***
Алек носит маску уже давно, просто ту, из кожи, что прикрывает глаза, не так долго. Кровь и преданность; лозунги предвыборных кампаний и лживые заголовки газет; жёлтая лента с мест преступлений, трепещущая на ветру — вот каков мир, в котором он вырос. Он способен вытерпеть многое, на самом деле намного больше, чем хотелось бы. От этой работы в основном ждёшь бесконечной боли в ногах, когда, сплевывая, заставляешь мышцы работать наизнос, и пока они пылают, поднажимаешь ещё. Но никогда не думал, что придется так долго выжидать. Алек усидчивый; не расстраивается из-за необходимости сидеть на одном месте, ожидая в засаде, и знает, насколько ценно верное сканирование местности для глаза лучника. Но он не любит терять время, даже когда платят почасово. Если бы родители сообщили тринадцатилетнему Алеку, что большую часть ночей придется провести, вскарабкавшись на подъемный кран, или повиснув на строительных лесах, или устроившись на дереве, возможно, тогда бы он сказал «нет» семейному бизнесу, тем самым сэкономив массу нервных клеток. Лайтвуд сидит на крыше, благодарный за то, что сейчас хотя бы не идёт дождь. Архангел где-то там, парит по узким городским улочкам на стальных крыльях, и работа Алека сегодня вечером, цитируя Мариз — проследить, чтобы Джейс снова ничего не натворил. Он мог бы сделать намного больше, чем няньчиться с братом и прибирать беспорядок, который он после себя оставит. Мог бы сделать больше для города. Эта навязчивая мысль будит зуд в пальцах, судоржно обхватывающих лук, каждый раз, когда издалека слышен вой сирен. Алек спрашивает Иззи, у всех ли сегодня есть прикрытие. Ему нравится держать ситуацию под контролем. Иногда появляется мысль, что сестра лжет, чтобы он не волновался. Кто такой Алек, чтобы знать, действительно ли есть прикрытие у Алины и Хелен? Сегодня он занимает себя подсчетом стрел в колчане — несмотря на то, что уже считал их перед тем, как покинуть штаб, и еще не использовал ни одной. Конечно, он знает, сколько там стрел, но это то, чем можно занять мозг. Алек находит катарсис в том, чтобы водить пальцами по оперению, даже в перчатках, хотя и скучает по ощущению пера на коже. Ветер усиливается, на горизонте назревает гроза, которая, кажется, никогда не стихает полностью, снова и снова пропитывая город. Ливень притупляет органы чувств, а какому лучнику понравится стрелять вслепую. К тому же капли дождя попадают под пластины крыльев Джейса, замедляя полет. Мысль о том, что оборудование брата выйдет из строя высоко в небе, не так страшна, как осознание того, что Алек не сможет этого услышать. — Замерз? — срашивает Иззи ему в ухо, сидя где-то в тепле и сухости. — В порядке, — бормочет Алек, осматривая черные силуэты близлежащих крыш, проткнутые иглами лучей прожекторов, которые так выделяются на фоне темного неба. Это скорее привычка, ему трудно ослабить бдительность. — Где Джейс? — Все еще в пути, — отвечает Иззи, — я скажу, когда он будет на подходе и встретится с Клэри. Продержись ещё немного. Сестра отключается, оставляя Алека в одиночестве слушать лебединую песню ветра, дребезжащую через лабиринт небоскребов. Свист пронзительный, и чувствуется, что здание под ним дрожит. Это похоже на предзнаменование. Он считает стрелы снова. Количество остается прежним. Алек тяжело вздыхает, отгоняя жестокую мысль о своем комковатом матрасе и потертых подушках, ожидающих в конце ночи; ему предстоит провести на холоде ещё как минимум шесть часов и сон сейчас — несбыточная мечта. Алек закидывает колчан за плечи, прикрепляя к костюму. Этот вес привычен, но не так уж комфортен. В воздухе ощущается что-то волнующее. Какой-то заряд, по типу электричества, что искрит на коже перед дождем или бурей, пробивающий под ней собственные извилистые пути, создающий неестественное ощущение отделения мышц от плоти. Он крепче сжимает руку вокруг лука и снова сканирует улицу. Никакого движения. Ничего не изменилось. Дождя нет, единственная вода вокруг — на земле, собирается воронками в желобах водосточных труб. И затем, к ужасу и удивлению Алека, кто-то спускается с неба, приземляясь рядом. Это не Джейс. Не Клэри, не Алина, не Хелен, не Лидия, не Радж, или гребаный Виктор. Это кто-то незнакомый, и электричество в воздухе, казавшееся прелюдией дождя, внезапно бьёт под дых. Алек не знает, как реагировать; когда ты в этом бизнесе, нельзя просто обернуться и вежливо поздороваться. Все тело напрягается, пальцы на композитном луке сжимаются в кулак, но он даже не поворачивает голову, чтобы посмотреть. Смотрит, конечно, краем глаза, напряжённо и настороженно, и вдох застряет у него в горле. Естественно, он не знает всех супергероев в городе, но это редкость — встретить кого-то еще. Его нелегко обнаружить. (Он на это надеется. Или надеялся.) — Ты сидишь здесь уже какое-то время, — говорит незнакомец, мужчина с глубоким, обезоруживающим голосом.— Прокатили со свиданием? И ох…статика бешено пробегает вверх и вниз по спине и рукам Алека, рассеиваясь под браслетами. Лайтвуд медленно распрямляется, на мгновение мелькая белыми суставами запястий над перчатками, но не поднимает лук. Он уже все решил, пока поворачивался к незнакомцу. Нельзя делать первый ход. Нельзя валять дурака, как это сделал бы Джейс. Незнакомец, стоящий в нескольких футах, высок и изящен, под маской видна полоска смуглой кожи. Алек оценивает ширину плеч и силу бицепсов. Полы впечатляющего, тяжелого, дорогого и несомненно пуленепробиваемого плаща приглушенного темно-красного цвета трепещут на ветру. Черная маска скульптурирует черты лица, привлекая внимание к тени щетины вдоль выступающей челюсти и тревожному блеску глаз, опасно вспыхивающих за спадающей на лоб прядью темных волос. Алек никогда его раньше не видел. Даже мимоходом, даже в газетах — не то чтобы он постоянно их читает, но, конечно, запомнил бы… Такого. Парень цокает и щелкает по устройству на своей шее, меняющему тон голосовых волн. В последнее время он был менее осторожен — в этом приспособлении нет необходимости рядом с Джейсом и Клэри, и какая-то глупая его частичка поверила Вулфбэйну и Вэйл настолько, чтобы говорить с ними неизмененным голосом — поэтому странно слышать, как слова звучат глубже и грубее, чем ожидалось. — Нет, — бросает Алек, — мой друг уже в пути. Он позволяет себе ощетиниться, и это разумно: не теряя рассудок, сообщить незнакомцу, что подкрепление близко, показать часть своих карт, а часть скрыть, и никогда не открывать все разом. Не всегда встреча с линчевателем означает неприятности, но иногда это случается. Ты не узнаешь, пока не станет слишком поздно. — Я рад, — отвечает мужчина, сверкая глазами, пока скользит по телу Алека, отмечая кевларовую броню, сверхпрочные ботинки, гибкий серебряный лук. Голос льется плавно, но немного механически, будто он тоже пользуется искажателем. Умно. — Эта ночь слишком холодна для ожидания. — Ты чего-то хотел? — отрывисто спрашивает Лайтвуд. Незнакомец шокированно моргает, но сразу же криво улыбается. Алек знает такое выражение лица достаточно, чтобы счесть опасным. — Назовем это… любопытством, — отвечает мужчина, небрежно взмахнув рукой. Он не делает ни шага навстречу, но Алек не может найти в себе силы шелохнуться. Назовем это безысходностью. Человек напротив щелкает пальцами и направление ветра меняется. Необычно. Что ж, теперь Алек знает, что это не случайность. — Я наблюдал за тобой некоторое время, но ты не двигался, — продолжает он. — Надеялся, что ты не замышляешь чего-то ужасного, но учитывая, что с тех пор, как ты обосновался здесь, мимо проехало как минимум четыре полицейских машины, я бы сказал, что ты замышляешь что-то похуже. Это заявление заставляет сосредоточиться на лице незнакомца. Самообладание ускользает. — Похуже? — О, ты из числа корпоративных, конечно, —ласково улыбается незнакомец, но улыбка не достигает глаз. Снова раздается щелчек пальцев, и ветер меняет направление, устремляясь к югу. — Что может быть хуже? Алек знает, что, нахмурившись, уже выдал себя. — Ты элементаль? — Не-а, — качает головой мужчина, пряча издевку. Снова легкий взмах рукой. На этот раз одна из стрел медленно поднимается из колчана за спиной. Лучник вздрагивает, наблюдая, как она повисает в воздухе, а затем медленно поворачивается, пока не оказывается прямо перед ним на расстоянии волоска от кончика носа. — Полагаю, что владею чем-то вроде телекинеза. Среди прочих моих талантов, — незнакомец не дает стреле упасть, осторожно отправляя ее обратно в колчан. Алек скрипит зубами; зная, что точно не будет использовать эту стрелу сегодня вечером. — Так я прав? — О чем ты? — шипит Лайтвуд. — Ты работаешь на Корпорацию. Парень молчит, сжав губы в прямую линию. Он привык к такому обращению и не может сказать, что не заслужил его. Будь он линчевателем, он бы тоже не доверял тем, кто работает на корпорации. Вряд ли человека, доверяющего суперам, добрые дела которых оплачивают чеком, можно назвать умным. Незнакомец тихо фыркает. — Что ж, молчание говорит само за себя, — размышляет он вслух. — Я тебя раньше не видел. Новичок? — Нет. — Ах. Значит, пытаешься держаться подальше от света софитов? — Что-то в этом роде. Мужчина поджимает губы, заставляя нервничать под пристальным взглядом. Алек знает, что не сможет ничего предпринять, пока этот человек не сделает первый шаг, но не смеет повернуться спиной и перемахнуть через край здания в искусственный свет; он не знает, какими силами тот обладает, но кожа все еще ощущается как оголенный провод, а изменение направления ветра — точно не игра воображения. Даже сейчас что-то дышит и движется, извиваясь под кожей, клубится вокруг предплечий и связывает голени. Оганичение движений напрягает. Когда отрезают все пути для побега, остаётся только сражаться, и что ж, Алек не переоценивает шансы на победу. Телекинез. Этот человек, вероятно, телекинетик. Черт, он способен пробраться в голову Алека и спутывать восприятие, оставаясь незамеченным: огни горизонта уже кажутся мутными и странными, тяжесть дождевых капель прибивает воздух к земле, а внутренности сжимаются тревожным блуждающим узлом. Алек мало что знает о телекинетиках. Возможно читал о некоторых в архивных делах Идриса, но никогда не встречался ни с одним лично. Но он знает точно, что против телекинеза его суперсилы бесполезны. Стрела не причинит вреда тому, кто может остановить ее щелчком пальцев. — Кто ты? — спрашивает Лайтвуд. Джейс должен скоро быть здесь, но расчитывать только на это не стоит. Остается надеяться, что Иззи их услышит, но коммуникатор тревожно молчит. Она могла просто отойти. Идеальное время, чтобы сделать перерыв на кофе. Незнакомец улыбается криво и так остро, что, пожалуй, об эту улыбку можно порезаться. Он складывает ладони вместе, а затем разводит в стороны, вытягивая их вверх к небу. Едва ли это делает его менее устрашающим. Алек пытается подготовится к неизвестности. Пальцы дергаются, сжимая лук, но это больше похоже на мышечную судорогу — какой-то острый осколок электричества пронзает их, фиксируя суставы, — невозможно достать стрелу, невозможно дотянуться пальцем до уха, чтобы включить коммуникатор и позвать Иззи. — Кто я такой? — незнакомец приподнимает под маской бровь. Особая хищность этого города проступает в его облике, выражения сменяются плавно, перетекая из одного в другое. Алек не ждёт таких метаморфоз, не тогда, когда пол лица скрыто за полоской выделанной кожи. — Довольно провокационный вопрос, не так ли? Не думаю, что, задай я его тебе, ты бы ответил. — Ты линчеватель? — хмурится Алек, в противовес мужчине чувствуя себя предельно серьезным. —А ты как думаешь? — Никогда тебя раньше не видел. — Ох, позор мне. Парень снова сжимает челюсти, скрипя зубами. Черт возьми, Иззи, где ты, когда действительно нужна. Линчеватели не преследуют корпоративных героев просто так. Когда они с Вэйл и Вулфбэйном встретились несколько лет назад, это произошло не потому, что их парочка искала этой встречи. Они одновременно приехали на вызов по ограблению банка, и когда перед тобой размахивают пистолетом и держат в заложниках гражданских, времени обсуждать, кто на чьей стороне, нет. С мелкими спорами можно разобраться и вне момента, полного адреналина. Вулфбэйн тогда прыгнул под огонь, предназначавшийся Вэйл, и одна из пуль попала бы в его плечо, если бы вовремя выбившая глок из рук грабителя стрела Алека не была быстрее. В ту ночь они хорошо сражались вместе, хотя Вэйл потом молча бросила на Алека полный ненависти взгляд. Все было не так. Даже близко не похоже на эту ситуацию. — Если ты здесь ради драки, —медленно произносит лучник, цедя каждое слово сквозь зубы, — это плохо для тебя кончится. Незнакомец выводит из себя, продолжая улыбаться, так будто Алек не страшнее собаки на поводке, тявкающей на его ботинки. Что, возможно, не так далеко от истины, но… — Драка? —издевательски тянет мужчина— Я должен драться с тобой? Господи, все корпоративные такие пессимисты? Не каждую проблему можно решить насилием. Пробовал ли ты когда-нибудь завести вежливую беседу для достижения своей цели? Алек сужает глаза. — И это ты называешь вежливой беседой? — Тебе решать, — кивает линчеватель, явно позабавленный чужой настороженностью. — Ты ужасно напряжен. — Обычно так бывает, когда кто-то чужой внезапно подкрадывается к тебе глубокой ночью без предупреждения, — парирует Алек. — Прости, что не ослабляю бдительность. Именно тогда незнакомец двигается, но не вперёд, а вбок, словно желая обойти вокруг, будто хищник, наматывающий круги около добычи. Лучник резко дергается и сразу же ругает себя за эту слишком очевидную настороженность. Нужно продержаться. Джейс будет здесь с минуты на минуту — не то, чтобы Алек хотел, чтобы брат разобрался, он отлично может справится и сам. — Так обычно говорят те, кто не желает быть пойманными, — глаза мужчины сужаются, а улыбка становится острой и опасной. Алек следит за тем, как незнакомец движется, как бледный белый свет ложится на его плечи, погружая лицо в сравнительную тень. Глубокий цвет плаща насыщенный, как вино, или, может быть, кровь; тяжёлые толстые складки ткани плавно перетекают, когда он шагает по крыше неслышно, с кошачьей грацией. Воздух вокруг сияет, этот человек будто охвачен невидимым покалывающим силовым полем, скользящим по его рукам, эполетам, линии сильной шеи и маске. Сердце колотится, но Алек никогда не позволит волнению проявится на лице. — Я ничего не сделал, — хрипло говорит он, и, черт возьми, это правда. Просто ждал Джейса, гадая, сколько времени на морозе и в сырости нужно провести, чтобы получить отморожение или гипотермию. — Я жду своего напарника. Как я и говорил. И даже если бы хотел что-то сделать... Это тебя не касается. Незнакомец снисходительно машет рукой. — Слишком много предположений, — тянет он, — не люблю мириться с «если» и «возможно», так что давай не будем. Вряд-ли ты имел дело с какими-то суперами, не из своей глуши, поэтому позволь быть честным, прежде, чем ты получишь аневризму. На это выражение лица больно смотреть. — Будь так добр, — соглашается Алек. Мужчина уже на трех часах от него, у самого края здания, и лучник тут же поворачивается к нему лицом. Яркие глаза, с любопытством всматриваясь в темноту, скользят вниз через край крыши. Человек напротив поджимает губы и кажется таким расслабленным, таким непринужденым, а Алек… Алек так сильно стискивает челюсти, что кажется, зубы крошатся. Потребуется полсекунды, чтобы выпустить стрелу. Сделать очередную зарубку на луке, проколов рукав этого незнакомца и пригвоздив его к крыше. Полсекунды — будет ли этого достаточно? Или слишком медленно? Отреагирует ли противник быстрее? Снова драматичный взмах рукой. — Представь себе, что ты патрулируешь, — продолжает мужчина, и то, как он жестикулирует… Алек не может отвести пристальный, настороженный взгляд. Эти руки опасны. — Обычная ночь. Ты выбираешь привычный маршрут и знаешь все в радиусе двенадцати кварталов, как свои пять пальцев — действительно, это твои двенадцать кварталов, ведь там живет несколько людей со сверхспособностями, которые надеются, что ты обезопасишь окрестности. Незнакомец делает паузу, медленно переводя взгляд на собеседника. Есть что-то пугающее в темном цвете подводки, размазаной вокруг его глаз, в осколках света, растворяющихся в черноте зрачков и выдающих, насколько этот человек мало моргает. Это мешает сохранять пристальное внимание. Мужчина тоже изучает Алека. Он, наверное, уже посчитал количество стрел в колчане противника. Он, наверное, понял, что парень уже дотянулся до одной. Он, наверное, просчитывает, с какой скоростью необходимо двигаться, чтобы увернутся от вытрела в плечо, если дойдет до драки. Воздух потрескивает от напряжения между ними. Алек чувствует невидимое острие на щеке — что-то эластичное, режущее, и это ощущение реально. Это не плод воображения. Оно чувствуется, как давление, как ожог, впившийся в кожу. Это реально и сделано умышленно.Это угроза? — Но, — продолжает незнакомец, и уголок его рта дергается, как и кончики пальцев, будто он точно знает, что делает, и точно знает, что Алеку, чтобы выпрыгнуть из кожи вон хватит одного резкого движения, несмотря на настойчивую решительность не дрогнуть. — Что произойдет, если ты увидишь подозрительного парня, одетого во все черное, сидящего на крыше небоскреба; человека, которого ты никогда раньше не встречал, который не двигается в течении трех часов и явно ищет или ждёт кого-то. Что ты сделашь в таком случае? Оставишь в покое и рискнешь, надеясь, что он не нарушит твой тщательно оберегаемый покой, или пойдешь и все выяснишь? Алек хмурится, но слова действуют, пробивая его колючий панцирь и плечи сами собой чуть расслабляются. Ему интересно, отражается ли это на лице, смягчается ли хмурый взгляд настолько, чтобы это было заметно в сумерках. — Я здесь не для того, чтобы кого-то обидеть, — честно говорит он, опуская лук.—Я здесь не для того, чтобы нарушать покой. Действительно просто жду кое-кого. — И я должен просто поверить? — удивляется незнакомец. — Даю слово. Линчеватель усмехается, эта резкая улыбка недоверчиво подергивается, а брови за маской приподнимаются вверх. — О, слово члена Корпорации? Не могу сказать, что для меня это большая ценность. — Не корпоративное слово, — звучит немного резче, чем хотелось бы. — Слово другого супера. Это…должно что-то значить. Тогда незнакомец смотрит на него, впервые действительно смотрит. Этот взгляд похож на нож, и Алек может чувствовать, как он медленно врезается в броню, проходит сквозь костюм, через грудь и выходит с другой стороны, как будто его тело прозрачно. Это проникновенно. Агрессивно. Странно…интимно, какое-то незнакомое чувство охватывает его, пока кожу пронзают мелкие иглы. Взгляд мужчины опускается на лук, и, хотя Лайтвуд не собирается опускать его на землю, он ослабляет хватку и ловит себя на желании положить оружие обратно в кобуру на бедре. Выдох в груди задерживается, ноет от напряжения, а затем тихо вырывается. Парень переносит вес в стойке с передней ноги и расслабляется. Что…что это за чувство? Предвкушение от того, кто сделает первый шаг. Эта тревога и прозрачность — момент, когда он ощущает себя до странности живым. Алек этого не осознает, но незнакомец, кажется, подражает ему. Плечи расслабляются; он перестает тереть друг о друга большой и указательный пальцы, в тревожном жесте и неслышно, мягко выдыхает. Возможно, правда звучит достаточно громко, чтобы пробиться сквозь далекие сирены и шум города. А возможно, этот человек принимает Алека за наивного дурака, который добровольно ослабит бдительность в подобной ситуации. Это тупик, но они оба упускают шанс сказать что-либо. Коммуникатор в ухе начинает пищать и Алек вздрагивает, когда внезапный и громкий звук ломает этот гипнотический момент. Где-то наверху раздается характерный для крыльев Джейса шум. Незнакомец смотрит вверх, поднимая лицо к небу и хмурится, а затем — Алек не уверен, что видел хоть когда нибудь, чтобы человек двигался так быстро. Мужчина взмахивает рукой, направляя ее вверх по дуге, и в воздухе чувствуются электрические разряды, рванувшие в темноту. Ветер меняет направление и уносит звук полета Джейса, сбитого резким потоком. Лайтвуд стискивает зубы и тянется рукой за спину, чтобы достать стрелу, но атаки не происходит. Линчеватель даже больше не смотрит в небо, его глаза сосредоточиваются исключительно на краю крыши, когда Алек осознает, что мужчина намерен перепрыгнуть на другое здание и исчезнуть, сделав ноги до того, как прибудет подмога. — Подожди! — кричит лучник, прежде чем успевает остановить себя. Незнакомец останавливается прямо на краю крыши, его ступня зависает в темноте, поддерживаемая невидимой силой. — Как…как твое имя? Мужчина улыбается через плечо, жёсткая линия его подбородка освещена огнями города. Есть в нем что-то, что заставляет Алека задуматься, не наложил ли тот на него какое-то заклинание. Этот блик в его глазах, заметный на пару мгновений время от времени, — можно лишь попытаться ухватить его, прежде чем он утечет сквозь пальцы. — Найтлок, — отвечает тот до того, как сделать шаг в ночь. — А твое? — Я Сентинэл. — Сентинэл, — повторяет Найтлок, будто пробуя имя на вкус. Кажется, ему нравится, как оно звучит. Что-то веселое загорается в глазах под маской. — Тебе идёт. Мгновение — и он ушел.***
Алек рассказывает Джейсу об этой стычке. Какая-то его часть предпочла бы промолчать, держать язык за зубами и хранить секрет до тех пор, пока он не сможет разобраться в этой ситуации сам; но когда брат приземляется на крышу после борьбы с порывом ветра, наполненного мелкими дождевыми каплями, ему достаточно бросить один взгляд на лицо Алека, чтобы понять, что что-то не так. Парень может иногда скрыть от семьи определенные истины, ради их блага, но если придется иметь дело с любопытным и потенциально опасным линчевателем, который без колебаний подкрадывается к другим суперам, для всех будет лучше, если Джейс будет осведомлен. — Телекинез, — он присвистывает. — Черт, довольно круто, признай. — Возможно это круто, но ещё это опасно, — грубо замечает Лайтвуд. — Мы не знаем пределов его способностей, но, судя по тому, что я видел — это, вероятно, последнее, что стоит выяснять. — Не знаю, — пожимает плечами Джейс. — Если бы можно было убедить Виктора сразиться с парнем, который способен перемещать вещи силой мысли… Черт, я бы заплатил любую сумму, чтобы посмотреть, как Виктору надерет задницу кто-то, кому для этого не понадобится даже пальцем пошевелить. — Почему вы говорите о том, как Виктору надерут задницу, без меня? — подает голос Иззи из их коммуникаторов. — Пока об этом идёт речь, можем ли мы надрать задницу ещё и Раджу? У меня много претензий к Раджу. — Рад тебя наконец слышать, — ворчит Алек. — Где ты была? — О, Мелиорн зашел с новым оборудованием для наблюдения, и мы отвлеклись. Я что-то пропустила? — Теперь это называется «отвлеклись», —фыркает Джейс, — мило. — Из, — повторяет Алек с нажимом, — у меня была стычка с незнакомым линчевателем. Сможешь проверить запись? — Черт, ты в порядке? — В норме, — сухо отвечает он, — я…не думаю, что он хотел драться. Это был просто разговор. — Разговор с телекинетиком, — услужливо подсказывает Джейс. — Итак, я, естественно, спрашивал, можем ли мы сделать так, чтобы он надрал Виктору задницу. Бьюсь об заклад, это было бы забавно. Алек сверлит Джейса взглядом, но тот просто закатывает глаза, изображая как застегивает рот на замок и выбрасывает ключ. — Телекинетик? — удивляется Иззи. — Он как-то проявил свои способности, или это догадка? Алек описывает Иззи все — но это не приносит особой пользы. Упоминает изменение направления ветра, рассказывает, как стрела была вытянута из колчана, описывает странную энергию, рассеянную в воздухе… Будто электричество, и в то же время не оно; колючее и статическое, но с чем-то вроде сильного давления. — Хорошо, — говорит Иззи, на том конце связи слышен яростный перестук клавиш. — У тебя есть его имя? — Найтлок, — отвечает Алек, прежде чем добавить: — Из… никто не сможет отследить историю поиска, верно? — Нет, если только они не знают, что искать, — заверяет сестра, — что исключает почти всех в Идрисе, но, что наиболее важно, исключает маму и папу. О, у нас есть совпадение в файлах. — Что там? — спрашивает Джейс. Он ерзает, разворачивая и сворачивая крылья так, будто ему сложно усидеть на месте без движения. Вероятно, брат предложит попытаться выследить их таинственного незнакомца. Алек уже знает свой ответ — это будет решительное «нет». — В городе определенно есть линчеватель по имени Найтлок, — продолжает Иззи. —Деталей не так много, но похоже в архивной комнате есть подробный файл, просто он еще отцифрован. Там сказано, что этот человек не проявлял активности уже около пяти лет… в период с 1980 по 1986 года был пик деятельности, но с тех пор — ничего. — Хорошо, — кивает Алек, — я возвращаюсь в штаб-квартиру. Как думаешь, сможешь встретиться со мной в архиве? — Андерхилл дежурит сегодня вечером, он не будет задавать никаких вопросов, — подтверждает Изабель. — Увидимся через полчаса, Алек. Джейс с нами, или уходит? Алеку не нужно смотреть на брата, чтобы узнать ответ. — Ухожу, — говорит Джейс. — Где Муза? Она неподалеку? — Клэри ужинала с Люком сегодня вечером, но уже идет к выходу из ресторана. Вы можете встретиться на крыше ее здания. — Спасибо, шеф, — ёрничает Джейс, — маякните, если вы, ребята, разузнаете об этом парне. Теперь я тоже в деле. — Желание отомстить Виктору Элдертри не означает что ты в деле, — фыркает Иззи.— Не переключайся с четвертого канала, Джейс. Давай пока держать это подальше от посторонних ушей, ладно?***
Джейс сразу взлетает, пропадая в темноте, но Алек остаётся на крыше некоторое время. Просто останавливается, сгибая и разгибая ладонь перед глазами, гадая, возможно ли каким-то образом вернуть ту странную энергию, что танцевала на коже. Ему не повезло; хоть его чувства и острее, чем у большинства людей, но он не способен ощущать энергетические сигналы и не может обнаружить следы, которые Найтлок оставил на крыше и внизу на улице. Алек понятия не имеет, куда этот супергерой пошел, но часть его — определенно не самая осторожная и законопослушная — хотела бы знать. Лайтвуд возвращается в штаб немногим после полуночи, входя через одну из задних дверей, проскальзывая мимо камеры видеонаблюдения. Он чувствует себя как Джейс или Изабель, когда они были подростками и часто пропускали тренировки, чтобы ускользнуть в бар или клуб прямо под носом у матери. Как Иззи и обещала, Андерхилл стоит перед дверью архива, явно ожидая его появления. Эндрю приподнимает бровь, видимо потому что Алек все еще в костюме, но потом просто молча наклоняет голову к двери, глаза говорят достаточно: Иззи уже здесь, я прикрою Алек кивает головой. Спасибо. Архив представляет собой абсолютный хаос, по сравнению с белоснежными коридорами штаб-квартиры. Многочисленные ряды картотеки переполнены бумагами и манильскими папками, а на столе в передней части комнаты, заваленном несортироваными документами, давно никто не прибирался. Алек не может перестать думать о том, что для организации, предоставляющей работниками голосовые модификаторы и гидравлические крылья, Идрис до смешного отсталая, когда дело доходит до того, чтобы идти в ногу с развитием компьютерных технологий. Мобильные телефоны и компьютеры стали незаменимыми в каждом доме, но вот он здесь, стоит в комнате, полной древних файлов, которые только предстоит отцифровать. Мать, вероятно, сказала бы, что это потому, что у них есть дела поважнее. Отец жаловался бы, что у них нет для этого персонала, что будет расточительством тратить рабочие часы на такую административную мелочь. Алек вздыхает, снимая маску с глаз и позволяя ей повиснуть на шее. От одного взгляда на этот беспорядок у него болит голова, но в бумажных записях есть одна положительная черта, которую он особенно ценит сегодня. Никто не узнает, что их просматривали. Такого точно не скажешь о чтении файлов онлайн. — Из? — кричит он, останавливаясь, чтобы прислушаться, и слабо слышит какое-то шуршание, погребенное под кипами бумаги. Парень прокладывает себе путь мимо коробок, с трудом пробираясь через стопки бумаг, доходящих ему до колен там, где ряд шкафов был опрокинут. — Из? Из, ты здесь? — Мхмм, Алек! — вскрикивает сестра, выскакивая из-за ближайшего ряда шкафов и размахивая тонкой папкой в руке. — Я нашла файл Найтлока! — Неси сюда, — зовёт Алек, пробираясь к ней. Они встречаются посередине архива, становясь по обе стороны от картотеки, на которую Изабель кладет папку. — Боже, я собираюсь серьезно поговорить с работниками архива, — вздыхает она, перебрасывая длинные волосы через плечо. — Это не упорядоченная файловая система, а просто… неконтролируемая энтропия в худшем ее проявлении. — Знаешь, я в курсе твоей привычки говорить научными терминами, когда ты злишься, — беспомощно отмечает Алек. Иззи смеряет его скептическим взглядом, очень похожим на тот, который так часто получает Джейс. — Довольно, — припечатывает она, раскрывая папку довольно скудного содержания: пара листочков, потускневших с годами, где кто-то как курица лапой накарябал кучу сведений. Но кое-что, прикрепленное сверху степлером, мгновенно привлекает внимание Алека — фотографии. Старые и размытые, сделанные либо на скорости, либо с большого расстояния, но силуэт на фото действительно похож на фигуру незнакомца, встреченного сегодня на крыше. Его плащ и прическа изменились, но вряд-ли Алек сможет с кем-то его спутать. — Это Найтлок, —подтверждает Алек, глядя на Иззи, пока она перекладывает файлы. — Что там написано? — Не много, — отвечает она. — Там написано о возможном телекинезе, правда, со знаком вопроса. Внизу вычеркнуты манипуляции с энергией, создание электрических помех и контроль гравитации. Это…определенно впечатляет. Лайтвуд тяжело сглатывает. Изабель не ошибается: это впечатляюще — такие силы. Идрис может похвастаться внушительным резюме — полет, усиленная мощь, телепортация, и это лишь некоторые из суперспособностей; но телекинез — то, чего катастрофически не хватает в их списке. Это то, чего его родители никак не могут заполучить. — Любой пункт из этого перечня может соответствовать тому, что я видел, — наконец прерывает он молчание. — Есть что-то еще? — Примерно то, что я говорила, — кивает Иззи. — По приблизительным оценкам, ему около… тридцати, плюс-минус. Основной период активности — начало восьмидесятых, но потом — ничего. Стандартные для линчевателя пункты… Слежка за полицией, несанкционированные частные радиопомехи, связи с организованной преступностью… Судя по полицейским отчетам, предотвратил несколько ограблений. Так что все не так плохо. Но я не думаю, что кто-либо обновлял это когда-нибудь… папка лежала очень глубоко. Сестра хмурится, сжимая свои красные губы в линию. — Интересно, — продолжает она. — Возможно, у него сделка с кем-то из высшего эшелона власти, поэтому мы не пересекались раньше. — Ты сможешь что-нибудь найти, если это действительно так? — Конечно, — говорит Иззи. — Я посмотрю сегодня вечером. Никакой брандмауэр от меня не защитит.***
Иззи ничего не находит. В базе данных нет никаких заблокированных файлов, к которым сестра не смогла бы получить доступ. Алек просит просмотреть личные учётные записи родителей, но даже там — ни слова о супергерое по имени Найтлок. Возможно, этот линчеватель действительно умело избегает встречи с корпоративными суперами. Возможно, на него работает кто-то внутри организации, стерший все файлы, чтобы никто не вышел на этого человека. Что вообще-то бессмысленно. Тогда на крыше Найтлок смотрел с таким презрением, когда понял, что Алек работает на Корпорацию — вряд ли он захотел бы иметь какие-либо дела с Идрисом. Или ему просто повезло. Хотя, скорее, не повезло наткнуться на Алека сегодня. Этой ночью Лайтвуд долго стоит напротив зеркала в ванной. Папка с файлами Найтлока небрежно брошена на кофейном столике в гостиной — вынести ее тайком из штаб-квартиры было слишком легко. Но прочитав документы уже трижды, он так не узнал ничего больше, чем то, что увидел на крыше. Парень цепляется за края раковины и гипнотизирует свое отражение в зеркале над ней, пытаясь воссоздать то выражение лица, которое, как ему кажется, он принял, спрашивая: достаточно ли слова супергероя, чтобы подтвердить правдивость его слов. Алек отчетливо помнит, как изменилось выражение лица Найтлока, когда он это сказал. Мгновенная пауза, едва уловимое движение мускулов на челюсти и проблеск в глазах выдали удивление. По крайней мере, это было неожиданно. Неизвестно, хороший ли это был сюрприз, или плохой; но этот момент застрял в нем, как и фантомные прикосновения этой странной энергии к голой коже. Он включает обжигающе горячий душ, хотя знает, что сосед снизу будет жаловаться на шум бойлера, и к слову сказать вполне справедливо, учитывая, что сейчас три часа ночи. Алек позволяет своей коже покраснеть под потоком воды, ожог смывает остатки дня с тела, сажа и грязь стекают в слив, бедра и грудь ноют от высокой температуры. Он стоит под водой столько, сколько выдерживает тело, а затем закрывает душ, резко вывернув кран. В ванной становится тихо, пар кружится вокруг, воздух в комнате мутный и влажный. Алек вытирает конденсат с части зеркала и снова изучает свое отражение. Кожа стала розовее, а слабые шрамы от старых ран на груди и шее кажутся белее обычного, их тонкие линии пересекают ключицу и расцветают странными цветами на ребрах. Его плечи — сильные, но поникшие, что не ново; но самое любопытное — его взгляд. Он почти голый, только небольшое полотенце завязано вокруг бедер. Это просто Алек, очищенный от Сентинэла, но не похоже, чтоб у самого Алека когда-либо был такой взгляд. Там есть напряженность, какая-то странная сосредоточенность и немного кипучего адреналина Сентинэла, энергия, которая обычно не ассоциируется с… ну, Алеком. Он как всегда немного уставший и его тело измученно, но разум… Сейчас его разум — оголенный провод. Той ночью парень не может сомкнуть глаз. Но когда удается наконец заснуть, ему снится человеке на крыше. Невозможно выкинуть этот образ из головы.***
Алек возвращается на эту крышу ночью, но никто не спускается с неба, чтобы поиздеваться над ним. Поначалу Джейс выглядит разочарованным тем, что убогий план устроить драку между Виктором Элдертри и Найтлоком провалился, но после третьей ночи, когда напарники возвращаются на то же место, брат больше не расстроен. Ему просто надоело. — Да ладно тебе, чувак, — жалуется он, — это перебор. Ты, наверное, встретил этого мужика абсолютно случайно. Бьюсь об заклад, у него есть дела поважнее. Черт, у нас есть дела поважнее. Ты слышал полицейскую частоту: идет вооруженная погоня, скоро они будут пересекать мост, и я хочу участвовать в этом… Джейс, вероятно, прав, и это уже о чем-то говорит. Нет ничего указывающего на то, что Найтлок связан именно с этой крышей, кроме его слов, а у Алека нет причин доверять незнакомцу. Возможно, их встреча была лишь мимолётной случайностью. Просто маленькая волна в ежедневных приливах и отливах, с которыми Алек сталкивается каждый день. Нельзя плыть против течения. Это не часть его рутины. Он должен придерживаться своего распорядка.***
Распорядок дня Алека довольно прост. Он просыпается с осколками серого восхода; тащит на метро себя и свою бессонницу; ссутуливается за столом и теряется в числах, оставаясь в офисе настолько долго, как может, пока кто-нибудь не начнет задаваться вопросом, почему этот парень так избегает дома. Сумка с вещами, полная снаряжения Сентинэла, лук и колчан со стрелами хранятся внизу в шкафчике вместе со списанной полицейской рацией, которую он проверяет на закате, как только удается взять устройство в руки. Когда на город опускаются сумерки, нужно оставить Алека в том же шкафчике и, уже как Сентинэл, выскользнуть в ночь. Лучник патрулирует столько, насколько хватает сил — иногда, если есть миссия, вообще не ложится спать. Обычно они с Джейсом, а иногда и с Клэри, прочесывают город в поисках неприятностей, и чаще всего находят их. Работать после часа ночи — времени, когда Алина и Хелен вступают в игру, — нет необходимости, но Архангел имеет привычку бежать за белым кроликом, а Сентинэл... Сентинэл не любит оставлять дела незавершенными. И Алек тоже. Особенно, когда может чем-то помочь. Слишком часто он задерживается допоздна: после того, как смена заканчивается, после брифинга, после того, как Джейс и Клэри отправляются домой спать, просто потому что разум не успокаивается, но это тоже уже привычно. Для переключения всегда требуется долгая и одинокая прогулка, и не похоже на то, чтобы на изнанке этого города прекращались хаос и убийства, когда Сентинэл заканчивает смену и отправляется погулять. Иногда он сталкивается с Алиной и Хелен, когда те работают, и остаётся с ними ненадолго. Иногда, когда патрулирует на севере, Вэйл и Вулфбэйн отыскивают его, хотя Алек никогда не находит их сам. Однако в основном Сентинэл работает один. Правда он не уверен, по душе ли ему это. Конечно, покой — это хорошо, и лучше слушать собственные мысли, чем стенания Джейса в ухо по тому или иному поводу. Но в одиночестве ветер кажется намного холоднее, и когда примерно в три часа ночи идет дождь, то кажется, что льет, как из ведра. Иззи всегда рядом. Она не выключается, пока Алек сам не отключится, даже если для этого придется не спать всю ночь. Сестра будет жаловаться; горячо доказывать, что он трудоголик, контрол-фрик, или что у него нет переключателя; но она никогда не скажет, что предпочла бы лучше поспать, чем быть на другом конце связи, ожидая, когда понадобится помощь. Однако в конце концов его веки становятся слишком тяжелыми; тело, не смотря на то, что оно хорошо тренировано и отточено, начнет болеть; и вместо того, чтобы, взгромоздившись на крышу, наблюдать за проносящимися машинами, разум Алека начинает блуждать в сторону кровати. Именно тогда приходит время возвращаться, надеясь, что никто не замечает одну и ту же тень, каждый день крадущуюся на его балкон. Большинство дней одинаковы. Время от времени парень берет выходной, но всегда обнаруживает, что не знает, чем себя занять, потому что не уверен, что ему нравится — и это довольно трагично. Конечно, Алек почитает, возможно, посмотрит какое-нибудь шоу по телевизору, но к концу дня все равно будет сидеть на диване, закрыв лицо руками и зажмурившись, не находя в себе сил отнять руки. Это все, чем он живет. Рутина приносит покой. В таком городе, как этот, нужно пользоваться любым, даже самым сомнительным и обманчивым, шансом обрести покой, потому что одному богу известно когда таковой представится вновь.***
Есть только одна вещь, которая не вписывается в рутину. Ну, не вещь, а человек — Магнус Бэйн. Ладно, все немного сложнее, чем кажется. Не то чтобы Алек ежедневно удивлялся, встретив Магнуса. Возможно они и работают в разных отделах, но все же в одном здании, а Магнус — босс Саймона, так что можно понять, почему они пересекаются так часто, но… Что удивляет каждый раз, так это факт, что Магнус всегда заводит с ним разговор. Лайтвуд слишком неловок в беседах, и был бы более чем счастлив молча любоваться мужчиной издалека. Однако он не настолько искусен и в этом — Бэйн, видимо, обладая каким-то шестым чувством, знает, когда за ним наблюдают даже из другого конца комнаты, и всегда оборачивается, одаривая Алека коварной улыбкой, из-за чего тот несколько раз чуть не сбил свой кофе со стола. Зрительно-моторная координация просто отказывает на работе. Парень уверен, что родители отругали бы его за это. Поддразнивания, шутки и игривый флирт, о котором любит напоминать Саймон — возможно, Алек мог бы назвать их своей рутиной. Потому что это случается постоянно. Просто… Вряд ли когда-нибудь станет привычным. Никогда нельзя знать наверняка, что Магнус собирается сказать в следующий момент, и этот факт заставляет в спешке заикаться, выдавливая из себя слова, которые обычно оказываются либо слишком прямолинейными, либо слишком честными. Что-то в этом мужчине вызывает короткое замыкание между мозгом и ртом Алека. Иногда парень задаётся вопросом, что могло бы случиться, если бы он был обычным человеком. Если бы он был нормальным человеком, вот что имеется в виду. Если бы мог ответить на поддразнивания Магнуса, которые балансируют на грани уместных на работе — ответить метко, а не звучать, как неуклюжий ворчливый дурак. «Если бы Алек только мог…» — вот, к чему приводит то, что он позволяет таким мыслям просочиться из жёстких рамок, ограниченных рабочими часами. Это мечта. Алек много мечтает. О том, чтобы работа в офисе была его единственной работой; о том, чтобы проводить вечера в барах с друзьями, обедать с кем-то особенным или пить с ним вино на диване. Мечтает делать все это, вместо того, чтобы целовать ботинки политиков и проводить вечера, преследуя преступников по темным переулкам. Он мечтает о том, что было бы, если... Однако, сегодня вечером, когда Алек смотрит на особенно банальную электронную таблицу на своем мониторе, которую нужно закончить перед уходом, у него в голове возникает недавно услышанная фраза. «Я не люблю мириться с «если» и «возможно», так что давай не будем.» Воспоминание заставляет его остановиться. Рука застывает около рта и Алек глядит в никуда, в то время как пустая ячейка таблицы подмигивает пустым глазом. Кто это сказал? Точно не Джейс; может быть кто-то из родителей, но звучит совсем непохоже… Краем глаза Алек видит фигуру, лавирующую мимо офисных столов. Высокий, угловатый силуэт — определенно Магнус. О, тот человек на крыше был тем, кто сказал это. Найтлок. — Александр! — восклицает Магнус, с яркой и живой улыбкой на лице подходя к офисному кубику. Сегодня он в блестящем расположении духа, пиджак только подчеркивает это: превосходный, темно-синий, расшитый серебряной нитью, которая блестит и подмигивает Алеку, переливаясь в флуоресцентном освещении офиса. Магнус хлопает в ладоши и кольца на его пальцах звонко стучат друг о друга. Это сразу привлекает внимание Алека, вынуждая выйти из оцепенения. — Магнус, хэй, — Лайтвуд медленно моргает, возвращаясь к реальности. — Э-э… чем я могу… чем я могу тебе помочь? Улыбка мужчины становится шире. Он рисуется, скрещивая руки на груди и прижимая большой палец к нижней губе, задумчиво глядя на Алека. Задняя часть шеи парня краснеет — он ждет, что Магнус скажет на этот раз, и обнаруживает, что это заставляет… нервничать? Это называется нервозность? Бэйн не разочаровывает. — Итак, я подумал… — начинает он, пристально наблюдая за собеседником. — Та бургерная в Ист-Вилладж, о которой упоминал Саймон на прошлой неделе… Алек ощущает, что начинает хмуриться. — О чем ты? Магнус проводит пальцем по ушной раковине, теребя маленькое серебряное колечко на мочке. Эту его привычку Алек в последнее время замечает все чаще, хотя не совсем понимает, что она значит. — Я написал Саймону и узнал адрес, — продолжает мужчина, — и я поговорил с парой друзей, похоже, это место заслужило отличные отзывы. А затем сегодня утром — вот так совпадение, — я читал газету и заметил рекламу этого места. Ты веришь в судьбу, Александр? Алек знает, что его дразнят, но не уверен, как именно. Язык прилипает к небу. — Я… верю ли я в судьбу? — Лайтвуд приподнимает бровь. — Зачем тебе это? Магнус бросает взгляд на часы на своем запястье и тяжело опирается на перегородку. Чтобы голос не разносился по всему офису, он слегка сгибается, оказываясь в личном пространстве Алека. Лайтвуд моргает. — Ужин, Александр, — говорит мужчина тихо, — похоже, что кто-то там наверху шлёт знаки. Возможно, гамбургеры из Ист-Вилладж смогут принести мне удачу. Алек знает, что все ещё смотрит с явным раздражением на лице, и желает, чтобы это было не так. Его уши должно быть так покраснели… Магнус очень настойчив. — Я, э… — мямлит парень, прежде чем наконец прочистить горло. — Сегодня вечером? Бэйн улыбается ещё шире, и Алек искренне не хочет этого видеть. Потому что такая улыбка рождает маленькую искру в груди, выжигающую всю серость. Он уже зависим от нее, и однажды это станет проблемой. Черт, это уже проблема. Придется отказаться от свидания в восьмой раз. — Только если ты свободен, — добавляет Магнус. — Ты освободишься через сколько… пятнадцать минут? А я могу быть свободен в любой момент. — Мужчина все ещё усмехается, но, вероятно, не получает от Алека той реакции, на которую надеялся. Он выпрямляется, меняет тон на чуть более профессиональный, а палец возвращается к пирсингу на ухе. — У меня выпал редкий выходной, и я подумал, что необходимо сделать что-нибудь приятное в хорошей компании. И, в конце-концов, Саймон действительно подкинул такую грандиозную идею… — Я не могу, — отрывисто говорит Алек. Это правда. Он не может. Он патрулирует сегодня: поступила информация о крупной наркосделке на берегу залива, и им действительно нужно быть там — иначе мэр не заплатит. Магнус улыбается, даже не вздрогнув. На самом деле, это свидетельство прекрасного характера, и Алек ненавидит так часто проверять его на прочность. Но это к лучшему. — Не заморачивайся, — качает головой Бэйн, — просто идея, пришедшая в голову в последнюю минуту. — Мне очень жаль, — мямлит Алек, — я… я просто занят и не могу… — Не нужно извиняться, Александр, — мужчина пожимает плечами. — Возможно, в девятый раз мне повезет больше.***
Все этой ночью повергает Алека в особенно кислое настроение, которое он, не имея другого выхода, выплескивает на Джейса. Это не мешает их миссии, потому что Лайтвуд — профессионал. Но после того, как дело сделано, они отдыхают на крыше и Алек чистит все стрелы, что удалось вернуть, Джейс решает, что ему есть что сказать. — У тебя сегодня ужасное настроение. Джейс не любит ходить вокруг да около. Иногда это благословение. Чаще всего — головная боль. Сегодня Алек не в настроении говорить, тем более о вещах, которые брат никогда не поймет — таких, как Магнус или работа. Вся жизнь Джейса в том, чтобы быть корпоративным супергероем, и он буквально наткнулся на отношения с Клэри, при этом не споткнувшись ни об один из подводных камней. Честно говоря, это в высшей степени несправедливо. — У тебя когда-нибудь проскакивала мысль, что причина моего ужасного настроения — это ты? — тихо ворчит Лайтвуд. — Что, блин, это должно значить? — Ничего, — отвечает Алек, — я просто устал. Джейс, сложивший крылья, пока проверял наличие повреждений, встаёт и, вытягиваясь в полный рост, драматично их расправляет. Это всегда впечатляющее зрелище: мощная поза и серебристый титан, окрашенный причудливыми лужицами блуждающего света города бледно-сиреневого, сияюще-белого и дождливо-синего цвета. Иззи нравится дразнить брата ходячим диско-шаром. — Ты всегда устал, — вздыхает Джейс, пробуя повести плечами и распределить вес на спине. Что-то приятно щелкает, и он тихонько присвистывает, прежде чем снова оглянуться на Алека. — Проблемы на работе? Я имею в виду на другой работе. — Что-то вроде. Джейс хмурится. Алек знает этот взгляд, когда брат собирается высказать мнение, о котором его не спрашивали. — Послушай, братан, — начинает он, — знаешь, я не понимаю, почему ты каждый день тащишься в офис и играешь в друзей с этим надоедливым парнем, Саймоном. Ты не обязан этого делать. Можно просто уволиться и вернуться в штаб-квартиру. — Мы больше никогда не будем это обсуждать, Джейс. Ты знаешь, почему, — прерывает Алек, преувеличено внимательно рассматривая стрелы. Брат морщит нос — так, как это делает Клэри, когда злится. — Нет, — медленно отвечает он, — нет, Алек, я не знаю, почему. Думаю, Мариз и Роберт правы — нельзя балансировать, совмещая роль супергероя и работу. Ты истощен все время, черт возьми. Я просто волнуюсь за тебя. Это немного, но все ещё недостаточно сильно, смягчает сердце Алека. Плечи бессильно опускаются, и то, насколько утомленно звучат следующие слова, только доказывает правоту Джейса. — Не беспокойся обо мне. Все хорошо. Честно. Я бы… я бы сказал, если бы что-то было не так. — Сказал бы? — спрашивает брат. Его тон подразумевает, что они оба знают ответ на этот вопрос. — Да. Конечно. Это ложь. После этого их пути расходятся — уже поздно, Архангелу нужно вернуться в штаб, чтобы подать отчет о миссии, а Сентинэлу предстоит долгая дорога домой. Алек не пойдёт в свою квартиру сейчас. Большая часть ночи прошла в засаде на набережной, где они наблюдали за проезжающими мимо машинами, а затем задержали столько преступников, сколько полиция никогда бы не сумела поймать, учитывая то, как поздно явились патрульные. Поэтому лучник не успел обойти свои постоянные точки — не то чтобы родители о них знали или им до этого было какое-то дело, но ещё осталась пара мест, которые нужно проверить, прежде чем закончить на сегодня. Это привычка. Возможно, паранойя. Но Алек будет лучше спать, если просто заглянет. Он проверяет дальние улочки Финаншиал дистрикт, когда голос Иззи доносится из коммуникатора. — Джейс говорит, у тебя паршивое настроение. — Нормальное настроение. Джейс ведёт себя как заноза в заднице. — Ты знаешь, что если наш брат ведёт себя как заноза в заднице, значит, он беспокоится? Своеобразный способ показать свои сентиментальные чувства. — Лучше бы он прекратил. Какое-то время в наушнике слышна тишина, и Алек задается вопросом, закончился ли на этом разговор. Может, Иззи просто позволит ему проработать всю ночь, разговаривая лишь когда есть необходимость. Нет такой удачи. Лайтвуд уже на вершине отеля, прикидывает расстояние, чтобы забросить трос зиплайна на следующую крышу, когда сестра снова заговаривает, заставляя его остановиться. — Ты хочешь поговорить об этом? — Поговорить о чем? — Алек… — можно представить, как Изабель со вздохом сжимает переносицу двумя пальцами, так же, как делает он сам, когда истощен. — Давай, Алек, мне можешь не лгать. Я знаю, что тебя что-то беспокоит. Конечно, можно продолжать отрицать. Можно просто угрюмо молчать — он ужасно хорош в этом. Но… не хочется врать Иззи. Сестра видит его насквозь, и от этого становится только хуже. — Это… действительно глупо, — вздыхает парень, опуская лук. — Магнус… Магнус снова позвал меня на свидание. Я отказал. В очередной раз. На том конце провода что-то падает, и Алек представляет, как Изабель медленно выпрямляется на стуле при упоминании Магнуса. Она невыносимо глубоко вовлечена в эту историю, и иногда хочется вернуть время назад и ничего не рассказывать. — Тот же Магнус, который пригласил тебя на ужин в прошлом месяце?! — Скольких Магнусов я, по твоему, знаю? — Лайтвуд хмурится и ворчит, но на том конце провода уже никто не слушает. — И ты не сказал «да»?! — восклицает она. —Алек! — Почему я должен был сказать «да», я не… я ничего о нем не знаю, — вздыхает парень, проводя рукой по волосам и сжимая их концы в кулаке. Он оглядывается и находит вентиляционный люк, на который можно сесть. Ноги словно превращаются в желе, как только он падает на решетку. — Из… — Вот зачем нужно было сказать «да»! Чтобы ты мог узнать его получше! Обычно так работают свидания. — Да, конечно, — бубнит Алек. — Ты знаешь, что это не так легко. Я не могу… не могу просто ходить и приглашать на свидание других мужчин… не сейчас. Как считаешь, что подумают люди? И кроме того, что будет, если я скажу «да», мы пойдем на свидание и он будет спрашивать обо мне? Я не смогу рассказать ему правду. Будет проще, если я продолжу отказывать. В конце концов, Магнус перестанет предлагать. — Боже, ты действительно знаешь, как испортить удовольствие от любой ситуации, — надувается Иззи, но по тону понятно, что давить не собирается. Сестра знает, что он прав. От этого не легче. — Все к лучшему, Из, — бормочет парень, — так проще. Так… будет лучше. Так будет лучше, потому что так никому не причинят боли. Никто не пострадает, ни о ком не будут шептаться в офисе, никто не станет отверженным и не окажется на улице, потому что… как можно быть геем в едва пострейгановском мире и не стать изгоем, когда кто-нибудь узнает, с кем ты предпочитаешь спать? Никто не расскажет родителям. Теперь они оба замолкают намеренно. До конца тысячелетия, может быть, и осталось восемь лет, но все будто застряли в пятидесятых. Иззи, вероятно, думает о том же: заголовки в газетах, пропаганда в вечерних новостях, количество приютов для больных СПИДом, которые были сожжены ночью или разрисованы граффити людьми, ослепленными нелепым страхом перед неизвестным… Тем же страхом, с которым они смотрят на супергероев. Нужно попытаться избавиться от этих мыслей. Ничего нового. Этот мир таков столько, сколько Алек себя помнит, и хотя так не следует говорить, но это уже привычно. Он привык вести себя сдержанно и не позволять взгляду слишком долго задерживаться на случайном мужчине, и он… он действительно привык к этому. Кроме того, Магнус, на самом деле, не имеет в виду ничего подобного. Мужчина продолжает настаивать на свидании только чтобы подразнить, потому что его забавляет, когда лицо Лайтвуда покрывается красными пятнами, а слова заедают, словно запись проигрывателя на продолжительном «эмм». Магнусу на самом деле плевать, что Алек продолжает говорить «нет». Это просто развлечение. — Алек, — нарушает молчание Иззи, растягивая гласные так, как она это делает, когда устала, чертовски устала выслушивать оправдания.— Если… если ты переживаешь из-за мамы и папы, я клянусь, что они не… — Нет, — быстро прерывает он. — Дело не в них, Из. Это просто… не думаю, что я готов открыться, по крайней мере, не сейчас… Алек остро ощущает комок в горле, когда сестра снова замолкает ненадолго. — Тебе разрешено быть напуганным, знаешь? Парень усмехается. — Из. Не начинай… — Алек. Ей не нужно больше ничего говорить; простой звук имени имеет достаточный вес, даже несмотря на помехи связи. Оно звучит как правда, о которой не хочется знать. Между его двумя жизнями — дихотомия. Алек и Сентинэл — не две стороны одной монеты. Это совершенно разные люди, принадлежащие двум совершенно разным мирам. Лайтвуд это знает, но чаще всего игнорирует, потому что проще зарыть голову в песок и ни о чем не думать. Иногда приходится задуматься, можно ли назвать его «дневное» существование жизнью. Алек не может делать то, что хочет и когда хочет; не может сказать «да» и выпить с коллегами после работы; не может посмотреть на другого мужчину и подумать «а что, если?..» без мыслей о последствиях. Вместо этого он часами размышляет о том, что могло бы произойти, если бы была возможность совершить иной выбор тогда, в детстве. Иногда кажется, что Алек есть лишь для того, чтобы заполнить время. Что-то, чтобы было чем заняться от рассвета до заката, причудливое состояние подвешенности, принятое как должное. Он оцепенел. Вот, что с ним. Просто оцепенел и, возможно, уже привык к этим ощущениям: к гулу, распространяющемуся по всем мышцам, к тому, как пальцы автоматически укладывают стрелу на тетиву, но он не чувствует всего этого. — В следующий раз, когда Магнус тебя пригласит… может, стоит сказать «да», — голос Иззи звучит нежно, она уже не поддразнивает. Когда Алек пытается возразить, сестра прерывает его. — Просто попробуй, большой брат. Хоть раз. Ничего не изменится, если ничего не предпринимать. Ты готов срываться со зданий, вырывать из рук людей пистолеты и следовать в кроличью нору за Джейсом. Я не понимаю, чем это лучше одного согласия на свидание. — Я подумаю об этом. — Это не «нет». — Это и не «да» тоже.***
На следующий день Магнус ведёт себя как обычно, будто отказ Алека вчера никак его не задел. Не удивительно. Возможно, так оно и есть. Но все же, нельзя не почувствовать себя немного виноватым, когда Бэйн отвлекается от особо напряженного спора с другим редактором, чтобы улыбнуться Алеку, когда тот затаскивает себя в офис, со своим стеклянным взглядом, следами ночных вылазок и такой ужасной прической, будто он только что встал с кровати. Лайтвуд краснеет, быстро отводя взгляд. Саймон поднимает брови, глядя на него поверх монитора, артикулируя: «ты это видел? Я видел.» Все внутри завязывается узлами; Алек не знает, за какую нить потянуть, чтобы все распуталось, поэтому даже не пытается. Если он оставит все как есть, это пройдет. Всегда проходит. Конечно, Саймон будет доставать по этому поводу; Магнус, вероятно, пригласит Алека еще раз примерно через месяц, а Иззи закатит глаза в полном отчаянии, внимательно выслушав его рассказ. А сам Алек... Он будет усердно работать, чтобы взрастить маленькое пламя внутри, то, которое приклоняется перед вниманием Магнуса и позаботится о том, чтобы не дать этой искре погаснуть, но и не дать слишком вырасти, потому что слишком боится и того и другого. Иззи права. Он испуган. Многого боится. Но когда ты супер...когда обладаешь сверхспособностями... Ты не можешь позволить себе такие вещи, как страх. Не на этой работе. Итак, Алек приказывает себе не чувствовать всего этого. И это ещё обернется против него.