Хорошие люди склонны представлять себе психопата таким же чудовищным внешне, каким он (она) является морально, что настолько далеко от истины, насколько это вообще возможно… Эти настоящие монстры представляют собой более убедительную картину добродетели — точно так же, как восковой бутон розы или пластиковый персик кажутся глазу более совершенными, чем несовершенные оригиналы, с которых они были скопированы. Уильям Марч «Дурное семя»
Каждый день в полшестого утра Харли просыпалась от громкого щебета птиц. Каждое утро её глаза резко открывались, и она говорила себе, что поменяет звук будильника. Затем её мысли возвращались к длинному списку дел, которые ей предстояло выполнить в тот день в Аркхэме, обычно с некоторой долей энтузиазма. Но этим утром она почувствовала, как её охватывает раздражение, когда она вспомнила, с чем ей приходится иметь дело помимо своей тяжелой рабочей нагрузки; поступление Джокера в Аркхэм: всепоглощающее событие для лечебницы. Как будто ей и так было недостаточно проблем. Она сонно потянулась и коснулась экрана телефона, заставляя птиц замолчать. Она снова закрыла глаза и глубоко вздохнула, готовясь к предстоящему дню, и, сделав ещё несколько глубоких вдохов, нашла в себе силы встать с кровати и направиться в ванную, где включила душ и сняла пижаму, а затем шагнула под тёплую струю. Вода всегда была чуть тёплой. Дом Харли должен был быть роскошным, или, по крайней мере, так заявляла «Краун Групп», когда она купила квартиру. «Краун Тауэрс» была частью проекта по восстановлению восточной части Готэма, района города, печально известного своей неприукрашенной бедностью. Очевидно, «восстановление» было кодовым обозначением «облагораживание», но оказалось, что даже если вы построите многоэтажные квартиры рядом с совершенно новым железнодорожным вокзалом, который доставит вас в центр города менее чем за тридцать минут, высшие эшелоны готэмского общества не были заинтересованы в переезде из своих пентхаусов в центре города или особняков в алмазном районе. Это означало, что менее половины квартир в здании были заняты, но Харли не особо возражала против жизни в почти антиутопическом полупустом многоэтажном здании. Она работала в Аркхэме по шестнадцать часов в сутки, и тот же самый поезд, который идёт в центр города, доставил её в противоположную сторону от Нэрроуз так же быстро. При отсутствии желания жить в самом Нэрроуз, «Краун Тауэрс» был самым ближним вариантом. Это был логичный выбор, а Харли всегда старалась поступать логично. Выйдя из душа, она приступила к своей обычной утренней рутине. Она чистила зубы, наносила солнцезащитный крем и бальзам для губ, завязывала волосы цвета медового блонда в тугой пучок. Несколько прядей волос она оставила выпущенными, поэтому выглядела ненамного старше своих лет. Не раз друзья обвиняли её в том, что она изображает из себя одинокую библиотекаршу, чтобы её серьёзно воспринимали в профессиональном мире, но Харли настаивала, что это не было преднамеренным. Она посмотрела на себя в зеркало, задаваясь вопросом, действительно ли всё так плохо. Её лицо было в форме сердца, с высокими скулами, и однажды бывший парень описал её глаза как «ледяные», прямо перед тем, как назвать её бессердечной сукой. Если глаза — это окна в душу — сказал он — то Харли — ледник. Харли на самом деле не была бессердечной сукой; у неё просто не хватало терпения возиться с вечно в чём-то нуждающимися мужчинами. Продолжая свою рутину, она подошла к своему шкафу, заполненному аккуратно выглаженными серыми и чёрными брюками и бесконечным запасом белых рубашек на пуговицах. Это была её форма: консервативная, удобная, профессиональная. Она натянула пару кожаных туфель, которые тоже подходили к образу, затем двинулась на кухню. Харли приготовила себе тарелку хлопьев и включила телевизор, когда села на диван — тусклую серую вещь, которая шла вместе с квартирой. Это не было чем-то, что она выбрала бы сама, но, с другой стороны, он был серым, и ей, казалось, нравится этот цвет. Пока она слушала новости об Акте Дента — они всегда говорили о Харви Денте или Акте Дента — она просматривала электронные письма на своём телефоне, прислушиваясь к любому упоминанию о переводе Джокера в Аркхем. Отдел по расследованию тяжких преступлений сделал всё возможное, чтобы его перевод из тюрьмы Блэкгейт не просочился в прессу. Комиссар полиции Джим Гордон даже приезжал в Аркхэм накануне, чтобы подготовить старший руководящий персонал. Как будто они не сталкивались с опасными психопатами-преступниками каждый день. Совет директоров Аркхэма передал сотрудникам соглашения о неразглашении информации, и Гордон убедил их, насколько серьёзным является то, чтобы передача не только держалась в секрете, но и чтобы они как можно меньше взаимодействовали с ним, когда он прибудет. Говорят, что они держали его в одиночной камере Блэкгейта с тех пор, как его поймали — повешен за лодыжку на стройке, не меньше — месяц назад. Отдел по расследованию тяжких преступлений был обеспокоен тем, что Джокер «влиял» на охранников и других заключенных, поэтому они решили поместить его в более изолированное место. Поскольку и окружной прокурор Харви Дент, и помощник окружного прокурора Рэйчел Доус были убиты во время того, что газеты называли «Царством террора» Джокера, ему всё ещё не было предъявлено официальное обвинение в преступлении, и он не мог быть переведен в федеральную тюрьму или — как требовала большая часть города — в Гуантанамо. Оставался Аркхэм, который мэрия сочла для него самым безопасным местом из-за их опыта общения с жестокими психопатами. Но что ещё важнее, их способность медикаментозно заставлять заключённых подчиняться. Харли доела хлопья, слушая, как группа экспертов по новостям в «Доброе утро, Готэм» обсуждает жизнеспособность и законность Акта Дента, который, как ожидается, будет принят в ближайшие месяцы. К счастью, о Джокере не упоминалось. Харли убрала тарелку и схватила сумку. Спуск в лифте с шестого этажа был устрашающе тихим. С каждой остановкой на пути в центр города появлялось всё больше мужчин и женщин в костюмах, их глаза были прикованы к телефонам, и они старательно игнорировали соседей. Они напоминали Харли трутней, которые следуют приказу королевы каждый день ходить в одно и то же место и в одно и то же время выполнять одну и ту же работу. Она полагала, что была одной из них, если быть честной с собой — другая работа в другой части города, но не менее монотонная. Иногда её жизнь напоминала День Сурка. Каждый день повторение предыдущего. Аркхэм, тренажёрный зал, сон, Аркхэм, тренажёрный зал, сон, и повторять, пока она не умрёт. Но она старалась не думать об этом. Она шла со своими соседями на станцию, как делала это каждое утро, но на этом месте Харли отделялась от них, свернув налево, к южной платформе, а не направо, к городу. Поезд прибыл почти пустой, если не считать двух наркоманов и старика в длинном непромокаемом плаще. Харли села поближе к наркоманам, потому что ей не хотелось, чтобы её с самого утра пырнули, что было обычным явлением в запущенном общественном транспорте Готэма. Её мысли вернулись к Джокеру, когда поезд отъехал от станции, и она почувствовала ещё один приступ раздражения. Даже во время его так называемого «Царства террора», она не придавала ему особого значения. Он терроризировал только богатые районы Готэма в центре и Алмазный район, и даже когда он взрывал больницы, она чувствовала себя в безопасности в Нэрроуз. Без сомнения, это был самый опасный район в Готэме, но из-за бедности и наркомании, а не организованной преступности и коррупции, которые управляли остальной частью города. Аркхэм даже принимал пациентов из Центральной Готэмской во время всей этой катастрофы в больнице. Всё это закончилось месяц назад, но СМИ не могли отпустить Джокера. Бесконечные дюймы чернил были посвящены ему в разделе мнений «Gotham Globe's», подробные статьи, пытающиеся принизить его значимость в «Gothamite», и, что хуже всего, непристойные колонки Вики Вейл в «Gazette», предполагающие, что его возвращение неизбежно, используя страх для продажи газет. Харли придерживалась мнения, что Джокер был самовлюбленным нигилистом, который не заслуживал той умственной энергии, которую эти люди тратили на него. Когда поезд остановился на станции Элизабет Аркхэм, Харли и наркоманы вышли, и она направила свои мысли на испытания лекарственных препаратов, к которым готовилась. Психопаты были её специальностью, особенно химический состав их мозга, что делало Аркхэм идеальной парой для неё. Они наняли её по рекомендации «Кейн Компани», материнской компании «Эллиот Фармасьютикал», которая платила Аркхэму изрядную сумму за изучение поведенческих эффектов своих лекарств на заключенных. Три члена семьи Кейн сидели в совете директоров Аркхэма, и Мёрфи Уолш, новый директор лечебницы, с готовностью согласился на сделку, назначив Харли руководить испытаниями. Здесь пахло кумовством и коррупцией, но таков был Готэм. По иронии судьбы Уолша наняли на замену Джонатану Крейну, который испытывал токсин страха на заключенных в подвале Аркхэма, а теперь Уолш открыто тестировал препараты на заключенных за наличные. Оказалось, если вы преступно безумны, людям всё равно, было ли ваше согласие принудительным или полностью сфабрикованным. Жаль, что Крейн не лёг в постель с фармацевтическим гигантом, чтобы сделать свой токсин законным. Харли помахала охраннику у главных ворот Аркхэма, и тот дружески улыбнулся ей, почти отвлёкшись от зловещего скрипа древних ворот. Архитектура брутализма Аркхэма могла когда-то считаться искусством, но теперь она выглядела мрачной и безжизненной в условиях урбанизации Нэрроуз, время от времени вопящий пациент не делал ничего, чтобы взбодрить его угрюмый фасад. В отличие от её квартиры, офис Харли на самом деле отражал её характер, или, по крайней мере, то, каким, по её мнению, он должен быть. Учебники и справочники выстроились вдоль книжных полок, журналы по психологии были сложены на кушетке терапевта у задней стены, мирная картина с водяными лилиями висела над закрытым камином. Рядом с большим письменным столом из красного дерева стояла пара впечатляющих кресел с подлокотниками, которые уже стояли там, когда она вступила на должность, но Харли была не из тех, кто тратит время на ремонт. Она села за стол и открыла своё расписание на день, улыбаясь, когда вспомнила, что у неё был сеанс с Джонатаном Крейном, её любимым проектом. Несекретным проектом. Может быть, маленьким секретом. Она знала Крейна по готэмскому университету, когда училась на первом курсе аспирантуры, а он заканчивал свою. Она посещала его лекции и обращалась к нему за комментариями по её диссертации после того, как он уже был нанят в качестве директора Аркхэма. Он был резок в оценке её работы, но то, что он вообще потрудился её прочитать, говорило о многом. Она даже связывалась с ним по поводу рекомендации для её заявления в Аркхэм как раз перед тем, как он… ну, превратил Нэрроуз в психотическую адскую дыру и, в конце концов, оказался заперт в своей собственной лечебнице… Харли принялась проверять анализ крови своих пациентов, но её мысли всё время возвращались к последнему сеансу с Крейном. Он наконец-то раскрыл имя человека, который позволил ему разработать токсин страха. Человек, связавшийся с Крейном из-за его опыта в психофармакологии. Мужчина со странным именем. Ра’с аль Гуль. Они не продвинулись дальше этого. Харли пришлось прервать их последний сеанс, когда у одного из её пациентов в крыле «С» начались неконтролируемые припадки из-за более высокой дозы нового препарата Эллиота. Но у Харли всё ещё оставалось много вопросов к Крейну. Она накинула белый халат и закрыла дверь кабинета, направляясь в комнату для персонала за чашкой водянистого кофе. Там она обнаружила старшую медсестру Розу, которая вполголоса разговаривала с одним из докторов Аркхэма, Блейкли. Он был старше остальных, лет семидесяти с небольшим, с редкими седыми прядями на голове и внушительным подбородком. Харли не понимала, почему он до сих пор не ушёл на пенсию. Он провёл в лечебнице несколько десятилетий, и его даже не рассматривали на пост директора. Даже Крейн, который был на тридцать с лишним лет моложе его, был выше Блейкли по должности. Как бы то ни было, он был одним из самых добрых и отзывчивых сотрудников, и Харли была рада, что он остался. — Харлин, — поприветствовал он её, его морщинистое лицо выглядело мрачным. — Доброе утро, Невилл, — ответила она, наливая себе чашку зернистого чёрного кофе. — Как там Уолш? — она ухмыльнулась, когда Блейкли наградил её неодобрительный взглядом. — Я видел его сегодня утром. Он делает всё, что в его силах, — вздохнул Блейкли. — Как только он закончит вступительный опрос с Джокером, мы наконец-то сможем навсегда выбросить его из головы. — Я не могу поверить, что совет директоров не прислушивается к совету комиссара Гордона пропустить опрос и просто запереть его. — Покачала головой Роза. — Если он пудрил мозги охранникам в Блэкгейте, кто знает, что он сделает здесь! — Команда Чавеса лучше подготовлена к подобным случаям, — рассудил Блейкли. — Гордон должен доверять нам. И, кроме того, мы не можем относиться к нему иначе, чем к любому другому пациенту. У всех свои проблемы, но мы стараемся их обойти, чтобы все были в безопасности. Мы не просто их игнорируем. Роза вышла из комнаты персонала, бормоча что-то себе под нос по-испански, оставив Харли качать головой, пока Блейкли ждал, когда она вставит свои два цента по поводу опроса. По правде говоря, у Харли не было своего мнения. Ей просто было всё равно на то, запрут его и выбросят ключ или попытаются заставить говорить. — У меня так много дел, — пожаловалась она Блейкли. — У меня нет времени встречать Джокера. Как насчёт тебя? — Крыло «А», — ответил он, выглядя довольным. — Уолш отсеивает дела, которые могут быть переданы в Блэкгейт. Ты? Харли отхлебнула кофе, обдумывая свой ответ. — Сейчас я встречаюсь с Крейном. Затем крыло «В», чтобы провести дальнейшую работу с пациентами Эллиота, и где-то в промежутке, я уверена, Уолш потащит нас вниз, чтобы наблюдать за поступлением клоуна. — Она могла видеть, как уголки губ Блейкли опускаются, заставляя её хмуриться в ответ. — Что? — Я просто не понимаю твоих… отношений с Крейном, — наконец признался он. — Прошло уже больше года, но люди в Нэрроуз всё ещё страдают от его токсина страха, — напомнила Харли, неловко поёживаясь. — Он единственный, кто знает, как и почему — я думаю, это стоит того, чтобы выяснить. Это только половина лжи. Её мотивация была не такой уж благородной. — Ну, если ты встречаешься с ним сейчас, может быть, я присоединюсь, — предложил Блейкли. — Если это того стоит. — Ох. — Харли стиснула зубы, пытаясь найти ложь, чтобы держать Блейкли подальше от её пациента. Но он уже шёл к выходу и выжидающе смотрел на неё. Собравшись с духом, Харли последовала следом с её блокнотом, плотно зажатым под мышкой, чтобы у Блейкли не возникло искушения попросить взглянуть на её записи. Они направились в крыло «В» на втором этаже, где содержался Крейн, и Харли рассказала Блейкли о рекомендуемых рецептах, которые она приготовила для Крейна, пока они поднимались по древним каменным ступеням. Она не сказала ему, что она и Крейн обсудили его план лечения вместе, или что Крейн уже дважды просил её изменить дозировку, и она согласилась, желая сделать его счастливым, чтобы он продолжал делиться с ней чем-то. Она также ни слова не сказала Блейкли о том, что он разработал свой состав из голубого мака, который можно найти только в Тибете, и отправил его Крейну анонимный источник, который позже оказался таинственным Ра’с аль Гул, о котором она так стремилась разузнать побольше. Хотя, похоже, сегодня она этого не узнает — с горечью подумала она. Харли провела карточкой безопасности по контрольной панели рядом с табличкой «ДЖ. КРЕЙН 0218». Три стальных засова, запиравших дверь разъехались с ЛЯЗГОМ, и дверь распахнулась, демонстрируя Джонатана Крейна в оранжевом комбинезоне «Аркхэм» и тапочках. Он смотрел в маленькое окошко в своей камере, с решёткой, но всё же открывавшее вид на окрестности. Он повернулся, когда они вошли, его светлые глаза остановились сначала на Харли, а затем сузились, увидев Блейкли. — Невилл, — с усмешкой признал Крейн своего бывшего коллегу. — Джонатан, — ответил Блейкли, неуверенно взглянув на Харли. Она закатила глаза и села на скрипучую койку в углу, оставив привинченным к полу стул для Блейкли. Она почувствовала осуждающий, недоверчивый взгляд, которым он наградил её из-за выбора места, но проигнорировала его. — Как ты себя чувствуешь, Джонатан? — спросила она, когда Крейн опустился на койку рядом с ней, всё ещё настороженно поглядывая на Блейкли. — Моему восприятию лучше, — признался он. — Ты была права насчёт Лоразепама. — Я так и знала, — прощебетала она, делая пометку в блокноте. — Мы можем обсудить твои лекарства позже, — добавила она, бросив на него многозначительный взгляд. — У меня есть несколько вопросов по поводу токсина страха — ты не возражаешь? Светлые глаза Крейна метнулись к Блейкли, а затем снова к Харли, понимая, к чему она его подводит. Его верхняя губа дёрнулась в усмешке, напоминавшую улыбку. — Конечно, — согласился он. Они потратили целый час на изучение основ действия токсина страха Крейна. Часть мозга, которую он стимулировал, первобытный страх, который он вызывал, его способность постоянно повреждать разум в больших дозах, но лишь временно в менее концентрированных объёмах. Всё это они уже рассмотрели за семь или восемь недель, в течение которых Крейн находился в Аркхэме, но их разговоры только недавно продвинулись дальше базовых основ. Когда их час подошёл к концу, Харли последовала за Блейкли из камеры Крейна с тем, что она называла своей «невозмутимой улыбкой» на лице. Она была более чем немного раздражена тем, что не смогла расспросить о Ра’с аль Гуле из-за подозрительного и откровенно навязчивого присутствия Блейкли. — Не вижу, чем это может помочь Нэрроуз, — заметил Блейкли, когда решётки камеры встали на место, и между ними и Крейном оказалось пять дюймов прочной стали. Харли нетерпеливо ответила: — Моя работа заключается в сборе данных — все данные, которые мы можем получить об этом токсине, очень ценны. — Но токсина больше нет, — указал Блейкли. — И Крейн здесь, так что он больше ничего не может сделать. Это было не совсем так. По словам Крейна, токсин был где-то там, но Харли просто изобразила ещё одну невозмутимую улыбку и пожала плечами. — Харлин, я должен сказать. — Блейкли снял очки и вытер их о медицинский халат. — Меня настораживает, что ты льстишь на сеансе человеку с диагнозом нарциссизм. Харли побледнела. — Прошу прощения? Я не льстила ему. — Льстила. — Блейкли покачал головой. — Я понимаю, ты… манипулируешь им, чтобы получить информацию, но это плохая практика. — Манипулирую им? Это было то, в чём Харли обвиняли раньше, не раз учителя, друзья… особенно парни. Она знала, что может заставить людей говорить, если дёргает нужные ниточки, это делало её хорошим психологом. — Я не думаю, что ты понимаешь, что делаешь это. — Блейкли поморщился, выглядя обеспокоенным. — Как будто это… происходит спонтанно. — Я не согласна, — угрюмо заявила Харли, обижаясь на Блейкли за то, что он прервал её сеанс с Крейном, и за предположение, что в её поведении было нечто бесчестное. — Может быть, я ошибаюсь. — Блейкли пожал плечами, выглядя устало. — Мне нужно попасть в крыло «А». Увидимся внизу после обеда. Харли, как обычно, занялась своими делами, встретившись с Энни, медсестрой-практиканткой, чтобы обсудить анализ крови пациентов и проверить, как они справляются со своими новыми лекарствами. Изоляция самых опасных и неуравновешенных людей не только от мира, но и друг от друга, может вызвать у них удивительную жажду рассказать о своих чувствах единственному человеку, готовому их выслушать. Она пообедала остатками тайской еды в своём офисе, и вскоре настало уже два часа дня, пришло время принять Джокера — событие, которое Харли была на грани того, чтобы пропустить, даже если Уолш ей за это устроит нагоняй. То, что старшие сотрудники собрались у чёрного входа к его прибытию, было нелепым фарсом, единственной целью которого было доказать Гордону и мэру, что они сделали правильный выбор, отправив его в Аркхем до принятия Акта Дента или избрания нового окружного прокурора. Если они везли его в Аркхэм, у них не было выбора; не было никакого смысла утверждать обратное. Задняя часть Аркхэма была более современной и похожей на тюрьму, чем его главный вход со стальным ограждением, которое поднималось до каменного потолка, позволяя новому пациенту и его охранникам войти в здание. Затем заключенного провожали в камеру со стальными прутьями, где его обыскивали, выдавали комбинезон Аркхэма и официально помещали под опеку лечебницы. Именно тогда охранники Аркхэма брали дело в свои руки, переместив нового пациента из камеры в комнату для предварительного опроса. Обычно в публике не было необходимости. Харли пришла последней, заняв своё место между Уолшем и Розой, которая потирала руки так, будто ей было холодно. — Ты опоздала, — огрызнулся Уолш. Это был невысокий мужчина, да и по характеру столь же мелочный. Харли никогда особенно с ним не ладила. У него было поросячье лицо и очки в проволочной оправе, которые, по её мнению, делали его похожим на педофила. — Как и он, — ответила она, проверяя свой телефон, вместо того чтобы продолжать разговор с Уолшем. Рация Чавеса зашипела, сообщая им, что спецназ отдела по расследованию тяжких преступлений прибыл с Джокером, и, когда Чавес отдал приказ, внешние ворота громко загрохотали, начав вертикально подниматься. Харли оглядела своих коллег, все они стояли с плотно сжатыми челюстями и плохо скрывали свои нервы. Роза обхватывала себя за локти, Чавес скрипел зубами, Блейкли смотрел в каменный пол, а Уолш быстро и нервно моргал. Даже Энни, которая работала медиком в Ираке, беспокойно переминалась с ноги на ногу. Первые ворота открылись, и рация Чавеса снова пронзительно зашипела, сообщая, что отдел по расследованию тяжких преступлений подписывает документы о передаче Джокера в Аркхэм, пока его обыскивают. Им потребовалось минут десять, чтобы закончить, и Харли изо всех сил старалась не проверять свой телефон, пока они ждали. Правление хотело, чтобы все они посмотрели опрос, чтобы получить представление о нём с безопасного расстояния. Весь мир относился к нему, как к злому гению, способному на сверхъестественные подвиги, но, насколько Харли могла видеть, все они играли прямо на его нарциссические руки. Рация Чавеса снова зашипела, сообщая им, что охранники Аркхэма отведут Джокера в комнату для допросов. Харли сложила руки на груди и ждала, воздерживаясь от постукивания ногой, когда стальное ограждение раздвинулось, и шесть охранников вывело мужчину в коридор, заведя ему руки за спину, держа по обе стороны и наклоняя вниз. Нетерпение Харли быстро исчезло, когда он появился в поле зрения, и, когда он оказался ближе, выражение её лица смягчилось. Это был не тот человек, которого она видела в газетах — чудовище с раскрашенным лицом, зелёными волосами и ужасными шрамами, смотревшее в камеру и упивавшееся вниманием. Этот человек был высоким и долговязым, с широкими плечами и копной спутанных тёмно-русых волос, касавшихся воротника его недавно выданного аркхэмского комбинезона. Шрамы были на месте, но без красной краски казались менее ужасными; кожа сморщилась в тонкую линию, изгибавшуюся вверх по правой щеке, в то время как левая была более изуродованной, неровной от неаккуратных швов, их узор навсегда запечатался на его лице. Он выглядел усталым, его глаза покраснели с тёмными кругами под ними, а на лбу виднелся выцветший кровоподтёк. Но всё это было поверхностным. Внимание Харли привлёк блеск в его глазах. Это напомнило ей тигра, что-то умное и жестокое, светящееся в темноте, когда он позволяет вести себя. Это показалось важным наблюдением — он позволял это. Когда они провели его мимо стоящих сотрудников Аркхэма, Харли наблюдала, как он сердито смотрит на её коллег, все они смотрели в сторону, в то время как она уставилась и глядела неотрывно. Она чувствовала, как её глаза сохнут от того, что она не моргает, и её сердце начало отвлекающе сильно биться в груди. Когда он проходил мимо неё, она встретилась с ним взглядом и выдержала его, заметив, как его внимание переключилось с мимолетного на пристальное. Они смотрели друг на друга, пока он проходил мимо, и одна сторона его рта поползла вверх в лукавой улыбке, от которой у Харли сердцебиение отдало в горло. Даже после того, как он ушёл от неё слишком далеко, чтобы она могла видеть его лицо, Харли не могла перестать смотреть на его затылок, впечатление от его тёмных глаз отпечаталось в сознании. Затем охранники открыли комнату для допросов, и он оглянулся через плечо, выискивая Харли среди группы. Мурашки пробежали по её коже, когда их глаза снова встретились, и интуиция подсказывала ей, что любопытный блеск, который она видела в его глазах, совпал с её собственным.~***~
— Dios mio, — выразилась Роза, взмахнув руками, когда дверь комнаты для допросов захлопнулась. — Меня охватил озноб, точно могильным холодом повеяло. Харли понимала, что она имела в виду, но не была уверена, что они с Розой пережили один и тот же опыт, увидев Джокера во плоти. Теперь, когда он ушёл, Роза почувствовала облегчение, в то время как Харли чувствовала себя странно опустошенной и сбитой с толку. Как будто её засосало через ветряную турбину и выбросило с другой стороны. — Пошли, — проворчал Уолш, жестом приглашая их следовать за ним в комнату наблюдения. Его лоб блестел от пота, и он всё ещё быстро моргал своими поросячьими глазками. — Давайте покончим с этим. Харли засунула руки в карманы медицинского халата и последовала за Уолшем, опустив голову и пытаясь собраться с мыслями. У неё была странная реакция на незнакомого мужчину, и теперь она чувствовала себя потрясенной. Она решила, что это потому, что она не подготовилась к такому ошеломляющему присутствию. Психопаты часто были сильными личностями, которые требовали личной подготовки, и в этом случае она была высокомерной и не проявляла должной осмотрительности. Вот что это было. Но его присутствие было удушающим, как будто он захватил в каждый угол коридора, всасывая весь кислород. Когда они встретились взглядом друг с другом, в этом было что-то, что привлекло Харли, и теперь всё, что она хотела сделать — это снова посмотреть ему в глаза, чтобы рационально понять, почему её сердце по-прежнему неистово бьётся. Харли держала голову опущенной вниз, пока Роза, Энни и Блейкли вместе с ней вошли в комнату наблюдения и пожелали Уолшу удачи. Она понимала, что ведёт себя нелепо, и успокаивающе выдохнула, затем подняла голову, чтобы посмотреть на опрос через двухстороннее зеркало. — Здравствуйте, — сухо поздоровался Уолш с Джокером, его голос потрескивал в интеркоме. — Я доктор Уолш, директор лечебницы Аркхэм. Джокер сидел на стуле на одном конце стального стола и с лёгким интересом наблюдал, как Уолш пересёк комнату и сел напротив него. Руки его были обездвижены наручниками и пристегнуты к столу; ноги прикованы к полу. Позади него стоял Чавес и новый охранник по имени Фогерти, по-военному заложивший руки за спину, и смотрели на затылок Джокера. Уолш неловко закашлялся и открыл файл со всей имеющейся у них информацией о Джокере — которой было немного — и формой вступительного опроса. — Итак, — начал Уолш. Джокер наклонился вперёд и подпёр подбородок кулаками скованных рук, умышленно ухмыляясь. — Ита-а-а-а-ак… — промурлыкал он в ответ, заставив Уолшла тупо фыркнуть. — Вы отказались назвать своё настоящее имя полиции, — сказал он, придя в себя. — Они не смогли найти запись вашей настоящей личности. Пока Уолш говорил, Джокер закрыл глаза и согласно кивнул, заставив Уолша снова запнуться. — Я, эм, это ваш шанс сказать нам ваше настоящее имя… — Когда Джокер просто склонил голову набок и прищурился, Уолш заколебался. — Так что… если вы хотите… — Ох. Ну конечно! Позвольте мне произнести это по буквам для тебя. — Глаза Джокера были устремлены на бумаги перед Уолшем, который, казалось, был ошеломлен, но, тем не менее, поднял ручку. — Это Д-Ж-О-К… Харли подавила ухмылку. Она должна была признать, что ей нравилось смотреть, как Уолша подъёбывают. — Сэр, мы не будем называть вас этим… именем, которое вы создали, — взревел Уолш. — Возможно, в Блэкгейте вам и потакали, но, если вы не назовёте нам своего имени, вас будут называть пациентом 0801 на время вашего пребывания здесь. Джокер фыркнул и откинулся на спинку стула, вытянув руки перед собой, создавая впечатление короля, развалившегося на троне, а не заключенного, прикованного к столу. — Броско, — протянул он, переводя взгляд с Уолша на зеркало. Он высунул язык, чтобы облизать шрам на его нижней губе, и, хотя это было нелогично, пульс Харли подпрыгнул снова. — Продолжим. — Раздражённо вздохнул Уолш. — Ваш рост — шесть футов два дюйма, вес — семьдесят три килограмма. Полагаю, вы согласны с этими цифрами? Джокер пожал плечами, продолжая смотреть в зеркало, и Уолш сделал пометку. — Господи, — проворчал Блейкли. — Похоже, что он может видеть прямо сквозь зеркало. Что он высматривает? — Он не может, — настояла Харли, не в силах игнорировать ощущение, что он высматривал её. — Он не идиот. Он знает, что мы здесь. — Ваша дата рождения? — спросил Уолш, и Джокер не торопился с ответом, откинув голову назад и уставившись в потолок, словно глубоко задумавшись. Когда он снова сел, то одарил Уолша мерзкой улыбкой. — Двадцать седьмого ноября тысяча девятьсот шестидесятого года, — заявил он самодовольно. — Я… что? Подождите, — пробормотал Уолш. — Это моя дата рождения. Откуда, чёрт возьми, вы знаете мою дату рождения?! — Чёрт, — пробормотала Энни. — Ну, — задумчиво начал Джокер, аккуратно кладя одну большую руку поверх другой на столе. — Я вроде как могу… читать мысли… По обе стороны зеркала воцарилась ошеломленная тишина, лицо Джокера выражало невинность, пока он наблюдал, как Уолш переваривает сказанное. — Вы… умеете читать мысли. — Голос Уолша звучал одновременно обеспокоенно и скептически. — Ну, это сложно. — Джокер поднял руки, жестикулируя настолько активно, насколько только мог в наручниках. — Я слышу эти голоса, понимаешь? Иногда мне кажется, что они говорят мне что-то вроде информации. Поэтому я думаю, что голоса на самом деле, эм… — Он задумчиво завертел рукой. — Это проявление моих экстрасенсорных способностей, понимаешь? Как защитный механизм. — Интересно, что вы не рассказали психологам в Блэкгейте об эти голосах. — Уолш раздраженно отодвинулся назад. — Возможно, человек не хочет рассказывать людям о том, что слышит голоса, — спокойно ответил Джокер, — но я должен сказать тебе, Мёрфи, я чувствую, что могу доверять тебе. — Понятно. — Уолш казался встревоженным. — Идём дальше. Кто ваши ближайшие родственники? — Э-э, я не знаю, как легко будет с ним связаться, но, эм… вот, дай-ка я произнесу это по буквам, — нетерпеливо предложил он. — Это Б-Э-Т-М-Е-Н. Звук удара ручки Уолша по столу раздался по интеркому, затем последовало возмущённое фырканье. — Бэтмен ваш ближайший родственник? — Да. — Отлично, — взорвался Уолш, его голос становился пронзительным, что всегда означало, что он был на пределе. — Давайте перейдём к… Тогда Джокер начал хихикать. Его глаза расширились, а плечи сгорбились, словно он пытался подавить смех, нарастающий в груди. Затем его тело содрогнулось, голова откинулась назад, и истерический нечеловеческий вой вырвался из его горла. Это был звук из телевизора, звук, который описывали его выжившие жертвы. Он был пугающим и свирепым, и, когда он бросился вперёд с очередным хриплым хихиканьем, Уолш вскочил со стула и, споткнувшись, приземлился на задницу. Чавес и Фогерти бросились вперёд, чтобы удержать Джокера как раз в тот момент, когда рой вооруженных охранников заполонил комнату для допросов. Харли не видела, кто ввёл Джокеру шприц с транквилизатором, но когда толпа охранников отступила, он больше не был прикован к столу, и его безвольное тело выносили из комнаты. Когда комната опустела, Энни и Роза бросились вперёд, чтобы помочь Уолшу. Харли и Блейкли остались в наблюдении, оба думали об одном и том же, но чувствовали себя совершенно по-разному. — Думаю, один из нас должен закончить его опрос, — вяло сказал Блейкли, плохо скрывая, что не хочет быть тем, кто это сделает. — После этого Мёрфи ни за что не вернётся к нему. Харли не надеялась. Она не знала, что делать с тем фактом, что она была взволнована перспективой занять место Уолша. Роза и Энни проводили Уолша вниз в лазарет, спускаясь по лестнице, потому что никто больше не пользовался шаткими лифтами-ловушками смерти, в то время как Харли и Блейкли следовали за ними на некотором расстоянии. Теперь тяжелая рабочая нагрузка Харли — последнее о чём стоит думать, и казалось, что Блейкли был в таком же настроении. — Этот ублюдок сломал мне руку! — возмущённо воскликнул Уолш. — Может, растяжение, — поправила Энни, потрогав его в руку. — Ты можешь пошевелить пальцами? Уолш нахмурился и пошевелил пухлыми пальцами. — Ты слышала звуки, которые исходили от него? Он не человек! Боже мой, им действительно нужно увезти его в Гуантанамо. — Я только надеюсь, что они скоро примут этот Акт Дента, — встревожилась Роза, крестясь. — Ты чертовски права, Роза, — взорвался Уолш. — Он напал на меня! Ты это видела? Харли уже собиралась указать на то, что Уолш упал, а не подвергся нападению, но потом заметила папку с формой опроса Джокера и справочной информацией на больничной койке. Она наклонилась вперёд, чтобы поднять её, и, нацепив самый спокойный, профессиональный хмурый взгляд, она начала читать. Там были записи от шести психологов, которые посещали его, когда он был в Блэкгейте. Все шестеро согласились, что он был антисоциальным, нарциссическим, патологическим лжецом и лишенным эмпатии. Другими словами, психопат. Что касается диагноза, то все они несколько расходились во мнениях. Двое считали его параноидальным шизофреником, третий утверждал, что у него биполярное расстройство, ещё двое видели признаки острой травмы прошлого, а последний не высказал никакого мнения. На неё напали во время их сеанса, и её пришлось отвезти в больницу из-за сломанного носа и сотрясения мозга, прежде чем она написала отчёт. — Ничто из этого не верно, — пожаловалась Квинзель, привлекая внимание Уолша. — Что ты такое говоришь, Квинезль? — раздражённо бросил он. — Он не слышит голоса, и у него нет биполярного расстройства. Кажется, он когнитивно в порядке и контролирует свои действия. — Ты слышала звуки, которые он издавал! — взревел Уолш. — Слышала, — решительно ответила Харли. — Он явно пытался напугать тебя. И это сработало. Неловкость разлилась по комнате, когда Уолш впился взглядом в Харли. Роза придумала оправдание, что ей якобы нужно было вернуться на пост медсестры, а Энни сосредоточилась на наложении повязки на запястье Уолша. — Я закончу опрос, — объявила Харли. Уолш горько рассмеялся. — Ты закончишь, ты? — Предполагаю, раз ты ранен, — сухо сказала Харли, — ты передашь завершить опрос Блейкли или мне. — Невилл. — Уолш кивнул Блейкли, его тон был злобным. — Ты закончишь опрос с ним. У Квинзель нет такого опыта. Щёки Харли вспыхнули, и ей пришлось прикусить язык, чтобы не сказать что-то, о чём она потом пожалеет. Её недостаточный «опыт» был любимым оправданием Уолша, когда он хотел контролировать её, и ничто не приводило её в ярость больше, чем это. Блейкли неохотно вступил в спор. — Я уверен, что Харлин справится, если она… — Нет, не справится. — Уолш с помощью Энни поднялся на ноги. — Невилл, ты закончишь опрос. Точка. Энни бросила на Харли извиняющийся взгляд, помогая Уолшу покинуть лазарет. Как будто падение на задницу и растяжение запястья означали, что он не сможет самостоятельно добраться до своего офиса. Харли глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Отлично, — коротко бросила она, передавая дело Джокера Блейкли. — Что изменило твоё мнение о нём? — осторожно спросил он. Харли облизнула губы, чёткое изображение Джокера, выискивающего её за двусторонним зеркалом, формировалось перед её глазами. — Его… манеры, — запинаясь, произнесла она ещё одну полуправду. Она уже начала перечислять каждый из едва заметных, но очаровательных способов, которыми менялось его лицо, когда он проявлял эмоции — притворялся застенчивым, не впечатленным, торжествующим, скучающим. — Он гораздо интереснее, чем я думала. — Я думал, что это может случиться, — смущённо признался Блейкли. — Что ты… проявишь к нему интерес. Харли знала, что он думает о её отношениях с Крейном, и её передернуло от раздражения, от того, что Блейкли был таким чертовски осуждающим. Он был менее откровенно враждебен, чем Уолш, но по-своему, по-дедовски суров, он был таким же властным и раздражающим. Было абсурдом, что Харли приходилось отвечать перед ними, будучи на равных. Она была выдающимся психологом, опубликованным за последний год больше раз, чем любой из них вместе взятых. Это так её разозлило, что ей приходилось сдерживаться от откровенного рычания. — Это не твоё дело, Невилл, — резко огрызнулась она, выбивая файл из его рук локтём, проходя мимо. Она хотела вернуться к себе в кабинет, чтобы подумать о том, что она чувствует, но у неё были крайние сроки, в которые нужно было уложиться, и пациенты, которых нужно было проведать, поэтому она продолжила свой день. Опрос пациентов, принимающих лекарства Эллиота, казалось, занял больше времени, чем обычно, и мысли Харли продолжали блуждать. В первую очередь, о глазах Джокера. Не только когда он смотрел на неё, но и в тот самый момент, когда он увидел её, он признал её. И еще то, как он насмехался над Уолшем — это было умно, хитроумно и гораздо более интеллектуально полезным, чем любая из тех стекающих слюней, которыми делились её пациенты. Но больше всего она не могла пройти мимо очень человеческого, мужского качества, которого так не хватало в мультяшной мрачности, которую он представлял миру. Ей нужно было знать больше. После последнего испытания лекарств Эллиота, Харли пропустила свой обычный ритуал кропотливого ввода собранных данных в компьютер. Вместо этого она мерила шагами свой кабинет, приглаживая распущенные пряди волос, высвободившиеся из пучка, и пыталась решить, что делать. Ощущался сильный, но неприятный импульс убедить Блейкли позволить ей закончить опрос. Это было бы несложно, но это был тяжёлый шаг, и она не хотела признаваться себе, что так сильно хочет поговорить с Джокером. Потом Харлин вспомнила, что комиссар Гордон дал ей свою визитку с его личным номером, нацарапанным на обороте, и она тут же вытащила карточку из своего стола.~***~
Харли встретила комиссара Гордона в приемной отдела по расследованию тяжких преступлений, пытаясь сосредоточиться на рукопожатии с ним, вместо того факта, что все окна в здании были закрыты пластиковым брезентом, развевающимся на ветру ранней осени. — Мы всё ещё не можем позволить себе всё починить, — признался Гордон, с усталым вздохом. — У мэрии сейчас туго с деньгами. Мы всего лишь один из многих проектов Джокера по уничтожению, которые нуждаются в финансировании. Он провёл Харли по короткому коридору мимо двух комнат для допросов в сторону грязного, но приличного кабинета. — Как всё прошло сегодня? — внезапно спросил он, когда Харли были предложены кофе и место напротив стола на одном из стоящих вразнобой стульев. — Не хорошо, — призналась Харли. — Но и не ужасно. Он спровоцировал Уолша, напугал его, заставив его споткнуться о собственные ноги, и на этом всё кончилось. — Это как-то очень мелочно для Джокера, — заявил Гордон с озабоченным видом. — Уолш показал страх. — Пожала плечами Харли. — Джокер воспользовался этим. Гордон кивнул, как будто слишком хорошо знал, как могла выглядеть эта сцена. — И чем я могу вам помочь, доктор Квинзель? Мы понимаем, что Аркхэм не будет лечить Джокера. Он пока просто будет находится в вашем учреждении. — Конечно, — быстро согласилась Харли, — Я здесь скорее для… моего душевного спокойствия, полагаю. Мне нужно понять его, если могу. — Понять Джокера. — Гордон покачал головой. — Не знаю, смогу ли я вам помочь. Вы читали записи судебных психологов? — Все они ошибаются. — Харли закатила глаза, и Гордон удивлённо поднял брови. Она попыталась исправить свою оплошность. — Я имею в виду, я не согласна профессионально. Из того немногого, что я видела сегодня, он, казалось, контролировал свои эмоции, очень хорошо понимая, что говорит и значения этих слов. Даже когда он… он засмеялся, знаете, этим смехом. Это было преднамеренно. Гордон неловко поёрзал. — Отчасти то, почему поймать его было сложно — что делало его поимку практически невозможной — это то, насколько он дееспособен, — объяснил он. — Не знаю, придаст ли вам душевное спокойствие знание, что я всё ещё чувствую себя на три шага позади Джокера, даже после того, как он уже месяц находится под стражей. Харли торжественно кивнула. — Может, вы мне расскажете… когда вы впервые встретились с ним, как он заставил вас чувствовать? — Как он заставил меня чувствовать себя? — Гордон с задумчивым видом откинулся на спинку стула. — Злым. Испуганным за свою семью и город… В первый раз, когда мы его поймали, он нас подставил. Он хотел, чтобы его поймали. Я сидел напротив него и думал: «Я тебя поймал, сукин ты сын, тебе конец». Но он был именно там, где хотел быть, и всё стало только хуже. Мой вам совет, доктор Квинзель, никогда не недооценивайте его и, самое главное, не забывайте. — Он наклонился вперёд с мрачным выражением лица. — Он может залезть вам в голову. Даже без бомб, пушек и своих головорезов он достаточно опасен, на то у него и язык. Глаза Харли расширились, не ожидая такого откровенного ответа. Она не понимала, насколько личным это было между Гордоном и Джокером, но невольно подумала, что он, возможно, рассказывает ту же историю, что и газеты. Что Джокер был каким-то злым волшебником, способным на невозможные подвиги, когда он был просто человеком. Гордон предложил ей флешку с файлами их расследования. Харли это тронуло, и он проводил её из участка, сказав позвонить, если у неё возникнут какие-либо вопросы или идеи. Было уже поздно, когда Харли вернулась домой, но не так поздно, как обычно она заканчивала работу. Она заказала китайской еды — достаточно, чтобы перекусить и оставить завтра на обед — и включила «Настоящих домохозяек Готэма», вставив флешку в свой ноутбук. На экране появилось несколько заархивированных файлов, первый под названием «Запись камеры», который содержал два видеофайла, датированных августом. Харли выключила телевизор, прежде чем выбрать первое видео. Это был крупный план Джокера, его лицо было измазано гримом, глаза закрыты, зубы оскалены. Она включила видео, и его голос нахлынул на неё, насмешливый и жестокий, когда он насмехался над человеком, одетым как Бэтмен на фоне морозильника. — ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ! — проревел он почти демоническим тоном. Затем он повернулся к камере, игриво ругая Готэм за доверие к Бэтмену. Харли снова проиграла видео и разархивировала другой файл, на этот раз полный административных документов, которые обрисовали более чёткую картину. Показания свидетелей, ордера, описания мест преступления, полицейские отчёты по целому ряду арестов, в том числе два о Джокере. Также были фотографии. Один комплект с той ночи, когда он напал на отдел по расследованию тяжких преступлений с полностью изрисованным лицом и намёком на ухмылку на губах. Второй с момента поступления в Блэкгейт, без грима и с обильным количеством синяков на лице. На второй фотографии он выглядел менее весёлым и отличался от того, каким она его запомнила ранее в тот день. Второе видео было взято из трансляции «GCN», прерванной Джокером. Он говорил о мафии, о Бэтмене и призывал жителей Готэма убить Коулмана Риза. Харли помнила это. Приказ жителям выследить своего согражданина пробился даже сквозь её чрезмерно неоднозначное отношение к Джокеру. Она продолжала читать, пока видео воспроизводилось на повторе. В разделе «жертвы» они разбили список на места преступлений, из которых одно почти ежедневно упоминалось в течение двухнедельного «Царства террора». До этого ему приписывали несколько ограблений банков, а до этого — вооруженные ограбления и убийства. Всё это началось год назад, когда на местах преступлений стали появляться карты Джокеров. До этого не было ни одной записи. Следующая заархивированная папка, которую она открыла, выглядела как затянувшееся расследование, и, приглядевшись к нескольким страницам юридических документов, Харли поняла, что это было расследование мэрии по делу, называемому «Преступная семья Фальконе». То и дело появлялись одни и те же имена, которых Харли не узнавала: Сальваторе Марони, Федор «Чеченец» Димитров, Майкл Гэмбол-младший, Томазо Панесса, Санто Кассаменто, Франко Бертинелли, Микки Салливан. Харли отложила ноутбук в сторону и задумалась над картиной, которую помогли обрисовать эти документы. Человек, который появился из ниоткуда, чтобы терроризировать город. А его мотивация? До сих пор неизвестно, отсюда и авторские колонки, и еженедельные обличительные речи Вики Вейл. Было уже далеко за полночь, но Харли знала, что ни за что не уснёт. Она надела теннисные туфли и легинсы и направилась обратно в вестибюль, уходя в ночь. Она бежала и бежала, чувствуя себя глупо из-за того, что нашла Джокера таким притягательным. Теперь она знала почти всё, что знала полиция, и этого должно быть достаточно. Она пообещала себе, что этого достаточно, когда бежала по улице, чувствуя, как в ушах слышен пульс.~***~
На следующее утро в Аркхэме Харли занималась приготовлением чёрного кофе, валясь с ног. Она приехала пораньше, чтобы закончить работу, которую отложила накануне вечером, а затем прочитала все статьи «Gotham Globe» о Джокере, которые смогла найти. Когда прибыл Блейкли, она ждала его у входа в кабинет, зажав под мышкой папку с распечатками. — Доброе утро, Невилл, — просияла Харли, Блейкли нахмурился, отпирая свой кабинет. — Моя внучка так же смотрит на меня, когда хочет денег. Чего ты хочешь, Харлин? — Я ничего не хочу, — успокоила его Харли, следуя за ним в кабинет. — Вчера вечером я ходила к Джиму Гордону, и он поделился со мной их расследованиями. Джокера вообще не было на их радаре, пока не появился Бэтмен. — Все это знают, — вздохнул Блейкли, меняя пальто на медицинский халат. — Психи в масках порождают психов в масках. — Даже не близко, — настаивала Харли, протягивая папку Блейкли. — У Грега Олсена из «Gotham Globe» есть невероятная теория, что Джокер — ветеран, страдающий посттравматическим расстройством. А Стив Ломбард из «Gothamite» думает, что он бывший агент ЦРУ. А Вики Вэйл считает… — Харлин. — Блейкли провёл рукой по усталым глазам. — Нам не нужно узнавать историю его жизни, только самые основные факты из истории его психического здоровья. — Он не ответит на ваши вопросы, — парировала Харли. — Он патологический лжец, с ним нельзя быть откровенным. — Если он лжет, я напишу именно это. — Пожал плечами Блейкли. — Моя работа будет выполнена, и мы можем двигаться дальше. Харли грустно поджала губы и наблюдала, как Блейкли уходит прочь по коридору. Если он думал, что она бросит это, то он жестоко ошибался. Несколько часов спустя она слонялась возле кабинета сессии в крыле «D», беседуя с охранником по имени Келли. Реакция охранников на Джокера, казалось, разделилась: половина из них была в ярости, половина — в ужасе. Они одели на него смирительную рубашку, когда он был без сознания, чтобы сделать его перемещение более легким — и менее страшным — для всех. — Харлин. — Блейкли нахмурился, увидев, что Харли ждёт его. — Что ты здесь делаешь? — Я думала о том, как тебе следует подойти к этому вопросу, — быстро сказала она. — Бэтмэн. Вот как ты заставишь его говорить. — Спасибо, Харлин. Я приму это к сведению, — вздохнул Блейкли и провёл своей карточкой удостоверения личности по панели комнаты сессии, отпирая дверь. Харли следовало бы уйти, но вместо этого она задержалась, задавая Келли обыденные вопросы о стоянке для персонала, пока топот нескольких пар ботинок не разнёсся по коридору. Келли принял позицию, в то время как Харли скрестила руки на груди и попыталась изобразить бесстрастное спокойствие. Джокер выглядел измученным. За ночь у него появился глубокий синяк под глазом, а смирительная рубашка, в которую его одели, казалась слишком маленькой на его жилистом теле. Его лицо было таким же скучающим, сонным, как и в прошлый раз, когда его вели по Аркхэму. Как будто его мысли были далеко от чего-то гораздо более важного, чем то, что сейчас ему навязывалось. Затем он заметил Харли, и она скорее почувствовала, чем увидела, как его глаза скользнули по ней, изучая её с головы до ног, прежде чем, наконец, остановиться на её лице. Их глаза снова встретились, и её пульс участился, как и накануне. Харли стиснула зубы, решив быть бесстрастный, а не эмоциональной. Они настороженно смотрели друг на друга, пока он не переступил порог комнаты сессии, и охранники не заставили его отвернуться. Когда дверь снова закрылась, Харли продолжала смотреть через неё, представляя себе его лицо, как Чавес и Хасан приковывают его ноги к полу. Она облизнула губы, борясь с желанием задержаться до конца сеанса, и после нескольких неудачных попыток она попрощалась с Келли и направилась обратно в свой кабинет.~***~
На следующее утро Харли оказалась в кабинете Уолша вместе с Блейкли, и они втроем слушали запись вчерашнего сеанса последнего с Джокером. Он насмехался над Блейкли, как и над Уолшем, но на этот раз в его словесных нападках было что-то определенно зловещее и гораздо более личное. Блейкли физически побледнел, слушая отклонившийся от курса опрос, когда Джокер задал вопрос Блейкли о его семье, а затем произнёс монолог о том, как легко вырвать молочные зубы у ребёнка. А когда Блейкли в ужасе спросил, зачем кому-то понадобилось вырывать ребенку зубы, Джокер просто ответил: «Э-э… Стоматологические записи заводятся и на детей, Док». — Это было не очень продуктивно, — пожаловался Уолш, когда запись закончилась. — Господи, Невилл, ты не можешь просто позволить ему так с тобой говорить. Блейкли побледнел, когда сказал: — Я думаю, Харлин должна закончить опрос. — Нет, — выплюнул Уолш, взглянув на Харли со страдальческим выражением лица. — У Квинзель недостаточно опыта, чтобы иметь дело с кем-то подобным! Блейкли снова попытался закончить опрос Джокера в тот же день, и на следующий день у них была аналогичная встреча в офисе Уолша. На этот раз Блейкли утверждал — с большей энергией, чем Харли когда-либо видела — что ему неудобно подвергать себя ещё очередному опросу Джокера о своих внучатах. — Харлин более чем способна, Мёрфи, — настаивал он, его обветренные щёки порозовели. — Нет! — повторил Уолш. — Чёрт возьми, Невилл, отрасти себе яйца! На третье утро повторилась та же история. Они снова прослушали опрос, который быстро перешёл в точку невозврата, когда Блейкли умолял Джокера прекратить говорить о его семье и покинул комнату до окончания сеанса. — Я сделаю это, — объявила Харли, заглушая шипение записи, когда было ясно, что больше никто ничего не скажет. — Позволь мне сделать это. Она одарила Уолша улыбкой, которая, как она надеялась, была нетерпеливой и немного обольстительной, что-то, что заставит его почувствовать себя довольным из-за передачи дела ей. — Ты позволил ему забраться тебе в голову, Невилл, — с отвращением пожаловался Уолш, очевидно забыв, что они видели его неудачный сеанс с Джокером. — Он уловил эту нить и использовал её, а ты не пытался остановить его. — Харлин исключительно хороша в том, чтобы заставить пациентов говорить, — спокойно сказал Блейкли. — Мы должны дать ей шанс. — Отлично, — огрызнулся Уолш, вскинув руки. — Отлично. Боже Всемогущий! Квинзель, тебе лучше заставить его говорить.~***~
Харли не позволила себе торжествовать из-за опроса Джокера. Она подготовилась, как и к любому другому пациенту, перечитывая свои записи и тщательно выбирая линию опроса. В тот вечер, когда она пошла в спортзал на тренировку, она не думала ни о чём, кроме того, как бы она отреагировала на то, как хитро, дестабилизирующее он обошёлся с Блейкли. А когда на следующее утро она собралась на работу, то чувствовала, что сознательно не прилагает ни больше, ни меньше усилий, чем обычно, к тому как выглядит. Можно было бы утверждать, что он уже был в её голове, но это просто значило, что она должна быть особенно осторожна с ним, а это означало стратегию. Первая половина дня не была чем-то примечательной. Она практически ничего не делала, ожидая, пока часы отсчитывали до двух часов дня. Роза подбодрила её за обедом, сказав, что она лучший врач, чем Блейкли и Уолш вместе взятые — в чём Харли была с ней согласна — и не позволит Джокеру добраться до себя, как до них. Харли не беспокоилась об этом. Её нелегко было напугать, и у неё определенно был более крепкий желудок, чем у её старших коллег. Но она нервничала из-за того, как тщательно Джокер поглощал её мысли с того момента, как она увидела его. Она могла только надеяться, что после нескольких сеансов, посвящённых выяснению некоторых деталей, которые помогут ей понять его, её любопытство будет удовлетворено. Под всей этой театральностью и странной внешностью, он был просто психопатом. А Харли была экспертом по психопатам. Она собрала свои записи и направилась в крыло «D», намеренно немного опоздав. Келли и Хасан стояли на страже возле комнаты сессии, уже заведя Джокера внутрь. Келли поддержал её, подняв вверх большой палец, а Хасан неуверенно нахмурился. Харли провела своей карточкой по панели. Она издала низкий — «БЗ-З-З» — сигнал, и запирающиеся засовы открылись, потом тяжёлая дверь распахнулась. Джокер ждал её за квадратным стальным столом посередине комнаты; его голова склонилась набок, когда он прикусил внутреннюю часть нижней губы и сделал вид, что скрывает ухмылку. — Ох, — проворковал он, ухмылка стала явной. — Я надеялся, что они отправят тебя.