***
– Тишина! Удивительно, что добрая часть учеников уже на каникулах и разъехалась по домам, а они всё ещё умудряются воспроизводить шум таких объёмов, что Геральд вынужден кричать. Хотя ему, безусловно, хочется орать на них благим матом. А ещё прокурить все лёгкие, напиться до беспамятства и забыть о дурдоме, привычкой устраивать который обзавелись все в этих стенах. Даже, отчасти, и он сам. – Спрошу один раз. – Сегодня он станет их сущим кошмаром. Даже если виновника взрыва на задворках Туманного леса здесь и нет вовсе. Но ему хватило вчерашнего. Вчера они лишились тренировочного зала, полосы леса возле озера, готовы были схоронить двоих из сильнейших учеников, которые всё это и устроили, получили дозу геморроя от Фенцио, прокряхтевшего и проворчавшего весь день, и порцию головной боли от Кроули, который только её и умел вызывать, получив через пару часов после инцидента письмо размером с талмуд, в котором, сквозь ахи и охи, серафим выразил глубокое разочарование педсоставом, допустившим этот непозволительный инцидент. «Так что, решение вопроса об отоплении замка откладывается до лучших времён, пока я не найду подходящие ответы для комиссии Цитадели воспитания и образования детей божьих». – Кто? Никто. Никто не ответил. Да и половина не поняла, о чём он говорит. – Кто. Это. Сделал? – Геральд говорит сквозь зубы. И дышит, и живёт даже, там, погребённый в пасти идиотов из Поднебесной столицы, которые, только волю дай, сожрут их всех с потрохами. Потому что… – Профессор! – В кабинет впорхнула Мисселина. Она даже при таких обстоятельствах умудрялась порхать. Это вчера она дышала с трудом, а сегодня, несмотря на случившееся, в ней утрамбовано и второе, и третье дыхание. – У вас потеряшка. – С добродушным лицом она отскакивает в сторону, пропуская Адель Стоун, и, пока демоница идёт к своему месту, пристально смотрит Геральду в глаза, что там и без лишней мысли всё становится ясно, но в довершение манит его пальцем к выходу, терпеливо дожидаясь, пока он выйдет. – Я нашла её у входа вместе с тем духом, который постоянно за ней носится, – почти шёпотом, еле слышно, чтобы никто из учеников не подслушал. – И мне вовсе не нравится её внешний вид. – Соглашусь, такие женщины на любителя. Оплеуха не заставила себя ждать. – Что я такое сказал?! – Красота не в виде внешнем, а в даре, дарованным Отцом нашим, и в чистоте души! – И в чувстве юмора, которое Отец ваш засунул себе в… – Ещё слово!.. – Спасибо, что вернули мне этот ценный артефакт. За сим откланиваюсь. – Постойте. Я к другому вела. Она и её одежда… Они такие грязные, как свиньи в подворьях Эмиллиума, – Мисселина шипит с возмущением. – И я готова с языком попрощаться, если это никак не связано с тем, что произошло. – С языком вы попрощаетесь, если вдруг Велиал узнает о доносах на свою любимицу. – Язык Мисселине пришлось прикусить, но ненадолго – порой в делах ей решимости не занимать. – Так что не болтайте попусту, но за информацию спасибо. – Он поклонился, покинув коридор. «Только вот как эту информацию применять с ней – большой вопрос» – прозвенело в уме. – Надумали? – Короткая заминка, случившаяся на его лице, придавшая ему растерянности, покинула эти сухие черты тут же. – О чём речь вообще? – подаёт голос Адель. – У меня вопрос! – с задних рядов отзывается ещё один голос. – Есть ли у вас подозреваемые? Какова вероятность, что могло произойти что-то трагичное и серьёзное? И может ли это быть как-то связано со вчерашним? Это Маргарет, дочь Скита, обезумевшего после войны. Они из тёмных пророков, прожили всю жизнь в Долине, в Игнии, поселении недалеко от Ангвара. Геральд сам оттуда, и прекрасно помнит историю этой семьи. Дорога из Воланда как раз проходит через Игнию к Ангвару, и после войны та скорее напоминала забитый доверху склеп, чем место, по которому когда-то гордо маршировали тысячи солдат. Уже позднее, когда дотлели последние поминальные костры, а вечные огни утратили сияние, растворившись в пепле ангварского неба, телеги трупов мерещились Скиту на мостовых, порой, проходя мимо одного и того же места, ему казалось, что она там и стоит, совсем нетронутая, а гора мёртвых тел разлагается под жарким воздухом Долины Вулканов. И никому нет дела. Совсем. Когда приходилось выезжать из города, он видел бурю пепла, пожиравшего Воланд. Бывая в Гуфрите, ему мерещились Воландские равнины, цветущие, дышащие и живущие, а после видений приходил в себя, обречённый увидеть только серое полотно, схоронившее всю пышность края. И вот однажды, когда дочь обмолвилась, что видит те же картинки, что и папа, он, испугавшись, что её ждёт та же участь, выколол спицами для вязания ей глаза. – Три, – скупо отвечает Геральд. – Простите… – не понимает Маргарет. – Три вопроса. Никак не один. Но энергии Мэгги не занимать. Точно вместо глаз спица угодила прямо ей в задницу, да там и осталась на веки вечные, превращая демоницу в сплошную занозу. Видений у неё не было, но остались чувства и голоса, которые разобрать она не в силах. А ещё привязанность к правде, которую она, вылезая из и залезая в любые щели, готова отрыть, точно слепой кротёнок. – Вы все должны понимать, – разносится учительским басом, – что в последнее время в стенах нашей школы произошло слишком много событий, за которые никто не взял на себя ответственности, так что будьте уверены – виновник этого будет найден и наказан со всей строгостью. «На какую мы остались способны» – недовольно ворчит внутренний голос. Он почему-то смотрит на Адель. Прикидывает, сколько энергии у неё осталось после вчерашнего дня, и смогла бы она провернуть то, что все они увидели на горизонте Туманного леса. Ответ приходит тут же – нет. Энергии у демоницы совсем мало, её нет почти, он это отсюда чувствует. Была ли она там – уже другой вопрос, на который, заглядывая вперёд, Геральд знает, ответа они не получат. – Вы во мне сейчас дыру прожжёте, профессор, – в дополнение, она даже и сдерживаться не пытается, откровенно заводя с ним диалог. – Это не я, если что. И вообще не понимаю, о чём речь. – Может, нам это и нужно? На холодную голову думается лучше. – Что вы имеете в виду? – Поможешь нам найти виновника. – Направьте прошение к Велиалу, профессор, – она корчит рот в ответ, пытаясь улыбаться. На другое Геральд и не рассчитывал. – И если вдруг он одобрит вашу затею, так и быть, я вам помогу. Она расплывается в улыбке. Улыбке, которую принято выдавать вместе с клыками, сопровождать режущим взглядом, выворачивая вызов наружу. Геральд не пойдёт на такое. И другим не позволит. Демоница могла стать отличной помощницей с её чутьём на чужие энергии, но она не станет, и Геральд прекрасно понимает почему. – Ости, где Уран? – Он наконец отрывает взгляд от демоницы, переводя его на дочь Барбатоса. Где-то в кабинете у Ади сжимается сердце от страха. Он бледнее белых стен, и его можно отличить только по рыжей макушке. – Не имею понятия. Собирался в Пандемониум после обеда, – облегчённо звучит в стороне. – В списках уехавших его не было. – Даром, что он единственный, кто не явился на собрание. И ещё один. Но на его отсутствие вся школа давно привыкла, он и не отчитывался уже какой год, что поделать – сын Сатаны – занятая профессия. – Значит, поменял планы. Его отец был вызван в Скентум Кальвиона. Они там все на ушах стоят и не понимают, что станется с Поднебесьем, если из-за изменения погодных условий с небес вдруг польются дожди или снег посыплется. – Думаешь, он отправился на встречу с отцом? – Не исключено. – Под столом в кармане Ости сжимает монету беспризорника и нагло врёт учителю в лицо. И, когда тот наконец отвлекается, искоса смотрит на Мими.***
Адель знает, что всю жизнь прожила в неволе, собственнолично загнав себя в золотую клетку. Золотой её можно назвать с переменным успехом. Но у неё было всё, а чего не было появлялось через какое-то время. Отношения с мужем из разряда доверительных, без интриг, драм и дикой страсти, всегда граничащей с безумством. Таких принято считать спокойными парами, всю жизнь держащихся друг друга, не тонущих в любви, не захлёбывающихся друг в друге, но вместе бороздящих её речные просторы на маленьком судне. Бок о бок. Весло к веслу. Никогда не попадавших в штормы и непогоду. Её гоняли всю жизнь. Сначала от одного родителя к другому, потом от них к её деду, в школе дразнили за рыжие волосы и веснушки, будто кто-то в действительности находил их настоящим уродством, соседи считали её странной и дикой. Такой одичалой кобылкой, отчего-то загнавшую себя в стойло. От слухов вяли уши: и что её муж монстр, и что их дети не видят ничего, кроме розг, и что они, пожалуй, какие-то религиозные сектанты, приспешники Дьявола, сумасшедшие, сбежавшие из психбольницы, по пути к свободе убившие кучу народа. Но правда была совсем другой. Ей нравилась её прошлая жизнь, ей нравился дом, лес вокруг, тихое и мирное существование без лихих скачек по карьерным лестницам. Она любила дурацкие ток-шоу, лошадей, далёкую от города местность, старую мебель, детей, мужа, и была счастлива. Она знала – стоит чего-то захотеть – она это получит. Легко. Она умеет добиваться своего. Она знает, как ходить – а этого, по её мнению, уже достаточно. Но идти ей не нравилось, бежать уж тем более. Кто виноват, что Адель Стоун предпочитала стоять на месте? Без развития личности, без какого-то там успеха, без головокружительных взлётов и падений. Ей нравилось стоять, широко разинув рот, разглядывая с наивностью ребёнка и счастливым упоением жизнь вокруг. Пожалуй, ради этого она бы стерпела любого мужа. Ей никогда не приходили в голову картины, где Кристофер оказывается кем-то другим. Ей с ним повезло. И если она его просто любила, то он её обожал. В их доме не было чьих-то правил. Со стороны – полный хаос и разруха, но в них они существовали, жили, воспитывали детей и были счастливы. Но, пожалуй, если у Адель спросить, вычеркни она из своей жизни Кристофера, и впиши кого-то другого, кто обязательно бы установил правила, начал командовать и заставил её подчиниться, она бы ответила, что подчинилась. Возможно, как-то по-своему. Иначе в рамках вся её жизнь пошла к краху. Возможно, она бы делала это, прогибая спину, но всё ещё держа её при себе. Возможно, она бы обросла своими тайнами и секретами, не сходя с острого лезвия. Возможно, так с ней и произошло, когда в её жизни появился Велиал, напрямую ограничивший её жизнь. И отчасти она подчинилась. Но отчасти обрела совсем другую, неизвестную раннее для себя черту, – управлять она тоже любила. Контролировать, распоряжаться чужими тайнами, чувствовать в себе начала совсем иного, неясного для себя толка, питаться в этот раз необузданной жуткой злостью, быть демоном. И демон из неё получился шикарный. – Ну и рожа у него! – Адель пнула лежащего носком ботинка. Уран не шевельнулся. – Бьёшь от души, ничего не скажешь. Как там говорят? «Сила есть – ума не надо»? – У нас так не говорят, – процедил Ади. Он прожигает её взглядом, почти горящими от гнева глазами, и недовольно косится на Мими, отчего-то стыдливо склонившую голову, но и сам трясётся перед демоницей, точно он её пленник. – Зачем? – спрашивает Адель у Ади, проведя пальцем Урану по лбу, где рана ещё не успела засохнуть и слабо кровоточила. – Он знал лекаря в Цитадели, который мог бы помочь Бельфегору. – Понятно. – Она пробует кровь на вкус и понимает – демон ещё жив, дочь Мамона не соврала. – Ты чувствуешь его энергию? – Мими влезает в разговор. Хотя разговором это трудно назвать. Допрос Адель не ведёт и всячески от него открещивается. Ей противна даже мысль, что она как-то связана с этим мрачным подлым местом, наречённым Гуфритом. Но как ни крути, налёт их риторики так и прилипает к её зубам, заставляя те скалить, выплёвывая мерзкие гадости. Она слишком долго там пробыла. Слишком многое увидела и многое знает. Это место – зараза, проклятый грибок, въедающийся в кожу, и сколько себя не намывай, выскоблить это не удастся. – Энергии в нём хоть жопой жуй, – так что гадости просачиваются наружу – что ж, она ничего не может с собой поделать. – Почему тогда я ничего не чувствую? Мими вдруг решает, что с ней можно договориться. Демоница знает этот тон, в нём сквозит шантажом и угрозами, но его можно сменить, отвлечь её, показать одну простую истину – они дети, не умеющие жить эту жизнь, совсем запутавшиеся в том, что хорошо, а что плохо. Она должна знать демонов и должна понимать их. Она не похожа на обычных демонов из Гуфрита, её кровь, безусловно, закалялась в стенах замка, но Адель Стоун не выглядит той, кто беспрекословно подчиняется Велиалу, завороженно высунув язык, как верная псина. К Велиалу у Мими свои вопросы, но внутренний голос подсказывает – у Адель их не меньше. – А ты, извини, ищейка? – в ответ осада. – Хотя даже ищейка не чувствует других энергий. Чёрт знает, что вы здесь натворили, но свои энергии стёрли. Скажете спасибо тому взрыву, о котором трепался Геральд. – Если энергии стёрты, как ты о нас узнала? – Ади нервно на неё смотрит. Ему не нравится, как она разговаривает. И у него есть на это все причины. – А ты ори меньше о том как ты, бедняга, заблудился в лесу. По спине демона прошёлся холодок. – Ты была здесь? – спросил он осторожно. – В каком-то роде. – В каком-то роде? Мы не видели тебя. – Потому что я не идиотка и не ору посреди леса на какой-то шар, что мои шары укажут дорогу вернее. Она слышала их. Может, даже видела. Ади в панике пытался прикинуть, могла ли она за ними следить. Как она там оказалась, его вообще не волновало, но она была рядом. И продолжала ли она быть рядом, когда они наткнулись на… Дьявол, ему совсем не должно быть дела до этого. Но он волнуется, чувствует ответственность за чужую тайну, о которой вовсе ничего не знает, и ощущает, как нагреваются ладони, сжимая их в кулаки. Адель вопросительно смотрит на него, видит, как от рук демона струится дым, и мгновенно мрачнеет – уж на это она никак не рассчитывала. В ней нет энергии. Напади он на неё сейчас – расколет, как высохшую скорлупу. Хаббл где-то рядом, но им жертвовать она не собирается. Она знала, на что пошла, её тон никому не понравится. Дело совсем того не стоит, чтобы так рисковать. Но ей надоело мелочиться и ходить вокруг да около, поэтому она давит из себя смешок и вздёргивает бровь. – Так что, ребятушки, вы берёте его задницу в свои руки и относите его в лазарет. – Нет уж, – процедил Ади. – Я не собираюсь… – Значит, соберёшься. – Я не буду относить его в школу. Это самоубийство. Сдаться с поличным? Ещё чего? Может, сразу тогда уж и голову на плаху положить? Даже если бы я был из себя весь такой высоких нравов, сжалился над ним и захотел спасти его жизнь, хер бы я это сделал, потому что… – Почему же? – Адель поджимает губы и сводит брови – издевается. – Потому что дяде, блядь, нужна помощь! – он почти взвывает и смотрит на небо, моля о благоразумии, – ему вовсе не хочется убивать ещё и её. – Моему тяте нужна помощь, он без неё совсем не сплавится и умлёт… – конючит Адель. – О дяде ты шибко позаботился, когда набивал рожу Урану? Или сильно ты заботишься о дяде сейчас, когда перечишь ищейке и дознавателю Гуфрита? – Ты не… – О, почему же? Да, я могу отвести вас прямиком в Гуфрит. Это вам не Башня, где учителя продолжат целовать ваши задницы. Да, преступление для Гуфрита слишком мелкое, долго вы там не пробудите, но нервишки знатно измотают. Хотя бы даже тем фактом, что с собой мы прихватим твоего сладкого дружочка и непризнанную. Как соучастников. – Она пожала плечами, растянув самую наглую из своих улыбок. – Так что ты будешь делать так, как я сказала. И если я говорю брать его за жопу и тащить в лазарет – ты берёшь его за жопу и несёшь в лазарет, иначе за жопу возьмут тебя. Я представляю Гуфрит на всех территориях Верхнего и Нижнего миров, и, мать твою, у меня есть полное право выпотрошить вас от мочевого пузыря до горла, если я, блядь, только заимею подозрение, что вы нарушили закон! Ади ошеломлённо смотрит на демоницу и прикидывает, если сейчас пару раз ударить её по голове, а потом подорвать её очаровательное, злющее и чуть усталое личико, как скоро её хватятся? Она с придурью, об этом все знают. Может, свихнулась в одночасье и свалила на Кэорские острова? Сбежала на Землю, истосковавшись по детям? Да даже здесь заблудилась. «Ох, как жаль, мы видели, как она заходила в Туманный лес. Думаем, от неё совсем ничего не осталось» – эту историю он расскажет кому-нибудь под самое утро, когда сюда никто не сунется, приправит слезливой речью, как будет горевать его дядя, да, он слышал, что она безумно талантливая, как жаль, что её больше не найти. Но пока не наступил рассвет, найдёт какого-нибудь зверя и скормит её труп. Об Уране тоже не забудет.***
– Тяжёлый, сука, – пропыхтел Ади, удобнее укладывая тело Урана у себя на плече. – А с виду кожа и кости. – Может, расскажешь свой план? – Мими покосилась в сторону Адель. На секунду она напомнила Мими ребёнка. С таким озорством в горящих глазах и собираются совершить какую-нибудь проказу. Они блеснули в ночной темноте и через миг погасли. Заискрились и тут же потухли. Но дикарка, искательница приключений ещё не погибла в рыжеволосой демонице. «Она просто мало пожила, – отмахнулась Мими от навязчивой мысли, что женщина с Земли ещё может жить, а она – нет, – сколько ей лет? Тридцать? Когда мне было тридцать...» Додумывать она не стала. Когда ей было тридцать, у неё было всё. И сейчас, перевалив возрастом за два тысячелетия, она растеряла это всё. Адель тоже теряет. Её жизнь ускользнула из её рук, но она как-то находит в себе силы бежать дальше с летящими волосами и горящими глазами. А Мими не может. – Я сама донесу его до лазарета. – И? – И? Этого недостаточно? Я возьму удар на себя. Вас там даже близко не будет. Ну, конечно, если вы хоть чуть сообразительны и додумаетесь унести ноги подальше от лазарета, когда я переброшу Урана через его порог. Ади резко остановился. Что-то не сходилось. Он ведь сообразительный совсем не на чуть-чуть. Это странно: она знала, что они сделали с Ураном, угрожала Гуфритом и сейчас почти за ручку ведёт их к школе, не забывая раздавать поучительные тычки для пущего раскаяния, но внезапно оглашает, что дальше они будут свободны. Какой самый очевидный шаг? Она станет их шантажировать, подкрадываться из-за углов и так широко улыбаться, что между зубов то и дело будет проскакивать «я-знаю-что-вы-сделали». Он сбросил Урана на землю. Размял плечо и выправил спину. Между деревьями, в просторе узкого пространства его фигура выглядела очень внушительной. И ему понравилось, что за его широкой спиной обнаружилась всего лишь маленькая Адель Стоун. Может, его первоначальный план не так и плох? «Дьявол, да она же без сил! – его внезапно осенило. – Сколько прошло времени после боя с Люцифером? Мы видели, как разорвался купол, и как они живого места не оставили в пролеске. Сколько у неё энергии? – Он попытался сконцентрироваться, отчётливо почувствовал энергию Мими, даже от Урана отдало влажным порывом солёной воды, но от Адель Стоун совсем ничего. – Что она затеяла? Зачем ей спасать Урана? Охотиться за нами? Просто так отпускать нас?» – Что взамен? – Он насупился, медленно поворачиваясь к демоницам. – Не поняла. – Адель чуть наклонила голову, нахмурившись. Что ж, она действительно не понимала. – Что ты хочешь от нас взамен? Она выпрямила шею и всмотрелась Ади в глаза. Ей хватило секунды, ему около двух: теперь она знает, что у него тоже есть план, что он тоже знает её секрет, – у Адель Стоун нет энергии. Когда все узнали о его способности, его не стали скопом уважать. Наоборот, демонята начали обходить его стороной, шептаться за его спиной, все парты в начальной школе вокруг него оказались пустыми, а те, кто всегда сидел подальше от учителя, внезапно решили пересесть поближе к учительскому столу. Ади недоумевал – отец всегда говорил: чем сильнее твой дар, тем больше уважения ты вызываешь. Первое, о чём подумал Ади, – друзья. У него была парочка друзей. Эйнор – сын Колбрука, из Огненного Передела, Долез – сын Чарити из Игнии, и Тардия – дочь Финлицио из Эльдурова Рока. Да, невесть что за друзья и невесть где, но он утешал себя мыслью, что они хотя бы есть. О них он перестал думать после смерти матери. А совсем забылся, когда отец уехал на две недели к дяде на Болота, а вернулся с Асмодеем. Он был старше него, сразу влился с школьный коллектив, девчонки шеи себе сворачивали, разглядывая его в коридорах, и, самое главное, ему на всё было плевать. Когда Ади шпыняли на тренировках, отбирали обед, или убегали после уроков, как от прокажённого, завидев, что он возвращается домой по той же дороге, что и остальные ученики, Асмодею было плевать. Он не вступался за него, хотя и делил с ним очаг, никак не помогал, не поддерживал и обескураживал своим равнодушием. Его уважали. Сначала парни за чудовищную силу, потом девчонки за умение с ними обращаться. Приятели отца бронировали ему место в Легионе, отец с ума сходил от нового приобретения, настоящего бойца, – как он говорил, и точно сам заразился от приёмного сына безразличием к родному. Но как-то оба они позабыли, что чудовище здесь вовсе не Асмодей. Он был силён, прекрасно управлялся с даром. Но что за дар у него был по сравнению с Ади? Сущий пустяк. Первый раз они сцепились дома. Асмодей забрал себе все удачные куски мяса, оставив брату горелые. «Не куксись» – сказал он ему, когда Ади увидел свою тарелку. «Не криви такую рожу» – добавил он, и Ади ему врезал. Врезал, опешил сам от себя, увидел свои дымящиеся ладони и час проторчал во дворе, не доставая рук из бочка с водой, не рискуя возвращаться в дом, боясь, что Асмодей всё расскажет отцу. Асмодей ничего отцу не рассказал. Второй раз произошёл на следующий день. Он возвращался из школы, почти дошёл до калитки двора, как услышал голоса. Асмодей нагнал его со своими дружками. «Знаешь, почему кухарка так отвратно готовит, братец?» – он оскалился, проскрежетав за спиной. «Потому что когда я её трахаю, ей совсем не до твоих харчей». Наверное, это было смешно, Ади не понял. Но вот что счёл совсем не смешным, так это плевок в лицо перед всеми. Всеми его, Асмодея, друзьями, стоявшими у него за спиной. Поэтому он опять его ударил. Ударил так, что у всех челюсти отвисли. И позорно сбежал, побоявшись ответа. Следующую неделю он ночевал в гостиной. Показывался перед отцом утром и вечером, а потом, пока никто не хватился, убегал из дома. В школе тоже не показывался, шляясь по окрестностям. Вставал, брал кусок хлеба и вяленого мяса и убегал из дома. Всю неделю. До тех пор, пока отцу не сообщили, что в школе его сын не появлялся уже девять дней. «Тебе требуется другое обучение» – спокойно известил отец вечером и избил его поясом от своего доспеха. Той частью ремня, закованной в железо, оставляющую чёткие, прямоугольные синяки. Такие чёрные, что к утру они не только не прошли, но даже не стали светлее, и с самого раннего утра сам приволок его в школу и зашвырнул за порог прямо под ноги учителя. В таком виде Асмодей его и увидел на школьной тренировке в тот же день. Его поставили в пару с Йеной, милой молчаливой девочкой с даром воды. Настроение у Ади никакого не было, поэтому он решил поддаться ей. Она толком ничего и сделать не успела, неуверенно плеснула под ноги ему какую-то лужу. От рассеянности Ади упал, поскользнувшись. Тут его и нашёл Асмодей. «Не знал, что ты такой бездарный, что какая-то девчонка смогла так избить тебя водой». Прямо из-под воротника рубахи чернел отцовский синяк. Да и челюсть, густо украшенная увечьями, не ускользнула от его взгляда. Ади ненавидел Асмодея. За отобранную еду, за украденное уважение у одноклассников, за потерянного отца, который точно утонул в новом сыне. За мать, о которой все позабыли, стоило ему, этому Адскому Святилищу, появиться в их доме. Но сам Асмодей и понятия не имел, в чью семью он угодил. Ади помнил его удивление. Оно каждый раз появлялось в его разноцветных глазах, когда они дрались. Но тот раз, самый первый настоящий раз, и был самым лучшим. Его удивление, когда он вскочил с мокрого пола, в мокрой одежде, с волосами, разлетевшимися в разные стороны, шипящими от воды ладонями, и вмазал ещё детским кулаком по его довольной физиономии. Асмодей отпрянул, не понимая, как такое вообще возможно. Ади ждать не стал, ударил ему ногой в живот. Потом ещё раз в челюсть. Асмодей упал, но от боли не корчился, просто испуганно пополз назад, а потом остановился, всмотревшись в глаза бегущего Адиэля, чувствуя, что всё это какое-то недоразумение. Обернулся на секунду на своих приятелей и увидел, что они улыбаются. Ему хватило секунды, чтобы разглядеть их обнажённые зубы, улыбку, застывшую на лицах его друзей. Страшные, пугающие улыбки. Им было весело. Поэтому, когда Ади оставался до него один шаг, он тоже упал, извиваясь на полу от боли. «Я могу заставить тебя обмочиться, братишка. Одна мысль в моей голове, и ты напустишь огромную лужу перед всей школой. Я могу это проделывать каждый день, и ты нихрена с этим не сделаешь. Я заставлю тебя ссать под себя каждый адов день. Даже когда ты вырастешь, свалишь от нашего папаши и перестанешь звать по ночам свою дохлую мамку, я всё равно буду продолжать это делать». Кому-то могло показаться, что этим дело и кончилось. Асмодей договорил, поднялся на ноги, посмотрел пару мгновений на демона, ещё не успевшего стать братом. Только вот договорить он не успел. Да и на ноги он не поднимался. Он вскочил с пола, испугавшись. Глаза у Адиэля горели. Горели всё время, но стоило тому обмолвиться о его матери – они тут же запылали. Поэтому Асмодей поспешил поскорее оттуда убраться. У него ещё не так получалось маскировать всё на свете, поэтому его походка, наречённая быть уверенной, походила скорее на испуганные пружинистые прыжки. Его новая семейка – чокнутые. Все двинутые. Мужик ему сразу не понравился. Но он был богатый. У Бельфегора они тоже не бедствовали, но там приходилось делиться, быть якобы семьёй, поддержкой, бла-бла-бла. А здесь, в этом новом «доме», можно было забрать всё. Ни с кем не делиться. Даже с этим рыжим недоумком. Он ему тоже не понравился. Молчаливый, угрюмый, обжористый, и он видел реакцию других на него: как от него убегают, рассыпаются в стороны, никогда не ходят по одной дороге, не сидят за одной партой. «Ты живёшь с этим придурком? Какой отстой!» – растягивал почти каждый детский рот на перемене. Асми спрашивал у них, кого он зарезал. Может, перегрыз горло, или сделал что-то ещё такое ужасное, от чего его все боятся. Но никто не отвечал. Говорили про его дар, и на этом всё заканчивалось. Асми так и не смог понять, почему его боялись. Он делил с ним одну спальню, очаг, отжал внимание отца, переманил в свой легион всю их прислугу. Но Ади никак не реагировал, и Асми ходил в недоумении, чего же натворил этот парень. А теперь, завидев его разъярённые глаза, Асми понял. И тут же почувствовал. Его крепкую хватку на лодыжке, жгучую боль и запах палёной ткани. Это даже был не взрыв, так, подготовительный этап. Лёгкая проверка. Он подтащил его к себе, дёрнул на себя так сильно, что Асмодей упал, ударившись лицом о каменный пол. Асмодей хотел применить свой дар, заставить его зарыдать от боли, но не успел. Сначала брыкался и пытался спихнуть Ади с себя, ударить его, но тот просто схватил его за грудки и припечатал к полу, а потом Асми увидел приближающийся к его лицу кулак, почувствовал, как пол под спиной меняется, становится колючим и хрупким, точно он был сделан не из гладкого камня, и зажмурил глаза, пытаясь вырвать свои руки из хватки брата, чтобы защитить лицо от удара. Но никакой боли не было. Асми её не почувствовал. Отрубился сразу. Учителя прибежали на вопли детей через минуту, обнаружив весь тренировочный зал в саже и копоти. С прохода на них чуть не свалились обугленные гербы. В углу нашлась горстка испуганных до смерти детей в обгорелой одежде. А в центре зала они нашли Ади и Асмодея. Ади, с которым ничего не произошло. И Асмодея с обожжённой левой частью лица, и огромную дыру в полу рядом с ним. Он не хотел подрывать его голову. Нет, раздери Дьявол. Он промазал. Промазал намеренно. Даже вовсе не хотел его подрывать или делать с ним что-то такое, от чего потом получил очередную взбучку от отца. Но не смог остановиться. Весь удар пришёлся на пол. То, что стало с лицом Асмодея, – лишь остаточная волна взрыва. Даром, что когда Ади всё понял, прикрыл того своим же плечом. Но Асми и так досталось. В первую очередь от последствий. Позже из его лица и шеи достали около двенадцати осколков. Двенадцать каменных осколков. Досталось и самому Ади. Примерно через час. Когда все в школе ему известили, что он чудовище. Когда отец забрал их из школы и сказал, что вырастил монстра. Не в том ключе, в каком мог сказать демон, перебивший сотню ангелов во время войны. Демон, назвавший своего одиннадцатилетнего сына монстром. И он был монстром. Загнанным в угол, напуганным монстром, который провёл всю жизнь в оковах, в этом своём сером углу, смотря на других только со стороны. И он их не жалел. И если бы в том месте, где в земле ещё остались отпечатки женских ботинок, а сама почва покрылась серебристыми кристаллами, стояла демоница, её бы разорвало на куски. Но её там не оказалось. Ади обернулся – рыжей стервы нигде не было. Он сжал руку в кулак, кристаллы исчезли с земли. Мими испуганно смотрела на пустое пространство рядом с собой, где ещё недавно была Адель. – Ты собрался её убить? – её голос дрожал, и всё висело на волоске. Демоница была где-то рядом. Сердце у Мими быстро забилось, она пыталась разглядеть её между деревьями, но в темноте ничего не видела. Единственная полоска света маячила среди стволов – школа близко, они почти дошли. И первый утренний свет серым туманом стелился по земле. А вокруг ни шороха, ни звука, но Адель здесь, Мими это чувствовала. Вокруг стояла такая тишина, что Мими услышала, как тяжело дышит Ади. – Мне надоело, что… – договорить он не успел. Задрал голову вверх, услышав, как скопом ломаются и трещат ветки у него над головой. Среагировать тоже не успел, что-то, чей-то кулак с огромной силой ударил его прямо в лоб. От удара Ади упал на землю, почти потерял сознание, звуки эхом то удалялись, то приближались к нему. Не звуки даже, а грохот. Грохот деревьев, скрип и вой ломающихся веток, чей-то визг. Не его визг, того, другого, кто ударил его в лоб и переломал себе всю кисть – лоб у Ади крепкий. Он не вырубился. Попытался сжать пальцы, почувствовал под ними мягкую рыхлую землю. Не твёрдую и каменистую, чуть размякшую от влажности и опавших листьев почву, на которой они стояли мгновениями ранее, а ту, какая бывает, когда её вспахивают перед посевами. Попытался открыть глаза, от боли они жмурились сами, и Ади пришлось приложить усилия, чтобы немного приоткрыть веки. Когда у него получилось, он увидел над собой свисающую вниз грязную руку. Ударом его вогнало в землю, а сверху, не шевелясь, свисала кисть Урана с тощими пальцами. Ади сел, опять зажмурил глаза, в ушах зашумело, он заткнул их пальцами, почувствовав, как те уткнулись в какую-то жидкость, растёр эту жидкость между средним и большим пальцами и поднёс к носу – кровь. У него из ушей текла кровь. И что-то там гудело, и вопль не прекращался. Он приоткрыл глаза, увидел, как яркий холодный свет расцветает на зелёной поляне впереди, как роняет первые лучи на серые стены школы, и подумал, что нужно поторапливаться. Нелепо обернулся назад, всё ещё не рискуя открывать глаза широко, увидел, как сидит Адель, громко матерясь и прижимая израненную руку к своему животу, как недалеко от неё пытается привстать Мими, но у неё отчего-то не получается, и она дёргает ногами по земле. Мими тоже досталось. Ударная волна отбросила её к дереву, стукнув об широкий толстый ствол. Тело упало вниз, протаранив собой голый куст, но каблуки ботинок зацепились за ветви, и Мими ударилась лицом об землю. Нос саднило, но это ничего. Комья рыхлой земли попали в рот. Она разодрала себе всё лицо, и чувствовала, как болит кожа головы, из которой только что выдрали приличное количество волос. Но хуже пришлось ногам: она ощущала, как левое колено наткнулось на какую-то толстую ветку, и та вонзилась ей в голень, чувствовала, как горячая кровь бежит вниз и капает с оголившегося живота, которым она лежала на холодной земле. Она попыталась дёрнуть ногами, приподняться на руках и протолкнуть себя вперёд, чтобы вытащить свои ноги из куста, но только лишь сильнее вогнала в свою голень сук. Увидела, как приподнялся Ади, и захотела попросить его помочь, собралась с силами, чтобы сказать что-нибудь, но только лишь жаркий пар вырвался из её рта вместе с бессвязным хрипом. Вновь собралась с силами, обернулась назад, поняв, что левую ногу можно освободить без усилий, приподнялась на локтях, напрягла ногу, и бедром проломила ветки. С правой пришлось труднее: она вновь ей дёрнула, но без толку. Новая струя крови потекла к животу, западая в пупок. Подцепила каблуком левого ботинка мешающиеся ветки и с усилием сломала их. Посмотрела на Ади, сидевшего в яме и ни на что не реагировавшего, на лежащего рядом с ним Урана, на Адель, покачивающуюся на коленях, убаюкивающую свою руку, обернулась назад и поняла, что другого выхода нет – ей никто не поможет – и с силой дёрнула левое колено вниз, чувствуя, как рвётся её кожа, а потом закричала, что было сил. Отползла на руках в сторону от проклятого куста, ещё раз посмотрела назад. На ветвях, зацепившись за сук, болтался кусок её мяса. Её ноги. Кровь лилась по штанам, затекала в ботинок. Мими попыталась встать, но упала. Поползла к Ади, который, щурясь, смотрел на неё, но точно ничего не понимал. А потом услышала какой-то шорох и треск и испуганно обернулась. Под деревом, об которое она ударилась, стелилась чёрная дорожка между пухлыми корнями. Та дорожка, по которой постоянно что-то таскают себе в нору. «Это нора, мать твою» – промелькнуло в её голове. «Кто-то живёт под деревом. Дерьмо. Вот дерьмо!» Она подскочила на ноги, не чувствуя боли. Попятилась назад к Ади, всматриваясь в темноту норы. Медленно обошла яму и ткнула Ади в плечо. Адель что-то проскулила. – Заткнись! – зашипела Мими. – Там есть кто-то. – Она ткнула пальцем под корни деревьев. Адель тут же успокоилась и обернулась. – Это лесной мозгоед, – прошептала Адель. – Прячется в норах под землёй, а на охоте запрыгивает тебе на лицо и высасывает мозги вместе с глазами. С виду милые и пушистые, но на самом деле… – Ты совсем дура? – шикнула Мими. – Сваливаем отсюда. Быстро. Ади, поднимайся. Хватит сидеть, вставай. – Она схватила его за руки и потянула наверх. Ади не поддавался. Приложило его достаточно. – Без лишних движений, – послышался другой, незнакомый Мими голос. – Лесные мозгоеды очень опасны. Замри, – приказал он ей, и она повиновалась, сама не зная почему. Неизвестный ей мужчина появился на тропе. Он был без крыльев, в чёрной кожаной куртке, какие носят на земле, точно сошёл с обложки фильма про красавчика-байкера, и очень странно ходил, не издавая ни звука. Мими присмотрелась: его обувь не касалась земли, он мягко ходил по воздуху, приближаясь к ним. А когда на его пути оказалась сломанная Мими ветка, его части тела просто рассоединились, туловище отсоединилось от ног, и он прошёл сквозь куст, не задев его. И в просвете между торсом и ногами, Мими увидела золотое свечение, жёлтые крупинки света. «Спифор! Это её спифор!» – поняла она. – Какой ужас, твоя рука… – он наклонился к Адель, но она поддалась назад. – Я в норме. – На тебя напал лесной мозгоед? – Да какой на хер лесной мозгоед? Вы долбанутые?! – прошипела Мими. – Ты нам поможешь, или как? Спифор не успел ей ответить – ответили за него. Утробным, злым рычанием из темноты под деревом. – Вы быстро убегаете, – неловко промолвил он напоследок, рассыпавшись в воздухе, защитив их от того, что прыжком вынырнуло из норы. Что именно – они не видели. Настолько быстро, насколько могли, бежали к школьной поляне, быстрее за защитный купол. Ади быстрее всех, не разбирая дороги, она мельтешила перед его глазами бликами света и больно била по голове. Он тащил за руку Мими, и она, сильно хромая, спешила за ним. Адель закрывала цепь, придерживая руку целой рукой и постоянно оборачивалась назад, хотя знала, что самое главное правило – не оборачиваться. – Мы забыли Урана! – с ужасом крикнула она им. – Да и хрен с ним! – ответил Ади, уже видя перед собой зелёную траву школьной поляны, чувствуя ноздрями свежий утренний воздух, с колкой приятной болью обжигавший лёгкие. И был готов сделать последний шаг на пути к свободе. Но со всей силы врезался головой в защитный купол. От удара Ади упал на задницу. Мир, не успевший восстановить свою цельную картину, вновь замельтешил перед глазами. В воздухе, на стенке защитного купола, остался отпечаток его крови. Лоб вновь засаднил. Мими споткнулась об него, подвернула раненную лодыжку, удержалась на ногах, издав только слабый писк и тоже ударилась лбом о защитный купол. – Выход в другой стороне, – сказала Адель, успевшая вовремя остановиться. Она обернулась. Ни Хаббла, ни страшного монстра видно не было. Но треск и рычание нарастали. Она ещё с секунду потопталась на месте, а потом рванула вправо. – Быстрее! Цепь беглецов перестроилась. Рука Адель теперь болталась в воздухе. Её кровь, ещё не успевшая остановиться, попадала Мими на лицо. Мими хромала и настолько быстро, насколько могла, плелась за Адель. Ади, ничего не видя перед собой и постоянно спотыкаясь, шёл по следам Мими. По кровавым следам, что оставались от её раненой правой ноги. Удивительно, но ему было хорошо. На опушке воздух был свежее, больше не пахло гнилой листвой, рассвет во всю буйствовал, и что-то заставило демона улыбнуться. Он слышал голоса. Голос Урана молил о помощи. Пожалуй, лесной мозгоед уже забрался ему на лицо и обгладывал то до костей. Улыбка Ади засияла во весь рот, и он засмеялся. Мими впереди тоже улыбнулась, лёгкий смешок сорвался с её губ. «Идиоты» – подумала Адель, но улыбнулась. А потом поняла, что ширины тропинки хватит, чтобы расправить крылья. Остальные сделали так же. Расправили крылья и помчались за демоницей. Уже на свободе, не рассчитав силу полёта, все разом не успели затормозить, кубарем покатившись по земле. Забыв о травмах, они лежали на земле, смотря на небо, впервые за последнее время собирающееся стать голубым, и улыбались. – Ну и ночь, – выдохнул Ади, приподнимаясь на локтях. – Ну и день, – отозвалась Мими, садясь и сжимая побелевшие губы от боли. Но уже другой боли. Совсем незначительной. – Ну и жизнь, – пробурчала где-то в стороне Адель, вставая на ноги. Следом, не успели они прийти в себя и стереть дурацкие улыбки со своих лиц, из леса выбросили Урана. Он, не приходя в сознание, шлёпнулся на траву, два раза кувыркнулся, покатился вниз со склона и замер, уткнувшись носом в землю. – Эпично. – Адель дёрнула бровью. – Спасибо, Хаббл, – сказала она пустоте. – Он пострадал? – Мозгоеды любят драгоценности, – ответила ей пустота, из которой тут же появился спифор. – Но без мочки уха можно прожить счастливую и долгую жизнь, я полагаю. – Ему откусили мочку уха?! Какой кошмар! – Адель попыталась сделать вид, будто ей не плевать. – Но эту штуку, которая была у него в ухе, я успел отобрать. – Хаббл поднял руку вверх, демонстрируя серебряную серёжку в форме креста. – Мозгоед остался ни с чем. – Кто вообще придумал эту чушь? Я никогда не слышала о мозгоедах, – сказала Мими. – Я. – Пожала плечами Адель. – Ну и ересь. – Мими наморщила нос. – О, не стоит недооценивать мозгоедов. Они очень опасны. Гуляя по лесу можно с лёгкостью на них наткнуться. У них мягкая шерсть, и твои инстинкты сработают, захочется его погладить и потискать. И вот в один момент ты тянешь к нему руку, а в другой он уже отгрызает тебе кисть, ловко карабкается к твоей шее, всаживает свои когти тебе в глаза, зацепляется ими за череп, а потом высасывает мозги, сжимая рот в трубочку. Хаббл немного забылся, вытянул губы, вывернул ладони тыльной стороной внутрь, расставив пальцы, и прикрыл глаза, с причмокиванием втягивая воздух. Мими поморщилась. Ади захлопал глазами, не совсем понимая, что происходит. – Эй, Хаббл, помоги мне, – сказала Адель со стороны, стоя над телом Урана. – Куда ты его? – Мими дёрнулась к ней. – В лазарет. – Круто, нам тоже нужно в лазарет. – Нет. Вы останетесь здесь. – Здесь?! – возмутилась Мими. – В смысле, идите, куда хотите. Но не в лазарет. Плевать, что вы будете делать. Но дальше я сама. – Я так не думаю, – с трудом проговорил Ади и, шатаясь, поднялся на ноги. Мими помогла ему удержаться на ногах, хотя сама чуть не падала. – Брось. У нас нет сил, – прошептала она ему. – И у неё тоже, – ответил он демонице. – Но этот дух… – Духа я возьму на себя, – решительно сказал демон, сжимая кулаки до хруста. – Мы вообще-то всё слышим, – недовольно сказала Адель. Они подняли головы и поняли, что стоят в трёх шагах от них. – Значит, ты уже знаешь свою участь, – со злобой пробурчал Ади. – Надоели. Усыпи их, – вздохнула она.***
Здание лазарета находилось отдельно от школы. Стояло почти на самом краю острова. Две палаты с тремя койками в каждой, одна смотровая, сестринская и балкончик, где под палящим солнцем медсёстры любили выпить чаю и выращивать травы для лекарств. Чем они занимались всё время – большой вопрос: происшествия, требующие особые навыки врачевания, случались раз в десятилетия. На этот случай у лазарета была припасена тяжёлая артиллерия – сестра Альба. Зачем нужны ещё две – неизвестно. Во время ежегодных проверок директор Кроули прохаживался по палатам, взбивал подушку на койке, говорил «хорошо», и больше не появлялся в лазарете ещё год. За время своего обучения Адель провела в этих стенах двадцать семь минут. Четыре минуты она потратила ещё на первом курсе, когда получила здесь склянку со снотворным, подарившим ей пару часов сна и переставшим действовать через неделю. Двадцать три – сейчас. Хотя планировала уложиться в десять. – Шепфа, и что же с вами произошло? – вздохнула одна из медсестёр. – Не дёргай рукой! Держи прямо, у меня не получится тебя перевязать, если ты не можешь усидеть на месте. – А вы каждый день видите свои кости? – Адель с возмущением посмотрела на медсестру. Ангельская мордочка вчерашней выпускницы Лечебницы имени Матери Клаудии её только выбесила. Такой хотят присунуть все первокурсники, какие только умудряются добраться до школьного лазарета. «Но даёт им та, другая» – Адель бросила взгляд на другую медсестру, школьный ромком разыгрался в голове: раненный на поле по крылоборству спортсмен-юнец попадает в лазарет с вывихом лодыжки, и думает, что влюбился. Потому что встретил Леонор. Слащавого ангела с нежными руками, так хорошенько перебинтовавших его несчастную лодыжку, что он аж замычал от удовольствия. И влюбился. Конечно, влюбился. А потом на порог взошла другая медсестра. Её звали Бланка, или как-то так. И она, на удивление, была демоном. В Аду нет ни лечебниц, ни врачевателей. Парочка колдунов и травников, придворный маг, который, конечно, мог вылечить от грибков или недомоганий, или один раз принять роды у Королевы, но в основном занимался либо ерундой, либо тайнами мироздания. Что, собственно, всегда шло бок о бок друг с другом. Но Бланка не такая. Запретный плод. От того и сладкий. Юнца-спортсмена воспитывали согласно традициям – он женится только на белокожей девушке из Цитадели или Мирабеллиона. Даже Кэор не подойдёт. Про Кальвион пускай забудет… – Бьянка. Её зовут Бьянка, – прервала сюжетный поток медсестра. – А я читаю мысли. – На её лице не осталось ни капли добродушия, с каким она принялась вправлять Адель кости. – Ну тогда тебе лучше прекратить этим заниматься. – Адель чуть дёрнулась – руки Леонор больше не казались нежными. Да и лицо её помрачнело. И кровавые ватки, которыми Адель оттирали руку, оказались не просто ватой, испачканной в крови. И отовсюду несло спиртом и лекарствами. Травами, созвучными с отравой. И до Адель наконец, без всякого веселья, дошло, что перед ней, прямо перед её лицом, маячит её раздробленная кость, которую сращивать они собрались какой-то мазью. «Хорошо, что я подумала об этой херне, а не о…» – она сбилась, посмотрела на Леонор, та подняла на неё хмурый взгляд в ответ. – «Другом». Леонор шумно вздохнула. – И я из Профилактория. – Что? – Я училась в Профилактории, а не в Лечебнице имени Матери Клаудии. – Господи, тебя что, волнует только то, что я неправильно запомнила, как вас зовут и где вы там учились?! Перед тобой сидит человек, у которого две кости торчат наружу, а за мной лежит человек, которого чуть не убили, и тебя волнует какая-то хрень типа ваших имён и места учёбы?! Да ты долбанутая. – Что за шум? – в проходе показалась другая медсестра. – Вы тут вроде главная… – Адель выдернула руку, встала со стула, направилась к выходу. – Можете звать меня Альба. – Ага. Это же безобразие, Альба! Как можно лечить людей, когда ты сумасшедшая? Какие-нибудь тесты на профпригодность вы проходите? У неё явно проблемы с головой, это не шутки. – Прошу заметить, мы не лечим людей, а занимаемся профилактикой бессмертных. Глаза полезли на лоб. Адель покосилась в сторону Урана. Они оттерли ему лицо от грязи. Его энергия была на месте. Они торчат тут уже минут двадцать, но ни одна рана не затянулась. Та, которую называли то Бланкой, то Бьянкой, сидя на стуле рядом с его телом, рассматривала серебряные кольца на его длинных пальцах. – Он хотя бы не умрёт? – Она осторожно попятилась к выходу. – Придёт в сознание через день-два. – Этого достаточно. Адель хлопнула дверью. Сестра Альба хотела сказать что-то ещё, но не успела. Вернулась в палату к Урану, злобно посмотрела на Бьянку, та, почувствовав острый взгляд, отпустила руку демона. – Верни его кольцо, – проговорила Альба. – Я ничего не… – начала Бьянка. – Верни. – Ладно. – С сестрой Альбой лучше не спорить – можно остаться без чая. Она подошла к пациенту ближе. Осмотрела его гематомы: рассечение брови, губы, разбит нос, что-то неважное произошло с челюстью. Альба наклонила его голову в бок, ощупала подбородок – что-то совсем не важное произошло с его челюстью. Та в ответ настороженно хрустнула. Сестра Альба вздохнула и почувствовала себя крайне неудовлетворённой. Сегодняшнее чаепитие она начнёт с кофе, с двойного эспрессо без сахара и печенья. А уже потом приступит к своему первому за десятилетие полноценному пациенту.***
– Ты спишь? – Ади ткнул Мими в колено. – Нет, – промычала она в ответ. – Как можно уснуть на крыше? – Я как-то спал. – Я не удивлена. – Ещё я спал… – В том месте, что мой отец называл тронным залом, когда вы напились с ним глифта. – Было дело, – Ади улыбнулся. – У дяди тоже было подобие трона. – Ты и там спал? – Рассказать, как мы ездили в Вельзевуловы угодья? – Как ты вышел оттуда живым?! – Секрет прост: нельзя спать с его дочерями. – А с сыновьями? – Это уже другая история. Они засмеялись. Не будь у Ади разбит лоб, а у Мими разодрана лодыжка, ни будь этого мрачного прошедшего дня, у них была бы отличная ночь. Солнце ещё не взошло полностью. Они видели его бледный шар на горизонте. От леса, из которого они вышли полчаса назад и по неясной причине отрубились сразу после прямо в траве, плыл холодный туман. Завтрак начинали подавать через сорок минут, и Мими бы с удовольствием слопала порцию оладий с кленовым сиропом и малиной. А потом насладилась тихим днём в опустевшей школе. Прошлась по коридорам, спустилась в Пандемониум, выпила пару коктейлей в Адском пойле, к обеду вернулась назад, навернула овощной салат и, не протрезвев до конца, спустилась на Землю, чтобы стащить себе новый латексный корсет. Она бы взяла с собой Вики, ей бы они тоже что-нибудь подобрали. Что-нибудь такое, что непризнанной больше не пришлось так глазеть на Люция. Это бы Люций так на неё смотрел. Но реальность такова, что завтрак она пропустит, пока они торчат на крыше, карауля Адель. Если и пойдёт к Дилитру, то только для того, чтобы он сделал что-нибудь с её ногой, да напоил её отваром. Дилитру она не скажет, но отвар смешает с глифтом, напьётся до беспамятства, и утром проснётся либо в кровати Кимейеса, либо в Ша-Дефе, и даже не будет помнить, как она там оказалась. Даже Вики уже не будет так смотреть на Люцифера. После вчерашнего уж точно никогда. И никогда не будет воровать ради него кожаный корсет. – Сэми уехал, – сказал Ади, свесив голову и рассматривая носки кроссовок. – Куда? – Мими отвлеклась. Он тоже мрачный. Даже мрачнее её. – Не знаю. Он сказал, что к родителям в Цитадель. Но я думаю, что он врёт. – Вы опять разругались? – Похоже на то. – Из-за Урана? – Он видел меня. – Он и раньше видел, как ты дерёшься. – Он видел настоящего меня, Мими. Навряд ли после такого возвращаются. Мими сглотнула. Она видела этого настоящего Ади. Не безобидного Ади, хмурого, местами молчаливого, местами такого, что и не заткнешь. Другого. Адиэля – сына Агвареса. Который готов убить Урана и Адель, который готов убить не тех, кто ему навредил, а кто просто ему не дал того, что он требовал. Зависимого от алкоголя и наркотиков. Зависимого от ярости. Погрязшего в мысли, что для существования ему нужен контроль. Что без контроля он не сможет прожить жизнь, никем не порицаемую. Что вместе с контролем нельзя прожить полноценную жизнь, и от того постоянно попадающего в порочный круг. Застрявшего между этими разными полюсами. – В Вельзевуловых угодьях ты был не настоящим? Вопрос Мими поставил его в тупик. – Или с моим отцом? Или со своим дядей? – Она разозлилась. В очередной раз. Она предупреждала, что она не Сэми. И проводить обряды поучений будет без лишних церемоний. – Я не… – Конечно, ты не знаешь. Бедный и несчастный Ади. Настоящий Ади, – она надавила на его имя голосом, точно закончила, но вовсе не собиралась останавливаться: – Настоящий Ади может проглотить бочонок глифта и не удавиться, разозлиться на парочку идиотов, набить им лица, выбить всю душу из Вельзевуловых сыновей своим членом, а потом быть кротким, молчаливым и счастливым с ангелом, встречаться с которым он начал только потому, что вновь разбил кому-то лицо. Вот это ты. И ты меня бесишь. И я хочу тебя ударить. – Ты меня не ударишь, – он улыбнулся. – Но сделаю очень больно. – Как? – Скажу, что твой план – отстой, а мой зад устал терпеть холодную черепицу. И я хочу оладьи. И в душ. И пару графинов глифта. – Это уже слишком. – Что ты ел в последний раз? – Она вновь откинулась на спину. Сквозь ветер у Ади заурчал желудок. Мими изо всех сил сделала вид, что она здесь не при чём и довольно прикрыла глаза. – Я обедал… Боги, я такой идиот! Я ел сэндвичи. – Ты ел на обед сэндвичи? – Мгм. С ветчиной. Знал бы, что будет потом, съел бы целую курицу. – Вместе с кожей? – Боги, она такая мерзкая, но я готов съесть её даже с костями… – Он вновь уткнулся взглядом в носки своих кроссовок, старался думать о грязной обуви, о саднящем лбе, но только не о еде, когда желудок скручивало всё сильнее и сильнее с каждой секундой. А потом вдруг оторвал взгляд от обуви, посмотрел вперёд и увидел, как Адель Стоун выходит из лазарета. – Мими, она вышла. Мими поднялась, заметила Адель и посмотрела в сторону Ади. – Знаешь, твой план – отстой не потому, что мы пропускаем завтрак… А я уверена! На сто процентов уверена, что сегодня они подают оладьи с кленовым сиропом, малиной и свежезаваренным кофе… А просто потому, что если она зайдёт в здание школы, найти мы её больше не сможем. Ади посмотрел Мими в глаза. Её жестокие серые глаза всё знали, но ничего не сказали ему. Его план – отстой. Но Адель пошла вовсе не в школу. Дойдя до главного корпуса, она резко свернула в сторону, прошла по придворному саду, обогнула здание, миновала холм перед стадионом, ненадолго затерялась среди деревьев в другом саду, и показалась на пороге Башни Администрации ровно в тот момент, когда ни Ади, ни Мими не нужно было подтверждений того, куда именно она направилась.