну всё равно. Лишь бы не возвращаться туда, где всё хорошо, где картинки — лишь угодливый обман, заманивающий в свои цепкие лапы, чтобы потом бездушно выбросить в реальность, от которой хочется задохнуться. Тэхён четвёртый день ходит в одной и той же одежде, которую ещё в первую ночь на него силой натянули Хосок вместе с Чимином, аргументируя это тем, что он заболеет. Не то чтобы Тэхён от этого расстроился бы. Если быть точнее ему всё равно: простудился бы он или нет. Он и так болен, разве не видно? Тэхён не помнит, когда он в последний раз ходил в душ, когда мыл голову или банально чистил зубы. У него нет сил даже на такие, казалось бы, важные и обыденные вещи. Важность, как слово, в принципе теряет для него своё значение. Единственное, что важно — это боль, что скрывается под кожей, надёжно спрятавшись от чужих глаз. Это мысли, которые словно яд, отравляют мозг, медленно его убивая. Это полная потерянность, потому что совершенно не ясно, что со всем этим дерьмом надо делать. И надо ли вообще. Эта боль не лечится обеспокоенными взглядами Чимина, который приходит каждый день под самый вечер, чтобы молча забрать поднос с едой, к которой снова не притронулись. Не исчезает, когда приходит Хосок, улыбающийся как-то печально. Каждый раз он много молчит, устраиваясь рядом с Тэхёном на полу и аккуратно перебирает тэхёновы засаленные русые волосы, что потеряли былой блеск. Тэхён не винит друзей за их молчание. Понимает, что сказать им на самом деле нечего. По правде говоря, он очень благодарен им за то, что его не трогают, не достают глупыми вопросами и не дарят дежурных фраз по типу: «всё будет хорошо». Не будет. И в этом вся проблема. В который раз Тэхён убеждается, что доверять людям — плохая затея, а подпускать их слишком близко — ещё хуже. Всё случившееся — это его ошибка, его вина и он должен был поплатиться за свою неосторожность. Что ж, он абсолютно точно поплатился за всё. Он существует с болью, которая не пропадает после смеха или слёз, просто потому, что радости больше никакой нет, а плакать уже нечем. Депрессия — это болезнь, а не что-то романтичное, выдуманное подростками для придания себе большей загадочности и значимости. Депрессия не пахнет терпким запахом сигарет, она пахнет потом и иногда кровью. Депрессия — это не аристократически бледное лицо, это мертвенно-бледный оттенок кожи. Депрессия — это не слушать грустные песни из плейлиста, депрессия — это слушать тишину и понимать, что она слишком громкая. Депрессия — это не случайная меланхолия или одномоментная грусть, депрессия — это болезнь, которая убивает изнутри, забирает самое ценное, что может быть у человека — желание жить. На пятый день Тэхён вяло оглядывает комнату, совсем не понимая день сейчас или ночь. Плотные шторы не пропускают ни капли света в комнату, отчего биологические часы сбились окончательно. Он встаёт с постели и подходит к столу, осматривая очередной поднос с ещё теплой едой. Он отводит взгляд, дрожащей рукой хватаясь за прозрачный стакан с водой. Стакан выскальзывает из тонких пальцев и падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки. Раздаётся громкий стук, нарушающий звенящую тишину. Когда разбивается стекло или ломается ножка стула, или с полки падает книга, это производит характерный звук, какой-то шум. Но когда разбивается сердце, оно разбивается бесшумно. Казалось бы, должен ведь раздаться невероятный грохот или какой-нибудь торжественный звон, ознаменовавший бы конец. Или хотя бы любой другой звук, но нет, это происходит в тишине, и хочется, чтобы грянул гром, который бы заставил вздрогнуть, а не стоять в ступоре. Хочется, чтобы этот гром заставил почувствовать хотя бы страх или испуг, почувствовать хоть что-нибудь, кроме пустоты. Однако на самом деле звук есть, но он внутри. Крик, который никто не слышит. Он такой громкий, что иной раз кажется, что звенит в ушах и раскалывается голова. Он бьётся в груди, как животное, пойманное охотником, он напоминает рёв матери, у которой отняли ребёнка. Вот на что это похоже — на огромное обезумевшее от своего горя существо, ревущее и из последних сил бьющееся в плену своих собственных чувств. Это жгучая, кровавая рана, которую разъедает соль собственных слёз, будто морская вода. Когда разбивается сердце, всё внутри нас разрывается от отчаянного крика, но этого никто не слышит. Тэхён молчал. Все эти пять дней он молчал, ничего не говорил, никого не звал. Но этот дурацкий стакан стал последней каплей. Теперь хочется кричать, рвать и метать. Хочется, чтобы все слышали, чтобы все знали, что у него больше нет сил это терпеть. И Тэхён кричит, падает на пол, проезжаясь коленками по разбитому стеклу. Он хватается руками за волосы, оттягивая их так сильно, чтобы вызвать физическую боль, которая хотя бы на мгновение смогла бы успокоить душевную. Его лицо покраснело, а горло саднит от истошного крика. Дверь в его комнату распахивается практически сразу же, и на пороге появляется ошарашенный Чимин, за спиной которого тут же вырастает Хосок. Чимин с большими от страха глазами оглядывает Тэхёна, подмечает разбитое стекло у его ног и оборачивается к Хосоку. — Принеси аптечку, — не дожидаясь ответа, он плотно закрывает дверь, замечая, что Хосок уже скрылся в темноте коридора. Чимин медленно подходит к Тэхёну, будто боится спугнуть. Он осторожно, без резких движений, приседает перед ним на корточки и встречается с глазами, в которых плещется так много отчаяния, что можно захлебнуться, разделив его на двоих. — Тэхён, — он ласково тянет имя друга, аккуратно укладывая руки тому на плечи, — я рядом, ты слышишь меня? Тэхён дышит часто, его грудная клетка ходит ходуном, он всё также продолжает стягивать волосы на голове, но уже с меньшей силой. Взгляд затуманенный, в ушах гудит, поэтому он чуть заторможено, но кивает в ответ. — Хорошо, давай я помогу, — Чимин вплетает пальцы в чужие волосы, дотрагиваясь до тэхёновых кистей, которые намертво вцепились в волосы. Он осторожно поглаживает кожу чужих ладоней, расслабляет, заставляет отпустить. — Вот так, ты молодец, — Чимин перехватывает тэхёновы руки, удерживая в своих. Поглаживает большими пальцами и чувствует, как в ответ слабо, но сжимают его кисти. — Только дыши, давай вместе, — он делает большой вдох и следит за тем, как Тэхён покорно повторяет за ним, смотря в глаза, — а теперь выдыхай. Давай ещё раз. Когда дыхание Тэхёна восстанавливается, а руки, согреваемые чужим теплом, перестают трястись, Чимин поднимает друга с пола, не отпуская того ни на секунду. Он подводит его к постели, откидывая белое одеяло, поднимает подушку так, чтобы она опиралась на изголовье, и помогает Тэхёну забраться на кровать. Чимин присаживается рядом, когда дверь вновь открывается, пропуская Хосока с белым чемоданчиком внутрь. Парень подходит ближе, отдавая аптечку Чимину и встаёт позади него, устремляя взгляд на лидера повстанцев. Тэхён выглядит таким напуганным и отчаявшимся, что сердце сжимается. Хосок не видел Тэхёна таким с тех пор, как погибли их родители. — Тэхён, думаю, что нам пора поговорить, — Чимин осторожно закатывает штанину пижамных штанов Тэхёна, осматривая рану на левой коленке. Он достаёт из аптечки пинцет, вату и перекись, а после встречается взглядом с другом. — Я не думаю, что стоит, — голос хриплый от долгого молчания. С непривычки даже кажется каким-то чужим. — Мне просто нужно время. — Тэхён, хватит, — слишком жёстко звучит в ответ. Лидер повстанцев поджимает губы, но взгляд не отводит. — Хватит, — Чимин вздыхает и повторяет уже более мягко, но в голосе всё равно проскальзывают нотки строгости. — Мы и так дали тебе достаточно времени. — Тэхён, Чимин прав, — Хосок мягко улыбается, стараясь избавиться от напряжения, которое повисло в воздухе. — Пора это заканчивать, так больше не может продолжаться. Тэхён вздыхает, опуская взгляд на свои руки, которые скрепил в замок, но тут же резко дёргается и шипит, замечая, как Чимин сосредоточенно вытягивает пинцетом кусочек стекла из его колена. — Не дёргайся, пожалуйста. — Легко сказать. — Тэхён, — Хосок одаривает парня предупреждающим взглядом, как бы намекая, чтобы тот сменил тон и, наконец, успокоился, дав возможность ему помочь. — Я понял, извини, — лидер повстанцев прикрывает глаза, откидывая голову на подушку и лишь немного хмурит брови, когда пинцет в руках Чимина вытягивает очередной осколок. — Все эти дни я будто балансировал на грани сна и реальности: я уже не понимал, что надумал сам своим больным сознанием, что произошло на самом деле, а что мне просто приснилось. Иной раз я не до конца понимал, где я сейчас: в нашей действительности или в моём разрушенном подсознании, — Тэхён замолкает. Делиться такими личными вещами всегда тяжело. Даже с самыми близкими друзьями, потому что одно дело — прокрутить эти мысли в своей голове, а другое — произнести вслух. Когда говоришь что-то вслух, то ответственность за слова возрастает, потому что самого себя перед самим собой оправдать легко, но перед другими людьми — почти невозможно. Надо понимать, что, сказав что-то — назад дороги не будет. — Что во сне, что в реальности ужасно больно и непонятно, где хуже. — А если бы ты не мог проснуться, то как бы узнал, где находишься: во сне или в нашей действительности? — Хосок передаёт смоченную в перекиси ватку Чимину, которой тот тут же аккуратно проводит по израненной коже. — Я понял, что в реальности всё гораздо хуже, чем в моих снах. Чимин замирает с ваткой у раны, переводя взгляд на Тэхёна, и поджимает губы, когда ловит вымученную улыбку друга. Невыносимо видеть то, как близкий тебе человек страдает, как закрывается, уходя с головой в себя и свои проблемы. Возможно, это необходимо, и ты даёшь ему время, оставляешь его наедине с самим собой, покорно ждёшь, когда тебя вновь подпустят близко, обнимут, скажут, что всё нормально. Но ничего не происходит. Ты просто продолжаешь сидеть и со стороны наблюдать за тем, как дорогой тебе человек угасает, словно свеча, попавшая под прохладный порыв ветра. Ты не можешь ничего сделать, не можешь ничего сказать, потому что не знаешь, о чём вообще тут можно говорить, все слова резко становятся бессмысленными. Ты не можешь подойти, потому что тебе нельзя, не можешь ничем помочь, потому что не знаешь чем и это последняя стадия, за которой следует только полная безнадёжность. Ты просто хочешь, чтобы это, наконец, закончилось, хочешь, чтобы всё вернулось в нормальную колею, чтобы всё было, как прежде, чтобы не было этих проблем. Хочешь всё забыть, притвориться, что ничего не было и просто жить дальше. Эгоистично? Вполне себе. Однако никто никогда не узнает, кому тяжелее: тому, кто борется со своими демонами или тому, кто стоит и смотрит со стороны, не имея возможности спасти. — Тэхён, прости меня, — Чимин притягивает друга к себе, крепко обнимая и зарываясь носом в русые волосы. Глаза почему-то щиплет, а нос колет, он сильнее сжимает в объятиях лидера повстанцев. — За что ты извиняешь? — Я должен был быть рядом всё это время, — Тэхён поднимает вопросительный взгляд на Хосока, но тот лишь кивает, призывая к тому, чтобы Тэхён просто слушал. — Нельзя было оставлять тебя одного, надо было поговорить, надо было сделать что-то, — Чимин говорит слишком быстро, волнуется, перебирает пальцами ткань чужой футболки. — Что, например? — Да хоть что-нибудь, — Чимин отрывается от Тэхёна, но всё ещё продолжает удерживать его за предплечья, рассматривая осунувшееся лицо. — Ты вынудил держать между нами дистанцию, попросил дать тебе время. Я правда сначала думал, что ты справишься самостоятельно, что надо лишь немного подождать. Но каждый раз, приходя к тебе, я видел, что ты сдаёшься, что ты даже не борешься, — Чимин встряхивает Тэхёна, яростно зажмуривая глаза, пытаясь остановить рвущиеся наружу слёзы. — А я же знаю, как ты можешь бороться, я же видел это тогда, пять лет назад. Почему? — он срывается, отчаянно заглядывая в глаза Тэхёна, пытаясь найти там какие-то ответы, но видит лишь одно непонимание. — Почему в этот раз ты не борешься? Скажи мне, Тэхён, что изменилось в этот раз? Тэхён молчит, отводит взгляд в сторону, старается отцепить от себя руки Чимина, которыми тот так крепко вцепился в тэхёнову белую футболку. — Чимин, отпусти меня. — Нет, не отпущу. Послушай же, наконец, меня, — Чимин яростно мотает головой, сильнее сжимая ткань. Ещё немного и точно порвёт. — Задумываясь о нашей жизни, не хочешь даже узнавать конец, который ждёт всех нас, потому что не веришь, что всё закончится хорошо. Как может всё стать хорошо, когда всё так плохо? Мы живём в жестоком мире, где нас окружают алчные и бесчувственные люди, где каждый старается нажиться на несчастье других, где мало, кто печётся о чувствах окружающих, но это ведь только одна сторона, — Чимин заламывает брови. В его глазах проглядывается усталость, спровоцированная состоянием Тэхёна, виднеется и боль, которую он черпает от друга, желая забрать её себе, чтобы тот смог сделать хотя бы один свободный вздох. Но больше всего в его глазах надежды. Она словно луч света в непроглядном тёмном царстве. — Тэхён, в нашем мире ведь есть и хорошее, есть и любовь, и счастье, и дружба. Они не скрыты тьмой, они существуют в равной с ней степени. Как нет добра без зла, так и зла нет без добра. Это равновесие необходимо. И ты — отображение ярчайшего света, но где самый яркий свет, там и тени гуще. Твоя боль она… — Чимин на мгновение замолкает, обдумывая следующие слова. — Всё ведь проходит, понимаешь? Даже самый непроглядный мрак рассеивается, и выходит солнце. Даже самая страшная боль проходит и сменяется счастьем, от которого сердце стремится выпрыгнуть из груди, от которого улыбка сияет ярче, чем обычно, — Чимин замечает скептический взгляд друга. — И это не вымысел, ты и сам в этом убедишься, если не проиграешь своим демонам. А ты не можешь проиграть хотя бы потому, что тебе, Тэхён, есть за что бороться, есть ради чего жить, — Чимин легонько толкает пальцами лидера повстанцев в плечи, отчего тот немного отклоняется назад. — У тебя куча причин, чтобы взять себя в руки и, наконец, встать. — Да не могу я! — Тэхён кричит, отпихивая руки друга от себя. Чимин не понимает, никто его не понимает, и это жутко злит. — У меня больше нет сил бороться, как же ты не понимаешь. Я так больше не могу, — добавляет он уже чуть тише. — Каждый нормальный человек сталкивается с болью, и пока ты её чувствуешь — ты живой, а значит можешь и должен продолжать бороться, — голос Хосока звучит слишком звонко в образовавшейся тишине. Он как будто отрезвляет опьянённый раздражением мозг. — Кто ты такой, чтобы сдаться? Разве ты имеешь на это право? — Тэхён, ты не можешь перестать бороться, и когда ты это поймёшь — всё обязательно наладится, — Чимин ободряюще улыбается, поднимаясь с кровати. — Ты ведь сам говорил: не выживем мы — погибнут другие, ни в чём не повинные люди. Неужели ты позволишь пострадать им? Неужели ты позволишь разрушиться всему, что мы так долго и упорно строили, неужели отступишься от нашей цели и бросишь нас? — Просто подумай: можешь ли ты позволить Министерству Национальной Безопасности продолжать безнаказанно терроризировать мирных граждан? — Хосок хватается рукой за прохладную ручку двери и оборачивается, глядя Тэхёну в глаза. — Готов ли ты смотреть на то, как дети лишаются родителей, готов ли ты видеть в них самого себя, а в их истории свою собственную? Если да, то мы тебя не будем держать, ну а если нет, — он серьёзно осматривает Тэхёна, пропуская Чимина в коридор, и напоследок ласково улыбается прежде, чем закончить свою мысль, — то твоя форма висит у тебя в шкафу. Дверь в комнату лидера повстанцев плотно закрывается. По коридору раздаются удаляющиеся шаги. Тэхёну требуется всего один день, чтобы собрать себя по частям.***
Тэхён принимает душ, смывая с себя всю усталость, скопившуюся за неделю, моет голову приятно пахнущим шампунем, вдыхая с искренним наслаждением лёгкий ненавязчивый запах, чистит зубы два раза, понимая, что ему становится легче с каждым совершённым простым действием. Он обтирает тело махровым полотенцем, по-настоящему наслаждаясь его мягкостью. Тэхён одевается быстро, окидывая внимательным взглядом в зеркале свою похудевшую фигуру, на которой надеты привычные чёрные штаны и чистая белая футболка. Он снимает с вешалки любимую голубую ветровку с цветным принтом на спине и накидывает её поверх. Тэхён опускается вниз, зашнуровывая белые кроссовки. Он проходит к окну, раскрывает тяжёлые шторы, впуская дневной свет в комнату. Мрак рассеивается и дышать становится как-то легче. Тэхён меняет постель на более свежую и застилает кровать. Собирает все тарелки на один поднос, подкладывая остальные под него, и подхватывает его одной рукой. В правой руке он держит свою любимую книгу, которую убирает под подушку, выходя из комнаты. Тэхён идёт завтракать вместе с Юной впервые за прошедшую неделю.***
— Тэхён, — девочка бежит по коридору так быстро, что ноги начинают немного заплетаться, рискуя познакомить свою обладательницу с полом. — Тэхён, я так скучала, — Юна влетает в объятья присевшего перед ней на корточки и расставившего руки в разные стороны парня. — И я скучал, солнце, — Тэхён легко поднимает её на руки, кружа, отчего Юна начинает смеяться, крепче ухватываясь за чужую шею. — Ты прости меня, что не пришёл раньше. — Чимин с Хосоком сказали, что ты простудился после того дождя, — Юна немного обиженно выпячивает губу и хмурится, — поэтому не разрешали мне ходить к тебе. Ты правда болел? — Правда. — А сейчас ты выздоровел? — Да, — Тэхён задумывается на мгновение, но затем снова улыбается, перехватывая Юну поудобнее, и направляется в сторону столовой. — Да, можно и так сказать. А теперь пойдём позавтракаем? — Пойдём. В столовой Тэхён с Юной сидят друг напротив друга за маленьким белым столиком, расставив вокруг себя кучу тарелок, заполненных всем, чем только можно было их заполнить. Юна захотела попробовать всё, что было яркого цвета, а Тэхён просто не смог ей отказать, наливая по её просьбе побольше клубничного джема в их общую тарелку с блинами. Он искренне улыбается, когда Юна пытается скормить ему огромную клубнику, перегнувшись через весь стол и нахмурив брови, пока Тэхён плотно смыкает губы, дразня её. В итоге, конечно же, клубнику его съесть заставляют также, как и последний блинчик, который Юна отказывается доедать, аргументируя тем, что только что выздоровевшему Тэхёну он абсолютно точно будет нужнее. — А где Чонгук? — Он предал нас, — Тэхён не хочет врать Юне, а потому целенаправленно говорит правду, зная, как девочка успела привязаться к агенту Министерства Национальной Безопасности. — Почему? — вопрос до абсурда простой, ответ на него до безобразия сложный, ведь нет ничего более сложного, чем кажущаяся простота. — Солнце, я не знаю ответа на твой вопрос, — Тэхён ласково улыбается, бережно вытирая влажной салфеткой Юне рот от клубничного джема. — А почему ты тогда его об этом не спросишь? — лидер повстанцев на мгновение тормозит, не чувствует, как Юна вытягивает салфетку из его пальцев и сама протирает себе руки. Тэхён промаргивается и переводит удивлённый взгляд на девочку. — А я должен? — Но ведь Чонгук любит тебя, а ты любишь его, — Юна прикладывает пальчик к губам и осматривается по сторонам, не замечая, что Тэхён во все глаза смотрит на неё, думая, что её слова явно пропитаны детской наивностью. — Ты ведь сам говорил, что прежде чем что-то решать для себя, надо сначала поговорить с человеком. Тем более если он для тебя очень важный, — Юна возвращает взгляд к парню, ухватывая того за ладонь, и утягивает в сторону выхода. Выходя из столовой, Тэхён думает, что Юна слишком маленькая, чтобы понимать такие вещи. На самом же деле это Тэхён слишком взрослый, чтобы не признавать очевидного. Чимин, который всё это время сидел недалеко от Юны и Тэхёна, мысленно соглашается с девочкой, уверенный в том, что за этим поступком Чонгука стоит нечто большее, о чём они не знают, потому что человек с таким количеством нерастраченной любви к Тэхёну в глазах, не может быть врагом по определению. А ведь всё на самом деле очень просто: Чонгук в Тэхёне навечно, Тэхён в Чонгуке бесконечно.Настоящее
— Тебе не кажется, что здесь подозрительно тихо? — Тэмин — парень, которого Тэхён взял к себе в отряд и по совместительству это один из самых первых, кто присоединился к образующемуся альянсу повстанцев. Он поправляет бандану на голове и удобнее перехватывает рюкзак с взрывчаткой. — Тоже заметил? — Тэхён оборачивается на повстанца, замедляя шаг, чтобы поравняться с ним по ходу. — Мы изначально знали, что здесь будет минимальное количество народу, но чтобы не встретить ни единой души за всё время, что мы здесь, — парень задумывается, подбирая слова. — Это очень странно. Похоже на западню. Тэхён останавливается, напряжённо вслушиваясь в тишину коридора. Позади слышатся приближающиеся быстрые шаги, и уже через несколько секунд перед ними останавливается повстанец, которые скидывает с себя серую куртку, повязывая её себе на бёдра. — Тэхён, я проверил весь этаж, — парень поджимает губы от негодования, — но здесь никого нет, кроме нас. — Сворачиваем миссию? — Тэмин подходит к Тэхёну, склоняя голову чуть вбок и ожидая дальнейшего решения лидера. — Да, — Тэхён задумывается, понимая, что отступать так просто совсем не хочется, но странное предчувствие, которое плотно засело в груди, не даёт права рисковать своими людьми. — Да, вы двое возвращайтесь обратно и ждите нас в машине, — Тэхён кивает двум повстанцев из своего отряда, а затем оборачивается к Тэмину. — А мы с тобой сходим на верх в центр управления, посмотрим, что там осталось. Может будет что-то полезное. — Будьте осторожны, — повстанцы кивают и разворачиваются назад, устремляясь в сторону одного из ближайших пожарных выходов. Тэхён с Тэмином осторожно поднимаются по аварийной лестнице, решив не пользоваться лифтом. Они двигаются очень тихо, всё ещё неуверенные в том, что находятся здесь одни. Повстанцы приоткрывают дверь, ведущую в центр управления и выглядывают через маленькую щель, осматривая пространство. Центр совершенно пустой. Нет ни намёка на чьё-либо присутствие. Парни переглядываются и раскрывают дверь, проходя внутрь. Большинство компьютеров выключено, но на двух работающих открыты какие-то вкладки, и Тэмин присаживается на чёрный кожаный стул, подъезжая ближе к столу. Он просматривает информацию на экране компьютера, пролистывая чью-то переписку, которую обнаружил на почте. Тэхён проходит чуть дальше, осматривая столы, на которых разбросаны документы, где-то лежат брошенные полностью исписанные листы бумаги, карандаши валяются в хаотичном порядке. Видно, что всё оставлено в спешке. Что-то здесь явно не так. — Тэхён, иди сюда, — Тэмин подзывает к себе лидера повстанцев, немного отклоняясь в сторону, чтобы ему, Тэхёну, было удобнее заглянуть в экран через его плечо. — Они знали, что мы собираемся взорвать их базу. — Это я уже вижу, — Тэхён хмурится, бегая глазами по тексту чужого диалога. В голове лишь одна мысль: кто? — Видимо поэтому отсюда эвакуировали и большую часть техники, и весь персонал. Они знали, что мы придём, — Тэмин оборачивается на лидера и закусывает губу, нервно постукивая пальцем по деревянной поверхности стола. — Только вот как они узнали, что взрывать будем конкретно эту базу? Ты ведь нам самим сообщил об этом только после того, как мы зашли в здание. — Они не знали. — Значит? — Тэхён и Тэмин сталкиваются взглядами. Осознание приходит к обоим мгновенно. — Да, это значит, что другие отряды тоже в опасности, — лидер повстанцев хватает замершего Тэмина за руку, поднимая того с кресла и направляясь в сторону двери. — Хосок, — Тэхён связывается с другом, попутно сбегая по лестнице вниз, — убирайтесь оттуда немедленно. Ты меня слышишь? Передай всем остальным, уходите оттуда. Это западня, они изначально знали, куда именно мы придём. На верхнем этаже раздаётся взрыв. Здание мгновенно будто пошатывается, пол содрогается. Первая мысль: в ходе взрыва были задеты несущие конструкции. Тэхён вместе с Тэмином оседают на пол, не удержав равновесия, оглушительный грохот лишает слуха, в ушах звенит, а посторонние звуки будто похоронены под толщей воды. С потолка сыплется густая пыль, оседающая на сгорбленных телах. Дышать становится труднее от пробирающегося сквозь щели дыма. Глаза слезятся, будто их разъедает ядовитый газ. Запах крови ударяя в нос с новой силой.Шесть часов до этого
— Ты хочешь подорвать здание? — Джонхён вопросительно изгибает бровь, переводя взгляд с экрана, на котором крупным планом выделялась карта, на Тэхёна, что стоял напротив него. — Там же люди, — Минсок задумчиво постукивает пальцам по губе, осматривая лидера альянса повстанцев, подмечая его слегка похудевшую фигуру и немного бледный оттенок кожи. — Пусть они, конечно, и работают на Министерство Национальной Безопасности, но это всё же люди. Не думаю, что все они там по собственной воле. — Да и вряд ли хотя бы половина из них знает, чем на самом деле занимается Министерство, — Хосок стоит справа от Тэхёна, а потому оборачивается к нему вполоборота и вопросительно смотрит, думая, что не мог Тэхён так просто предложить взорвать здание, принадлежавшее Министерству Национальной Безопасности, не подумав о том, что таким образом пострадают невиновные люди. Максимальная безопасность окружающих — основа стратегии Тэхёна. — Я рад, что вы такого же мнения, как и я относительно безопасности людей, даже тех, что работают на Министерство, — Тэхён лишь на мгновение приподнимает уголки губ, сосредотачиваясь на карте. Сбоку выдыхает Хосок, убедившийся в том, что никого лидер повстанцев сегодня убивать не собирается. — Я долго думал о том, что мы могли бы сделать такого, чтобы привлечь внимание общественности и при этом ясно дать понять Министерству, что за свои действия против нас и наших людей — они будут платиться своими. Однако мне бы хотелось для начала их просто предупредить, не делая резкого выпада в сторону их сотрудников, понимаете о чём я? — То есть ты хочешь сделать как бы предупреждающий выстрел в сторону Министерства, чтобы в следующий раз они думали о том, что получат урон той же степени в ответ на тот, который нанесут нам? — Тэхён кивает в ответ, тем самым поощряя Минсока продолжить свою мысль. — И при этом ты хочешь, чтобы наше предупреждение было довольно безобидным? — Не столько безобидным, сколько безопасным для людей, — поправляет Минсока Тэхён. — А смысл тогда в этом предупреждении? — молодой парень, стоящий недалеко от Джонхёна, складывает руки на груди и скептически оглядывает лидера альянса повстанцев. — Если по итогу всё равно придётся убивать. — Смысл в том, Юнгук, чтобы изначально показать людям, что мы не террористическая организация, истребляющая людей, — Джонхён недовольно поглядывает через плечо на молодого парня. — Нам надо действовать очень осторожно, потому как, в отличии от нас, у Министерства пока ещё есть поддержка властей и их слово решающее. Если они скажут, что мы террористы — доказать обратное будет очень сложно. — Верно, поэтому взрывать мы будем одну из их периферических баз, где хранятся стратегические запасы оружия и технического оборудования, — Тэхён увеличивает на экране карту, отмечая красными точками пять зон. — Есть пять различных вариантов, по которым мы могли бы ударить. — Нам надо выбрать одну наиболее выгодную цель? — Да, но одновременно и нет. — Кажется, я не понял, — Минсок неловко улыбается, зачёсывая чёлку назад, на что Тэхён тихо посмеивается. — Цель выберу я один. И знать её будут изначально только два человека: я и Номе, — Тэхён оглядывает всех присутствующих внимательным взглядом. — Дело не в том, что я не доверяю конкретно вам, а в том, что вероятно у нас есть предатель. И пока я не узнаю, кто это конкретно, информацию я буду выдавать в урезанном объёме и ограниченному кругу лиц. — Тогда как нам выполнять задания? — Юнгук озадаченно уставился на Тэхёна, не совсем понимая, как можно что-то делать, изначально не зная и не представляя весь план целиком. — На сегодняшней миссии мы разобьёмся на пять тактических групп. По одной на каждую зону, — лидер повстанцев рукой просит Чимина показать базы, которые были выбраны для задания. — Пойдём небольшими отрядами, смысла в большом количестве народа сегодня нет, так как наша задача не переубивать всех агентов Министерства Национальной Безопасности, а всего лишь заложить небольшое количество взрывчатки. Надеюсь, что это понятно всем. Мы не рискуем людьми и собой, а тихо и незаметно выполняем свою задачу. Все присутствующие согласно кивают, давая Тэхёну понять, что его приказ был принят. — В каждой группе будет четыре человека, включая командира, — Тэхён поднимает со стола листок, пробегаясь глазами по списку, который набросал за час до общего собрания. — Я, Хосок, Джонхён, Минсок и Юнгук — это те, кто будут командовать одним из отрядов. Разрешаю каждому из вас набрать себе команду самостоятельно и предоставить через час мне полный список. Подробно изучите план вашей зоны, — Тэхён передаёт несколько листов, на которых напечатана полная планировка военных баз Министерства изнутри. Здесь же полностью прописанные все эвакуационные и аварийные выходы. — Не забудьте провести брифинг перед отъездом со своей группой, чтобы не возникло никаких заминок. И обязательно помните три наших главных правила. — Не рисковать собой и жизнями своих товарищей без надобности, — Джонхён довольно улыбается, вписывая на свой листок имена двух повстанцев, которых забирает к себе в отряд. — Всегда быть на связи, — подхватывает Хосок. — Не начинать действовать без твоего приказа, — заканчивает Минсок, даря Тэхёну яркую улыбку. Тэхён одобрительно кивает, тем самым завершая собрание и разрешая приступить к подготовке к миссии.Возвращение в действительность
— Тэхён? Первое что видит Чонгук, забежав внутрь горящего здания, это яркие языки пламени, вздымающиеся всё выше и выше к потолку. Пожар стремится расширить свою территорию, рассредоточиваясь по пустым коридорам, затапливая пустующие комнаты. Едкий дым застилает глаза, пробирается в нос, пытаясь лишить Чонгука возможности вдохнуть спасительного кислорода. Парень прикрывает нос рукавом куртки, опускаясь как можно ближе к земле, он оглядывается по сторонам, судорожно пытаясь понять в какую сторону ему надо двигаться. Где ему искать Тэхёна? Чонгук пригибаясь, направляясь в какую-то неопределённую сторону, часто моргает, пытаясь разглядеть хоть что-то в задымлённом помещении. Сворачивая в очередной коридор, двигается просто по интуиции в сторону аварийной лестницы и открывает дверь, отскакивая в сторону от резкого пламени, вырвавшегося наружу. Сквозь танцующие перед глазами языки огня Чонгук видит знакомую светлую макушку, и сердце пропускает удар. Первый. Второй. Третий. Ещё немного и оно точно остановится. Чонгук кутается плотнее в куртку, перепрыгивая через разбушевавшееся пламя, валится рядом с Тэхёном на колени. Он судорожно трясёт его за плечи, пытаясь привести парня в чувства, не замечает, как сам начинает задыхаться: то ли от нехватки кислорода из-за огня, охватывающего их в кольцо, то ли от слёз, бессознательно срывающихся с его ресниц. — Тэхён, ты слышишь меня? — Чонгук оглядывается, замечая недалеко лежащего повстанца, которого, кажется, зовут Тэмин. Чонгук с ним общался несколько раз до того, как всё обернулось так. — Тэхён, пожалуйста, не оставляй меня, — голос нещадно хрипит, почти срывается в истошном крике, а рядом что-то трещит и падает, бросая непозволительно яркие искры в лицо. Чонгук отшатывается, откашливаясь. Он приподнимается, подхватывая Тэхёна одной рукой под лопатками, удерживает второй спереди, смотрит по сторонам, жмуря глаза. Он тянет его к выходу, понимает, что в таком положении выходит очень плохо, перехватывает его под подмышками, разворачивая к себе спиной и тянет за собой. Белые кроссовки лидера повстанцев почернели и оставляют за собой тёмный след на полу. — Давай же, ещё немного, — Чонгук двигается спиной вперёд, постоянно оборачиваясь, чтобы понимать куда идти, а после снова возвращает обеспокоенный взгляд красных глаз на Тэхёна, лицо которого выглядит слишком спокойным. — Не смей умирать, ты слышишь меня? Я хочу прожить на один день меньше чем ты, просто потому что не смогу прожить и дня, зная, что тебя нет. Чонгук вместе с Тэхёном вываливается из постепенно разрушающегося здания на улицу. Он лишь на мгновение отпускает Тэхёна, судорожно втягивая воздух. Голова кружится от резкого насыщения лёгких таким концентрированным кислородом. Чонгук откашливается, находя руку Тэхёна и сжимая её своей. — Какая отдача своему делу, — Чонгук расфокусировано поднимает глаза на Намджуна, за спиной которого стоит несколько машин, принадлежавших Министерству Национальной Безопасности. Парень присаживается на корточки перед Тэхёном и прикладывает палец к сонной артерии. — Надеюсь, что он всё же жив, всё-таки очень хотелось с ним пообщаться ещё раз.Flashback
Чонгук, полностью погружённый в свои мысли, бездумно идёт по коридору Министерства Национальной Безопасности. Ему трудно сдерживать себя перед таким Намджуном. Он будто специально пытается вывести Чонгука на эмоции, будто специально старается сделать больнее, разодрать своими словами незаживающие раны. И у него это отлично получается. Чонгук останавливается лишь тогда, когда понимает, что в коридоре находится не один. Он медленно поднимает взгляд, встречаясь глазами с человеком, которого видеть хотел бы меньше всего на этом свете. — Отец? — Чонгук, мы наконец-то встретились, — мужчина, стоящий рядом с Джином, улыбается. Его улыбка выглядит как-то неестественно и совершенно наиграно, хотя, возможно, это всё предвзятое отношение Чонгука. — Я всё никак не мог с тобой увидеться и поблагодарить. — Поблагодарить? — Чонгук ничего не понимает. Он хмурит брови и вопросительно смотрит на молчащего Джина. — Джин сказал, что именно тебе мы обязаны тем, что база повстанцев была раскрыта. Я, честно признаться, приятно удивлён, — мужчина делает шаг вперёд, Чонгук стоит на месте, ошарашенный этими словами. — Мы с Джином сейчас обсуждали план перехвата повстанцев, включая их лидера — Ви. Они решили предпринять попытку взрыва одной из наших баз со стратегическим запасом оружия и технического оборудования. — А я тут причём? — голос звучит грубо, губы плотно сжаты. Ярость вспыхивает в глазах. — Джин порекомендовал тебя, как человека, который сможет схватить и доставить сюда лидера альянса повстанцев. В этот момент Чонгук встречается взглядом с Джином и понимает, что да, это он порекомендовал для этой миссии Чонгука. Но не как человека, который сможет доставить Тэхёна в Министерство Национальной Безопасности, а как человека, который сможет его спасти от этого. Намджун, стоящий всё это время за стеной, тоже это понял.The end of the flashback
— А теперь к экстренным новостям, которые мы получили буквально несколько минут назад, — ведущая новостей в бежевом костюме вчитывается в текст, который ей только что передали. — Сегодня была взорвана самая крупная закрытая база Министерства Национальной Безопасности отрядом повстанцев. Как сообщается из проверенного источника это было сделано в ответ на безжалостное покушение агентов специального назначения на базу альянса повстанцев, которое произошло неделю назад. В ходе этой миссии погибло несколько человек с обеих сторон, повстанцы сменили свою дислокацию. Представители Министерства Национальной Безопасности не признают своей вины и сообщают, что сегодня в ходе операции был взят под стражу лидер альянса повстанцев — Ким Тэхён, более известный, как Ви.