***
Центр Потвора дышал. В этом Вики Уокер не ошиблась. Зловеще пыхтел, заливался толпами народа и гамом. Каменные мостовые гнили под невысыхающими лужами. Вой проносился между узкими улицами, наполненными тенями. Если смотреть на небо снизу, его почти не видно – узкая щель между уродливыми небоскрёбами, кренящимися друг к другу. Но город жил. Мимо медленно текли толпы потворцев. Они не спешили – от влаги крылья набухают, становятся тяжёлыми. И либо они совсем сгниют, либо ты найдёшь мастера, который натрёт твои крылья. Это тяжело: нужно выехать из города, найти шахту, в которой добывают металлы, не попасться бандитам, дать мастеру что-то такое, из-за чего он согласится облегчить твою жизнь. Почти без шансов, если ты не входишь ни в одну группировку. Попытаться можно, сохранить то, что отличает тебя от людей. Жизнь станет легче, но крылья – нет. Ещё тяжелее. Поэтому потворцы никуда не спешат. Они медленные, неповоротливые, у них странная, голубоватая, чуть распухшая кожа. Они не любят соленья – в них много воды и мало запаха, этим питаются только бедняки, но каждый потворец выглядит так, точно перед сном съел по крайней мере четыре банки и имел с самого рождения способность отекать от соли. Но тут было кое-что ещё. То, что с первого взгляда не заметишь. Но то, что не уйдёт от зоркого американского взгляда юной девушки – свобода. Они были свободны. Улицы кишели ублюдками. Такими карикатурными злодеями, заспамленными по одному типажу. Все на подбор: жуткие, ободранные в драках, пьяные, затевающие новое побоище, но счастливые. Вики слышала песню. На первом этаже дома Коэнора горланил хор. Она заглянула в окно, увидела толпу мужчин, поющих хором. У неё и настроение поднялось. Слов не разобрала – те не попадали в ноты, пели на перебой, путали слова, смешивая их с невнятной речью. Селина ещё не рассказывала о политических особенностях Ада, но Вискензия была единственным регионом, где правил Совет. Не присланный чиновник из Пандемониума и даже не тот, кто, хоть и прожил на Родине всю жизнь, но всё равно стелился бы под Сатану. Сатана контролировал Потвор. Настолько, насколько можно было контролировать этот сумасбродный, забитый доверху преступниками город. В Совете, конечно, тоже одни головорезы, сражающиеся за место под солнцем. Но о солнце они не мечтали, мечтали о районах города, об улицах торгашей, о шахтах ближе к Потвору или границе Вискензии, мечтали о дороге в Маврос. О всём, на чём можно было наживаться. И они считались с населением. Его нельзя было не слушать, нельзя закрыть на них глаза или забыть о своих обещаниях. Здесь нельзя поменять своё слово. Тогда выход у тебя один – пика, всаженная в зад. И если в Совет попадал столичный чиновник, через пару месяцев тот оказывался на главной площади, освежеванный и разделанный рядом с теми, кто уже додумался подставить Потвор однажды. Она прошла только одну улицу. Пялиться на здания ей больше не хотелось. Думала идти прямо, но увидела драконью повозку. За ней и пошла. И вышла на улицу торгашей. Длинный ряд тентов закрывал товары от циклона, под ними было всё, от еды до мобильных телефонов. Древними, старыми телефонами, с кнопками и пиксельными экранами, которые никто не покупал. Но вокруг исхудавшего барашка собралась приличная толпа. – Бордель Адельмара! Кто ставит больше? – кричал голос из толпы. – Вилла Висенте! – Вилла Висенте! Принято! «Они проводят аукцион на барана?» – Вики остановилась рядом с прилавком какой-то старушки. – Ишь, разбойники! – прокряхтела старушка. – Вилла Висенте, ну конечно! Зенза, соберёшь своему сыну поминальный костёр?! Я ещё могу пускать шарики! Голубые! Нас в Вверху только семеро таких! На каждые похороны хожу! – Пошла к чёрту, Ильза! Твоего давно в Бездне Цербер дожирает! Старушка засмеялась. Морщинистое лицо поплыло в злой улыбке. На другой стороне улицы кто-то гневно ругался. Спор о Вилле Висенте не утихал. Всё шло к драке. Тот, кто поставил Виллу, получил смачную оплеуху от Зензы. Сердце Вики кольнуло неприятностями в груди. – Бесится, что её дерьмо никому не упало, – старушка заметила непризнанную. – Не лезь на рынок с говном из Сивилла – главное правило Потвора. И как только эти идиоты умудряются его нарушать? – У вас красивые яблоки, – хмыкнула девушка. – Это яйца, – старушка сморщила гримасу. – Сад Адама и Евы в другом мире, милочка. Вики округлила глаза. Красные яйца ей видеть ещё не приходилось. – Ты из чьего дома? Коэнора? Лигбета? Адельмара?.. – Ба, у Адельмара нет непризнанных. Со двора, громоздящегося за палаткой, из тёмного прохода вынырнул юноша, неся в руках ящик. С грохотом бухнул его на прилавок и уставился на крылья Вики. Может она и из чьих-то богатых домов, нашедших способ получше втирания металла, но даже тогда её можно похитить и попросить за неё хороший выкуп. – Непризнанных?.. – старушка ахнула и посмотрела на Вики, покосилась на своего внука и осмотрела улицу на наличие охраны. – Коэнора! Я оттуда пришла. Ищу портал. – Ищешь портал? – спросил удивлённо демон. – Удрать собралась? – Что?.. Старушка отчего-то рассмеялась. Залилась кряхтящим смехом и, закинув голову, рухнула на табурет. – Ба, я схожу? – Иди-иди, – проговорила она сквозь выступившие слёзы. – Попроси у Маркуса пару рыбных голов. – Окей, ба. – И шмат хлеба. – Я понял, ба. – Он кивнул старушке, вышел из-за прилавка, сделал пару шагов и застыл в ожидании. – Ты идёшь? – Он повернулся к Вики. – Куда? – Портал тебе покажу, – ответил он после недолгого раздумья. Она почему-то пошла за ним, хотя все внутренности разрывались от всаженных в них иголок и подсказывали если и не бежать без оглядки, то хотя бы заорать на всю улицу имя Люцифера. – Как тебя зовут? – настороженно спросила Вики. – Лензо, – немногословно ответил юноша. – Ты здесь новенькая? – В каком смысле? – Сколько ты здесь? – Часа три. – Ого. Как попала сюда? – Пришла. Он остановился. Внимательно посмотрел на Вики чёрными глазами. Пригляделся, не увидел ничего необычного и засунул руки в карманы. – Откуда пришла? – Из Альмитовских источников. – А туда как попала? – Не помню, – ей стало нехорошо от его внимательного взгляда. Он помолчал. Осмотрел её с ног до головы. Пожевал губу. – Ты красивая. Я один раз видел непризнанную. Она тоже ниче. Белая… или рыжая. Не помню. Меня батя отпустил с друганами в Сюонну. Три дня туда шли. И семь дней назад. – На турнир с Левиафаном? – Ну да. Слышала об этом? – Ага. – Прикольно было. Он развернулся и пошёл вперёд, ничего больше не сказав. Она неторопливо пошла за ним. – А тебе не кажется это странным? – Че странным? – Что он исчез. – Не-а. Тут все исчезают. Мы отдали сеструху Лигбету. Ну, она сама туда пошла. Три года её не видел. Другую какой-то мужик забрал. Сказал, посадит её на корабль до Болот и отвезёт в Элсан. Богатый был. Семь лет прошло, а писем, сука, так и не пишет. Я бы сам написал, но не умею. И адреса не знаю. Ба умеет писать. Но не знает адреса. Ба умная, она у Ризи была. Но ты не подумай ниче про ба… Это она Ризи всему научила. Говорю тебе. Ризи тупая, сама скоро поймёшь. Но ты Маркусу не говори, что я назвал Ризи тупой. Так-то она не тупая, но соображает туго. Вики поморгала глазами и кивнула, пытаясь сделать вид, что что-то понимает. – Лензо, проблемы? – кто-то его окликнул. Трое мужчин сидели на бочках, перекидываясь картами, и что-то пили из огромных глиняных кубков. – У тебя проблемы будут, – огрызнулся юноша. – Чья девка, Лензо? – спросили они, посмотрев на Вики. Она машинально спряталась за парнем. – Коэнора. – Давай на стакан. – Демон хлопнул ладонью по бочке, на которой сидел, и вытянул шею, высматривая непризнанную за спиной Лензо. – На троих? – А тебе, чё, три надо? – Чего они хотят? – прошептала Вики ему на ухо. – Три ещё можно, – ответил им Лензо, не обращая внимания на Вики. – Не борзей, малыш. Тощая же. – О чём вы говорите? – настойчиво шептала Вики. – Титьки-то есть. – Титьки и у твоей бабки есть. Но в её манду я не полезу, даже если мне десять бочек предложат. – Пошёл на хер, Сигард. Демоны засмеялись и махнули рукой. Лензо потащил Вики дальше, схватив за руку. – Что это было? – Ноль внимания. – Эй! Эй! Отпусти! – Она попыталась выдернуть своё запястье, но он только сильнее его стиснул. – Что ты делаешь? – Он молчал. – Да что за фигня? Ты вообще знаешь, с кем я сюда… – Лензо, приятель! – Огромный двухметровый демон расправил руки и стиснул Лензо в широченных объятиях. – Какими судьбами? – Маркус, отвали! – заверезжал юноша и забил в его грудь одним кулаком, не переставая держать Вики за руку. Вики в ужасе осмотрела двор, куда её привели. То же уродливое здание. Пыльные окна бара на первом, за стенами – мужицкий гомон, на втором этаже на влажном стекле отпечаток чьей-то худощавой задницы, странное жёлтое лицо без носа, выглядывающее с шестого этажа, приманкой для которого стал шум со двора. Какая-то женщина прошагала мимо них, бурча себе что-то под нос, злобно размахивая цветастым кринолином, и скрылась в бараках подворья. – Да что ты вечно рыпаешься, как девчонка! Ты ж большой уже! Тебе сколько стукнуло? Десять? – Двадцать пять! – Ох, ох, ох! Слышал, Вендель? Нашему малышу-коротышу уже двадцать пять! Че, Лензо, за девками пришёл? Бабка отпустила, да? – Я привёл! – Он подтащил Вики ближе к демону. – Удрать хотела. Амбал присмотрелся, окинул её строгим взглядом, заглянул за спину и дёрнул бледными бровями. – Не помню такой. – Сказала, что пришла от Коэнора. – Ну-ка, Вендель-пендель, позови сюда Ризи. – По-моему, это какое-то недоразумение, – пискнула Вики. Но прежде, чем успеть что-то сделать, её запястье перехватила огромная, тёплая и сухая рука, и она поняла, что если от прыткой, но тощей хватки Лензо она и могла избавиться, то вот от этой ей никуда не деться. – На четвёртый пойдёшь, если что, – сурово пробормотал демон.***
Люцифера пожирало плохое предчувствие. Стул под ним недовольно скрипнул, готовый развалиться от напряжения. В измотанном усталом скрипе что-то так и пищало «расслабься». Но он никак с собой не совладал. Он ждал Коэнора уже семнадцать минут и не совсем понимал, что было лучше: скрип стула или рыдания непризнанной из ванной. Но записка на столе уже оставлена, указ никуда не уходить дан, моления, чтобы она не напортачила, посланы Всевышнему, а ощущение, что всё опять пойдёт по известному месту, с каждой минутой только нарастает. Он посмотрел на часы – Коэнор явится через три минуты, а значит у него есть шанс вернуться на восьмой этаж и проведать Уокер. Но с Уокер творится что-то странное, а он однозначно хреновая жилетка и успокоительное, чтобы сказать ей что-то помимо «не ной». Его даже на «всё будет хорошо» не хватит. За этим ей к Дино или к тем другим, нездешним парням, не обделённых той толикой эмпатии, которой его, Люцифера, при рождении точно не наградили. – Здравствуй-здравствуй, мой дражайший любимый друг! Сначала в комнату вваливается коэноровское пузо, и только потом, медленно переставляя толстые ноги, появляется и он сам. – Рад видеть. – С чем пожаловал? Коэнор раскинулся на соседнем стуле. Так рядом, что Люцифер только благодаря большой выдержке не сжал ноздри, почувствовав, как от него смердит: потом, пряным парфюмом и какой-то особенной потворской вонью. – За девками пришёл? – улыбнулся Коэнор. – Нет. – Ох уж эта столичная серьёзность! Всё кратко, всё по делу. Узнаю немногословную сатанинскую породу! Ты на батю похож больше, чем я на Вельзевула. Что ты удивляешься? Мы не по крови, но по душе одной масти, ага. Как братья… Скучаю я по этому сукину сыну. – И по частям тела, – усмехнулся Люций. – Ты на моё пузо не смотри. Попробуй отожрать такое в этом захолустье. – Вельзевул тоже старается изо всех сил. – Прыти ему не занимать, – согласился Коэнор. – Но у тебя я что-то не заметил ораву детей. – В этом мы разные, – раздосадовано цокает Кой. – Я детей-то люблю… – Девочек? – Ой! Девки-девки-девки-девки… Бедные девки. Тут их столько наплодилось. Одна дура вздумала дитя родить. Приходит ко мне с голой жопой и говорит, что понесёт скоро. Я не посмотрю, что она в Эльдуре своего мужика прирезала и бежала сюда, что пятки сверкали, поедет на Болота со своим отпрыском. Ты, кстати, как, Бельфегора видишь? – Пересекаемся иногда, – Люций нахмурился, но вида не подал. – Я ж в столице чёрт знает сколько не был. Ты ему передай как-нибудь, что в Вискензии подсобят. Ну с этим… Либерандумом. – Он хотел договориться с Мавросом насчёт дерева. – Ай, Маврос… – отмахнулся Кой. – Гнилые засранцы! Тощие страхолюдины! Одно говорят, другое делают. Будешь иметь дело с Мавросом – знай, – если мавросец обещает одно, жди в десять раз меньше… А что ж, это тебя ничем не угостили? – Коэнор удивлённо осмотрел пустой стол. – Грина, дура старая, дуй сюда! – крикнул он в коридор. Грине хватило одного взгляда, чтобы заметить Принца Ада, и хватило одной минуты, чтобы накрыть стол, от которого Люцифер поначалу открещивался, а после смирился со своей участью, с недоверием смотря на вино, налитое в стальной кубок. – В Монсмортусвале мы построили пару теплиц сто двадцать две декады назад. И вот, они дали первые плоды. – Коэнор покачал непрозрачный кубок в мясистой руке. – Твоему отцу пришлось по вкусу. – Он отхлебнул пару глотков и поморщился. – Он извращенец. Пить вино, выращенное в Аду? Когда я стану правителем… – Когда ты станешь… – мечтательно растянул Коэнор, следом резко поддавшись вперёд и как-то задорно и злобно улыбнулся. – Правителем… Тебе придётся вливать эту парашу бочками, чтобы впечатлить вискензийцев. Может быть, тогда мы действительно сможем породниться. Он откинулся на спинку стула, довольно прикрыв глаза, допил всё содержимое кубка, причмокнул тонкими губами и вновь крикнул что-то неразборчивое в коридор. – Но, по правде говоря, Люций, когда ты им станешь, я угощу тебя чем-нибудь другим. Власть вкуснее любой снеди, поверь мне. – Он подмигнул Люциферу. Служанка зашуршала юбкой и вбежала в столовую с бутылкой глифта. Тихим надломленным голосом спросила что-то у Коэнора своим каким-то иноземным языком, он, перейдя на столичный акцент, отчётливо, с особой педантичностью выговаривая каждый слог, сказал ей убираться и вылить все бочки вина свиньям. – Звинам? Г-гозподин! Га ж мож? Здох-хнет ж! – Тебе отдать? Чудная идея, Грина! Или раздолбаям со двора? Может шлюхам со второго? Только проблема есть, моя дорогая. Свинью я люблю и могу зажарить, а примись я жарить тебя – от твоей старой задницы меня вырвет. Выметайся и делай, что велено! Она, ошарашенная, вяло перебирая юбкой, хороня всё звучное шуршание в своём широком цветном подоле, скрылась в коридоре. – Свиней ждёт повозка, – начал он объяснять Люциферу. – Утром они уже будут в Монсмортусвале. Подарок в честь хорошего обмена, ты понимаешь. А к вечеру парочка окажется на столах недавно разбогатевших господ. И вот тогда… – С чавком он откупорил бутылку глифта. Налил Люциферу до самых краёв, сполоснул свой кубок, выплеснул порозовевшую жидкость прямо на пол, и вновь наполнил кубок. – …Тогда эти имбецилы поймут, что значит впарить мне тридцать бочек отборного дерьма. Когда оно польётся из их собственных задниц. Коэнор расхохотался басистым грубым смехом, опрокинув голову. Не переставая хохотать, влил в себя весь кубок глифта и, жадно всё проглотив, утёр слезу с покрасневшего лица. – Постоянно реву, как девчонка! – Он ткнул толстыми пальцами в глаза, потирая веки. – Как представлю их жопы! И вновь расхохотался. – Боги… – прошептал Люций, тоже выпивая всё до дна. – Так, а ты что? – он еле просмеялся, став похожим на спелый помидор, готовый лопнуть. – Зачем пришёл? Я королевичей не видел… Сколько? – спросил он сам у себя. – А! Батю твоего недавно видел. То же самое мне сказал. Говнище! Ух я ржал. А у тебя, поди, девки, танцы, опиум, м? Ты чем занимаешься-то? Люцифер помолчал, выпил ещё один кубок и, чуть поморщившись, ответил: – Лет восемь назад к тебе должна была прийти женщина с младенцем. Беглянка из Порсиона. – Шлюха? – Не знаю. – Шлюхи ко мне каждую неделю приходят, брат. Всех не упомнишь. – Она была от меня. Коэнор задумался, сузил щёлки глаз и почесал обвисший подбородок. – Ах, да-да. Помню такую. Чёрная, глаза огромные, смуглая. И малышка у неё спокойная-спокойная. Но не в мать пошла точно. Бледная слишком. – Коэнор улыбнулся. – Люблю детей… Оди, да, её зовут? А мелкую как? Глупое имя такое… Как же там?.. Пипи? – Пинчи. – Пинчи, матерь божья, точно, Пинчи! – Ты знаешь, где она? – В Ирмгарде. На площади Элфи. Портниха, вроде. Но не шлюха, брат, не шлюха. Кто-то постучал в стену коридора. Следом на порог зашёл демон. – Извините, Господин, что прерываю, но Лензо привёл девку… – Лензо? – не понял Коэнор. – Внук Ильзы. – А, старая манда с яйцами. Ну и? – Она сказала, что наша. Но она непризнанная, а Ризи говорит, что у нас… Люцифер резко выпрямился, схватившись за край стола. Костяшки на пальцах побелели, и стул вновь недовольно заскрипел. – У нас нет непризнанных. – Как выглядит? – спросил Люций. – Белобрысая, глазастая, тощая, но задница… – Это моя.***
После Серпенса Люцифер не появлялся в Пандемониуме целый год. Его обитель нашлась недалеко от места заточения – в Порсионе. Когда-то отец на волне щедрости показал ему виллу и сказал, что она будет принадлежать ему. С условием. Условие то Люций забыл, но после Серпенса оно его и не волновало – вилла всё равно пустовала. А в служанках была она – Оди. Её полное имя – Одитея, у неё цитрусовая энергия лимонной вербены, и у них мог завязаться такой дрянной роман, где богатый мужчина влюбляется в горничную-замухрышку, но Люцифер был слишком занят собой, чтобы обращать внимание на что-то другое, напрямую не связанное с его персоной. Для Оди такой хозяин, как он – путёвка в хорошую жизнь. Садись на круизный лайнер и маши платочком идиоткам, оставшимся на причале. Но сама долго искала тот самый счастливый билет, что, хоть и не опоздала, обнаружила огромную шхуну, уже отходившую от берега, и себя на третьем месяце беременности. А потом дочь, которую к Принцу Ада нельзя никак приписать. Но к их бывшему смотрителю, длинноволосому светлому парню с голубыми, как моря Сивилла, глазами, клявшемуся ей в бесконечной любви, было можно. За что, собственно, он и поплатился жизнью. И за что жизнью поплатилась сама Оди. К Люциферу она пришла сама. Пробралась в Пандемониум с двумя котомками – вещами и ребёнком. Пришла в место, напичканное и стражами Гуфрита, и легионерами Ангвара, чтобы уговорить Люцифера помочь ей сбежать. «Ещё одна бесстрашная дура» – проговорил внутренний злобный голос. Но он ей помог. И поможет той, другой, что стоит напротив и ошарашенно молчит. Он думал, как бы ему её не прибить. Он думал, что глупее этого человеческого недоразумения быть ничего не может. Он думал, что у неё, пожалуй, нет мозгов. Их она потеряла, раздавила, случайно высморкала через нос. Их выдуло ветром. Их не было от рождения. А иногда думал, что всё сложилось как нельзя лучше. И думал, что этой сигареты ему точно не хватит. – Ты чем, блядь, думала? – он начинает тихо, что Виктории приходится напрячь слух, чтобы услышать, что он там говорит. – Какая чёрная дыра зияет в твоей башке, что ты решила свалить сама? Это не твоё сраное бостонское гетто, это не Поднебесье и даже не Пандемониум. Ебучий отшиб мира, и даже черти не в курсе, что бы тут с тобой сделали, не угоди ты в руки тому идиоту, что притащил тебя назад. – Прости, – еле слышно пищит она. Она и не думала ни о чём таком. Озлобленная вылезла из ванной, озлобленная пялилась в окна, озлобленная вышла из дома Коэнора и мечтала об одном – никогда его больше не видеть. – Они хотели продать меня, Люций! – она начинает трепетать. Голос её подводит, и Уокер чуть ли не визжит. – Сделать меня шлюхой! Отослать на четвёртый этаж! А этот мальчишка сказал мне: «Увидимся, крошка. Буду приходить к тебе в гости». Господи, я так рада тебя видеть! Она на него набрасывается, душит в объятиях, сигарета выпадает из его руки, и Люцифер, не зная, что с этим делать, хлопает её по голове, полностью проседая в собственном гневе, чувствуя внутри, что отчего-то полностью с ней солидарен – он тоже жутко рад её видеть. – У меня вся жизнь перед глазами пролетела, – лепечет Виктория ему в рубашку. – Вот ты ходишь в школу и церковь, вот поступаешь в колледж, а вот ты два месяца, как ходячий труп, и становишься той, кем ещё можешь стать в этом безнадёжном мире, – проституткой. Она слышит какой-то стук в его груди – это отдалённо напоминает, что у этого мерзавца есть сердце. И оно бьётся. И бьётся как-то тревожно. И сквозь стук она слышит что-то ещё, подобное на выдох облегчения. – Если я говорю тебе оставаться и никуда не уходить, – шепчет он ей в затылок, – то ты должна меня слушаться. Потому что говорю я тебе это не просто так. Ты понимаешь меня, Уокер? – Мгм. Внезапно его рука сползает по её плечу, оказывается под крыльями и плотно прижимает к телу, а щетинистая щека трётся о её бестолковый лоб, и губы оставляют на виске еле ощутимый поцелуй. Там и радость, и бедствие. И сущий кошмар, и небесная блажь. Всё в одном. Всё в одной. Не бесполезная финтифлюшка, купленная на распродаже, а тот лосось, что сам выпрыгивает на тебя из кустов черники. И ты уже в нём. Утопленный по уши. Да и против черники ничего не имеешь. И как-то Люциферу почудилось, что финал его уже близок.***
– Она феминистка? – Уокерский стыд и страх сдувает ветром, разменивая на новую порцию беспечности. От рук она не отбивается, идёт послушно следом, но пялится на демонов огромными голубыми зенками, вызывая волну презрения и неприязни. И если, пройдя одну улицу, она умудрилась быть чуть ли не похищенной, то здесь, не будь она в компании Дьявола, её бы давно линчевали. – Она болела. – Чем? – В недоумении она округляет глаза и усерднее рассматривает латунный мемориал. – Трудолюбием. – Коротко, ясно, не понятно. – В Вискензии женщины занимаются либо торговлей, либо торговлей телом. Стремление Элфи к другой, ручной работе восприняли за болезнь и закрыли в лечебнице. Ничем хорошим это не закончилось. Она оказалась говорливой. – Она мертва, да? – Вики расстроенно поджимает губы – воспрянувшая духом вновь отправляется в спячку. – Она подняла женщин на бунт, но до финала своего триумфа не дожила. С тех пор в Аду знают, что женщины – существа мстительные, коварные и опасные. Вики ещё раз посмотрела на замурованную в памятник Элфи. Она не из красавиц. Волосы затянуты в простонародную косу, вплетённую в затылок. Контур лица не ограничивается строгими линиями. В глазах, несмотря на их полную неподвижность, есть напор, с каким смотрят, берут и делают. И эта женщина явно делала. Точно, со страстью и упорством. Вышибала широким лбом любые двери, выбивала грубыми башмаками, топталась на всех порогах, и, быть может, могла и войти, если бы родилась в нужном месте и в нужное время. Люцифер думал иначе. Она красивая, безобразная в идеальности. Упорная – без вопросов. Она хранит в себе все ужимки простолюдинок и подлые приёмы всех коварных женщин, грохот топчущих чужие сердца башмаков и звон, с которым вылетают двери, скрывает за чудовищным подолом задницу, приманивающую беды, и тот хитрый прибор, какой-то жуткий магнит, которым, рано или поздно, притянет к себе. Он почти уверовал в это, себя убедил, сгенерировал в голове образ, голос которого точно стоит посадить за сталкерство. И смотрел на Уокер. Пялился без стеснения и никак не мог оторваться. А потом быстро увёл взгляд, когда она к нему повернулась. – Пойдём, – коротко бросает он. На входе сидела белокурая девчушка. Сейчас ей восемь лет, и как она выглядела при рождении Люцифер не имел и понятия. Из материнского в ней только огромные чёрные глаза и кислая энергия, а ещё сухой скупой взгляд на окружающий мир – это легко заметить. Он смотрит на неё, но ничего не говорит. Просто отворачивается и собирается войти в витражную дверь с колокольчиком, что приветливо звенит. Работа у Оди непыльная. Заказов навалом, жить можно прямо в мастерской. К ней она стремилась пять лет, работая у богатых господ, основная работа заключалась в харчах для проституток. Ели они не много, платили травмированным детством её ребёнка и бессонными ночами, сопровождая всё неутихающими аккомпанементами скрипов и стонов. Этими ночами она и подрабатывала, кроя неприличные наряды, залатывая чужие пеньюары, разглядывая пятна крови на чьих-то портках. С этим багажом знаний они и переехали из борделя в место поприличнее, прихватив с собой спрос на ту же безобразную униформу профурсеток, но добавив в новое жилище заказы на широкие подолы. – Привет, – Люцифер здоровается с женщиной в углу за столом. Она медленно поднимается со стула, бросает последний взгляд на кройку и оборачивается на него, умолкая, не сообразив даже приветствия. – Неожиданно, – хмыкает демоница и удивлённо разглядывает за его спиной существо, которое никогда до этого не видела, – непризнанную. – Я по делу. – Ладно. Она садится назад. Люций подходит к ней ближе, но на него она больше не смотрит – намного интереснее для неё это нечто, ворочающее головой из стороны в сторону, с серыми крыльями. – Из напитков у меня вода и кофе. Угостить нечем. – У вас красивые платья, – вещает незнакомка. – Спасибо. – Мне нужна информация, Оди. – Он наклонился к её столу, присел на кушетку, что стояла рядом. – Не спросишь, как дела? – Не спрошу. – Не меняешься? – Вижу, что в порядке. – Работы для тёмного пророка в Потворе нет. А если вскрывать чужие тайны… Ну, ты знаешь. Голова с плеч, кишки наружу… Поэтому приходится учиться. – Она задумчиво постучала пальцами по столу, прикусила губу, вспомнила давнюю влюблённость. – Но я справляюсь. Спасибо… Ещё раз. Он отвернулся – непризнанную захлестнуло любопытство тканей и кроек. Девичьи глаза утонули в цветных шелках и бархате. Никакого интереса до их разговора она не проявляла, одёргивая подолы платьев на манекенах и любуясь вышивкой. – Твоя семья продавала слёзы? – На этом состояние не сколотишь. – Кроме одного заказа. – Хм. Да, – согласилась демоница. – Но давно. Они платили алмазами. – Кто? – Демоны из Ша-Дефа. – Ты должна была участвовать в создании Чаши Пророков. – Это вопрос? – Утверждение. Я знаю, что должна. – Да… Ладно. Отец не знал, что ему делать. В Порсионе только чёрный рынок, да грабежи, а слезами чёрных никто не интересуется. Искателей тайн прошлого в Аду немного. Тяжело не знать ответов на загадки старых времён, когда живёшь тысячелетиями и сам всё видел. Отец частенько ездил в Каньон, подрабатывал в шахтах, но возвращался оттуда сам не свой. Та хтонь, которая там ошивалась… Он чуть не спятил тогда. Родиться тёмным пророком, не имея толкового физического дара, – проклятие. Он ещё не успел полностью завязать с этой работой, как с ним решил поговорить Мамон. И предложил работу – слёзы. В Порсионе нас было немного, но прилично. Прилично, чтобы удовлетворить такого богатого господина. Но оказалось, что он ищет пророков по всему Аду, чтобы сделать какое-то устройство, которое будет заглядывать и в прошлое, и в будущее, и в настоящее. – Ты видела ангелов? – Нет. Только других тёмных из Порсиона. Парочку из Гуфрита, двух или трёх из Ангвара, несколько из Скина. Какой-то чудак притащился аж из Мавроса и провёл в Порсионе четыре года, прежде чем уехать. Мы каждые выходные ездили в Ша-Деф. Давили из себя эти чёртовы слёзы всю неделю, а потом тащились в Ша-Деф, получали крохотный камень и возвращались назад. И я, и отец. До сих пор могу театрально зареветь и ничего не почувствовать. Выкачал он из нас прилично. – А другие пророки? Где он брал слёзы светлых и непризнанных? – Ну, слёзы светлых легко достать. И его часто не было. Чёрт знает, куда он мотался, но застали мы его только пару раз за два года. Мы два года продавали ему слёзы, Люций. И только три раза видели его у себя. Слухов была тьма. И такие, что уши вяли. – Расскажи. – Тёмные слёзы найти легко, светлые тоже, если есть средства и портал в Поднебесье, но серебряные... Где их взять? На огромный город наберётся чуть больше дюжины пророков, будь то Пандемониум, Ангвар или Порсион. Дюжина! А сколько из непризнанных станут пророками? Один в столетье? Два? Три, если повезёт? – Но Мамон справился. – И никто не знает как! У него прямо перед носом шептались, что он штампует непризнанных печатью, а если те не подходят, пускает их на убой. А он никак не реагировал, пихал эти камни направо-налево, и молчок! – Вы про отца Мими говорите? Из-за манекена, удивлённая и шокированная, торчала голова непризнанной. – Про него, милая. Страшный мужик, в общем-то. Но платил щедро. Да и в принципе… В конце концов, какому демону не плевать на непризнанных? – Оди пожала плечами. – Поэтому его и любили, а слухи заглохли. – Ты никогда не видела Чашу? – Мы дали, сколько смогли. Энергии ушла уйма, и восстанавливались мы с отцом больше года. Когда хотели вернуться, лавочка уже закрылась. Больше ничего про неё известно не было. Через пару сотен лет кто-то заговорил, что он её таки сделал и отправил на Болота, но никому уже и дела-то не было. Но я знала про Поднебесье, знала, что она там. Но это всё. – Спасибо, Оди. – Он встал, поблагодарил её, кивнул непризнанной на выход и сам уже собрался уходить. – Люций… Что-то случилось? – Нет. Непризнанная доклад пишет. Собирали информацию из первых уст, – соврал Люцифер, осматриваясь вокруг. – Ну да, конечно, – не поверила демоница. – Я куплю у тебя это. – Он подхватил чёрную женскую накидку и повесил себе на локоть. – Капюшон безокого? Не купишь. – Не на продажу? – Заберёшь просто так, – мягко улыбнулась демоница. – Ты крайне щедра. – Прощай, Люций. – Прощай.