Soundtrack Dreaming Of Ghosts, Robot Koch, Fiora – Not Real Anymore
Люцифер растворился в лесном мраке, спеша, чуть ли не подпрыгивая на ходу, к энергии жасмина. Адель мрачно посмотрела назад – по пологому склону берега на сверкающую гладь озера, избавленную от клубящегося тумана, летел пепел. Если и существовал дурной знак – вот он. Серые пыльные крупинки гари, не сулящие ничего хорошего. Время было на исходе. Она была на исходе. Ей даже в голову больше не приходило ничего разумного. Она помнила дни, когда не спала неделями. По логике вещей, она должна была стать выносливее, но оказалось, что в глубине себя ей отыскивается не закалённая сталь, а хлебный мякиш. И самая опасная необходимость доказать обратное. Одна крупинка пепла, хрупкий серый комок, скользнул по её руке – стало смешно. С самой себя смешной. В сентябре она бодро и уверенно вылетела из Ада, гордо прошагала по коридорам школы, а после делала очень важный вид на собрании учителей и архангелов, половину из которого они охали по убитому ученику, а вскоре, точно позабыв обо всём, замолчали и пристально смотрели друг на друга, как смотрят друг на друга люди, обладающие общим секретом. И Адель им подражала, Адель отважно сопротивлялась Велиалу, когда тот сообщил о необходимости возвращения в школу, Адель презрительно смотрела на учителей – мол, я здесь ненадолго. Адель была готова докопаться до истины, вскрыть все двери и отыскать все ответы, переплыть море и перескочить горные хребты. Только оказалось, что единственное, через что перескочить у неё не удавалось, – это она сама. Адель тряхнула головой, прогоняя все дурные мысли. Прошлась по комнате, топча ногами раскиданные вещи, ещё раз осмотрела свой наряд, вздохнув, разгладила очередную складку на прозрачном рукаве, посмотрела в зеркало, небрежно чеша голову, а после, быстро пытаясь пригладить всклокоченные волосы и глядя на себя в зеркале, попыталась вспомнить, как в её школьные годы бессмертия она справила Хэллоуин. Никак. Вспомнить у неё никак не получилось. Она помнила корявые тыквы, которые вырезал сын, и они с Кристофером постоянно мусолили, какой из него выйдет скульптор. Помнила первый костюм дочери – маленькое, неряшливое привидение с копной огненных волос, пришедшее так по вкусу всем взрослым, встреченным ими на улице. Помнила один из годов, в который заболела и провела весь день в постели рядом с годовалой Несс, пока муж с сыном ездили в город собирать конфеты. А ночью, полностью поручив детей во владения мужа, она, почувствовав небывалую жалость к себе, подъедала добычу сына. Ей и теперь отчётливо слышались детские голоса и та песенка, какую умелый ребёнок превращал в жуткую. Видение из прошлого, застывшее на ковре в гостиной, перебирающее сладости и бормотащее что-то себе под нос. Стоун-младший в четыре года умел считать до десяти. В тот день Адель с удивлением обнаружила, что после десятой конфеты шли сразу четырнадцатая и пятнадцатая. Дойдя до двадцатой, он сбился, мотнул головкой и начал отчёт заново. Кристофер рассказывал и про Несс, когда той исполнилось восемь. Чужое, туманное воспоминание показало Адель точную копию себя в детстве, лишённую тех вредных черт, которыми обладала сама. Она чётко представляла, как везёт детей в город, как те балуются на заднем сиденье и дразнят друг друга, а она довольно смотрит на них в зеркало. И плевать, что машину отроду не водила. Повзрослевший сын с привычной капризностью всем детям, начинающим трансформацию в подростка, вздыхает и думает, как бы ему поскорее удрать к друзьям, а дочка обманом завладевает чужими конфетами, хотя дойти до ближайшего дома и получить тот же самый набор не составляло труда. Туманное, далёкое видение многолетней давности – сейчас всё уже не так. Нет им дела до конфет. У них дела, мессенджеры, спорт и научные работы. Какие же они уже взрослые. Только вот не отменяет того, что каждый из них хотел бы оказаться в той машине, в дурацких костюмах ехать в город и собирать конфеты, переглядываться в зеркале и дурачиться, дразниться и в очередной раз не суметь что-то поделить, и чтобы мама смотрела. Да, пожалуй, пускай мама смотрит на них тем своим взглядом, какой они успели запомнить, запечатлеть, выбить в памяти. Вот только, выпади им такая возможность, они, пожалуй, просто будут молчать. Адель с ужасом поняла, что смотрит в зеркало, и из почерневших глаз вот-вот выкатится слеза. Детские голоса, успевшие трансформироваться во взрослые, растворились с оглушающим звоном. Осталась одна лишь пустая комната в отражении и собственная фигура, бывалая стройной и бодрой вчерашним днём, но претерпевшая печальные метаморфозы покинутости и одиночества сегодня. Она прикрыла веки с последней тлеющей надеждой на возрождение миража, судорожно завертела глазами в открывшейся ей приглушенной желтизне и, не найдя ничего, распахнула ресницы. Радужка грозила слиться цветом со зрачком – вопиющее унизительное одиночество! Она так разозлилась, так задрожал её подбородок, что на худой белой шее выступили жуткие жилы, и скулы очертились, и в глазах что-то вспыхнуло, как вспыхивает лампочка перед тем, как у неё лопнет нить накаливания, и та потухнет навсегда.*** Soundtrack Linda Hunt, Bobbi Page – Listen With Your Heart – Pt.2
« – Я не уверен, что нам следует, Илион, – проговорил Деонель. – Кто научил тебя бояться, Део? Мы – демоны Ада, самые сильные существа во всей чёрной тьме. – Мы же дети, – отговаривал его Деонель. – Если только ты. Мои крылья крепки. Я смогу пролететь через неё, – настаивал на своём Илион. – Я узнаю, что скрывается по ту сторону трещины. Строго-настрого всем демонятам было запрещено подходить и близко к трещине, разрезавшей небеса великого Пандемониума. Каждого она привлекала и вводила в ужас. Искры огненные валили из неё, и бездна глубокая таилась внутри. Боялся страшной неизвестности испуганный Део, но не мог бросить своего друга, отважного Илиона. – Учитель говорил, что за ней границы мира, – уговаривал Део Илиона остановиться. – Я не верю учителю, – не слушал его Илион. Не внимал он словам Део, не хотел отступаться и оставлять своё желание. Не видел преград Илион. Сам свет не был ему страшен. Тьма манила к себе, искры огненные придавали уверенности, и знал Илион, что готов пройти сквозь неизведанное, чтобы постичь все тайны. Ничего не боялся Илион. Отважные легионеры охраняли окрестности трещины. Остановить любого было приказано им. Демонята спрятались за большим камнем и смотрели на легионеров. Деонель видел, как сверкают блестящие латы воинов, как грозные оружия сжимают они крепкими руками, и опечалено вздохнул – не отпустить ему свой страх, не стать ему бравым воином, не хватит ему того же мужества, как у Илиона. Илион пошёл дальше, Део ринулся за ним. Незаметной тенью прошмыгнули они мимо легионеров. Никто не заметил демонят, никто не увидел их. Остановились они под самой трещиной и вскинули головы над небесной бездной. – Ничего себе! – воскликнул Илион от изумления. Тьма хаоса притаилась между грозными тучами. Искры, как звёзды, сверкали внутри. Никогда Илион не видел звёзд, но всё мечтал посмотреть, каковы они. Твёрдо решил он, что пролетит сквозь тьму, уверен был, что выдержат его крылья, что пересечёт границы мира и вернётся героем, что будут петь о нём песни и слагать легенды. – Ещё не поздно вернуться, Илион. Мы не знаем, что за ней, – не прекращал бояться Део. Пугающую неизвестность видел он в трещине. Страшно представить, что скрывает в себе опасная угрожающая тьма. Дрожало тело Део, и никак не мог он совладать со страхом. Держался за друга, удивлённо всматривающегося в небесную бездну, и опасался, что никак тот не внемлет его словам. Грозные тучи загрохотали над Пандемониумом алым пламенем. Заискрилась бездна огнём. Загорелись глаза у Илиона. – Злой знак, – решил отважный Илион. Расправил он плечи, развёл широко крылья, да взмахнул ими, стрелой летя к бездонному мраку. Видел Део, как скрывается между тучами его бесстрашный силуэт. Засомневался демонёнок, увидел, что спохватились легионеры, видя мальчика, разрезавшего хмурое небо, и уже бежали к нему, расправляя на ходу крылья. Не сомневался более – кинулся за другом во тьму. Крик взрослых настиг их на подлёте, видели они сверкающие латы и лица обеспокоенные. Не усомнился Илион, спешил за ним Део, и вскоре обоих поглотила тьма, освещаемая свирепыми искрами, только успели встревоженные голоса эхом прокатиться по сводам небесной бездны. Далеко уже были Илион с Део. Видели они пустоту, мерцающую и таинственную. Взирал на неё Илион завороженно, летя дальше, размахивая крыльями чаще и чаще. Дрожал Део, вглядываясь в далёкие огни. Спутались небо и земля, не видели они впереди ни тьмы, ни света, устало тянули их крылья вниз, не хватало сил им пролететь сквозь мрак. Сковал страх тело Део, не унимался Илион, летя всё выше и выше. Бессильно смотрел Део вниз, рассчитывая ещё вернуться назад, но не мог бросить друга. Кричал он долго и протяжно, но ни единого звука издать не мог, пустота поглощала собой всё. Стало холодно, дышать не могли оба демонёнка, и отступать некуда. Спохватился Илион, видя, как падает изнеможённое тело Део в объятия темноты, мелькал уж его силуэт далеко. Ринулся за ним, прижимая крылья к спине, но не успел. Пропал бесследно друг, навеки поглощённый мраком». – И это детская сказка?! – возмутилась Вики, откладывая книжку. – Это реальная история, – отозвалась Мими, только на секунду оторвавшись от зеркала. – Несколько тысячелетий назад два мальчика действительно пропали. Никто не знает, что с ними случилось. Однако, – она обернулась, придав своему голосу опасную таинственность, – отец мне рассказывал, что они застряли в границе мира. Трещина, в которую они залетели, это та трещина, соединяющая Поднебесье и Ад. Ты через неё почти каждый день летаешь. Но трещина – это не просто разлом между границами – это портал. В те дни очертания её появились, а сам портал был не готов. Вот их и затянуло. – Ужас, – прошептала Вики одними губами и уставилась на пол. – Но это всё равно не отвечает на мой вопрос. Что за день Нечисти и почему он, а не Хэллоуин? – Так одно и то же. Удачное совпадение. Вы выползаете на улицу в своих стрёмных костюмах, мы устраиваем пиры и гуляния. На глаза Мими мимолётом попалось письмо от матери – она проводит ужин для всех жителей Ша-дефа. Для всего того – с её же, материных слов – сброда. Она, напомаженная напудренная аристократка, скучавшая в былые времена по пышным балам, а тут вдруг переступившая через себя и пригласившая в их мрачный холодный дом измазанных в пыли и грязи демонов, ломающих шахты, потому что так когда-то делал отец. Мими фыркнула. Вернуться бы хоть на секунду в те времена, когда отец, накормив и напоив своих горланящих песни подчинённых, отводил её к Бельфегору. Она тогда уже подружилась и с Ости, и с Ади, и они втроём могли болтать до утра, до того самого утра, когда отец, чуть помятый похмельем, но такой же весёлый и добрый, заваливался в комнату и спрашивал, как дела у молодёжи. А потом они завтракали – самые весёлые завтраки в её жизни! И отправлялись домой, и пока весь Ад гулял ещё один день, никак не смирившись со скоротечностью минувшей ночи, Мими тоже могла гулять долго и бесцельно, и никто её не контролировал. Она увидела себя в отражении зеркала, отвела взгляд, стыдясь такой мягкотелости, и строго поджала губы – прошлого не вернуть. Вики, всё так же обескуражено, пялилась на пол и никак не могла прийти в себя. – И что за границами мира? – спросила она саму себя. – Великая Пустота, – внезапно ответили. – Космос?! – Нет. Просто Пустота. Ничего там нет. – Но ты ведь не можешь знать? Вы же туда не летали и никак его не исследовали, – она даже гневливо прикрикнула и вскочила с кровати – вокруг только бессмертные слепцы и непризнанные, уподобляющиеся им, вещают про ценность знаний и силы, но ни на один вопрос не могут дать точного ответа. – Део и Илион летали, – невозмутимо ответила Мими. – И посмотри, что с ними стало. – Нет тела – нет дела! Ты же не брала у них интервью, и никто их не нашёл. – Они мертвы, Вики, – осадила её соседка, а потом, оглядев её с ног до головы, добавила: – И тебя ждёт та же участь, если ты опоздаешь к ужину – серафим Кроули сегодня вещает. – Это какая-то газетная рубрика? – Это пустая болтовня на полчаса, аппетит отбивает отменно, – сказала Мими, отвернувшись и продолжив собираться. В целом, так всё и произошло. В столовом зале, с горящими канделябрами и наполненным студенческим гулом, вещали. Долго, затянуто, сухо. Поздравляли с уже не новым какое тысячелетие достижением – контактом. Речь его была похожа на ту, какую он говорил и на День Примирения. Вики тот ужин пропустила, поэтому не смогла полностью погрузиться в атмосферу вещаний, сказанных будто бы из-под палки, и только смутно представляла, каково остальным – слушать одно и то же десятками лет. Да и в принципе все их небесные праздники сводились к одной теме – как они мирились и ругались две тысячи лет назад, а то и ещё позднее. Что-то её неумолимо гнело. Она чувствовала спиной холод, ледяной медленный ветер, подбирающийся сзади. Не могла и куска в рот взять, то посматривая на ребят, то пытаясь отыскать кого-то среди остальных учеников. Даже Ади, уложенный и разодетый по какому-то очень важному случаю, не смог её отвлечь. Она увидела Адель, методично резавшую стейк, безразлично жующую и до жути холодную. Видела Эдварда, разговаривающего с неизвестным ей демоном. Видела и Дилитра, сидящего почти в конце зала, он поймал её взгляд и махнул рукой, она поприветствовала его в ответ. А потом поняла, что того, кого она ищет, здесь нет. Люцифера нигде не было. Мими подобрела, от идеально поджаренного мяса она закатывала глаза и мычала, как это вкусно. «Я когда ем, обо всём забываю» – сказала как-то она. И правда, стоило Мими сунуть под нос что-нибудь вкусненькое, настроение её тут же менялось, и можно было просить любую глупость. Вики попробовала сделать так же, но все её старания закончились на помидорке черри. Хотя внеси кто-нибудь в столовую обычный американский чизбургер, дело пошло бы совсем по-другому. Да, пожалуй, от чизбургера Вики не отказалась. Ей даже пришла в голову мысль уговорить Мими после всех её дел и встреч отправиться на Землю, чтобы в первой же забегаловке налопаться до отвала нормальной еды, а не их извращённых деликатесов. Только было уже поздно – демоница отложила вилку и довольно прислонилась к спинке стула, ожидая десерт. – Если бы этот ужин длился вечность… – протянул Ади и поджал губы. – Не хочешь встречаться с папашкой? – Мими ехидно усмехнулась. – Я видел его последний раз… – Ади попытался вспомнить, – полтора года назад. И столько бы ещё не видел. Да вечность я бы его не видел! И Асмодей сказал, что задержится. Ну и день! Легче было отказаться. Его смокинг вдруг стал великоват. Брюки Ади постоянно натягивал, боясь, что они будут волочиться за ним по полу или вообще упадут, сейчас они казались ему самыми огромными штанами на свете. Приостановите на секундочку трансляцию с модных показов и загляните под стол – любая мода на оверсайз придёт в шок, потому что именно там, под их столом, творится ужас, чернейшая тьма на всём белом свете, и она увеличивается с каждой секундой и не желает останавливать свои размеры. А пиджак! В нём Ади тонул, тот засасывал его с довольным бульканьем и вовсе не хотел выпускать из своих лап. Он уменьшился, вновь стал ребёнком во взрослой одежде, которая ему не подходит, когда неизменной осталась одна вещь – бабочка, давящая на горло. И Ади робел, так странно и внезапно робел, когда дрожь внутренняя достигает готовности к трансформации во внешнюю и вот-вот перейдёт на руки и запрыгнет на голос. Не столько перед семейным сборищем, сколько перед встречей с отцом, который обязательно спросит, как дела у Асмодея, а Ади наградит только сухим взглядом, что красноречивее скажет обо всём. – Кузен. – В плечо вонзились острые ногти, голосок защебетал у Ади над ухом. – Мой папаша будет ждать меня у лестницы, передай ему, что я опоздаю. – Что, Ости, ещё не выпила кровь всех девственниц? – Ади, усмехнувшись, повернулся к кузине. Близость её лица, острый оскал и горящие глаза сделали своё дело – Ади в ужасе отпрянул назад. – Следующий на очереди твой дружочек. – Ости, если это возможно, стрельнула глазами в сторону Сэми. – Всё равно ты со своим крохотным причиндалом не принесли ему никакого вреда. – Свали нахер, дьявольское отродье. – Передашь? – Да. Только убери от меня свою жуткую рожу, – он скривил губы и отвернулся, тотчас решив, что стейк он оставит остывать и в рот более ничего не возьмёт.*** Soundtrack Camille Saint-Saёns, Leonard Bernstein – Danse Macabre, Op.40
Ветер захлестал по лицу, резал щёки. Вики поняла, что надела самый ужасный наряд из тех, что можно было надеть – кружевное боди, кожаный корсет и чёрная юбка совсем не подходили для того, чтобы ползать по лесу. Глаза её немного заслезились, заскрипела кожаная куртка, взятая у Мими, а после послышался треск неподалёку. Она успокоила себя – так трещат сухие деревья. Мерный лесной гул обволакивал, голос ветра и хотелось бы принять за лёгкий шёпот, чуть мистический и жутковатый, но в реальности тот был настоящим шипением. Вики прислушалась – влажные испарения горячих источников чувствовались кожей, но голосов она не слышала – ещё слишком рано. Она, в боязни опоздать, закончила раньше, игнорируя десерт и наспех прощаясь с ребятами. Сердце заколотилось в грудной клетке, ей захотелось что-то потеребить пальцами, и сначала Вики вцепилась ими в собственную ладонь, но следом передумала и отломила веточку на первом попавшемся под руку кустарнике. Всмотревшись в лесную темноту, она увидела пар между голыми деревьями, клубящийся, влажный и горячий. Добравшись до места демонского сборища, на лицо нахлынула довольная и удивлённая улыбка – вокруг пустота, ни единой живой души, грязные бассейны с мутной горячей водой, пелена пара и огоньки, горящие над грудой ящиков в отдалении. – Ну и жуть… – протянула она. – Классно! Ей тут же вспомнились все её хэллоуиновские вечеринки в домах, наряженных в мистические украшения, купленных в супермаркетах на распродаже годовой давности, никогда не бывающими по-настоящему страшными. Даже как-то забредя с компанией на хоррор-квест, Вики Уокер не испугалась, а только удивилась их гриму. Но здесь атмосфера была иной, никак не вызывающей ощущения, что всё это – бутафория. И пар тут настоящий, и грязь, прилипшая к стенкам бассейна, тоже настоящая, и одинокий пустой голый лес, и огоньки над ящиками наверняка имели магическое возникновение, да и история острова Жертвы не была никакой чепухой и точно имела место быть в реальности. Вики попыталась вспомнить оттенок энергии Люцифера. Возродить тот в памяти и вытащить наружу, чтобы найти его наяву. Он острый, горячий, пряный и, пожалуй, очень душный, но не перегибающий палку. У неё ничего не получилось. Ни единого намёка на чужое присутствие здесь. Она побрела дальше, жалея, что ей придётся расстаться с этим таинственным местом, но пообещав себе вернуться, когда всё закончится, и перекинуться парой словечек с Дилитром, отведав какого-нибудь нового коктейля. Искать Люцифера Вики не пыталась. Только рассчитывала на случайную встречу. Найти его по энергии? Насколько это возможно, если даже свою она почувствовала буквально вчера? Не питая никаких надежд, она просто бродила по лесу, думая, что ничего не чувствует. Но чем дальше она заходила, чем сильнее чувствовался ветер и холод ночи позднего октября, тем сильнее ей казалось, что ведут вперёд её не только ноги, но и чужеродный импульс неизведанного происхождения. В целом, Вики оказалась права.***
Зал, запечатлённый в памяти как пустой, серый и сумрачный, воскрес в реальности ярким светом. У Бельфегора праздник. Возрождение старой доброй традиции, когда залы наполнялись жителями ближайших деревень и обитателями замка. Когда они, слепо следуя обычаям болот, подобно тварям, вылупляющихся из коконов, вылезали из домов, наряжаясь в свои пёстрые наряды, отложенные для особого случая. Сегодня как раз тот особый случай. Ади и не думал уже увидеть здесь что-то подобное. Не думал, что видение из прошлого, тёплое и атмосферное, вновь воскреснет через две тысячи лет, и он вновь почувствует себя ребёнком, румяным и любопытным, снующим между взрослыми и подслушивающим их разговоры, вечно крутящиеся вокруг одного и того же, но не становящимися неинтересными от этого. Бельфегор не показывался. Но так горланящие демоны были похожи на прежних демонов, что живо нарисовать Бельфегора в этом зале не составило труда. Вот он, с большими рогами и огромными крыльями, такими широкими и статными, что Ади ещё в детстве пообещал себе отрастить такие же. Улыбается, смеётся, кружится в танце с какой-то пышногрудой демоницей, простой, как пойло, которое она хлестала минутой ранее, бесконечно доброй и свежей, как хрустящий мягкий хлеб. А после он возьмёт Ади с собой, пригласит недолго пройтись, покажет ему какую-то новую хтонь, жуткую, склизкую, кошмарную, и это будет самый лучший день в его жизни. И даже неудобный костюм – не помеха. Жаль, что мираж развеялся, стоило только увидеть в толпе отца. Хмурого, такого же рогатого, как и дядька, с такими же большими натренированными крыльями, не вызывающими никакого восхищения. Стало неуютно. Отец наградил сына скупым кивком головы, получив ответный. И то ли сквозь землю провалиться, то ли увязаться за Барбатосом, с которым они неловко молчали, следуя сюда. Но никак не идти к отцу. Барбатос быстро нашёл себе компанию, Ади, помявшись у входа, думал дождаться Асмодея, но решил поступить совсем по-другому – позорно сбежать под гнётом отцовского взгляда. Быстро затерявшись в толпе, поздоровавшись с демонами, успевшими попасться ему на пути, он ушёл в то самое место, в котором всегда мог спрятаться – в свою старую комнату.***
Вики услышала голоса. Отчётливо распознала их неподалёку от себя и хруст шагов неизвестных. Прислушалась – никак не распознать, о чём они говорят. Но те куда-то шли и живо что-то обсуждали. Она тут же решила, что это кто-то из студентов идёт к источникам, но осеклась – источники в другой стороне. И ей бы махнуть на это рукой, да дальше искать Люцифера, но что-то к ним тянуло, и она сама не поняла, как подобралась к ним слишком близко. – А я говорю, что нельзя доверять этому придурку. Он в Совете… – возмущался неизвестный, чуть визгливый, мужской голос. – Я тоже числюсь в Совете, – перебил его другой и женский. – Мне ты не доверяешь? – Я с детства тебя знаю. – А я с детства знаю его, – встрял другой мужской голос. – И ещё знаю, что членов Совета он презирает, и с Люцифером они всегда друг друга недолюбливали. «Интересно, кто-нибудь вообще любит Люцифера?» – подумалось Вики. – В конце концов, у нас нет причин не доверять ему – мы его даже в свои планы не посвящали. Сначала пускай достанет слёзы, а потом поговорим. У вас двоих же не получилось, – закончил мужской голос, и Вики сразу поняла – он здесь главный. – Потому что кто-то нажрался в первой же таверне, – пробурчал женский голос. – Сама не лучше! Потрясла бы сиськами перед торговцем, и не пришлось бы их воровать! – возмутился визгливый голос. – Свою задницу ты не спешил ему предлагать. – Заткнитесь! – прервал их главный. – Здесь кто-то есть. Они разом умолкли, Вики отпрянула назад, под туфлями хрустнула ветка, неизвестные повернулись в её сторону. Над их головами вспыхнул голубой шар света. Женщина прошипела, что кто-то совсем безмозглый идиот, – свет потух. Она видела только их силуэты, чёрные тени, мелькающие посреди голых деревьев, но чувствовала, как они пристально смотрят на неё, изучают, сканируют на предмет опасности. Вики медленно попятилась назад, чтобы не хрустнуть чем-нибудь ещё. Она прикидывала, насколько будет удачной идеей удрать, расправить крылья, ободрать перья, прорываясь через острые ветки, да и нужно ли оно вообще? Таинственные незнакомцы не сообщали о своих планах, не рассказывали о планирующемся убийстве или заговоре. С другой стороны, в школе убили ученика месяц назад, и этого нельзя отрицать. Так что удирать ей нужно срочно, прямо сейчас. И отступать ровно до того момента, пока она не упрётся в чью-то крепкую грудь, не почувствует дыхание на своей шее и не услышит этот таинственный, хриплый шёпот: – Не хорошо подслушивать чужие разговоры, Уокер. Она с испугом метнула взгляд вперёд – мрачная троица всё ещё стояла на месте. С боязнью повернула голову, видя, как в ночи мерцает хищный оскал и светятся красные глаза. – А, это ты, – выдохнула Вики. – Наверное, нам нужно убраться отсюда поскорее. Они вышли к источникам. Всё такое же пустующее и тихое пространство, ни единого намёка на чужое присутствие, только одинокие лампочки вдали над ящиками. Люцифер задумчиво огляделся вокруг. Вики молчаливо стояла в ожидании. Сердце только угомонилось в своём скачкообразном забеге и притихло, начав ныть. – И что теперь? – спросила она. Люцифер не ответил. – Язык проглотил? – спросила она ещё раз. Люцифер усмехнулся. – Уж лучше бы тебя настигла такая участь, – сказал он, медленно приближаясь к непризнанной. Она отшагнула назад – её главная задача на сегодняшний день – Люцифер жутко смущал своим видом. В пиджаке, чёрной рубашке, настолько идеально уложенными волосами, что даже пряди, обычно спадающие на лоб, более там не находятся. И оскал звериный, по-настоящему дьявольский, заставляющий внутри и трепетать, и дрожать от страха. Но только не Викторию Уокер. Вики Уокер сама улыбается, по-дебильному блаженно, как улыбаться могут только непризнанные своими глупыми ртами. – Ты злой и страшный серый волк, Люций? «И я совсем не разбираюсь в таких поросятах, как ты» – хотел сказать он. – Потанцуй со мной, – но сказал совсем другое. – Здесь? – опешила Виктория. – Да. – Прямо сейчас? – Да. – Зачем? – Замолчи, – не дал договорить ей Дьявол. Не дал договорить, прижал к себе, обхватил за талию и начал двигаться. Медленно, но с каждой секундой наращивая темп, пока они зачарованно смотрят друг другу в глаза, что кажется, что и движений этих не существует. И даже мира вокруг не существует. Нет голого леса, нет холода октябрьского, нет тёплого влажного пара, который рассекает Виктория Уокер подолом юбки. Нет огоньков и потустороннего скрипа. Есть только эти двое, ведущие друг друга в танце, их ладони и ноги, легко ступающие по потрескавшейся грязной плитке, и что-то замершее в воздухе. Поговаривают, так проявляется страсть. Магнетизм звериный. И то ли он их настиг в нужное время, то ли распалился наконец, но скрыть того, что ладони так и норовят спуститься ниже, у Люция никак не получается. И у Виктории никак не получается оторвать от него взгляда, перестать закусывать губы и дышать ровно, а не отрывисто. Движения нельзя отмерить методичным «раз-два-три», но ровность и плавность их ещё имела танцевальную сущность. Не то неловкое прикосновение, случившееся в первой танцевальной партии месяц назад. Совершенно иной уровень, точно одного раза достаточно, чтобы стать идеальными партнёрами. Она даже слышала мелодию. Жутковатую, соответствующую дикому дьявольскому оскалу и обстановке. Ведь именно эта мелодия, и никакая иная, мелодия пугающая, быстрая, завораживающая, отображающая на себе все сердечные скачки так подходит их замысловатому антраша. – Это что? – спрашивает удивлённо Вики. – Пляска смерти, – отвечает Дьявол. – Уже слышишь, как гремят кости мертвецов? – Они восстают из Ада? – Из Ада невозможно восстать. – Это твоё желание? – шепчет одними губами непризнанная. – Если бы я мог пожелать большего, Виктория… Тяжёлый комок застрял в горле. Она его проглотила, как проглатывает опасность беспечный и бесстрашный проходимец, не внимающий ужасу, и идёт дальше, вертя головой. Так и Вики принялась ей вертеть, чтобы полностью отдаться гнёту и мистической таинственности. Пожалуй, они на маскарадном балу, среди полчища вампиров, и с ней самый страшный и злобный монстр, которого только можно представить. И она, притворяющаяся беззащитной овечкой, но умеющая управляться с острой заколкой в своей причёске. Отравленным веретеном не усыпить принца инфернальной крови, но отвлечь – пожалуйста. И что-то ей подсказывает, что так делать и нужно – откусить ему мочку уха и дать дёру. Только как оторваться от пылающих глаз, вырываться из горячего объятия и выпутаться из танцевальной ажитации? Никак. Особенно на закате симфонии, груди, восстановившей ровное дыхание, и жгучих ладоней, её покидающих, дающих знак, что всё закончилось, когда тотчас вновь стало холодно.*** Soundtrack Phoebe Bridgers – Halloween
Мими рассматривала что-то вдали. Пыталась отдаться своим мучительным мечтаниям, но выходило из рук вон плохо. Да и не получилось бы, поскольку знала, кто за ней стоит. Она-то точно не чувствует себя так, как Мими. Она свежая, сладкая, бодрая. Ей жмёт корсет, но она наловчилась это скрывать. Мими так не умела. Мими была готова раствориться, растаять, только бы не ощущать тяжесть. Ей, пожалуй, и сейчас хочется так сделать. – Твои мысли такая дрянь, – вздыхает та за её спиной и подходит ближе. Садится на край крыши, свешивая ноги, и вторит Мимионе – пялится вдаль. – Ничем не отличаются от твоего существования, – фыркает Мими в ответ. – Поправочка, – возражает Ости. – Я живу, а не существую. Мими фыркает вновь. Они молчат. В затишье Мими чётко чувствует, как внутри вновь начинает что-то зудеть и разгонять тревогу. А может и тоску. – Что тебе нужно? – Она поворачивается в сторону Ости. Та нисколько не изменилась. Коварная улыбка уступает место расслабленности. И вид актёрский уже приелся к Ости. Он впитался в неё, он – грязное пятно на белом покрывале, какое не вывести никаким пятновыводителем, даже самым химическим, разъедающим средством, просто потому, что Ости сама – химическая и разъедающая. – Я наблюдала за тобой, – отвечает демоница, откидываясь назад. – Я знаю. – Ты за мной тоже. – С чего ты взяла? – хмурится Мими и кривит губы, а после понимает, насколько бесполезна её уловка, и сознаётся: – если только немного. – Немного? Ты пялишься на меня каждый урок, каждый раз, когда мы сталкиваемся в саду, коридоре или холле. Мне даже кажется, что ты забываешь, как есть, когда я появляюсь в столовой. Мими не нравится этот разговор. Ей бы убежать, занырнуть в неизвестность, забиться в угол, укрывшись всеми одеялами мира и в тайне ждать его повторения. У неё дрожат руки, потому что она его ждала. Она надеялась на него все прошедшие пятнадцать лет, и ей до безумия необходимо запомнить его. Запомнить ритм сердца демоницы, её движения, её выражение лица, а после осознать, какой всё оказалось ошибкой. Чтобы больше никогда этого не повторять. И даже не надеяться, что разговор этот сможет повториться. Зайти с другой дороги, в другом месте, под другим предлогом, с другим появлением, не из-за спины, а, может быть, сбоку. – Что тебе нужно? – повторяет Мими. – У меня есть глифт. – Ости протягивает ей бутылку. Мими смотрит на него непродолжительно и отворачивается. – Во мне есть глифт. – Ты шустрая. – Многозадачная. Они смеются, а после, почувствовав возродившуюся былую близость, затыкаются, неловко отворачиваясь друг от друга, но вновь смотря в одну и ту же сторону. Ости откупоривает бутылку, Мими прикусывает губы, смотря беспокойно то вдаль, то куда-то вниз, где виднеется затянутая мраком поляна. Звон стекла и звук первых глотков подталкивают её для нового вопроса: – Почему ты не у Бельфегора? – Смотреть на возрождение нечисти и здесь можно, – с каким-то намёком отвечает Ости и смотрит на Мими. – К чему клонишь? – Здесь даже приятнее, – демоница обворожительно улыбается. – О чём ты? – О тебе. – Так я, значит, нечисть? – возмущается Мими. – Самая невыносимая, настоящая нечисть. – Она, не переставая улыбаться, протягивает бутылку Мими. Та выхватывает её из рук, делает пару жадных глотков, рассчитывая на успокоение, но ещё больше распаляется. – Я обещала себе не повторять прошлых ошибок, – говорит Мими в пустоту, пытаясь игнорировать присутствие Ости. – Ты о Кимейесе? – Я о своих ошибках. Хочу сдержать своё обещание. Хочет и отказаться от её компании. Встать и уйти на дрожащих ногах. Или на таких же дрожащих крыльях улететь куда подальше. Она не против и в отцовский дом вернуться, чтобы глазеть на народ и мать, обречённо сидящую во главе стола и ждущую, когда это закончится. Там бы она никаких ошибок не совершила. Прорыдала всю оставшуюся ночь, запершись в своей комнате, – да, но кто знает, чем закончится ночь, которую она проведёт вместе с Ости? Вместе с её ногами, незаметно прижавшимся мягкой холодной оголённой кожей к её? Вместе с её улыбкой, завораживающей и острой, так медленно приближающейся к её лицу? Вместе с её чёртовым запахом, въевшимся и до сих пор не забытым? – Тебе лучше уйти, – набравшись решимости, проговаривает Мими на вдохе. – Чтобы ты не совершила прошлых ошибок? – Чтобы я не совершила прошлых ошибок. – И ты их не совершишь? – Ости заглядывает Мими в лицо. Её глаза сияют, как сияли глаза Змея-искусителя перед соблазнением несчастной Евы. Она сама сияет. – Не совершу. Потому что, что бы не скажи Мими, Ости знает наверняка – совершит. Точно совершит.***
Место у стены, где стоял комод, утащенный в школу, потускнело. Комод – единственное, что Ади готов был тащить за собой в места своего обитания. Жёлтой кромкой выделялись его очертания на отсыревшей стене. В углах даже чернела плесень. На неё Ади за многие столетия научился не обращать внимания. Её никак не вывести. И прошлую жизнь, проведённую в стенах Ветхого замка, тоже не вывести. Она всё ещё здесь. На этой кровати, одной и единственной, не сменяющейся, сколько бы экономка не пыталась уговорить Адиэля поменять своё лежалище. Спит, прикрытая залатанным одеялом. Ади всегда нравились старые вещи. Жизни он хотел новой, но вещи – исключительно старые. Напоминающие о чём-то, меланхоличные, вещи с историей. В его комнате все вещи с историей. Кушетка, например, на которой спали время от времени сменяющие друг друга беспризорники. Ости не разрешала заходить в свою комнату. Асми было плевать – только на глаза не попадайтесь. А у Ади всегда был гостиный двор. Ему это не мешало. Он так пытался скрасить своё одиночество чужим присутствием. Он прошёлся по периметру комнаты, заглянул в ящик стола, тотчас судорожно захлопнув тот, – внутри желтели его рисунки. Неказистые портреты матери. Она умерла, не успела портретная живопись проникнуть в Ад. И он всё время пытался запечатлеть её в местах понадёжнее детской памяти. Только никогда не получалось. Единственное изображение матери при жизни – роспись на вазе, самим Ади разбитой по неаккуратности. Благо, изображение не пострадало, и материнский профиль так и лежал в тумбочке у кровати. Он достал его, покрутил глиняный осколок в руках, измученно вздохнув. Настоящее издевательство – она умерла два тысячелетия назад, а единственное, что осталось – кусок вазы, никак не сумевший передать её личность. Никакой мечтательности, никакой мягкости и доброты. Только острый профиль, намекающий, в какой доисторической эпохе берут корни его воспоминания. В тайнике, затаившемся между книжных полок в стеллаже у камина, Ади нашёл жестяную банку с дядькиным табаком. Та всегда там лежала. Необходимый запас. Скрутил самокрутку, сделал пару тяжек, поморщившись от горечи табака, и развалился на кровати, смотря в почерневший потолок. Ещё одно воспоминание: штукатурка и лепнина взрываются под воздействием кристаллов, которые он в злости посылает на бедный потолок. Всё сыпется, дрожит, по коридору кто-то суматошно начинает бегать, гадая, в какой комнате и у какого непоседы что-то стряслось. А он лежит на кровати с горящими от злости глазами, и повторяет свои манёвры до тех пор, пока дверь не открывается и его не начинают отчитывать за плохое поведение и вандализм. Со временем все свыклись и сразу, но уже нерешительно, в первую очередь входили в его комнату, робко спрашивая, что случилось. Потому что в один день, прямо перед носом служанки, та же участь настигла и дверь, и теперь на её белой, раздутой от влаги, деревянной поверхности зияло чёрное пятно. Белое полотнище тут же дало о себе знать, завибрировало, забурчало в стеснении наличников, и, не дойдя до важного скрипа, приоткрылось, вливая в комнату полоску коридорного света. Следом втиснулась и голова служанки, тотчас воскликнувшая: – Батюшки! А я и не знала, что вы здесь бродите! И курите, какой кошмар! – Взгляд её с возмущённого за миг переменился на любопытный. – Что это у вас? Само… – Самокрутка, – спокойно ответил Ади. – Интересная вещица, да? – спросила она, подбираясь ближе. – Не особо, – сказал он, прокрутив в пальцах тлеющие остатки, и сразу же спалил. – Давно вас здесь не видно. Да и в этом крыле, какой год пустует… – Она опечаленно вздохнула, присаживаясь на кушетку. – Только в коридорах прибираю. – Она обвела комнату горьким взглядом, и, меняясь в настроении, уставилась на Ади. – А какой же вы!.. – Какой? – Взрослый. Копия родни. Только ваш Барбатос выделялся. Чернявенький. – Она в очередной раз вздохнула, не изменяя своей привычке. Сколько Ади знал Фелицию, она всегда относилась к обитателям замка, как к детям. Даже к тем, кого сам Ади считал взрослыми. Стоило только Бельфегору намериться скрыться по делам, Фелиция бежала ко входу быстрее всех, чтобы проконтролировать, тепло ли оделся господин. – А я ж, знаете, и думаю, что это за негодяй сюда пробрался, чуйка-то у меня острая. А это ж вы! Ади усмехнулся. Чуйка Фелиции на энергии действительно была острой. В отличии от зрения. Да и память, постоянно подводившая, всё никак не подсказывала, что Ади она видела в начале сентября. – А где дядя? – Ади приподнялся на кровати. – Дядя? – Фелиция засмущалась. – Он захворал, не очень хорошо себя чувствует. Ты только не говори ему, что я сказала. – Она замолчала, задумалась о чём-то, но после кивнула сама себе головой. – В Синей зале он. – В Синей? – переспросил Ади, не веря услышанному – Синяя зала – одно из тех мест, которое обитатели замка постоянно избегали. – Постоянно теперь там торчит. И не пускает к себе никого. Плохо ему. – Понятно, – пробурчал он в ответ. И тут же решил, что обязательно навестит его. Только спровадит Фелицию, попытается ускользнуть под каким-нибудь предлогом от её острого носа. Это оказалось несложно. Сложнее было осмелиться войти внутрь Синей залы. Тёмной залы, пугающей, с застывшим ароматами затхлости, плесени и сырости, к которым привыкаешь, когда живёшь в замке посреди болота, но от которого хочется сбежать, стоит только попасть в Синюю залу. Здесь они обострялись, здесь они жили, напитывали собой стены, здесь, посреди них, Ади с трудом сумел распознать силуэт Бельфегора, сидящего на софе впереди. – Дядя? – позвал он его. – Ты заболел? – Здоров, как чорт, – ответил бодрый голос. Ади приблизился к нему и замер от изумления – в кромешной тьме, когда только свет далёких болотных огоньков проникал через окна, Бельфегор сидел в солнечных очках, вытянувшись по струнке и сложив ладони на коленях. – Почему не на празднике? – Ади попытался сделать вид, что всё нормально, и встал перед демоном. – И отсюда я всё прекрасно вижу. Он его как будто не видел. Не обращал внимания, пялясь в никуда. Не двигался и никак не реагировал. Что-то пугающее засвербело внутри. – В солнечных очках? – Ади нервно отошёл от софы. – Трясина болотная тянет на дно, Не вылезти больше из недр её. Завяз ты в ней по уши, Влип, как в дерьмо! Бельфегор повысил голос, тотчас замолчав. Подвигал подбородком, будто что-то жевал, а после неловко проговорил: – Дрянная рифма. Заменить следует.***
Каких усилий стоило расцепить наконец руки и перестать пялиться друг на друга? Совершенно никаких! Так они и поступили, как только остановились. Посмотрели друг другу в глаза, ещё чувствуя сумрачную теплоту чужих ладоней в своих, да и отвернулись. Виктория – пряча лицо в несуществующем воротнике. Люцифер – во взгляде, томном и задумчивом, обращённом к кромке леса. Она ещё думала, что значат его шёпотом сказанные слова и любопытно подглядывала исподлобья. Признание в симпатии? Она, обычная непризнанная, нравится самому Дьяволу? Ответ настиг её тут же, не разреши она себе подумать подольше, – большей чуши и не придумаешь! Может, вырвалось это из него для поддержания атмосферы. Может, перепутал её с кем. – Вернёшься в общежитие? – наконец прервал тишину Люцифер. – А?.. Нет, хотела с Дилитром поболтать. – Ещё долго, – резюмировал он. – А ты? – Да. Вернусь. – Не любишь тусовки? Или боишься страшного леса? – Пропустил твою трансформацию из трясущегося кролика в бесстрашную дурёху. – Дурёху? – Да. Ты ничего не умеешь, ничего не знаешь, из преимуществ перед этим миром у тебя только бескостный язык. Какой напрашивается вывод? – Что ты ничего обо мне не знаешь. Да и вообще, нужно уважать анатомию, отсутствие кости в языке – абсолютно нормально. Хоть и сказала она это смело, но вышеупомянутый язык всё-таки прикусила – выражение лица Люцифера изменилось, и теперь выглядел он так, будто хотел ей треснуть. Он подвигал челюстью, усмехнулся, а после напряжённо посмотрел на лес вокруг, внимательно вглядываясь в черноту. Что-то его насторожило. Ветер завыл, аккомпанируя себе пугающим скрипом, заставив и Вики испуганно озираться вокруг. – Что это с тобой? – Она глянула на Люцифера, не меняющего своего сосредоточенного взгляда. – Здесь есть что-то? – Есть, – ответил он глухо, но спокойно. – И нам нужно этого опасаться? А те бессмертные? Ты же видел их? Кто это был? Хаборис? – Да, – так же немногословно ответил он. – На какой вопрос этот ответ? – На все. Вики опасливо сглотнула. Ещё раз посмотрела в сторону леса. Теперь ей вовсе не хотелось здесь находиться, да и до начала демонского сборища ещё уйма времени. Она отшагнула в сторону, спрятавшись за дьявольской ровной спиной. Думала, что так можно почувствовать себя в безопасности. Не помогло – ветер подул с другой стороны, завывая пуще прежнего. Вместе с ним, вместе с его дикими порывами, мельтешащими скрипящими деревьями, послышался шорох и хруст. И чьи-то хохочущие голоса. Вики даже позволила себе прижаться затылком к бордовому крылу, замереть и чувствовать, как гулко разносится пульс по её телу. А потом, когда в видимости показались два крылатых силуэта, она вдруг поняла, что спина у Люцифера расслабилась, и сам он выдохнул, поворачиваясь в сторону прибывающих бессмертных. – Что вы тут делаете? – крикнул он. – Гуляем, – ответил подозрительный женский голос. Рассекая серые во тьме струи пара, сначала показались женские ноги, облачённые в комбинезон, лихо обвитый кожаным плащом. А потом и лицо, знакомое лицо Адель, ставшее строгим и сухим. Скулы её очертились, пропала ямочка на щеке, глаза, синие и бездонные, мерцали чёрным стеклом. Следом за ней показался и Эдвард, сопровождающий своё появление шипением змеи, расположившейся на его шее. – Как вам мой хэллоуиновский костюм? – задорно спросил он, мигом сметая напряжённую обстановку. – Она настоящая? – взвизгнула Вики. – Хочешь погладить? – Он протянул ей руку, на плече которой лежала змеиная голова. – Где ты её взял? – сухо спросил Люцифер. – О, прикольная история! – оживилась Адель. – Идём мы, значит, по лесу, а тут на меня с ветки сваливается это жёлтое чудовище! – Она её чуть не прибила, – перебил Адель Эдвард. – Я бы разорвала её на кусочки. Надо же так напугать! Но этот мерзавец вовремя меня оттащил. – Скорее её стащил с тебя, – вставил Эдвард. – И очень долго они друг на друга пялились, а потом она залезла ему на плечи, и он сказал, что это отлично дополняет его образ. Так мы и ходим: баба в костюме сетки и гангстер-защитник-природы. – Неплохой костюм сетки, кстати, – одобрительно хмыкнула Вики. – Ты тоже ничего, – подмигнула ей Адель. – Многие думают, что кожа у змей холодная и склизкая, но на самом деле это вовсе не так, – сказал Эдвард, пока Вики завороженно всматривалась в два чёрных глазика. – Они холоднокровные, это да, но любят тепло и солнце. Эта родом из адских пустынь. Удивительно, как она здесь оказалась. – А она не укусит? – спросила Вики, неуверенно приближаясь ближе. – Ты для неё просто тёплое дерево. Укусит, если попробуешь напугать. – И она не ядовитая? – Ядовитая. Вики замерла, уставилась на Эдварда, уже осторожно тянула руку, но остановилась. – Да не бойся ты так! – захохотал он. – Яд Дезертума не смертелен. Демоны его даже используют, как наркотик. – Какие ещё штуки вы используете в своём мире? – насмешливо заинтересовалась Виктория. – Слюну суккубов, как афродизиак, – усмехнувшись, ответил Люцифер. – Твоё любимое – прах мертвецов? – Толкнул Эдвард плечом Адель. – Только по работе, – отмахнулась она. – Ты ешь прах мертвецов?! – удивлённо воскликнула Вики. – По работе, говорю же. Мне вообще ничего из этого не нравится. От яда жуткое похмелье, ещё смотря какой яд попадётся. У них же разные эффекты. А глифт – вообще жуткое пойло. Змея, всё время спокойно лежащая на плече демона, вдруг оживилась. Подняла голову, высунула язык, смотря прямо на Вики. – Она тебя нюхает, – сказал Эдвард. – Языком? – Нужно было смотреть больше передач про животных, – хмыкнул Люцифер. – Ты-то у нас любитель, – усмехнулась Адель. Он зорко на неё посмотрел, прищурившись так, точно у них была какая-то общая тайна. – Если боишься, лучше не лезть, – наконец отрезал Люций. Слова, которые должны были стать предостережением, прозвучали вызовом. И Вики, яростно глянув на Люцифера, смело протянула руку к жёлтой голове. Змея поддалась, медленно переползая на её руку. Дойдя до шеи, она ещё раз вытащила острый язычок, быстро шикнула и поползла дальше. – Она и вправду тёплая, – восторженно пролепетала Вики. – И очень лёгкая. Свесившись с плеча, змея пролезла под крыло, потёршись кожей о мягкие перья, щекоча спину. Приятное лёгкое прикосновение вызвало только холодок и мурашки, разносящиеся по всему телу. Вики вздрогнула и ахнула, прикрыв глаза. Совсем расслабившись, она совсем пропустила, как острые зубы впились в лопатку под основание крыла. Действительно, кто бы мог подумать? Боль. Отчаянный крик. Адель, быстро среагировавшая, оторвавшая потоком воздуха клыкастую хищницу и сбросившая её в бассейн с водой. Люцифер, захотевший помочь, но не успевший вовремя. Эдвард, совершенно растерявшийся и не знающий, что делать. И Вики, с затуманенным взглядом, с пульсирующей болью в спине, разрастающейся и увеличивающейся, начинающая терять сознание и сползать к земле. Люцифер подхватил её, похлопал по щекам. – Уокер! – крикнул он. Она его уже не слышала. – Дерьмо! Что за идиотская идея брать ядовитую змею из леса, в котором она вообще не должна быть?! – Я не знаю. Я говорил с ней, всё было нормально, – оправдывался Эдвард. – Чёрт, мне так жаль. Что… что делать? – Слушать меня с самого начала? – сухо и насмешливо спросила Адель, стоя у бортика бассейна и смотря, как извивается желтоватое тельце в горячей воде. – Нужно унести её отсюда, – строго сказал Люцифер. – Я… я… – задыхался Эдвард, – я позову Дилитра. Он должен что-то придумать. У него наверняка есть какое-то противоядие. Мы что-нибудь придумаем. – В мои покои. А ты – стой здесь, – обратился Люций к Адель. – Сама знаешь, что это могло быть. Эдвард умчался сиюминутно, не успел даже услышать обращение к Адель. Люцифер было захотел, не церемонясь, перебросить Уокер через плечо, но понял, что так не удобно лететь, и смягчился – поднял её на руки. Адель, посмотрев вслед улетающему Люциферу, отчего-то ухмыльнулась. Взгляд, возвращённый к бассейну, грозно засверкал чернотой. Она села на землю, свесив ноги в воду. – Ну что, подруга, нам предстоит пренеприятнейший разговор. – Жестокая усмешка омрачила её лицо – Эдвард ненароком успел просветить, что Дезертумы не переносят воду.***
– Готово, – сказал Дилитр, выпрямляя спину. – Сейчас без сознания. Но скоро может прийти в себя. Не давай ей вставать, пускай выспится. – Понял. – Люцифер кивнул головой. – Может лучше отнести её в комнату? – За их спинами мельтешил Эдвард и всё переживал, что стал причиной произошедшего. – Здесь безопаснее, – отрезал Люций. – Что значит «безопаснее»? – подхватил Дилитр. Люцифер осмотрел демонов. В темноте казалось, что невозможно разобрать, насколько был нахмурен Дилитр и как обеспокоен Эдвард. Но Люцифер и без их лиц знал, что каждый находится на рубеже спокойного состояния. И ещё знал, что несмотря на всё произошедшее, этим двоим можно в чём-то доверять. – Есть вероятность того, что это не случайное совпадение, – сказал он. – Не случайное, значит. – Дилитр качнул головой и посмотрел на Вики Уокер. – И кому же, интересно, понадобилось так травить её? – Ты же не… – неуверенно проговорил Эдвард. – Нет, – переубедил его Люций. – Я не думаю на тебя. Мы восемнадцать лет знакомы, и за это время ты меня ни разу не подводил. Лучше вернись к Адель и помоги ей. Эдвард кивнул, помялся напоследок, пробубнив о своей надежде на благополучный исход, и скрылся в дверях. Дилитр тоже засобирался уходить, заматывая в свёрток шприц и крутя в руках опустевшую склянку с противоядием, не зная, куда её девать. Перед выходом, кивнув Люциферу, он остановился. – Знаешь, у противоядия могут быть немного странные… последствия. Ты с ней поаккуратнее. Она мне нравится. – Он улыбнулся, поджав губы, и вышел. Люций, пройдясь по гостиной, вернулся в спальню, осмотрел спящую Уокер с головы до ног. На ногах цокнул и, не отдавая себе отчёта, снял её туфли. Хотел уйти назад в гостиную, развалиться на диване и думать о чём-нибудь пол ночи, но не успел сделать и шагу, как что-то подтолкнуло его назад к кровати. Он долго смотрел на непризнанную, а после, отправив с каким-то неизвестным бедолагой черта, поднял край покрывала с левой стороны кровати и накинул его на Уокер. Чуть погодя, пыхтя от неиспытанного доселе изнеможения, проделал то же самое с правой стороной. И, будучи совершенно недовольным собой, сел в кресло, рассматривая проделанную работу, – небрежный конверт с непризнанным содержимым.