Шляпа Годрика Гриффиндора

Неторопливо текли один за другим теплые осенние дни. Воздух становился прозрачнее, деревья все больше оголяли свои ветви, и эта природная неспешность шла диссонансом со школьными бурными буднями. Заледеневшие статуи преподавателей так и не удалось расколдовать, и Гермиона совсем потеряла сон, думая о том, возможно ли, что это они со Снейпом повинны в этой беде. Она читала все, что могла, и пол её комнаты снова был весь исписан сложными схемами и вычислениями. Котенок Трофей носился по ним, ловя солнечные лучи и стирая цифры и формулы. Кто его знает, как именно проявляется пошатнувшее магическое равновесие. Что это за штука такая: «магическое равновесие», тоже было непонятно. В книгах находились только уклончивые угрозы и невнятные рассуждения, и Гермиона пришла к выводу, что за тысячу лет ни один волшебник всерьез не озаботился этим вопросом. А зачем? Великие дети Гриффиндора и Слизерина никогда не сочетались законным браком. Обыкновенные волшебники — быть может. Был ли Снейп великим? А Гермиона? Умненькая выскочка с блестящей памятью, не больше. Выдающаяся, вот что можно про неё сказать. Где же та грань, между величием и посредственностью, которую заложил в своем проклятии Салазар? Нет, она себе льстит, считая, что 16 пункт её касается. Тогда что творит Снейп, отгораживаясь от Гермионы этим «положением о магических семьях», как щитом. А может, дело в другом? Она ему не нужна, а тут такой шикарный предлог? Он просто расчувствовался в прошлом году, и теперь нуждается в своем привычном одиночестве, а вовсе не в двадцатилетней влюбленной дуре. Это пугало куда больше, чем какое-то там проклятие давно мертвого Салазара. Ко всем прочим несчастьям прибавилась еще и паранойя: теперь Гермионе все время казалось, что окружающие смотрят на неё с опаской и осуждением, и в каждом неловком взгляде или сомнительной интонации она искала обвинение: это она виновата в бедственном положении Помоны Спраут и Горация Слизнорта. Это бесконечное самоедство привело её к практически полному уединению. Снейп же был мрачен, язвителен, лихо снимал баллы с факультетов и бросал едкие замечания в учеников, словом, вел себя, как обычно. Появлялся только на уроках, в свободное от занятий время исчезал в своих подземельях и без повода носа оттуда не высовывал. Однажды он появился в классах с царапинами на лице, а на вопрос МакГонагалл, что стряслось, ответил хамски: — Кошка поцарапала, профессор. Вы же знаете, как я ненавижу этих тварей. МакГонагалл, чья анимагическая форма была именно кошкой, справедливо приняла слова зельевара на свой счет и долго с ним не разговаривала. Спустя неделю он начал сильно подволакивать ногу, но больше желающих расспрашивать Снейпа не нашлось. Гермиона стискивала зубы, отворачивалась, отмалчивалась, несмотря на терзавшие её беспокойство и муку от непонимания и незнания происходящего. Однако, такая дисциплинированность не принесла итога. Более того: на школу навалилась новая напасть. В середине октября все стали отмечать, что еда стала невкусной и холодной, пыль завоевывала прочные позиции в замке, а углы щедро обрастали густой паутиной. Складывалось ощущение, будто эльфы работали спустя рукава. Но эльфы не могли работать спустя рукава, потому что это было совершенно чуждо их трудолюбивым натурам. Да и рукавов у них не было. Дорогу на кухню Гермиона могла найти с закрытыми глазами. Вниз в подземелья, мимо мрачных комнат Снейпа, спокойно, спокойно! Груша на картине привычно захихикала от щекотки. На кухне царило уныние. Эльфы не суетились, надраивая посуду, не подбрасывали в воздух золотистые румяные оладушки, они не бросились к гостье, предлагая наперебой тыквенный сок, яблоко или кусочек торта. Вместо этого они сидели кружочком, понурив свои большие головы. Гермиона кашлянула. Эльфы посмотрели на неё рассеянно, потом крошечный домовик, одетый в отличие от прочих, не в полотенце с символикой Хогвартса, а в полосатый шарф, сказал печально: — Тоже пришли жаловаться, мисс? — А приходили? Из кладовой высунулась раскрасневшаяся мордашка Винки. — Профессор Минерва была. Говорит — безобразие! А как не быть безобразию, когда плиты сами по себе гаснут, вода превращается в лёд прямо в раковине, а соль вдруг становится сахаром. Мы тут совсем с ног сбились! — Но ваша магия… — Молодая мисс смотрит прямо в суть! — восторженно вскричал домовик в полосатом шарфе и попытался припасть к её руке с поцелуем, но девушка увернулась и ловко поставила его на табуретку, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Расскажи, — как можно мягче попросила она. Глаза домовика увлажнились. — Наша магия исчезает, — сказал он трагично. — Это же отличная новость, она многое объясняет, — объявил Винсент Прайс и заулыбался, вполне довольный собой. – Мне, по крайней мере, все стало понятно. От такого сообщения даже невозмутимый Снейп запнулся. Целых пятнадцать минут профессор пытался рассказать директору о том, что происходит во вверенном ему учреждении. Пытался рассказать, надо отметить, очень своеобразно: так, чтобы никто ничего не понял. Выглядело это примерно следующим образом: «Ну, давным-давно, когда основатели были живы, произошло кое-что, и Вильсемиурга Слизерин стала Шляпой, а прошлой весной случилось что-то другое, и теперь школа в опасности». Гермиона заслуженно считала себя умным человеком, но даже она запуталась. А вот Прайс взял и всё понял. Удивительно. — Простите? — с арктической вежливостью уточнил профессор. — Мне всё стало понятно, почему Вильсемиурга такая! Ей же всего пятнадцать! — пояснил директор Хогвартса и закивал, отчего Шляпа на его голове затряслась. Гермиона поспешно сделала глоток чая из кружки, спасаясь за фаянсом от уничижительного взгляда Снейпа. У Северуса были причины так смотреть. Он вообще не собирался ничего рассказывать Прайсу, но Гермиона настояла. Они скандалили минут пятнадцать, приглушенно шипя друг на друга. — Ты обещала не вмешиваться! — Я и не вмешиваюсь. Но он директор школы… — Ну вот пусть и выясняет всё сам. Раз директор. — Профессор Снейп! — Мисс Грейнджер! В итоге, они все-таки пришли к Прайсу, раздражённые друг другом сверх всякой меры. Винсент слушал Снейпа с интересом малыша, которому няня рассказывает сказки. Про то, как Вильсемиурга Слизерин влюбилась в Годрика Гриффиндора. Про то, что Годрик был «самовлюбленным болваном и позволил девочке взрастить это чувство» — ох уж эти интерпретации Снейпа. На этом месте Гермиона чуть не поперхнулась чёрствой плюшкой. Он что, теперь перекладывает на Годрика вину за свои отношения с Гермионой? А теперь, оказывается, что из всего вороха самых разных фактов, Прайс услышал только о том, что его Шляпа на самом деле — пятнадцатилетняя девчонка. Прав был Снейп, не нужно было ничего рассказывать этому директору. — Всё было совершенно не так, — заявила Вильсемиурга, и её поля слегка покачнулись. Почему-то никто не подумал, что ей тоже есть что рассказать. Прайс стянул головной убор со своих сияющих белизной волос, положил его на стол. — А как? — спросил он, рассеянно поглаживая потёртый фетр. Шляпа дёрнулась, будто пытаясь отодвинуться, но, конечно, ей было это не под силу. — Салазар был хорошим, — сказала она недружелюбно. — Салазар был хорошим, и Годрик был хорошим, они просто были разными, а ты теперь Шляпа, да? — Мой внешний вид вас не касается, — отрезала Вильсемиурга. — А вы, — обратилась она к сидящим за столом напротив Прайса визитерам, – вы, двое, пожалуйста, не приближайтесь друг к другу ближе, чем на метр, а то не миновать беды. — От того, что два человека занялись сексом, равновесие пошатнется и рухнет мир? — рявкнула прямолинейная Гермиона, любящая абсолютную ясность формулировок. Снейп и Прайс одинаково вздрогнули, будто она произнесла что-то в высшей степени неприличное. — Типа того, — буркнула Шляпа. — И что же случится тогда? Шляпа явно недовольно пошевелила полями. — С магами Британии случится то же самое, что с домовыми Хогвартса, — скрипуче сообщила она. Наступило тяжелое молчание. Гермиона дернула себя за кудрявую прядь, словно пытаясь протрезветь после нескольких стаканов огневиски. — Не ошиблась ли ты с распределением? — спросил Винсент у Шляпы. — Еще чего! — возмутилась она. — Я помню все распределения. Не было ни малейшей вероятности, что когда-нибудь… И даже с той чудной девочкой у тебя, Северус, не было шансов. А потом непоседа Том Реддл замутил войну, и всё смешалось в ваших пустых головах. — Некоторая ветошь так и напрашивается в камин, — процедил Снейп, отворачиваясь. — Нет, это несправедливо, — запечалился Прайс. — Как прикажете управлять заведением, которому каждый год наступает конец? Мне обещали стабильную работу! Гермиона не ответила, пропуская стенания директора мимо ушей. Что же получается? Они со Снейпом невольно сдвинули устои существования Хогвартса, когда объединили под одним одеялом Слизерин и Гриффиндор? Имеет ли отношение к происходящему оледенение Спраут и Слизнорта, или это слова из другой песни? И куда, черт побери, исчезает магия эльфов? За дверью послышались шаркающие шаги, и на пороге появился Аргус Филч. Гермиону поразил его внешний вид: лицо у замкового завхоза было освещено внутренним светом, словно в темноте его существования вдруг загорелась свеча. Гермиона поняла, что давно не видела Филча, и это было странно, потому что всю свою жизнь он без устали патрулировал школьные коридоры. — Пора на урок, мисс, — почтительно поклонился старик Шляпе, после чего бережно взял её и торжественно вынес прочь на вытянутых руках. — С некоторых пор я не сопровождаю Вильсемиургу в классы, — пояснил Прайс. — Как-то, знаете, меня окутал осенний сплин. Природное увядание, всякое такое… — он рассеянно хрустнул жесткой сушкой и вдруг обратился к Снейпу с по-детски жалобной мольбой: — разморозьте их побыстрее, друг мой! От такого обращения Снейп едва не схватился за палочку. От директора Гермиона отправилась в библиотеку, чтобы поискать еще книги по истории домовых эльфов. Раз уж ей велено держаться в стороне, то и пожалуйста. Она займется совсем другими делами, можно подумать, у неё нет других дел. А вот интересно, им со Снейпом лучше воздержаться от физических контактов или от эмоциональных тоже? Как, интересно, это можно вообще сделать? Выключить в себе чувства? Это зельевару легко, он собой владеет в совершенстве, научился за долгую жизнь. А она… Она будет думать об эльфах, вот что. В конце концов, это всегда помогало.