***
Это разгар лета, но даже сейчас ветер несет холод и перекатывает грозовые облака через пролив; далеко за пределами моря разветвляются молнии, потрескивающие на переферии зрения Алека. Погода навевает беспокойство. Пока что это была тихая ночь: они с Джейсом все время просидели на рекламном щите с видом на оживленный перекресток, слушая полицейскую частоту и пытаясь найти что-нибудь интересное, чтобы занять себя. Джейс разлегся на спине, расправив серебряные крылья, словно орел, и то и дело проворачивал один из своих ножей на костяшках пальцев, мастерски пропуская через пальцы. Он видел это в кино вчера вечером, и теперь может повторить этот трюк так, будто тренировал его годами. Вот как работает мышечная память. Алек тяжело вздыхает, возвращаясь к тому, чтобы отчистить лук от несуществующих пятнышек. Что странно, сегодня вечером он ощущает маску на лице. Обычно это одна из тех вещей, о которых просто забываешь, как не замечаешь ритма дыхания, пока не сконцентрируешься на нем. Но сегодня полоска черной кожи на лице некомфортна и натирает ссадину на щеке, полученную в тренировочном зале накануне патрулирования. Он хмурится и морщит нос, сдвигая маску, когда из полицейской рации на бедре раздается голос диспетчера. «Всем подразделениям, код 211* — в винном погребе на востоке пятьдесят пятой. Подозреваемый — белый мужчина тридцати лет, подозреваемый — код 417*. Будьте осторожны. Доложите расчетное время прибытия». Джейс вскакивает на ноги быстрее, чем Алек успевает моргнуть. — Отлично! — восклицает брат, слишком воодушевленный для вооруженного ограбления. — Наконец-то что-то хорошее. Шевелись! Они недалеко, всего в нескольких кварталах, поэтому Джейс улетает в ночь, даже не оглянувшись. Алеку остается только спуститься по веревке с края рекламного щита и со всех ног бежать, заставив шатающегося пьяного мужчину на той стороне улицы удивлённо повернуть голову. Алек как можно быстрее проскальзывает в ближайший переулок; он благодарен безопасности теней, которые способны скрыть его от взгляда любопытных зевак, уже спешащих вызвать копов. Он разворачивает лук во всю длину и выхватывает из колчана стрелу, насаживая ее на тетиву не глядя, слишком занятый скольжением через капот машины, припаркованной поперек зияющей пасти переулка. Лайтвуд слышит поблизости крики и видит яркие огни там, где толпятся люди. По всему тротуару валяется разбитое стекло. Первая помощь уже здесь, как и полицейская машина с красно-синим проблесковым маячком — ее сирена визжит на всю улицу; водитель пытается успокоить истерично вопящую женщину, в то время как другой офицер устанавливает оранжевые конусы для остановки дорожного движения. Не похоже, чтобы кого-то арестовали. Грабитель, должно быть, сбежал и никто не собирается преследовать вора. — Архангел, — шипит Алек в коммуникатор. — Подозреваемый скрылся с места преступления, направляется на север, — отвечает Джейс. — Я преследую его по воздуху, но улица слишком узкая для крыльев, придется спрыгнуть вниз. — Мне нужны координаты, — огрызается Алек, но брат не откликается. Все, что слышно из наушника — порывы ветра, сопровождающие быстрое пикирование к земле. Алек стискивает зубы, бормоча проклятия и, надеясь перехватить их, бежит на север. Он едва ли минует квартал прежде чем видит их: мужчину, выскочившего прямо на проезжую часть и скользящего между сигналящих машин, и Джейса, несущегося за ним вслед и пригибающегося так низко, насколько позволяют крылья. Мужчина ныряет в другой переулок, и Алек по связи слышит чертыхания брата, когда тот внезапно тормозит, размахивая крыльями, чтобы не врезаться в стену здания. Он падает стремительно, как серебряная пуля, и приземляется на тротуаре. Архангел не останавливается. Даже чтобы перевести дыхание, мгновенно срываясь в темноту. Алек поднажимает, ботинки тяжело грохают по асфальту, а из груди рвется хриплое дыхание. Он видит силуэт Джейса, мелькающий впереди в темноте. Каким-то образом даже с крыльями за спиной тот все равно бежит быстрее. — Блядь! — шипит связь. — Сентинэл, парень только что взобрался на здание, я за ним! Ноги горят, пока Алек заставляет себя бежать, и во мраке высоко над головой он видит тень человека, через мгновение исчезнувшую за выступом крыши. Джейс стоит у подножия здания, запрокинув голову, и лучник не успевает даже крикнуть — брат прыгает, цепляясь за ограждение и перескакивая на водосточную трубу, карабкаясь и прокладывая путь по узкому желобу, словно военный десантник по веревке. — Архангел! — снова зовет Алек. Джейс перемахивает с водосточной трубы на строительные леса, расположенные на добрых пятнадцать футов выше и с легкостью хватается за перила — потому что только что видел, как грабитель сделал то же самое. Он поднимается на крышу, разворачивая крылья за спиной, божественные и мощные, а затем просто взмывает в небо и… — Блядь, — рычит Алек, когда Джейс исчезает из поля зрения. Он тянется к зиплайну и привязывает его к стреле, позволяя ей высоко взлететь. Дергает за веревку — держится; но подняться на крышу, цепляясь лишь за нее, невозможно. Леска слишком тонкая, она просто разорвет перчатки, несмотря на то, что Иззи делает поразительно крепкую униформу. Лайтвуд составляет визуальный маршрут, по которому Джейс поднялся на здание, но знает, что не сможет его скопировать. Вместо этого Алек забирается на ограждение и продлевает лук за водосточной трубой, оттягивая назад, чтобы посмотреть, выдержит ли желоб такой вес. — Архангел, — шипит он, прижимая палец к уху перед тем, как начать карабкаться. — Что, черт возьми, происходит? Свяжись со мной! Тишина. Алек скрипит зубами. Если это очередная ночь, после которой их обоих вызовут в штаб-квартиру, Джейс об этом пожалеет. Джейс чертовски, блядь, пожалеет. *Код 211- вооруженное ограбление *Код 417- подозреваемый вооружен***
Алек тяжело дышит, наконец взобравшись на крышу. Он ругает себя за то, что тело ощущается настолько нетренированным; за то, что проводит ночь под дождем злясь; высматривая брата с его раздутым эго. Может, Джейс уже поднял подозреваемого в воздух, подвесил высоко над городом и пугает до смерти, допрашивая. А может, он в трех кварталах отсюда, все еще преследует беглеца по горячим следам. Ночь тиха. Алек снова остался позади — только по своей вине. Он не успевал, а в работе такого типа нельзя позволить себе развернуться и дождаться отставших, особенно когда идёт погоня. Лайтвуд пробирается по крыше, карабкаясь через воздуховоды, кондиционеры и спутниковые диски, а затем резко останавливается с тяжелым вздохом, поворачивая лицо к небу и позволяя рукам повиснуть вдоль тела. Вероятно, следует поговорить с Иззи или снова попытаться связаться с Джейсом, но тело ощущается настолько вялым, что мысль о том, чтобы подать голос, внезапно кажется сложной задачей, к которой он не готов. Алек садится на воздуховод и чувствует металл, мокрый от моросящего дождя. Вода с его поверхности просачивается сквозь костюм слишком быстро. Время ещё детское, можно вернуться в штаб и провести несколько часов в тренировочной комнате. Возможно, Иззи поспарингует с ним, если вежливо попросить или сделать достаточно несчастный вид, плетясь через парадный вход с кислой миной. Возможно, к тому времени, как Джейс будет дома, Алек тоже сможет взобраться на отвесную стену за пять секунд и не будет чувствовать себя таким…любителем. Может быть, тогда он сможет стоять рядом с братом во время брифинга без ощущения, что всякий раз, когда мать смотрит, она видит кого-то, не соответствующего требованиям. Это иррационально, и он это знает. Осознание не мешает этому чувству подкрадываться к нему, так фанатично, что Алек никогда не может предугадать его приближение. Лучник резко падает вперед, пригнув голову и глядя вниз. Он подносит палец к уху и нажимает на свой коммуникатор. — Из… Задняя часть шеи покалывает, и холодная струйка волной мурашек бежит вверх к линии роста волос, а слова застревают в горле, когда он замирает. Воздух меняется, перерождается в избыточное давление над головой, сжимающее виски и горло. Алек медленно опускает руку к луку, тихонько вынимая оружие из кобуры, лёгким движением руки раскрывая его на всю длину. Он задерживает дыхание, внимательно прислушиваясь к мелкой дроби дождя, бьющего о металл, ища в окружающих звуках что-то ещё: мягкие шаги по скользкой крыше или хриплый смех сквозь стиснутые зубы. Мурашки прокладывают свой путь по спине, концентрируясь в области поясницы. Алек двигается, и тьма позади тоже, давление сгущается, с шипением заполняя пространство, которое он только что покинул. Алек напрягается. Пальцы дергаются на луке. Он готовится достать стрелу и повернуться в мгновение ока, как вдруг… — Итак, блондинчик кинул тебя снова? Какой трагичный поворот событий. Голос звучит сзади, будто из-за плеча, а не в пяти футах от него, как ожидалось. Алек не слышал появления, но он знает этот голос — звучный, ровный и удивительно довольный. Это супер с той ночи. Найтлок. Лайтвуд напряжённо поворачивает голову, все ещё сидя за воздуховодом и, конечно, это тот же мужчина — с влажными от дождя волосами, в том же развевающемся бордово-красном плаще и с тем же опасным и одновременно позабавленным взглядом. Его руки скрещены на широкой груди, ладони в перчатках обхватывают локти, а вес перенесен на одно бедро. Голова наклонена, уголки рта дрожат, но линчеватель все ещё не улыбается. Пока Алек раздумывает, не достать ли стрелу снова, воздух потрескивает, будто Найтлок способен прочитать его мысли и предсказать, что он будет делать. Возможно, действительно способен. Алек никогда не узнает. — Он не кинул меня, — ворчит парень, не уверенный, стоит ли замереть на месте, не уверенный, можно ли вообще двигаться. Одного резкого движения с его стороны Найтлоку будет достаточно, чтобы щелкнуть пальцами и разнести его в клочья… или что-то в этом роде. Он действительно не знает, как работают способности Найтлока, и не собирается проверять. — Просто ушел вперед, я догоню. — Конечно! — преувеличенно бодро говорит Найтлок. — Конечно, догонишь! Алек сужает глаза. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. — Мужчина не может выйти на полуночный променад? — Да уж, именно этим ты и занят. Найтлок пожимает плечами и наконец игриво улыбается. Это совсем не успокаивает, скорее беспокоит. — Ночной патруль, что тут скажешь, — вздыхает он. — Как бы хорошо я не выглядел в маске, но суперкостюм имеет тенденцию привлекать нежелательное внимание, если рассекать в нем при свете дня. Лайтвуд тяжело выдыхает, поднимаясь на ноги. Найтлок на мгновение застывает; что, вероятно, должно было остаться незамеченным. — Я не это имел в виду, — качает головой он. — Я имел в виду, что ты делаешь здесь? Ты следил за нами? Преследовал? — О, умоляю, — усмехается линчеватель. — Конечно же, вы, корпоративные, сразу предполагаете… — Ответь на вопрос. Фальшивая улыбка Найтлока исчезает, слишком быстро сменяясь хмурым взглядом. Это то выражение лица, к которому Лайтвуд привык: то, которое он получил от Вулфбэйна при первой встрече; то, которое все еще получает от Вэйл, будто он не больше, чем жвачка на подошве ботинка. Ее вряд-ли можно винить, но когда Алек получает такой взгляд от кого-то, кто совсем его не знает, это раздражает. Горло начинает покалывать, слова ощущаются на языке словно лезвия. — Был в нескольких кварталах севернее, проверял зацепку, — сужает глаза Найтлок. — Не думаю, что должен отчитываться. Я видел, как мимо пролетел Архангел, и мне стало любопытно. Алек косится на него. — Ты не последовал за ним, — он скорее утверждает, чем спрашивает. — Нет, — кивает Найтлок, — меня больше интересовало то, откуда он прилетел. Блондинчик имеет обыкновение оставлять после себя руины. Кому-то могла понадобиться моя помощь. — Что ж, нам не нужна твоя помощь, — ощетинивается Алек. — Все хорошо, никто не попал в беду. А если бы и попал — я здесь. Я бы что-нибудь придумал. Найтлок зубоскалит в очевидном неверии приподнимая брови. — Что? — огрызается Лайтвуд. — Ничего, — фыркает мужчина. — Кажется, я уже упоминал, что вы, корпоративные, привередливые ребята, вот и все. — Что это вообще означает? — Именно то и означает, Сентинэл, — качает головой Найтлок. — Спасибо за заботу, но я способен справиться самостоятельно. У меня нет необходимости перекладывать свою работу… на качков на окладе. — Я здесь не потому, что мне платят, — шипит Алек. — Тяжело в это поверить, — пожимает плечами мужчина. Лайтвуд ничего не может с собой поделать, шагая вперёд. Найтлок приподнимает подбородок и выпрямляет руки, медленно сжимая ладонь в кулак. — Мне не платят, — настаивает Алек, потому что, вероятно, он, как и Джейс, немного идиот и любит подвергать себя опасности. Воздух вокруг него пульсирует, и кажется, что ритм его пульсации совпадает с тем, как Найтлок потирает кончиками пальцев изгиб руки. — Мне не платят. Мы услышали код 211 на полицейской частоте и пришли на помощь. Хорошо, что мы это сделали, потому что копы проебали… — Ограбление? — перебивает мужчина, его глаза сужаются, а пальцы выпрямляются. Давление в воздухе уменьшается. — Не самое прибыльное…корпоративное задание. — Потому что это не оно! — восклицает Алек. — Я здесь, чтобы помочь. Найтлок поджимает губы и, снова наклоняя голову, оценивает лучника совершенно другим взглядом. Некоторое время он молчит, достаточно долго, чтобы у Алека начали гореть уши, но затем медленно двигается вперёд. Его шаги по-кошачьи бесшумные, длинные, изящные и целеустремленные. Легко представить, как этот супергерой преследует что-то. Возможно, сейчас он преследует самого Алека. Лайтвуд не шевелится, оставаясь на месте, пока Найтлок не останавливается прямо перед ним. Мужчина снова скрещивает руки на груди, на этот раз задумчиво прижимая большой палец к губам. Ветер доносит сильный запах потертой кожи. Но за ним есть ещё что-то трудно определяемое — что-то мягкое, дымное, древесное. Они впервые стоят лицом к лицу, и взгляд Алека скользит по линчевателю, каталогизируя все, что он видит, в памяти: кончики волос окрашены в золотой цвет; темная сурьма растерта вокруг глаз; маска, представляющая собой полоску из мягкой тисненой кожи, сидит как влитая. Под плащом виден суперкостюм, не особо отличающийся от костюма Алека; кевларовой брони нет, но он выглядит прочным, дорогим и несомненно таит в себе множество скрытых функций. — Помочь… — осторожно произносит мужчина, слово практически стекает с его губ. — Возможно, я преступлю черту, сказав, что это Архангел пытается помочь. А ты снова брошен. Алек напрягается. Найтлок это замечает. — Попробуй сам не отставать от того, кто умеет летать, — ворчит Алек, и это звучит немного мелочно. Черт, это звучит очень мелочно. Не нужно было этого говорить, точно не незнакомцу. Тот моргает, и хмурится за маской. — Это твоя работа? — любопытствует линчеватель. — Следовать за ним, устраняя беспорядок? — Мы напарники, — Алек хмурится в ответ. — Уверен? — парирует Найтлок. Лайтвуд хмурится сильнее, но мужчина только пожимает плечами с фамильярностью, вызывающей зуд. — Я просто говорю то, что вижу, Сентинэл. Ты его напарник или его дрессировщик? Лицо Архангела регулярно мелькает на первых страницах, а ты… — Я не его… — Идрис держит тебя в тени, или ты сам? Мозг Алека отключается. Эти слова ощущаются как пощечина и, возможно, он даже отшатывается, потому что любопытное выражение лица Найтлока сменяется чем-то серьезным. Он не выглядит извиняющимся, но знает, что задел за живое. Алек ненавидит себя, потому что выставил это на всеобщее обозрение. — Мне нужно идти, — бормочет он. — Можешь сделать мне одолжение и хотя бы сказать, в каком направлении Архангел улетел? Рот Найтлока сжат в плотную линию и, не сводя глаз с Алека, он неопределенно показывает указательным пальцем на север. Лучник знает, что глупо поворачиваться спиной к незнакомцу, особенно обладающему сверхспособностями, но успокаивает себя тем, что если бы этот супер собирался причинить ему вред, он бы сделал это даже прежде, чем Алек почувствовал его приближение. Он не прощается, и Найтлок тоже. Лайтвуд поворачивается и бежит, перепрыгивая с одной крыши на другую, понимая, что Джейс, вероятно, сделал бы это быстрее. И все остальные тоже об этом знают.***
Джейс ловит грабителя и доставляет в полицейский участок в центре города со связанными за спиной руками и прикрепленной к груди запиской. Алек узнает об этом только вернувшись в штаб, когда Иззи сообщает, что Джейс ушел с Клэри пару часов назад, потому что ему скучно ждать возвращения брата. Они не заносят ничего в полевой отчет, поэтому родители об этом не узнают. Изабель даже не нужно просить; она и так все понимает. Сегодня вечером Алек чувствует себя онемевшим, будто рот заклеен, а слова застряли внутри. Иззи отлично наловчилась улавливать его настроение. Сестра хороша в этом — как только она что-то увидит, как только узнает о чем-то впервые, то запомнит навсегда. Обычно такое используют для запоминания подслушанных разговоров или целых разделов в научных трудах, но она запоминает и причуды Алека, называя это своим даром. Интуитивные способности — написано в ее деле. Это потрясающе. Конечно, не достаточно для того, чтобы родители допустили ее к патрулям, попросту не зная, как применить такие суперсилы в бою — но тем не менее потрясающе. Алек всегда знал, что она умна, со своими сверхспособностями или без. Изабель — единственная, кто видит его таким, какой он есть. Именно из-за этого Алек останавливается в дверях лаборатории после брифинга, собираясь выложить сестре все прежде, чем она успеет спросить, что произошло. Если рассказывать, то на своих условиях. — Сегодня вечером я снова встретился с Найтлоком, — выпаливает он, наблюдая, как взгляд Иззи отрывается от стола с разобранными деталями новой модели лука. — Что? — переспрашивает Изабель. — Где? Что произошло? — После того, как я потерял Джейса, — пожимает плечами Алек, — он видел, как Архангел пролетал мимо, и хотел… проверить, остались ли после него разрушения. Вместо этого нашел меня. — Узнал о нем что-нибудь новенькое? Парень на мгновение хмурится, прокручивая разговор с линчевателем в своей голове. Мысли задерживаются на сжатых в кулак пальцах Найтлока, а затем переключаются на движение, с которым тот прижал большой палец к нижней губе, когда, задумавшись, изучал лучника — будто пытаясь мысленно разрезать, чтобы посмотреть, как он работает изнутри. — Нет, я… нет, — качает головой Алек. — Это было странно, но не думаю, что он доставит проблем. Скорее всего, просто случайная встреча. — Я не буду включать это в полевой отчет, — кивает Иззи, — пока мы не раскопаем больше, и даже тогда… не хочу, чтобы мама и папа узнали, что тебе нравится видеться с линчевателями в нерабочее время. Сестра посылает Алеку улыбку, и тот изо всех сил пытается улыбнуться в ответ. Он подумает об этом утром.***
Было бы ошибкой считать, что он больше не встретит Найтлока. На самом деле, не стоит делать вообще никаких предположений о таких опасных людях. Не то чтобы они снова столкнулись друг с другом, нет — вместо этого Алек натыкается на последствия работы этого супера. — Что, — рычит Джейс, глядя на двух мужчин, привязанных к бетонному столбу, — что это такое, черт возьми? Совершенно очевидно, что это такое. Джейс и Алек наткнулись на информацию о спецоперации в доках, прослушивая полицейскую радиочастоту. Планировалась поимка группировки, подозреваемой в причастности к крупномасштабной кокаиновой сети. В планах было опередить полицию и сделать все своими силами. Однако они никак не ожидали, что кто-то другой опередит их и оставит на складе гору тел. Крови нет. Вот, что больше всего ошеломляет лучника. Он стоит посреди склада, глядя на лежащих на полу без сознания преступников. Джейс переступает через людей, не утруждая себя проверкой пульса. Алек внимательно смотрит на человека, лежащего у его ног — и будто по команде, грудь мужчины вздымается. Все еще жив. Не умер. Просто без сознания. Сделка сорвалась? Кто-то сдал банду? Было ли это ограбление…? Нет. Нет, не похоже. Пока брат пробирается через склад, Алек обращает внимание на брошенный с распахнутыми дверьми внедорожник. Двигатель все еще работает, багажник широко открыт, заваленный упакованным кокаином на полмиллиона долларов. Лайтвуд оглядывает содержимое портфеля, опрокинутого на землю: разбросанные стодолларовые пачки, купюры, летающие по воздуху и только начавшие оседать. Джейс издает низкий резкий свист, привлекая внимание. Двое мужчин в сознании, привязанны к столбу и смотрят на них с нервным страхом в глазах. Преступники дергают наручники, пытаясь вывернуться и отодвинуться как можно дальше. Алек ощущает покалывающую на коже настороженность. На самом деле, это чувство — первая подсказка о личности того, кто опередил их. Он тоже был в маске. Бандиты не поднимают глаз, оба дрожат и потеют от страха. Вместо того, чтобы сказать что-то, Алек держит язык за зубами, пока брат наклоняется и вытаскивает кляп изо рта одного из мужчин. В тот же момент преступник кричит. Лучник хмурится, когда Джейс, сморщив нос, будто почувствовал особенно неприятный запах, грубо бьет мужчину по ноге. — Эй, эй, хватит. Не ори. Это не круто, чувак. Мы просто хотим задать несколько вопросов… — Помогите! — кричит мужчина, — помогите! Пожалуйста, кто-нибудь! Помогите! Джейс оглядывается через плечо и гримасничает. Алек закатывает глаза, и напарник воспринимает это как разрешение. Он бьёт мужчину кулаком по виску, мгновенно вырубая. Второй бандит, все еще с кляпом во рту, сидящий со своим бессознательным другом плечом к плечу, выглядит так, будто вот-вот умрет от страха. — Ладно, — вздыхает Джейс, наклоняясь к другому мужчине. — Если я вытащу кляп, ты не будешь орать, хорошо? Или закончишь, как твой дружок. Усёк? Тот энергично кивает. Как только Джейс вытаскивает кляп из его рта он немедленно сплевывает, брызжа слюной, стекающей по подбородку. Брат морщится от отвращения, но Алек быстро проходит мимо, приседая на корточки перед преступником. — Что здесь произошло? — серьезно спрашивает он. Вокруг витает что-то статичное — просто след, но Алек чувствует, как оно скользит по затылку. Реальность немного смещена; ощущается напряжённость воздуха, словно кто-то взбалтывал его, опустошал и переставлял атомы. Глаза связанного бегают между напарниками, словно он пытается решить, кто опаснее. Ему не стоит проверять этого на деле. — Я… — бормочет преступник, — я был… Босс попросил меня только один раз, клянусь, я не…я обычно не участвую в подобных вещах, я… Я только наблюдал, клянусь, клянусь… Джейс пихает мужчину по ноге и тот практически выпрыгивает из кожи, сильно сотрясается всем телом, его носом текут сопли. Не самое приятное зрелище, но Алек знает, как выглядит страх. Этот человек в ужасе. И вряд-ли из-за их присутствия. — Ты слышал моего напарника, — хмурится брат, сверля мужчину взглядом. — Он спросил, что здесь произошло, поэтому сейчас ты ему все расскажешь. Кто это сделал? Чего они хотели? Почему оставили вас в живых? — Я…я…он…он был…он перемещал вещи силой мысли, чувак, я не знаю, я не знаю, все произошло так быстро, я… Издалека доносится вой сирен, и это, вероятно, полиция. Сигнал, означающий, что пора уходить, прежде чем их повяжут и обвинят в том, что здесь произошло. Алек встает, обмениваясь с Джейсом понимающим взглядом, легко наклоняя голову в направлении входной двери. Напарник понимает без слов, в знак согласия кивая головой. Он снова поворачивается к преступнику, готовясь вырубить и его, но мужчина визжит, дёргая связанными руками, пытаясь закрыть ими лицо, хотя скорее всего знает, что это бесполезно. — Подождите, подождите, пожалуйста, это был…это был еще один супер! Длинный красный плащ, черная маска, я…я не знаю его имени, он просто… Этот человек может перемещать вещи силой мысли. Взгляд Алека тяжелеет, и он снова смотрит на брата. На этот раз Джейс, не колеблясь, вырубает мужчину.***
Алек и Джейс наблюдают за суетой копов с крыши напротив. На месте происшествия по крайней мере пять полицейских машины и три — скорой помощи, квартал оцеплен, а со склада все выносят и выносят тела на носилках, передавая их в неутомимые руки парамедиков. Не вывозят ни одного мешка для трупов, но большинство преступников не могут передвигаться самостоятельно. Джейс мимоходом замечает, что тот, кто это сделал, должно быть, невероятно контролирует свои силы, чтобы нанести такой сильный урон, но никого не убить. — Думаю, я знаю, кто это был, — хмурится Алек, не отводя взгляда от двух детективов, стоящих у своей машины и тихо обсуждающих что-то. Он хотел бы слышать, о чем разговор, но даже у Архангела нет таких суперсил. Может, Изабель могла бы изобрести для этих целей гаджет или что-то в этом роде… — Что? — восклицает брат, быстро оборачиваясь. — Подожди, что… кто? Кто это сделал? Почему ты ничего не сказал? — Тот линчеватель, которого я встретил несколько недель назад, — отвечает Алек, — телекинетик, как и описывал преступник… Это был Найтлок. — Найтлок? — Джейс хмурится, будто мысли об этом супере причиняют ему физическую боль. — О да, я помню. Думаешь, он в деле? — Нет, — качает головой лучник. — Я так не думаю… последние несколько лет он держался в тени. Что-то… что-то снова заставило его действовать, и я… Я не могу понять, что именно, но чувствую, что это важно. — Черт, — брат скрещивает руки, как ребенок, близкий к тому, чтобы затопать ногами.— Если он будет продолжать перехватывать наши вызовы… Я буду зол.***
Джейс в ярости. Алек же сбит с толку. Во второй раз это происходит во время разрыва газопровода в жилом комплексе посреди Бруклина. К тому времени, как они прибывают туда, все жильцы уже стоят на улице, благополучно эвакуированные. Брат жалуется всю дорогу домой, а его метафорические крылья опущены. В третий раз это сорванное ограбление ювелирного магазина, о котором Алек узнает на утро из газет; а затем, в четвертый раз — перестрелка на станции метро в Куинсе; и каждый раз свидетели поют дифирамбы (в то время как преступники посылают проклятия) человеку в красном плаще. Это странно. Он никогда не встречал Найтлока, даже не слышал о нем, а теперь этот супер оказывается повсюду, куда Алек направляется, еще до того, как сам Лайтвуд добирается туда. Вряд-ли линчеватель следит за ними… Иисусе, они бы узнали, если бы это было так, правда? И не похоже, что он каким-то образом взломал коммуникаторы и ведёт слежку. Нет. Нет, это невозможно. Найтлок, должно быть, тоже следит за полицейской радиочастотой. Просто он быстрее. Быстрее и намного компетентнее Джейса. Похоже, никто ничего не знает об этом супере, а информации, собранной Алеком по кусочкам — совсем немного. Он чертова загадка — вот, что бесит.***
Сегодня понедельник. Солнце только что зашло, в переменчивых сумерках слышно ворчание города, а Джейс… Джейс в ярости. Найтлок только что во второй раз за последние две недели опередил их в поимке крупных автоугонщиков, заставив напарников почувствовать себя дураками, когда они оказались на мосту только для того, чтобы обнаружить, что угонщик врезался в пилон, а вокруг уже кишат полицейские. Не самое приятное зрелище. Брат сердится скорее от обиды. И вот они сидят на крыше штаба, Джейс бездельничает, свесив ноги с края здания, а Алек бесконечно пересчитывает стрелы. Сегодня вечером услуги Идриса понадобились сенатору Эрондейл, пытающейся удержать пост на предстоящих выборах — и позже они, как предполагается, будут охранять встречу с избирателями, посвященную ее предвыборной кампании. Служба безопасности сенатора предупредила о возможных беспорядках, но оплата задания была значительной, так что Алек должен принять это, даже не моргнув. Лайтвуд на самом деле не знает, каким образом усмирение несогласных и протестующих считается использованием суперсил во благо, но чем больше парень размышляет об этом, тем больше ненавидит себя, поэтому он просто прекращает думать. Мысли возвращаются к Найтлоку. Клэри, еще не одетая в суперкостюм, присоединилась к ним, притащив упаковки с индийской едой, чтобы попытаться умаслить Джейса. Тот сердито чавкает самсой, но этого явно недостаточно, чтобы остудить его пыл. Уличные беспорядки могут стать наименьшей из проблем Алека, если напарник будет всю ночь в таком настроении. — Если этот гад появится сегодня вечером, я точно его убью, — ворчит Джейс, набив рот картофелем и слоеным тестом, крошки которого осыпаются на его суперкостюм. — И снова попадешь в камеру предварительного заключения, — небрежно замечает Алек. Брат хрюкает в ответ что-то невнятное, чем заслуживает пристальный взгляд Клэри. — Зачем ему там быть? — интересуется она. — Иззи говорила, этот супер появляется только тогда, когда вы отвечаете на вызовы полиции, а не когда на самом берете миссии. — Я не знаю, — жалуется Джейс, — но я не собираюсь спускать ему это с рук. Если он хочет побыть в центре внимания, ему, блядь, стоит просто попросить. Алек невесело фыркает. — Я все слышал, — дуется Джейс. — Что смешного? — В центре внимания, — на лице лучника проступает гримаса. — В этом весь ты. — Думаю, что Архангел — главная причина, по которой все ненавидят суперов, — вставляет Клэри, кивая, ее губы сжимаются в тонкую линию. У Джейса хватает наглости выглядеть глубоко раненным. — Хэй, — бубнит он. — Эй, да ладно вам, это нечестно. Не такой уж я ужасный. Пятьдесят процентов ненависти максимум. — Всего пятьдесят? — отзывается Иззи по коммурикатору. — Перестань скромничать. Не меньше семидесяти пяти. — Поцелуй меня в задницу, Из. — Когда я в курсе, где она побывала? Фу, гадость. Спасибо большое, но нет. Алек прекрасно знает эту игру — ему не хочется провести всю ночь, разгоняя протестующих, почти так же, как не хочется выслушивать взаимные оскорбления брата и сестры. Это всегда заканчивается ужасными хихиканиями, что по какой-то причине ещё хуже, чем если бы они на самом деле пытались перегрызть друг другу глотки. — Есть какие-то обновления в описании миссии, или мы готовы выдвигаться? — спрашивает он, прерывая следующую дурацкую колкость, которая почти вылетает у Джейса изо рта. — Хочу быть на позиции до прибытия толпы. Иззи мгновенно переключается в деловой режим, и даже Джейс высказывает пару полезных замечаний о маршруте патрулирования, предлагая Алеку и Клэри поменяться точками наблюдения, потому что со здания через улицу от места проведения обзор лучше — то что нужно для лучника. Это хорошая идея. Когда Фрэй исчезает, чтобы переодеться, а Иззи выключает связь, Алек помогает напарнику разобраться с крыльями. — Это хреново, — вздыхает Джейс, повернувшись спиной, застегивая ремни безопасности на груди. — Ты так не думаешь? — Что? — хмуро спрашивает Алек. — Все ненавидят супергероев без какой-либо причины, — поясняет брат. — Я могу понять ненависть к корпоративным, понимаю, почему ненавидят Идрис, но нервничать только из-за того, что не понимаешь людей, делающих добро просто потому что это правильно? Алек действительно не знает что ответить. В конце концов, это ужасная правда. — Все очень запутано, — бормочет он. Джейс фыркает, разворачивая плечи и расправляя крылья, вынуждая напарника сделать шаг назад. — Полагаю, это делает меня лицемером, — добавляет брат. А затем улыбается, храброй, мальчишеской улыбкой, появляющейся, когда он готов к драке. — Потому что меня бесит Найтлок, только из-за того, что сует нос в наши дела. Хотя он просто пытается сделать то же самое, что и мы. — Думаю, это действительно немного лицемерно. —Я все еще ненавижу его. Ублюдок. — Конечно, ненавидишь, — кивает Алек. — Шевелись, иначе опоздаем.***
Алек не любит политические встречи. На них всегда шумно и напряженно, а предвыборная лихорадка заставляет людей делать то, чего они никогда не сделали бы при других обстоятельствах. Такие сборища показывают худшее, что есть в людях, и сам Алек — не исключение. Но ещё больше он не любит хвастливых и лгущих политиков, провоцирующих толпу. Яркие стробоскопы и громкая музыка, искажающие реальность, не поднимают настроение. Эрондейл собрала большую толпу сегодня, Мэдисон-сквер гудит. Праймериз в самом разгаре, а до выборов в сенат и на пост Президента осталось несколько месяцев; на улицах царит предвыборная лихорадка, и чем ближе к ноябрю, тем выше градус накала. Они на волосок от вспышек массовых беспорядков. Все, что для этого нужно, — неосторожный взгляд, брошенный не на того человека, или полицейский, тянущийся к кобуре, или ребенок, заметивший лучника на крыше. Алек сидит на пороховой бочке и видит, как внизу на улице разгораются искры. — У нас протестующие спускаются с Таймс-сквер, — сообщает Иззи в наушник. — Пока ничего необычного, но ожидайте столкновений. — Опять Идрис облажался. Эрондейл не платила нам за то, чтобы не допустить про-супергеройских активистов к участникам встречи, — ворчит Джейс через коммуникатор, кружа высоко над Мэдисон-сквер, то и дело скрываясь из поля зрения, поглощенный ослепляющими столбами стробоскопов, пронизывающих облака. Алек ничего не говорит. Он прищуривается от света массивных сине-красных рекламных щитов, вспыхивающих за пределами стадиона. Улицы практически перекрыты, тысячная толпа толкается у входа в очереди за билетом и быстрым снимком с сенатором. Ненормально огромный экран наверху оживает, показывая в прямой трансляции Имоджен Эрондейл, привествующую народ на стадионе. Она поднимается на сцену, чтобы выступить с речью. Рев толпы оглушительный, но Алек не может сказать, аплодируют ли сенатору или освистывают. Черт, наверное, и то, и другое. — Полицейская частота только что выдала 10-34*, — сообщает Иззи. — Похоже, они выставили шеренгу спецназовцев со щитами через улицу от вас, но протестующих много. Сомневаюсь, что их удастся сдержать. — Это уже слишком для легкой миссии, — вздыхает Клэри, расположившаяся на здании напротив Алека. — Я спущусь вниз, чтобы быть немного ближе. — Не попадайся никому на глаза, — приказывает Алек. — Эрондейл не хочет, чтобы нас видели. — Я буду осторожна, Алек, — отзывается Клэри с некоторым раздражением. — Но если она не хотела, чтобы люди увидели суперов, возможно, не стоило нанимать сотрудников Корпорации для поддержания мира — Джейс не особо хорош в том, чтобы скрываться. Коммуникатор транслирует помехи, когда Фрэй отключается. Алек закатывает глаза, но вынимает лук из кобуры и направляется к краю крыши, пробираясь вниз по пожарной лестнице, потому что не собирается пустить ее туда одну даже по приказу Эрондейл. Что-то неправильное ощущается в том, что они делают, но, тем не менее, Алек не останавливается. Он дает шанс худшей части себя, игнорируя шепот совести на ухо: каково это — работать на женщину, которая агитирует изгнать суперов из города? Он не может позволить себе прислушаться, на это нет времени. Стоит моргнуть, и Клэри будет уже слишком далеко, там, где стрела не достанет, и попадет во все неприятности, какие только возможно. Алек слышит гул толпы протестующих до того, как видит ее — еще на пожарной лестнице, на полпути вниз: все начинается с ропота, но головы людей поворачиваются. Они смотрят в другую сторону, вытягивая шеи, и единичные выкрики переходят в монотонные песнопения. Толпа — поток плакатов и гневных голосов, — начинает отступать прочь от идущей настречу шеренги полицейских. Масса сжимается, сгущается, и это только беспокоит Алека. Слишком много людей. Слишком много людей на слишком маленьком площади. Он отличный стрелок, безупречный, но когда нельзя исключить вариант, что кто-то встанет перед целью в последний момент, использовать лук и стрелы становится трудно. Толпа за пределами стадиона трещит, будто по людям пробегает электричество, и Лайтвуд слышит выкрики в темноту. Он слышал такие и раньше: пошли на хер, демократические мрази, Эрондейл засунет ваши задницы в тюрьму, когда ее изберут. Алек ускоряется, спускаясь по пожарной лестнице, прячась в тени, когда по улице прокатывается звон брошенной пустой пивной бутылки, разбивающейся перед щитами полицейских. Хрустит битое стекло. — Началось, — раздается голос Джейса в наушнике. По столпотворению идет волна, одни рвутся назад, другие вперед, сталкиваясь друг с другом. Люди разъяренно поднимают кулаки. Крики становятся ещё более гневными, более жестокими. Не нужно даже смотреть на огромный экран, чтобы знать, что уже сейчас кто-то шепчет на ухо Эрондейл, стоящей на сцене, предупреждения о приближающемся хаосе. Люди свистят. Алек чувствует, как земля дрожит под ботинками. А потом в воздухе разливается запах слезоточивого газа. Лайтвуд чует его раньше, чем видит: едкий, уксусный, распространяющийся где-то глубоко в толпе. Зеленовато-серая дымка поднимается в воздух мерзким туманом, глаза начинают болеть; он ощущает вкус смолы и гарь гравия на задней стенке глотки. Служба безопасности Эрондейл срочно выводит ее со сцены, и собравшиеся на стадионе свирепо гудят. Снаружи шеренга полицейских продолжает отступать, а протестующие продвигаются вперед. Внимание Алека сосредотачивается на одном из плакатов, виднеющемся за пластиковыми щитами. Скажи громко! Скажи ясно! Поддержим линчевателей единогласно! Лучник видит, как линия обороны изгибается. Люди пытаются прорваться через щиты полицейских, выкрикивают оскорбления в адрес митингующих, а те кричат брань в ответ, все громче и громче. Кто-то подстрекает, кто-то рисуется, но есть и те, кто удерживает других от по-настоящему глупых действий. Над головами кружит вертолет, белым светом стробоскопа исследующий толпу и ослепляющий людей, выводя их из равновесия. Вопрос времени, когда офицеры станут достаточно воинственными, чтобы применить шокер или пистолет и…здесь много народу. Много потенциальных жертв. Алек скрипит зубами. Сосредоточиться. Нужно сосредоточиться. Взгляд скользит по толпе — женщина, высмеивающая плакат, мужчина, оттягивающий своего друга за талию, тянущийся к кобуре полицейский… — Алек? — подаёт голос Джейс. — Пора вмешаться? — Ага, — отвечает он, мысленно уже вмешавшийся и уже покрытый синяками, хоть и не получил ещё ни одного удара. — Стандартный протокол. Формируем линию позади полицейских, не позволяем толпе прорваться… Еще одна пивная бутылка рассекает воздух, набитая в ее горлышко тряпка вспыхивает красным огненным шаром. Жар опаляет кожу Лайтвуда, когда она пролетает мимо и сталкивается с плакатом, привлекшим его внимание. Картон горит. Столб дыма поднимается в небо, люди бросаются прочь во все стороны. Кто-то кричит от ужаса или от боли. И линия полиции просто рвется. Протестующие бросаются на офицеров волна за волной. Они прорываются сквозь стену из пластиковых щитов, словно острие копья, бросая плакаты на асфальт, издеваясь и скандируя. Алек, тихо выругавшись, вытаскивает стрелу. Лучник наводит прицел, направляя острие стрелы за плакаты. Рука не трясется — сотрясается пожарная лестница, на которой он стоит, и ритм ее движения совпадает с ритмом бегущих и толкающихся на улице людей. Громыхающий топот ног разносится эхом в черепе. Он не слышит своих мыслей. Толпа поддерживающих сенатора устремляется вперед, навстречу протестующим, линия полиции оказывается отодвинута, сжата между двумя бурными волнами. Люди кричат, визжат, готовятся атаковать, шипят, плюются, машут кулаками. Железо под ногами Алека дрожит. Огромный экран идёт помехами и рассекает темноту дождем искр, когда в него влетает кирпич. Все больше людей роятся у выхода со стадиона, их возглавляет мужчина с лицом, раскрашенным в красный, белый и синий цвета. Не мужчина даже, практически ребенок… И в этот момент Джейс приземляется посреди улицы. Джейс приземляется посреди улицы с раскрытыми крыльями, с пистолетом в руках — поразительное зрелище, как и всегда. Размах его крыльев, гладкое, словно пуля, сияние титанового покрытия в неоновых огнях, темные и опасные глаза в разрезах маски — это угрожающая сила, это представление и это в своем роде блистательно. Опасность липкая, словно пот: она в его глазах, в том, как он ведёт плечами, в том, как смотрит на всех сверху вниз, будто способен поглотить небо. Толпа вокруг расступается, словно море, люди кричат, спотыкаясь, падают друг на друга, спешат убраться с его пути. Но шок и паника не будут длиться долго, Алек знает об этом. Брат разворачивается, очерчивая широкую дугу, его глок направлен в землю, а палец не касается спускового крючка. Похоже, никто этого не замечает. Алек видит, как в глазах людей яркие вспышки паники переплавляются в ненависть. Лучник снова проверяет прицел, стрела упруго натянута на тетиву и фиксирована возле уголка рта, ее оперение вытягивается под нижней губой. Он может пустить стрелу к ногам Джейса, если кто-нибудь подойдет слишком близко… — Корпоративная мразь! — кричат в толпе. — Пошел нахер! Убирайся отсюда! Еще одна бутылка разбивается о ботинки Джейса, забрызгивая суперкостюм мочой и пивом. Брат усмехается, оборачиваясь. На челюсти выступают желваки. Он складывает крылья. И он в ярости. Пальцы Алека сводит судорогой. Сосредоточься. — Муза, наш выход, — шепчет Лайтвуд. — Не провоцируй их. Именно тогда Алек видит человека, лицо которого раскрашенно для уличной драки, идущего впереди толпы. В каком-то самоубийственном порыве мужчина бросается на Джейса. Он неуклюжий, тупой и не представляет угрозы… …но внезапно, Алек смотрит не на это. Нет. Он смотрит на протестующего позади брата, который не обращает внимания на Архангела и его спектакль. На женщину в балаклаве, которая вырывает щит из рук полицейского, швыряет о землю и топчет, разбивая на пластиковые осколки. Офицеры бросаются на нее, заламывая руки назад, но она все равно пинается, дико мечется, бьётся головой и кричит. И тогда все летит к чертям. Протестующие рвутся вперед, разбиваясь о толпу, как волна о кирпичную стену, словно врезаясь в недвижимую баррикаду. Алек с ужасом наблюдает, как полицейские падают навзничь, погребенные под волнами людей, топчущих их, и да, обычно ему было бы все равно, это же копы, желающие его смерти, но… Звучит выстрел. А потом еще один звенит где-то в толпе. Он не знает, где, и в ужасе озирается, но ничего не видит — толпа слишком плотная. Слышен только отзвук — Алек не понимает, было ли это сигнальное оружие или что-то действительно опасное. Не узнает, попала ли пуля кому-то в бедро, брызжет ли фонтаном кровь. Вокруг царит хаос. Двигаться. Нужно двигаться сейчас же. Боже, храни их всех. Лайтвуд рвется в бой, отталкивая двух полицейских в сторону от женщины. Не моргнув глазом, он резко прижимает локоть к животу и быстро запускает неразорвавшийся баллон со слезоточивым газом высоко в воздух. Впереди Джейс, увернувшись от человека с раскрашенным лицом, скручивает ему руки за спину и толкает в толпу, но тут же, сердито рыча, его атакуют еще двое мужчин. Алек не знает, протестующие это или участники встречи Эрондейл, это не имеет значения — один из мужчин мгновенно оказывается приколот к земле за штанину стрелой, и из-за ускорения летит лицом вниз. Брат перебрасывает другого через плечо, бьет плашмя о свои крылья и, поворачиваясь, вырубает ими трех человек, заставив ещё полдюжины отскочить назад. Алек видит Клэри мельком — ее яркие рыжие волосы невозможно не узнать, даже несмотря на то, что она в маске. Муза держит в руках наколдованный щит, отталкивая протестующих и не позволяя им сцепиться, но люди, выплевывая кровь изо рта, протискиваются и мимо нее тоже. Это война трёх гребанных сторон. Протестующие пытаются сдавить противникам глотки, митингующие наносят удары руками, а полицейским все равно, кто здесь кто, они пихают каждого щитами в грудь, толкая людей на землю и заковывая руки в наручники за спиной, оставляя лежать навзничь. Алек перехватывает летящий в него кулак и бьёт кого-то луком по спине. Он разворачивается и не медля выпускает еще одну стрелу. Снова перехватить удар. Ещё один выстрел. Лучник хватает впереди стоящую женщину за рубашку и отталкивает, не дав плюнуть в лицо другой девушке. Он стреляет в полицейского, держащего пистолет, даже прежде чем успевает подумать об этом — Алек видит его мельком, уголком глаз, но это похоже на выстрел сигнальной ракеты в голове: пистолет. У него пушка. Офицер, держащий оружие, тяжело дышит, его плечи напряжены, а глаза безумны, и он смотрит на Джейса сквозь прицел. Коп выстрелит и заявит, что это был несчастный случай. Он скажет, что застрелил человека с крыльями, который внезапно спустился на него с неба. Алек читает это по глазам. — Архангел! — кричит он, но стрела в тетиве оказывается быстрее. Алек выпускает ее, ныряя в толпу к брату, хватая того за плечо и тянет вниз. В этот же момент раздается выстрел, а полицейский падает назад, воя от боли, когда стрела пронзает его руку. В ушах стоит звон. На лице Джейса блестит кровь, на щеке — царапина от пули. Алек смотрит на него, разноцветные глаза брата яркие, дикие, безбашенные. Он тяжело дышит. Кивает. Отталкивает. У них нет времени останавливаться. Лучник поворачивается к офицеру, тот катается по асфальту, зажимая окровавленную руку, но у Алека нет времени и на это тоже. Он бросается за пистолетом, прежде чем десятки рук из толпы смогут до него дотянуться, хватает оружие и засовывает за пояс суперкостюма. Вокруг воют полицейские сирены, люди визжат, слезоточивый газ расцветает огромными серо-зелеными облаками, поглощая толпы, словно чудовище, словно зверь из ужасов Лавкрафта, пожирая все на своем пути. Люди спотыкаются, падают на обочину, но все больше народу движется вперед, кулаки прорезают манжеты рубашек, слюна брызжет, а рот изрыгает жестокие слова. Алек знает, что Джейс прикроет спину — даже если он не видит брата, он чувствует, слышит звон крыльев, шум, с которым он бьет кого-то прикладом пистолета. Это всегда было в его природе — сражаться бок о бок с напарником, зная, чем тот занят. Брат словно его продолжение, но он быстро загорается, словно фейерверк, и Алек знает об этом слишком хорошо. — Назад! — кричит Джейс, прежде чем трижды пальнуть в воздух из глока. Первый выстрел поглощается шумом, но за ним грохочет второй, а третий звучит в тишине, которая образуется вокруг них, словно звуки высосали вакуумом. Волосы Архангела растрепались в диком беспорядке вокруг маски. Его плечи вздымаются, зрачки темные и расширенные. Гнев стекает вниз от глаз, растрескивая кожу лица. — Назад, все назад!!! Алек слышит звон гильз об асфальт. Остальные тоже. Толпа разделяется, протестующие толкаются и пихаются, топча и перецепаясь, через тех, кто упал на землю. Полицейские пытаются выровнять изогнувшуюся ломаную шеренгу, прикрываясь пластиковыми щитами. Сторонники Эрондейл тоже отступают, поднимая друг друга на ноги, пока ветер рассеивает облако слезоточивого газа. Сейчас крики вокруг полны паники. — Назад, назад, у него пистолет! Алек видит Клэри далеко возле шеренги. Муза тяжело дышит, волосы растрепаны, но она твердо стоит на ногах. На ней — ни капли крови. Фрэй вздрагивает. Ближайшая группа протестующих отшатывается, люди напуганны — и это правильно. На ее лице играет усмешка, и Алек знает, насколько эта девушка может быть опасна с кулаками, готовыми к бою, или с оружием, которое сама создала. Кларисса в порядке; держит оборону, работает буфером между теми, кто хочет их смерти, и теми, кто, вероятно, хочет того же. Она жива. Она выстояла. Она в безопасности, а значит этой ночью у Алека становится на одну проблему меньше. Хорошо. Хорошо. Лучник все еще тяжело дышит, в груди стучит, будто отбойный молоток. Адреналин пронизывает, оголяя его и выворачивая наизнанку. Луч прожектора вертолета освещает лицо Клэри, а затем падает на Алека, на мгновение ослепляя. Парень прищуривается, все вокруг становится белым, глаза слезятся и он поднимает руку, чтобы прикрыть лицо. Грохот лопастей оглушает. Огромный экран на противоположной стороне стадиона мерцает статическим электричеством в месте, где был разбит брошенной пивной бутылкой. Где-то поблизости около водостока загорается ярко-красная вспышка, жестокий свет раскрашивает лица в толпе оттенками крови и неона. Вокруг витает запах гари, в глотке оседает пепел. Где-то глубоко внутри толпы все ещё раздаются крики, ропот превращается в рев, нарастая волной. Палец Алека дергается на луке. Он наблюдает за братом. Джейс не смотрит в ответ. Джейс размахивает пистолетом, крутит его в пальцах. Излучает самоуверенность. Так безрассудно. Лайтвуд замечает снова парня с раскрашенным лицом, протискивающегося через толпу, пока Архангел поворачивается кругом. Алек видит ненависть в глазах этого человека, ненависть, которую он питает к Джейсу, ко всем корпоративным и к каждому линчевателю, которых даже не различает. Это знакомая ненависть — она в глазах сенатора, на страницах городских газетах, в граффити на стенах здания Идриса, во взгляде, который был у Найтлока той ночью на крыше… Мужчина бросается на Архангела, по-бычьи опустив голову. Джейсу не нужно ничего делать; Алеку не нужно кричать. Это должно было происходить словно в замедленной съёмке, но это не так — все случается очень быстро. Хруст стекла, серый дым, крик толпы, вой. Брат подбрасывает свой пистолет в воздух и прежде, чем он упадает, хватает паренька поперек живота, опрокидывая на землю, выбивая воздух из его лёгких. Джейс прижимает его раскрашенной щекой к асфальту, прямо в разбитые стекла, пролитое пиво и растоптанный мусор. Он заламывает одну руку ему за спину и давит коленом между лопатками. Парень обездвижен, его зубы красные от крови. Он не может пошевелиться. Он не получил ни единого удара. Это не то, что видит толпа. Нет. Нет, люди видят беззащитного человека, бросившегося на супергероя с голыми кулаками, и они видят, как человек в черной маске с огромными титановыми крыльями швыряет его на землю, они видят разорванную щеку и разбитый нос, из которого на асфальт сочится кровь и сукровица. Алек не может сдвинуться с места. Его глаза встречаются с глазами Клэри. Паника. Джейс смотрит вверх, светлые растрепанные волосы падают на маску. Дым и слезоточивый газ клубятся позади, когда луч прожектора освещает его столбом белого, яркого и опасного света, он выглядит как предвестник конца света. — Архангел! — рявкает Алек, выдергивая стрелу из колчана и продевая ее в тетиву. На Джейса, на Клэри, на Алека пялятся сотни глаз. Он не знает, куда смотреть. Брат спрыгивает со спины мужчины, но тот не встает, лёжа лицом вниз в грязи и луже собственной крови. Он пытается подняться на ноги, изо рта вырывается странный булькающий звук, а по лбу стекает струйка крови. — Иди нахер, корпоративная мразь! — раздается крик, и пивная бутылка летит Джейсу под ноги. Осколок стекла отлетает прямо в висок брата. Алек смотрит, как расцветает капля крови, скатываясь по щеке тонкой струйкой и стекая с подбородка ярко-малиновой полосой. Он пялится, и мурашки пробегают по спине, выламывая способность двигаться. — Убийца! — раздается позади. — Корпоративная свинья! Палач! Слишком близко мелькает вспышка фотокамеры, и Алек на мгновение видит звезды перед глазами. Он разворачивается вокруг своей оси, обводя сборище стрелой, вдетой в тетиву. Люди отступают прочь, но в толпе на него смотрят черными немигающими глазками как минимум три видеокамеры. — Убей суперов! — гудит толпа. — Не спускайте им это с рук! Лайтвуду хорошо знакомы эти выкрики. Слишком хорошо. Джейс ругается, выхватывая из пояса суперкостюма новый магазин и перезаряжая пистолет. Он рычит и трет щеку костяшками пальцев, размазывая кровь вокруг искривившихся губ. — Алек, — зовёт Иззи через коммуникатор. Больше ничего не нужно говорить. Смотрит ли она прямую трансляцию происходящего, находясь в безопасности своей лаборатории? Это все плохо кончится, и Алек… Алек не хочет стрелять, но не знает, что еще сделать. Он готовится к нападению, вдавливая пятки в бетон. Тетива врезается в пальцы. Он чувствует порез. Чувствует боль. Сосредоточься. Сейчас необходимо защитить Джейса и Клэри, тогда, когда толпа жаждет их долбанной смерти. *Код 10-34 — массовые беспорядки.***
Пятно крови на тротуаре. Оно становится коричневым и темнеет под дождем, но Алек знает — если протереть его, размазывая по трещинам на асфальте, пальцы станут красными. На улице тихо. На улице тихо, толпа разошлась: люди сбежали, или, может, арестованы — ему не известно. Начавшийся дождь шипит по неостывшему бетону, звеня о разбитое стекло и отбивая мелкую дробь на перевернутых мусорных баках и оторванных дверях машин. Плакаты и балаклавы мокнут в лужах, картон превращается в кашу. Почему-то воздух все еще вопит песней пламени. Едкое, немилосердное жжение источает запахи резины, пота и рвоты. Кажется, он пробыл здесь несколько часов, но не знает, сколько точно. Ночь стирается о кожу. Скоро на горизонте вспыхнет рассвет. Возможно. Часть его в этом сомневается. Алек приседает на корточки, чтобы вытащить свою стрелу из мешка для мусора. Ее древко согнулось и искривилось, а оперение сорвано начисто. Наконечник липкий от чего-то черного, или, скорее, темно-красного. Желудок Алека скручивается. На улице тихо, пустота оглушает. В Нью-Йорке не бывает так тихо, этот город всегда бурлит. Лайтвуд никогда не видел Мэдисон-сквер без огней, пронзающих небо столбами мутного желтого света. Никогда не видел 7-ю авеню без снующих такси и их автомобильных гудков. Он стоит посреди дороги, прямо на сплошной линии. Вверх по улице только темнота. Вдалеке около моря блуждает луч вертолета. Небоскребы возвышаются над Алеком, черные и призрачные, они будто борются за то, чтобы поглотить его. Тишина. Джейс с тяжелым звуком приземляется позади. Он только что перенес Клэри в безопасное место где-то наверху. Алеку тоже хочется оказаться где-то наверху. — Блядь, не знаю, как ты, но я сегодня собираюсь хорошенько выспаться, — ворчит брат. Кровь на его лице так и не высохла; дождь размазывает ее, и водянистые красные полосы стекают по маске и подбородку. Концы светлых волос тоже окрашены в бледно-розовый. На крыле вмятина, а костюм порван. По крайней мере, он не улыбается. Джейс знает, что все серьезно, а даже если и нет, один взгляд на лицо напарника докажет ему обратное. Алек не поворачивается, чтобы посмотреть в ответ. Возможно, просто не способен на это. Возможно, не может удержать свои руки так, чтобы не сжимать постоянно в кулаки. Возможно, не способен остановить дрожь адреналина, выжимающую до суха. Лайтвуд смотрит, как пятно крови на асфальте смешивается с красной, белой и синей краской. Становится коричневым. Все вокруг коричневое, грязное, отвратительное. Появляется желание снять с себя кожу, чтобы отчистить ее. — Чувак, чтобы мы от этого оправились, сенатору лучше заплатить двойную плату, — продолжает Джейс. — Если она знала, что все будет настолько плохо, то очень сэкономила, наняв только нас троих. Даже если в итоге удалось удержать все под контролем. Алек ничего не отвечает. Брат не обращает внимание на его молчание. — А тот шкет, бросившийся на меня в начале? Это было безумие. Знаешь, я видел этот удар по телику. Недавно после патруля мы с Раджем смотрели бои, и мне не терпелось попробовать надрать кому-то задницу… — Ты мог убить его. Алек почти слышит щелчок в шее напарника, когда тот поворачивает голову и пристально смотрит. — Но не убил же, — протестует Джейс. Его голос звучит оскорбленно, выдавая обиду и праведный гнев. — Пацана ждет веселая ночь в камере и головная боль на утро, но он выйдет сухим из воды. Между прочим у меня на лице не перестает кровоточить этот проклятый порез, и ты же знаешь, как легко на мне остаются шрамы, Сентинэл… Может он шутит. Брат всегда ужасно шутит в неподходящий момент. Определенно, сарказм — это не его. Алек подозревает, что сегодняшний день не исключение. — Если бы ты держал свое лицо подальше от первых полос газет, несколько шрамов не были бы проблемой, — бормочет он, — многие вещи не были бы проблемой. — Да ладно тебе, Сентинэл, — ухмыляется брат. Он подходит и хлопает Алека по плечу, заставляя повернуться. Даже если бы глаза лучника метали молнии, Джейс не отреагировал бы на это. — Расслабься. Несколько ошибок, ничего страшного. Это не наша проблема, такое случается постоянно. Бушуют массовые беспорядки, вокруг сплошное насилие…чего еще люди ожидают? Несколько ошибок, думает Алек, твоих ошибок. Он этого не говорит. Не говорит, потому что держит стрелу с окровавленным наконечником, а значит, тоже допускал ошибки. Он не уверен, ненавидит ли себя за это. В глубине души знает, что ненавидит, знает, что завтра будет грызть себя, но сейчас? Сейчас внутри только онемение. Голова кружится, глаза болят от слезоточивого газа, а в горле сухость и першение. Ему хочется спросить, боится ли Джейс, но им обоим известен ответ, даже если брат никогда не признается. Джейс знает, что они проебались; Джейс знает, что их не должно было быть здесь сегодня, но они были, потому что это все, что они умеют. Это все, что они знают: маска, работа, зарплата в конце месяца, чувство вины, которое приходит потом, ненависть. Лайтвуд понимает, почему люди хотят их смерти. — Хэй, — говорит Джейс, и его голос становится мягче. Они знакомы достаточно долго, чтобы знать ход мыслей друг друга. —Дружище. Да ладно. Не думай об этом, ты же знаешь, не поможет. — Я ни о чем не думаю, — бормочет Алек. — Конечно, нет, — соглашается брат, снова похлопывая его по плечу. — Конечно, нет.